О мечтах

-А ты когда-нибудь мечтала, Алейне? – Алейне, погруженная в свои тяжелые мысли, вздрагивает, когда слышит рядом с собою звонкий молодой голос и выныривает из размышлений, не забыв при этом нацепить на лицо маску самого теплого дружелюбия.

Ей очень хотелось побыть один на один с собою, со своими чувствами и раз и навсегда разобраться в них, что-то решить, о чем-то договориться со своим сердцем и совестью, но нет! надо было появиться этой…

Алейне, не переставая улыбаться, обернулась, чтобы увидеть усаживающуюся рядом с нею на резной скамье девушку – совсем молодая, высокая, тонкая, звонкая, веселая. Но в глазах уже блеск хищницы, улыбка уже порочна – молодость быстро выдает себя в пределах двора, а у Алейне наметанный глаз.

К тому же, она столько раз видела Ливию из рода Гэлада – древнего и знатного, дружного с родом ее мужа, примиренного с родом самой Алейне, а потому прекрасно уже знала суть этой своей неожиданной собеседницы.

-Доброго дня, Ливия, — Алейне, все с той же улыбкой указала на бестактность девушки, ведь та даже не поздоровалась с абсолютной хозяйкой дома, которой Алейне в отсутствие мужа была. Впрочем, это не давало ей права выгнать Ливию вместе с ее служанками прочь: ее отец и муж Алейне – Голиард отбыли вместе и неожиданно, вызванные королем, и Алейне уже обещала присмотреть до их возвращения за Ливией. А сколько был бы этот отъезд – никто не знал, может быть, день или два, а может быть и пара недель…

Месяцев?

Алейне не знала положения дел при дворе и об общем положении дел в королевстве знала лишь в общих чертах – устала, да и мысли, те самые, в которые она погружалась, надеясь побыть в одиночестве и решить для себя то самое, сокровенное, не давали ей возможности и желания углубиться в изучение политических хитросплетений.

-Ах да, -Ливия глупо хихикнула, прикидываясь дурочкой-кокеткой – пик женского поведения в этом сезоне, не иначе – Алейне заметила уже в редких своих выездах из дома, что очень многие дамы и девицы ведут себя нарочито-наивно, хихикают, прикидываются непонимающими и просят разъяснить суть элементарных вещей!

И это все так фальшиво. До тошноты.

-Как спала, Ливия? – Алейне хотелось больше всего, чтобы Ливия убралась куда-нибудь подальше, но маски, множественные маски, обязывающие ее положение, взращенные в закоулках души с самого детства, ложились на лицо инстинктивно.

-Благодарю тебя, очень хорошо, — Ливия ответила как примерная и добродетельная дочь древнего рода, но в глазах Алейне уловила тот самый огонек раздражения, который Ливия либо еще не научилась скрывать насовсем, либо не хотела даже скрывать.

-Кажется, — ровный голосом, словно само понятие «мечты» ничего для нее не значит, заговорила Алейне, — ты что-то спросила у меня?

-Да, — Ливия заметно оживилась и даже заерзала слегка на скамье, что тоже краем сознания отметила хозяйка, — ты когда-нибудь мечтала?

-Мечтала? – Алейне поджала губы, вроде бы припоминая, но на деле, только так она могла справиться с непрошенными мыслями и воспоминаниями, обрушившимися на нее после этого невинного, казалось бы, вопроса.

***

Алейне родилась от красивых людей, и красота их внешних черт перешла к ней сразу же, не позволяя родителям томиться и тревожно выглядывать: можно ли удачно пристроить дочь?

Нет, Алейне боги отметили красивыми чертами, правильными, тонкими, изящными. Они вложили какое-то искреннее сияние в ее голубые глаза, наделили ее волосы природным блеском и шелковистостью, кожу – бархатной мягкостью, приятным голосом и всей легкостью и грацией, как только могли.

Алейне пророчили представление ко двору, удачный брак (а иначе и быть не могло, родовитая и красавица!), и долгую жизнь, полную размеренности и добродетели.

***

-Мечтала о победах нашего короля на юге, — Алейне сделала вид, что вопрос принес ей удовольствие.

-А для себя? – Ливия не поверила. Она не была глупа, к несчастью для Алейне.

-Победа короля – это благо для всех…

-Абсурд! – Ливия даже захохотала – грубо и вульгарно. Совсем не так, как это надлежало ей по долгу крови. – Все чего-то хотят для себя, мечтают!

***

Алейне тоже мечтала. Конечно, как идущая от рода обеспеченного и важного, она не мечтала о деньгах и славе. Она мечтала о том одном, что нельзя было купить за деньги и что в высших кругах не расценивалось как что-то важное – о любви!

