Окаменелые сердца, или Медуза Горгона, ч.2, гл. 14

Глава четырнадцатая.

Как и Рифкат Загидуллин, директриса Дома престарелых Регина Викторовна Сатанова была, как я уже упоминал, крепкой, весьма высокой солидной женщиной. Верхняя часть ее туловища с немного нависавшими грудью и животом была гораздо меньше нижней ее части, которая выделялась стандартно длинными, тонкими и красивыми ногами. Лицо Регины Викторовны вовсе не говорило о ее простоте и доброжелательности, как у Рифката Исмаиловича, оно было надменно, но часто менялось, скорее, искажалось в зависимости от того, кто сидел или стоял перед ней. Высокий лоб, живые заинтересованные глаза говорили об уме, тонкий нос, полные губы – о чувственности, но вылеплены на лице они были довольно грубо, хотя и гораздо выразительнее, чем у Рифката, поэтому и грубее..

С детских лет она была любимым ребенком в семье, брат ее, мальчишка-сорванец, ни в какое сравнение не шел с ней ни в глазах домашних, ни в глазах друзей и близких ее родителей. «Региночке» не было отказа ни в чем: она часто была недовольна исполнением своих желаний, капризничала, и папа и мама порой полсуток за счет рабочего времени рыскали по магазинам, чтобы найти именно то, что хотела немедленно получить их возлюбленная дочка. Чаще всего она просила то, что видела у других, потому что уже в 5-6 лет ее детское, нежное сердечко начало испытывать бешеную, черную зависть к людям, которые имели то, что не имела она.

— Мама, это не та кукла, которую я просила!…

— Почему же доченька: ее так же зовут Лялей, у нее такое же красно-желтое платьице, тот же синий большой бант на головке, как и у куклы Марины?…

— Не-е-е-т, не та-а-а!… – заканючила Света: — У Марины Лялечка в белом платьице и с красным бантиком на голове!!…

— Доченька, милая, неужели это имеет такое значение для куклы: я спрашивала продавца: это действительно Лялечка за 51.89, какую покупала мама Марине, я 10 магазинов объездила, чтобы найти ее.

— Не-е-е-т, не хочу-у-у… таку-у-ю!!… – Света закричала и заплакала. – Мне нужно как у Марины!!

Куклу раздевали и всей семьей наряжали так, как была наряжена кукла Марины, и только после этого без комментариев отдавали Региночке. Она, с надутыми губками, сначала придирчиво осматривала ее и, только окончательно решив, что у нее настоящая копия куклы Марины, милостиво соглашалась принять ее.

Школа, институт, работа, как и у Рифката, не вызвали в жизни Регины серьезных проблем, так как она тоже ничем и никем в жизни серьезно не увлекалась. Родители, используя связи, а также давние знакомства своих отца и матери, медиков, помогли дочке выучиться на врача-лаборанта санитарно-эпидемиологической станции, от которого требовалось регулярно проводить анализы окружающей среды, что, казалось им, было несравненно легче и безопаснее, чем лечить больных людей.

Еще в старших классах школы Регина заметила, что она чувствует себя намного выше окружающих ее учеников и преподавателей, более того, она смогла понять, что в этом немалую роль сыграли ее родители и близкие, которые исполняли и исполняют все ее желания. Чувство превосходства нельзя скрыть, и оно нередко оскорбляло тех, от кого Регина ждала наибольшей себе пользы, и разрушало отношения с ними. За высокомерие и связанную с ним наглость ее возненавидела учительница химии, а уж от нее-то Регине обязательно нужна была пятерка в аттестат, если она собиралась стать врачом-лаборантом. С другими учителями тоже сложились напряженные отношения, а от них Регине тоже нужны были хорошие оценки.

Делать было нечего, и Света стала покорно выслушивать весь этот, по ее мнению, «словесный понос», который учителя злорадно выливали на ее голову, соглашаться с ними, с трудом скрывая удушливую злость, презрение и ненависть. «Разобьем голову гордячке о полено нашей справедливости» — сказала «химичка» «математичке» с такой бешеной злостью, что Регина услышала ее слова из дальнего конца коридора и навек запомнила. Наступая себе на горло, корчась от удушливой боли попранной гордости в День 8-го Марта, Света подарила этой «стерве» от химии духи “Yves Saint Laurent Y”, аромат от известного французского парфюмера Ив Сен Лорана. Оставшись одна в своем кабинете, «химичка» открыла явно дорогую по цене коробочку, прочитала русскую инструкцию и почувствовала раскаяние за свою тупую ненависть к своей ученице.

