В свои двадцать пять лет я был легендой арены, любимчиком толпы и гордостью господина. Однако, родившись невольной марионеткой, я мечтал о свободе.
Ходили слухи, что лишь за выдающиеся бои могли ее даровать, – поэтому с ранних лет я грезил надеждами, через кровь и пот вынося изнурительные тренировки.
Гладиаторская публика кровожадна и ненасытна. Оставаясь в фаворитах, я поддерживал в людских сердцах огонь, а в глазах пробуждал искру, – время от времени выходя биться сразу против нескольких противников, за чьими спинами сформировалась слава. Но месяц назад мне довелось услышать правду, – раб никогда не сможет обрести свободу.
Ярость и отчаяние заполняли мое тело, – мечта оказалась тленом. И я на время потерял рассудок. Проклиная несправедливый мир, убил господина и попытался сбежать.
На душе клубились нотки грусти, не так давно я был любимчиком толпы. Стоя на коленях, я невольно запрокинул голову наверх, в последний раз узрев безоблачное небо. Позади меня стоял палач: такой же раб, как я. Он терпеливо ожидал с трибун вердикт, наставив к горлу меч.
Тяжело осознавать кончину, но миг настал, и я готов покинуть тело, отбросив цепи надлежащих для рабов. Не удалось сбежать, да ладно, но лишь одно сжирало изнутри. Бездумное убийство господина, послужило поводом для казни всех его рабов под овации толпы. По моим щекам стекали слезы: я не мог сдержать эмоций. Моя глупость погубила их. Нас всех отправили сюда, оставив без меча, и я, виновник торжества, остался напоследок.
По шее пробежался холодок. Рев толпы вознесся над ареной. И я упал, обхватив руками горло, заполняя кровью место под собой.
Какое-то время я находился в полнейшей темноте. Покинули все чувства: ни боль, ни мысли не тревожили меня, я словно существовал. Блуждал во тьме, не ощущая тела. Странное состояние длилось не долго и первые признаки жизни проявились резко. Вернулось дыхание: тяжелое и быстрое. Забилось сердце, в голову вдарил жар.
— Придурок, ты убил его! — вскрикнул бородатый мужик, схватив полысевшего товарища за потертую рубаху.
— Да я его легонько… — дрожащим голосом ответил лысый, пытаясь высвободится из хватки.
— Легонько?! Да ты его прикончил, ублюдок! Кто теперь за труп заплатит?! Кто?!
Моя голова шла кругом, ее охватил пронзительный звон, на лбу вздулись вены, хотелось тошнить. По виску стекало что-то теплое и густое. И я не мог пошевелиться, веревка сковало мое тело с деревом.
Приоткрыв глаза, я осознал ошибку: все вокруг двоилось и плыло. Мое тело затрясло, и рвота вырвалась наружу.
— Сизый, я же говорил, что сопляк притворяется! Отпусти! — оживленно вскрикнул лысый.
— Слава богам! — бородатый сразу отпустил рубаху товарища и спешно подбежал ко мне. — Скрипач, он жив! Правда жив! — положив свои руки на мои плечи, похититель рассмеялся. — Слава богам! Он жив!
— Успокойся, не помирал он. — буркнул Скрипач, сев у костра. — Говорил же, я не сильно его…
Преодолевая слабость, я посмотрел на бородатого, но бессилие взяло своё: разум помутнел, и я покинул мир, окунувшись в сны.
Мне казалось, это был предсмертный сон, но я очнулся. Жар перестал тревожить мое тело, лихорадка отступила. И я ненасытно задышал, заглатывая в легкие все больше соленого воздуха. Однако на очередном вдохе, меня настигло сомнение. Мой нос никогда ранее не испытывал привкус солёности. Всю сознательную жизнь я воспитывался в казарме, которая находилась в чаще соснового леса, и воздух там совсем другой. На выездных боях мне приходилось вкушать и городской, однако и там он не такой: помесь лошадиного дерьма с гнилыми яблоками на каждом шагу. Здесь же он тяжелый и резкий, но какой-то свободный и вовсе не отталкивающий. Открыв глаза, я огляделся.
Окружали меня железные прутья небольшой клетки, которая крепилась к движущейся повозке. Она ехала по лесной дороге в неизвестном направление, откуда доносились обрывистые звуки воды. Ее колеса собирали все неровности дарованной землей. Дабы не подпрыгивать на каждой кочке, я ухватится руками за прут.
