Об одной партии

Граф Гедеон был человеком осторожным. Он всегда помнил о коварстве исторического хода и не позволял себе доверить своё будущее и будущее своего рода во власть одного короля. Он придумал блестящий, как ему казалось, выход, и стал служить всем. Годы хитрости, заискивания и расчёта превратили его в человека аккуратного и холодного. Но в этот обыкновенный тихий вечер граф Гедеон нервничал и ничего не мог сделать с собою, прекрасно зная, что приближается неприятный разговор…

Принцесса Симона не заставила себя ждать. Она появилась в зале в назначенный час, как всегда строгая к себе, облачённая в накрахмаленное платье прошлогоднего ещё кроя, бледная, но решительная.

Граф поднялся ей навстречу:

–Благодарю вас, ваше высочество, что вы почтили меня своим визитом.

–Оставьте, – попросила принцесса и опустилась в предложенное ей кресло, – к тому же вы сами знаете, что у меня не было выбора.

Граф знал. Это знали все. Симона не была ни в чём виновата. Так получилось, что покойный король, схоронив первую свою супругу, что подарила ему сына – обожаемого принца Адриана, наследника и нынешнего короля, не пожелал мириться со своей участью вдовца и женился второй раз. Брак вышел удачным, и новая жена подарила покойному королю дочь – принцессу Симону.

Симона была ещё ребёнком, когда король слёг с простой, казалось бы, лихорадкой, и умер, внезапно впав в горячку. На престол взошёл его сын – Адриан. И вот если до этого момента Симона никогда не задумывалась о своём положении, то теперь всякая беспечность была в прошлом. Она ощущала на себе пристальное внимание всего двора, и что-то тревожное витало в воздухе, отравляло всякий покой. Симона оставила тогда кукол, сделалась тихой, безотчётно боялась попадаться на глаза лишний раз и много проводила времени в материнских покоях. Наблюдая же за матерью, которая из красавицы в короткий срок превратилась в запуганную, сильно сдавшую, нервную женщину, Симона всё больше укреплялась в своём страхе.

А затем самое страшное оправдалось: мать сослали прочь, не только от двора, но и от столицы. Симона плакала, Симона хотела с нею и не понимала, почему её не отправляют тоже. Но Адриан не был идиотом. Он понимал: принцессу можно будет удачно сторговать при случае, надо только держать её в полной покорности.

Именно из этого расчёта Адриан – человек весьма ревнивый и справедливо опасающийся за власть, не позволил узнать Симоне, что её мать не доехала до места ссылки. Это знали кроме него лишь пара наёмников да волны, поглотившие в пучины свои тело измотанной красавицы.

Принцесса же получала ещё полгода письма от матери прежде, чем ей сообщили о том, что та заболела и умерла. Эту ложь, ровно как план с письмами и жизнь принцессы Симоны организовал Гедеон, рассудив:

–Девчонка ещё нужна. Лучше, чтобы она не имела зла в своём сердце. Пусть будет несчастной, а не злой. Пусть будет тенью, сломанной тенью.

Король Адриан махнул рукой. Жизнью своей сводной сестры он не интересовался, и та, чувствуя, что опасность всё ещё ходит рядом, пусть и не висит над головою, поняла его желание и стала самой настоящей тенью. Она не заговаривала с ним, не приходила к нему, опустив глаза, стояла в стороне и сносила незавидное своё положение. Да и не просила она ничего. это граф Гедеон, человек осторожный, стал одаривать её платьями и украшениями, так, чтобы не выделять, но чтобы держать в приличном виде. Именно он оплатил ей и нескольких учителей, чтобы привить хотя бы поверхностные знания и попытался стать доверенным лицом принцессы Симоны, помня об историческом коварстве.

Цитадель Мудрецов знает, сколько выковано кольчуг в сезон, сколько убито людей и сколько мешков зерна привезли из Речных земель. Одного она не знает точно: сколько людей хотя бы раз допускали в свои мысли ядовитое «а вдруг…».

