О болезни

(*)

Море нельзя предавать. Море – это суть живого и мёртвого, и если море кипит в твоей крови – не предавай его.

Но я предаю и буду предавать. Море – моя родина, моя судьба и моя могила. Но если я не предам море, если не свергну своего брата Сигера, убившего нашего отца и занявшего Морской Трон, то кто сделает это вместо меня?

Я могу идти открытой войной. Могу выйти к придворным и сказать, что я против власти своего брата, и я, царевна Эва, открыто обвиняю его в гибели нашего отца и в том, что он отрёк от трона других наших братьев и сестёр.

Могу я обвинить его? Легко! И будь я глупа, я бы сделала это сразу же. Море требовало этого. К сожалению, оно не всегда мягкое и огибающее, иногда ему нужно идти напролом, бушевать, проливаться праведным гневом и штормом.

Но кто бы меня тогда поддержал? Пара-тройка советников, кое-кто из армии?.. а народ и вовсе растерялся бы. Но если бы и поддержал, то к чему бы это привело? Едва ли Сигер бы распластался передо мной, извини, мол, сестрица…

Море не живёт так. Если Сигер пошёл на убийство отца, если оккупировал трон, то значит, и перед моими обвинениями не остановился бы. Ему проще было бы меня убить, чем признавать хоть какую-то вину.

Потому – молчи, Эва, крепко молчи.

Да и ему есть в чём меня обвинить. Или разве я не отодвигала по ссылкам и тюрьмам неугодных и опасных для моей будущей власти братьев и сестёр? Разве не подставляла я их передо отцом? Иногда и с помощью Сигера, иногда и без него?

Было, Эва, было!

Так что никто тут ничего не изменит. Ты обвинишь его, а он тебя. Но он Царь Морской, а ты его сестра всего лишь. Кому ты пойдёшь жаловаться? У кого будешь искать защиты?

Нет, Эва, напрямик идёт только шторм, а море – это вода, а значит – изменчивая стихия. Обойти препятствие проще, чем биться о берег, ломать его, кромсать и обращать в ничто. Нет, кровью пойти можно, тем более, море во мне этого ждёт и требует, но кровь нужно взбивать тогда, когда всё готово.

А так, в стену на кой ломиться?

Или безумная я?

Нет, не безумная. Во всяком случае, безумство моё иного толка. Я пойду против своего брата и отобью трон, но для этого мне придётся предать море, свой дом. Я жду вести от земных царей – люди всегда были жадными до морских сокровищ, не думаю, что им будет долго и странно размышлять, это вообще не в свойстве сухопутных.

Услышат, что море готово им открыться и отдать то, что им так желанно, и придут. А народ, моё Царство, возмутится: какой же из Сигера Царь, если позволяет он грабить море?

Не давать осторожно, изредка радуя сухопутные души, а грабить позволяя? А тут и я выйду – в праведном гневе и в такой же решимости. И вот тогда закровит море.

Но пока я ещё жду. Пока стою у зеркала, пытаясь понять – заметно ли со стороны как я изменилась? Пожалуй, если видеть меня редко, то я прежняя. Но Сигер всегда видел меня часто. И если бледность и худобу я могу ещё списать на то, что я всё ещё скорблю от отце, то вот глаза – нездоровый блеск черноты и белеющие, по рукам проступающие следы вен…

Я принимаю белый яд малыми дозами. Боюсь отравления. Для Сигера я угроза. Я знаю это, а он понимает, что я знаю. Успокоится народ, и меня не станет, Сигер позаботится.

Я бы позаботилась.

Да и небольшое нездоровье, слух о нём, мне на пользу. Но вот только я знаю, что перемены в моём облике, и эти белые пятна по коже рук – это уже не белый яд. Это море. Я дочь Морского Царя, и я предаю море. Ни одно предательство не может пройти безнаказанно и это значит, что море будет мне мстить.

В облике уже видны тени этой мести.

– Я не могу иначе, слышишь?

Море слышит. Но оно не понимает. Безумно древнее, древнее любой земли, оно слышит. Но оно не хочет принимать мои слова.

Морская царевна готова впустить сухопутных! Мыслимо ли? И неважно, что это ради благополучия Морского Царства, для моря я теперь почти что враг. Почти – потому что море будет меня ненавидеть, но не посмеет причинить мне вреда.

