О любви

     Вот я дома. В мои годы, а мне уже под восемьдесят, путешествия становятся несколько утомительными, тем более которое я совершил. Три дня на поезде в обществе скандальных, постоянно пьяных и к тому же ссорящихся по любому поводу попутчиков — испытание не из легких даже для людей здоровых и возрастом не обремененных. Про бессонные ночи я и не говорю.

     К счастью, уже все позади. Я был рад погостить  у своего давнего товарища, увидеть его большую и дружную семью, очень тепло меня принявшую. Вынужденный взять такси, — а куда деваться, если меня нагрузили разными домашними заготовками, — наконец-то я добрался до дома.

     Забрав у соседей кошку, оставленную у них по случаю моего отъезда, и осведомившись, хорошо ли она себя вела, я достал ключи, немного с ними повозился и открыл дверь своей квартиры. Кошка выскочила из моих рук, метнулась внутрь и стрелой взлетела по ковру под самый потолок, где и зависла на некоторое время, косясь мордочкой по сторонам. Потом спустилась, прыгнула с кровати на пол, вытянула все четыре свои конечности кверху — и замерла.

     Я распаковал багаж и слегка прибрался в квартире. Незаметно, за мелкими хлопотами, наступил вечер. Небо окрасилось в фиолетовый цвет, собираясь вскоре разразиться грозой. Задернув шторы, я устало опустился в кресло, взял пульт и включил телевизор. Прибежала кошка, бросила взгляд на заголубевший экран и прыгнула мне на колени, где удобно расположилась, свернувшись клубком.

     Приглушив звук, я лениво смотрел на экран, не вникая в суть событий там разворачивавшихся. Мыслями я был далеко, еще там, у старого товарища, в разговорах, которые мы вели до поздней ночи, в общих воспоминаниях, теперь уже окрашенных грустью и ностальгической дымкой, о людях нам близких, порой встающих перед глазами с такой выпуклой яркостью, что даже становилось не по себе. Казалось, что они от нас никуда не уходили. Конечно, говорить про скоротечность человеческой жизни — банально. Но это правда. А правда — банальна?

     Звонит телефон. Я удивлен, поскольку звонят мне крайне редко. Почти все, кто был мне дорог, отошли в мир иной. Осталось несколько знакомых, но они нечасто тревожили меня, в основном с пожеланиями на Новый год. Никто из них даже не знал даты моего рождения. Да и не имело это теперь никакого значения. Так кому же я понадобился?

     Я снял трубку. Протяжный и тоскливый гудок. Пожав плечами, кладу трубку обратно. Кому надо — перезвонят. Но в этот вечер телефон молчит. Немного погодя, я выключаю телевизор и ложусь спать. Я устал. Кошка забирается мне на грудь и тихонько мурлычет. Я засыпаю.

     Среди ночи меня будят телефонные звонки. Недовольно ворча, я с трудом поднимаюсь и иду к аппарату. Когда я снимаю трубку, в ухо мне снова бьет долгий гудок. Ругаюсь про себя и опять ложусь. Но сон уже отошел, и до самого утра я ворочаюсь в постели, комкая простыню и пододеяльник. Телефон молчит.

     Несколько дней повторяется одно и то же. Ближе к ночи, а именно — в 11:30, телефон начинает дребезжать, но как только я снимаю трубку, то слышу один сплошной и томительный гудок. Сперва это раздражало, но потом я привык и трубку уже не снимал.

     Звонки прекратились. Но прошла еще неделя, и в установленный час телефон опять зазвонил. Я не брал трубку, он он звонил и звонил. Не выдержав, я прохожу на кухню, где и стояло терзавшее меня зеленой чудовище в образе телефона, с твердым намерением прекратить это безобразие и выдернуть телефонный шнур из гнезда. Но что-то меня удержало. Я все-таки снял трубку… и даже слегка опешил. На этот раз гудка не было, только чье-то хриплое и частое дыхание. И вдруг раздраженный голос, разрывая телефонную мембрану, резко проник в меня, заставив оцепенеть от непонятности происходящего. Я не знал, что отвечать на поток выливавшихся на меня слов, да и не мог, потому что у меня пропал голос. И этого просто не могло быть: ни слов, ни человека, их произносившего. Это была моя жена, и она погибла сорок лет назад…

     — Алло! Алло! Ты что, проглотил язык? Сколько можно до тебя дозваниваться! Я уже добрых полчаса набираю номер. Наконец-то, ты соизволил взять трубку.

     Кошка оторвалась от своей плошки с едой, задрала морду кверху и пронзительно  несколько раз мяукнула.

     — И откуда у тебя кошка? Где ты успел ее подобрать? Ты же знаешь, у меня аллергия на кошачью шерсть. Немедленно от нее избавься! Ты что, хочешь моей погибели?

     Голос вдруг оборвался. И опять бесконечный гудок. Я так и не сказал ни слова.

     Нет, совсем не от кошачьей шерсти суждено было ей погибнуть.

     Ошеломленный, сидел я на табуретке, сжимая в руке так и не опущенную телефонную трубку, в которой продолжало непрерывно гудеть. Кошка вновь принялась за еду.

     Что со мной происходит? Может, все это плод больного воображения? Слуховая галлюцинация? Какой-то вызов здравому смыслу. Я сжал голову руками и стал раскачиваться из стороны в сторону. Безусловно, я материалист. И кто из нас им не является? Материализм повсюду торжествует в нашем мире, порой в невыносимо грубой форме. Поневоле им заделаешься. И хотя бабушка водила меня в детстве по церквам, учила молиться, благоговеть перед иконными ликами, все равно это оставалось где-то на периферии сознания. Сказки о добре и зле… С годами, конечно, происходило переосмысление многого, но материалистический стержень был крепок и никакой мистической ржавчине не поддавался.

