-Регар, вы уверены, что хотите этого на самом деле? – вопрос лучился ядовитой доброжелательностью. Но Регар был к этому готов, он прекрасно знал, что глава Коллегии Палачей, решивший удочерить маленькую сироту, дочь казненных два дня назад людей, обвиненных в заговоре против короны – это привлечение внимания.
И не объяснишь ведь им всем, кто всегда с презрением и подозрением смотрел на палачей, что те люди – были его друзьями, но Регар казнил их. Он не судил. Он исполнил волю Коллегии Судейства. Так было надо, потому что того требовал закон, а закон стоит над чувствами.
Он выполнил свой долг как палач, а теперь должен был выполнить свой долг, как друг. Конечно, он мог этого не делать, у него и опыта по общению с детьми-то не было, и вообще – отношение к палачам самое худшее. Коллегию Дознания люди боятся, ведь те ищут преступников, допрашивают. Коллегию Судейства опасаются и уважают – от них зависит приговор, а Коллегию Палачей просто презирают, хотя те среди всех служителей закона не несут вообще никакой вины и ответственности – они просто выполняют приказы от Дознания и Судейства.
Но презирать Дознание опасно, Судейство сложно, а народ на площади видит палачей и вот он – страх, презрение, отвращение…
-Регар, вы не обязаны…
-Я знаю последствия. Отдайте мне Арахну. Я стану ее опекуном перед законом.
-Она дочь преступников!
-Но ей пять лет и сама она не совершила ничего. Вы, как дознаватели, должны это знать! – Регар взывал к любимому чувству Дознания – гордыне.
-Регар, есть Коллегия над Сиротством, они могут…
-Мое слово ничего не значит? – Регар не любил никогда взывать к своему авторитету, и в своей Коллегии он хоть и был главою, но к подчиненным относился одинаково. Впрочем, это Коллегия Дознания, да Судьи исчисляются десятками, а их, палачей, никогда больше пяти и не было.
-Луал с тобой, палач…
Регар не промолчал бы, если бы на кону не было такой высокой цены. Не стоило провоцировать Дознание, но…
Застарелое презрение! Почему они ставят себя выше Палачей? Какая разница этим-то, холеным и добродетельным, но гнилым и трусливым внутри? Они боятся пачкать руки кровью, возлагают вину на палача и его топор, мечи, веревки, мол, это не мы…
Это все.
Да, это все он. Это все Коллегия Палачей, но по чьему приказу?! Не по воле же лунного света или дурному настроению, а по воле бумаг, что поступают в Коллегию каждое утро и приносящий их гонец боится взглянуть на Регара, мнется, стыдится, торопится уйти, боясь, что его застанут за этой неловкой службой.
Лицемерие, рожденное обществом, и закон, который надо соблюдать и который требует беспрекословного служения себе.
***
Арахне было пять лет и выглядела она на свои положенные пять лет. нормальная, обыкновенная девочка, чуть взъерошенная, но не болезненная, средняя…
Только тихая очень. И в глазах странная тоска, которой не должно быть в детских глазах. Арахна не могла знать, что ее родителей больше нет на свете, для нее все выглядело так, что в дом пришли Дознаватели, подняли их с постели, увели маму и папу в одну сторону, а ее в другое. И вот, в другом месте, ее не обижали, пытались веселить женщины с приторными улыбками. Давали ей игрушки и кормили супами, поили компотами.
Ей хотелось домой, к маме и папе, но она чувствовала, что случилось непоправимое и не вернуться ей домой еще долго.
Когда за ней пришел «дядя Регар», Арахна даже улыбнулась, впервые за все дни, что она просидела здесь, вдали от родителей, вдали от дома. Дядю Регара она знала и когда он, неловкий и растерянный подошел к ней и протянул руку, доверчиво протянула ему ладонь.
Все было в том странном молчании, которое красноречивее любого оратора, выступающего на городской площади и по привычке своей мятежной души призывающего народ к очередным бунтам и восстаниям.
-Господин Регар, — к главе Коллегии Палачей подошла одна из женщин с приторным лицом и спросила, поджимая губы, не скрывая презрения, — какое будущее вы можете дать девочке?
