Непокорённая вершина

Непокорённая вершина

(Критический разбор романа Александра Минкина «Немой Онегин»)

Так оставьте ненужные споры —
Я себе уже всё доказал:
Лучше гор могут быть только горы,
На которых ещё не бывал,
На которых никто не бывал!
  (В. Высоцкий «Прощание с горами»)

О побудительных мотивах

  Ёлки-палки, как же мне не хочется писать! Всяческие рецензии, критические статьи, отзывы, отклики читать ненавижу. И от одной только мысли, что придётся самой выступить в похожем амплуа, делается дурно. К тому же, написание прозы невозможно без длительного сидения сиднем за столом, и мне заранее уже жаль свою пятую точку. Да и паранойей вроде бы не страдаю. Понимаю прекрасно, что моя писанина, выложенная в Интернет, растворится в море таких же дилетантских опусов. В итоге, «услышишь суд глупца и смех толпы холодной»…

  Но, когда очередная подружка-филолог спросила моё мнение о»Немом Онегине» Минкина, я поняла: не отвертеться! Мои короткие, зачастую односложные ответы только влекут за собой дальнейшие расспросы. И только ответишь одному, как тут же вылезает другой, с тем же занудством вопрошающий. Становится ясно: от писанины не уйти. Хоть сообщениями в Сети, но писать придётся. Это судьба, которую, как известно, на кривой не объедешь.

  Примечательно и то, что своего мнения ни одна из этих подружек-филологов мне так и не сказала. Поэтому я до сих пор теряюсь в догадках, какую роль они мне, вообще, отводят. То ли я, как маленький мальчик из сказки Андерсена, должна закричать на всю улицу, что король — голый… То ли я, как ворона из басни Крылова, держу в клюве кусочек сыра и должна каркнуть… Вывод напрашивается пока лишь такой: либо своё мнение они высказать боятся, либо они его не имеют вообще.

  А между тем, мои собственные мысли по поводу прочитанного толкаются и ворочаются внутри, требуя выхода на любой носитель. И я уже начинаю понимать, что покоя мне от них не будет. Не обольщаюсь и не считаю их проявлением Высокой страсти. Той самой, которая требует «для звуков жизни не щадить». Но радуга иногда отражается и в грязной лужице… 

  После вопроса очередной знакомой: «А как тебе этот «Немой»?» — плотину скепсиса и лени снесло окончательно. Поэтому засаживаю себя за клавиатуру старенького компа всерьёз и надолго. Как бы там ни было, я решила ответить всем сразу, чтобы не отвечать каждому в отдельности.

В ожидании Чуда

  Итак, «Немой Онегин»… Знаете, у меня сложилось впечатление, что Минкину очень хочется дважды войти в одну реку. То есть, повторить эффект разорвавшейся бомбы, какой был после публикации «Нежной души». Но такой эффект, согласитесь, случается крайне редко. Чтобы «бомба» взорвалась, в одной точке должны сойтись несколько причин. И некоторые — от автора независящие. 

  В случае с «Нежной душой», по-моему, их было две. Первая причина состояла в том, что в советской школе литература преподавалась исключительно с позиций соц. реализма, который у нас уже в печёнках сидел. С этих позиций, конечно же, Лопахин — купчина-мироед. Помню иллюстрацию в учебнике: здоровенный мордоворот, этакий бугай с пивным животиком, в клетчатых бриджах… «Зверь», однозначно!

  Моя словесница в дмитровском интернате — старая карга Степанида — пребывала в полной уверенности, что вишнёвый сад Лопахин вырубил исключительно ради того, чтобы дач понастроить. А за барским домом ещё и мак хапуга посеял бы! Сейчас уже «я это всё, конечно, понимаю, как обостренье классовой борьбы»… 

  Вторая же причина таилась в том, что мы, наивные «совки», ничегошеньки не знали про всякие там аукционы, торги, займы под проценты и т. д. Почему ахнул Петя Трофимов «нежная вы душа», и теперь мало, кто поймёт, если Минкина не читал.
Помню, дали нам в школе домашнее задание: ознакомиться (хоть как-то!) с текстом пьесы. И там, где Лопахин рассказывает об отцовских побоях, у меня мелькнула мысль: это — «ружьё». То самое «ружьё», которое должно где-нибудь в конце выстрелить!   Подспудно в сердце закрадывалась симпатия к «жадному купчине»: мол, тоже пострадавший… Но вот самого выстрела слышно не было.

  Поэтому мне понятен тот радостный шок, возникающий у многих людей при чтении «Нежной души». Вдруг всё встало на свои места! И все концы с концами сошлись, все пазлы друг с другом сложились, и выстрел прогремел оглушительно. И любовь… любовь-то какая! Такое нам и не снилось!..

  Приступая к чтению «Немого Онегина», невольно ждёшь такого же потрясения; открытия, меняющего твою картину мира; эстетического восторга. Тем более, что сам автор пообещал нам вершину восьмитысячника, «на которой никто не бывал»… Ладно, полезли!..

Беглый обзор

  Я не сбрасываю со счетов то, что «Немой» печатался урывками. Иногда интервалы между публикациями растягивались аж на полгода. Пока дождёшься следующего номера, уже подзабудешь, что в предыдущем. Я учитываю и то, что публикации выходили в сильно урезанном виде, так как газетные площади не вмещали полный объём. Но, даже если бы и не было внешних помех и преград, всё равно повествование утомляло бы разрозненностью отдельных частей и хаотичностью. 

  Такое впечатление, что как будто ты лежишь на лоскутном одеяле и разглядываешь эти пёстрые кусочки ткани. Да, вот этот лоскуток красненький, на нём какой-то цветочек… А вот этот — беленький, в синюю полоску. Конечно, и один, и другой — миленькие, но единую картину из них не сложишь. Сам автор эти разрозненные эпизоды называет видами на петляющей горной тропе.  

  Какие-то эпизоды читать забавно. Например, над кроссом Таньки Лариной я смеялась от души. А что?! 4-ая стадия стресса сопровождается мощнейшим выбросом  адреналина. В таком состоянии люди и черенки лопат ломают, и через высоченные заборы сигают…  

  Какие-то эпизоды поражают неожиданным открытием. Вряд ли кто из читателей сам обратил бы внимание на 4 шага до смерти. Сюда, кстати, можно отнести 1-ый, 3-ий, 9-ый и 40-вой день после смерти, отмечаемые православными, — тоже 4 шага…

  Разборку текста оперных либретто читаешь с горькой ухмылкой: такую чушь сочинить, а потом ещё и петь…
  О театральных постановках Римаса Туминаса читать, конечно, интересно. Но в «Немом Онегине» эти старые рецензии, мне кажется, — ни к селу, ни к городу. Читатель и без них дезориентирован.

  Автор местами остроумен и весел, местами серьёзен… но как эти разные кусочки эссе связать воедино? Где же вершина, гид?.. Опять ждём очередного номера газеты. Потом, для меня лично, пошли и вовсе знакомые пейзажи. И только глянув на показавшуюся вдали вершину, я с досадой поняла: там мы уже бывали…

Труд отца Бориса

  Дело в том, что в 1994 году вышла в свет одна замечательная книга -«Духовный путь Пушкина». Её автором был Борис Александрович Васильев (1899-1976 гг.), антрополог, историк, этнограф. Человек большого гражданского мужества, он в конце 20-тых годов — в самый пик ленинско-сталинских гонений на духовенство — стал священником.

  В 30-ые годы, попав под каток репрессий, он отбывает ссылку в Сибири, под Томском. С наступлением Оттепели учёный возвращается в Москву. Друзья помогают ему устроиться на должность заведующего антропологического музея МГУ, где он проработает уже до конца.

  Надо сказать, что несмотря на все невзгоды, отец Борис никогда не бросал пастырской деятельности. Будучи в Москве, он служил в храме св. Николая на Маросейке. Среди его прихожан был и совсем ещё юный Александр Мень. 

  Свою монографию о Пушкине Васильев начал писать в 1960 году. В ней очень подробно и убедительно рассказывается, как менялось мировоззрение великого русского поэта на протяжении всей его жизни. Как от сочинительства «Гаврилиады» и ёрнических ноэлей он возвысился до создания своего «Пророка» и других стихов на библейские темы. Как от неприятия уз Гимена он пришёл к мысли о необходимости поиска брачного союза с женщиной, которая стала бы ему верным другом и помощником. Как от юношеского «вольтерьянства» и эпикурейско-вакхического умонастроения дорос до обретения Живой Веры и морально-нравственных устоев.

  Закончить книгу автор, к сожалению, так и не успел. Этот труд завершили его ученики и прихожане. В 1994 году книга «Духовный путь Пушкина» наконец-то была издана и стала доступной для широкого круга читателей. Монография Б. А. Васильева, написанная простым языком, как раз и отличается цельностью и спокойной последовательностью изложения. Вместе с тем, поражает глубина исследования данной темы. «Духовный путь Пушкина» могут читать и школьник, и убелённый сединами академик.

  Но вернёмся к «Немому Онегину». Текст А. Минкина буквально пестрит цитатами из Набокова, Лотмана, Вересаева и других исследователей творчества Поэта. Лично мне просто удивительно, как такой знаток пушкинистики может не упоминать труд Васильева? Правда, всех Лотманов-Вересаевых наш Минкин-Сан зачастую цитирует только с одной целью: поиронизировать над их кондовым академическим стилем, где за напыщенным многословием не найдёшь ни крупицы смысла. Конечно, стиль Васильева иной — к нему не придерёшься. Но указать Василева как своего предшественника Минкин всё-таки должен был. Иначе от подозрений в плагиате не отвертеться!

  Кстати, я узнала про эту книгу из «Московского Комсомольца». А уж Минкину-то сам Бог велел знать!

  А между тем, пейзажи на горной тропе ну очень знакомые. И подбор цитат почти одинаков. Например, «Нравственность лежит в природе вещей» (Неккер), Или стихотворные строки:

И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слёзы лью,
Но строк печальных не смываю.

И тот факт, что Пушкин, стремясь скрыть какие-то интимные подробности своей жизни, дабы не скомпрометировать знакомых барышень и дам, иногда неправильно проставлял даты. Всё это встречается у Васильева… Похоже, что наш Александр Викторович здесь просто изобретал велосипед! Потому, что в его честности сомневаться как-то не хочется… Что ж, цепная передача работает — колёса крутятся. Только о морально-нравственном взрослении Поэта, об изменении его мировоззрения, о его отношении к Православию и духовенству лучше всё-таки читать Васильева.

  То, что в «Евгении Онегине» священники упоминаются одной строкой — «Попы и гости ели, пили…» — ещё ни о чём не говорит. Просто таков сюжет. С тем же митрополитом московским Пушкин состоял в личной переписке. И митрополит отвечал ему своими стихами! А в письмах к Чаадаеву поэт и вовсе защищает русское духовенство от незаслуженных нападок. Минкин же судит по одной только фразе, вырванной из контекста. Поэтому его суждения на данную тему поражают примитивностью.

Татьяна русская душою…

  Безусловно, кое-что в «Немом Онегине» зацепило, так сказать, и меня. Есть там две-три находки, которым сам автор почему-то не предал значения. Мысли, не получив логического продолжения, так и остались никем не замеченными. В том числе, и самим автором. А между тем, если сделать всего несколько шагов в их продолжении, то на горной тропе откроются виды потрясающей красоты. Итак, в путь, если ещё не надоело!

  Минкин очень любит своё открытие про совершенства во множественном числе и совершенство в единственном числе. Он этот пассаж с Татьяной Лариной ещё до «Немого Онегина» вставлял в 1-2 другие статьи, посвящённые Пушкину.
Да, сперва Онегин говорит Татьяне:

Но я не создан для блаженства;
Ему чужда душа моя;
Напрасны ваши совершенства:
Их вовсе не достоин я.

Потом, через 3 года (по календарю романа) он настрочил ей в письме нечто противоположное:

Внимать вам долго, понимать
Душой всё ваше совершенство.
Пред вами в муках замирать,
Бледнеть и гаснуть… Вот блаженство!

  Да, совершенства (во множественном числе) — это телесные прелести юной девушки: зубки, глазки, грудки, ножки. Тут можно согласиться с автором эссе. Но называть совершенство (в единственном числе) «совершенством души» я бы не стала. Во-первых, сам Пушкин никакого притяжательного существительного к слову «совершенство» не написал. А во-вторых, возникает резонный вопрос: а что не так было у Тани с душой 3 года тому назад?

По-моему, как раз с душой-то у Татьяны было всё в полном порядке! В свои 17 лет она уже готова была и любить по-настоящему, и жертвовать собой ради любимого. Умела понимать и ценить красоту окружающего мира, русской природы; любовалась восходами зари, зимними пейзажами. По-доброму относилась к простым людям; помогала бедным поселянам, как могла. Самый близкий человек для неё — няня, крепостная крестьянка. «Чего ж вам боле?»

  Многие осуждают Татьяну за то, что написала Онегину первой. Мол, подставила свою репутацию под сильнейший удар. Предай Онегин это письмо огласке, и лёг бы позор несмываемый и на саму бедную Таню, и на всё семейство Лариных. Одна артистка в интервью патетически восклицала: «И как могла няня дать ход такому письму! Она должна была тут же отнести его родителям!»
Но, простите, тогда бы это была бы не седая Филипьевна, а Фреккен Фок какая-то…

  Танечка и сама понимала, чем рискует. Строчила свой шедевр эпистолярного жанра, «стыдом и страхом замирая». Но ведь предлагала себя соседу не в качестве гризетки, а в качестве «верной супруги и добродетельной матери». Что здесь плохого?.. Нет, с душой у 17-летней Тани было всё в порядке! «Татьяна русская душою…» — так представил Пушкин свою главную героиню читателю. А широта русской души общеизвестна.

Жалкая душонка

  С гормонами у Жени тоже было всё в порядке. Разглядел её совершенства (во множественном числе): зубки, ножки и т.д. Даже Ленскому сказал: «Я выбрал бы другую…» Однако ж, выбора не сделал. Что же потом, через 3 года, воспылал любовью?

  Минкин пишет, что влюблённый Онегин душою понял совершенство души Татьяны. Ибо только душой можно увидеть и понять душу другого человека. Признаться, этот пассаж меня обескуражил вообще! Помилуйте, Александр Викторович! Какая душа-то у Евгения Онегина?! Жалкая душонка ленивца, унылого нытика, сладострастника и бабника. Что она может увидеть и понять в душе другого человека,- не такой, как она сама? Она слепа и глуха. Милый Женечка занят только самовосхвалением да самоублажением.

  А после дуэли это ещё и душа убийцы. Как говорится, докатился, пробил дно! И факт, что Ленский был тоже с пистолетом, его — Онегина — ни чуть не оправдывает. У нашего доброго приятеля Евгения было много способов спустить им же начатый конфликт «на тормозах».
  1) Перед дуэлью обычно секунданты предлагают соперникам помириться. Мог бы как старший сказать: «Ну, Володь, хватит дуться-то! Признаю, я не очень удачно пошутил — больше не буду…» Но произнести эти слова Онегину не позволило чувство «ложного стыда». А точнее, его гордыня.

  Более того, он исключил возможность такого исхода, назначив своим секундантом слугу. Русскому дворянину прислушиваться к совету нищего французика-простолюдина: фи!

  2) Мог бы подойти быстро к барьеру и улыбаясь выстрелить в воздух. Тогда, по крайней мере, его никто не счёл бы трусом. И честь его, про которую столь любит рассуждать Минкин, так и так осталась бы незапятнанной. А Ленский — не Мартынов; стрелять бы в безоружного не стал. Но стоять улыбаясь под дулом пистолета у Женечки, оказалось, кишка тонка. Жить, хоть и скучно, но всё-таки хочется… Да, может, в юности

«… он был повеса пылкий,
Но разлюбил он наконец
И брань, и саблю, и свинец.»

  Заметим, что дуэли ему не наскучили, а именно перестали нравиться. А почему он это дело «разлюбил», причины могут быть разными. Наверно, чья-то пуля слишком громко над ухом свистнула…

  3) Мог бы стрелять в ногу или в руку. Пусть бы ранил, искалечил, но не убил же! Не-ет… начал поднимать пистолет первым, целился в грудь — сразил наповал! Ну не скотина ли?..

  Почему Онегин убил Ленского? Минкин пишет, что такова была воля Пушкина. Так можно сказать про любого литературного героя, но это не ответ. Простите, Александр Викторович, действие свободного романа происходит не «в далёком созвездии Тау-Кита»! Сюжет разворачивается на нашей планете Земля, в России, всего-то каких-то 200 лет тому назад. Поэтому и герои его подчинены тем же законам бытия, что и мы с вами. И причинно-следственные связи в литературном произведении никто не отменял и не отменит. В противном случае перед нами не гениальное творение, а бессвязный бред сумасшедшего.

  Так почему же Онегин, не использовав ни одной возможностей помириться, убил Ленского? Да, дуэли в те времена случались не редко, но далеко не каждая заканчивалась убийством наповал. У самого Пушкина было 30 дуэлей, но он никого не убил и почти никогда не стрелял первым! И почему-то Минкин, так много написав про дуэли, про эту особенность не заикается. Но как же этот факт во многом характеризует великого русского поэта! А также, этот факт наглядно показывает, что дуэлью убийство не оправдаешь.

  Причин же столь тяжкого преступления, как правило, целый клубок. Тут и страх перед «мненьем света», и страх за свою жизнь, и подспудная зависть к юному поэту, и брусничная вода — в голову (с чего Минкин взял, что это компот?), и бес — в ребро…
Конечно, оступиться может каждый. Есть поговорка: не согрешишь — не покаешься. Иностранцам этот выверт не понять. До них лучше доходит высказывание «жить не по лжи». Но всё-таки иногда чистосердечное раскаяние и переосмысление своих поступков приводит к душевному очищению и спасению. Процесс этот долгий и мучительный. У некоторых он растягивается на всю оставшуюся жизнь.

