Если я захочу, я смогу прочесть её мысли, увидеть, что Она думает. Но я не хочу. Мне просто неинтересно. Мой мир – души, которые я веду по последней дороге. Привязываться к ним смысла нет. Я знаю.

            Хотя это знание досталось мне тяжело. В одном из первых путей, довелось мне вести мудреца…или безумца – я не знаю, наверное, истинный мудрец всегда безумец, но это был самый долгий и самый любопытный (проклятие!) путь. Он рассказывал о том, как жил в бочке, и как в этой бочке был сожжён, размышлял о природе человеческого ничтожества и добродетели, и, самое славное – от меня не требовалось никакой реакции – ему важно было высказаться до конца самому.

            И когда мы дошли до конца, он, не спросивший у меня ни разу о собственной участи, выдохнул и улыбнулся:

–Делай своё дело.

            Лицо его, тающее в последнем вареве мироздания, было спокойным и счастливым – он сказал всё, что хотел сказать, даже неважно ему было то, что последние его речи никто не слышал.

            Прощаться с этим мудрецом было тяжело: казалось, он понимал всё, что было непонятно даже мне.

–Когда мы придём? – Она спрашивает, устав от молчания.

–Скоро.

            У каждого длина своей дороги своя. Здесь нет времени, нет усталости, нет голода и жажды, но идти по-человечески утомительно. Но надо пройти. Мне до двери, душе же за порог. С кем-то идёшь легко и быстро, не успевая даже про себя до тридцати шагов сосчитать, а с кем-то можно и дальше десяти тысяч досчитаться. Тут не угадаешь.