Ола

Иногда мы четко понимаем, что что-то безвозвратно. Впервые сталкиваемся с этим в детстве, когда бьется стакан или мороженное падает на асфальт. Это чувство приходит, когда что-то ломается, рвется. Раз — и будто маленькая трещина внутри, а вовсе не снаружи. И кажется, что есть время до, время в момент и время после. Но наша память умеет быть и там, и сям, и здесь.

Его жизнь напоминала дорогое вино, сотканное из разных вкусов, моментов, событий. Когда свалилось наследство — совершенно неожиданно, бес ударил в ребро, хотя седина уже давно осветлила бороду.

Сначала он ушел с работы, не дожидавшись пенсии. Потом позволил себе исполнить мечту юности: купил роскошный байк и оправился в путешествие через две трети страны — на юг.

Байк придавал ему сил, шлем скрывал бороду и морщины, спортивный костюм — постаревшее тело. Женщины засматривались на него, мужчины слегка завидовали. А он двигался по дорогам, будь то серпантины, выбоины или гравий, впитывая в свою память реки, горы и бескрайние леса.

Он останавливался в недорогих гостиницах. Иногда они пахли сыростью, и оттуда хотелось уехать как можно скорее. И он оставался только на одну ночь, рассчитывался и двигался дальше. Но где-то было уютно. Там пахло цветами или едой. Даже въевшейся в обои сигаретный дым был ему приятен. В таких местах хорошо готовили, интересовались делами во время завтрака, советовали что посмотреть, — словом, заботились о постояльцах. И он надолго оставался, начинал знакомиться с местными, заводил приятелей. Но (вдруг) лаяла собака, свет падал на тротуар, по полу катился скомканный лист бумаги, в окно светила звезда или просто дул ветер, и он уезжал.

Так он добрался до Сочи. Он чувствовал усталость, поэтому остановился в санатории, где старательно принимал все процедуры, пил кислородные коктейли и много спал. Санаторий был почти пуст. Лишь несколько постояльцев поправляли здоровье. Больше было парочек да шумных молодежных компаний, приезжающих на выходные. В коридорах пахло старым мрамором и штукатуркой. А еще цветами, огромными пальмами (или как их там?) в кадках.

— Знал би прикуп, жил бы в Сочи, — постоянно звучало у него в мыслях.

Впервые в жизни он позволи себе не думать о будущем: ни о деньгах, ни об обязательствах, ни о неминуемо приближающейся полной и безоговорочной старости, ни о…

Он любил кататься по окрестностям. Выезжал на серпантин и лавировал. В эти минуты сознание его было полностью свободно. Он был здесь и сейчас. И он ехал, и ехал, и ехал.

Как-то он заметил байк, который ездит по тем же дорогам. Он начал наблюдать за ним каждый вечер. Однажды они оказались совсем рядом. Он приблизился, увидел длинные белые волосы, и понял, что попался. Вдруг вся мудрость куда-то делась, и в нем взыграл готовый к приключениям мальчишка. Он решил, что нельзя соскочить, нужно ехать до конца, чем бы эта поездка не кончилась.

Серпантин был пройден. Они проехали по прямой, выехали в соседний городок и остановились у кафе.

Он припарковал свой байк рядом с незнакомцем и снял шлем. Незнакомец тоже снял шлем, и он обмер: «Неужели она?!».

— Вот это номер! — казала она. — Вот это встреча!

Он глазам своим не верил. Некогда золотистые волосы стали абсолютно белыми. Лицо исписали мелкие морщинки. Те которые в уголках глаз — от частого смеха; те, что на переносице — от беспокойства; те, что на лбу, висках и скулах — от постоянного напряжения и боли. Он читал ее лицо, словно карту, и не мог поверить в происходящее.

— Дима, не молчи! Ты же Дима? Или деда Дима?! — она расхохоталась. Он кивнул.

— Мои внучки зовут меня Ола. Они обожают все испанское и латиноамериканское. И Ола им очень нравится, а я не против. Ну не молчи же! — она снова рассмеялась.

Он постарался вернуть себе дар речи:

— Это действительно ты?

— А что тебя так удивляет? — спросила она с вызовом. — Как будто забыл, как я не пропускала ни одной байкерской тусовки?! Ну не молчи же! Пойдем уже поедим!

Она взяла его под руку и потянула в кафе. Он повиновался. Они заказали разной еды. Она ела и говорила, говорила и ела. Он смотрел на нее ошеломленно и не мог проглотить ни кусочка.

В кафе был большой аквариум с рыбой и устрицами, которых можно было приготовить совсем свежими. В конце ужина она попросила выбрать для нее трех устриц, не убивать и завернуть с собой.

Они расплатились и вышли.

— Вернемся в Сочи, — то ли утвердительно, то ли вопросительно сказала она и сунула устриц под сиденье.

Преодолев серпантин, они въехали в Сочи и направились на пляж, забрав устриц с собой. На пляже было пусто. Она подошла к самой кромке воды, открыла пакет и — плюх! — выпустила устриц со словами «Вот так-то лучше».

— Ты всегда вдыхала в других жизнь, — неожиданно сказал он.

— Что?! — она нахмурила брови.

— Ну, — смутился он, — рядом с тобой всегда хотелось жить.

— Мне, конечно, приятно, но не надо таких высокопарных слов!

— Да, нет, ведь так и есть! — Вспыхнул он. — Ты всегда вдыхала в других людей жизнь, возможно поэтому… — он замолчал в миг и отвел глаза.

— Поэтому что?! — она смотрела на него с тревогой. — Говори уже как есть!

Он он молчал. Он смотрел в воду. Туда, куда только что упали устрицы.

— Почему ты не завел семью? — вдруг спросила она.

Ему стало легче. Он понял, что знает ответ на этот вопрос. Именно на этот. Он знает.

— Была одна девушка. Мы долго жили вместе. Но настал такой момент, когда я понял, что мне сложно. Невыносимо сложно стараться. Соответствовать. Стараться, чтобы соответствовала она. Ушло что-то, что заставляло нас хотеть быть рядом. Понимаешь?

— Понимаю, — тихо сказала она.

— Ты ведь всегда все понимала.

Она улыбнулась, поцеловала его в щеку и растворилась в ночном небе.

Он проснулся на пляже. Луна была высоко, а ее дорожка прыгала с волны на волну. Его сердце бешено билось. И впервые в жизни ему не хотелось куда-либо ехать.

Памяти Олеси С., которая сегодня выпускала устриц прямо из своего байка в моем сне.