Она видела по своим родителям, что это возможно, даже для тех, кто рожден под знатным гербом.

-К нам любовь не сразу пришла, — сказала как-то мать, угадав мысли дочери, — и к тебе придет. Ты, главное, сохраняй веру мужу и добродетель. Ты будь ему опорой, но не будь навязчивой… я была такой и мне боги послали привязанность в сердце твоего отца.

Отец выражался короче:

-Выйдешь замуж за того, кто обеспечит тебе жизнь, в этом счастье. А там и до любви недалеко.

-А если…

-Алейне! Ты идешь от древней крови, и тебе нужно делать то, что тебе велю я.

Но то, что подходило матери, не подходило для Алейне. Ее душа, томимая нетронутостью чувств, рвалась куда-то, может быть, в какое-то безумие, а может быть, просто в свободу от родительской опеки?

***

-Я вот мечтаю о том, чтобы стать любовницей принца, — доверительно поделилась Ливия. Алейне снова вздрогнула и воззрилась на девушку с удивлением.

-Любовницей? Даже не женой?

Мечта приближения к принцу – это уже было чем-то невозможным, тут все зависело удачи: повезет? Нет? но стать любовницей?..

-Нет, — Ливия, кажется, была рада поделиться мыслями, и у Алейне проскользнуло подозрение, что эта девушка, как и она сама, очень одинока и не имеет возможности освободить свою душу от чувств.

Подумав, Алейне укрепилась в своих подозрениях. Никого к Ливии не подпускали, кроме слуг, девушек ее возраста, строго отобранных отцом. А на выездах в свет за нею, должно быть, следили чище, чем за самим королем, ведь отец так боялся, что его своенравная дочь вытворит что-то неприличное.

-Принцам жен навязывает трон, долг, кровь и политика, а любовниц они выбирают сами. То, что навязано – ярмо для них, а то, что выбрано – любимо, — Ливия улыбнулась, ожидая реакции Алейне.

Та молчала, представляя, как расскажет это отцу Ливии, и какой гнев вызовет в нем эти слова, вернее – эта откровенность.

-А ты ему зачем? – спросила Алейне, чтобы хоть как-то отреагировать – еще одна маска и еще один долг.

-А я буду его любить, — просто ответила Ливия, — мне неважно, что у него с двором, с войной.

-А почему не король?

-Принц однажды станет королем, — снова легко отозвалась девушка.

Алейне только поежилась. Этот расчетливый молодой цинизм и уже такая жестокость резанули по ее когда-то благородному сердцу.

***

Вскоре у Алейне осталось два главных претендента на ее руку – герцог Боде и граф Голиард. Голиард проигрывал своему сопернику в деньгах, титулах, военных заслугах и любви короля, но брал молодостью, энергичностью и…взаимным чувством с Алейне.

Однако Алейне понимала, что победа Голиарда – событие маловероятное. Она упрашивала родителей об этом браке, но те не могли взять в толк, чем ей не угодил более знатный герцог? Почему она так просит за какого-то там графа?

-Я люблю его! – выпалила Алейне в отчаянии.

Отец с матерью переглянулись и одинаково, не сговариваясь, нахмурились. В тот же вечер, опасаясь побега Алейне или еще чего-нибудь с ее стороны, они усилили охрану, и не впускали в свою землю никого, кто казался им подозрительным. Также было решено ускорить подготовку свадьбы Алейне и Боде.

Мать уговаривала:

-Алейне, любовь это на пару дней, а власть и слава – это надолго. Даже если он будет нищ, у него есть заслуги и имя. А что есть у твоего графа? Он беднее, он слабее, он не был так заметен. Мы дали ему шанс только благодаря его упорству, да для того, чтобы Боде не медлил, но ты…ох, глупая ты гусыня! Гордячка!

Алейне безучастно смотрела в муть зеркала.

-Мы желаем тебе добра. Я и твой отец не любим друг друга, но уважаем. Однако мы оба любим тебя и желаем тебе счастья, — с другой стороны заводила мать и сама, отодвинув железной рукою служанок, принималась вдруг расчесывать шелковые волосы Алейне.

***

-Я расскажу о твоих мыслях отцу, он должен знать о том, что в душе его дочери, — Алейне поднялась со скамьи. – Это будет ударом для него.

-За кого ты держишь меня, о, добродетельная госпожа? – расхохоталась Ливия, поднимаясь с места. Алейне, которая уже повернулась к ней спиной и хотела идти в дом, с гордо поднятой головой, остановилась и обернулась:

-Что тебя так веселит, девочка?