  Но в том-то и дело, что Онегин не кается — Онегин убегает. Бежит от призрака Ленского: мерещится тот ему повсюду. Бежит от тяжких воспоминаний, от укоров совести. Вон, весь юг России исколесил. Только через 3 года в северной столице объявился: «Я из Одессы, здрасьте!» И что? И ничто. Опять за старое принялся; начал шашни разводить…

  Потому, что сколько по белу свету ни разъезжай, от самого себя не убежишь. А наедине с самим собой очень дискомфортно стало. От одного воспоминания только о дуэли делается и страшно, и тоскливо, и гадко до омерзения. Вот и надо бы найти кого-то, чьё присутствие отвлекало бы от чёрных мыслей, кому можно было бы поплакаться в… корсаж. Кто принял бы тебя такого, каков ты есть, пожалел бы и приласкал. В общем, шерше ля фам. Ох, неспроста и в наши дни самые страстные любовные письма приходят из тюрем да из колоний!.. Да и завело его с полоборота то, что Танька прошла мимо, едва кивнув. Как же вынести такое пренебрежение к собственной персоне?!

  Но вернёмся к первоначальной теме нашего разговора — к теме о совершенствах и совершенстве..
Да, не спорю, находка Минкина про совершенства (во множественном числе) и совершенство (в единственном числе) замечательная! Но её вторая часть к Онегину не относится. Для Онегина слова «…понимать душой всё ваше совершенство» — не более, чем красивый словесный оборот. Ведь чтобы понять совершенство чьей-то души, надо иметь в своей похожие вибрации.

  Буквально через несколько страниц Минкин назовёт Евгения «пустышкой». Способна ль понимать совершенство пустышка? Ближе к концу эссе Минкин и вовсе разнесёт онегинское письмо в пух и прах, показывая всю отвратительность и лживость намерений его писавшего. Браво, Александр Викторович! Только вот подскажите, как совместить «пустышку» и «лукавого кота» с «душой, понимающей совершенство другой души»? Похоже, что нашли вы красивый лоскуток, но пришили его второпях кривоватенько. Вот вата из одеяла и вылезает…

  И пусть Достоевский не уловил разницы между «совершенствами» и «совершенством», но он заметил другое. Штришок сей ускользнул от нашего Минкин-Сана, отсюда и противоречие в тексте. А между тем, в своей знаменитой «Пушкинской речи» Фёдор Михайлович говорит про Онегина прямо: «…Да и совсем не мог он узнать её [Татьяну — Н. С.]: разве он знает душу человеческую? Это отвлечённый человек».

Поговорим о странностях любви…

  Но оставим Онегина (он уже порядком надоел), поговорим о Татьяне. О главной героине пушкинского свободного романа у Минкина тоже есть две тезы, вступающие в противоречие друг с другом. Придираться к мелочам неохота. Но, когда 2-е важные мысли сшибаются «лбами», как 2-а барана на узком мостике, не заметить раздрай уже невозможно.

  Вот Минкин сперва непреклонно констатирует: «Девственная наивная девушка писала «ты мне послан Богом! я — твоя!» Она признавалась холостому мужчине, и в голове у неё (пусть в груди и где хотите горел огонь желаний) — в голове у неё было венчание…» Мол, был бы Онегин женат — Таня ему ни за что бы не написала! Такие уж высокие религиозно-моральные принципы имела эта барышня. Не чета современным девицам, выкладывающим фотки со своими голыми прелестями в Инстаграме. Что ж, спорить не буду. Замечу лишь, она бы ему не написала бы и холостому, приезжай он к ним, хоть изредка, в гости. Всё вроде бы правильно… Но дальше, в другом месте своего исследования, Александр Викторович утверждает, что «та самая Татьяна была готова отдаться без венчания, без всяких условий и под любым кустом, и воображала себе эти свидания…» В общем, то есть у Таньки венчание в голове — то нету. Анекдот про Березовского в бане пересказывать здесь не хочется…

  Похоже, что наш Минкин-Сан не очень хорошо понимает, в чём смысл обряда венчания. А смысл в том, что обвенчавшиеся получают от Церкви (и от Бога, как они считают) право на секс. Акт совокупления для венчанных супругов перестаёт считаться грехом, а становится главной обязанностью. В религиозности Тани сомневаться не приходится. Риторика её письма подтверждает сей факт: «То в Вышнем суждено совете… то воля Неба…» Откуда тогда Минкин-Сан взял, что девушка готова была отдаться «под любым кустом»?.. Ведь именно так им комментируются строки из 4-ой главы:

Ты в ослепительной надежде
Блаженство темное зовешь,
Ты негу жизни узнаешь,
Ты пьешь волшебный яд желаний,
Тебя преследуют мечты:
Везде воображаешь ты
Приюты счастливых свиданий.

  Короче, «поговорим о странностях любви», иного здесь не выйдет разговора… Ну, допустим, зовёт она это «тёмное блаженство», начитавшись французской дребедни. И что, это «тёмное блаженство» она хочет испытать на первом же свидании, «под любым кустом», или же всё-таки — после венчания?.. По-моему, более правдоподобен второй вариант: после венчания и свадьбы, под крышей дома — уже своего.

  А так, мне вообще не понятно, про кого Минкин пишет: про тихую, скромную уездную барышню начала 19-го века или про свою кошку Конфету в марте месяце конца века 20-го? И ладно бы, писал бы так 17-летний прыщавый пацан, а то пишет очень пожилой человек; седина — и в голову, и в бороду. Уж ему-то не знать про разницу мужской и женской сексуальности!

  В восточной философии женское начало (Инь) считается стихией Воды, мужское начало (Янь) — стихией Огня. Огонь — горяч; вспыхивает быстро, горит ярко, но так же быстро и гаснет. Вода — холодна; нагревается медленно, но так же медленно и остывает. Почему и говорят, что женщинна выбирает секс, чтобы получить любовь, — мужчина выбирает любовь, чтобы получить секс.
«Пожар в ночи» пылал у Анны Карениной — женщины средних лет. Точнее, там кипел чан с водой, нагретой под герметической крышкой официального брака и светских условностей. А пожар в джунглях с извержениями вулкана бушевал у недоросля Минкина, тайком начитавшегося Мопассана. Поэтому он сейчас, постаревший и поседевший, наверно, и судит 17-летнюю девчонку по себе самому в том же возрасте. Вот и выходит, что Александр Викторович — человек образованный и эрудированный — расписался в своём невежестве по вопросам физиологии полов.

  Ведь у Таньки Лариной плотское вожделение ещё только лишь проклёвывается слабеньким ростком. Она что, написала Евгению про стылую постель? Ни Боже мой! Там про сердце, а не про то, что расположено ниже пояса. Ну воображает она себе «приюты счастливых свиданий». Но это вовсе не значит, что в её мечтах каждое свидание заканчивается траханьем в кустах. Там, вообще, ничем таким не заканчивается! Вспомним, как проходят свидания у Ольги с Ленским. Бедный Владимир позволял себе иногда лишь поиграть распустившимся локоном невесты да поцеловать край одежды.

  Вот чего-то по такому же сценарию хотелось и Таньке. Хотелось гулять под луной, держась за руки… Хотелось читать вместе книги, играть в шахматы… Хотелось задушевных разговоров на самые разные темы, сочувствия и понимания. Ну, может быть, потом там дошло бы до нежных объятий и поцелуев. Но дальше — стоп! «Блаженство тёмное» должно наступить только после того дня, как над ними поднимут венцы и пропоют «Исайя, ликуй!»

  Я считаю, что противоречие в тексте у Минкина устраняется лишь при таком объяснении. Именно так все пазлы складываются в единую картину.

Что такое почечуй?

  Но продолжим разговор «о странностях любви»… Есть в тексте У Минкин-Сана ещё одна заусеница. Точнее сказать, заноза. Такая, когда вонзится в руку или в ногу, то сперва не замечаешь. Но потом, если её не вытащишь, — начинается гнойный нарыв. Доходит иной раз до того, что устранять последствия нужно уже только хирургическим скальпелем.
Вот Минкин цитирует про Онегина:

«Нет: рано чувства в нём остыли»

 (а во французе не остывают до смерти, в русском — до почечуя)»
Речь идёт о чувствах страсти нежной. Под пушкинской строкой, как видим, тут же идёт его комментарий. «Почечуй» — словечко забавное. Прочитали, похихикали и понеслись читать дальше.

  И вряд ли кто заметит, что всех «аонид», «драяд», «наяд» и «автомедонов» Минкин разбирает подробно, а «почечуй» выпадает из этого списка. Про одну лишь Киприду (Венеру) целая лекция по астрономии всунута, а про почечуй — молчок. Случайность? Не похоже… Знаю, автор — не дилетант; языком владеет, пером тоже. Следовательно, о значении этого слова он прекрасно осведомлён. Следовательно, так же прекрасно он должен отдавать себе отчёт о том, что именно написано.

  «Почечуем» в старину на Руси называли геморрой. Болячка, сама по себе, пренеприятная. У нас же речь идёт о «страсти нежной»… Обычно человек начинает избегать соития, если вместо удовольствия получает лишь страдания. При геморрое сильнейшие мучения испытывают, как правило, пассивные гомосексуалисты. Потому что при введении в прямую кишку любого предмета геморрой напоминает о себе нестерпимой болью и кровотечением. Вот и выходит, с подачи Минкина, что всё русское мужское население — опущенные «петухи»… Клянусь, я ничего не придумывала и ни с кем на эту тему не разговаривала! Я просто попыталась логически завершить мысль автора. Вот и пришли, так сказать, к счастливому концу.

  Констатируем: Александра Викторовича иногда заносит на поворотах. На что он рассчитывал, когда писал сию гадость и чего в итоге добивался, не понятно. Наверно, думал, что никто из русских Ванек-дураков не удосужится прогуглить слово «почечуй». А мы, однако, это взяли и сделали… Самому автору мне так и хочется крикнуть: «Умоляю: очуствуйтесь!..»

  Когда-то сатирика Жванецкого спросили: «Над чем бы вы не стали смеяться?» Тот ответил: «Над 3-мя вещами: над чужой болезнью, над чужой религией и над чужой национальностью.» По сути, это морально-нравственное кредо настоящего интеллигента.
Да, можно, сидя на кухне, травить анекдоты про чукчей и хохлов, но рассказывать их со сцены или публиковать в газете — ей-богу, не comme il faut… Это не юмор Театра сатиры; не Аркадия Райкина и не Романа Карцева. Это ржач базарного балагана — тупой и вульгарный. Фраза про почечуй вызвала у меня, пожалуй, самые неприятные эмоции при чтении «Немого Онегина».

  Сюда же можно отнести и ёрничание Минкина по поводу буддистской мантры «ом мани падме кум». Если нам что-то не понятно в чужой культуре, то минус только нам. Это наша, необразованность, наша темнота, наше незнание. И нам тоже будет очень неприятно, если какой-нибудь китаец или вьетнамец начнёт насмехаться над Иисусовой молитвой. Минкин, отпуская подобные шуточки, просто расписывается в своём невежестве и спесивом чванстве. Конечно! «Мы почитаем всех нулями, а единицами себя». По сравнению с этими выпадами всё остальное — цветочки…

  Ну с чего, например, Минкин-Сан взял, что Танька ходит, «вечно невыспавшаяся»? Если человек встаёт рано, — значит, он просто по биоритму «жаворонок». Но, так называемые, «жаворонки» и ложатся спать тоже рано. А нет, так могут и днём прикорнуть. Так что сна Тане при отсутствии больших физических нагрузок вполне хватало. Замечу, что она и тут — полная противоположность Женечке. Онегин — «сова», — зачастую дрыхнет, «утро в полночь обратя». Тонкий намёк на тёмную суть его природы.

Преображение Татьяны

  Биоритмы биоритмами… Но главную загадку Татьяны Лариной Минкин тоже не разгадал. Ведь прошло каких-то три года, и скромная, молчаливая, непривлекательная с виду девушка преобразилась до неузнаваемости. Золушка превратилась в Принцессу (ага, Феей, наверно, тётушка Алина была). «Ужель та самая Татьяна?!» — ошарашенно шепчет Евгений. И, думается, в такой ступор впадал не только он один. Быстро же робкая и замкнутая в себе дурнушка-провинциалочка превратилась в светскую львицу, в звезду столичных салонов! Что же послужило толчком к столь яркому преображению?

  На этот вопрос Минкин даёт какой-то уж больно примитивный ответ. Мол, приодели-причесали — вот вам и результат. Увидел бы Принц Золушку в повседневном рванье — не обратил бы внимания. Но дуру во что ни одень, — дурой и останется. Аутичная бука, как её ни причёсывай, так весь бал букой и просидит в дальнем углу. Что, собственно, с Таней и происходило при первых выездах в свет. Потом проходит два года романного времени, и Пушкин уже описывает нечто обратное:

К ней дамы подвигались ближе;
Старушки улыбались ей;
Мужчины кланялися ниже,
Ловили взор её очей;
Девицы проходили тише…

  А если она ещё и заговорит, то толпа вокруг (а не только лишь Онегин) «внимает долго». Нет, одним наличием мужа-генерала такое обожание не объяснишь. Одежда и причёска если и привлекут к носительнице внимание, то на короткое время. Да, конечно, встречают по одёжке, но провожают-то по уму. Что же всё-таки произошло с Татьяной?..

  Тут нужно сказать, что при всей своей душевности Таня в 17 лет интеллектом не блистала. Помню, в школьном сочинении я с апломбом написала: какая же Татьяна Ларина «русская душою», если

Она по-русски плохо знала,
Журналов наших не читала
И выражалася с трудом
На языке своём родном?

  На моё счастье тогда у нас уроки литературы вела добродушная толстушка Нина Санна. Она только, грустно посмотрев на меня, вздохнула и ничего не сказала. Будь на её месте Степанида, — та сожрала бы меня со всеми потрохами… Сейчас, когда прошло уже много лет, об этом вспоминается с улыбкой. Но, если отбросить в сторону подростковый максимализм и резкую форму изложения, то в основе своей мысль останется верной. Я до сих пор того школьного сочинения не стыжусь и не думаю отрекаться от написанного. Нельзя считаться в полной мере русским душою, не зная русского языка и русских авторов.

  Поэт, видимо, под «русской душой» подразумевал лишь эмоциональную страстность своей героини. Мол, если чего-то в голову взбредёт, — колом не выбьешь. А если чем-то или кем-то увлечётся, — так до звона в ушах и темноты в глазах. Ну ещё имел в виду её любовь к суровой русской зиме, к бане и к «преданьям простонародной старины» (низкий поклон Филипьевне!). Больше ничего русского в этой девочке не найдётся…

  В голове у Тани были одни французские любовные романы — бульварные модные книжонки. К чему приводило такое увлекательное чтение, Минкин (вслед за Пушкиным) описывает достаточно подробно, а под конец и вовсе отсылает нас к медицинскому справочнику. Но чувства чувствами, а с мышлением у девчонки были явные проблемы.

  А ведь способность мыслить, как раз и делает человека человеком. Вот только умение запоминать, сопоставлять, выстраивать логические цепочки и делать выводы само не появляется. Поэтому так и хочется сказать Танечке, душной летней ночью марающей бумагу: «Ну с чего ты, дурилка картонная, взяла, что перед тобой второй Грандисон? Да ты раскрой глазки пошире да приглядись к нему получше: может, перед тобой просто хлыщ столичный? Анализируй это!..»
Где-то в конце письма она делает всё-таки неуклюжую попытку рассуждать:

Кто ты, мой ангел ли хранитель,
Или коварный искуситель:
Мои сомненья разреши.

  Тут видно, что тоненькая цепочка рассуждения быстро обрывается. Ответ Танечка хочет получить из уст самого Онегина. А какой коварный искуситель признавался честно в своих намерениях?.. Да и ангел-хранитель промолчит из скромности. Думай сама, Таня, думай!.. Увы, образования Танечке кот наплакал и после «лапкой рыльце мыл»…

  Нет, всё-таки недаром старик Болконский давал своей дочери — княжне Марье — задачки по геометрии. У той в гораздо меньшей степени головка была забита всякими Ричардсонами-Грандисонами.. Помнил, наверно, старый князь слова Великого Помора, мол, «математику уж затем учить должно, что она ум в порядок приводит». Если прикинуть, он ведь современник Ломоносова!..

  Но вернёмся к Пушкину… К сожалению, бедной Тане Лариной не повезло ни с родителями, ни с учителями, ни с нужными книгами. Как же ей удалось наверстать упущенное? Ведь преображение внешнее невозможно без преображения внутреннего.
Минкин объясняет все чудесные изменения тем, что Татьяна вышла замуж и стала старше. Мол, она старше стала не только по возрасту, но и по статусу, и по состоянию души. Если цитировать буквально, то:

«Татьяна не на три года стала старше. Она стала другой. Она была…
Старик сразу молодеет рядом с молодой женой, но она-то стареет сразу. Ей 20, ему 60 — вот им по 40 и выходит. Она стала старше Онегина. Она замужняя дама, а он прежний шалопай.»

  Какой она была, автор «Немого» так и не дописал. Нам остаётся соображать самим. Про концовку же замечу сразу: она стала бы старше Онегина, даже выйдя замуж за своего ровесника. Потому что семейная жизнь накладывает на человека определённые обязательства. Ты уже несёшь ответственность не только за себя, но и за других членов семьи.   А ведь именно каких-либо обязательств и ответственности за другого очень не хочется нести Евгению Онегину. Он боится подобной нагрузки. Поэтому он избегает серьёзных отношений. Вот и выходит, что «она замужняя дама, а он прежний шалопай». И даже возраст её мужа тут ни причём…

   Однако про средне-арифметический возраст пары, где один партнёр — старый, другой — молодой, Минкин пишет правильно. Да, действительно. «старик сразу молодеет рядом с молодой женой, но она-то стареет сразу. Ей 20, ему 60 — вот им по 40 и выходит.» Вот только объяснить это явление Александр Викторович так и не сумел.

  А дело в том, что при любом общении происходит обмен не только информацией, но и энергией. Когда оба партнёра молоды, добры и здоровы,- обмен происходит «на равных». Но с возрастом жизненные силы иссякают, характер портится, а болячки накапливаются. Поэтому более старый партнёр начинает, образно говоря, «тянуть одеяло на себя». Он начинает забирать энергии больше, чем отдавать. Крайнюю форму этого явления экстрасенсы называют «энергетическим вампиризмом». «Вампир» ничего уже не отдаёт, а только высасывает все силы из партнёра. Возраст такой пары равен уже не среднему арифметическому — смещение в одну сторону может быть гораздо большим.