В клетке, помимо меня, находились люди – юноши и, что необычно, девушки. Выглядели они так, словно было им лет по восемнадцать. На каждом была одежда присущая рабам: запачканная в грязи набедренная повязка. Не смотря на сальные, растрепанные волосы, их кожа была словно девственной – ни следов от кнута, ни клейма.
В повозке места было настолько мало, что приходилась тесниться. Да так, что, сидя в самом глубоком углу клетки, я упирался левым боком в прутья, а другим слегка соприкасался с нежной кожей девушки, которая поникшем взглядом сосредоточилась на маленькой щелке в деревянном днище. Бегло пробежавшись глазами, я насчитал семь человек. Включая меня, восемь.
Лишь единожды меня перевозили в похожей повозке, когда господин впервые повез нас на бои в небольшой городок Карген, где вечно царило испепеляющее солнце. И в ней нас было четверо!
В глаза бросилась еще одна странность. Наши руки сковывала лишь тонкая веревка, а на запястьях красовались толстые серебряные браслеты с непонятными надписями. Под ними кожа взопрела и сильно почесывалась.
Повозку сопровождали всадники в черных плащах, прикрыв лица капюшонами: десять скромняшек плелись за нами ровным строем. Спереди, скорее всего, их было столько же, если не больше. Посчитать их не получилось, любопытный взор столкнулся с препятствием: деревянная стенка, разделяющая клетку от кучера, с злорадством мешало сделать это.
В правом углу, по мою сторону, послышалось тихое хлюпанье. Повернув голову, я лицезрел обыденную реакцию: темноволосая девушка сидела на коленях, закрывая руками глаза, пытаясь сдерживать слезы. Её успокаивала пышногрудая подруга, нежно обнимая и поглаживая ее растрепанные волосы.
Напротив них сидел коротко стриженный паренек. Слегка оскалив зубы, он злобно смотрел на сопровождающих. Но лишь заметив его, мое тело странно отреагировало, словно оно било тревогу, опасаясь его.
На фоне остальных, его тело выглядело натренировано, но это не повод же пробуждаться инстинкту. За частую мои соперники на арене были в разы крупнее, но такого страха, как сейчас я не испытывал. Что же со мной происходит, не потерял же я хватку. Благо непривычное чувство сразу же исчезло, оставив ощущения, словно никогда и не появлялось.
Периферическим зрением я уловил назойливый взгляд, который наблюдал за мной. Принадлежал он смазливому юнцу с золотистыми волосами: их форма напомнила мне гвардейские шлемы. Он сидел напротив меня, нахмурив светлые бровки.
— Все-таки выжил. — сказал он, поймав мой взгляд. — Боги одарили тебя крепкой головой, но позабыли заложить крупицу самосохранения.
— Я тебя знаю? — ответил я не своим голосом. Раньше у меня был низкий, а показалось, что ответил баритоном.
— А ты не помнишь? — высоко подняв свои бровки, спросил он.
— Нет.
— Последствия удара… — задумчиво произнес он. — Я Маркус, познакомились на распределении.
Таков тип людей знаком мне хорошо. Его хилое тело и излишняя разговорчивость выдали натуру. Когда человека насильно забирают в рабство, он невольно замыкается в себе, отстраняясь от всего вокруг, пока не адаптируется под обстоятельства. Но этот парень, оказавшись в клетке, пропустил этап отчаяния, пытаясь найти для себя выгоду в знакомстве с более сильными людьми. Таким личностям нельзя доверять.
Однако услышав его имя, моя голова взвизгнула от боли, и я инстинктивно согнулся, прижимая руки к теплому лбу:
— Что за распределение? — сквозь зубы прошипел я, подпрыгнув на очередной кочке.
В этот момент в мою голову обрывками начали влезать странные воспоминания. Воспоминания чужой жизни. Я вспомнил. Вспомнил Маркуса Генда из семьи лекарей, и распределение по группам, которое проходило в Краус, городе магов.
Вскоре боль исчезла, так же резко, как и пришла, не оставив ни отголоска баловства. Но чужие воспоминания остались.
— У тебя явно амнезия… — заключил Маркус, дождавшись, когда моя боль пройдет. — Я бы смог тебе помочь, однако браслеты этому воспрепятствуют.
— Ты же… Маркус Генд, лекарь?
— Неужели, вспомнил. — с легким удивлением сказал Маркус. — Лишь в одном поправлю, учусь на лекаря.
— Почему браслеты, а не веревка?
— О чем ты?
— Веревка сковывают твои руки, а не эти украшения. Так чем же тебе мешают они?