– Я не могу…

Ещё тысячу раз повторить это? Да кому? Отражению в мутном зеркале, отделанном ракушками? И что изменится? У меня нет никого, кому я могу полностью доверить свои тайны и поступь мыслей. И это значит, что море во мне будет и дальше бунтовать и закипать обиженной чернотой: царевна, предающая море! Позор! Позор!

– Молчи…– белые пятна на коже чешутся, но я чую, что надо держаться от соблазна, а не то расчешу до крови. А там уже сложнее скрыть! Это эти следы я скрою за длинным рукавом, а кровь?

Сигер увидит, учует и поймёт, своим морем поймёт бунт моего. И мне точно конец. Так что терпи, Эва, во имя Морского Царства терпи, надейся, что это недолго.

К слову, о рукавах. Сейчас моё платье открывает пятна. Это неправильно. Надо поменять наряд, да поторопиться к обеду с драгоценным братцем, которого я мысленно уже обратила в пену морскую раз двести, не меньше.

Шорох за спиной…служанка! Зараза. Но мне некуда деться от её всевидящего чутья – всех моих слуг Сигер сменил. На всякий случай. Впрочем, Хотэма он убил, а я ничего не смогла сделать.

Нет, я могла сделать. Я не стала. Я не выдала себя, не выдала того, что Хотэм был на моей стороне всегда, и я об этом знала. Я промолчала и была вынуждена увидеть как он умирает в своей преданности мне.

Царь или царица должны защищать своих. А я? У меня прекрасное оправдание – я, друзья мои, ещё не на троне, а потому защитить никого не могу. Оправдание хорошее, но море во мне ему не верит.

– Что-то случилось, Хейли? – но надо держать себя вежливо. Даже со служанками. Особенно с ними. Пусть они тебе не нравятся, пусть они глупы, но именно малые, незаметные люди решают столь много. Они видят, они шпионят, они вовремя скрывают тайны и выдают их.

Я всегда пыталась помнить и простых солдат, и простых кухарок. Кто знает, что будет? А мне задать пару вопросов, да назвать по имени, да показать тем свою благодарность и расположенность несложно.

Хотя сейчас это как раз и сложно. Море волнуется во мне и меня тошнит. Но я держусь из злости и ненависти – оказывается, это прекрасная опора.

– Царь хочет знать, будете ли вы на ужине? – Хейли молода. Она не понимает ещё расстановки всех сил. Скорее всего, Сигер передал, что я больна, может быть, и умом, после смерти отца. Вот она, из искренних побуждений, и будет приглядывать за мной.

Если это так – хорошо. В этом случае, я быстро перетяну её на свою сторону. Главное, не ошибиться.

– Буду, Хейли.

Я раздумываю. Если попросить Хейли помочь мне переодеться, она увидит белые пятна на моей коже. В таком случае – что? Она спросит про них? Или сразу доложит Сигеру? А тот поймёт, что меня разрывает море и что я подтравливаюсь, чтобы не быть в смерть отравленной.

Сложно-сложно! Впрочем, сейчас мы и проверим. Рискнём.

– Хейли, помоги мне, пожалуйста, зашнуровать платье, – значит, выбираем середину.

Она кивает. То, с какой внимательностью она следит за мною, меня раздражает. Но все, кто хочет жить и править, должны уметь скрывать эмоции.

– Только не смотри на мои руки, – прошу я, заранее рассчитав тон. Пусть будет тихий, напуганный.

– Да, царевна, – соглашается она и, конечно, смотрит. В зеркале я вижу, как взгляд её находит белые пятна на моей коже.

Она удивлена, а я, словно спохватившись, рву верх платья, стремясь скрыть пятна.

– Я ведь просила! – теперь укор.

– Царевна, я…– она напугана. Вероятнее всего, она переживает о том, что я заразна. Не бойся, девочка, море не передаётся такой болезнью.

– Просила же! – в голос побольше слёз. Для верности, закрыть лицо, как бы стыдясь. Плакать царевне непозволительно. Во всяком случае, не перед служанкой. Но вот судорожно вздохнуть, да, вот так, Эва, ты молодец.

– Царевна…– Хейли расстроена всерьёз. Ещё бы!

– Не говори, – прошу я, – иначе тебя накажут.

Теперь отнять руки от лица, отвернуться, вроде бы я перебираю костяные гребни на столике, выбирая нужный. Я нарочно говорю «тебя накажут», потому что она молода и не знает, что такое наказание.

Но боится.

– Тебя накажут, – повторить уже увереннее, – это тайна.

