Об одном гиде

–А правда что Граф Дракула пытал и убил здесь более трёх тысяч человек? – вопрос очень глупый, но вшитая в мою сущность едкая вежливость не позволяет мне ехидно уточнить о том, где взять столько времени на эти самые убийства?

Но говорить об этом нельзя. Этот город, да и не только город зарабатывают на всех этих легендах и слухах. Туристы летят на кровь истории как мотыльки на свет. А где туристы – там прибыль. А я патриот. И всегда был патриотом.

–Легенды расходятся в истине, господин Брукс, – я нахожу самый удобный ответ и даже улыбаюсь.

–То есть, могло быть и больше? – господин Брукс счастлив. В его глазах восторг, он пихает свою жену под руку, мол, слышала? Слышала?

–Это поразительно, – соглашается она и важно кивает. Словно что-то понимает об истории или о стране, куда прибыла. Я таких как эти двое знаю уже не одну сотню. Приезжают, вечно жалуются на ступени и лестницы замков – легко устают эти людишки, привыкшие к лифтам! И я искренне не понимаю их: зачем вы тащитесь через километры туда, где лифтов нет? Здесь нужно много ходить – по коридорам, лестницам, по горным тропам…

И такого комфорта, к какому вы привыкли, нет тут и в помине! И ладно ехали бы ещё те, кто хоть что-то понимает о моей стране, так нет – едут абы куда, что-то краем уха схватив, покупают первый попавшийся под руку путеводитель, зачитываются легендами и задают потом глупые вопросы! Одни и те же.

Тише, спокойно. Это люди. Нет, не люди, туристы. Их надо любить. Нет, не любить. Любить надо людей. А этих надо…терпеть. Терпеть больше, чем людей.

–Дополнительно, уже в первой четверти семнадцатого столетия, рядом с основной частью замка, были построены две башни – они стали новой защитой, – я указываю поочередно на каждую из башен. Многие местные экскурсоводы любят добавить, что, мол, достроенные башни портят всю атмосферу всей суровой красоты и выделяются. А как по мне – это отличное дополнение. Очень даже вписывается ко всей архитектуре, кажется, что даже так изначально и было.

–Нора, сфотографируй меня! – господину Бруксу не терпится. Он позирует, а госпожа Брукс – она же Нора командует, как ему лучше встать. Я отмахиваюсь на её предложение войти в кадр – нет-нет, хватит с меня славы! Нора не настаивает. Она фотографирует и фотографирует. Похвально, если бы не то, что она фотографирует не столько замок, сколько своего муженька на фоне замка.

Наконец успокаиваются. Идём дальше, предупреждаю сразу:

–Внутри неровные каменные ступени, довольно темно и ещё – путаница в галереях и коридорах. К тому же на некоторых лестницах нужно быть очень осторожными – легко упасть. Пожалуйста, не отставайте от меня, иначе вы заблудитесь.

Вообще-то, я говорю это Бруксам не в первый раз. Просто при первом моём предупреждении они читали путеводитель и вяло согласились со мной, едва ли услышав; во второй раз ели мороженое, наслаждаясь им больше, чем замком; в третий фотографировали местных жителей (привыкших уже ко всем этим Бруксам, Джонсонам и чёрт знает кому). Говорю в четвёртый.

–А фотографировать там можно? – Норе всё одно.

–Да, разумеется.

В пятый аз повторять не буду.

Входим внутрь. И сразу всё меняется. Тёплый летний день позади, где-то совсем далеко. Приглушаются звуки, уходит тепло – конечно, в замке четыре этажа, плюс один подземный, куда не всякий сможет спуститься – в таком замке даже в погожий день камень останется холодным. К тому же, тут всегда сыро. Ничего, наверху лучше.

Как там Бруксы? Нормально Бруксы. Фотографируют входную дверь, вековой камень, который остался равнодушен и к сменам эпох, и к туристам, и к рукам, касавшихся его, укладывающих. Самый надёжный друг – камень. Немой свидетель. Немой судья.

