Одержимый

Когда мне позвонили в первый раз, я не ответил – номер был мне неизвестен. К тому же сегодня был долгожданный выходной – и я никого не хотел ни видеть, ни слышать, ни ощущать в это октябрьское утро, в это дождливое воскресенье.

Однако же трезвон оказался нуден и настойчив – и я уже пожалел, что не поставил свой мобильный на беззвучный режим.

Нет, в это время я уже не сплю – я ранняя пташка, и подъём в семь утра – а то и раньше – для меня не есть проблема, непреодолимая преграда; просто утренний сон, не будничный сон столь сладок, что было просто лень дотянуться до своего сотового. Я сказал – лень? Просто накопившаяся усталость, которую не смог компенсировать хронический недосып, поскольку трудоголики, как правило, очень много работают – вплоть до полного эмоционального выгорания, как это наблюдается у меня сейчас.

«Ну, кто там ещё?!», с явным раздражением, с превеликим неудовольствием я кликнул на зелёную трубку в своём «кирпиче».

Голос был одновременно и знаком и незнаком; он был краток, сух, а суть монолога заключалась в инструкции приехать на сброшенный сообщением адрес.

Я даже ответить толком не успел: гудки уже отстукивали своё. Речь же звонившего больше напоминала приказ, нежели просьбу.

Я зашёл в «Сообщения» и сфотографировал глазами адрес. В общем и целом, он был мне неизвестен, но я знал, в каком примерно направлении я должен ехать.

«Разве должен? Разве – обязан?», ворчал я. «Ехать сорок километров из ПГТ в город, чтобы плестись ещё через полгорода?». Да, путь предстоял неблизкий…

Я мог не ехать вовсе: моё право. Но интонация звонившего, его тембр… Мне показалось, что я всенепременно должен явиться на указанный адрес.

Иногда я устаю вести двойную жизнь: с одной стороны, я – обычный мелкий госслужащий, который за свой кропотливый труд получает от начальства копейки вместо зарплаты и выговоры вместо премий, а от клиентов – шквал критики, каждодневную ругань; с другой стороны, по пальцам левой руки можно перечесть всех тех, кто в курсе, чем я занимаюсь на самом деле, вне рабочего времени, какие ответственные задания и поручения выполняю, и в каких серьёзных спецоперациях участвую. Да, нелегка жизнь тайного агента-шпиона…

По приезду в город я сразу занервничал, забеспокоился: этот участок дороги, этот чёртов перекрёсток всегда проблемный – огромный поток автомашин и людей – даже утром, даже в непогоду. И ты либо стоишь, как пешеход, либо сидишь в такси и ждёшь, когда же, наконец, загорится зелёный. А теперь только представьте, что творится здесь в час пик!

Так прошло ещё минут пятнадцать – помимо того получаса, который потребовался мне для того, чтобы покрыть расстояние между пригородным посёлком и столицей.

После мне пришлось ещё стоять и ждать маршрутный автобус – увы, на такси по городу я ещё не заработал (хотя экономлю, как могу, не доедая и во всём себе отказывая).

«Может – зайцем? Как в старые добрые времена, в студенческие годы», мелькнуло у меня в голове. «Входишь и садишься сразу у дверей, поближе к окну, и делаешь самое каменное, самое уверенное, самое невозмутимое лицо на свете…».

Однако я отбросил от себя подобные мысли: мне уже тридцать с гаком, а не двадцать; давным-давно пора повзрослеть и поумнеть. Я бы с радостью сейчас заплатил за все те разы, когда я проезжал «бесплатно» (если бы ещё было чем), ибо с годами ко мне пришли такие две тётушки, как Совесть и Ответственность – я не шибко их люблю, но знаю, что они по умолчанию правы.

