Я тогда опаздывал в школу из-за того, что всю ночь провел, сидя над учебником по биологии. У нас должен был быть тест первым уроком и — какая ирония! — готовясь к нему, я на него же и опаздывал. Помню, что бежал со всех ног, отчаянно хватая ртом влажный воздух и судорожно пытаясь пальцами расчесать свои волосы. В голове только этот идиотский тест и крутился, но, стоило мне оказаться в кабинете, я тут же о нем забыл. До звонка оставалось еще минуты три, наверное, и этого вполне хватило бы пятерым мальчишкам, чтобы разбить Солнцу пару ребер. Хватило бы, если бы я чуть дольше завязывал шнурки на ботинках или уделил бы должное внимание своим растрепанным волосам. Я благодарил Бога (хоть и не совсем верил в его существование) за то, что все сложилось так, как сложилось, и я нигде не задержался по дороге на учебу.

Он стоял у стены, хрупкими плечами плотно соприкасаясь с ней, и испуганными глазами бегал от одного разозленного лица к другому. На моих глазах разворачивалась самая настоящая травля, и я готов был избить до потери сознания каждого, кто хотя бы допускал мысль, что это нормально. Он, конечно, в этот список не входил, потому что по его виду было понятно, что в эту самую минуту его мнение об одноклассниках стремительно менялось.

— Хэй, — окликнул я парней, что стояли, обступив его полукругом. Они обернулись в мою сторону и раздраженно закатили глаза.

— Гляди-ка, твой рыцарь пришел, — наиграно ласково проворковал один из них. – Как же вы меня бесите! – завизжал он. – Оба!

— Какие же вы все низкие, — прошипел я, глядя в глаза каждому и не веря в то, что в детях вообще может быть столько злобы. – Думаете, что это круто – впятером идти на того, кто и одного бы едва выдержал? – пока верзилы переглядывались между собой, думая над ответом, я бросил на друга взволнованный взгляд и кивнул в сторону двери из кабинета, говоря ему, чтобы он уходил. Он, не медля, выбежал.

— Думаете, что можете считать себя такими же, как и мы, уродцы? – наконец, проговорил один из них. Должно быть, он был лидером этой шайки, потому что остальные ребята согласно закивали, как только он проговорил это. Я сильнее сжал кулаки, борясь с желанием ударить придурка по лицу.

— Думаешь, что мы хоть чем-то хуже вас? – в ответ спросил я и, не получив ответа, договорил: — Мы, по крайней мере, других не избиваем и не обкрадываем собственных друзей.

Я развернулся и вышел из кабинета, будучи довольным тем, что не пришлось ввязываться в драку. Звонок на урок прозвенел как раз тогда, когда я пересекал порог кабинета, но на тот момент мне было глубоко плевать на тест, к которому я так и не подготовился.

Я нашел Его на скамейке во дворе школы. Он болтал правой ногой и бездумно смотрел на мокрый асфальт. Казалось, он даже не заметил моего появления. Тогда я сел рядом с ним и принялся ждать, когда он вернется на Землю. Это случилось, наверное, через целую вечность, но на деле прошло всего около двух минут. Я ненавидел молчание.

— Если ты так упрямо рвешься меня защищать, — его голос был тихий, и я едва мог расслышать слова за шумом ветра, — то я тоже буду что-то делать для тебя.

— Ладно.

После этого мы зашли ко мне домой, взяли еды и забрались на крышу. Благо, ее покрытие было не настолько скользкое, чтобы мы могли съехать по ней вниз. Мы пили чай с корицей из пластмассовых кружек и молча наблюдали за вечно спящим городом. Небо было почти прозрачное, и болотно-зеленые хвойные деревья резко контрастировали с ним. Легкая дымка тумана расползалась по жёлтой  траве, а из приоткрытого окна доносился запах еды, которую готовил мой брат на обед. Его рыжие волосы выглядели красиво, развеваемые ветром, а неожиданно погрустневшие глаза были направлены прямо на огрубевшие темно-коричневые ботинки. Все его существо в очередной раз тонуло в собственных мыслях, и в ту минуту я хотел сделать все, что в моих силах, лишь бы хотя бы немного развеселить его.