Король Адриан, начавший рьяно и бурно своё правление, не показывал себя особенным мудрецом или гениальным тактиком. Весьма средний правитель, со своими неудачами и мелкими победами. Великих войн или свершений не было, но не было и масштабных провалов, разве что – прошло уже десять лет как он был женат, но до сих пор не явил наследника, и от этого делался всё более нервным к себе и к окружающим.

Десять лет – это показатель в пределах трона. Королева тоже нервничала, но ещё держалась с достоинством, хотя ползли уже тени и шелесты, поднимали головы:

–Бесплодная королева – земле беда.

Гедеон был осторожен. Он слышал эти шелесты и шепоты раньше других и потому уже подумал «а вдруг?».

А вдруг дело не в королеве? А вдруг оно в короле Адриане и тогда трон останется без наследника. А вдруг удастся Симону усадить на престол?..

Но ей нужна поддержка. Если у Симоны будет ребёнок когда его не будет у Адриана, если будет союз её рода, хоть немного отмеченный троном и союз кого-то сильного, это увеличит шансы. Адриану было плевать на сестру, и когда Гедеон предложил выдать её замуж, король лишь пожал плечами.

–Сами подумайте, – вещал Гедеон, – пока она молода, она будет иметь большую цену. Ни ума, ни красоты, ни богатств за нею нет, и мы должны выдать её замуж, чтобы собрать вокруг нашего королевства силу, нам всегда нужны союзники.

–Выдавайте, – отозвался король, – если найдёте за кого.

Гедеон кивнул. Он знал за кого. Само собой, без богатств и толкового имени Симоне не следовало было рассчитывать на сиюминутную удачу, и граф ждал того, кто заглянет в перспективу, того, чьи собственные шансы в родной земле равны нулю.

Так он вышел на принца Ровена.

Ровену не посчастливилось как и Симоне. Он был третьим сыном и пусть был принцем и владел по роду своему титулами и землями, это не давало ему даже призрачного шанса на престол родной земли. Для того, чтобы Ровен сел на престол, ему требовалось уничтожить старшего брата и его семилетнего сына, затем среднего брата и двух его дочерей и уже тогда, если останутся силы на собственное правление…

Словом, Гедеон рассчитал правильно. Ровен был амбициозным и понимал гибельное своё положение и потому, получив письмо от графа Гедеона с предложением связать его имя с именем принцессы Симоны, ухватился за этот шанс.

И теперь граф Гедеон, измученный долгими переговорами и соблюдением всех формальностей, должен был сообщить волю короля принцессе Симоне, до этих пор не знавшей о своей участи и не заглядывающей даже в завтрашний день.

И почему-то Гедеону было очень нервно от этого разговора, от встречи с Симоной, и от её вечной строгости и блеклости становилось ещё хуже.

***

–Для чего вы пригласили меня? – Симона спросила сразу же, прямо. Так было непринято при дворе, но кто бы это объяснил почти что затворнице?

–Вы недовольны? – уточнил Гедеон, отодвигая неприятную беседу подальше.

–Почему же? Кроме вас меня никто не зовёт к себе. Про меня удобно забыть, и это меня устраивает, – возразила принцесса, – но это не тот час, когда вы навещали меня прежде. Значит, у вас дело. Какое же?

«дурочка…» – с нежностью подумал граф Гедеон. Её тихая прямота поражала наивностью.

–Давайте сыграем? – предложил Гедеон, указывая на стоящие на его столе фигурки, выточенные из чёрного и белого дерева с особенной изящностью, блестящие от лака. – Вы не играете в шахматы?

Вопрос был глупым. Но Гедеон задал его нарочно, чтобы напомнить положение Симоны, та улыбнулась:

–Вы позвали меня сыграть?

–От хорошей игры пользы не меньше, чем от беседы.

–Тогда должна вам напомнить, ваше сиятельство, что я не играла никогда, – Симона чуть порозовела от смущения.

–Это легко! – заверил граф и развернул к себе доску. – Смотрите, здесь всего шестьдесят четыре клетки – поровну чёрных и белых, каждый игрок делает ход, то есть передвигает фигуру. Начинают белые.

–Всегда? – уточнила Симона, внимательно вглядываясь в деревянные фигурки. Гедеон развернул к ней чёрную сторону, он сам старался играть именно белыми, так он реже проигрывал.