  За Татьяну бояться нечего: её князь не «вампирит». Почему я так думаю? А потому что от энергетического вампиризма не преображаются. Наоборот, молодая женщина очень быстро превращается в старую обрюзглую клушу. С Татьяной произошло нечто противоположное. Она кое в чём изменилась в лучшую сторону.

  Что за метаморфоза произошла с Татьяной, Минкин-Сан так и не понял. Он пытается объяснить чудесное превращение тем, что Таня, выйдя замуж, стала, подобно чеховской Душечке, жить жизнью мужа. Тут впору кричать: «Караул!» Поставить на одну доску Татьяну Дмитриевну и Ольгу Семёновну — до этого надо додуматься! Замужняя Татьяна — личность цельная и сильная, у которой душевная доброта гармонично сочетается с проницательным умом и образованностью. Сумела ведь она дать достойный ответ «лукавому коту»… Такой женщине, действительно, скажешь: «Ваше Совершенство!»

  Олечка же Пустовалова (Племянникова, Кукина) — существо аморфное, говорящее чужими словами, полностью утратившее своё «я». «Душечка» — эпитет уменьшительно-ласкательный, произносимый зачастую с пренебрежительным оттенком. Душечка — не Душа!..
А вот интересно, Марию Волконскую наш Минкин-Сан тоже приравнял бы к этому чеховскому персонажу? А что, Волконская тоже всем существом «прониклась и взрослой ролью, и состоянием мужа». И здесь тоже можно уточнить: не деньгами (какие деньги у каторжника?), а состоянием ума, души, здоровья. Только вот сравнить её с Душечкой язык не повернётся!

Танин университет

  Что за чудесная метаморфоза произошла с Татьяной Лариной? Да, конечно, такова воля Пушкина… Но, если вдруг Карабас-Барабас бросил бы свою плётку и кинулся бы собирать для Мальвины цветочки на лугу, то что бы мы сказали про А. Н. Толстого? Советский граф спятил! Если с героем произведения происходят резкие изменения, то автор должен показать, почему и как они происходили. И насколько он талантлив, настолько он и будет убедителен.

  Поэтому Пушкин и сказал сестре: «Ты мне испортила моего Онегина: он должен был увезти Татьяну, а теперь… этого не сделает.» Вполне понятна его досада: придётся переделывать чуть ли не половину написанного. Тут ненароком и подумаешь о «воле» литературного персонажа.

  Есть анекдот, как Сталин спрашивает Шолохова:
— Ну когда же ваш Гришка Мелехов наконец на сторону красных перейдёт?
— Да я и сам этого очень хочу, Иосиф Виссарионович, но он — не хочет…

  «Евгения Онегина» никто бессвязным бредом не считает. Но почему столь сильно изменилась Татьяна, Минкин найти ответа у Пушкина так и не сумел. А ведь шёл, вообще-то, в правильном направлении. И не где-нибудь, а в «Письме президенту» за 5 октября 2004 года! Только этот камень почему-то был отброшен строителем. Попробуем всё-таки его поставить во главу угла…

  Выстрел, прогремевший за мельницей, подействовал на Танечку отрезвляюще; спустил, так сказать, с небес на землю. Романтический флер развеялся, всех Ричардсонов-Грандисонов из прелестной головки вышибло ударной волной. Что же оставалось делать бедной Тане, когда объект её страсти умчался в неизвестном направлении? Рассмотрим типичные варианты поведения таких экзальтированных особ:
1) Могла бы поплакать, порыдать, побиться в истерике. А потом успокоиться и вернуться к своим «баранам» — французским любовным романам. Мол, этот «Он» оказался не он — подождём следующего.

2) Могла бы попытаться кончить жизнь самоубийством. А что, только в наши дни жертвы несчастной любви с крыш многоэтажек сигают? Нет, конечно! Вот и наша Таня, громко плача, могла бы броситься с балкона, где раньше предупреждала зари восход. Или с мостика через речку. Или перерезать себе вены пилочкой для ногтей… Кстати, роман И.-В. Гёте «Страдания молодого Вертера» спровоцировал целую волну суицидов среди Татьяниных ровесников.

3) Могла бы попросить у маменьки разрешения уйти в монастырь. И Ларина-старшая согласие дала бы, имея запасной вариант осуществления своих родительских надежд и чаяний — Ольгу…

  Нет, Татьяна Ларина — надо отдать ей должное! — совершает необычный ход. Она наконец-то призадумалась: что же представляет из себя её возлюбленный?.. Кто тот, «по ком она вздыхать / Осуждена судьбою властной»? Кто он по сути, если отбросить в сторону красивую внешность, модную одежду, безупречные манеры? О чём он думает, что он чувствует, во что он верит, к чему стремится? Каковы его мысли, желания, мечты?.. Татьяна решает провести собственное расследование и делает это самым простым и верным способом.

  Сама «книжный ребёнок», она прекрасно знала, как влияет на мировоззрение человека литература. Скажи мне, что ты читаешь, и — я скажу, кто ты. И она идёт к Онегину домой и копается в его книгах. Именно этот эпизод и приводил как пример Минкин в одном из «Писем президенту». Речь там шла об открытости дворянских усадеб и об уродливых 5-метровых заборах вокруг коттеджей наших нуворишей. Вот этот эпизод:
«…Татьяна, гуляя (одна, без охраны), заходит в дом Онегина (хозяин в отъезде — то ли в Петербурге, то ли в Москве). Она никогда раньше здесь не была, слуги её в лицо не знают. Тем не менее её впускают без малейших возражений, она проходит в кабинет, роется в книгах… Сегодня не только в кабинет, её бы на порог не пустили, даже в ворота бы не вошла.»

  Могут возразить, что никаких решений она не принимала — бродила грустя по полям и рощам да и забрела невзначай в поместье соседа. Да, так в первый раз и было. Но, осмотрев весь онегинский особняк; побывав и в гостиной, и в спальне, Татьяна потянулась к книгам Евгения и сидела над ними допоздна. И прощаясь с ключницей Анисьей наша Таня:

…просит позволенья
Пустынный замок навещать,
Чтоб книжки здесь одной читать.

Через день она притащится сюда с утра пораньше. Мозговой штурм опять продолжится чуть ли не до полночи.

Хранили многие страницы
Отметку резкую ногтей;
Глаза внимательной девицы
Устремлены на них живей.

  Проанализировав с дотошностью, которой позавидовали бы Фрейд и Юнг, все карандашные метки на полях книг, Татьяна вынесет своему возлюбленному беспощадный вердикт: «Уж не пародия ли он?» Ну что тут скажешь? Задача решена верно, диагноз поставлен точно. И за примерами ей далеко ходить не нужно: сама ещё совсем недавно была пародией на «Клариссу, Юлию, Дельфину». А пародия, как известно, — не оригинал и даже не копия. Пародия бывает или жалкой, или злой. Или, в лучшем случае, смешной. Но всю жизнь смеяться устанешь…

  Работу, конечно, Татьяне пришлось проделать большую. Ведь для того, чтобы понять смысл того или иного крестика-крючочка, надо прочесть кусок текста рядом. А если метки разбросаны по всем страницам, то — книгу целиком. Что за книги были у Евгения?..
Онегинскую библиотеку в Питере Минкин описывает подробно. Сперва цитирует самого Пушкина:

Прочёл он Гиббона, Руссо,
Манзони, Гердера, Шамфора,
Madame de Stael, Биша, Тиссо,
Прочёл скептического Беля,
Прочёл творенья Фонтенеля…

Потом просто констатирует: «В других местах названы Гомер, Феокрит, Адам Смит, Княжнин, Шаховской, Корнель, Байрон, Петрарка, Ричардсон, Стерн, Крюднер, Шатобриан, Лафонтен, Нодье и бог знает кто ещё.»

  Но книги Онегину надоели ещё быстрее, чем женщины. С собой в деревню он взял лишь томик Байрона и 2-3 романа, «в которых отразился век, и современный человек изображён довольно верно». Авторов этих произведений Пушкин не называет. Оно и понятно! Отражением века и вынесением приговора ему занимались все русские классики. Предыдущий 18 век — чудище, которое «обло, огромно, озорно, стозёвно» и т. д. Про свой 19-тый Пушкин писал «жестокий век». Далее последует «век-волкодав». Наш 21-вый один поэт уже охарактеризовал как «тревожный». Поэтому Пушкин не называл авторов просто из-за соблюдения элементарных правил конспирации.

  А если немножко пофантазировать, то в воображении нарисуется и такая картинка. Раскрывает Танечка очередной том и натыкается меж страниц на листочек, сложенный вчетверо. Разворачивает, повинуясь любопытству, и его. Там — строчки рукописные:

Беги, сокройся от очей,
Цитеры слабая царица!
Где ты, где ты, гроза царей,
Свободы гордая певица?
Приди, сорви с меня венок,
Разбей изнеженную лиру…
Хочу воспеть Свободу миру,
На тронах поразить порок.

  Признаем, такая находка вполне возможна. Онегин ведь был «добрым приятелем» автору этих строк. Короче, прочтёт Таня и про «бичи», и про «железы». И про «барство дикое с насильственной лозой» попадётся листочек. И про «те острова, где растёт трын-трава», хоть это уже другой автор…

  Большой новостью для неё содержание од, конечно, не станет. Она же знала с детства, что её любимую Филипьевну маменька может в любой момент продать, как козу или корову. Няниного внука папенька, сильно рассердясь, может затравить борзыми. Она слышала не раз душераздирающие стоны и вопли, доносящиеся с конюшни… Только для всех её родных и близких это был привычный порядок вещей.

  Поэтому чуть ли не откровением станет другое. То, что про это — пишут. И то, что про это та-а-ак пишут! Затаённые чувства отчаянья, горечи и негодования, что лежали на дне её души тёмной бесформенной массой, вдруг всплывут на поверхность, воплотившись в слова и звонкие стихотворные строфы. Наконец-то произошла встреча заядлой книжницы с настоящей литературой, в том числе с литературой русской.

…Чтенью предалася
Татьяна жадною душой;
И ей открылся мир иной.

  А уж если открылся мир иной, то сам прежним уже не останешься! Тем более, что читательницей Татьяна была внимательной и вдумчивой… И в последнем разговоре с Онегиным она опять скажет, что:

…Сейчас отдать я рада
Всю эту ветошь маскарада,
Весь этот блеск, и шум, и чад
За полку книг…
…………………………………………………..
Да за смиренное кладбище,
Где нынче крест и тень ветвей
Над бедной нянею моей.

  Здесь понятно без пояснений, полку каких книг она хочет иметь. Отнюдь, не французской бульварщины — любовной галиматьи! И почему няня — бедная, тоже понятно. Не только потому, что в 13 лет её замуж выдали насильно. А ещё и потому что всю жизнь рабыней прожила. И как бы хорошо к ней ни относились в семье Лариных, всё равно рабство есть рабство… А уж про «ветошь маскарада» как наша Танечка загнула! Сказать же такое про императорские балы, приёмы и рауты! Запрещённую пьесу Грибоедова что ль где-то раздобыла и прочла?.. Прямо не Татьяна, а Чацкий в пеньюаре… Будь на месте Евгения Фамусов, — схватился бы за голову, вскричав: «Она властей не признаёт!»

  Вот тут и хочется спросить Минкин-Сана: «Александр Викторович, как вам вид, открывшийся взору на данном повороте горной тропы? Только гляньте, картина ведь завораживающей красоты! Как вы умудрились проморгать такое?»

  Я, действительно, не понимаю, почему Минкин, упомянув эпизод с посещением Татьяной онегинского кабинета в «Письме президенту», почти не заикается о нём в «Немом»… Две фразы, брошенные вскользь, — не в счёт. Сухой пересказ стихов прозой: «Потом Татьяна начинает ходить в дом Онегина, как в библиотеку. День за днём читает там разные книги.» И всё! Ни связи с чем-либо, ни каких-либо выводов.

  Автор романа о поэме считает этот эпизод не столь значительным, чтобы писать о нём? Но ведь именно эти книги кардинально изменили взгляды пушкинской героини; дали толчок её интеллектуальному развитию. По сути дела, кабинет Евгения — Танин университет!.. Даже из последнего её разговора с Онегиным ясно, что она продолжает заниматься самообразованием — многое готова отдать за полку книг.

Вершки и корешки

  Минкин же видит причину преображения Татьяны в… изменении её походки! Вот отрывок:
«…Уже не прыгает, как вчера, а чинно ходит со стариком под ручку; и мышление меняется, как походка и повадки.»
Первый вопрос, что возникает при прочтении таков: он что, Татьяну с Ольгой перепутал? Это ведь Ольга прослыла резвой попрыгуньей — обуви не напасёшься. А Татьяна с детства была малоподвижна (кросс по пересечёнке — исключение из правила). Пушкин же ясно про неё пишет:

Дитя сама, в кругу детей
Скакать и прыгать не хотела.

  Значит, если и изменилась походка, то не намного… На походку человека, если нет телесных недугов и преград на пути, влияет психоэмоциональное состояние. Эмоции же у нас находятся в прямой зависимости от темперамента, внешней обстановки, силы воли, склада ума, уровня образования и, Бог знает, чего ещё.

  Например, начал человек учиться — изменились взгляды на некоторые явления и людей; избавляется он от многих страхов и комплексов, повышается его самооценка. И как следствие этих внутренних изменений, робкие семенящие шажочки сменяются уверенной поступью.

   У Минкина же сперва вершки — потом корешки, сперва финиш — потом старт. Причина развития Татьяны как личности у него — ходьба под ручку с толстым старым мужем… Шедеврально!

  А вот другой минкинский перл на ту же тему: «Таня не изображает величавость и пр. Она приобрела её. Величавость приобрелась от знатного и солидного толстого мужа — генерала и князя.» Ну что сказать… Уж лучше бы написал «величавость передалась». Была бы точнее выражена мысль, так как смахивало бы на инфекцию. А каким путём шла передача: воздушно-капельным или моче-половым — не столь важно…

Рисунок В. Апраксина

  А так, вообще-то, приобретают недвижимость или коллекцию модной одежды за баснословные суммы денег. Но ту или иную черту характера и, как следствие, манеру поведения приобрести нельзя, хоть отдавай за это все сокровища мира! Нельзя купить «смелость», нельзя приобрести «уверенность в себе», «собранность», «выдержку» — ни за какие деньги! Эти черты характера человек вырабатывает в себе сам. И пример для подражания, если таковой требуется, — он тоже выбирает себе сам. Причём не столь важно, с кем он живёт, и кто каждый день маячит у него перед глазами.

  И последнее. Нет у Пушкина слова «величавость» в первом описании Татьяны на столичном балу! В конце концов, речь идёт не об Императрице Всероссийской Екатерине Второй. Поэтому раскрываем самого Пушкина и читаем:

Она была нетороплива,
Не холодна, не говорлива,
Без взора наглого для всех,
Без притязаний на успех,
Без этих маленьких ужимок,
Без подражательных затей…
Все тихо, просто было в ней,

  Ну и где тут величавость?.. Ау! Чего-чего, а манией величия умница княгиня N. не страдает. В ней наоборот — «всё тихо, просто»… Величавость появляется у неё на балу домашнем. Да, здесь она хозяйка гостиной, и «величавость» ей положена по рангу. А ещё эту самую «величавость» она включает как защитный экран при общении с Онегиным. Да так, что Женечка пребывает потом в полной прострации и в недоумении:

Кто б смел искать девчонки нежной
В сей величавой, в сей небрежной
Законодательнице зал?
И он ей сердце волновал!

  Ну, значит, отволновал ты ей сердце, Евгений! И тут даже муж-генерал не причём. Просто девчонка давно уже разобралась и поняла, кто ты есть на самом деле.

За нею важный генерал…

  Что же касается её мужа-генерала, то здесь фантазия Минкина и вовсе пускается в головокружительный полёт с кульбитами и петлёй Нестерова напоследок!..

  Итак, по Минкину, муж Татьяны, теперь уж княгини N, — знатный, толстый, солидный, старый генерал. Здесь он солидарен с Достоевским — два голоса поют в унисон. У Достоевского муж Татьяны — «старик генерал», «честный старик», «человеческое существо, мало того — пусть даже не столь достойное, смешное даже на иной взгляд существо, а не Шекспир какой-нибудь…» Минкин ещё добавляет про габариты: «Толстый!»

  «Толстым» он показался Таньке, когда та впервые увидела его на балу. Сидела-сидела она, погружённая в свои думы и воспоминания, — и вдруг две тётушки ткнули локтями под рёбра. Девка обиженно и протянула: «Кто? толстый этот генерал?..» Мол, ну узрели Аполлона…

  Но у самого Пушкина нигде нет прилагательных «старый» и «толстый» в описании этого персонажа. Хоть ты всю 8-ю главу с лупой пересмотри, — ничего нет ни про старческий возраст, ни про избыточный вес! А что же есть? Портрет князя N. N. Пушкин набросал скупыми, но точными штрихами. Вот супруги N. появились на балу и идут засвидетельствовать своё почтение хозяйке:

К хозяйке дама приближалась,
За нею важный генерал.

  Заметим, он её «под ручку» не ведёт — нет у них такой мещанской пошлятины. Татьяна не семенит рядом с мужем как приклеенная. Она идёт свободно; муж её с уважением пропустил вперёд. Точно так же — спокойно и свободно — она прообщается весь вечер с гостями: то с испанским послом, то с первой красавицей Ниной Воронской, то с Онегиным. Собравшиеся с должным пиететом расступались

Пред ней по зале, и всех выше
И нос, и плечи подымал
Вошедший с нею генерал.

  Что выхватывает взгляд на этой зарисовке? Нос и плечи, поднятые вверх. И высокий рост — «всех выше» же поднимал. Нет ни толстого живота, ни двойного подбородка, ни пухлых щёчек. Высокий, широкоплечий мужчина, плотного телосложения. А про его возраст красноречиво говорит эпизод, где он с Онегиным на балу принялся вспоминать «проказы, шутки прежних лет», и они оба смеялись.

  Взрослый человек с ребёнком шкодить и шутить не будет, если только это не случай из серии «Связался чёрт с младенцем». Но подросток шустрому малышу-сорванцу ещё может составить компанию, исподволь подталкивая того на шалости, какие уже не сотворит сам. Если Онегину в деревне, в момент убийства Ленского, было 26, то на балу в Петербурге — уже 29, если только не все 30. Возрастная разница с генералом у него должна составлять лет 10-12, как максимум.