-Лучшее, — ответил Регар тоном, в котором ясно послышались металлические нотки и он, держа Арахну за руку, от чего идти приходилось ему слегка наклоняясь в ее сторону, повел девочку в новый дом.
Регар жил в здании Коллегии Палачей, поскольку та строилась с расчетом на большее количество людей, в ней имелось множество свободных комнат и коридоров. Регар обитал там, ему не для кого было жить, и он отдавал все своей работе. Конечно, для ребенка это не было лучшим местом, но Регар знал, что должен позаботиться о девочке.
-Ты пока поживешь здесь, — сказал Регар, склоняясь к Арахне и заговаривая с нею с мягкостью, с какой обычно обращается к ребенку человек, который не сталкивался вообще ни разу с взаимодействием с детьми.
Арахна не ответила и испуганно взглянула на здание. Мрачно темнело оно на фоне закатного неба, а рядом было здание Коллегии Дознания и Судейская Коллегия. Конечно, зачем раскидывать по столице Коллегии, что стерегут закон? Пусть взаимодействуют и не выносят друг друга в близости.
-Пойдем, — Регар открыл перед нею дверь и девочка вошла в залу. Здесь отдыхали палачи, ужинали, обедали. Завтракали и просто собирались, свободные от работы. Из залы вело несколько дверей в рабочие кабинеты, лестница вверх, в спальни и лестница вниз, в подземным этаж, где были пыточные и содержались орудия.
Час был вечерний и Арахна встретилась с целой кучей народа…вернее, ей показалось, что это была куча людей, но на деле – это были всего четыре человека, которые бурно обсуждали какую-то сплетню и осеклись, увидев ребенка на пороге.
-Значит так…- Регар торопливо взял Арахну за руку, пока она не испугалась, — это дочь моих друзей. Они…
За спиной Арахны он провел ладонью по шее, а вслух сказал:
-Далеко. И теперь мой долг, как их друга…ясно, в общем?
Лица палачей вытянулись в удивлении, потом понимание появилось в одном взгляде, в другом.
-Ясно, — сказала, опомнившись первой, женщина, которую Арахна сначала даже приняла за мужчину, поскольку та скрывалась в полумраке и теперь выходила, молодой, красивой, сильной и веселой. Женщина присела на колени перед Арахной и спросила, — как твое имя, детка?
У женщины был веселый вид. Глаза горели каким-то блеском, она улыбалась и вся пропитана была здоровьем. Арахна, сама не понимая, что делает, отпустила руку Регара и сказала:
-Арахна.
-Странное имя, — женщина быстро взглянула на Регара. – А я Мари. Будем дружить. А этих не бойся…это Паэн, Фалько и Изидор.
Мари показала по очереди на разных людей, которые обозначили свое присутствие в такт представлению Мари. У Арахны закружилась голова от многих впечатлений и знакомств.
-Прошу не обижать, — напомнил Регар, обращаясь ко всем сразу.
-А куда уехали мои родители? – спросила Арахна, отрывая взгляд от Мари к Регару. Тот остолбенел и не знал, как найти ответ. Выручила Мари:
-Они уехали в очень далекую страну, девочка.
И не позволила задать ей следующий вопрос, затараторив:
-А пойдем ужин распакуем? Поможешь мне, а? а то я неловкая, неуклюжая! Пойдем-пойдем. Так, здесь у нас тарелки, здесь ложки. А ты руки мыла? Пойдем, я тебе покажу, где у нас что…
Мари торопливо увела девочку в коридоры, показывая где и что, все с нарочитым шумом и веселостью. Стоило им скрыться, как головы троих палачей повернулись к Регару, а Изидор спросил от лица всех, высказывая общее мнение:
-Ты спятил.
-Это мой долг, — возразил Регар.
-У нас кровь, грязь, крики…какого детства ты ей хочешь для этой девочки? Она станет задавать вопросы, а мы так и будем говорить ей, что родители ее в далекой стране? – это вступил уже Паэн, который всегда старался думать наперед.
-Не знаю, — честно сказал Регар, — я придумаю что-нибудь. Я просто прошу вас…на время. Я что-нибудь придумаю.
-Да мы-то нормально, — подвел итог Фалько, — но ты безумец!
-С другой стороны, — вдруг промолвил Изидор, — смена тоже нужна.