Я с удивлением сел в битком набитый автобус – я понимаю, в будни люди едут на учёбу, на работу и так далее – но сегодня? И по мере того, как я ехал, рядом со всеми этими хмурыми лицами, моё собственное лицо вытягивалось всё сильнее и сильнее, а настроение сменилось с нейтрального на крайне мерзопакостное – учитывая также и погоду за окном, ведь я ненавижу слякоть – а там, помимо неё, были и туман, и ливень, и всё, что угодно.

Похоже, что сегодняшнее утро не задалось не на шутку: автоавария; погибло очень много людей прямо на моих глазах. Может, это сигнал? Сигнал, чтобы я вовремя остановился и прекратил идти к (не своей, кстати) цели.

Выйдя на нужной, на необходимой мне остановке (предварительно переспросив ещё раз, ибо автоматическое оповещение сегодня что-то не работало), я зашагал по мокрому асфальту и заметил, что джинсы свои я всё таки внизу замарал. Твою мать…

Дальше – исключительно пешком; блуждал, как ёжик в тумане, по незнакомой мне части города, в котором получал некогда высшее образование.

По пути мне встретился ещё закрытый оружейный магазин, а также железнодорожная ветка, идущая где-то сверху надо мной – да, здесь своеобразный такой холмик с двумя слоновьими столбами, «дорога над дорогой», или как там это называется – мне, типичному гуманитарию, мало сведущему во всём этом, подобное скупое описание вполне простительно.

Я остановился в этом затемнении и прислушался: ничего особенного – лишь шум ветра да равномерное «тудуф-тудуф» на путях.

Я двинулся дальше, и вот – позади спорткомплекс (который сегодня никого не примет в свои недра).

Я пришёл. Остановился, переминаясь с ноги на ногу – во-первых, от долгой ходьбы устали ноги, а, во-вторых, дальше идти было бы бессмысленно: здесь сплошь хозпостройки, за которыми – тупик.

Я осторожно вытащил телефон из кармана своей курточки (отчаянно при этом зябнув и пожалев, что не оделся теплей), и, озираясь по сторонам (уличных хулиганов всюду хватает), сверил своё местонахождение, своё нынешнее местоположение с адресом, указанным в присланном мне текстовом сообщении.

– Ну да, – Ответил сам себе я, дрожа всем телом и стуча зубами. – Это вроде здесь. Куда теперь?

Кажется, я припоминаю это место: я был здесь примерно десять лет назад. Но я не помнил, что я делал тут тогда.

А между тем взору моему предстали очень старые постройки – настолько старые, что…

Одно- и двухэтажные хозстроения образовывали собой правильный квадрат, в центре которого, пройдя под трубами, я сейчас и находился.

Гигантские массивные двери складов, наглухо запертые, и полнейшая тишина кругом. Впрочем, тишину я люблю – даже обожаю; я избегаю чрезмерно людные места, ибо чувствую себя в толпе крайне неуютно. Однако сейчас этот мирный покой, эта гробовая тишина меня настораживали и пугали – вдруг на меня сейчас из подворотни нападут какие-нибудь бичи и алкаши, наркоманы-гопники и прочая бомжарская бомжара?

Я вошёл в одно из этих древних зданий, этих богом забытых сооружений – и сразу же ощутил неприятный запах, запах сырости.

На ресепшне меня никто не остановил – сделать это было попросту некому, хотя я знаю точно, что на самом деле эти помещения тщательнейшим образом охраняются, и незваный гость в этих краях предельно редок: здесь нет зевак-людей и уж тем более детей; мёртвое всё здесь, мёртвое…

Я решил подняться выше. Не пожалею? Но я вроде бы не трус (хотя боюсь: когда ты совсем один, то мерещится, что кто-то следит, наблюдает за тобой, стоит за твоей спиной). Я оглянулся по сторонам, и…

На окнах цокольного этажа, несмотря на октябрь месяц, вился рой длинноногих комаров – ах, да: это же типичные представители так называемого «городского комара», который зимой и летом… Одним цветом.

Вот и второй этаж: коридор, в котором приличное число дверей. В прошлом где-то здесь арендовали типографию или какое-то рекламное агентство; давно это было, и неправда.