Регина заставила себя проще общаться с одноклассниками, даже «унизилась» до того, что завела себе «друзей» среди самых уважаемых среди учителей и администрации выпускников – уважение к ним передавалось и ей. Конечно, дружбой такие отношения назвать было трудно: здесь на первом месте был расчет, разум, а не сердце, которое за ненадобностью постепенно уходило от Регины все дальше и дальше, окаменевало и мало отвечало на искренние порывы окружающих ее людей.

, Тем не менее, Регину считали, как и она сама себя, чувствительной, даже сентиментальной девушкой. Уже тогда она привлекала своей плотской красотой и свежестью, и молодой, белокурый парень, похожий на Сергея Есенина, посвятил ей стихи на день рождения, после чего стал ее ближайшим другом. Слушая посвященные ей вирши, которые Петя писал почти каждый день, Регина думала о том, что у Вероники, с которой она недавно сошлась, другом был «лучший» парень в их классе: Вениамин. Как и Петя, он тоже был обаятелен, но только совсем по-другому. Если Петя казался всем малозаметным, почти ребенком, то Вениамин уже был личностью, мужчиной, обращался с людьми свободно, порой нагло, но это его не портило. Все знали, что он сын внезапно разбогатевших родителей, что у него уже сейчас есть все, что нужно нормальному современному человеку, даже отдельная квартира и новенький «мерседес». Все знали, что к нему приходит масса репетиторов и поступать он будет не в платный доморощенный российский институт, который ради престижа именует себя университетом, а в университет настоящий, заслуженный, Кембриджский. А ведь Регина была красивее, ярче Вероники, умнее, в конце концов. И как когда-то в детстве Регина загорелась желанием приобрести то, чего у нее нет, куклу Марины, так и теперь она вся устремилась к одному: иметь своим парнем Вениамина: Вероника его недостойна.

Регина знала, что у Пети не было ни богатых родителей, ни связей, поэтому честно сказала ему, чтобы он никогда не стремился к настоящей близости с ней, тем более к будущему браку, а рассчитывал только на чисто дружеские отношения. Да, он ей очень и очень нравится, она даже порой видит в нем своего будущего мужа, но…. увы: все в этой жизни построено на деньгах и мат. положении, а у них, у обоих, нет ни того, ни другого.

Человек предполагает – Бог располагает: обаяние Пети, его стихи и горячее неравнодушие к Регине сделали свое дело: хотя и не пробудилось ее отжившее сердце, но теперь, по долгой привычке, она уже не могла обходиться без своего поклонника. Он, его чувство, постоянные внимание и помощь были ей нужны везде и во всем, они стали ее потребностью, необходимостью.

Регина поняла это и возненавидела как саму себя, так и Петю за свою такую непростительную слабость. Эта ненависть помогла ей наступить на горло как себе, так и своему другу, когда она со слезами на глазах, но твердо и решительно поблагодарила любящего человека за его стихи и дружбу и сказала, что для нее начинается новый жизненный этап, так как она, кажется, полюбила другого. Петя вознегодовал, чуть не расплакался, но, когда увидел жесткую пустоту ее глаз в ответ на свои искренние и страстные признания, понял, что он для нее всегда был чужой.

Все это не прошло бесследно для окаменевающего сердца Регины, которое теперь, окованное обманом и расчетом, позволило ей своей бесчувственной твердостью почти нахально пригласить Вениамина на дачу родителей и там без всяких обиняков отдаться ему, заверив в своей любви и верности. Теперь Регина, гуляя под руку с Вениамином, злорадно смотрела на свою бывшую подругу Веронику, которая стала отныне предметом насмешек и издевательских сплетен.

Шло время, закончились выпускные экзамены, и Регина танцевала с Вениамином на выпускном вечере. Как родную, он прижимал ее к себе, обещая, что возьмет ее с собой в Англию, когда будет поступать в Кембриджский университет, что они всегда, всю жизнь будут вместе душой и телом. При этом Регина упрашивала его остаться в Кембридже, в Англии, а не возвращаться в «немытую Россию», так как они с ним достойны лучшей участи, чем влачить нищенскую судьбу российского дипломированного специалиста.

И вот такую, теплую, разнеженную от мечтаний в объятиях богатого, «лакомого» друга, медленно движущуюся под звуки бешено рвущейся американской музыки Регину вдруг, как удар судьбы, остановила тяжело упавшая на ее плечо рука:

— …Вас, кажется, Региной зовут?.. – другая рука лежала на плече Вениамина.