– Вы больны? – догадывается служанка.

Больна, дитя моё, больна морем. Я предаю его, чтобы спасти моё царство. Я пущу в нём кровь, вздыблю его, и чернота разойдётся множеством кругов.

– Больна…почти, – усмехнуться, чтобы даже Хейли поняла, что всё не так однозначно.

– Что же с вами? – пугается она.

– Видишь ли, – побольше равнодушия, мол, я со всем смирилась, – есть такие положения, когда ты будешь мешать. Не скажу кому. Не стану. И тогда у тебя пойдёт болезнь.

Любой новичок при дворе понимает подобный намёк. Даже Хейли соображает. Она смотрит с ужасом, даже рот зажимает, чтобы не вскрикнуть.

– Не говори никому, – повторяю я, – иначе с тобой будет то же.

Она молода и красива, а в молодости очень страшно понять, что ты можешь потерять красоту и потеряешь её однажды. Наверное, для неё мои белые пятна ещё более уродливы, чем для меня. Всё-таки, я старше. И живу дольше.

А дальше как я и думала – она клянётся всем-всем-всем, что никому не скажет. Я утешаю её, дарю её гребень, украшенный мелкими синими жемчужинками. Они тонкие и блестят. Она даже забывает про меня и про пятна, любуется. Царский подарок. Только для меня это пустое, но зато она целиком моя.

Всё просто. Как же я люблю когда всё просто. Верить я ей пока не буду. Проверю, как держит она тайну. Но заручиться поддержкой на любом уровне – полезно.

Море недовольно во мне. Оно жаждет войны. Тот, кто сказал, что море – это мир, это жизнь и благословение, никогда не видел настоящего шторма. Море – это война, смерть и проклятие.

И всё это клокочет внутри, требует выхода, а не находя, ползёт по моему телу, проступает жаром и холодом. Я мёрзну и в то же время горю.

– Действуй, действуй! Убей его! убей врага! – беснуется во мне стихия и её голос мне уже слышен отчётливо.

– Тер-рпи! – требую я и сжимаю ладони так, что ногти впиваются в кожу до крови.

Терпи, Эва, терпи. Море возьмёт своё.

***

Сигер поглядывает на меня с тревогой и одновременно триумфом. Я ему опасна, но он хочет убедиться, что я сломлена. Наверное, такой я ему и кажусь – слабой и сломленной, вон, даже сижу рядом с братом-полукровкой Бардо, которого сам Сигер презирает.

Я, кстати, тоже. Ты либо сухопутная, либо морская душа. А Бардо – и там, и тут чужак. Но я должна иметь как можно больше союзников, а потому никогда, даже пока был жив отец, никакого грубого слова. Брат, такой же брат.

Ненавижу…

– Эва, сестра моя, ты слова не сказала ещё о моей гостье! – Сигер обращается ко мне нарочно громко.

Я не даю ему покоя одним своим присутствием.

Я спокойно отставляю кубок с вином в сторону. Внутри меня всё напряжено, но я не должна показать этого, не доставлю я Сигеру такого удовольствия. Оценивающе оглядываю красавицу из морского древнего рода, одну из потенциальных невест для моего брата.

Мне не нравится то, что она смотрит на Сигера с обожанием. И то, что она красива и молода. Я почти чувствую себя преступницей.

– Элайя очень красива, надеюсь, она будет для тебя счастьем, мой царь, – я отодвигаю кубок ещё дальше, – вы очень красивро смотритесь вместе.

Ещё ничего не решено, и Элайя одна из потенциальных невест. Она улыбается, смущается, радуется моей высокой оценке.

Радуйся-радуйся, рыбка блестящая! Ты, конечно, ни в чём не виновата, но как же ты мне мешаешь! Если у Сигера будет семья, свои дети, я стану ещё дальше от трона, а это значит, что тебе не жить.

Причём сейчас. Сегодня. Благо, не я одна не уважаю Сигера и не вижу в нём Царя. Благо, многие его советники преданы не трону, а морю, а море не говорило никогда детям убивать отцов. Наоборот – да, было дело. Но Сигер чужой для моря!

– Спасибо, царевна, я надеюсь, что мы с вами станем сёстрами, – красавица улыбается. Она счастлива.

Сёстрами? Да пошла ты! У меня их и без того много. Ты кем возомнила себя, селёдка? Я из царского рода, а ты мне в сёстры набиваться?