–Традиционно, – кивнул граф, – итак, ваше высочество, каждый игрок имеет по шестнадцать фигур в своём распоряжении. Фигуры строятся в два ряда…видите?

–Эти одинаковые, – Симона указала на ряд пешек. – Восемь одинаковых фигур.

–Это пешки, – Гедеон улыбнулся, – их всегда много, они часто становятся разменными. Они в первом своём ходе могут пойти на одну или две клетки вперёд, дальше только на одну. А рубят, то есть берут фигуру только по диагонали.

Гедеон показал ход пешки и принцесса Симона кивнула, принимая.

–Это как люди, которые часто оказываются вокруг трона, – промолвил граф, и принцесса подняла на него глаза, но тут же опустила. – Однако, эта пешка, дойдя до крайней горизонтали, может превратиться в ферзя, коня, слона или ладью…

Граф Гедеон показал последовательно на называемые фигуры.

–Как и самый слабый человек, пешка может неожиданно вырваться вперёд, – теперь Симона смотрела в упор на графа.

–Это ладья, – граф решил пока не отвечать на её мысли, – она ходит по вертикали или горизонтали. На любое количество клеток. Слон по диагоналям своего цвета. Чёрный по чёрным, белый по белым… это конь, он ходит очень сложно.

Гедеон показывал принцессе как ходят фигуры. Симона запоминала в молчании. Иногда она повторяла на своём поле чёрных фигур положение, конём прошла трижды, чтобы запомнить.

–А это ферзь, – продолжил Гедеон, – он ходит так как хочет. Вертикали, горизонтали, диагонали… а это король, фигура, которая может ходить лишь на одну клетку в любом направлении и взятие которой означает конец игры.

–Почему? – спросила Симона, – разве ферзь не ценнее? Он же сильнее.

–Да, ударная сила короля меньше, чем у ферзя, но всё же… все фигуры защищают короля и должны его отбить от атак соперника. А в идеальном раскладе – свергнуть короля другого цвета.

–Это политика, – Симона усмехнулась, – король – это Адриан, ферзь – один из его министров, например тот, кто привык служить всем…

Вот это уже Гедеону не понравилось. Он полагал себя если не умнее всех, то уж умнее большинства и уж точно умнее, чем принцесса Симона. И тут она посмела сказать ему то, что никак не вписывалось в её прежнее тихое поведение.

«Случайность…» – решил граф и продолжил уже внимательнее:

–Ферзь – самая сильная фигура и от этого я рекомендую всегда и исходить. Для защиты короля нужна сила.

–На самую сильную фигуру будут покушаться вперёд, разве нет? – возразила Симона. – К тому же, нельзя забывать о пешке, которая может стать любой фигурой.

–При большой удаче, – напомнил Гедеон, – если дойдёт до крайнего поля.

–Именно на расчистку этого поля и следует отправлять сильные фигуры. Слабые пока придержат защиту, а сильные сломают ряды других сильных и дадут дорогу слабым. И тогда те, кто был слаб…

Гедеону почудилось, что это уже не он, а она играет. То ли виноваты были годы осторожности. Приучившие Гедеона в каждом слове искать подвох, то ли вечерний воздух был так свеж, что подарил опьянение своей свежестью, но Симона больше не выглядела в глазах графа прежней.

–Однако, – мягко заметил граф, – любой ферзь, ладья, слон или конь, и уж тем более пешка имеют смысл тогда, когда король не свержен. А это делает его фигуру бесценной. Без него нет игры.

Симона подумала и кивнула:

–Вы правы. Давайте попробуем?

–Мой ход будет первым, – Гедеон выдвинул одну из пешек на два поля вперёд. Симона задумалась и ответным движением выдвинула свою пешку на те же два хода вперёд, заблокировав движение для пешки графа.

–Вы ответили мне той же монетой! – Гедеон усмехнулся и вывел коня. Он очень любил играть именно конями, по его опыту соперники не могли просчитать всех комбинаций именно для коня, и это давало Гедеону преимущества.