Одна из этих многочисленных дверей была не заперта – более того, к ней (или от неё?) тянулся странный багровый след – след запёкшейся, свернувшейся крови.

Любопытство пересилило весь страх и ужас, и я вошёл в помещение, преисполненное стойкой спёртой, затхлой и смрадной амброзии – несмотря даже на то, что дверь была слегка приоткрыта.

На полу из чёрного мрамора (и это в складском-то помещении!) я обнаружил ужасно изуродованный, искалеченный остов – без сомнения, принадлежащий человеку; у него отсутствовали голова, руки и ноги. Всё оно было каким-то истерзанным, изрезанным вдоль и поперёк; на нём не было живого места. Да, оно было абсолютно голым, но я затрудняюсь сказать, к какому полу относился труп – настолько он был изувечен и обезображен.

Внимательно присмотревшись (увы, с годами зрение безжалостно падает), я различил ещё одно тело – которое также не подавало признаков жизни, ибо не дышало на моё стёклышко и было, мягко говоря, ледяным, окоченевшим. Тем не менее, оно находилось в гораздо более лучшем состоянии, ибо на нём не имелось ни колото-резаных ран, ни царапин, ни синяков, ни каких-либо видимых гематом и прочая. Также, на нём странным образом отсутствовали брызги крови, несмотря на непосредственную близость к трупу №1 – что явно свидетельствовало в пользу того, что труп №2 или был убит позже, или его перенесли сюда уже мёртвым. Зато вокруг, там и сям, валялись какие-то непонятные синие кусочки, а в воздухе чадило так, что я был просто вынужден зажать свой несчастный нос.

Мне стало настолько дурно, что я немедленно покинул неизвестный мне кабинет, оставив усопших валяться в их изначальных позах.

Будучи благоразумным и законопослушным, сознательным гражданином, я набрал одному своему знакомому – врачу (пациенты которого, однако, уже ни на что не жалуются).

– Ты всё правильно сделал, что позвонил Мне. – Ответили мне на том конце связи. – Помалкивай-ка об увиденном…

Уже уходя, я вдруг обратил внимание на окно и похолодел от испуга: один из трупов вдруг показался в этом самом окне, и гримаса на его лице исказилась в такую ужасающую мину, что…

Рванув изо всех ног, я на бегу размышлял: звонивший мне утром явно хотел подставить меня! Я намотал такой километраж ради чего? Ради того, чтобы оказаться на месте чьего-то преступления? Я-то здесь причём?

Уже вечером мне пришлось ответить ещё на один звонок: тем же утренним монотонным голосом мне было велено в срочном порядке ехать на кладбище якобы для «выяснения определённого рода обстоятельств».

Гробокопателем я не был никогда, но мой разум был настолько подчинён Хозяину, настолько был ослеплён его вкрадчивой и напутственной речью, её гипнотическим воздействием на него, что на ночь глядя оделся, обулся и поплёлся, проклиная всё и вся, на место недавнего захоронения.

Мне было велено самым бестактным и кощунственным способом вскрыть могильный склеп и искать – что я, собственно, и сделал, хотя я не счёл эту свою работу приятной.

Едва я отложил крышку в сторону, как чуть было не вскрикнул от неожиданности – но также и от омерзения: в иридиевом гробу покоился тот, второй труп, который был обнаружен мной на втором этаже одного из складских помещений хозчасти.

Прежде всего, я застыл от неожиданности, и это первое: либо труп был кем-либо искусственно оживлён, либо же тогда труп был не совсем уж и мёртв – что-то часто мне в последнее время кажется; надо перекреститься, на всякий случай, хотя я и не суеверный, и не верующий. Однозначно то, что на момент сыскания мной сего тела оно было ещё живо: возможно, клиническая смерть? Наверное, при ней тоже на некоторое время исчезает дыхание (или же замедляется настолько, что незаметно вовсе)? Я не компетентен в данном вопросе, и лучше всего на него смог бы ответить тот мой знакомый – доктор, чьих клиентов уже ни разбудить, ни к жизни вернуть. Но вот тут-то и напрашивается второе!