  Повторяю, 15-летний подросток ещё иногда повозится с 5-летним озорником, но у 20-летнего молодого человека уже совсем другие заботы. Значит, если Евгению 29 лет, то его другу детства и родственнику — где-то около 40. Ну что ж, в этом возрасте можно ещё и шпорами позвенеть! Выходит, что перед нами высокий, широкоплечий мужик средних лет. Красота! Перед глазами невольно встаёт портрет Сергея Волконского кисти придворного живописца Джоржа Доу. Трудно не согласиться, что очень похоже…

  Покойного Достоевского, к сожалению, не спросишь, откуда у него взялся «честный старик». У Минкина спросить пока ещё можно. Но я уже знаю на опыте, что вряд ли получу в ответ нечто вразумительное. Поэтому, откуда Минкин взял «толстого старика», тоже остаётся лишь догадываться… «Толстого», ещё понятно. Это Танечка с первого взгляда так «облагородила» генерала в пику тётушкам. Но «старика»?!

  Можно лишь предположить… Уж если Минкин-Сан тут Татьяну с Ольгой перепутал, то князя и генерала N. N., наверно, — с Модестом Алексеичем из чеховского рассказа «Анна на шее». Вот этот толстый старый чинуша и водит степенно свою молоденькую жену «под ручку», никуда не отпуская. И она идёт, как собачонка на поводке, рядом с противным, разжиревшим старым упырём и кланяется всем «их сиятельствам» по его указке…

  Минкин очень любит иронизировать на невежеством современных студентов «негой — негром» и т.д. Насмешливо спрашивает нас: «»Душечку» читали?» Вот и хочется задать ему встречный вопрос: «А вы, Александр Викторович, когда читали 8-ую главу «Евгения Онегина», в 8-ом классе средней школы? А после, хоть раз, перечитывали?»

Ласточкино гнездо

  Между тем, Минкин сам демонстрирует по некоторым вопросам дремучее невежество. Взять хотя бы эпизод с летящей в сени ласточкой. Да, остаётся только сожалеть, что из современных людей теперь уже мало, кто знает старинные русские слова «сень» и «сени». А если кто-то и понимает значение этих слов, то представить в своём воображении эти самые «сени» всё равно уже не способен.

  Вот и Минкин лезет в Интернет и читает на сайте «Академик» подборку из словарей: «Сени» — прихожая крестьянской избы, парадное, подъезд, тамбур. Ему всё ясно. Он язвительно вопрошает: «Это у вас ласточка в тамбур летит? А «могильная сень», о которой спорят Ленский и Онегин, — это прихожая морга что ль?» Дальше идут его сетования, что другие значения этого слова школьными учителями даже не рассматриваются.

  Хорошо, Александр Викторович, давайте рассмотрим их здесь. Вообще-то, сень — это любая крыша, любой навес над головой. Отсюда и «лесов таинственная сень», и «сени кулис», и «сень наук», куда с досадой возвращался Пушкин-подросток. А «могильная сень» — это не прихожая морга, а холмик земли над покойником.

  Но в свою очередь скажите, пожалуйста, вы в лесу когда-нибудь видели ласточек? Вы находили где-нибудь на дереве, меж ветвей, ласточкино гнездо? Вы хоть представляете, какое оно по форме? В том-то и дело, что нет! Ласточке для стремительного полёта требуется открытое пространство. Поэтому летают они над лугами, полями, вдоль берегов рек и гряд скал. Гнёзда свои полусферической формы лепят под навесами естественного и искусственного происхождения. Гнездиться могут и под потолком небольшой пещеры, и под скальным выступом.

  Вот отрывок из Википедии:
«… Часто их можно увидеть на территориях, используемых в сельском хозяйстве, где они селятся возле амбаров и других служебных построек. Они также строят свои гнёзда под мостами, на карнизах старых домов, на лодочных причалах, а также в каменных пещерах, и даже медленно идущих поездах.»

  Как видите, список большой. Но в нём нет ни лесов, ни рощ, ни кустов, ни отдельно стоящих деревьев. Так что «сень ветвей» отпадает. Зато медленно идущие поезда упоминаются. Поэтому язвить про тамбур не следует. Да и не похожи были сени крестьянских изб на грязные и вонючие тамбуры наших электричек.

  Мне за доказательствами недалеко ходить. Детство моей матери прошло в маленькой деревушке на границе калужской и смоленской областей. Кругом ещё были следы разрухи после войны и голод. Но, когда начали возвращаться мужчины с фронта, — жизнь стала постепенно налаживаться. И вот в сенях нашей только что заново отстроенной избы — под самой крышей — ласточка свила гнездо.
— Мне было так интересно: а что там внутри? — вспоминала мама, — И я залезла по дощечкам наверх, дотянулась до гнезда и разломала его… За что меня дед (твой прадед) очень больно отодрал за ухо. И сказал потом: «Как ты смела?! Это же — ласточка, Божья птичка!..»

  Вот оно, определение простого русского крестьянина: птичка Божья! А не какая-то там подружка жены жабёнка и невесты крота, как представляет читателям ласточку Минкин-Сан. Да, мы знаем, что она в сказке Андерсена помогала Дюймовочке. Но сама Дюймовочка в предложении не упоминается, а от кротов и жаб как-то тошненько делается… А между тем, образ ласточки в народном фольклоре означает такие понятия, как «семейственность» и «домовитость» Эти милые птички в одно и то же гнездо могут возвращаться до пяти лет подряд, храня верность месту и друг другу.

Шаг на ледник

  Итак, верность… Наконец-то мы тоже до неё добрались. Ступаем на ледник. Верность — сквозная тема многих произведений А. С. Пушкина. Тут, надо признать, Александр Минкин подобрал для поэта очень точный эпитет: однодум. И кстати, нашёл хороший способ, как обходить заезженное словосочетание «великий русский поэт». Там, где речь идёт о Пушкине, Минкин пишет слово «поэт» с прописной буквы. Пушкин у него везде Поэт или Автор. Таким удобным приёмом не грех воспользоваться.

  Да, Автор — однодум. Однако верность верности рознь. Причины, побуждающие хранить верность, могут быть самыми разными. Их множество, а не только святая вера. Раньше мы идеализировали будущее — светлое коммунистическое, которое предстояло построить. Сейчас мы порой идеализируем прошлое: Святая Вера, Святая Русь, утраченное понятие Чести… А люди везде остаются людьми, и они — разные. Да, Маша Миронова из «Капитанской дочки» и Марья Гавриловна из «Метели» — пылкие, чистые, наивные молоденькие девочки-идеалистки. Они со всей страстностью юных натур стараются следовать высоким заповедям Христа. Но про Бурмина, топтавшего Париж, и Машу Верейскую (Троекурову) такого уже не скажешь. И тяжкой поступью Командора тут входит не мораль, а государство.

  Вот Минкин пишет: «Кто сегодня пожертвует счастьем, любовью, жизнью ради какого-то обряда трёхлетней давности, о котором кроме тебя никто не знает.» Как «никто не знает», Александр Викторович?! При любом храме были церковно-приходские, метрические книги. В них скрупулёзно записывались все обряды, которые когда-то с кем-то в данном храме совершались. Фиксировалось всё: крещение, венчание, отпевание, соборование и пр. Вся документация копировалась и отправлялась в Синод.

  Это в наши дни, если обвенчаться и не трепаться о совершённом обряде на каждом углу, — никто не узнает. Потому что у нас церковь отделена от государства, хоть попы сейчас и стараются пролезть в структуры власти. А тогда церковь и власть сплетались в теснейшем симбиозе. Любой брак, заключённый официально, был браком церковным. Поэтому развод был практически невозможен. А двоежёнство считалось разновидностью греха прелюбодеяния и каралось довольно-таки сурово.

  Брак, заключённый второй раз при наличии в живых супруги или супруга от первого, считался недействительным. Как следствие, двоежёнец не имел никаких юридических прав ни на имущество второй жены, ни на неё саму. Вот и женишься после этого на богатой невесте! Более того, можно было лишиться права вступать в брак вообще. Помрёт твоя вторая половина от первого брака — будешь до конца жизни куковать один.

  Кроме проколов в правах, двоежёнство наказывалось крупным денежным штрафом. Сумма оного иногда доходила до 10 тысяч рублей. Если вспомнить, Раневская укатила обратно к любовнику в Париж, взяв тысяч 15. А на 1,5 тысяч можно было купить маленькое имение: дом, парк, пруд…

  В более тяжких случаях, двоебрачие каралось тюремным заключением или ссылкой на поселение в Сибирь. Вот и спрашивается: оно надо Бурмину?.. Вопрос риторический. Наш Акела — Минкин-Сан — опять промахнулся… Не Грома Небесного боится Бурмин, а прихода приставов.

Сам дурак!..

  Такая же история и с Машей Троекуровой. Сбеги новоиспечённая княгиня Верейская со своим возлюбленным — попала бы под ту же статью о многобрачии тогдашнего УК. Более того, статья о многобрачии стояла бы в приговоре не первой. Потому что, когда на узкой дорожке сталкиваются два вооружённых мужика, — ясен пень, один отправится к праотцам! А милая девушка, из-за которой весь сыр-бор разгорелся, пойдёт под суд как член ОПГ и соучастница разбойного нападения и убийства.

  Минкин в этом щекотливом вопросе так и остался на позиции школьника-подростка. Его ход рассуждения таков: «Когда Дубровский в отчаяньи кричит: «Что вы говорите?», так и хочется вместе с ним закричать: «Дура! Что ты делаешь! На какой ад обрекаешь себя — на жизнь с отвратительным гадом, который тебя купил, который тебе не простит этой минуты.»
Да, земной ад она себе обеспечила; но только земной. Она поступила в соответствии со своей верой.»

  Тут уже хочется спросить самого Минкин-Сана: «А знаете, на какой ад она себя бы обрекла, если бы ушла с Дубровским?» Это ведь всю жизнь довелось бы мотаться по лесам и болотам; спать под открытым небом, справлять нужду под кустом, не имея возможности — хоть раз в месяц! — помыться, переодеться в чистое бельё, поесть до сыта… Летом ещё ничего, но с наступлением холодов как?.. Мужчина, пока молод, такой походный образ жизни выдержал бы довольно длительный период, а женщина — вряд ли. А если она беременна?.. А если ей рожать?..

Кантонисты

  Кстати, дети рождённые в подобных браках, считались незаконнорожденными и приписывались к кантонистам (так звали детей солдат и крестьян военных поселений). Бесправнее не найдёшь! До 8-ми, 12-ти лет такой ребёнок ещё жил в крестьянской семье. Но достигнувших этого возраста мальчиков из семей изымали и направляли в гарнизонные школы.

  Школы кантонистов — своего рода, интернаты казарменного типа — в народе нарекли «живодёрнями». Голод, холод, антисанитарию и бесконечные побои приходилось постоянно терпеть ученикам этих заведений. «Очерки бурсы» Помяловского блекнут по сравнению с ужасами, творившимися в стенах гарнизонных школ.

  Порка розгами была каждодневной обязательной процедурой для любого кантониста. Здесь садистская фантазия наставников не знала границ. Пороли на земле, на лавке, «на воздусях», через мокрую простыню. Простое рукоприкладство: затрещины, зуботычины и пинки — уже и вовсе никто не считал.

  Бурсаков хоть не гоняли на полевые работы и не мучили муштрой на плацу. Надо сказать, от этой строевой подготовки — при выработке парадного шага, столь любезного Николаю 1-му, — у многих ребят ломались кости стоп. Детский неокрепший скелет просто не выдерживал чудовищных нагрузок — ребёнок на всю жизнь делался инвалидом. Вообще, из каждого класса одна треть детей до выпуска не доживала. Выпускники же простыми строевыми пополняли ряды царской армии и последующие 25 лет тянули солдатскую лямку.

  Жизнь девочек была столь же тяжела и беспросветна. Хоть их не муштровали не плацу, но, как и мальчишек, гоняли на работы в поля и в мастерские. И так же истязали за малейшую провинность. Подросшую девочку мог поиметь любой офицерский чин, заглянувший «на огонёк» в посёлок. По достижении совершеннолетия девочек насильно венчали с кантонистами-выпускниками. Пары, никого не спрашивая, составлял командир роты. Зачастую это делалось путём жеребьёвки…

  Ряды кантонистов нужно было постоянно пополнять живым материалом. Помимо детей военных поселенцев туда попадали малолетние бродяжки-попрошайки, цыганята, дети ссыльных и каторжников, дети из еврейских местечек и также (внимание!) незаконнорожденные дети. Хочет ли женщина такой участи своему ребёнку?.. То-то, что нет!..

Святая вера или хитрый расчёт?

  Вот и Маша Троекурова тоже не хотела. Осесть где-нибудь в глухом углу у парочки не получилось бы. Спасаясь от полиции, они вынуждены были бы постоянно кочевать с места на место. Или жить по поддельным документам, которые надо ещё где-то раздобыть. Жить пришлось бы опять-таки в постоянном напряжении от страха, что подделка обнаружится… И главное, в их деле нет ни малейшего просвета; нет никаких шансов, хоть когда-нибудь перейти на легальное положение. Если полиция их схватит, то Дубровского ждёт виселица, Машу — каторга с лишением дворянского звания и имущества…

  В свете вышеперечисленного невольно подумаешь, а причём здесь «святая вера»? Причины, толкнувшие Машу сделать такой выбор, — вполне себе, земные, прагматичные. Из двух зол, как ей казалось, она выбрала наименьшее. Законный брак, богатство, княжеский титул, обеспеченное будущее себе и своим детям. А этот старый пердун поворчит-поворчит да и перестанет. В конце концов, молодая жена ему жизнь спасла! Ещё вопрос, сколько он протянет от пережитого стресса… Не сегодня-завтра старик окочурится. И она — весёлая вдова, наследница княжеского титула и большого состояния! Она будет вольна выбирать себе в мужья или в любовники, кого захочет. Ради этого нужно только немножко потерпеть…

  Ах, если бы… если бы… Если бы Дубровский умыкнул её раньше венчания! Тогда бы князь Верейский не имел бы на неё никаких прав. Всесильный Кирила Троекуров тоже бы заткнулся, ибо законный брак не расторгается. А так, стоит ли связываться с этим недотёпой Дубровским, который даже побега не мог организовать, как следует?

  Как мы видим, клятва в церкви — всего лишь красивая обёртка, в какую Маша завернула свой отказ возлюбленному. Выходит, что нарушать клятву, данную Богу, нельзя, а лгать Богу у аналоя можно. Ведь могла же сказать священнику твёрдое и громкое: «Нет!» Тем самым хотя бы время потянула… Так молчала ведь в храме, как будто воды полон рот. А с Дубровским дар красноречия прорезался! И это — «святая вера»?.. Или вынужденный шаг; конформизм вкупе с хитрым расчётом?..

Таня — врёт?..

  Знаю, что многие, прочитав последнюю фразу, подумают (а то и скажут): «Теперь ясно, куда ты гнёшь! Татьяна, по-твоему, — хитрая конформистка.» Нет, товарищи дорогие, вы не угадали! Этого я не скажу.

  Хотя, согласитесь, союз с Онегиным тоже был бы сопряжён со многими трудностями и будущего бы не имел. Да и не предлагал Женя Тане никакого союза. Цель у него была одна: в койку затащить. И тем самым снискать себе «соблазнительную честь» в глазах светской черни.

  На его письме останавливаться не хочу: Минкин-Сан его разобрал чуть ли не построчно. Ничего не убавить и не прибавить — остаётся лишь аплодировать. Но вот там, где речь идёт о искренности и лжи, возникает очень интересная мысль. Сам наш гид этого вида на горной тропе почему-то опять не заметил.

  Вот Онегин беспокоится, поверит ли ему Татьяна:

Боюсь: в мольбе моей смиренной
Увидит ваш суровый взор
Затеи хитрости презренной —
И слышу гневный ваш укор.

  Минкин сразу же комментирует: «»В моей мольбе нет презренной хитрости» — это типичное «если честно» (так лжецы начинают почти каждую фразу). Человек, который всё время врёт, очень хочет, чтобы ему верили, — вот и уверяет поминутно в своей честности. (Татьяна ни разу: мол, я не хитрю и пр. Ей в голову не приходит доказывать свою искренность.)»

  Тут нашего гида так и хочется спросить:
— Александр Викторович, как же тогда понимать знаменитое Татьянино признание «я вас люблю, (к чему лукавить?)»?.. Ведь между вводными предложениями «Я не хитрю» и «К чему лукавить?» можно поставить смысловой знак равенства. Вы уверяете нас в искренности пушкинской героини, а на деле выходит нечто противоположное…

  Таня — врёт?! Похоже, что так… И любой психолог или психиатр нам подтвердит это. Ведь, если чиста как первый снег и говорит только правду, — как вообще мысль о лукавстве пришла ей в голову? Седая Филиппьевна тут только вздохнула бы, мол, слово — не воробей, вылетело — не поймаешь. Ну а в наши дни эрудиты усмехнутся: «Оговорочка по Фрейду…»

  Что ж! Три года вращения в великосветском обществе обеих столиц наложат свой отпечаток на любого домашнего ангела. Танечка научилась и вышагивать величавой поступью, и сдерживать свои эмоции, и мастерски врать. Иного выбора у неё не было. Без вышеперечисленных навыков среди светской черни просто не выжить…

  Но почему она врёт на последнем свидании с Онегиным? Могла бы ему просто сказать: «Не люблю. Подите прочь!» Кстати, Минкин об этом тоже пишет. Ну, действительно, к чему лукавить?..

  Ну, во-первых, наверно, на уровне сознания она по инерции считает, что любит Онегина. И так хочется её переспросить: «Тань, правда?!» Ведь только-только словесно сама нарисовала портрет законченного мерзавца. Конечно, любовь — зла, но не настолько же… Но разбираться самой с собой бедной Тане особо некогда. Подсознание же её, более осведомлённое обо всём, вставляет исподтишка свою антитезу…

  Во-вторых, говоря «я вас люблю…», она просто констатирует: да, ты меня возбуждаешь сексуально. Но! Чисто плотское влечение — страсть обидная, потому что ставит человека на одну доску с животным. Признаваться в подобном всегда стыдно. Но врать и притворяться я так и не научилась. Поэтому говорю честно: да, телесное вожделение никуда не делось… Ну а большего ничего уже нет; сердце при взгляде на тебя молчит, в душе — пустота. Поэтому идти на поводу у чувства мелкого (у бабочек в животе) я не хочу.