     И вот теперь…

     В эту ночь я не мог заснуть, весь переполненный воспоминаниями. Всплывали картины из прошлого, сменяя одна другую. Иногда старческая слеза скатывалась по щеке, я смахивал ее тыльной стороной ладони и опять вспоминал, вспоминал…

     Знаете, бывают женщины, которых раз увидишь — и все. Они навсегда. И ничем это не объяснить. Не раз, особенно в молодости, мне приходилось слышать такие выражения: «Вон, гляньте, Наташка своего повела!» Или: «Как Олежка-то к своей торопится! Уж, поди, не опоздает». Имена можно заменить на любые. Главные слова — «своя» и «свой». Пусть часто в ироническом, а то и в пренебрежительном смысле. Моя Ирина была той самой «своей» — во всех смыслах. И в плотских утехах, никогда не ставших для нас привычными до обезличивания, и в плане духовного общения, хотя и по характеру, и в профессиональном отношении мы были очено разными людьми и часто придерживались совершенно противоположных точек зрения. Но повторюсь, она была «своя». И надеюсь, что я был для нее «свой». Одна беда, детей у нас не было. Так уж получилось. Не всем дано счастье стать родителями.  

     Весь следующий день я провел в возбужденном состоянии, в томительном ожидании звонка. И он раздался точно в 11:30, как всегда, прозвучав неожиданно, больно ударив по нервам.

     — Или автомат идиотский, или ты бросил трубку, — продолжала она как ни в чем не бывало, словно и не прошли целые сутки с предыдущего звонка. — А может, ты меня разлюбил? — и она хихикнула. — Как здесь душно в будке! Когда-нибудь кончится эта жара, уже невыносимо становится. Не забудь, что я тебе сказала про кошку. И послушай…

     Снова сплошной гудок. Я в ярости. Опять ничего не сказал. Теперь жди в лучшем случае до завтра.

     Все случилось в тот горько-памятный мягкий июльский вечер. Только что прошла гроза, и воздух был сочным и слегка прохладным. Я открыл балконную дверь, распахнул настежь окно, и свежий запах омытой дождем листвы наполнил комнату.

     Мы хотели отметить годовщину нашей свадьбы и заказали столик в небольшом, но уютном ресторанчике недалеко от нашего дома. Там прилично готовили, и мы любили порой заглянуть туда. Это случалось редко, но по такому поводу…

     Время еще не поджимало, а так как на следующей неделе ее подруга собиралась праздновать свой день рождения, Ирина решилась пройтись  по магазинам, присмотреть для нее подарок.

     — Не задерживайся, — предупредил я ее. — Знаю, для тебя магазин тот же самый музей, можешь застрять там надолго.

     Она рассмеялась, поцеловала меня и вышла. Больше я ее не видел…

     Прошло два часа. Она все еще не возвращалась. Я стал нервничать, потому что ей еще нужно будет заняться макияжем, подобрать подходящее вечернее платье, и все мужчины знают, сколько времени тратят на это их подруги. А время шло. Наконец, около пяти, она позвонила из автомата.

     — Никогда не угадаешь, что я купила.

     — И не буду пытаться, — ответил я. — Тебе следует поторопиться. Нам скоро выходить.

     — Мне бы хотелось еще купить цветы, здесь недалеко продает женщина.. Они такие красивые.

     — Пожалуйста, поторопись, — повторил я.

     — Скоро буду, — ответила она, улыбаясь.

     Я просто был уверен, что она улыбается, я чувствовал, видел это… И вдруг все показалось мне каким-то нереальным и тревожным. А затем я услышал этот визг: то ли тормозов машины, то ли визжали люди… Хруст стекла… Вскрик…

     Все вокруг расплылось, наполнилось болью, я заскулил по-собачьи. Меня словно закутали в ватное одеяло, я с трудом реагировал на внешние раздражители, смутно осознавая, что кто-то приходит, кто-то уходит, о чем-то со мной разговаривают…

     Потом выяснилось, что за рулем сидел немолодой, страдающий болезнью сердца мужчина. Во время приступа он еще пытался управлять автомобилем, но, когда сознание покинуло его, контроль над машиной был потерян, и он врезался в телефонную будку, в которой находилась моя жена. Но до этого он еще сбил женщину с коляской и пожилую пару, на свою беду вышедшую прогуляться. Когда приехала скорая помощь, то было уже поздно. Мертвецам помощь не нужна.

     Больше я не женился.

     Меня пронзает ужасная мысль. Звонок. Я поспешно снимаю трубку. Это она.

     — Какой сегодня день? — опережаю я ее.

     — Что?

     — Какое сегодня число?

     — Восемнадцатое…

     — Июля?

     — Ну, конечно, июля!

     — А год? Какой сейчас год?

     — Ты что, заболел?

     — Пожалуйста, отвечай.

     — С тобой точно не все ладно.

     — Отвечай!

     — Тысяча девятьсот семьдесят восьмой, — четко выговаривает она.

     — Господи!

     — Да что с тобой?

     — Который сейчас час? Посмотри на свои часы! Быстро!

     — Ну… — Она на секунду замешкалась. — На моих — 16:58.

     — Уходи оттуда! Быстро! Очень быстро! — Я буквально орал.

     — Почему ты на меня кричишь!

     — Я тебя  умоляю, беги из будки! Не спрашивай — почему. Просто беги. Давай, Ира, давай!

     Я различил в трубке треск разбитого стекла, крики толпы. Потом тишина. Все повторилось. Она не успела. И разве можно изменить прошлое?

     Он прожил еще несколько лет. И каждый вечер в 11:30 подходил к телефону, салился рядом и ждал ее звонка. Ждал до самой последней минуты своей жизни. Но она так и не позвонила.