А заключается второе в том, что без доктора этого здесь явно не обошлось: патологоанатом / судмедэксперт, насколько я знаю, выносит заключение, и только после этого человека провожают в последний путь. Интересно, а насколько хорошо я знаю этого самого своего знакомого? Он точно – врач? Или какой-нибудь трансплантолог, торгующий на чёрном рынке живыми органами?

Мой третий вывод: родственники убитого явно не страдают от недостатка финансовых средств, ибо гроб из иридия – благородного переходного металла платиновой группы среднестатистическому обывателю влетел бы не то, что в копеечку, а во вполне приличную сумму! И почему именно из иридия? Ничего не понимаю! Когда они успели его изготовить? Если я только сегодня утром самолично нашёл те два трупа… Кто все эти люди? Куда я так неудачно вляпался?

Четвёртое, и последнее (также и самое важное, на мой взгляд) заключение сводится к тому, что труп был почти восставшим из этого гроба! После захоронения он очнулся, ожил и попытался приподняться, ибо поза, в которой я его раскопал, была противоестественной для могильного покойника. Но он благополучно и закономерно задохнулся, потому что запас кислорода в гробу невелик – но даже при наличии оного, и даже если бы гроб был обычный, деревянный – шансы выбраться из крепко сбитой, намертво сколоченной прочными досками могилы равны нулю – а уж из гроба металлического и подавно. Очевидно, что человека захоронили заживо! Налицо медицинская халатность, ибо наличие травм ещё не говорит о том, что пациент скорее мёртв, чем жив.

Наконец, мне надоело лицезреть перед собой отвратительного вида медленно разлагающееся тело, скрюченное, как при параличе, и я, аннулировав все свои предыдущие действия (а именно прикрыв крышку гроба и закопав могилу землёй при помощи лопаты), скрылся с места своего диггерства.

– Как наши дела, Вальдемар? – Спросил у меня голос, идущий в моё ухо из телефона.

При слове «наши» меня всего передёрнуло.

– Никак, – Сквозь зубы и холодно ответил я. – Сначала я приезжаю в место, где прежде бывал лишь единожды, и нахожу в нём два трупа (второй из которых, как выясняется теперь, был на тот момент ещё жив); позже я нахожу этого второго захороненным заживо в иридиевом гробу… Как всё это понимать, Мастер?

– Ищи-и-и… – Послышалось мне. – Найди мне того, кто всё это провернул – живым или мёртвым.

Этот шёпот был громче колокольного звона, ибо был странным и страшным одновременно. Хуже всего (или наоборот?) то, что я никогда раньше не видел говорившего со мной – но я чётко знал, что должен подчиняться всем его приказам.

– Иди, и поступи, как велю… – Проклятье: шёпот не прекратился даже после того, как я бросил трубку! А-а-а…

Озарение нашло на меня; провидение потащило меня на агрофак вуза, где я когда-то лечился – простите, учился.

Разумеется, у меня при себе уже давным-давно не имелось студенческого билета – но всегда ведь имеется запасной вариант, верно?

Я должен был, должен найти способ пробраться внутрь здания, которое было построено лет восемьдесят назад! Оно самое старое из всех строений вуза, самое первое, но бывал я там в своё время очень редко, ибо учился на другом факультете.

Дождавшись глубокого вечера, когда не учатся даже заочники, я тайком и умело прокрался внутрь, и визит свой я нанесу в подвал.

Ничего не изменилось! Абсолютно. Всё та же сырость и вонь; космическая, гигроскопическая нанопыль. Оголённые трубы, оголённые провода, а с подобия потолка свисают какие-то непонятные лохмотья, отдалённо напоминающие сталактиты.