Маркус ответил не сразу. Пол минуты он выдерживал молчание, пока я терпеливо ожидал ответ, рассматривая его редкий цвет волос. И лишь шум колес, копыт и тихое хлюпанье, царили вокруг, начиная постепенно меня раздражать.
— Посмею уточнить, у тебя амнезия редкой формы. Ты быстро вспомнил меня, человека с которым знаком несколько дней, но не помнишь, аристократическую основу, магию. — прищурившись, сказал он. — В семьях ее изучением занимаются с детства, поэтому при обычной амнезии у тебя должна была остаться о ней память. — сделав глубокий вдох, Маркус продолжил. — Лекари, вышедшие из простолюдинов, лечат людей при помощи различных трав и инструментов, но мы отличаемся от них. Каждый из аристократов обладает Катой, особой энергией, которая преобразуется в магический поток и, если уметь ей управлять, можно лечить без применения трав и вмешательства инструментов. А эти браслеты наделены силой, что блокируют магический поток. Мои способности сейчас запечатаны.
Я сидел, широко раскрыв глаза. В голове все вывернулось наизнанку, а в мыслях гулял единственный вопрос: «Что ты несешь?». Но задать его не осмелился, вместо этого опустил голову вниз, посмотрев на свое тело. На месте прочного пресса у меня оказался плоский животик. Посмотрев на руки, я впал в легкую панику. Кожа изнеженная и нет на ней ни шрамов, полученных в боях, ни клейма гладиатора, которым в свое время гордо носил на предплечье. Всего этого не было, как и крепких мышц на руках, что были сделаны во время изнемогающих тренировок – заместо них я увидел лишь кости, да кожу. Это тело не мое!
— Сочувствую твоему состоянию. — слегка поматывая головой, сказал Маркус. — Могу показаться грубым, но, если ты не помнишь саму концепцию магии, то не сможешь использовать ее и окажешься для похитителей бесполезным…
— Бесполезным? — через силу выдавил я, продолжая изучать свое тело.
— Да… Когда ты довел до бешенства одного из исполнителей и получил кулаком по виску, то его сильно отчитал приятель. И тогда его словесный гнев даровал нам их мотив. Существуют третьи лица, которые коллекционируют людей обладающих Катой. Нас всех везут на черный рынок, чтобы продать за несколько повозок золота. Но, если ты утерял память и не помнишь, как управляться силой, то будешь для них бесполезным…
— Тогда скажи, какая у меня сила? — взглянув на него, спросил я. — Быть может вспомню.
— Не знаю. Вступительные экзамены проходили для каждого отдельно. А когда мы впервые встретились, то после того, как я представился и протянул руку, ты лишь, извинившись, опустил взгляд и куда-то ушел… Я и представить не мог, что люди, потерявшие память, так меняются. Сейчас ты выглядишь не как забитый мальчик.
В ответ я лишь пожал плечами, желая на этом закончить.
Разговор с новым знакомым прояснил для меня несколько вещей. То, что сейчас происходит – не сон, и то, что я переродился – не предсмертный бред. Моя душа перенеслась в тело убитого аристократа. Однако судьба решила поиграться, и вот я снова в рабстве…
Уходящие вдаль деревья перестали мерцать за спиной Маркуса и за место них показался обрыв, за которым растелилась живая вода. На ее поверхности было много длинных выпуклостей, которые приближались к земле, периодически показывая белую горбушку. И бьющийся звук воды с отголоском шипения величественно проносился в ста метрах от повозки. По коже пробежался легкий прохладный ветерок, отдающий влажностью.
Из памяти вылез образ моря, который принадлежал бывшему хозяину. И вместе с ним всплыли детские воспоминания. Как в шесть лет отец впервые повез его с четырехлетней сестрой на море. Как волны полностью поглощали его маленькое тело и толкали назад на золотистый берег. Как он не мог подняться несколько секунд, пока соленая вода уходила обратно. И как сестренка искренне смеялась над братом, которого притягивало к мокрому песку.
На моем лице блеснула улыбка и я ностальгически произнес:
— Море…
И тут я убедился – с воспоминаниями передаются и чувства. Но это воспоминание одарило меня настоящей, своей улыбкой. За двадцать пять лет и не вспомнить превосходящих красот, что увидел сейчас…
— Да… — поддержал меня Маркус. — Нас точно не найдут за морем…
— Нас кто-то ищет?
— Конечно. Лучшие в своем деле. Мы же дети высшего круга, наше похищение большой удар по престижу страны. Но за этим морем не людская земля…
— Не людская?