— Ты совсем не видишь красоту, — сказал он, нарушив продолжительное молчание.

— Что? — я удивленно уставился на него, не веря своим ушам. Мне казалось, что я всегда обращаю внимание на такое.

— Смотри, — и он стал показывать рукой в совершенно разные направления. На гнезда птиц, точного названия которых я не знал, на перламутровые переливы неба, за которые не зацепился мой взгляд, на хрупкие цветы мать-и-мачехи. Я вглядывался во все то, что он так хотел мне показать и с удивлением отмечал, что действительно не замечал этого.

С того дня наше общение с ним изменилось. Не в худшую сторону. Мы стали чаще ходить в лес, гулять. Он постоянно показывал мне каких-нибудь жучков или других обитателей леса, с восхищением говоря о них. Будто это были самые прекрасные создания на планете. Я морщил нос и смеялся, когда он, улыбаясь, тыкал меня своими острыми пальцами под ребра. Он был един со всем, что его окружало, и я, признаться честно, иногда ему по-белому завидовал. Мне хотелось бы так же, как и он, радоваться любой погоде и каждому ее сюрпризу. Если шли проливные дожди, он утягивал меня на чердак своего дома, и мы просиживали там по три часа кряду, слушая, как капли разбиваются о крышу, и грохот туч. Зимой, в особенно холодные дни, мы сидели, закутавшись в плед, и вместе с моим братом смотрели старые комедии. Я никогда не был любителем комедий, но в их компании все становилось особенным.

Так прошел еще год, а потом пришло то, чего никто не ожидал.

Переезд.

Я все никак не мог собраться в кучу и сказать ему о том, что покидаю его. Тянул неделю, две, а потом, за пять дней до отъезда, просто поставил его перед фактом. Он смотрел на меня без тени эмоций на лице, а потом его слабенький кулак вписался в мою щеку. После он меня обнял, и я почувствовал, как моя футболка мокнет от его слез. Я гладил его по постоянно вздрагивающей спине и все время извинялся. Будто это была моя вина в том, что мы с братом были вынуждены уехать. Если бы я мог, я бы отдал все, что имею: и коллекцию CD-дисков, и накопленные за несколько лет проживания деньги, и все-все любимые книги, — чтобы остаться в Рэйни Тауне.

Однако такого предложения мне, к сожалению, ни от кого не поступало, поэтому сейчас я еду в машине, делая эти записи в старой записной книжке, которую мне купили еще три года назад, и которая была благополучно забыта за ненадобностью. Сердце болит от обиды на то, что мне приходится оставить Его, такого доброго и светлого человека, в одиночестве. Снова. Все внутренности разрывает при одной лишь мысли о том, что что-то такое большое и крепкое, как наша дружба с ним, может быть так просто оборвано каким-то дурацким переездом. Так не должно быть…

Видимо, чему-то просто не под силу выстоять перед определенными обстоятельствами. Одно я знаю точно: то, что случилось со мной за несколько лет проживания в Рэйни Тауне, навсегда останется в моей памяти. Ни серые пейзажи, ни холодные люди, ни бесконечные дожди не смогут вымыть того, кто научил меня смотреть на мир по-другому. Смотреть, как на произведение искусства. Что-то происходит и остается в нашей жизни навсегда, а что-то приходит лишь для того, чтобы уйти, но перед этим полностью изменить нас и наше восприятие мира. Именно этим «чем-то» стало мое проживание в городке, из которого я уезжаю.

По щеке скатывается одна-единственная непрошеная слеза. И все же, я больше благодарен, нежели сердит.

Прощай.