Я же с фонариком лез всё дальше и всё глубже: да, у нас бывали занятия в этих аудиториях; помню, помню. Ничего плохого я сказать не могу – нет дурных воспоминаний об этих местах, и, тем не менее…

Человеку свойственно преувеличивать: вот, я уже на кафедре, где на полочках серванта стоят баночки с сомнительным содержимым, как то: споры, грибы, плесень и даже заспиртованные человеческие мозги – что, наверное, больше характерно для биофака. Мозги – настоящие; это я знаю из достоверных источников. Вот только чьи они? Этого, возможно, я не узнаю никогда, потому что…

Там дальше была ниша, а в ней – какая-то кабинка. Сейчас я столь эмоционален, столь потрясён, что с трудом могу подобрать слова для того, чтобы поточнее описать потаённое место.

Словно кабинет следователя: ты через стекло можешь спокойно наблюдать за подопечным, за всеми его действиями, а он тебя не увидит.

И мне было за кем наблюдать! Потому как я заметил, что в кабине этой кто-то есть! Оно дезориентировано, точно шокировано чем-то (или кем-то).

У зомби, которого я увидел, напрочь отсутствовала голова! Что, впрочем не помешало ему с силой биться о все стены и стекло…

Похоже, оно видит меня! Слышит, чувствует, обоняет, ибо пошло точно в моём направлении!

Убегая, я запирал за собой все двери – хотя двери, запертые не на ключ, и не подпёртые чем-либо, существенной преградой для монстров не являются.

Мне стало столь плохо, что я буквально влетел в туалет – все четыре стульчака которого, к великому моему огорчению и сожалению, были загажены и не смыты. От этого мне стало ещё хуже; совсем не по себе. Интересно, эта тварь ещё идёт за мной? Или она больше не преследует меня?

И тут я увидел через окна огромную волну: похоже, что река, на которой стоит город, до такой степени вышла из берегов, что… Вы только представьте хотя бы на миг сплошную массу воды высотой с двухэтажный дом, и поймёте, что испытывал тогда я.

«Меня же безжалостно смоет», рассуждал я на ходу, выбегая из здания агрофака – благо, волна надвигалась с противоположной стороны.

Оказавшись на улице, я понял, что уже давно рассвело: неужто я провёл там целую ночь?

При моём появлении на улице погода, до этого блиставшая штилем, вдруг передумала и резко испортилась; распогодилось до такой степени, что всё небо вдруг перекрыла огромная, чёрная, дымчатая туча – она давила на меня, прижимала моё тельце к земле.

Взвыв от всех невзгод, столь стремительно обрушившихся на меня, я стал удирать, куда глаза глядят.

Когда я остановился – для того, чтобы хоть немного отдышаться, то принял решение вновь посетить кладбище: сейчас меня направляло шестое чувство, которое называется «интуиция».

Раскопав могилу, которую я уже трогал давеча, я ужаснулся тому, насколько я был прав: труп зомби был без головы! Как такое вообще может быть? Ещё с полчаса назад этот зверь охотился за мной на другом конце города, а вот прямо сейчас я наблюдаю его безмятежно лежащим в гробу! Чьей природы силы управляли им, точно големом? Или зомби имеет навыки телепортации?

Наклонившись ещё раз, я внимательно изучил позу убиенного. Потом отпрянул, дабы уберечься от возможных миазмов, и сделал полный охват картины: вне всякого сомнения, труп не просто улёгся спать восвояси – его определённо перезахоронили! Ещё один вопрос, мучивший меня: при втором перезахоронении он был ещё с головой, или уже без? Всё это так странно, что…

Возвращаясь с кладбища домой и ставя лопату на её законное место, я поражался тому, что наводнения так и не произошло – кто или что побудило большую, широкую волну уйти? Ведь я видел её лично! Хотя… Я уже ничем не удивляюсь.

– Да? – Снял трубку я.

– А это я-а-а…

Мне показалось, что кто-то скребётся в углу, а в самом динамике мне послышался весьма пренеприятный, демонический смешок – более того, я готов поклясться, что на лице звонившего сейчас играет торжествующая дьявольская ухмылка.