-Молчи! – взмолился Регар, у которого тоскливо заныло в сердце, когда он представил, что эта маленькая девочка станет палачом.
***
А потом был ужин, где Мари резала для Арахны, сидевшей за общим столом, мясо, подкладывала ей картошки. В тот вечер палачи чувствовали себя очень скованно, привыкшие за приемами пищи обсуждать некоторые сплетни и выражаться в ругани. Теперь каждый контролировал и одергивал себя. Арахна ела мало, но послушно…
Потом ее отвели наверх и хотели показать отдельную спальню, но Мари поинтересовалась у Регара:
-Ты совсем идиот? Пусть ночует у меня.
-Это будет неудобно.
-Неудобно оставлять маленькую девочку в комнате, которая ей незнакома…- Мари, пользуясь тем, что Арахна не видит, указала взглядом вниз, напоминая, что у них в здании много всяких орудий и острых предметов, да и вообще вещей, которые нельзя трогать и видеть ребенку.
Арахна легла в постель без писка. Когда Мари легла рядом, отодвинулась к самому краешку, чтобы не мешать и съежилась. Тихо-тихо, стараясь не выдавать себя, заплакала, закусывая до боли губу.
-Эй, эй! – у Мари не было также опыта общения с детьми. Она даже не думала еще о создании своей семьи, но понимала, что из всех только ей резоннее и проще будет с ребенком. – Ты чего?
Арахна повернулась под ее усилием лицом и сквозь слезы прошептала:
-Я знаю…мама и папа не вернутся.
Мари попыталась возразить, но осеклась сама и обняла девочку, успокаивая. Арахна в первый раз за много дней плакала, не скрывая своих слез.
Позже, когда Арахна успокоилась, уже к утру, Мари попыталась ей объяснить:
-Твои родители нарушили закон и должны…понимаешь, мы не выбираем.
-Они совершили что-то плохое?
-Да, детка. Те, кто совершают что-то плохое, должны ответить за это.
-Кому?
-Народу. Закону. Королю. Всем!
-А что они совершили?
-детка, тебе лучше этого не знать…
-А если я совершу что-то плохое? Как я узнаю, что это плохое? А если я уже совершила что-то плохое?
Мари терпеливо разъясняла. Занималась заря, до этого у нее был тяжелый день, но она терпеливо отвечала на вопросы, говорила с Арахной так, как говорила бы со взрослым человеком.
-А если плохое изменится? – спросила вдруг Арахна.
-Прости?
-Если то, что я сделаю сегодня, будет потом плохим?
И вот здесь Мари уже не нашла ответа. Она была свидетелем того, когда благие дела становились преступлениями, когда были перевороты…их король, да будут дни его долги, казнил всех, кто поддерживал его старшего брата в очереди на трон. Кроваво они поработали. Но Мари не стала говорить об этом и больше не стала говорить…
***
Арахна была тихой. Она сидела в зале, как мышка, стараясь не обращать на себя внимания, но, между тем, Коллегия Палачей, которая скучала в рутине обычных дел, ожила с ее присутствием и не давала ей тишины.
Всем пришлось менять свои привычки. Паэн теперь не мог оставлять рабочий инструмент и одежду в пределах ее видимости. Не потому что она бы посмотрела, а потому что ему самому не хотелось разрушать хрупкий и светлый мирок этой девочки. Также приходилось следить за речью. Никакой брани в пределах слышимости Арахны, никаких грязных сплетен и обсуждений, никаких споров о работе.
Арахна не показывалась из комнаты Мари долгое время, пока не обвыкла. Потом Регар пытался уделять ей все свободное время, пока не понял, что и другие его коллеги готовы заниматься и развлекать Арахну. Тогда он выдохнул спокойнее, хоть и ждал с тревогой вопроса о родителях.
Но Арахна молчала. Мари обнимала ее по ночам, когда Арахна уже засыпала, от этого девочка просыпалась, но лежала тихо-тихо, боясь, что теплые руки женщины исчезнут.
Разум Арахны был гибким. Она обживалась, она училась жить по-новому. Она существовала теперь так, как будто бы ничего не произошло в ее жизни, но Регар видел ее внимательный и тоскливый взгляд и понимал, что бесследно потрясение детства не пройдет.