Эва, ты разошлась! Даром, что на лице нет и тени истинных мыслей – всё одно, недостойно так даже думать. Улыбайся, Эва, улыбайся.

– Она очень мила, правда? – допытывается Сигер. – И всё её семейство очень плодовито.

Да знаю я, знаю. Знатная фамилия мне уже и без того указка. Ну, милая, прости, ты не виновата.

– Давайте выпьем за красавицу? – перебиваю я. Я показываю Сигеру, что я нервничаю. Он доволен. Он думает, я боюсь за власть, которая всё дальше и дальше от меня. Ему неинтересно сражаться с полукровкой Бардо или блаженкой Аланой, которую он легко посадил под арест или с другими братьями и сёстрами. Нет, ему интересно унизить меня, растоптать.

Ну подавись, братец!

Нам подают новый кувшин с вином. Секретный. Мне и Элайе уже уготован белый яд в вине. Секрет кубков и мои соратники, которые есть и среди кухарок, и среди советников, что могут достать белый яд.

– За красоту! – я поднимаю кубок. Сейчас мне будет больно. Я подтравливаю себя, но одно дело половина дозы, другая…

Но я выживу. А вот Элайя – нет.

Она пьёт радостно и быстро, словно я могу передумать. Я тоже выпиваю залпом, уже заранее чувствуя резь в желудке. Мне будет больно, но зато я избавлю себя от подозрений и пойдёт молва в народ: кто-то хочет царевну со свету сжить…уж не царь ли?

Не затихнет подозрение, разойдётся кругами.

А если Хейли болтлива, то ещё лучше – травили, мол, царевну давно!

Ха-ха. Больно. Не до смеха, когда больно, но море во мне смеётся, пока я падаю куда-то всё ниже и ниже, пока мир вращается над моей головой и теряет краски.

***

– Очнулась! – голос, знакомый голос. Бардо. Полукровка. Чтоб тебя!

Ох, Океан! До чего же плохо! Мутит, море во мне сбито с толку, его кружит, оно не может найти стороны света. И я не могу. Лежу, стараясь не открывать глаза. во рту солёно, в носу щиплет…

– Прочь! – это уже Сигер. Встревожен. Что, царь, заставила я тебя полноваться? – Эва!

– М-м…– мне больно, больно открывать глаза, но я заслужила эту боль. Я защитница Морского Царства и я должна быть готова к жертвам.

– Эва, – Сигер склоняется надо мной, – как ты себя чувствуешь?

– Ч-что…

– Тише, тише! – он встревожен. Теперь он не царь, а мой брат. Теперь в его голосе тревога, настоящий ужас. Он понимает – если я умру, подумают на него. Уже, вернее всего, подумали. – Ты жива, это главное.

– Элайя? – говорить и правда сложно. Во рту слишком много соли.

Сигер мрачнеет.

– Мертва. Да и ты едва…

Закрываю глаза. Смотреть на свет больно. Смотреть на брата, который стал мне врагом и которого я однажды утоплю, неприятно.

– Это не я! – Сигер произносит то, ради чего он здесь. – Слышишь? Это не мой приказ! Эва! Я тебя не травил. Я веду дознание.

– М…– мне плохо. Мне очень плохо, но я торжествую в глубине своего моря. Он испугался. Он чувствует, что трон под ним шаток.

– Эва, мы найдём того, кто это сделал. Клянусь тебя память моего…

Он осекается. Его море душит его памятью. А я отворачиваюсь – мне можно, меня обидели, пытались убить!

***

В своих покоях ждать возвращения моего прислужника с вестями от сухопутных легче. Сигер, правда, каждый день заходит с пожеланиями и проверкой – как я себя чувствую? Но я держусь настороженно и не ем больше в обеденной зале.

Меня пытались отравить – имею право!

Шёпот ползёт в народе. Она не ест в общем зале, она сестра Царя, её пытались отравить… не слишком ли странно? Не слишком ли необычно совпадение? Сигеру плохо. он совершает ошибку за ошибкой.

Сначала устраивает разгром на кухне. Двух разносчиков еды и вовсе засекают до смерти – водорослевые плети, измаранные морской солью, чтобы бить, и одновременно не давать ранам заживляться, раздражать их солью…

Страшная смерть!

Затем Сигер пытается выступить перед народом, заявить, что на его сестру было совершено покушение, а его потенциальная невеста и вовсе убита. И это происки врагов. Каких врагов? Этого Сигер не придумал.