— Да…. — дрожащим голосом ответила Регина, будто неожиданно облитая ледяной водой голоса женщины.

— Я мама Вениамина и забираю своего сына домой: время сейчас позднее, Вениамину надо выспаться: завтра он работает с двумя репетиторами: по английскому и математике.

— Мама! – вскричал Вениамин. – Ведь выпускной бал: он бывает раз в жизни, а ты хочешь его прервать… уничтожить…. и ведь боль от этого останется на всю жизнь.

— Ничего, ничего, у тебя впереди будет еще выпускной СТУДЕНЧЕСКИЙ бал: вот на нем ты останешься до конца! А сейчас надо готовиться в Кембридж, не забывай: ты один из всех выпускников поступаешь туда…. за тебя заплачены огромные деньги, и не дай Бог тебе провалить туда приемные экзамены!

— Мама, ну что может случиться из того, что я недосплю, водку же я пить не буду!!

— Еще бы ты пил!! Все, заканчивай, прощайся со своей подружкой – и домой марш! Кстати, тебе два раза Вероника звонила, ловелас!

Вениамин смущенно улыбнулся, извинился перед Светой и пошел за матерью домой, учить английский и математику.

И тут в Регине что-то оборвалось, лопнуло, как натянутая гитарная струна: «Значит, он и с Вероникой по-прежнему встречается, значит, он меня не любит, тем более, позволяет матери отобрать у меня единственный на всю жизнь выпускной школьный вечер, который я могу провести только с ним – значит, он меня может предать в любую минуту ради своих интересов».

Дальше стало еще хуже: мать Вениамина перед его отъездом в Кембридж запретила вообще ему видеться с друзьями, лишь на короткое время он забежал к Регине, часто выглядывая в окошко и боясь появления родительницы, так как ушел без ее разрешения. Его сердце тоже хладело и окаменевало, последний раз перед отъездом он пришел к Регине в очень деловом настроении, без всяких объятий и поцелуев, говоря, что костьми ляжет, но сдаст экзамены на отлично, пусть она верит в него. А когда Вениамин ушел, Регина в окно видела, что его внизу поджидала Вероника.

Было больно, очень больно, как будто в грудь и горло налили расплавленный металл, но взрыва, бурного выражения чувств и отчаяния не было. Ничего особо заметного для близких и родных в Регине не произошло: она лишь крепче сжала свои вылепленные сердечком губы, которые превратились в узкую полоску на лице. Оно приняло теперь холодное, равнодушное ко всему выражение, и походка Регины изменилась, тоже стала медленной, немного вразвалочку, но теперь она ей придавала больше солидности и уверенности.

Прошли пять институтских лет, обычных, как и у других студентов: знакомые, друзья, любовники, которых она имела, проходили длинной чередой мимо ее окаменелого сердца, и ничего в нем не шевелилось, не отвечало взаимностью, не загоралось ответным чувством. Плотская красота Регины расцвела еще больше — как бабочки на свет, слетались к ней однокашники, и старшие, и младшие. И разлетались вновь, убитые ее безответностью и бессердечием, обманутые ее чувственностью, которая ограничивалась поцелуями, объятиями и иногда сексом.

«Выпускной вечер» прошел «келейно», только в своей группе, на большой квартире у старосты, юноши необыкновенно маленького роста с огромными ступнями сорок пятого размера, который недавно явно обнаружил свое чувство к Регине и поэтому только ради нее потратил немало средств на проведение этого вечера. Теперь Карл следовал за своей избранницей куда бы она не пошла, искупая ее видимое недовольство его маленьким ростом огромным количеством подарков и подобострастным вниманием к ней. Терпел и прощал ей все грубости и обиды, топорщился, трепетал, но никогда не защищал свою честь перед ней и не упрекал ее, слишком хорошо понимая свою физическую неполноценность. Конечно, Регина старалась всячески избегать его, а когда уже совсем старые родители устроили ее в Санэпидемстанцию, то быстро нашла ему замену, «охмурив» заведующего лабораторией на своей работе. Наведя все необходимые справки о нем, вплоть до года выпуска машины Toyota, которой он владел, Регина, как и в истории с Вениамином, отвезла его на дачу родителей и там отдалась ему, уверяя в своей бескорыстной любви. Константин стал регулярно приходить к ней домой, будучи весьма галантным, очаровал ее родителей и вскоре стал своим человеком в их семье. Молодой, жизнерадостный, веселый, он постоянно шевелил мертвое сердце Регины походами на различные шоу и концерты, спектакли, в рестораны и кафе, сорил деньгами направо и налево, так что вскоре они оба решили расписаться и жить в законном браке. Конечно, Костя постоянно чувствовал холодность и отстраненность Регины, но объяснял это себе неопределенностью ее положения по отношению к нему, решив, что, будучи женой, она ощутит себя уверенной в нем и раскроет свое сердце навстречу его любви. Бедный Костя, он, под влиянием обманчивой чувственности и пылкости своей невесты, не мог и предположить, что сердце Регины давно омертвело, да и не было никогда по-настоящему живым, что оно никогда не полюбит его, не ответит на его теплую, человеческую любовь, как бы Регина хорошо к нему не относилась.

