Влюбленные
Звенит ракета, красный поток оставляя в небе. Возможно секунды остались до громкого, неизбежного падение. Лики лиц мелькают вокруг. Кто уже принял судьбу, кто то в ужасе молится, прося спасение. Я не чувствую панического страха, ужаса , я лишь вижу красивое лицо женщины. Во мне есть понимание, что это конец, но ее лицо красивое и его не возможно выбить из моей головы. Хочется все смотреть на нее, увидеть ее улыбку, услышать ее смех, узнать ее имя, просто поговорить. Она не паникует, смотрит в высь, на приближающеюся ракету. Ни боли на лице, не ужаса, спокойно смотрит на ракету и видимо о чем то думает. Я все осознавал, но желание поговорить, узнать ее, все пересилило, руки начали слегка отпихивали людей в агонии. Кто то даже не понимал этого, кто то смотрел словно с надеждой в глазах и увидев меня, разочаровался, такого же человек. Одет я был слегка небрежно, все же я узнал о новость недавно, из дома уведёт свой конец мне, не хотелось, а одевается в самое лучшие я не успевал, все же все шло на секунды. Ракетам же было лететь всего три — пять минут до наших степей.
Наконец я добрался до нее, ее глаза, бесконечно красивые вблизи, карие, большие, в них хотелось смотреть вечно и чтоб они смотрели на меня. Слегка дрожащим голосом я сказал:
— Как вы красивы. – Она обернулось, ее глаза смотрели на меня, я смотрел на нее. Словно искра нас сковала, грохот оглушил все, и в глаза полетела пыль. Мне было на это плевать. Я смотрел на нее, а она на меня.
Невниметельность
Ракеты падали ниц принося агонию кругом, кто то прятался, кто то бредил, кто то неумолимо молился. Я не молился, я не бредил, я бежал, из за всех сил, в подвал, убежище, хоть куда, гром ракет глушил, в глаза попадала пыль, а в непосредственно в близи пролетали комки почвы, асфальта и бетона. Порой в дали падали небольшие пятиэтажки, падали как карточные дама. В дали даже виднелись самолёты, что так легко и гладко обстреляли нас первый раз, в вроде бы заходят на второй круг. Наш город небольшой, но тот что этот город является военным, не знает только собака, что лает на меня, привязанная на цепи.
Мое чутье не могло подвести, я знал что сегодня будет распродаже одежды, а на слова мамы, я плевал, вот наплевался, теперь искать хоть какое то убежище, нет. Этого просто невозможно. Что бы нас, в свободный век, начали расстреливать, этого удел других неразвитых стран, где каждый день перевороты перевыборы, а у нас было все спокойно, жили сытно, нечего не замечая. А сейчас я почему то бегу, забивая мысли этой ерундой, что бы не думать о самом плохом, о том что вот- вот меня убьет ракетой или осколком.
Секунда, две и вот надежда, открытый подвал, ноги просто со всего размаху бегут туда, как вдруг я чувствую волну, как она меня берет и мой шаг становится не планированным прыжком в стену. Последние секунды, я не чувствую боль, страх, я только думаю. Если бы я послушал маму, я выжил?
Вера
Легко думать о себе, трудно осознавать себя лидером, но сложнее принять то что вот-вот твой маленький мир разрушится. Когда я был лидером, когдая был значим, все слова лились из меня словно во мне живет муза, что она ведет меня в прекрасней мир будущего. Где я ,великий, веду свое стадо в мир без войны, без бед и свободных людей в лучший мир. Сейчас, глаза мои ведёт все что я написал, все мои слова были словно пустые, в них не было силы, не было значимости. Я люди верующие в меня стали забитым скотом, что вот только и просит спасение. Я не этого хотел, я не думал что единственные слова, что мне нашептал, черт в костюме произведут такой эффект. Но глаза мои видели, я не мог поверить. Выстрелы, крики, все это я, я создал ужас, я создал боль миллионов, из – за чего, из за денег, из –за слава, я не знаю. Я просто хотел быть правым, а сейчас мои слова гнусно откликаются в мое душе. Нет, что говорит мне бог было правильным, но черт в костюме, это была проверка его которую я не прошел, это был мой первый и последний грех. Ведь ракета летит, неся ужас и страдание, боль и ненависть, все правильна, я это приму.