  В-третьих, любить можно и по-христиански. Так любят даже закоренелых преступников. Любить можно и по-матерински, как любят злого и капризного ребёнка. Онегин сам на первом свидании проболтался:

Я вас люблю любовью брата,
А может быть, ещё нежней…

  Вот старик Фрейд на это «а может быть…» радостно подпрыгнул бы и захлопал в ладоши! Вот это «а может быть…» через три года и вылезло, как шило — из мешка! Поэтому и на Танино «к чему лукавить» стоит обратить пристальное внимание. Лукавить есть к чему…

  В конце концов, в-четвёртых, Татьяна просто хочет показать, как она научилась «властвовать собой». И «властвует» она именно в тот момент, когда её ментор потерял контроль над своими эмоциями. Какая возможность отдать Евгению старый должок! Кстати, она сама этого даже не скрывает. Говорит прямо:

Онегин, помните ль тот час,
Когда в саду, в аллее нас
Судьба свела, и так смиренно
Урок ваш выслушала я?
Сегодня очередь моя.

  А коли так, то для пущей убедительности чуть-чуть приврать — не грех. И надо признать, врезала Танька настоящим боксёрским хуком! Суть же её урока сводится к следующему. Мол, ты мне что проповедовал, наставник строгий?.. «Учитесь властвовать собой»? Как видишь, я — научилась! Да, я тебя люблю [врёт, уже не любит. — Н. С.], но, как видишь, держу себя в рамках приличия. А что ж ты-то, хренов учитель, теперь голову потерял?.. Или тебе надо выше Александрийского столпа грязевую волну поднять?.. Раньше бы такие письма! И всё было бы хорошо и у нас с тобой, и у Ольги с Ленским. Сейчас бы в нашем старом саду уже играли бы двоюродные братья и сёстры — звенел бы детский смех. Нынче же, читая в уединении твои сладострастные послания, остаётся лишь плакать с досады…

  В том, что она научилась «властвовать собой», Онегин убедился и сам. Уж как он тыкался в неё своим лорнетом — буквально, чуть ли не в нос совал! Не знаю, как эта сцена выглядит в постановке Римаса Туминаса, — Минкин об этом не рассказывает. Но лично я бы дала в руки актёру морской офицерский бинокль и заставила бы им елозить по телу партнёрши впритык. И эта мощнейшая психическая атака была выдержана с честью!

Ей-ей! не то, чтоб содрогнулась
Иль стала вдруг бледна, красна…
У ней и бровь не шевельнулась;
Не сжала даже губ она.
Хоть он глядел нельзя прилежней…

  Нет, горячо любимого человека так не встречают. Либо Таня в обучении властвованию собой зашла слишком далеко, превратившись в бездушный манекен, либо её сердце занял кто-то другой… На бездушный манекен она не похожа: манекены не сердятся и не плачут. Значит, в сердце — другой. Но вот кто? Ещё предстоит разобраться.

Я лучше, кажется, была…

  Татьяна сама чувствует, что во многом изменилась, во многом стала совсем другой. Она говорит:

Онегин, я была моложе —
Я лучше, кажется, была…

  Минкин тут же язвительно спрашивает: «А чем лучше-то? Кожей-рожей? Ужели так поблекла за три года? Ответа не знаем; единственное, что приходит в голову: ей тогда не приходилось спать с нелюбимым человеком, то есть лицемерить.»

  Ох, как не хочется нам разочаровываться в авторе романа о поэме!.. Но, если человек в молодой девушке или женщине ничего, кроме «кожи-рожи», не видит, то в его голову ничего, кроме постельных сцен, и не придёт. Хорошо, что хоть чистосердечно смиренно признался в своём незнании. Мы же, не претендуя на звание истины в последней инициации, готовы поделиться с Минкин-Саном кое-какими соображениями на этот счёт.

  Да, три года назад Таня была лучше, хотя бы потому что верила в романтические возвышенные идеалы. Да, она даже не представляла, как так можно венчаться без любви. Спрашивала: «А как же вы венчались, няня?» Да, она считала, что браки заключаются на Небесах — встречи предопределены Свыше. И попадись ей на пути вместо прожжённого ловеласа добрый и скромный мальчик, — всё было бы хорошо.

  Да, она была лучше, ибо смогла разглядеть в законченном цинике благородного рыцаря. «Любить — значит видеть человека таким, каким его задумал Бог и не осуществили родители.» Эти слова столетием позже произнесёт поэтесса Марина Цветаева. Значит, сумела-таки 17-летняя Татьяна Ларина увидеть замысел Божий относительно Онегина! А то, что там мамки-няньки-гувернантки не осуществили, — разговор отдельный.

  Да, она была лучше, потому что жила в деревенской глуши. Гуляла по лесам-полям, среди русской природы, а не по проспектам холодного, промозглого Петербурга.

  Да, она была лучше, когда не знала грязных сплетен и подлых интриг, разврата и лицемерия великосветского общества.
Думаю, вышеперечисленного вполне достаточно. Ясно как дважды два, что не в «коже-роже» дело. Страдает душа, вынужденная вращаться «в мертвящем упоеньи света».

Сытая уверенность

  Чуть ниже по тексту Минкин уже, отбросив скромность, категорично и базапелляционно заявляет: «Говоря «я вас люблю, к чему лукавить», она сказала: «Я мужа не люблю». Таня спит с нелюбимым человеком, ей приходится непрерывно врать, непрерывно притворяться.» А ведь именно про такое самомнение Высоцкий прямо-таки хрипел: «Я не люблю уверенности сытой — уж лучше пусть откажут тормоза!..»

  То, что Минкин-Сан малость забронзовел, видно и без очков. Он — «Золотое перо России», он — автор известных «Писем…», его эссе «Нежная душа» имело оглушительный успех. И он позволяет себе изрекать аксиомы там, где их в принципе не должно быть. У каждого человека есть своё мнение о прочитанном. И конечно, ближе к истине будет тот, чьи аргументы окажутся более убедительными. Аксиомы же, как известно, в аргументах и доказательствах не нуждаются…

  В отличии от Минкин-Сана, столь категоричных заявлений-аксиом я делать не берусь. Я только высказываю своё мнение и вполне осознаю, что где-то могу и ошибаться. С Минкиным же можно было бы согласиться, если бы мужем Татьяны стал не генерал и князь N.N., а чеховский Модест Алексеич.

  То, что муж Татьяны — не «старый» и не «толстый», мы уже доказывали. Сама Татьяна добавляет нам ещё один важный штрих: он «в сраженьях изувечен». Почему-то об этом Минкин опять упоминает вскользь, как о чём-то малозначительном. Так же, как упоминал про чтение книг в онегинском кабинете. Опять идёт сухой пересказ стихов прозой без каких-либо рассуждений и выводов. Ну изувечен и изувечен, ничего особенного! Так, как-будто ему по пьяной лавочке морду набили…

  А между тем, эта деталь говорит нам очень о многом. Попробуем проделать за Минкина его же работу — порассуждать об «увечьях» и «сраженьях», так же как о «совершенствах» и «совершенстве».

Это русское слово «подвиг»…

  Итак, Татьяна говорит, что «муж в сраженьях изувечен»… Слово «сраженье» она употребила во множественном числе. Значит, и увечий (и/или ранений) тоже несколько. Потому что получить одну и ту же рану в нескольких боях просто невозможно. Даже снаряд в одну и ту же воронку не падает. А если всё-таки упадёт ( и попадёт!), то станет больше и воронка. Значит, перед нами не «штабная крыса» и не трус, который отсиживался по траншеям.

  Кстати, у академика Д. Лихачёва в его «Заметках о русском» есть одно очень интересное наблюдение: «Храбрость неподвижная еще в первой половине XIX века была непонятна. Грибоедов смеется над Скалозубом, вкладывая в его уста такие слова: «…за третье августа; засели мы в траншею: Ему дан с бантом, мне на шею». Для современников Грибоедова смешно – как это можно «засесть», да еще в «траншею», где уж вовсе не пошевельнешься, и получить за это боевую награду?»

  Нет, перед нами не полковник Скалозуб, это точно! На том, как ни поверни, ни одной царапины не было — «созвездие манёвров и мазурки». Перед нами настоящий боевой офицер, ветеран Отечественной войны 1812 года и предшедствующих ей Наполеоновских войн. Такие по штабам и тылам не прячутся — они всегда на передовой, на линии огня. Такие, выхватив, хоть шпагу, хоть пистолет , поднимаются в атаку первыми, увлекая за собой подчинённых.

  Сам Пушкин, ничего не говоря про возраст и габариты генерала, несколько раз даёт ему определение «важный». Это слово имеет двоякий смысл. Во-первых, «важный» — это надутый, гордый, спесивый, надменный, заносчивый, степенный и т.д. А во втором случае, это просто обозначение человека, занимающего высокий пост или должность; сам по себе он может прослыть и скромником.

  Мне кажется, в отношении Таниного генерала больше уместно второе. Потому что на войне как на войне. С первым же выстрелом или взрывом вся дутая спесь слетает напрочь! Чванливые индюки на передовой не задерживаются — сваливают в тыл. А перед нами не чванливый индюк — перед нами израненный воин.

  А также нужно сказать, что перед нами заботливый отец-командир, который зря солдатскими жизнями не рисковал, коль сам лез первым под ядра и пули. Да, его генеральский чин и ордена — настоящие, полученные в боях за матушку Россию. Он свои звания и награды получил за реальные подвиги, а не за холуйское пресмыкательство перед начальством. 

  Ну и как вам такой персонаж, Александр Викторович?.. Как вам такой пейзаж, открывшийся взору на нашей горной тропе?.. Вы его не просто проморгали, вы его не захотели увидеть. Наверно, на глаза слишком низко козырёк был надвинут вашей шапки стереотипов…

  Вы писали, что пушкинское «мороз и солнце» на иностранные языки практически непереводимо. Заметим, что короткое русское слово «подвиг» на иностраные языки тоже нельзя перевести. Известный русский художник и философ Николай Рерих писал в одном из своих писем: «Оксфордский словарь узаконил некоторые русские слова, принятые теперь в мире; например, слова „указ“ и „совет“ упомянуты в этом словаре. Следовало добавить еще одно слово – непереводимое, многозначительное, русское слово „подвиг“. Как это ни странно, но ни один европейский язык не имеет слова хотя бы приблизительного значения…»

Что в Вышнем суждено совете?

  Но вернёмся к Татьяне. Минкин горестно сетует, что «Таня спит с нелюбимым человеком, ей приходится непрерывно врать, непрерывно притворяться.»

  Непрерывно врать и притворяться приходится чеховской Анюте, чтобы выклянчить у своего старого, толстого упыря лишнюю копейку для отца и братьев. Татьяне же притворяться в постели нет никакой необходимости. В высших кругах дворянской аристократии культивировалась сдержанность чувств.

  «Воспитанная крепостной нянькой, выросшая в деревне или, по крайней мере, проводившая значительную часть года в поместье родителей, девушка усваивала определённые нормы выражения чувств и эмоционального поведения, принятые в народной среде. Этим нормам была свойственна определённая сдержанность в которой Пушкин усматривал не только народность, но и проявление самых высоких черт дворянской культуры.» (Ю. Лотман «Беседы о русской культуре»).

  Поэтому и главная супружеская обязанность выполнялась без бурного проявления чувств. Основным тоном в этой гамме эмоций, её доминирующей нотой, так сказать, было «смирение». Потому что выбор девушкой сделан, слово Богу дано, стезя определена — остаётся лишь смиренно покориться судьбе. Скрывать это от мужа не имело смысла.

  Князь сам прекрасно знал, что Татьяна за него пошла, уступив мольбам и уговорам матери; что юная жена его не любит. Знал, но надеялся, что со временем в молодой женщине пробудится ответная симпатия. То же самое знал и Пушкин, женясь на Натали Гончаровой. И надеялся на то же самое. В стихотворении «Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем» он описывает момент интимной близости:

О, как милее ты, смиренница моя!
О, как мучительно тобою счастлив я,
Когда, склоняяся на долгие моленья,
Ты предаешься мне нежна без упоенья,
Стыдливо-холодна, восторгу моему
Едва ответствуешь, не внемлешь ничему
И оживляешься потом все боле, боле —
И делишь наконец мой пламень поневоле!

  Вот и хочется спросить Минкин-Сана: ну и где здесь лицемерие, притворство и вранье? Для нас, людей 21-го века, здесь, конечно, присутствует элемент насилия. Нам так кажется, ибо мы уже привыкли к свободе отношений и к женской раскрепощённости. Но лжи и лицемерия мы здесь не находим. Да и сам Пушкин зовёт жену «смиренница моя», а не «притворщица моя» или, чего хуже, «обманщица моя». Как видим, у них было всё по-честному. Как и у Тани с её генералом…

«Любовь имеет все права быть настоящей!..»

  А самое интересное для Татьяны начиналось потом.
Что представляет из себя человек, ставший её мужем; кто он таков, — она поняла очень быстро. Да тут попробуй не понять, если почти каждую ночь у тебя над ухом раздаётся: «За Родину, вперёд!.. За мной, чудо-богатыри!.. Ребята, не Москва ль за нами?! Умрёмте ж под Москвой!..»

  Испуганной Тане остаётся лишь тихо поглаживать своего генерала по плечу и по голове, чтоб хоть как-то успокоился. Когда же она пытается переложить мятущегося во сне в более удобную позу, тот и вовсе просыпается. Сперва ничего не понимает спросонья. Потом бормочет растерянно: «Ах, дорогая, я тебя разбудил, напугал?…» — и во взгляде у него мелькает что-то беспомощно-детское.

  Татьяна, выскользнув из-под одеяла, набросив халат, быстро приносит ему на подносике стакан холодного чая. Чай этот заварен с мятой или с какой-нибудь другой травкой по рецепту всё той же Филипьевны. Дальше идёт неспешный рассказ князя-фронтовика, что ему приснилось на этот раз: атака на Шевардинский редут или переправа через Березину. А уж слушательница из Татьяны всегда выходила отличная! Тем более, что по сновидениям мужа можно всю новейшую историю войн государства российского выучить.

  Когда же «болят к непогоде раны», — в ход опять идут нянины заварки-припарки. Благо, что народная медицина знает их великое множество… И начинает понемногу душой Татьяна понимать, что именно «в Вышнем суждено совете»; чья она по воле Неба…

  Действительно, кому она нужнее? Кто в бОльшей степени достоин, если не любви, то хотя бы её уважения, сострадания, заботы? Тот пустопорожний Мельмот-обормот, кто,

Убив на поединке друга,
Дожив без цели, без трудов
До двадцати шести годов,
Томясь в бездействии досуга
Без службы, без жены, без дел,
Ничем заняться не умел…

или этот израненный герой, генерал своей судьбы, кто в 26 лет уже отвечал не только за себя, но и за вверенных ему солдат, защищая Россию-мать?.. Он, кстати, является её законным супругом, венчаным мужем, нежно любящим её.

  Да-да, именно «нежно любящим». Потому что для князя и генерала N. N. брак с Лариной — игра на понижение. Он — богатый и родовитый аристократ, он — герой войны 12-го года (и, может быть, ещё нескольких предыдущих войн), обласканный двором, он — ещё не стар и на вид хорош собой. И он вполне мог бы взять за себя такую же богатую и знатную невесту. Так нет же! Князь выбрал девицу-перестарок, дурнушку из глухой провинции, дочку бедной вдовы незнатного происхождения.

  Уж не тот ли перед нами случай, когда душа увидела и поняла другую душу?! Ведь глядел же весь вечер на балу, не отводя глаз! Этот внимательный, сперва изучающий, а потом уже и восхищённый взгляд и перехватили две тётушки — бойкие старушки. Вот про кого надо было так писать Минкин-Сану, а не про Онегина!..

  И в том, что бедная Таня превратилась в «законодательницу зал» есть, конечно, и его заслуга. Только заключается эта заслуга не в ходьбе «под ручку» и не в передаче «величавости» чуть ли не с вирусной инфекцией. А в том, что князь терпеливо и ненавязчиво посвящал её в тонкости дворцового этикета. А своей обходительностью, добротой, пониманием он исподводь повышал и самооценку у молодой жены.

  Что ж, на войне он научился быть тонким психологом и педагогом. Ведь чтобы поднять в атаку рядовых солдат — простых, невежественных крестьянских парней — нужно заслужить их уважение. Чтоб разъяснить подчинённым, хотя бы вкратце, стратегические и тактические задачи, нужно уметь говорить с ними на одном языке. И язык этот — отнюдь, не язык шпицрутенов и зуботычин! Считал ведь Суворов, что каждый солдат должен понимать свой маневр. Вот и поди научи каждого!.. Война с Бонапартом была выиграна, благодаря именно таким командирам.

  Как мы видим, с Татьяной у него тоже всё прекрасно получилось — засверкала на столичных балах и раутах новая звезда. А сам князь заслужил признательность, симпатию и уважение у своей второй половины. Ещё в этой копилочке чувств оказались «пробудившийся интерес к личности», «сострадание», «желание помочь». По сути дела, всё перечисленное — составные компоненты «Настоящей Любви». А что? «Что любовь — ятаган, огонь?» Вот она пришла — настоящая — тихо и незаметно, в скромных одеждах… И кто сказал, что влюбляться можно только до свадьбы?.. И не говорит же Таня, что двор ласкает «его и меня», — нет! Сказано «НАС за то ласкает двор.» (Угу… Пока ласкает.) За 2 каких-то года срослись в один организм. И пусть Фрейд чешет репу: здесь, действительно, «один дух и одна плоть»…

  То, что Татьяна озвучила Онегину, зрело в её душе уже давно. На последнем свидании её чувства и размышления обрели наконец чёткую словесную формулу:

Но я другому отдана;
Я буду век ему верна.

  Таня буквально нутром почувствовала, что изменой она нанесёт своему генералу рану, которая станет сродни смертельной. Такого она, конечно, допустить не могла.

  Век спустя, наш народ переживёт одну из самых жесточайших войн в истории человечества. И будут возвращаться с фронтов такие же «изувеченные» — некоторые без ног, без рук, с обгорелыми лицами. И будут выходить за них молодые девчонки, храня потом им верность до гробовой доски…

  Я ни разу нигде не встречала комментариев на строку «что муж в сраженьях изувечен». Она в комментариях не нуждалась. Смысл, заложенный в ней, считывался нашими людьми чуть ли не на подкорковом уровне. Сейчас, к сожалению, разъяснять кое-кому уже придётся.

