Но досточтимые прохожие видели то, что хотели видеть. У мальчика не было работы, его не мучили вышестоящие лица, он мог никуда не торопится… Они не желали видеть, других вещей, которых у паренька тоже не было. Он сидел, тупо смотря на собаку, грызущую кость и завидуя ей, так как у него самого уже четвертый день нет ни крошки хлеба и мучительный голод разрывает его сознание на части. Он сидит, весь съежившись, потому что жалкая, старая и ставшая ему маленькой курточка не защищает даже от осенних заморозков, не говоря уже о зимнем морозе, а нормальной одежды у него нет. Нет и дома, ведь там накануне прогремела шумная пьянка, и если не дай бог друзья матери проснутся и увидят его, то побоев и спуска с лестницы не избежать, а мальчик и так слишком изморен голодом, чтобы восстановится после такого. Естественно, не было и денег, иначе он уже давно сидел бы в какой-нибудь уютной и теплой столовой, а не мерз вот так на остановке.
Мальчика звали Кейранд Шарн. Он действительно полностью соответствовал званию, которое подарили ему досточтимые граждане – бездельник и выродок. Семья его была настолько бедной, что её члены считались нищими даже по меркам категории А. Отца у него не было, мать сильно пила. Она работала простой уборщицей в какой-то захудалой столовой, крошечная зарплата полностью расходовалась на алкоголь. Её абсолютно не интересовало, как в таких условиях выживать её сыну. Порой Кейранду казалось, что его мать хотела бы, чтобы однажды он ушел и больше не вернулся. И несколько раз бывало такое, когда ему казалось, что её мечта вот-вот сбудется, но удача каждый раз благоволила парню и он находил способ спастись.
А теперь шел черед новой голодовки. И если не поесть в ближайшие дни, снова наступит острейший кризис. Тело перестроится под потребление накопленных в организме ресурсов, но что в теле Кейранда еще можно было потреблять? У него и так не осталось ни крупицы жира, оставшиеся жалкие мышцы необъяснимым образом еще как-то умудрялись напрягаться и выполнять команды мозга. Всё это означало только одно – у мальчика очень мало времени.
Он пытался что-нибудь украсть на рынке – не вышло. Не потому, что Кейранд не умел воровать – за годы он вполне неплохо развил этот вынужденный навык – просто ему страшно не везло. Последние простофили из числа рыночных продавцов вдруг стали проявлять просто параноидальную чуткость и не позволяли ему стащить с прилавка даже заплесневелое яблоко. Просить же милостыню на Анкселе – последнее дело, крайне неэффективная и, как ни странно, небезопасная идея (во-первых, подаренные каким-нибудь добряком деньги могут отобрать другие нищие, а во-вторых, таких, как Кейранд, многие сотни и даже тысячи, и молящий взгляд голодных глаз уже давно не вызывает у анкселов жалости, только злобу). От безысходности, Кейранд решил попробовать и, да, ничем хорошим это не закончилось. Разбитая губа, синяк на скуле, ноющие ребра, попранное плевком в лицо самолюбие и всё такой же пустой карман. Ах, да, и тысячи комментариев от самых разных анкселов, от нецензурных оскорблений до замечательных нравоучений в стиле «Иди учись, крыса ты немытая!».
