Весь сорок пятый, ждали мы с войны отца,
Тот не вернулся. Мать проплакала глаза.
А через год пришла вдруг радостная весть,
Он слава богу был живой. Знать Бог то, есть!
Как оказалось, там, в Берлине, взяв рейхстаг,
Отец повздорил с особистом. Вышло так…
А особист не унимался, всё грозил,
Ну и отец мой не сдержался. Застрелил…
Его, конечно, взяли тут же под арест.
Узнав, что жив он, мать целует слёзно крест.
«Бог даст, — мне шепчет, — как ни будь уж отсидит,
Батёк рукастый твой. Срок быстро пролетит».
Отец писал нам: «Вот за что я воевал?
За что скажите, кровь свою я проливал?!
Чтобы какой-то там гадёныш тыловой,
Меня солдата, да при всех, под зад ногой?!
Он генеральский чей-то сын был. Знаю я.
Комбат пытался ведь вступиться за меня.
Не получилось. И тогда он мне сказал:
«Я эту мразь сейчас и сам бы расстрелял…»
Отец до воли не дожил, не дотянул,
Но перед смертью, вскользь, в письме упомянул.
Что не жалеет о поступке том, своём,
К сему добавил: «И греха не вижу в нём…».
Еще почитать:
Тленное тело зимы
Неисправимое неизбежно
Тоска в разлуке
17.11.24
«
»
22.02.2024
