Октябрь

Здание радиовещания на бульваре Маяковского возвышалось в предсумрачном часе. Проливной дождь заставлял машины ехать настолько медленно, что их можно было обогнать пешком. Я вышел из такси, сообщив водителю, что хочу прогуляться. Он странно на меня посмотрел, приметив обычное драповое пальто — ни зонта, ни дождевика. Я вышел. Озоновый запах ударил в нос и я постепенно начал промокать. Руки мёрзли от холодных капель, поэтому пришлось сунуть их в карманы. Карманы курильщика удивительная бездна — от зажигалок до пакетиков сахара, которые можно бесплатно взять практически в любом кафе. Шаг за шагом капли с моих волос падали на щёки, стекали по носу, что приносило мне удовольствие. Встав посреди тротуара я задался вопросом: почему мне нравится дождь?

Родился — шёл дождь, пошёл в школу — шёл дождь, окончил школу — шёл дождь, влюбился — шёл дождь. Дождь всегда был за моей спиной.

***

— Я не смогу прожить без тебя, если ты вдруг исчезнешь. Понимаешь?

— Если ты вдруг исчезнешь из моей жизни, мне будет всё равно.

В тот вечер дождь обрушился ледяной стеной.

***

Сердце пронзило раскалённой иглой. Боль длилась всего мгновение. Во время этого диалога мне в последний раз довелось увидеть её и запомнить всю полноту моих страданий.

— Это романтично, — дождь заговорил со мной.

— Ты правда так считаешь?

— Страдания ведут человека к совершенству. Ты пострадал и вырос достойным человеком. Разве это не романтично?

— Это глупо, — я всё ещё стоял посреди тротуара.

— Твой выбор, — безразлично произнёс дождь.

Он перестал со мной говорить. Горло сжалось, горькое желание кричать становилось всё больше. Я вернулся домой, повесил на спинку стула пальто. Затянулся поглубже и дышать стало чуть легче. Всю жизнь я не могу кричать. Веду переговоры с самим собой сотни дней напролёт, а крикнуть ни разу не смог. Трус? Достойный человек? Слабый, недостойный, серьёзный, омерзительный, гнилой, одинокий, урод, ничтожество.

— Заткнись! — крикнул я в тишину. Мысли растекались по комнате чёрным маслянистым полотном. Я достал из верхнего ящика стола пистолет. Полотно доползло до моих ног, поднялось до живота и остановилось у горла.

— Ты слаб и глуп, сделай миру одолжение.

Выстрел, грохот и тишина. В комнате полной тьмы заиграли первые лучи восходящего солнца. Они прыгали по тёмным отступающим участкам горечи и алым пятнам моего внутреннего голоса.