– Кто ты? – На всякий случай попробовал уточнить я, хотя знал, что это тот самый человек, который выдаёт мне все распоряжения.

– Неважно… Ты дома один?

Душа ушла в пятки; от ветра распахнулось окно. Где-то далеко-далеко заиграли скрипки в очень низком регистре, что придало и без того мрачной мелодии предельно гнетущую атмосферу.

– Ты меня и видишь, и слышишь? – С содроганием предположил я.

– О да. – В голосе говорившего явно угадывались, прощупывались полная уверенность, злорадство и поведение, присущее коту, который играет со своей жертвой-мышью.

– Чего ты хочешь?! – С раздражением рявкнул я. – Я всё делал, как ты мне…

– Мне одиноко… – Перебил меня голос, тон которого стал более приятным и вкрадчивым. – Прямо сейчас мне не хватает мужского тепла, и я горю желанием заняться крепкой мужской дружбой прямо сейчас. А поскольку ты единственный, кому я хоть отчасти доверяю…

Занервничав, я подошёл к окну, которое снова отворилось. Да что ж такое… Так, а это ещё что?

Мне почудилось, что за мной следят – через бинокль, с одного из окон дома напротив. Там горел свет, и я отчётливо видел силуэт.

– Я не нашёл убийцу. – Сухо и жёстко отрезал я. – Больше мне не звони; меня влечёт исключительно к женщинам. Ранее ты всегда давал поистине занятные задания, к которым я испытывал рвение, участие, любопытство, интерес; похоже, ты подсел на что-то серьёзное, и свихнулся. Ты медленно, но верно сходишь с ума… Ты играл на моих чувствах, зная, что меня волнует, цепляет, заводит всё аномальное, всё паранормальное – сейчас играешь на моих нервах, предлагая участвовать в поистине сомнительной кампании!

– Очень жаль, Вальдемар, – Ответили мне. – Я был о тебе лучшего мнения. Скажу так: раз ты уже взялся – доводи до конца. Где твоя немецкая пунктуальность, тактичность, преданность, ответственность и исполнительность?

Ответить я не успел: трубку уже повесили. Но я с облегчением утонул в мягком, удобном кресле.

Мне срочно нужно расслабиться; очень срочно. Вся эта катавасия меня изрядно доконала.

Одним достаточно выкурить пару-тройку отборных сигар или же выпить чашечку крепкого эспрессо; другие снимут напряжение, уединившись с женщиной – ни то, ни другое в настоящий момент мне не улыбалось, и я принял самое верное, самое простое решение: включил джаз 40-ых годов, виниловое издание с которым мне привозил из Америки дядя, и приступил к просмотру классики мирового кинематографа – а именно, «Мальтийского сокола» с Хамфри Богартом в главной роли.

Да, я совершенно не брезгую древностью, поскольку считаю, что старый конь борозды не портит, а хорошая музыка (равно как и хорошее кино) срока давности не имеет. Но чего же мне не хватает? Ах, да: вот и кот под моей рукой. Он сидит на моих коленях, и я глажу его своей ладонью. Мы оба довольны: он – тем, что испил молока и его нежно и с любовью поглаживает по спине хозяин, я – тем, что это пушистое чудо умиротворяет и успокаивает меня одним своим присутствием…

Немного отдохнув, я вдруг засобирался прочь: ноги понесли меня в ночной ресторан, хотя денег отужинать там мне вряд ли хватит.

– Мы ждали тебя, – Сказали четверо, любезно уступая мне место за их общим столиком. – Мы как раз обсуждаем кое-что важное.

– Например? – Спросил я.

– Интерпол за-за-занялся п-п-поисками одного ч-чэ-человека, мастера п-п-перевоплощений. Он уже нна-нна-наследил в Прибалтике и Восточной Европе; неизвестно, что он п-п-предпримет в других странах – впрочем, ничего хорошего, и это та-та-та-точно. – Заикаясь, начал один, пряча глаза под шляпой – несмотря на то, что в помещении принято снимать головной убор.