К тому же, в самом деле, пришлось думать о ее будущем. Изидор взялся учить девочку необходимому, он всегда много читал, и теперь его книги разделяли учебой для Арахны, заменяя ей воспоминания о старой жизни, о маме и папе. О доме.
Легче всего Арахне давались история и языки. Потом она прочла в какой-то книжке про законы, про то, все люди следуют им и прицепилась ко всем палачам, не веря:
-Все люди следуют законам?
-Да, все, — терпеливо отвечал Паэн.
-Все на земле?
-У всех разные. Но у всех они есть.
-А как они узнают о законах? – недоумевала Арахна. – Где-то висят?
-Э…- Паэн никогда не задумывался об этом. – Ну… да. Их читают.
-А если человек не умеет читать, он не виновен в нарушении закона? Он ведь не знал!
Паэн потел, мучительно краснел и передавал очередь Фалько. И уже тот объяснял, что есть люди, которые объявляют новые законы людям, сообщают им, что теперь незаконно.
-А как это удержать в памяти? – спрашивала Арахна. – Человек помнит много и все законы?
Теперь краснел и бледнел уже Фалько и передавал очередь Изидору, а тот объяснял, что законы есть разные. Есть общие, есть законы богов – законы Луала, есть законы о земле, о морской торговле, в армии, о торговле общей…и все они записаны в специальном своде.
-А как создать закон? – Изидор пускался в новые объяснения, рассказывая о министрах, о главах Коллегий, что предлагают закон.
-А если нарушить закон?
-Наказание.
-Какое?
-Ну…разные. Все законы разные. Есть наказания смертью, есть клеймо. Да и смерть разная и…
-Прекрати! – вступалась Мари. – не слушай его!
Но Арахна слушала и спрашивала:
-А смерть – это больно?
Мари и Изидор переглядывались и сдавали Арахну на попечение Регару, предоставляя ему возможность и необходимость объяснений.
А тот объяснял:
-Палачи – это самые милосердные люди. Палач должен карать так, чтобы было меньше боли. Кара публичная, чтобы предостеречь других людей от нарушения законов.
-А почему люди, зная, что будет кара, нарушают закон?
-Ну… иногда случайно. Иногда ради наживы.
-А мои родители? – Арахна впервые спросила о родителях и так, что Регара качнуло о неожиданности.
-Я не знаю…
***
Регар не имел теплых чувств до появления Арахны, но стоило ей обосноваться в его жизни, как в нем подняла голову неизрасходованная любовь. Каждая болезнь Арахны заставляла его метаться по столице в поисках лучшего целителя. Он отдавал, не считая, накопления, которые, как оказалось, наконец-то, смогли пригодиться…
Когда Арахне было восемь, она попросила отселить ее в отдельную комнату – на одной кровати с Мари было уже неудобно спать. Регар, зная, что ей будет страшно спать одной, написал книгу сказок – неловких, наивных, написанных в пыточной в перерыве между допросами заговорщиков, но теплыми и каждый вечер, как бы ни уставал он за день, читал ей из этой книги.
Первым отдалился Фалько, перешел в другую Коллегию. Потом ушла и Мари – ушла она замуж за дознавателя. Оставались Изидор, Паэн, Регар и Арахна.
Жили так, как можно было жить. Регар пытался порадовать свою воспитанницу, привозил ей платья, ленты, которые трепетно выбирал, наблюдая за тем, как их выбирают другие женщины для своих дочерей.
Арахна тосковала, хоть и не показывала этого.
***
Не всегда все бывает спокойно. С течением лет Арахна стала куда более жесткой, хлесткой, сказывалось одиночество. Конечно, о ней заботились, но…
Кто были эти люди? Чужие. Да и презрение, которое обрушивалось на палачей, страх перед ними, все это обрушивалось на Арахну, откладываясь ядовитым пластом в нежном сердце. Она стала спорить, обижаться на всякую мелочь, цепляться к словам и однажды Регар сделал ей какое-то замечание, а Арахна огрызнулась с видимым удовольствием, как будто бы давно ждала этого:
-Ты мне не отец!