Сказать, что это кто-то из его советников он не может – они ведь его поддерживают. Братья и сёстры? Самый очевидный претендент это я, но так я сама чуть не померла!

Сигер говорит не то и сам теряется. Зато потом следует совету – объявить, что покушение было на него!

Но это и вовсе абсурд. Царь, на которого покушаются в его доме, не царь, а посмешище. Море не прощает такого, и Сигер благоразумно сворачивает эту версию. Далее, он говорит о том, что это и не яд был, а болезнь. Смертельная такая болезнь. И…

И снова свёрнуто.

Знатные фамилии ждут ответа. Они не спешат присылать своих дочерей на возможное место убийства. Убили одну – убьют и вторую, ведь неясно кто!

Но Сигер находит преступника. Он никогда не любил Бардо, всегда презирал его и не мог выносить, твердил, что от него землёю пахнет!

И сейчас это на пользу. Кто не признал Морского Царя? Кто совершил великое злодейство? Кто едва не убил царевну? Кто убил возможную невесту Царя? Бардо! Полукровка!

Кто за него вступится? Я? А оно мне надо? Он потенциально и мой враг, а в народ уйдёт: братоубийца наш Царь!

– Это Бардо! Он тебя пытался отравить, – так заявляет мне Сигер, входя однажды вечером в мои покои. Он торжествует, ведь найдено удобнейшее решение! Это всё Бардо! А Сигер…нет, он себя оправдал.

– Не может быть, – возражаю я, но возражаю лениво. Чем больше зверств совершит Сигер, тем мне будет проще, а Бардо и я никогда не выносила.

– Он считал меня узурпатором! – Сигер на мгновение забывает, что он говорит и кому. Я-то знаю, что он убил нашего отца. Я всё знаю.

Я молчу, просто смотрю на него. Такой расклад меня устраивает.

– Короче, это он, – Сигер и сам в это верит. Это удобно. Я не подхожу, ведь я чуть не умерла, а кто ещё ему неудобен? Алана, но она уже в заточении.

– Он признался?

– Зачем признавать то, что всем уже ясно? Завтра я вынесу ему приговор, хочу, чтобы ты послушала! – Сигер горд собой. Он коротко кивает мне, идёт прочь, но у дверей замирает.

Море, видимо, чует ложь.

– Эва, – он оборачивается ко мне и смотрит так, будто бы впервые видит, – а ты бы на него разве не подумала?

– Я думала на тебя.

– А ведь тебе выгодно…– он склоняет голову, смотрит, раздумывает.

– Я сама чуть не умерла! – побольше в голос бешенства, ярости, гнева. Мне всё ещё больно в области желудка и временами тяжело дышать. – Или что, ты думаешь, я стала бы себя травить?

Но всё это стоит того.

– вот именно, именно, Эва, что «чуть», – он выходит быстро и решительно. Я слышу, как он приказывает не выпускать меня из покоев. Но мне и не нужно никуда идти.

Хейли приносит записку в тарелке с хлебом. Она моя – целиком и полностью. А послание я жду давно. Всего пара слов: «Строгосский вход. Л.»

Ликомид! Цари сухопутного мира рвутся к нашим сокровищам, и всё, что мне нужно сделать – открыть вход для них, а самой, когда власть Сигера ослабеет, стать защитницей. И тогда…

Я убью Сигера. И что с того, если до этих пор он казнит нашего полукровку-братца?

– Спасибо, Хейли, – я сжимаю её руки, она с тревогой вглядывается в меня.

– Вы ешьте, это всё чистое, царевна! Я сама попробовала. Больше он вас не отравит! – она встревожена и наивна.

Я даже невольно улыбаюсь. Но когда остаюсь перед зеркалом, улыбка тает. Я вижу себя, вижу свою бледность и вижу, как ширятся белые линии на моих руках. Уже не яд, но уже море.

– Ты предаёшь меня! – оно возмущается, оно клокочет, оно хочет покарать меня.

Но у него не получится. Я – море и я сама решаю, кого карать.

– Терпи, Эва, ты за всё отплатишь! – уговариваю я своё отражение, – он ответит! И я тоже…отвечу.

(*)

Больше историй о Морском Царстве в рассказах «О почтении», «Без жалости», «Чудовище», «О спасении», «Об одном колдовстве», «Смута», «Первый шаг», «Пена расходится морем» и «О недоверии». Вселенная Морского Царства задумана мною как короткая история об одной недружной семейке…