Ей очень хотелось унизить Ливию, но неожиданно голос подвел, дрогнул, как будто бы повеяло в лицо Алейне каким-то смрадом.

-Если ты расскажешь моему отцу о моих мыслях, я расскажу твоему мужу о том, что ты сделала, — Ливия выплюнула это со злостью и, наслаждаясь побледневшим лицом Алейне, села обратно на скамью, вежливо предлагая самой Алейне сесть.

В ее же собственном доме.

-Я не понимаю, о чем ты говоришь! – Алейне попыталась быть яростной, но маска, лежавшая, казалось, плотно, растрескалась, и проступил бледностью на лицо страх, выдавая правоту Ливии. Алейне не ожидала нападения.

-Ты сядь, сядь…- предложила Ливия.

Молча, изображая кипящее в ней негодование, Алейне покорилась.

***

Тот, кто ищет путь, обретет его.

Алейне искала путь к тому, чтобы быть с человеком, которого любит, по-настоящему любит и для этого ей нужно было избавиться от герцога Боде.

Причем в короткий срок.

Порою ярость Алейне и обида так затмевали ей взор, что она хотела, не помня себя, схватить столовый нож и ударить герцога им в шею, навсегда обрывая его жизнь.

И неизвестно, до какой крайности дошли бы ее метания, если бы от нервов и метаний своих, она не слегла бы в постель за пару дней до назначенного свадебного торжества. К ней тут же пригласили почтенного седого лекаря, который дал ей капель и наблюдал ее внимательно.

А Алейне не могла взгляда отвести от целого мира, возникавшего из торбы лекаря. Тут были какие-то трубки и стеклянные флакончики, он что-то толок, смешивал, рубил, поджигал, скручивал… миски, коренья, булькающие и исходящие пузырями средства всех мастей и плотностей.

И Алейне решилась.

Она валялась в ногах у лекаря, хваталась цепкими прекрасными пальцами за полы его пыльного плаща, рыдала и молила дать ей яду для того, кто намерен погубить ей жизнь и навсегда разлучить с тем, кто дорог ее сердцу.

Что подействовало на лекаря: тронули ли его мольбы прекрасной и несчастной девушки, или ее боль, а может быть, дрожащими пальцами выдвинутая из всех шкатулок горсть золотых монет на две ладони и в придачу пара дорогих серег?

Но он сдался и выдал Алейне флакон, объяснил, как действовать им, чтобы наверняка. И Алейне деловито только уточнила – имеет ли отрава вкус и сколько действует.

И ничего не стоило ей за последним ужином пред свадебным торжеством подлить яда. А на утро никто не приехал в дом Алейне, а та, узнав печальную весть, счастливо разрыдалась.

-Сами боги выбрали тебе мужа, — задумчиво протянул отец.

-Может быть. Стоит еще подождать? – попыталась робко возразить мать, которой не нравилось такое роковое совпадение, но что она могла предъявить?

-Это скандал, — скорбно заметил отец, — пусть выходит за Голиарда. Потом…посмотрим. Если что, разведем, коль будет партия лучше.

И счастье пришло.

***

-И ты отравила своего жениха, — спокойно закончила Ливия, глядя в лицо почти мертвой от страха Алейне.

***

Вообще, Боде дело не закончилось. Сначала все было хорошо, Алейне пылала счастьем, жила всем сердцем и любила всей душою своего графа Голиарда. Тот единственный флакон яда, выданный ей лекарем, хранила во втором дне любимой шкатулки. Почему-то у нее не поднималась рука выбросить этот флакон, тогда, казалось ей, что она останется вовсе без защиты и не сможет отбить у всякого горя свое выстраданное счастье.

От мук совести Алейне не страдала, напротив, возвращаясь мыслями в тот день, понимала, что поступила бы так снова, только раньше, гораздо раньше, чтобы выиграть для себя еще несколько дней с любимым Голиардом!

А потом она узнала, что ее брак для родителей ничего особенного не значит и они, имея связи при дворе, могут разорвать его, если найдут кого-то, кто будет лучше.

Алейне колебалась долго. Ровно до того дня, как узнала окольными путями, что дом Монтгомери рассматривает возможный союз.

И ей пришлось достать яд. На этот раз были муки совести, ведь она применила его для своих отца и матери, но утешила себя тем, что защитила то, чт должна была защитить и то, о чем ей мечталось.

А потом пришли годы блаженства!

***

-И я докажу это, — заверила Ливия.

У Алейне дрожали руки и губы. У Алейне тряслась вся душа. Ей стало холодно. Почудилась ей в глазах Ливии огненная пропасть.

А Ливия не умолкала:

-Но я буду молчать, если ты, вернее – твое имя даст мне протекцию при дворе и приближение к принцу.