Симона не стала реагировать на коня и вывела ферзя, загнав его так, что теперь по прямой горизонтали между ним и королём была лишь защитная белая пешка.

–Неразумно сразу идти в атаку, – попенял граф и поменял положение коня, поставив его под удар, но отделяя собой ещё на одну позицию ферзя от короны. – Лучше подумать об обороне.

–Зато вы теперь заблокированы здесь и не будете ещё долго разбирать эту ситуацию, – заметила Симона, – вам удобно, что конь прикрывает вашего короля.

–Ходите, – холодно предложил Гедеон.

Она сделала новый ход. Гедеон через пару ходов уже понял, что принцесса могла сколь угодно долго прикидываться для Адриана послушной, и для него, графа, такою и казаться, но шахматы обнажили её ум. Она вела атаку, истребляя фигуры Гедеона и стараясь зажать его среди своих фигур в невыгодных позициях. Симона метила в центр, рассудив, что из центра все тяжёлые и лёгкие фигуры будут ходить удобнее, и пока её потери были значительно меньше потерь графа.

Но граф не паниковал. Он знал, что Симона входит в азарт. Видел, как в её холодных и почти всегда опущенных глазах, блестят нехорошие огоньки…

Она не сразу заметила свою ошибку. Увлекшись нападением, пропустила то мгновение, когда слон Гедеона проскользнул меж её фигур к другим, понемногу перетянутым к краю, и последовало:

–Шах и мат.

Симона замерла. Она смотрела на доску, где, как ей казалось, уже выигрывала, но…

–Как? – тихо спросила Симона, и снова вид её стал растерянным и покорным. – Я же почти выиграла!

–Ты увлеклась атакой, – Гедеон указал ей на несколько позиций чёрных фигур, – забыла задачу своих защитников. Король прежде всего!

Симона убрала руки от доски на колени и спросила, взглянув на своего единственного в этом мире друга и защитника:

–Что же угодно от меня королю?

–Имя принца Ровена тебе о чём-нибудь говорит? – граф Гедеон не стал теперь уже увиливать и завёл разговор, который был ему самому неприятен.

–Мой брат хочет, чтобы я вышла за него замуж?

Симона знала, что однажды про неё вспомнят и разменяют: либо брак, либо монастырь. Нельзя долго быть в тени двора, даже в самые могучие закоулки однажды проникнет солнце.

–Всё готово, нужно твоё согласие…

–Формальность! – вскинулась Симона. – Полагаю, его послы уже в пути?

Гедеон не ответил. Вместо слов он принялся составлять в прежние позиции фигурки, и это было лучшим ответом.

–Гедеон, – позвала Симона тихо, – вы видели моего…будущего супруга?

–Видел, – успокоил граф, – он не красавец, скажу честно, но вполне обаятелен и мил. Не то, чтобы добр, но и злым его не назовёшь. Не азартен, не жесток.

Симона внимала в молчании. С каждым словом графа ей становилось всё легче. Она прекрасно знала, что всё могло быть хуже, куда хуже! И никто не вступился бы за неё, но если всё так, как говорит Гедеон, значит, Бог услышал Симону и отвёл от неё зло и порок.

–А ещё он третий сын, – продолжил граф как бы между прочим.

Симона закусила губу. Она не сразу поняла зачем это уточнение. Разве что…обозначение, что она не займёт трон и не станет королевой? Так это факт.

Почти факт. Есть подлое и мерзкое «а вдруг?». То самое «а вдруг», заставляющее вспомнить, что у сводного брата нет детей, за десять лет брака – это повод к беспокойству.

–Короне нужна защита. Нужны ладьи и слоны, нужен ферзь. Держите это в уме и наши с вами игры станут интереснее, – Гедеон смотрел на принцессу, наблюдая за её смятением и задумчивостью.

Она встряхнулась, отгоняя мысли:

–Разумеется, я согласна. Это мой долг. Я понимаю и принимаю волю своего сводного брата.

–Смотрите в будущее, – посоветовал граф Гедеон. – Не увлекайтесь ни обороной, ни атакой. И то и другое ослепляет. Нужно видеть картину целиком.