Пока Бруксы заняты фотографированием, я украдкой касаюсь ближайшей стены. Смотреть здесь особенно не на что, здесь надо чувствовать. Величие камня. Величие времени. Этот замок стоит с тринадцатого века, и достоял, окаянный, до двадцать первого. Сколько ещё простоит – ведает только Бог. И сколько ещё он увидит?

Камень-камень…холодный, но будто бы теплеет. Нет, конечно же, нет, просто я хочу думать об этом замке как о живом.

–В замке семнадцать комнат, находящихся на разных уровнях, – продолжаю я, когда Бруксам становится скучно и можно следовать дальше.

На самом деле, в замке больше семнадцати комнат. Есть ещё четыре потайных – совсем небольших, но туда нельзя ходить туристам. Да и гидам тоже. Не надо тревожить замка. Пожалуй, только нынешний владелец имеет теперь к ним ход. Эх, даже не знаю – завидовать ли ему, потомку румынский королей, вернувшему давнее владение, или сочувствовать? Замок требует ухода, хотя и приносит прибыль. Но от него не отмахнёшься.

–И в какой из них убивал Дракула? – господин Брукс явно скучает. Все эти интерьеры, с трудом собранные и сохранённые веками, а где-то выкупленные нынешним владельцем, не производят на него впечатления. Ну комната, ну ещё одна, ну кресло на резных ножках, кубки, столы… и что?

Я стараюсь не думать о том, сколько замков до того осквернил этот господин Брукс своим невниманием, и отвечаю вежливо:

–Легенды расходятся во мнении. Следующая – трапезная. В этой зале граф Дракула по легенде принимал гостей.

–И тут же он убивал их, а однажды повелел поджечь бродячих музыкантов, которых сам же и пригласил и ел, глядя на них, свой ужин! – господин Брукс в каком-то странном восторге. Впрочем, мне этот восторг знаком. Эти туристы напитались легендами, и не знают даже о чём говорят. Рассказывают байки, в которых правда, в самом лучшем случае, дана лишь в треть.

Ну как, скажите мне на милость, можно есть, пока горят люди? Во-первых, вы представляете этот запах? Во-вторых, вы понимаете, что от дыма и отравиться можно? А трапезная – это закрытое помещение, и даже если раскрыть оконца – так что ж? поможет? Ни разу. Любой бы надышался дымом и отравился, а то и умер быстрее бы, чем успел бы налить себе вина. А вы говорите «ужинал и смотрел как горят люди». Абсурд.

Но господин Брукс смотрит на меня и жену по очереди, гордится своим знанием, не подозревая, как ничтожны его эти самые знания.

–А ещё он резал горло своим гостям и добавлял их кровь в своё вино, – ехидно вспоминаю я ещё одну популярную легенду. Впрочем, в отличие от горящих людей во время ужина, здесь даже есть капелька правды.

–В самом деле? – Нора вскрикивает, – какой ужас!

Но глаза её светятся восторгом. Она ехала сюда за ужасом. Она и её муж. Они слишком пресно и скучно живут, все эти туристы, приезжающие сюда за историями о Дракуле – кровожадном Владе Цепеше, колосажателе, жестокосердце, и прочее, прочее – ищут страх. Не правду, не развеивание или подтверждение легенд, а ужас.

Им скучно. Им просто скучно и они рвутся к мрачным сказкам, которые будоражат кровь. Встречая таких, ведя таких по коридорам замка Бран, я всегда думаю: а что стало бы с этими скучающими, пресными людьми, если бы они всерьёз столкнулись бы с кошмаром? Как бы они визжали, увидев, как Дракула режет горло врагам? Как они бежали бы, забыв, что не переносят лестницы, вниз, на волю, на воздух, только почуяв запах мёртвой плоти?..

Но они не знают. И никто им не покажет. А они скучают по острым ощущениям. Что ж, пожалуйста!