— Я уже и забыл, что ты лишился памяти. — ухмыльнулся Маркус. — Сам не знаю. Такие знания поведывали бы нам на третьем курсе. Ходят слухи, что обитают там жуткие монстры, которых не представить даже в самом страшном сне… — выдержав загадочную паузу, Маркус продолжил зловещим тоном. — Они пожирают молодых девственников с белыми волосами, не оставляя ни косточки!
Не обращая внимания на его причуду, я уточнил:
— Родители тоже не рассказывали или ты просто не интересовался?
— Нет, это строжайший секрет. Простолюдинам говорят, что за этим морем край земли. Но, как-то раз, в детстве, я проснулся ночью и пошел в уборную и услышал разговор, где говорилось про какую-то угрозу, исходящую с этого моря.
Маркус умолк, и я ожидал продолжения, подумав, что это его очередная пауза, но ничего не последовало. Тогда я уточнил:
— И? Что ты еще услышал?
— Ничего. Служанка проходила по коридору и застала меня не спящим. Отвела в постель и прочитала ска…
В этот момент повозка резко остановилась, оборвав Маркуса на полуслове. Те, кто сидели сбоку, навалились на меня, прижав к прутьям.
Мы обменялись с Маркусом взглядами, и я узрел страх на его лице. Все-таки его болтливость – это признак, выражающий переживания, которые тот пытался скрыть. Он никогда не был в рабстве и не ведает, что же будет с ним в последствии. Я же другой, родился в нем и вырос. Это меня не пугало, в отличие от того, что я выдаю себя за другого человека…
Клетку со скрипом отворил один из сопровождающих, по всей видимости главный, и хриплым голосом приказал всем выходить. Я выпрыгивал последним, поэтому смог лицезреть неуклюжесть присущую новому знакомому. До земли было метра полтора и это стало большой проблемой для Маркуса. Средь минуты он испытывал терпение сопровождающего, с опаской смотря вниз и не предпринимая никаких действий, словно погрузился в ступор. Но вскоре стесняшка не выдержал и хлёстко ляпнул Маркуса по ноге рукой.
— Быстрее, тугодойный! — рыкнул он.
Это сразу же подействовало. Маркус вышел из ступора и начал принимать попытки спуститься. И через минуту он был уже на земле. Сопровождающий отвесил Маркусу увесистую оплеуху и, гаркнув, приказал ступать к нашим.
А они стояли рядом со входом в огромный шатер из красной ткани. Позади него был песчаный спуск в море, где на воде стояло что-то большое: деревянная махина с двумя палками по середине, на которых развевалась большая красная ткань с рисунком девы пронзенной копьем. Корабль – подсказали мне чужие воспоминания.
Когда мои ноги коснулись земли, то я заметил, что главный сопровождающий на голову выше меня. И запах, которым он обладал, напомнил мне городской… Сморщив нос, я присоединился к ребятам.
Мы стояли у входа в шатер двумя колонами. Справа от меня был Маркус, который погрузился в себя, успев осознать свою участь. Не проронив ни слова, стесняшки построились в шеренгу позади нас.
Мой подсчет завершился. Всего их двадцать два человека. Девятнадцать в шеренге, два у входа и главарь, который сейчас зашел в шатер.
Прошло около десяти минут, когда он оттуда вышел:
— Вы, — сказал он, ткнув пальцем в первую пару. — За мной.
Через минут десять, главарь снова вышел из шатра, но один: те пары, которые уже зашли, больше не выходили. Мое сердце слегка сжалось, но лицо не дрогнуло.
Ожидание все больше давило на нервы. Очередь дошла до нас с Маркусом спустя минут тридцать. И вот из шатра показался главарь, приказав нам следовать за ним. На этот раз его плащ был запачкан кровью.
Изнутри шатер казался не таким большим, как снаружи. В нем царила полутьма, лишь десяток свеч не давали ему уйти во тьму. Сопровождающий довел нас до центра и сразу же, словно пугливый мальчик, отошел в сторону, где тень поглотила его тело.
Перед нами, в нескольких метрах, стояло три стула на котором сидели люди. Слева расположился бледнокожий юноша с укороченной шеей. Из его кольчуги выпирала синяя рубаха, лишней тканью прикрывая мешковатые штаны такого же цвета. В руках он держал кривой кинжал с золотой рукояткой, который с интересом рассматривал. Увидев нас, он по-дурацки ухмыльнулся.
На среднем стуле сидел седовласый старик с морщинами на все лицо. Его дряхлое тело окутывал потертый, уже совсем не черный, плащ, который был ему совсем не по размеру. Он увлеченно смотрел на нас, словно чего-то ожидая.
