Мы вернулись в Шанхай. Все поехали в штаб округа для доклада. Точнее, докладывала Чен, а мы стояли по стойке “смирно”. Командир выслушал и преложил сесть. Минут пять все молчали, пока не вошёл некто в штатском и все встали. Он обошёл всех и остановился напротив меня. Мой второй имплант работал хорошо и я не чувствовал ни угрозы и ни волнения. У этого человека был такой метод воздействия, но меня он не касался. Я чётко знал, что провели операцию на отлично и мнение партайгеноссе меня не интересовало. Я единственный человек в мире, у которого в голове был электронный архаизм, которому нашли применение через два десятилетия. Я был ценнее для властей, чем этот господин, который из себя изображал властителя наших жизней.
— Не желаете ли присесть, сэр? — сказал я с уважительной интонацией и выдвинул из-под стола стул.
Он явно понимал английскую речь, но не вспылил.
— Спасибо, — сказал он и сел.
Руководитель заседания дал команду всем сесть.
— Как оценивает руководство перехват дронов? — спросил я.
— Мне понравилось, что их не сбили, а использовали для удара по противнику. Как вам удало это сделать?
— Я видел частоты их управления перед глазами и передал информацию координатору.
— Вы видите все частоты?
— Да, сэр, ваш передатчик в кармане ведёт трансляцию нашего разговора на частоте 27 Мгц.
Все притихли.
— Вы правы.
Мой второй имплант сам начал испускать частоту 432 гц. Мужчина расслабился. Его плечи опустились и руки легли на стол. Он пытался понять, что происходит, но не мог. Желание спокойствия было сильнее его воли. Я посмотрел на своих товарищей, они кемарили. Старший зевал, а Чен счастливо улыбалась. Я прекратил трансляцию своей мыслью. Через три минуты все восстановилось в соответствии с занимаемой должностью каждого присутствующего на собрании.
— Спасибо, все свободны, — сказал мужчина в штатском, встал и вышел из комнаты.
Я тоже встал, за мной встали товарищи по эксперименту. Я посмотрел на Чен, на ней не было лица, она была белее машинописного листа бумаги.
— Пошли домой Чен, всё будет хорошо. Сейчас погаснет свет и заработает аварийное освещение. Пожалуйста, все поспешите, пока не заблокировали двери. Руководитель проекта тоже встал и быстро направился к дверям. Только вышли, как раздался сигнал тревоги. Половина сотрудников корпуса оказались заблокированными.
— Зачем ты это сделал? — Спросила Чен.
— Для проверки готовности аппарат к эвакуации. Он не готов. Нужно менять систему переходов с этажа на этаж.
— А кто принимал трансляцию нашей беседы?
— Тоже человек в штатском, на четвёртом этаже, комната 17.
— Это Мин, нас всех расстреляют.
— Нет, он улыбался и был в хорошем настроении, пока работал мой второй имплант.
— Ты использовал сеть связи здания?
— Совершенно верно, моя дорогая.
— Тебя теперь не выпустят из страны.
— Выпустят и дома встретят, как родного дядю.
— Почему?
— Я всё транслировал в голову Вильсону. Он в восторге от результатов операции и нынешнего “разбора полётов”. Вильсон предложил мне подготовить проект чипа для контроля пассажиров при посадке в самолёт. Я согласился, но с условием, что ты и твои сотрудники, будете отлаживать программы американских чипов. Know How находится в вашей собственности. Я доступа к технологии не имею.
— Ты уверен в успехе?
— Не веришь? Сейчас будет электрическое замыкание в корпусе комендатуры и оно сгорит до тла. Его нельзя будет потушить. Ни один спринклер не сработает.
— Только не это. Не занимайся вредительством.
— Не волнуйся, я не враг вашей страны.
— А остальные члены группы способны на такие действия?
— Я не буду их учить этому. Поехали домой, я устал после перелёта, поэтому и нахулиганил сегодня.
— Что тебе не понравилось сегодня?
— Я отвык от порядков тоталитаризма. Пришёл какой-то тип в штатском. Его не представили, а он смотрит на меня стеклянными глазами и молчит. Я бы мог сделать ему сердечный приступ и его откачивали бы три года за счёт партийной казны, но я ему предложил присесть и дал возможность сбросить ярмо стресса. Я мирный человек, это ваша программа меня таким сделала. Людей не надо наказывать, надо дать возможность расслабиться. Ты тоже сидела со счастливой улыбкой. И я хочу видеть твою улыбку сегодня, мы ведь скоро расстанемся. Когда я уеду, то буду постоянно к тебе приходить в голову. Я буду тебя ласкать и целовать. Потом ты приедешь ко мне и мы вместе улетим в твой прекрасный дом, но легально.
— Всё это хорошо в фантазиях, а если что случится, то меня первой накажут.
— Поэтому, я поговорю с Вильсоном по поводу твоего приезда и через суд изменим твои паспортные данные и выдадим номер социального страхования с определённой пенсией. Дом не будет такой красивый, как твой. Может мы его купим в предгорье Аппалачей, а может на острове Мауи, где мы проведём остаток своих дней. Тут тебя казнят, рано или поздно. А я этого не хочу и даже боюсь.
— Чем мы будем заниматься на острове Мауи.
— Мы откроем школу для интеллектуального искусства жизни. Это будет новая религия наподобие христианской, но без тысячелетних предрассудков. Не надо любить ближнего своего. Надо его понимать и уважать точку зрения. Самая миролюбивая современная религия христианство, а самые злобные страны, тоже христианские. Потому, что нет уважения к своему соседу по планете. Именно, по планете, а не по дому, двору или улице.