–А однажды забывшим снять шляпы послам Дракула велел отрубить головы и оставил их гнить прямо в этом углу!

Я машу нарочно небрежно в сторону господина Брукса. Он вздрагивает, оглядывается, как будто бы головы могут лежать там и теперь, века спустя.

А я с удовольствием замечаю, что спеси в обоих поубавилось. Не тянутся руки к фотоаппарату, желая запечатлеть каждый угол. Всё реже смешки их между собой. Это всё замок. Вот уж не знаю как там в шотландских, французских, итальянских замках – не бывал, но здесь реально есть тени прошлого. И они следят за нами, эти тени.

Как ни крути – здесь была кровь. Пусть легенды её и преувеличивают. Но она текла, была. И были здесь страдания. А в подземельях были замученные люди. И не только при Цепеше, но до него и после него.

Но Бруксы начинают ко мне жаться. Вспоминают они и слова о лабиринтах коридоров. Хорошо, славно! Вы же за этим приехали?

–Ещё до Влада Цепеша…– начинаю я, но Нора меня перебивает:

–Кого?

Я даже теряюсь. Нет предела невежеству! Вы куда ехали, спрашивается? Зачем? К кому? Но вежливость, вежливость, вежливость!

–Дракулы. Дракула – это прозвище.

Брукс смотрит на меня с недоверием. «Влад Цепеш» – это для него не круто. Но извините, господин Брукс, правила вы будете устанавливать в своих кабинетах, где вы там работаете? Явно ведь бумажное дело? По вам видно. Рыхлое, белое тело, не знавшее труда. Не осуждаю, напротив, радуюсь!

Радуюсь гостям моей славной страны.

–Дракула был не первым, кто лил кровь в этом замке, – я подмигиваю, – ещё до него тут остались сотни и сотни тел, и души замученных всё ещё…

А чего вы ждёте от старого замка? Что он будет тихим? Да никогда. Тих камень, но двери, скрипучие лестницы – здесь есть и деревянные, подминает под себя беспощадное время. Здесь иначе дует ветер, а в подземных цитаделях всё ещё висят старые цепи. На улице ветер, но здесь ветер кажется далёким, а вот долетевшие его голоса – глушат. Они кружат по коридорам, знавшим и сражения, и интриги, они спускаются в подземные цитадели и задевают старые заржавелые цепи, взмывают по всем комнатам, шелестя и пугая ходом времени.

–Ч…что это? – Бруксы дрожат, я с трудом удерживаюсь от смешка. Они приехали пощекотать нервы, но при первом порыве жалкого ветерка, напомнившем им о сути вещей, задрожали.

–Согласно легендам, души замученных взывают к своему мучителю, – вы же любите легенды? Так вот вам ответ. Всё как вы хотели!

–Сейчас мы пойдём в следующую комнату, а потом спустимся в подземные этажи…– я улыбаюсь, дождавшись, когда Бруксы возьмут себя в руки и когда стихнет ветер.

Они переглядываются. Что, даже вниз не пойдём? Ну что за народ пошёл? Эх, нервы, лечите нервы, господа! Или не суйтесь в места, где есть тени прошлых лет. Впрочем, в подземельях они реальны.

–Знаете, мы, наверное, ограничимся на сегодня, – решает мистер Брукс, обменявшись с женой взглядом. Оба напуганы. Кажется, до них доходит, что они попали в страшное место. Вечностью своей страшное. – Скажите, сколько мы вам должны?

Господин Брукс лезет за бумажником, но я останавливаю его:

–В отеле заплатите. Скажите, что экскурсию вам провёл Басараб. Они поймут.

Выходим из замка в солнечный день. Камень, как живой, вздыхает, просит остаться, но я неумолим. Я иду, потому что должен. Чтобы поднять настроение, рекомендую Бруксам:

–На местном рынке вы можете приобрести вещи из натуральной шерсти, сувениры с изображением замка и графа Дракулы, а ещё рекомендую попробовать наши сыры. Их рецепты держатся в тайне и передаются из поколения в поколение…

Бруксы приободряются. О еде им понятнее, чем о замке.