Справа, закинув ногу на ногу, сидела девушка с длинными красными волосами, забранными в хвостик. На ней была белая рубаха, аккуратно заправленная в коричневые штаны в обтяжку. За спинкой ее стула выглядывал эфес меча, на который она склонила голову, без малейшего интереса на происходящее, смотря куда-то вверх.
— Головы вниз. — приказал старик, поднеся ладонь к короткой щетине. И мы беспрекословно послушались, хотя Маркус на секунду замешкался. — На каждый вопрос отвечаем быстро, не поднимая глаз. За непослушание будете лишены жизни, все поняли? — Мы одновременно ответили кивком. — Золотистый, как звать?
— Маркус… Маркус Генд.
— Генд… Незнакомая фамилия… — произнес бледнокожий, на миг оторвав глаза от кинжала. — Пять золотых.
— Какой магией владеет твоя семья? — продолжил старик.
— Л-лечения. — замялся Маркус. Ему явно было не по себе.
— Второсортный? — отстранено произнесла девушка.
— Н-наша семья владеет с-сильной Катой.
— Я спросила прямо, ты второсортный?
— Н-нет, я не стал исключением. — голос Маркуса дрожал.
— Десять золотых. — произнес старик.
— Пятнадцать. — сказал бледнокожий, кинув Маркусу в ноги свой кинжал. — Проколи руку.
— Но… Я еще не способен лечить глубокие…
— Отменяю ставку. — покачав головой, сказал старик.
— Шесть золотых. — не отступил бледнокожий. — Порез.
— Но я никогда не пробовал лечить свои раны…
Услышав последний ответ Маркуса, я разозлился. Кровавое пятно на плаще стешняшки было не спроста.
— Давай же! — рявкнул из тени главарь.
Маркус аж дрогнул и незамедлительно ринулся исполнять приказ дрожащими руками:
— Но веревки…
— Разрежь! — с большей яростью крикнул главарь.
И Маркус весь затрясся, побледнев. Он разрезал веревки и неуверенно занес острие кинжала над своей рукой. Сделав разрез, его кровь вышла наружу и начала растекаться. В этот момент старик поднял правую руку и браслеты, блокирующие Кату, упали на пол.
Маркус сразу же приложил ладонь к ране, прикрыв глаза. Через несколько секунд вокруг руки образовался зеленый свет, от которой повеяло теплом. Через минуту кровь остановилась, затвердев. Неужели это и есть – магия?
— Десять золотых. — вновь открыл ставку старик. — Не больше.
— Пятнадцать. — поднял бледнокожий. — Руфус, отсчет.
— Пятнадцать золотых. Раз. — активизировалась стешняшка.
— Сестра, ты не учувствуешь? — обратился бледнокожий к девушке.
— Бездарность… — на что лишь ответила она, утомительно взглянув на Маркуса.
— Семнадцать золотых! Два! — прокричал главарь. — Три! Продано!
Сейчас очередь дойдет и до меня, подумал я. Но за это время я даже имени не вспомнил… Закончив с демонстрацией, Маркус покорно протянул кинжал бледнокожему обратно и тот, привстав, забрал его, вновь начав теребить в руках.
— Снежок, как звать тебя? — спросил бледнокожий.
— Не помню. — сухо ответил я, сделав небольшую паузу в попытке вспомнить. — Моя память затуманена ударами ваших подчиненных.
Старик злостно посмотрел на Руфуса, обратив внимание на мой синяк. Тот в ответ лишь опустил глаза.
— Магия? — решил продолжить бледнокожий.
— Не помню. — ответил я, сжимая кулаки.
— Утилизация. — резко сказала девушка, слегка отбросив с лица скуку. Оголив свой меч, она встала и приблизилась ко мне. — Не помнишь?
— Нет. — буркнул я, подняв голову. Таких красивых глаз я не видел никогда. Фиолетовый оттенок хищно смотрел на меня не скрывая наслаждения.
— Печально. — с нотками радости произнесла девица. Она технично замахнулась мечом: от нее исходила жажда.
Но я быстро среагировал и нырнул под удар и оттолкнул ее ногой. От такого старик округлил глаза, а бледнокожий напрягся. Руфус схватился за свой меч. Но девушка лишь больше загорелась, одарив улыбкой. И тут я заметил ее странный прикус, не как у людей: боковые зубы были длинные и острые.
— Руфус, меч. — задорно вскрикнула она. На что стешняшка быстро понял прихоть. Достал свой меч из ножен, кинув мне в ноги. — Надеюсь мы повеселимся. — добавила девица.
Посмотрев на меч, я лишь ухмыльнулся.