-Что? – одними губами спросила Алейне.

-У меня есть свидетельство твоей старой служанки, ты выгнала ее, без жалования, за любопытство.

«Наина…да, наверное, Наина! Именно она вечно лазила по моим письмам!» — пронеслось в голове Алейне, но она не шелохнулась.

-И она видела на втором дне твоей шкатулки флакон, с датой изготовления и названием. Она неграмотна, но я, приезжая сюда, напросившись с отцом, готовилась к встрече с тобой.

«надо было убить эту дрянь»

-Этого, конечно, мало, чтобы доказать твою вину, особенно по исходу многих лет, — признала Ливия, — и я, пока не увидела твоей реакции, вовсе сомневалась в твоей причастности, сделала такой вывод лишь наугад и попала, когда ты побледнела, как смерть. Нет, я не докажу, конечно, твою вину, но я могу пустить слухи..ты знаешь лучше меня, чем заканчиваются слухи!

Алейне сразу же представила падение Голиарда, опустошение репутации своего рода и репутации их дома. Ее тело сотряслось от ужаса и Ливия довольно улыбнулась, а Алейне вдруг подумала, что это хорошо, что Ливия не знает про убийство родителей, а предположила только про Боде. Девчонка еще глупа. Значит…

-Я буду молчать, только порекомендуй меня в свиту! – теперь Ливия растеряла свой хищный оскал и снова стала молящей, молодой девицей. Это еще раз убедило Алейне в глупости Ливии и в том, что ситуация заметно выправляется. Она даже позволила себе ровнее дышать.

-Хорошо, Ливия, заключим с тобой сделку!

***

Еще дрожа всем телом, но слабо улыбаясь, Алейне вернулась в свои покои, довольная, в общем-то тем, что девушка, загнавшая ее в угол – еще дитя и не умеют обращаться с придворными делами. Ливия могла быть умнее, но нет, она повлеклась за сиюминутной выгодой и должна за это поплатиться.

Всё для Алейне разрешалось. Пребывая в раздумьях до появления Ливии, она еще колебалась, не зная, как поступить ей с тем делом, что нагнало ее много лет спустя: она встретила лекаря, давшего ей яд в одной из деревень своего теперь дома.

Конечно, Алейне не сомневалась, что ее изменили годы и опасаться нечего, но что-то тревожило ей сердце, не давая дышать. Однако теперь, когда Ливия так вовремя напомнила ей об осторожности, заговорив о том, что нельзя было поднимать из пепла лет, Алейне не колебалась: этот лекарь тоже должен был умереть и он умрет.

Но сначала…

Алейне привычно раздвинула дно шкатулки, обнажая тайник, извлекла из него маленький флакончик, с осадком на дне и с досадой поморщилась тому, что осталось так мало.

Если бы Ливия была умнее, она не стала бы так требовать. Если была бы чуть осторожнее, удалилась бы из этого дома, но…

Молодость сыграла против нее. Молодость и самонадеянность. Ливия упивалась приходящей к ней мечтой, не сомневаясь в том, что сможет очаровать принца. Надо лишь попасть в его поле зрения.

А потом она без сомнений принимала пищу в том же доме. И пока Ливии несли ее последний в жизни ужин, Алейне, отдав приказ о лекаре, сидела перед мутью зеркала. Готовясь рыдать:

-Так молода! Так молода! Боги, за что вы так жестоки?

Покривив лицо перед зеркалом, убедившись в том, что маска скорби и горя при ней, Алейне улыбнулась своему отражению: в конце концов, все, что она делала, было ради мечты – она просто хотела счастливо жить с человеком, которого так любила…

И любовь ее, к счастью, была слепа, иначе Алейне сошла бы с ума от горя, узнав о том, что ее мужа не вызывал король, а тот отбыл, прикрываясь знавшим все отцом Ливии и другом Голиарда к своему внебрачному сыну и той женщине, которая не душила его своими чувствами так, как Алейне.

-Я, дружище, попал в удушливые объятия змеи! – рассказывал Голиард отцу Ливии. – Она казалась мне самой прекрасной женщиной в мире, но я чувствую за ее красотой теперь чудовищность. И пусть моя Мари не так красива, не так грациозна, но она по-настоящему любит меня и не требует ничего взамен. А я… я просто с трудом удерживаюсь, чтобы не убить Алейне, и мне нужно удаляться от нее, словом, не можешь ли ты приехать за мною и сказать, что нас вызывает король? Алейне от двора далека, так что…

-Хорошо, только ты моей дочери дай потом протекцию к свите, а то ей надо жизнь устраивать.

-Легко! Сговорились!