***

–Простите, кто вам провёл экскурсию? – Аделе изумлена.

–Басараб, очень вежливый, знающий гид! – повторяет Брукс. А Нора, интуитивно угадывая неладное, торопится описать его:

–Такой…высокий, худой, бледноватое лицо, печальные большие глаза, тёмные волосы по плечи, и ещё…

Аделе силится улыбнуться:

–Одну минуточку. Подождите, пожалуйста.

Бруксы кивают. Они готовы немного подождать. В их сумках полно сувениров, в их желудках тает съеденный, поражающий вкусом, сыр, и бродит местное вино. На их душах славно – они уже не помнят своего испуга, им даже весело, что они пощекотали нервы. Будет что рассказать! А ещё – у них много фотографий об этой поездке.

Аделе отходит. Управляющая тут как тут. Будто бы почуяла, что у Аделе проблемы.

–Они говорят, что их водил какой-то Басараб, – Аделе новенькая. Она молода и в работе первую неделю. – Но разве у нас есть такой гид?

Управляющая цепенеет. Её первое желание: выругать дуру. Но она берёт себя в руки – девчонка не виновата. Её же не предупредили. А сама она никогда не смотрела в книги истории родной страны, так, по брошюрам отучилась, по краткому содержанию прожила.

–Сразу же зови меня в следующий раз, – улыбается Управляющая, но улыбается через силу. Она идёт к Бруксам, а в уме стучит лишь дно слово: «Благослови!»

***

Я брожу среди камня. Он уже не мой очень давно, но всё равно я чувствую его родным. Хотя даже при жизни я редко оставался в этом замке на ночь. Кто же знал, что теперь, после смерти, я стану таким частым его гостем?

Здесь всегда были богатые леса. Я любил в них охотиться, но даже в поздний час я…

Впрочем, какая разница? Я ныне чёрная легенда. Я стал ею при жизни, а смерть возвеличила меня. И пусть я долго лежал в пустоте и холоде камня, застыв между жизнью и смертью, пусть я был брошен и ангелами и чертями – что ж, неважно. Сегодня я здесь. Я вожу туристов, ищущих моей легенды, я пугаю их замком, который сам по спешке жизни не успел постичь.

Я спешил. Я всегда спешил. Жить, завоёвывать, карать, выживать, спасать свои края от гибельной напасти бешеного врага. Я спешил жить, и теперь только могу бродить среди стен замка Бран, теперь могу лишь постигать всю его красоту и величие – это суровое величие! И ещё…

Вспоминать, да.

Я стою снова в трапезной зале. Здесь не горели люди. Во всяком случае, при мне не горели. Во дворе, где ныне серебристо плещет фонтан, горели, да. А как бы им не гореть? Прояви милосердие и его сочтут за слабость. Пожалей того, кто может быть, не виновен, и завтра получишь яд. Или удар. Или заговор.

В моём времени не было веры. Никому не было. я должен был убивать ради народа, и должен был быть жестоким, чтобы не плодить даже слуха о слабости своих земель. Чтобы даже тени не было.

Замок-замок! Но прошло моё время, и я брожу среди замка, своей второй резиденции. В первой, основной, не протолкнёшься. Там этих туристов больше. Я не против, нет. Там мне надоело ещё при жизни. А тут ничего, почти что тихо. Популярно, но не настолько. Шумно, но можно терпеть.

Без дела я никогда не мог. Поглядел по сторонам, освоился, стал водить экскурсии. Всегда интересно послушать, что о тебе говорят. А обо мне и писали, оказывается, и фильмы снимали. Видел, смотрел, читал – тосковал о правде, но радовался тому, как развивается время. Сколько придумано!