– В Литве он – Сискявичус, в Латвии – Поепенишкес, в Армении – Обсиккянц, в Грузии – Муддошвили и/или Пестадзе, где-то в Карпатах – Хый; таковы данные, которые нам предоставлены. – Продолжил второй, пряча свой подбородок в высоком воротнике.

– Этот тип – больной на всю голову доктог; сумасшедший пгофессог. – Добавил третий, громко и смачно сморкаясь в изысканно расшитый носовой платок. – Он считает себя геинкагнацией Йозефа Менгеле, «ангела смегти», и пытается вывести свегхчеловека. Но пока что его опыты огганичиваются введением в тгупные тела инъекций, котогые пгевгащают их в зомби. Он вкалывает что-то в эти безголовые тела – какие-то ггибы или бактегии; после этого тгупы начинают двигаться – встают и пытаются куда-то идти; они идут на запах кгови. Безусловно, сие есть тгевожный сигнал.

– Он возомнил себя вторым Теслой, – Вставил последний. – Утверждает, что его предтеча имеет самое непосредственное отношение к так называемому «Тунгусскому метеориту» – якобы Никола в 1908 году предотвратил гибель Земли, своими лучами смерти раздробив небесное тело ещё в атмосфере. Сам же «врач» радеет за научное обоснование шаровых молний. Многие из его жертв казнены на электрическом стуле, но лжедоктор объясняет такие свои методы «лечения» тем, что пытается воздействовать электричеством на поры кожи для их «очищения».

– У вас у всех так много сведений об этом психопате, – Заметил я. – Как же спецслужбы до сих пор его не поймали?

– М-м-мать твою, он м-м-мастер перевоплощений! – Повторил первый. – М-м-матерь божья, он специалист, пэ-пэ-пэ-профессионал.

– Меняет голос, меняет внешность. – Кивнул второй, соглашаясь с первым.

– Даже если его найдут – боюсь, он избежит тюрьмы. – Задумался я. – Его место – в психушке; ему лечиться надо, а не самому лечить!

– Пытались: во Франции или Италии даже вызывали экзорциста (когда он ещё не прятался и был более-менее вменяем). И знаешь, как отозвался он об их действиях?

– Как?

– Он в прямом эфире сделал заявление, что его «пытали люди, испорченные святым духом». После этого он пропал надолго, а позже объявился здесь.

– Здесь?! – Дико ошалел я, которого начали терзать смутные сомнения. – Как давно этот маньяк промышляет здесь?

– На днях я говорил с господином N; между нами состоялся прекрасный… конструктивный диалог. – Выдал мне один из этих четверых, перегибаясь через весь стол и переходя на шёпот. Его локти так и вонзились в скатерть.

– Полагаю, разговор был телефонным? – Насторожился я.

– Да.

Я вздохнул с облегчением, и тут меня осенило: два года странных заданий, которые становились всё опасней и опасней; мой знакомый-судмедэксперт / патологоанатом; голос в трубку; два недавних искарёженных, покоцаных трупа, один из которых имел честь атаковать меня, не имея при этом головы…

– Я знаю, кого вы ищете! Я знаю, кто вам нужен! – Заорал я на весь ресторан так, что на наш стол посыпались косые, осуждающие взгляды.

– Тиш-ш-ше-е-е… – Зашипела на меня вся четвёрка, неодобрительно цыкнув. – Ты до крайности неосторожен… Вдруг он среди нас?

Мысль о том, что Одержимый где-то поблизости, повергла меня в шок и недоумение одновременно; я был озадачен. И тут на мой планшет пришло видео!

– Если бы все были хорошими – жизнь была бы скучной: всегда должен быть контраст и гротеск. – Сказал некто, чьё лицо было сокрыто маской.

Он привстал коленями на пол из чёрного мрамора, и начал возносить всем демонам хвалу. Одержимый дьяволом, он обхватил ладонями перевёрнутое распятие и возложил персты свои на чресла божьего отпрыска.