Гедеон сам не знал, хочет ли он, чтобы она поняла смысл его несказанных напрямую слов или не хочет. С одной стороны, она молодая, с другой – любой глупец должен быть учтён. Здесь же глупость исходит из наивности. А это легко лечится…пара-тройка месяцев при дворе, в кипении жизни и циничность затмит наивность, выдернет из недр ума и души недоверие, разольётся яд по крови.

Да, с Адрианом ещё непонятно, но история любит коварство и Гедеон знал это прекрасно. Его образование позволяло ему прочесть и подумать о многом.

Симона думала недолго, затем, наконец, промолвила:

–Вы учили меня не шахматам, я знаю. Сразу знала. Вы показали мне свой мир, так позвольте напомнить мне, что шахматы – это не весь мир. Есть показатель случайности. Именно за его счёт творится история. У моего сводного брата нет детей, я знаю. Но завтра он разведётся, послезавтра женится на другой, и если дело в королеве – у него будут дети.

–Если.

Симона осеклась, неожиданно мрачно и тяжело усмехнулась:

–Вы правы. Если. Но мы с вами допустим «а вдруг» и легко поймём, что вы просто боитесь остаться не у дел.

–Адриан – король, да будут дни его славны и долги, – Гедеон улыбнулся, теперь ему была ясна позиция этой нарочито строгой и послушной девушки, которая впервые сняла маску, – и всё же, история любит поворачивать свой ход. Я хочу, чтобы вы держали в уме, что пешка может сама стать любой фигурой.

–Но никогда не станет королём, – принцесса Симона поднялась, – вы сами сказали…ладья, конь, ферзь или слон. Я понимаю, что за всё придётся платить. И если я стану во главе королевства, то только с вашей помощью…или с помощью своего несчастного супруга. И каждый будет напоминать о своей роли в моём триумфе.

–Но если выпадет шанс, неужели вы откажетесь? Неужели пожелаете остаться пешкой?

–Если, – напомнила Симона, – и нет…не останусь. Я никогда не была пешкой. Меня разменяли, да. Но я никогда не была слабой, иначе вы не пытались бы мне служить, Гедеон.

Она больше не позволила сказать ему и слова, выскользнула тенью, привычной блеклой тенью из залы, скрылась, прошелестев тканью платья, в коридорах и оставила ошарашенного графа позади себя.

***

С самого раннего детства Симона научилась прикидываться и таиться ото всех, с самого раннего детства скрывалась она под маской покорности судьбе и короне, но стала ли она по-настоящему покорной? Сдалась ли? Кем себя считала?

Граф Гедеон полагал, что знает о ней всё, но ошибался. Больше всех знал король Адриан, тот самый, избегающий всегда своей сестры, но оставляющий ей год от года жизнь.

Он зашёл к ней однажды тёмной ночью, зашёл с примирением и сказал то, что скрыл от других:

–Я болен, Симона. Целители говорят, что дело во мне. Не в ней…

–Мне жаль, – попыталась посочувствовать Симона.

–Разве? – удивился Адриан и нехорошо усмехнулся, – правда жаль?

И она промолчала. Ей не было жаль. Судьба дала ей шанс, великую удачу.

–Я знал, что должен сохранить тебе жизнь, – продолжал Адриан, – потому что иначе династии конец! А ты – единственная, кто может хоть как-то…

Он осёкся. Закончить уже не сумел.

–Я не люблю тебя, – наконец, выдохнул он, – я презираю тебя, но это великое коварство истории!

–Не печалься, брат, – улыбнулась Симона, – я унесу твою тайну и буду хранить. И когда придёт время, воздам должные почести.

Адриан поднялся и пошёл уже прочь, но остановился у самых дверей. Он не имел тёплых чувств к сестре и не знал, как подобает ему уйти, но понял вдруг, что должен сказать что-то ещё. Оглядев ближайшие полки в поиске темы для беседы, заметил шахматную доску, спросил:

–Играешь?

–Чаще сама с собой, – призналась Симона. – И, наверное, делаю это неправильно.

Подумав, добавила с тихим смешком, который поглотила ненасытная ночь:

–Зато я всегда выигрываю.