и Регара качнуло. Конечно, он не был ей отцом, но не воспринимал Арахну иначе, чем свою дочь. Он всегда думал о ней, заботился и хлопотал об уйстройстве ее в какую-нибудь выгодную и легкую Коллегию. Хлопотал заранее. Да, Регар не умел выражть своих чувств, но пытался сделать это…
Заявив же однажды так, Арахна стала делать это регулярно, увидев, с каким мучением отзываются ее слова в Регаре. Ее раздражала собственная жизнь, все казалось ей неправильным, украденным. Она не знала, чем хочет заниматься я в жизни и кем она себя определяет, а потому с удовольствием нашла виновного.
Это Регар дал ей такую жизнь. Это он казнил ее родителей. Это он украл ее жизнь. Это все он!
Маленький ангел стал тираном. Она бросала ему в лицо замечания и жестокости, смеялась, зная, что он не может себя защитить, видя, как он принимает ее укоры и упреки, как это расшатывает его…
А потом Изидор, который к тому времени остался единственным из «прежних», жестко поговорил с Арахной и даже отвесил ей оплеуху в ответ на все жестокости.
-Тебе бы палачом быть! С твоим-то поганым языком, — добавил Изидор. – Он вырастил тебя, а не в Сиротской Коллегии. Здесь у тебя, дура неблагодарная, всегда будет выбор! Здесь ты всегда как в семье. У него никого, кроме тебя нет. Как и у тебя. А за твоих родителей он не в ответе!
Наверное, Арахне нужна была эта боль и эти слова. Она разрыдалась. Не от жалости, а от ненависти к себе. Изидор. Смущенный донельзя, удивленный такой реакцией, ретировался, решив, что ко всем чертям оставит завтра же свою службу…
***
Арахна долго собиралась с духом прежде, чем зайти в кабинет Регара, который вздрагивал от каждого ее появления. И когда она впервые за все время обняла его, нерешительно и неловко, обняла и тихо заплакала, не в силах найти слова к извинению, Регар вздрогнул еще сильнее.
Он полагал, что она ненавидит его, а Арахна ненавидела саму себя.
Он думал, что ей хочется вырваться из этой жизни, в которую он когда-то вовлек ее из своего эгоистичного долга, а Арахна не знала, куда ей почти и что делать, когда так быстро пройдут годы и придется выбирать уже самой путь.
Все это Арахна пыталась вложить в объятие, извиниться. Хоть как-то, как могла.
Впервые Регару было кого прощать. И впервые он был прощен сам.
***
-Тебе необязательно быть палачом. Это грязно. Это кроваво. Нас презирают, нас не любят, боятся, — убеждал Регар Арахну.
-Но это ради закона. Закон надо беречь. Ты сам говорил, что путь справедливости не бывает легким! Я буду палачом. Я буду карать, чтобы другим неповадно было нарушать закон, чтобы несправедливость не заполнила свет, чтобы…
-Ара…- с течением лет Арахна поняла, что ее полное имя ей не нравится и просила о сокращении варианта, — ты не понимаешь, что ты просишь. Назад путь будет сложнее. Это смерть. Мы стоим между жизнью и смертью. Мы…
-Слуги закона, — твердо закончила Арахна. – Кто- то должен делать это. Поступать так…
Регар покачал головою. Арахна не знала, не думала еще о том, что и дознание не всегда право и совершает ошибки, и судьи бывают тоже подвержены людскому фактору и даже закон несовершенен.
Но Арахне закон виделся прямым, понятным и ясным. Она не знала, как ошибается, а Регар не мог найти слова, чтобы отговорить ее и не упасть в ее глазах, ведь впервые Регару было важно, как он сам выглядит в чужих глазах.
Арахна проявляла упрямство, а Регар не мог сказать напрямую, сколько она не знает еще о деятельности палача, о пути, который виделся ей теперь для себя…
Регар знал, что должен остановить её, но не стал больше противиться, нарушая долг перед своей воспитанницей, потому что вдруг легкомысленно подумал, что до становления палачом у Арахны еще много времени и она передумает много раз.
Как-то не подумалось ему, что Арахна не была из тех, кто менял свое мнение на каждом шагу. Не хотелось Регару думать об этом.
Еще почитать:
Алёша и телефон
Цветогорье — Цветогорье: Летунья Сим (1)
Сказание о распрях — Сказание о распрях: глава 4, Три сестры
Радко
«
»
07.08.2021