Звон шпор

  Не знаю, почему Минкин ничего не пишет про ранения князя (сухой пересказ не в счёт). Зато пошлейшую сцену ревности он сочинить и вставить не постеснялся. Вот как Минкин-Сан себе это представляет:
«Муж стремительно входит в будуар жены, где остолбеневший Онегин застыл, как городничий Гоголя. Звон шпор! — муж даже сапоги не снял!»

  Вывод о том, что князь N. N. врывается в будуар жены, будучи в бешенстве от ревности, Минкин делает на основании строк:

Но шпор внезапный звон раздался,
И муж Татьянин показался…

  Мол, во, как летел-то! Даже шпор и, тем паче, сапог в прихожей не снял — понёсся смотреть, в каком состоянии постель… Опять хочется спросить, подавив тошноту: «Александр Викторович, а других версий, кроме проверки постели, Вы так и не придумали?»

  Князь мог вбежать, спеша защитить любимую женщину, предотвратить насилие. Он ведь прекрасно видел все Женечкины домогательства на балах: родственничек буквально тискал его жену. Страшно подумать, что он может сотворить с Татьяной наедине! Поэтому спешка князя вполне объяснима страхом за близкого человека. Но также он видел, как стойко держала оборону его Татьяна. Подозревать жену в неверности у генерала N. N. нет никаких оснований.

  Кстати, о сапогах и шпорах… Минкин опять обнаруживает незнание быта и нравов того времени. Это мы по совковской привычке разуваемся сразу же, как только переступаем порог своих «квартирушечек-квартироночек». В больших дворянских домах, с широкими мраморными лестницами, мозаичными полами и паркетами — никто не разувался и даже шпор не снимал.

Глухонемой художник

  Как доказательство у меня перед глазами встают рисунки художника Карла Гампельна. Тут не удержусь, немножко расскажу об этом талантливом художнике. Он родился в Петербурге, в семье обрусевшего немца. Мальчик был глухим и, как следствие, немым. Сейчас про такого сказали бы: «Ребёнок с особенностями в развитии». Обучать такого ребёнка в России и в наши дни очень трудно, а тогда, в конце 18 в, никакого образования ему не светило вообще. Поэтому отец отправляет маленького Карла в Вену, где в одном из пансионов обучали глухонемых детей по методике аббата де л’Эппе — с помощью жестового языка.

  Там мудрые педагоги и заметили страсть мальчика к рисованию. После пансиона Карл продолжит учиться в училище Общества соединённых искусств при Австрийской Императорской Академии художеств.

 

  Успешно закончив учёбу, молодой Гампельн вернётся в Петербург. В круг его общения будут входить известные литераторы, художники, артисты и даже военные. Среди прочих, он близко сойдётся с братьями Коновницыными — будущими декабристами.

  Гампельн рисовал портреты всех 4-х братьев, а также сделал множество рисунков, этюдов и набросков с ними в быту. Вот, на одном из рисунков видно: братья дома сидят за столом. Кто-то рисует, кто-то курит трубку с длинным чубуком, кто-то болтает. Короче говоря, «у них свои бывали сходки…» Мундиры расстёгнуты, а то и совсем сняты. Но обуты все. У всех на ногах начищенные кожаные сапоги.

  Есть ещё портрет самого старшего из братьев Коновницыных — Петра. Молодой прапорщик сидит у стола. На столе — книги, чернильница с перьями, кружка с горячим напитком. Мундир небрежно расстёгнут, в руках курительная трубка. Невольно вспоминаются стихи Н. Асеева «Розовые губы, витой чубук…» В глаза бросаются чёрные, блестящие ботфорты.

  Есть у Гампельна и портрет графа М. Воронцова. Композиционно он схож с портретом Петра Коновницына. «Полумилорд-полукупец» сидит у письменного стола в своём домашнем кабинете. На столе книги, бумаги, чернильница с перьями. На заднем плане виднеется скульптурный бюст обожаемой супруги Елизаветы Ксаверьевны. Так как граф в домашней обстановке, сюртук с генерал-адьютантскими эполетами и аксельбантом расстёгнут. А из-под полы сюртука, наброшенной на колено, вылезает (что важно!) голенище сапога…

  Из вышеперечисленного видно, что, придя домой, сапог сразу никто не снимал. Над Минкин-Саном остаётся только лишь похихикать… Сделаю шаг в сторону, чтобы закончить рассказ о Гампельне. Очень жаль, что их пути с Пушкиным разминулись. Эти два человека не встретились. Пушкина привезли в Петербург из Михайловской ссылки, а Гампельн в это же время из северной столицы был выдворен. Но портрет отца Поэта Карл Гампельн нам всё-таки оставил.

«Бренчат кавалергарда шпоры…»

  Что же касается шпор, то тут разговор особый. Шпоры, вообще, были одним из символов воинской доблести любого кавалериста, будь то гусар, улан, драгун или кавалергард. Их предпочитали не снимать, даже если имелись на то указы.

  Например, в столицах, на официальных балах офицерам предписывалось появляться без шпор. На то были основания. Во время танца шпоры цеплялись за развевающиеся подолы дамских платьев и рвали их. У Пушкина в описании столичного бала есть строка «бренчат кавалергарда шпоры». Но он тут же делает сноску с примечанием: «Неточность. — На балах кавалергар<ские> офицеры являются так же, как и прочие гости, в виц мундире, в башмаках. Замечание основательное, но в шпорах есть нечто поэтическое. Ссылаюсь на мнение А. И. В.»

  Но этот указ о шпорах неукоснительно выполнялся лишь на столичных, официальных придворных балах. На балах домашних им очень часто пренебрегали. На одном из рисунков графа В. И. Апраксина изображён именно такой домашний бал. Там, среди танцующих, хорошо видно старого, толстого генерала. Ордена, эполеты, отвисший круглый животик, пухлые щёчки — всё чин по чину. Уж не с него ли Минкин списал мужа Татьяны? Только величавости в этом толстяке — ни на грош ломаный! Генерал скачет, словно мячик, держась за руки с миловидной дамочкой. Его пухлые ножки, обутые в сапоги, потешно выделывают па-де-па в такт бравурной музыке. А на сапогах, если приглядеться, ещё и шпоры!

  Можно ли верить рисунку? Фоток тогда, само собой разумеется, не было. Даже дагерротипы ещё не появились. Единственный способ запечатлеть мгновение — рисовать. Рисовал эту шуточную картинку граф В. И. Апраксин — полковник, участник компании 1812 г. и заграничных походов. Васенька Апраксин, как звал его П. А. Вяземский. По словам современников, образованностью граф не отличался, зато был хорошим музыкантом, рисовальщиком и карикатуристом. Думаю, что в деталях одежды он ничего от себя не придумывал. Скорее наоборот, для лучшего узнавания воспроизводил точно.

  На балах в глухих провинциальных городишках, тем паче, никто никаких указов и не думал выполнять. Обычно большой бал закатывался, когда конный полк входил в какой-нибудь «гостеприимный Губернск». Свидетельство тому находим у Лермонтова в «Тамбовской казначейше» (всего каких-то 10 лет вперёд — не в счёт). Тем более, что Михаил Юрьевич, как профессиональный военный, знаком с ситуацией во всех тонкостях.

А уж бригадный генерал,
Конечно, даст блестящий бал.
У матушек сверкнули взоры;
Зато, несносные скупцы,
Неумолимые отцы
Пришли в раздумье: сабли, шпоры
Беда для крашеных полов…

  Понятно, что шпор никто не снимал. Более того, приезжие одним только видом давали знать: «Мы — люди военные, а не изнеженные столичные кавалеры. Мы — только что с коней, и скоро нам опять нА конь!..» Кстати, со шпорами сидели и за столом. Далее Лермонтов описывает способ познакомиться с понравившейся дамой. Нужно легонько уколоть её ножку шпорой и тут же начать бурно извиняться:

Он видел, как в ней сердце билось…
И вдруг — не знаю, как случилось —
Ноги ее иль башмачка
Коснулся шпорой он слегка.
Тут началися извиненья,
И завязался разговор…
(М. Ю. Лермонтов «Тамбовская казначейша»)

  Кое-кому наверно давно уже кажется, что главная тема разговора осталась где-то в стороне. Но это только лишь кажется. Себе в оправдание скажу, что у Минкин-Сана горная тропа тоже петляла самым причудливым образом. Просто нужно было предъявить, хоть немного, доказательств, чтоб уже на их основании делать определённые выводы.

  А выводы таковы: генерал N. N. свободно расхаживал у себя дома в сапогах со шпорами. Звон шпор в комнате, отнюдь, не говорит о приступе бешенства того, кто их носил. И наконец, у Пушкина написано, что князь «показался», а не «ворвался». Значит, вошёл спокойно. И «минуту злую» переживёт Онегин, а не Татьяна. Про Татьяну в тот момент у Пушкина вообще ни слова! В верности своей любимой жены князь не сомневался.

О предсказаниях

  Есть у Минкина ещё образчик пошлости — пассаж про искры от костра. Тот самый, где приписка в конце «девочки не поймут». Дед Саша просто отстал от жизни. Девочки уже не первое десятилетие сидят в школе за партами вместе с мальчиками и про пестики-тычинки на уроках ботаники-зоологии-биологии постигают совместно. Этот минкинский выверт даже обсуждать не хочется. Прямо апофигей какой-то!..

  Но вот минкинские изыски о предсказаниях обсудить всё-таки придётся. Есть очень много способов гадать и предсказывать. Кто-то гадает на картах, кто-то — на кофейной гуще. Кто-то, чтоб увидеть смутные образы будущего, смотрит в чан с водой или в тёмное зеркало, кто-то вглядывается в отшлифованный кусок горного хрусталя — так называемый, магический кристалл. Кто-то занимается хиромантией, кто-то — астрологией. Минкин равняет всю эту разношёрстную шайку-лейку по одной только пифии. Если вёл себя как пифия, то, значит, предсказывал. А если не как пифия, то нет. Но такая уравниловка всегда чревата ошибками.
Сам же Пушкин пишет следующее:

И даль свободного романа
Я сквозь магический кристалл
Ещё не ясно различал…

  Ну вот и чистосердечное признание, какой из способов предсказывать он практиковал. А что, вполне возможно! Не всё же каждый раз к Шарлоте Кирхгофф бегать — интересно и самому попробовать… Если же учесть, что свободный роман «Евгений Онегин» — своеобразный дневник мыслей и чувств самого Автора, то какие видения промелькнули в том магическом кристалле?..

  Вообще, предсказания — дело тёмное; малоизученное наукой и неодобряемое религией. Но специалисты, занятые в этой области, существовали на протяжении всей человеской цивилизации. Опыт и знания у них за многие тысячелетия накоплены довольно обширные. Наиболее сильные магические практики всегда хранились в глубочайшей тайне. Передавались подобного рода знания лишь напрямую — непосредственно от учителя к ученику.

— Вы, эллины, совсем ещё дети, — сказал египетский жрец Пифагору, пришедшему к нему учиться.

  Надо признать, что мы со своими ракетами и смартфонами от тех эллинов не так уж далеко ушли. Спустя тысячелетия мы об этой сфере бытия знаем ничтожно мало. Минкин же под визг отказавших тормозов рассуждает о предсказаниях так, как будто он сам — адепт.

  Вот он ёрнически вопрошает:
«Он [Пушкин. — Н. С.] что, невольно предсказал свою смерть? Он что, пифия, которая бормочет бессвязные слова, а вы, значит, авгуры-толкователи? Тогда что такое «предсказал»? Волевой сознательный акт или невольная случайность?»

  Тут уж его самого хочется спросить:
— Александр Викторович, а Стерн что, предсказал травлю светским обществом именно Пушкина? Он что, был с Пушкиным знаком лично? Если, по Вашему мнению, текст, написанный Стерном, — предсказание относительно Пушкина, то что это было: волевой сознательный акт или невольная случайность?

  Волевым сознательным актом это не было и быть не могло, потому что Стерн с Пушкиным нигде никогда не пересекался. Но тогда, выходит, предсказание Стерна — невольная случайность. И сам Стерн (христианин, протестанский священник) сидел как пифия где-то на треножнике, обкуренный наркотическим дымом, и бормотал бессвязные слова. А его помощники-секретари, точно авгуры-толкователи, это бормотание записывали. Забавная картинка? Вот до какой несусветной чуши можно договориться, если рассуждать о предсказаниях в Вашей — минкин-сановской — манере! А вывод тут один: отрывок из романа Стерна предсказанием не является.

   Предсказание делается о конкретном человеке, и в нём присутствуют факты, касающиеся именно этого человека. Кудесник предсказывает именно князю Олегу: «Твой щит — на вратах Цареграда.» Речь идёт о конкретном князе и конкретном городе. «Но примешь ты смерть от коня своего!..» — опять-таки речь идёт о смерти именно князя Олега. Виновником смерти как-то станет именно его любимый конь — вот этот самый, на котором князь Олег сидит избоченясь перед кудесником.

  И следует заметить, что кудесник предсказывая не бормочет как пифия, а говорит чётко, будучи в ясном сознании. Значит, предсказывать можно и другими способами — без отключки сознания. Как там что делается, откуда что берётся, пусть разбираются парапсихологи и экстрасенсы. Как-никак, они — профессионалы. А дилетантские суждения, сделанные с «уверенностью сытой», выглядят, мягко говоря, не очень красиво и уважения к автору не прибавляют…

  Отрывок из романа Стерна содержит лишь общие фразы вперемешку с аллегориями. Такое «предсказание» подойдёт любому правдорубу и острослову. Но ничего конкретного, что касалось бы именно Пушкина, там нет. Ну разве что про «заговор двоих»… Но сейчас уже подтверждено документами, что Дантес играл в этой истории далеко не последнюю роль. «Смазливая сволочь!» — тут характеристика, данная Минкиным, точна на сто процентов. Но отсюда следует, что в пушкинском случае участников заговора больше.

  В отрывке же из «Евгения Онегина» конкретики и совпадений с событиями, которые произойдут гораздо позже, как раз много.

  Во-первых, дуэль (у Стерна даже слова такого нет). Дуэль происходит зимой, у речки.

  Во-вторых, один из соперников — поэт. И не столь уж важно, какие он стихи писал. Обыватель в первую очередь смотрит на «кудри чёрные до плеч.» Ведь всем известен рисунок Пушкина, где он изобразил самого себя и Онегина у парапета невской набережной. Кстати, это рисунок Минкин поместил на обложку своего романа. Пушкин там стоит спиной к зрителю. Из-под шляпы-цилиндра чёрными змейками выбиваются кудри — прямо до плеч и ниже. Про Ленского читаем, что он — «полурусский». Сам Пушкин на одну восьмую — негр.

  В-третьих, дуэль произошла из-за того, что соперник поэта скомпрометировал на балу его возлюбленную. Дантес на балах тоже нагло лез к Натали, компрометируя её.

  В-четвёртых, Ленский встал к барьеру, чтобы защитить свою возлюбленную от грязных домогательств прожжённого ловеласа. А главное, чтобы спасти её чистоту, её юную невинную душу от пагубного влияния столичного гостя; уберечь девочку-подростка от морального растления.

Он мыслит: «Буду ей спаситель.
Не потерплю, чтоб развратитель
Огнем и вздохов и похвал
Младое сердце искушал;
Чтоб червь презренный, ядовитый
Точил лилеи стебелек;
Чтобы двухутренний цветок
Увял еще полураскрытый»…

  Пушкин окончательно решил добиваться второй дуэли с Дантесом после истории, случившейся 23-го января 1837 г. Тогда, на балу у графа Воронцова-Дашкова, Дантес отпустил скабрезную шутку в адрес его жены. Одно дело, настойчивые ухаживания — совсем другое, сальные намёки…

  И наконец, в-пятых, соперник стреляет первым и попадает. Не слишком ли много конкретики? В небольшом отрывке целых пять совпадений с событиями, которые произойдут в будущем. И это не предсказание?.. Нет?! А какой-то набор общих фраз и аллегорий, изложенных сплошь с употреблением навигацких терминов, — предсказание, что ни есть, настоящее?.. Абсурд комментировать неохота.

  Минкин пишет, что поэт не собирался даже в шутку предсказывать себе гибель на дуэли, ибо был очень суеверен и боялся неосторожным словом накликать беду. В качестве примера Минкин берёт пушкинское стихотворение «Дорожные жалобы».
«Видите, всё есть, а дуэли — столь обычной для него — нету. К осени 1829-го позади было 26 дуэлей; некоторые могли стать смертельными. Сколько их ждёт впереди — он знать не не мог, но логика говорила: будут. Накликать себе такую смерть — даже в шутку, в стишках — он не захотел.»

  Тут подмывает спросить: «Александр Викторович, а «Жалобы» — какие?» Жалобы — дорожные. И поэтому там перечислены несчастные случаи, какие могли произойти с человеком на дорогах того времени. Но дуэли на дорогах не устраивались. Участие в дуэли было уголовно наказуемо. Данзасу, лицейскому другу Пушкина, грозила если не виселица, то тюрьма — это точно. А он был всего лишь секундантом. Дуэли устраивались в укромных местах, вдали людских толп. Поэтому дуэли и нет в стихотворении «Дорожные жалобы».

  И ещё. «Накликать себе такую смерть — даже в шутку, в стишках — он [Пушкин. — Н. С] не захотел.» Хорошо. А накликать адюльтер — появление у жены молодого любовника — он хотел?.. Ведь из произведения в произведение кочует одна и та же тема. Действительно, «знал одной лишь думы власть…» И это даже на предсказание не очень похоже… Это больше похоже на то, что психолог и психотерапевт Владимир Леви зовёт созданием действующего образа события, а для краткости, ДОС-ом.

  Да, энергия наших мыслей способна совершить определённую работу. И есть закономерность: мы притягиваем в свою жизнь то, о чём мы думаем.

  Сам Леви в одной из книг описывает случай из собственной жизни. Ему предстояла операция по удалению злокачественной опухоли на спине. Тут уж, как говорится, врачу: исцели себя сам. Уникальный случай проверить свою теорию на себе же самом.