Регина и Костя поженились, сыграли скромную свадьбу, и Регина на эпидемстанции теперь имела не только солидный авторитет как грамотный сотрудник, но и как жена завлаба.

Шли годы, Регина и Константин детей не нажили, и на работе, и дома им стало беспросветно скучно, а омертвевшее сердце Светы все еще билось, поэтому требовало хоть какой-то жизни, радости, и молодая жена стала засматриваться на других мужчин. Неожиданно ей повстречался прежний воздыхатель, Карл, бывший маленький староста ее институтской группы, в паре огромных туфель, модных оксфордах темно-грязного цвета, на ногах. Он приехал на эпидемиологическую станцию с капитальной проверкой и очень обрадовался, увидев свою прежнюю подругу, уже повзрослевшую, замужнюю, и в этой своей недосягаемости еще более чувственно обольстительную. Презрительный, хотя и чуть затуманенный воспоминаниями, взгляд Регины сказал Карлу все, но он уже был далеко не прежний юноша, мальчик «со взором горящим», и начал с того, что рассказал прежней Регине тем же тоном, каким рассказывал ей в студенческие годы, что забытая им тетя неожиданно умерла в Англии, в Кембридж-Сити, оставив ему в наследство старинный особняк и полмиллиона долларов.

— Теперь сама понимаешь, — насмешливо и злорадно продолжил он, — мой рост уже никак и никогда не помешает мне, а наоборот, сделает меня весьма оригинальным и привлекательным.

Света смотрела на этого плотного карлика Карлу в дорогом костюме и безмерно завидовала, завидовала и ему, и его вполне возможной законной избраннице.

— Кстати, а я совсем не женат, ну вот ни на капельку… — и Регина услышала в его голосе когда-то знакомые и тогда надоевшие ей нотки искреннего чувства молодого студента, преследовавшего ее своим ухаживанием.

— Так что, если хочешь, поедем вместе обживать Старый Свет, эту загадочную и старую Англию, представленную старинным замком моей тети, миссис Chatterway.

Но карлик Карл, по своей веселой зловредности, продолжал скрывать от своей ненаглядной и любезной одно весьма важное обстоятельство: он давно, еще со студенческих лет, был неизлечимо болен сахарным диабетом. С годами Карл все хуже и хуже видел, его часто мучило высокое давление и боли, иногда стопы болели так, что он не мог ходить, а иногда он их почти не чувствовал. Да, теперь он катастрофически боялся остаться один, хотя и испытывал бешеную радость от неожиданно нахлынувшего богатства. И вот сейчас он увидел в Регине свое спасение: она полюбит его при таком богатстве, все имение достанется ей после его скорой смерти. А пока Света поддержит его, будет ходить за ним – даст ему хоть немного почувствовать счастье жизни вдвоем с любимой, счастье семьи, о котором он столько мечтал.

Конечно, Регина, в силу своей природы, не могла пройти мимо счастливого и, в то же время, несчастного Карла, хотя на словах напрочь отказала ему, объясняя это своим замужним положением. Но Карл шел, как говорится, ва-банк и решительно заявил Регине, что перед полумиллионами никаких препятствий не существует:

— Можно все купить и можно все продать, если есть деньги, — закончил он свой монолог. – За мелочь от нашей суммы мы купим и твоего мужа, и его сослуживцев вместе с их родственниками и друзьями, и всеми их потрохами — они навек заткнутся.

Регина выслушала Карла с должным спокойствием и вниманием, обещав подумать, но сама уже понимала, что, как и в детской истории с куклой, она должна иметь то, чего у ней нет. Полмиллиона должны быть ее собственностью, и не иначе, хотя Карл останется лишь ненужным и вредным довеском к ним. Но с ним она разберется позднее, когда эти полмиллиона будут в ее власти.

Но Регине опять не повезло, как когда-то с Вениамином: через неделю Карл неожиданно умер, а через месяц во владение наследством вступил другой родственник по линии его матери, и Регина опять осталась ни с чем.