После он повернулся к нам лицом.

– Чего уставились? Я знаю, что вы сейчас смотрите на меня; ах-ха-ха-ха-ха-а-а… Вы думаете, мне нравится убивать людей? Вовсе нет: я сам страшно боюсь смерти, и именно поэтому оживляю трупы. Я мечтаю о бессмертии; в своих опытах я на пути к нему. Я уже продвинулся – продвинулся значительно; но вы, люди – всего лишь люди. Слабые, трусливые люди, которых снедает боязнь всего необычного, потустороннего. Вас, ничтожных людишек, пугает неизвестность. Вы так подвержены сомнениям и кривотолкам… Вы спустили на меня всех собак, а ведь я – образец всяческой добродетели, ибо как врач хочу улучшить, а не ухудшить. Много лет я занимаюсь делом, а вы все мне мешаете! Вы ненавидите меня лично, или же моё дело? Дело всей моей жизни. О, презренные, пустые люди! Вы могли бы стать богами, но в вас нет ни одной божественной искры! Вы слишком приземлённые, вы слишком материальны. Вы хотите лишь получать, а не отдавать; спать, жрать и срать… Но только не созидать! Вы все – сплошь потребители и гедонисты; вы мне противны, ибо вам не дано понять всю гениальность моего бытия! Моя уникальность, моя оригинальность, моя неповторимость заключается в том, что я взял на себя смелость приоткрыть завесу тайны! Вы ничем не примечательны… В отличие от меня! Вы животные, которым совершенно наплевать на мю-мезоны и бозоны Хиггса… Будьте же вы все прокляты, дегенеративные суки! Низкоинтеллектуальное, низкопробное быдло, плодящее себе подобных! Вы и мизинца моего не стоите, отбросы эволюции! Это вы, а не я, ошибка природы… Но довольно: пора прощаться…

С этими словами доктор, отпив дорогого виски и сорвав с себя маску, застрелился прямо на наших глазах…

Первый вопрос: откуда в его руках пистолет? Второй: почему? Ведь я признал в непризнанном обществе гении своего знакомого – патологоанатома и судмедэксперта; человека, который знает о загробной жизни больше, чем мы все вместе взятые…

И этот голос! Это голос из трубки! Если прислушаться внимательней, это он! Он менял свой голос! Но зачем? Он просил меня поймать самого себя? Зачем этот врач хотел, чтобы я нашёл его? Нашёл, как маньяка-убийцу, как агрессивного психопата, хотя мог бы прийти сам и рассказать всё, как есть. Глупо с моей стороны рассуждать о подобных вещах именно так, но… Он был бы жив – в тюрьме ли, в психушке ли, но жив. А так, все его труды, все старания в любом случае пошли прахом… Человечество не готово к такого рода деяниям; оно до конца не осмыслит, не примет, не поймёт… Пожалуй, методы его были странны, из ряда вон выходи, но рациональное зерно всё же в них имелось – а может, я и не прав, и абсурдно всё от начала и до самого конца. Мне искренне жаль этого человека, ибо он хотел, как лучше, а пошёл в неправильном направлении, навсегда очернив своё имя, свою репутацию, свою честь и достоинство…

Не прощаясь со своими собеседедниками, я на ватных ногах проследовал из ресторана вон, выронив по дороге свой планшет. Я зашёл домой и тупо упал на диван, потеряв сознание.

На следующий день, собравшись с мыслями, настроившись на нужный лад, я записался на приём к психологу – что-то устал я за последнее время, и остро нуждаюсь в поддержке.

На приём я попал сразу, ибо кроме меня, сегодня нет никого.

Выслушав меня, мужчина вдруг сказал:

– Вам никто не звонил в то утро, Вальдемар! Возможно, у вас на нервной почве слуховые галлюционации?

– А откуда вы знаете?.. – Спросил, в свою очередь, я.

И тут я обратил внимание на черты лица этого психолога – которые показались мне подозрительно знакомыми…