  Всё время, пока шла подготовка к операции, Леви усиленно представлял, что его опухоль сжимается, отслаивается, отваливается. Старался представлять так, чтобы картинка в воображении выходила чёткой и яркой. Когда настал день Х, то утром, встав с постели, он обнаружил на простыне тёмный слизистый ком — опухоль отвалилась сама!

  Вот и подумаешь, а не создавал ли Пушкин в своём пылком воображении тот самый ДОС?.. Утверждать в подобных случаях категорично ничего нельзя, но и полностью отрицать было бы глупо… Ну а Минкин пусть вспомнит своего любимого Шекспира. То место, где Гамлет говорит: «Есть вещи на земле, мой друг Горацио, что и не снились нашим мудрецам…»

Владимир Фридкин: физик и лирик

  Вольно или невольно, но Пушкину кое-что удалось… Минкин, отнюдь, не первый, кто пишет о поразительном сходстве и характеров, и судеб Татьяны Лариной и Натали Гончаровой. Хоть ему очень хочется выглядеть первопроходцем, но — увы, — тропа хоженая.

  В том же «МК», 25-го апреля 2006 года была опубликована статья Екатерины Сажневой «Гусиное перо Дантеса». Наша журналистка, будучи во Франции, брала интервью у потомка Дантеса — барона Лотера. На самой статье останавливаться нет смысла, «у нас сейчас не то в примете..», да и статья есть в Интернете. Но там, как матрёшка — в матрёшке, поместился отрывок из книги Владимира Фридкина «Из зарубежной пушкинианы». Вот об этом авторе — Владимире Михайловиче Фридкине — надо рассказать подробнее.

В. М. Фридкин

  Фридкин В. М., 1929 г. р., доктор физико-математических наук, профессор, изобретатель первого в СССР электрокопировального аппарата — аналога «Ксерокса». Учёный с мировым именем, он объездил почти весь Земной шар, читая лекции в разных университетах на двух иностранных языках.

  А ещё у этого физика есть увлечение, которое в один миг превращает его в лирика. Владимир Фридкин — писатель и пушкинист. Началось его увлечение пушкинской эпохой, можно сказать, случайно. В 1985 году В. М. Фридкин читал доклад в Институте Марии и Пьера Кюри в Париже о «бессеребрянной» фотографии. Перед самым отъездом во Францию он встретился со своим бывшим однокашником и другом Натаном Эйдельманом. Известный историк не упустил шанса попросить его об одной услуге. А именно: поработать над архивом друзей Пушкина, неожиданно появившемся в Парижской национальной библиотеке. С тех пор у физика Фридкина вышло несколько «пушкинских» книг, материалами для которых служили в основном западные библиотечные и семейные архивы.

  Вот в одной из этих книг, названной, кстати, «Из зарубежной пушкинианы», Фридкин и проводит параллель между Татьяной Лариной и Натальей Гончаровой:

  «Женясь на Натали, Пушкин осознавал, что Наталья Николаевна его еще не любит, о чем писал теще, — рассказывает Владимир Михайлович. — Но в 1831-м он хотел остепениться и был уверен в том, что сможет стать с Натали счастливым. Она была абсолютно его типом женщины — Татьяной Лариной во плоти. Спокойная, преданная, тихая заводь… Но вспомните, чем заканчивается “Онегин”: будучи женой генерала, душой Татьяна навеки с другим мужчиной. «

Таня и Таша

По поводу последней фразы я всё-таки не согласна ни с Фридкиным, ни с Минкиным. И если уж все говорят о сходстве, то мне ничего не остаётся, как говорить о различиях.

  Различие 1-ое: Татьяна Ларина встретилась с Онегиным и влюбилась в него ещё до замужества. Она ещё не была скована никакими клятвами, никакими обязательствами. Натали Пушкина встретилась с Дантесом, будучи уже замужней женщиной и матерью троих детей (4-тый ребёнок родится чуть позже)…

  Различие 2-ое: Натали Пушкина была очень красива внешне. Ей нравились великосветские балы и рауты. Она с удовольствием танцевала на дворцовых паркетах, кокетничала с кавалерами. Как пишет сам Пушкин, один раз «доплясались до того, что выкинула…» Ухаживания Дантеса Натали тоже принимала охотно. Татьяна красивой внешностью похвалиться не могла. Ей приходилось брать живостью ума и душевным обаянием. Хотя душевным обаянием брала и Наталья Николаевна… но поддержать непринуждённую светскую беседу у неё зачастую не получалось. Татьяна же танцевать не танцевала; балы её не привлекали. Она «отдать была бы рада/ Всю эту ветошь маскарада/ За полку книг» и деревенскую тишину. Ухаживания Онегина на балах она встречала с «крещёнским холодом».

  Различие 3-е связано с образованием. Обе дамы — интеллектуалки (хоть многие исследователи Натали в уме отказывают). Однако nota bene! домашнее образование, данное Таше Гончаровой, по уровню и качеству намного превосходило Танино.

  И наконец, различие 4-ое: ответ Татьяны Онегину давно известен каждому школьнику:

Я вас люблю (к чему лукавить?),
Но я другому отдана;
Я буду век ему верна.

  Вопрос в скобках «к чему лукавить?» придаёт её любовному признанию большую-таки долю отрицания. Зато про своего мужа Таня говорит безо всяких обиняков: «Я буду век ему верна.» И, снова nota bene! верна целиком и полностью: и телом, и душой…

  Ответ Натальи Пушкиной Дантесу стал известен лишь в 1946 году. Французский писатель Анри Труайя, биограф Пушкина, опубликовал в своей книге два письма Дантеса к барону Геккерену. Доверия у наших пушкинистов эти письма не заслужили. Та же С. Абрамович назвала многие фразы «вырванными из контекста».

  А содержание остальных писем стало известно совсем недавно, благодаря поискам в зарубежных архивах Владимира Фридкина. Этот физик также вёл переговоры с одним из потомков Дантеса — бароном Лотером, прося вернуть часть документов в Россию. Вместе с филологом-славистом итальянкой Сереной Витале ему удалось выйти на сводного брата барона. Молодая итальянка пустила вход всё своё женское обаяние, и переговоры в конце концов увенчались успехом. А наши филологи-пушкинисты теперь уже точно знают, что сказала Жоржу прекрасная Натали.

  Сказала она вот что:
“Я люблю Вас, как никогда не любила, но не просите больше, чем мое сердце, ибо все остальное мне не принадлежит.” Эти слова Натальи Николаевны Жорж Дантес цитирует в письме к приемному отцу — барону Геккерну.

  Как мы видим, написано прямо, безо всяких вводных слов и оборотов; безо всяких «лукавств»: люблю, как никогда не любила… И если Татьяна сразу же вспоминает про мужа: мол, в сраженьях изувечен, то — сё, то у Натали о Пушкине вообще ни слова!.. Вместо клятвы верности жалобное сетование «остальное мне не принадлежит». Как будто «остальное» принадлежит сестре-сиамской двойняшке… Ну что, очень похожи?

Главное различие

  Все твердят, что Наталья Николаевна, как и Татьяна Дмитриевна, была поставлена перед выбором: любовь или долг. И так же, как и Татьяна, Натали выбрала долг.

  По поводу Натали я согласна и с Минкиным, и с Фридкиным: да, она выбрала долг. Но перед Татьяной, как мне кажется, вопрос стоял немножко по-другому. Выбирать ей пришлось между страстью вожделения и любовью.

  И Таня, ни минуты не сомневаясь, выбрала Любовь. Ту самую, настоящую, которую тоже нужно писать с большой буквы. Любовь, несущую в себе сострадание, милосердие и глубокое уважение к человеку. А так как этот человек уже был её мужем, то ей понадобилось просто озвучить клятву супружеской верности. Что она и сделала. В этом, пожалуй, таится главное различие между Таней и Ташей.

  Знаю, кто-то сейчас хохотнёт и скажет: главное различие в том, что одна из дам — всего лишь литературный персонаж, выдуманный Пушкиным, а другая — его жена, живой человек во плоти и крови. Отвечу сразу: «Аминь!»

  Да, Пушкин, взяв в жёны юную Наташу Гончарову, начал перекраивать её под свой идеал. Увы и ах! Идеала в природе не существует. Как ни хороша только что созданная машина, — её КПД всё равно не будет стопроцентным. Почему и говорят: мысль изречённая есть ложь. При этом не стоит забывать, однако, что именно вечное несовершенство и толкает человека вперёд, на поиски лучшего.

  Да, прекрасная Натали физически осталась верна своему мужу. Но удовлетворило ли такое состояние дел Поэта?.. Любая вещь отбрасывает тень, и наши недостатки зачастую являются продолжением наших достоинств. И чем тише омут, тем страшнее черти, водящиеся в нём…

Маргарита Тучкова

  Минкин пишет: «Кто сегодня пожертвует счастьем, любовью, жизнью ради какого-то обряда…» А у меня в голове проносятся цветаевские строки:

Ах, на гравюре полустёртой
В один великолепный миг,
Я видела, Тучков-четвёртый,
Ваш нежный лик.

И вашу хрупкую фигуру,
И золотые ордена…
И я, поцеловав гравюру,
Не знала сна…

  На портрете всё того же Джоржа Доу генерал, действительно, вышел, аки херувим. Такие обычно взирают на нас со старых византийских мозаик.

  Вполне понятны чувства юной Марины Цветаевой. Нам осталось целовать лишь монитор компьютера… А каково же было молоденькой Маргарите Ласунской (Нарышкиной) осознавать, что она никогда не воссоединиться любимым Тучковым, поскольку замужем за другим?.. Но, если рассуждать как Минкин, то выходит и вовсе нечто страшноватенькое…

  Выходит, что родители юной Маргариты, добивавшиеся развода для своей дочери, были сущими безбожникам и ниспровергателями нравственных устоев. А самой Маргарите, капризной особе, надо было не сбегать в родительский дом, а терпеть до гробовой доски издевательства мужа-садиста. Уж рай бы она точно себе бы обеспечила!

  А почему красавчику генералу Тучкову 4-ому никто не запретил просить руки и сердца «разведёнки» у её родных?! Ай-ай-ай! Ведь сказано же в Евангелии от Матфея: «А Я говорю вам: кто разводится с женою своею, кроме вины прелюбодеяния, тот подает ей повод прелюбодействовать; и кто женится на разведенной, тот прелюбодействует.» Жаль, про мужей-развратников ничего не сказано! Наверно, Христос что-то и говорил, да Матфей не записал… А ведь случившееся с Маргаритой как раз из того разряда.

  Итак, Александр Викторович, Вам не кажется, что мы идём куда-то не туда?.. Вместо того, чтобы приближаться к сияющей белизной снега вершине, мы скользим по льду вниз — к краю глубокой пропасти. А всё потому, что верность верности рознь. Верность устаревшим догмам и обрядам ни к чему хорошему не приводила.

  Вон, в Израиле некоторые узколобые фанатики до сих пор по субботам закидывают камнями машины «скорой помощи». Они тоже хранят верность древним религиозным обрядам. Только Богу не нужны на Земле людские страдания.. Христос не читал паралитику проповедей про загробную жизнь. Он его исцелял для счастья в этой жизни. И делал это даже в субботу! Тем самым давая понять, что какой-то там обряд не должен застить свет в окне!

  А вообще, слова «обряд» и «обряжать» одного корня. Ну так что обряжается в красивые одежды? Решение двух любящих быть вместе и в горе, и в радости, пока смерть не разлучит, или же страх, самодурство и шкурные интересы?..

  И всё-таки как хорошо, что Маргарите Нарышкиной удалось добиться развода! Случай по тем временам просто уникальный. Видимо, члены Святейшего Синода 200 лет тому назад придерживались более широких взглядов, чем наш журналист-демократ. А ещё, конечно, помогли родственники, имевшие связи при дворе. Поддержали родители, осознавшие свою ошибку.

  Да, они считали, что подвернулась блестящая партия. Жених — молодой красавец-кавалергард Ласунский — имел безупречные манеры и хорошо говорил по-французски. Этого было достаточно, чтобы выдать за него замуж 16-летнюю девчонку. На самом деле, новоявленный зять оказался мотом, развратником и картежником. Так, однажды, проигравшись в карты в пух и прах, он поставил на кон молодую жену. Терпению юной особы настал предел — она сбежала от супруга-извращенца в родительский дом.

  Тучков посватался сразу же, как только стало известно о разводе. Но… получил отказ. Родители Маргариты, обжегшись на молоке, дули теперь и на воду — не поверили в его порядочность и добрые намерения. Потянулись долгие семь лет ожидания. Чуть ли не каждый день Тучков писал своей возлюбленной письма, полные нежных признаний, и стихи по-французски. Кто из сегодняшних молодых людей способен на такое? Кто будет надеяться без всяких на то оснований, хранить верность и ждать чуть ли не десятилетие? Александр Тучков всё-таки дождался: дали родители Маргариты согласие на второй брак. Поженившись, молодые супруги уже не разлучались.

  Маргарита сопровождала мужа в нелёгких заграничных походах. Так как в те времена женщинам в армии находится запрещалось, то она переодевалась денщиком. Носила сапоги и штаны, свою роскошную рыжую косу, свернув кольцом, прятала под фуражкой. Религиозные ортодоксы и сегодня, узнав про такой маскарад, передёрнутся. А тогда, если бы тайна раскрылась, — она бы пошла под синодальный суд. В обязанности молоденького «денщика» входило готовить горячие обеды, штопать одежду, перевязывать раненых. По сути дела, Маргарита Тучкова стала первой сестрой милосердия в русской армии. Потом ей суждено будет стать и создательницей первого в России мемориального комплекса.

  Грянула «гроза 12-го года…» В первый раз, чуть ли не силком, отправил генерал любимую жену в тыл: у той на руках уже был годовалый сын. И кто знает, может быть, тем самым он лишил себя надёжного оберега… Так в Бородинском сражении его бригада, входившая в состав дивизии Коновницына, располагалась на флешах, у деревни Семёновская. В момент, когда бой принял опасный характер, и солдатские ряды заколебались, Тучков схватил знамя и бросился вперёд, увлекая за собой бойцов в контратаку. Вражеское ядро ударило ему в грудь. А взметнувшийся к небу слой земли засыпал разорванные останки.

  Когда французы отступили, и на Бородинском поле начали рыть могилы, Маргарита долго искала тело мужа. Но тщетно. Многодневные поиски ничего не дали… Потом, на Бородинском поле, на месте гибели горячо любимого супруга, она возведёт часовню, затем и каменный храм Спаса Нерукотворного. Около этого храма вскоре поселится целая община монахинь и вдов, и образуется Спасо-Бородинский монастырь.

  Всего 6 лет прожила красавица Маргарита в счастливом браке. Оставшиеся 40 лет своей жизни она проживёт вдовой и монахиней, навсегда сохранив в своём сердце воспоминания об Александре Тучкове. Такой любовью и верностью я готова восхищаться до бесконечности! Потому что это верность не каким-то косным догмам и обрядам. Это верность любимому человеку и его памяти.

Чёрная роза Тифлиса

  История оставила нам ещё один пример верности из той, теперь уже далёкой, пушкинской поры. Пример и памятник. Жаль, что сейчас он находится за границей — на территории не очень дружественного к нам в данный момент государства. Солнечный Тбилиси — столица нынче независимой Грузии. Независимой в том числе и от своей исторической памяти… Склоны горы Мтацминды утопают в пышной зелени. На вершине высится храм Давида. А там…

…Там, в тёмном гроте — мавзолей,
И — скромный дар вдовы —
Лампадка светит в полутьме,
Чтоб прочитали вы
Ту надпись, и чтоб вам она
Напомнила сама —
Два горя: горе от любви
И горе от ума.
(Яков Полонский)

  Если Маргарита со своим Александром Тучковым прожила вместе 6 лет, то грузинской княжне Нино судьба отмерила всего 3 месяца. Направляясь с дипломатической миссией в Тегеран, Грибоедов попутно заехал в гости к близкому другу Александру Чавчавадзе. Дочку друга — Ниночку — он знал совсем ещё маленькой девочкой, которой давал уроки французского и музыки. Каково же было изумление писателя и дипломата, когда его взору предстала уже выросшая Нина — настоящая восточная красавица!

  Дальше всё закружилось в ослепительном сказочном вихре. Помолвка — свадьба — неделя безмятежного счастья. И вот они уже вместе едут к месту дальнейшей службы . Но оставив беременную жену в Тебризе, в Тегеран Грибоедов приедет один.

  Как отметят местные хроникёры, Солнце находилось тогда в знаке Скорпиона. Другими словами, стоял ноябрь 1828 года. А 30-го января 1829 года Грибоедова зверски убьют религиозные фанатики. Так шестнадцатилетняя Нино, родив ребёнка, который проживёт 1 лишь день, похоронив мужа, навсегда останется вдовой…

  Нет, она не сойдёт с ума, не утонет в слезах; её будут видеть и на балах, и на музыкальных вечерах, но — всегда одетой в чёрное траурное платье. Многие мужчины начнут просить её руки и сердца, но получат отказ. «Чёрная роза Тифлиса,» — так станут звать её горожане. Вдова Грибоедова погибнет в возрасте 44 лет. Когда нагрянет эпидемия холеры, она, отказавшись от эвакуации, останется ухаживать за больными…

  Три месяца счастья и почти 30 лет горестного одиночества… Спрашивается, какие религиозные догмы и каноны, какие церковные клятвы держали её? Выходит, что никакие. Ведь клятва, данная у налоя, действительна лишь до той поры, «пока смерть не разлучит». Выходит, что держала любовь к замечательному человеку, ставшему ей мужем. На могильном памятнике Грибоедову, по её просьбе, высечены следующие слова: «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя?» Вопросы к мёртвым, как и вопросы к Богу, остаются без ответа… Только нам, живущим на этой грешной земле, суждено вновь и вновь замирать в восхищении перед подвигом Верности грузинской княжны.

   Пушкину, несомненно, были известны истории этих двух женщин. Позже к ним добавятся также истории жён декабристов. Эти женщины тоже не были скованы церковными клятвами; царь и синод давали им право на развод. Из всех жён декабристов 17 этим правом на измену не воспользовались — отправились вслед за мужьями в далёкую, холодную Сибирь И тем самым дали понять российской самодержавной деспотии, что на область мыслей и чувств её власть не распространяется.