А без дела всё же не смог. Я лучше всех знаю эти места, и если моя страна на мне зарабатывает – что ж, я готов помочь. Я сын своей страны. Я её история.

Я брожу среди теней камня. Я помню подземные цитадели, этажи, скрытые ото всех, увитые змеями-ужасами. Я пытал здесь, и здесь пытали по моему приказу. Раскаиваюсь? Нет. Тогда не могло быть иначе. Тогда было время жестокости. Хвала свету – сегодня это всё не нужно.

Хвала тьме – я могу видеть это.

Они думали что наказали меня. Наказали бесконечностью жизни? Смешно! Кажется теперь только я оцениваю всерьёз как я жил. Кажется именно сейчас я наслаждаюсь, открываю для себя замок Бран. Нет, не фактами – что здесь лабиринт коридоров, семнадцать комнат, два винных погреба – нет!

Иначе. Камнем. Его теплом – пусть придуманным, но это когда-то всё-таки было моим домом. Нелюбимым, конечно. А ещё здесь мои предки отбивали набеги врагов. А ещё – мои последователи, сыны и дочери своей страны собирали здесь налоговый сбор, когда проходили по этим землям торговые пути.

А замученные…

Я пытал. Я убивал. Оправдываюсь? Ни разу. Не прошу прощения. Существую, брожу. Вспоминаю. Здесь не только моя тень, но и их тени. Иногда мы встречаемся, но не говорим друг другу и полслова. Зачем?

Слова для людей. Легенды для туристов. Для местных – история и заработок. Для нас, теней посмертия – память. И камень, одинаково равнодушный для них, иллюзорно тёплый для нас. Погребение, трибуна – и всё это одновременно.

–Влад? – я вздрагиваю от непривычного обращения. Смешно? Смешно. Влада Цепеша, Влада Басараба – Дракулу, колосажателя, бессердечного гада (кто там ещё?) напугали! После смерти напугали!

Оборачиваюсь. На пороге трапезной, где я, оказывается, всё ещё стою, есть смертный. Сам владелец. Что ж, он даже не удивился мне при первой встрече, и порою мы с ним перекидываемся словом-другим – он, не в пример всяким туристам, знает обо мне не только легенды и байки. В одной из комнат даже повесил мой портрет.

–Разве похож? – ехидно спросил я тогда.

–Может и похож, если смотреть вот так, – и владелец моего замка отступил на шаг и прищурился, а после и закрыл левый глаз.

–А если узнают? – меня это тревожило мало, в конце концов, я уже знал слово «мистификация».

–Хулиганство, – подмигнул мой невольный соперник за владение камнем замка Бран.

Вот и сейчас. Он здесь, стоит, расположенный к разговору. Что ж, я люблю поговорить. Особенно, если не о себе. Я вот видел недавно новый мюзикл, очень симпатичный даже, но пока не нашёл с кем о нём поговорить.

–Влад, скоро здесь будут журналисты из BBC, готовят какой-то документальный фильм.

–Мне не отсвечивать? – интересуюсь я. не обидно, нет. К таким просьбам я нормально отношусь. Если владелец моего замка просит меня не появляться пару-тройку дней, когда сюда заезжает какой-нибудь сумасшедший ученый-историк или еще хлеще – охотники за мистикой, я просто не появляюсь. Зачем? Да и вдруг они узнают меня? я работаю только с туристами. Впрочем, однажды сюда заявилась троица сатанистов, которые хотели найти место моего погребения и провести ритуал жертвоприношения мне, дабы я воскрес…

Я в тот день чуть не вспомнил своё мастерство. Но вовремя спохватился, и, не сообщая о том, что я уже в некотором роде воскрес, вызвал полицию.

Жестокость должна была остаться в моём веке! При мне, при моих предках она была частью жизни, необходимостью. Но сейчас она к чему?

–Напротив, – владелец усмехается. Он уже в возрасте, и я чувствую, что его земное время, в отличие от моего, бесконечного, связанного с камнем замка Бран, подходит к концу. Надо же, а в его глазах всё та же задорность детства!