Никто не догадывался, даже ее муж, почему Регина вдруг впала в какой-то болезненное, угнетенное состояние духа, пропускала работу и ни с кем почти не общалась. Ее сердце не только окаменело, но теперь уже умирало окончательно.

Шли дни, месяцы: Регина медленно возвращалась к своей привычной жизни, но как-то механически, без творческих порывов, без цели. Умерли ее родители, с тоски и безысходности от своей беспросветной рабочей и семейной жизни начал понемногу спиваться ее муж, и Света часто сидела на работе одна, уставившись в одну точку, безнадежно ожидая какой-нибудь смертельной болезни, которая избавит ее разом от всех проблем существования «живого трупа».

И болезнь пришла, но не к Регине, а к стареющему директору Дома престарелых, где в это время жил Павел. За два месяца она скрутила его до неузнаваемости, превратив бывшего упитанного члена городского правления в полувысохший труп. На похороны пригласили всю тамошнюю эпидемстанцию, а Регине начальство прислало даже отдельное приглашение. На похоронах она поняла, что Городской совет метит ее на замену умершего директора.

Регина сама удивилась тому, насколько всколыхнула, преобразила ее эта неожиданная новость. Теперь она каждый день ходила в Совет, беседовала, узнавала последние новости и, наконец, с почетом заняла кресло директора Дома престарелых. Председатель, в заключение, произнес напутственную речь, сказав, что доброта, женственность и человеческая внешняя и внутренняя красота Регины Викторовны делает ее достойным преемником ушедшего от них на вечный покой Талгата Хисматулловича, который всегда относился к одиноким старикам и инвалидам, как к своим родственникам и детям. Отметили столь желанное для Регины назначение небольшим банкетом в ресторане и застольем у нового директора, на котором ее муж напился до полного бесчувствия.

Регина Викторовна, приняв власть, казалась истинно счастливой: теперь ее возможности намного расширились. Конечно, она понимала, что месяц – два ей придется пройти испытательный срок, поэтому начала свой первый рабочий день с оборудования столовой, которая являлась своеобразным центром жизни жителей и работников интерната. Придя на обед, они увидели на столах аккуратно разложенные чашечки с солью, горчицей и не менее аккуратные букетики полевых цветов в маленьких вазах.

— Дорогие мои, — сказала Регина Викторовна, обходя столы с микрофоном в руке, — я вас всех люблю и сделаю все возможное, чтобы вы чувствовали себя в интернате спокойно и счастливо, так, как бы вы чувствовали себя дома. – Приходите ко мне и говорите, пишите записки моему секретарю, какие мероприятия и развлечения надо организовать в нашем общем доме, какие новые правила, нужные для вас, ввести в нашу общую жизнь, какие отменить, чтобы интернат стал истинным, счастливым не только местом работы, но и жилищем для вас. Вы все прожили долгую и трудную жизнь и с честью заслужили все мыслимые и немыслимые блага от государства, которое сами создавали и строили. ….

Эта яркая речь, естественно, всколыхнула не только всех стариков, но и молодых инвалидов. И Регина Викторовна подкрепляла свои слова делами: быстро разобралась с просьбами и жалобами жильцов, которые просили ее перевести их в комнаты, где живут их друзья или родственники, или уйти от тех, кто пьет и дебоширит, некоторые просились в отдельные квартиры, без соседей, и, по возможности, исполняла их желания.

Не обошла стороной новая директриса и своих сотрудников. Их мизерные зарплаты она, конечно, повысить не смогла, а вот дисциплину укрепила: обязала водителя служебного автобуса ездить по домам и привозить работников к началу трудового дня. И трудовой день она теперь начинала с общей зарядки, которую грамотно проводила среди сотрудников каждый день приглашенная женщина-инструктор. Когда же она простила старого охранника, который в сотый раз устроил в своей будке около внешних ворот ночную пьянку и от души материл старого директора, жильцы возликовали от ее незлобивости и человечности. Конечно, после старого директора, которого жильцы не любили и который действовал, в основном, командно-административными мерами, такой метод руководства выглядел новаторским, направленным на благо жильцов и сотрудников интерната. Короче, Регина Викторовна добилась всеобщего уважения и даже некоторой славы как среди сотрудников, жильцов интерната, так и среди членов Городского совета.

Не обошла она стороной и Павла Березовского. Узнав, что он уже второй год ведет христианский кружок, она попросила его поставить в церкви свечку за нее и ее родных, а потом постоянно помогала ему возить верующих на службу.