Вернасть
Лай, лай глупой собаки, слышно как она боится, как она страдает. Она всегда боялась взрывов и выстрелов. Она была бесполезной наверно как чья та охотничья, да глупая сторожевая. Но она единственное, что осталось от моей жены. А сейчас я даже не могу отвязать ее, что ее не задели осколки, что ее не застрелили. Я могу лишь слушать ее лай под этим развалинами нашего с ней дома. Я помню как ее притащила моя жена, они были по уши в грязни, а псина исхудалая настолько что виднелись кости, видимо она убежала при первом своем загоне и не нашла обратного пути. Жена была упертой старухой, него не слушала, была в себе на уме. Она ее выходила, выгуливала, сделала все что бы та жила у нас. Будку, конечно, построили моими руки, но то что я ее хозяин, она этого никогда не признавала.
Она все лает, ненавижу, когда она лает, мне осталось не долго, кровь вытекает из разорванного брюха, помочи. Ладно продолжим, помню, как мы узнали о том что у моей жены рак в предпоследний стадии, помню как она переживала за эту несносную собаку и помню как она просила не забывать о ней, и заботится после ее смерти. Я помню все, ее последнею улыбку, ее добрый милый взгляд, ее морщинки. Я прожил с ней тридцать лет и ее последнею просьбу я выполнял, как мог.
Лай, все продолжается, не может даже перед моей смертью заткнутся. Стоп, а я же не кричу, сил даже на это нет. Ладно, все равно она воевала со мной до конца. Когда гуляли, она пыталась вырвется, ища свою хозяйку, дома, все время ждала ее, пытаясь згрызь цепь. Иногда это получалось и она носилась по переулком нашего города ища ее. Она не понимала что ее нет, что ее холодный труп лежит под землей. Глупой и несносной, не слушала меня. Пыталась навязать свое мнение, лая и убегая, словно моя женушка, в свои молодые дни…
Лай прекратился.
Что? Что ж не лаешь, померла? Нет, сбежала наверно. Сегодня же я хотел сменить цепь, что вот – вот порвалась бы. Ну ладна, живи дуреха.
Вдруг мою левую руку, что то лижет, туманным взглядам я начал смотреть туда. Эта дура лижет мою руку. И иногда подымая головы, болтает челюстью, а, понятно. Слух пропал. Не может она не лаять. Как она, не может она не кричать …
Гуманнасть
Мир жестокая вещь. Порой я думаю что бы со мной произошло, тогда когда летели только ракеты. Тогда когда еще был шанс спастись, выбраться. Сейчас, он неизбежно мал.
Люди как животные пытались спастись в бомбоубежищах, подвалах, не замечая нечего вокруг, убивая при этом и себя и других. Когда был шанс, когда была возможность — мы все ей не воспользовались. Мы все остались в этом котле. Ради чего, ради каких то средств, ради вещей и идеалов. Сейчас они бесполезны, сейчас патриотизмом не пахнет, сейчас каждый просто хочет выжить и для этого берет автомат, патроны и гранаты и убивает, спасаясь от охоты.
Думаю, что все пошло не так, мир рухнул. Люди с той стороны не думают о нас, нет им думать воспрещено, они тоже хотят жить. Ведь они тоже хотят вернутся домой, да, все хотят. Только нашего дома уже нет, а им есть что терять.
Войны меняются, раньше нам рассказывали, что мирных не тронут, вы спокойно живите и прячетесь , а сейчас только высунешься, тебя застрелят. Все потихоньку отказались от соглашений, соглашений о человечности, превратились в волков, что грызть друг друга. И в этой грызне не замечают детей, женщин, стариков. Для них они оружие что вот- вот может выстрелить. И не важно, что они прячут. Цветок или гранату. Я не хоту такой судьбы моей сестре, брату, маме, друзьям. Я хочу что бы они выжили, и порой для этого надо замараться. Убив тех кто убивает, одев то что называется формой, взяв его документы, и проникнуть на их пост. И убив там всех, дать путь моей семье, друзьям. И не важно, что меня могут поймать, убить. Важно что бы они сбегут.
Порой я думаю для чего эта война, для чего вообще они нужны. Нет же в них пользы не кому. Все что получаем мы от них – это боль и разруху. Вот перед войной кто то кричал о неизбежном мире, что несет слово, он был священником. Он умер при первом залете ракет. Не кто о нем не вспоминает, все только брезгливо с насмешкой называют людей, что не хотят брать оружия его именем. Они становятся в глазах семьи и друзей предателями, убийцами, ведь брошенное ими оружие становится трупом сотен детей и женщин. Что мы так любим.
Нет. войн не нужна человечеству, она нужно хищнику, что правит нами, той жалкой крысе что задыхаемся в золотой канаве, не думая о других и видящая только свою уродливую морду. Выстрел.
И вот парень мертв. Его форма подходит. Ее нужно лишь слегка подмыть и подшить. Я освобожу их, освобожу их от этой крысы.
Еще почитать:
There is a spark in us
Босиком по радуге
Мудрый морзик
Мальчик, который собирал звёзды
«
»
