Оранжевый ручеёк

Лето… Мой нос полон сладким тонким запахом полевых цветов, тех что сиреневыми метелками едва-едва колышутся в горячем воздухе, и горьким запахом мятой травы. Гул стоит нескончаемый — сверчки или кто-то там совершенно не видимый — это звук лета, звук июля, когда ты стоишь на тонкой ниточке-границе: вот-вот проснёшься, а воздух стал холодный и потянуло осенью, и местами зажелтели предательски листья — запахло грибами… Но не сегодня, сегодня я плыву сквозь заросли травы и цветов, совершенно не думая, что лету придёт конец, как и не верят люди, что конечна их жизнь.  Я иду быстро, уверенно чувствуя ногами каждый бугорок, зная каждую ямку своей родной тропинки. По телу, где-то в области живота, бегают знакомые мурашки от ощущения чего-то тайного, спрятанного и известного только тебе. Заросли Иван-чая в этих местах настолько буйные, что временами выше головы и я сажусь на прохладную почву, смотрю как мерцает яркое июльское утро сквозь метёлки цветов и паутинки листьев. Мне двенадцать, может быть четырнадцать, годы стойкой неуверенности и отрицания себя. Я не могу сейчас ощутить тех чувств, того детского самоощущения, но помню ту гармонию, то единение, ту любовь к местам моего детства. Мой путь идёт через плотину, через мое фиолетово-лавандовое поле, минуя газовый пруд, который служил местом сброса волшебной чёрной грязи, заполнившей его дно, знаете, если ткнуть тонким прутиком в глубину, расползется на поверхности жирное блестящее радужное пятно. Вот дунет ветром и доносится запах, будто в дедовом гараже сидишь на детском, отправленном сюда догнивать, стульчике, и ждёшь поездки на машине, но лягушачий говор вернёт на место, заставит подняться и дальше пробираться по узкой, только мной слегка намеченной тропе. Осока, а может и не осока вовсе, но Мама так ее называла, режет ноги выше носков тонкими красными полосками. Сменяется картина, Иван-чай отступил, воздух как будто суше, пруд остался за спиной и уже лягушек почти не слышу, с земли то там — то там поглядывают на меня красные ягодки земляники, но есть нельзя, говорят вредно тут — иду дальше. Впереди овраг с пологим спуском и я уже слышу того, к кому пришла.. Оранжевый ручеёк — тощий, извилистый пробирается сквозь высохшие и треснувшие на крупные куски пласты почвы. Ни единой травинки нет, резко обрывает жизнь вблизи себя он, не пускает близко. Земля там бледная, черствая, затянутая местами в белую прилипшую паутину, наступаешь как будто на пустую коробку. А запах там особенный, я и сейчас его чувствую…