–Прошу прощения? – вшитая в мою суть вежливость не даёт мне права на невольный смешок.

–Напугай их! – просит владелец моего замка. И только теперь я смеюсь. И он тоже.

Мне кажется, даже замок смеётся своими вечными камнями, вечным холодом, оставшимися в подземных цитаделях обрывками цепей и ещё смехом замученных людей, ставших, как и, тенями.

Смеёмся долго. Наконец владелец моего замка говорит:

–Помоги мне, Влад. Я хочу, чтобы фильм был хорошим. А ты лучше всех знаешь историю этого…

Он осекается. Я киваю: отчего же мне не согласиться? я люблю фильмы. Я вообще очень зауважал кино и современность.

–Разумеется, много будут говорить о тебе, – продолжает владелец моего камня.

–Я понимаю, – я действительно понимаю. – Я расскажу им все легенды о себе.

Я их помню лучше других. Многие появились ещё при моей жизни. Страшные, кровавые, удобные.

Временный владелец моего замка мнётся, словно не знает – стоит ли сказать ему ещё что-нибудь. Я предлагаю:

–Дайте мне минуту, я скоро уйду в какую-нибудь комнату. Только…

Только вспомню, да.

Я смотрю на пол. Камень да камень. Только бурое пятно в него въелось. Никто из владельцев так его и не вывел – в иные времена его лишь, стыдясь, прикрывали. А ведь именно здесь разбилась голова моего последнего друга при жизни. Того, кто все годы был при мне, а потом вдруг решился пойти против.

Он предал меня. Он рассчитывал войти в историю, а остался лишь пятном на полу. Я смотрю на него, на это пятно, и пытаюсь вспомнить его лицо.

Тщетно. Помню разбитую окровавленную голову. Помню своих стражников, помню суматоху, шум, шум – вокруг всегда было много шума. Мне кажется, что камень сейчас его отразил сквозь время, и я снова слышу.

Но нет. Пусто. Я был грешником и наказан за это, наказан вечным посмертием. Но раскаяния во мне нет. Я грешил, я убивал невинных, ради того, чтобы сберечь кровь своего народа и своего времени, чтобы эта кровь дошла до моих далёких потомков, чтобы осталась моя страна…

Я всего лишь человек. Всего лишь правитель. Ныне – тень!

–Влад, – владелец моего замка всё ещё тактичен и вежлив. Я также себя веду, когда работаю с туристами.

–Всё в порядке, – я поворачиваюсь к нему полностью. Он старик. А я навечно в своих годах. – Я всё ещё здесь.

–Ты вспомнил? – спрашивает он, и его голос пропитан сочувствием. Я чудовище и монстр, чёрная легенда, но, видимо, человечность побеждает легенды.

Я и не забывал. Я просто хотел вспомнить всё ярче, вызвать в памяти именно то, что нужно.

–Да.

–Это хорошо, тут один из наших гидов приболел. Ты не мог бы…

–Разумеется, мог бы.

–Спасибо.

Благодарность искренняя. Мне приятно.

–Олдриджи ждут тебя.

Киваю, спускаюсь, нарочно обходя смертного по большой дуге. Не надо ему чувствовать моего родства с холодным навечно камнем. Не надо и мне дразниться его жизнью, теплом его сердца.

Олдриджи действительно ждут.

–Добрый день, я ваш гид, – я улыбаюсь, зная, что мои глаза навсегда печальны.

–А мы Олдриджи! – весело докладывает тучный мужчина в цветной, безвкусной рубашке. – Я – Гарри, а это моя жена – Мэри. Скажите, у вас ведь можно фотографировать?

Да хоть навсегда остаться! Но вшитая в мою сущность вежливость запрещает мне ехидничать, и я просто отвечаю, словно бы слышу этот вопрос первый раз в жизни:

–Фотографировать? Конечно!

Камню всё равно на это. А мне не жаль.