Урок гению

  На фоне этих историй верность Натальи Николаевны выглядит, по меньшей мере, неубедительно. Да, формально Натали осталась верна супружескому долгу. Но, храня верность телесную, она не сохранила верность душевную. Слова «я люблю вас, как никогда не любила…» сказаны не Пушкину!

  Вот и хочется сказать автору романа о поэме: «Александр Викторович,будьте внимательны! Пейзажи на горной тропе открываются удивительной красоты, но и опасность сорваться в глубокую пропасть или угодить в расщелину тоже есть.»

  Самые высокие горы на Земном шаре, как известно, — Гималаи. В этих труднодоступных местах располагается маленькая загадочная страна — Тибет. Страна, утратившая в прошлом веке свою независимость, сейчас считается автономией Китая. Её коренное население привыкло обитать в таких суровых условиях, в каких многим иностранцам просто не выжить. Тибетцы стойко переносят и резкие перепады температур, и нехватку кислорода, и отсутствие дорог. Оползни и камнепады их тоже не пугают. Их духовные наставники — ламы — учат, что трудности нам даются для нашего совершенствования.

  Человек приходит в этот мир, как ученик — в школу. И обучение в Школе Жизни продолжается до самого последнего вздоха. Гении, как правило, воплощаются, чтобы учить других. Но одновременно они учатся и сами. Учатся по каким-то своим гениальным — сверхсложным и сверхускоренным — программам.

  Поимеем дерзость призадуматься: какой же урок был дан Пушкину? Не нам, конечно, об этом судить-рядить, но всё-таки… Наверно, тема урока звучала так: имеет ли значение верность телесная, если сердце женщины отдано другому? Другими словами, что важнее: душа или тело? В юности — хулиган, бретёр, повеса, -Пушкин прекрасно понимал, что рано или поздно он сам окажется в роли Командора… Отсюда и его озабоченность верностью супружескому долгу. Но, получив желаемый результат, остался ли он удовлетворён?

  Фридкин в своих книгах доказывает, что нет:
«Физическая верность героини законному супругу для самого Пушкина в этой истории оказывается не главной. Для поэтов всегда была важнее душа…»
Как доказательство правильности выводов физика, можно привести отрывок из письма Пушкина жене за 1833 г. Отрывок теперь уже общеизвестный, кочующий из одной монографии в другую. Вот он:

  «Гляделась ли ты в зеркало, и уверилась ли ты, что с твоим лицом ничего сравнить нельзя на свете — а душу твою люблю я ещё более твоего лица.»

  И всё-таки сперва пишет про лицо. Точно так же и его герой Ленский восторгается сперва телесными прелестями подруги, и лишь потом — спохватившись — вспоминает про душу:

…как похорошели
У Ольги плечи, что за грудь…
Что за душа!

  Кстати, это ещё один штришочек, делающий героя поэмы похожим на самого Поэта. Неудивительно, что у многих читателей возникала мысль о предсказании. Сперва идёт созерцание телесных «совершенств», а потом, — чтоб не выглядеть уж совсем животными, — вспоминают про душу. А надо бы наоборот…

  К сожалению, осознать в полной мере эту истину Пушкин смог лишь на последнем году жизни. Действительно, к чему верность телесная, если любимая женщина всей душой — с другим; если её сердце отдано другому? Как жить в семье, где всё до самого дна пронизано ложью, притворством и лицемерием? Причину, почему Пушкин так упорно добивался дуэли, Фридкин видит в невыносимой для поэта семейной обстановке.

  А семья для Пушкина была последним пристанищем, этаким островком безопасности среди житейских невзгод. Фридкин пишет:

   «Чем враждебнее был светский Петербург, злее преследование цензуры, удушливее общественная жизнь и горше непонимание близких друзей, тем ближе и важнее была для Пушкина семья, его дом.»

  Воистину, мой дом — моя крепость! Эта поговорка, как нельзя лучше, подходит для описания жизненной ситуации, в какой находился поэт и его мироощущения. “Цитаделью личной независимости и человеческого достоинства” называл семейный круг Пушкина Ю. Лотман. И вот эта «крепость», эта «цитадель» вдруг сложилась как карточный домик…

  Можно по-разному относиться к личности Натальи Николаевны. На одном конце шкалы расположился «нуль», что выставили ей Ахматова и Цветаева. На другом конце — слова влюблённого Пушкина: «Чистейшей прелести чистейший образец…» Истина же, как всегда, лежит посередине.

  Я не хочу здесь углубляться в эту тему, чтобы не уйти от основного направления далеко и надолго. Ясно только одно. То, что получилось у героя свободного романа генерала N. N. или у реального генерала Сержа Волконского, или у дипломата Грибоедова, то — увы! — не вышло у самого поэта. «Пламень поневоле» так и не стал — да и не мог стать — истинным пламенем любви!

Кап.вложения в Вечность

  Тут возникает «оскорбляющая чувства определённой категории лиц» мысль: не схожа ли такая вот супружеская верность, основанная лишь на религиозных догмах, с той же проституцией?! Ведь уличная жрица любви ложится под любого клиента, надеясь после получить денежное вознаграждение. Точно так же и верная жена, не любящая своего спутника, но исполняющая супружеский долг только из-за догматов веры, тоже ведь ждёт вознаграждения — посмертного вечного райского блаженства на Небесах. А что значат несколько десятков земных лет по сравнению с вечностью в райских кущах?! «Только миг между прошлым и будущим…» Потерпеть можно. Недаром индийский философ и мистик Бхагван шри Раджниш (Ошо) называл таких «верующих» самыми алчными людьми на Земном шаре. «Ещё бы! Они делают кап.вложения в Вечность!»- восклицал восточный мудрец.

  Уж не пришёл ли Пушкин в последний год своей жизни именно к такому выводу, осознав ошибочность своих прежних взглядов?.. Если это так, то становится понятно, почему семейная обстановка стала для него столь невыносима. Дом превратился в бордель одного клиента, любимая жена — «чистейшей прелести чистейший образец» — в уличную гризетку, оного клиента обслуживающую.

  Да, Пушкин был озабочен в первую очередь незапятнанностью своей чести. Поэтому и ставил телесную верность женщины во главу угла. Мол, неважно, что у красивой куколки на уме и в душе, — лишь бы мне рогов не наставляла. Будучи молодым, в одном из писем к Анне Керн, он лихо утверждал, что в девицах «главное — это глаза, зубы, ручки и ножки.» Вот такие взгляды имел в молодости наш Александр Сергеич, несмотря на то, что среди женщин, окружавших его, попадались личности незаурядные (одна Е. И. Голицына чего стоит! Красавица. Математик, предшественница Софьи Ковалевской — кстати, об этом у Минкина ни гу-гу, хотя сама Голицына упоминается.). Как видим, до признания в наличии у женщины души и ума — ещё пилить и пилить…

Е. И. Голицына

  Даже перед свадьбой, в письме к своей будущей тёще Поэт опять изложит нечто подобное:»Обязанность моей жены — подчиняться тому, что я себе позволю. Не восемнадцатилетней женщине управлять мужчиной, которому 32 года”.

  И за мужской эгоизм, потребительское отношение к женщине вообще и к юной жене в частности пришлось платить самую высокую цену. Бумеранг обратно прилетел именно тогда, когда быть по-настоящему любимым затравленному со всех сторон Поэту хотелось больше всего.
Можно по-разному относиться к ошибкам и заблуждениям гения. Можно не замечать неприятных фактов или доказывать с пеной у рта, что их не было. Можно великодушно прощать, помня о том хорошем, что оставил после себя гениальный человек. Кто без греха? И на Солнце есть пятна (здесь тоже Солнце — русской поэзии)… Можно низвергать с пьедестала, оплёвывать и поносить… Минкин же призывает нас восхищаться теми ошибочными взглядами и суждениями, от которых Поэт под конец отказался сам.

  Так и хочется взять незадачливого гида за шкирку встряхнуть хорошенько и заорать на ухо:
— Очнитесь, Александр Викторович! Такая верность восхищения не заслуживает… Мы — не на вершине восьмитысячника! Мы — в глубокой расщелине! Холод, усталость, нехватка кислорода… Вот и мерещится, чёрт знает что!.. Надо отдать должное: забрались мы довольно-таки высоко.

Верность идеалам Свободы

  И всё-таки… Несмотря на все недостатки, есть у «Немого Онегина» одна особенность, ради чего я готова перечитывать минкинский «роман о поэме» ещё и ещё. Написать, что произведение отличается преданностью идеалам Свободы — значит, написать шаблонную фразу. От заезженных шаблонов всегда воротит. Но если эта шаблонная фраза наиболее уместна здесь и сейчас, то почему нужно от неё отказываться? В конце концов, как говорил герой известного мультика Норнштейна, плыть надо не по течению и не против течения; плыть надо туда, куда тебе надо. Да, именно преданностью и/или верностью идеалам Свободы мне нравится это произведение А. В. Минкина.

  Да, именно верность идеалам Свободы (той самой, что с большой буквы) и хранил Поэт до конца дней своих. Любая российская власть пыталась и будет пытаться сделать курчавого гения своим апологетом; подминать под себя, вымарывая неугодные ей строки, перекраивая биографию… Несколько лет тому назад (то ли 1997, то ли в 1999 гг. — не помню точно) изо всех зомбоящиков неслась строфа пушкинского «Памятника» в редакции Жуковского:

И долго буду тем народу я любезен,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что прелестью живой стихов я был полезен
И милость к падшим призывал.

  Спрашивается, зачем они это делали?.. Зачем чуть позже, в 2007 г., они выпустили фильм «Союз спасения»? Этакий парадный глянец, выхолощенный компьютерной графикой… Декабристы там показаны неадекватными пьянчугами, которые сами не понимали, чего хотели и чего добивались.

  А уж фонтаны крови, как из брандспойта ничего, кроме ощущения фальши, не вызывают… Раньше такое достигалось разбрызгиванием клюквенного сока. Теперь даже в программе Paint на стареньком домашнем компе любые брызги воды можно запросто перекрасить в красный цвет. Слава Богу, хоть полезный витаминизированный напиток не тратят на глупости.

  А про само зрелище замечу, что на рисунках Карла Гампельна видны совсем другие лица, нежели на наших экранах. И на столах там, отнюдь, не бутылки со спиртным и опрокинутые рюмочки. Видим книги, бумаги, палитру с красками (старший из братьев Коновницыных — Пётр — что-то рисует). Из всех «вредностей» — лишь картуз с табаком. Но при курении через длинные чубуки этот вред сводится к минимуму. И симпатичные ребята вовсе не похожи на шизоидных маньяков.

  О причинах, побудивших их выйти на Сенатскую площадь, и о целях восстания тот же Пётр на допросе дал чёткий ответ: «цель общества сего была истребовать прав и законов государству».

  Тем самым утверждение, что восстание декабристов — «хайп ради хайпа», перечёркивается напрочь жирной чертой! «Хайпом» такое не называется. Не судите по себе, господа потомки! Да и женщины, бросив детей, вряд ли поедут на край света за пьяными придурками… Значит, было за кем ехать!

  Кстати, для сравнения тем, кто сетует о 5-ти тысячах погибших на Сенатской площади. За всё время царствования Николая 1 в России каждый год в среднем происходило до 60 крестьянских бунтов. Все они жестоко подавлялись, буквально топились в мужицкой крови. Спрашивается: сколько Сенатских можно было бы этой кровью залить?..

  Ну так зачем они нам «выносят мозг»? «Они», это понятно, кто. Режиссёр, сценарист, съёмочная группа и так далее — выше по вертикали… Какой месседж посылается населению с самого верха? Мол, не выходите на Болотную и прочие площади, если не хотите выглядеть похожими на экранных психопатов-параноиков. Мол, зрелый Пушкин, на самом деле, отрёкся от идеалов «юности мятежной» и стал именно такой — «любезный-полезный» власть предержащим.

  Но мы — не дебилы и не бараны; прекрасно помним строки подлинника:

И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал.

  И год написания стихотворения тоже помним: 1836. Последний год жизни Поэта. Следующий — 1837 — подарит всего какой-то месяц. Как видим, верность идеалам Свободы Пушкин хранил до гробовой доски.

  Чего старались-то?.. Зачем исправлял текст Жуковский, вполне объяснимо. Он пытался, хоть как-то, протащить стихи своего опального Ученика сквозь рогатки царской цензуры. И ради этой же цели, он поменял Попа на Купца в известной сказке про Балду. Нас же сейчас старательно убеждают в том, что это поздняя редакция самого Пушкина. Мол, Поэт под конец своей жизни стал истинно верующим, православным.

  Окститесь, господа! Священник Б. Васильев (о котором я писала выше) в своей книге пушкинскую «Сказку о попе…» не рассматривает вообще. Так, как будто, и нет у Пушкина такого произведения. Однако та же «Гаврилиада» разбирается Васильевым подробно. Показывается, как менялось отношение Поэта к данному опусу по мере его духовного взросления.

  Почему же про «Сказку о попе…» у Васильева — ни слова? Да потому что «Сказка о попе…» не о Вере. Она — о жадном и трусливом служителе культа. Можно ли сатирически высмеивать церковных иерархов? Вполне себе. Ибо они такие же грешники, как и все остальные люди, живущие на Земном шаре. Иначе, если этого не делать, — погрязнут в самодовольном фарисействе по уши. И ничего Пушкин в своей сказке сам не менял!

Стансы «К друзьям»

  У Минкина и Васильева есть ещё одна общая тема. Они оба разбирают пушкинское стихотворение «К друзьям». Стансы эти больше известны по первой строке: «Нет, я не льстец, когда царю / Хвалу свободную слагаю…» Признаюсь сразу: мне больше нравится комментарий А. Минкина.

  Б. Васильев пишет, что после Михайловской ссылки Пушкин размежевался во взглядах с декабристами. «Он переходит на активную и созидательную позицию, ставит себе целью сознательно и систематически влиять на царя пером, литературно-поэтическим творчеством,» — утверждает Васильев в своей книге. Стихи «К друзьям» священник приводит как доказательство.

  Но разойтись во взглядах с декабристами так просто Пушкин не мог. Потому что декабристы по взглядам и мировоззрению были очень разными. Например, если «Южное общество» ратовало за республику, то «северяне» стояли за конституционную монархию. Был и целый ряд других отличий. Разбирать их здесь — только отвлекаться от основной темы.

  Причём, уже на другой странице Б. Васильев доказывает (и весьма убедительно!), что Пушкин до конца оставался верен идеалам Свободы. Как одно с другим совмещалось в представлении Васильева, для меня так и остаётся загадкой. Наверно, он как священник не хотел хулить Помазанника Божия. И второй вопрос: почему такое, казалось бы, лояльное к монарху стихотворение пролежало «под сукном» ещё 30 лет? Васильев на него тоже вразумительного ответа не даёт.

  Зато даёт вполне обстоятельный ответ наш Минкин-Сан! Он, пожалуй, один из немногих, кто уловил скрытую едкую иронию в пушкинских стансах. Этой иронии не заметили даже друзья Поэта, опрометчиво обвинив его в «лизании шпор». Хорошее «лизание», если стишок напечатали лишь в 1857 году.

  Минкин иронизирует вслед за Пушкиным, доводя до ума читателей смысл каждого предложения. Действительно, своё правление новый царь начал очень бодро. Не стал церемониться и разбираться, чего хотят собравшиеся на Сенатской. А просто приказал поливать всех подряд картечью.

  А уж «оживлять Россию войной — прекрасная идея». Что правда, Александр Викторович, то правда! Отличный способ переключить внимание граждан с внутренних проблем на внешнего врага. Сколько буйных голов поляжет на полях сражений! Кровопускание — лучший метод лечения многих болезней, в том числе и государственных. И надежды оживляются именно тогда, когда всё, из рук вон, плохо. При благодатном житии надеяться нет повода: и так хорошо. А тут сиди и надейся, что снимут кандалы с сосланных друзей, что прорубят окна в тюрьме Петровского завода под Читой…
Нет, новый царь — вроде бы малый ничего, полюбить можно!..

«…не жесток в нем дух державный;
Тому, кого карает явно,
Он втайне милости творит.»

  Заменил ведь он тем пятерым средневековое четвертование на повешенье. Какая милость-то! Если сравнивать с Петром Великим, который собственноручно рубил головы восставшим стрельцам, Николай Палыч — просто ангел!.. Велел привезти из псковской глуши в столицу и опального Певца. Сменил тесную клетку на короткий поводок. А с хорошим хозяином пёс и на коротком поводке может много чего увидеть.

  Не понятно, чего этот — Помилованный и Обласканный — рвётся с поводка на все четыре стороны. Ему, хоть в Париж, хоть в Китай, хоть на войну с турками, — лишь бы из столицы свалить куда подальше… Васильев пишет, что Пушкин стремился на фронт, движимый патриотическим чувством. А уехать в Китай какое чувство им двигало?..

Метание бисера

  Как хорошо, что А. Минкин в своём «Н. О.» приводит отрывки писем Бенкендорфа, царя и самого Поэта. Ситуация мигом проясняется. Да, по приезде в Петербург, после аудиенции с Государем Императором, Пушкин послал тому свой план обустройства России. Главную ставку Поэт делал на народное просвещение, чем и предлагал вместе заняться новому царю.

  Но через Бенкендорфа Николай Палыч дал понять не в меру разошедшемуся Поэту, что у него другое видение проблемы: «Нравственность, прилежное служение, усердие — предпочесть должно просвещению неопытному, безнравственному и бесполезному.» Мол, остынь, Сверчок, — знай свой шесток! Умные и образованные России не нужны: с ними очень хлопотно. Вот дурак, прилежно исполняющий любой приказ начальства и усердно лижущий ему задницу, — самое оно!..

  Неслучайно и в наши дни сливаются школы, разваливаются институты, учёные влачат нищее существование и массово уезжают за рубеж. Власти умные и талантливые не нужны. Быдлом править легче. А. Минкин точно подметил, что царский ответ Пушкину сейчас и по телевизору, и в Думе цитируется депутатами чуть ли не слово в слово.

  Ещё ранее Пушкин сказал про пьесу «Горе от ума», что как раз ума-то у Чацкого не так-то уж и много. Из Михайловской ссылки он писал А. Бестужеву: » Все, что говорит он, очень умно. Но кому говорит он все это? Фамусову? Скалозубу? На бале московским бабушкам? Молчалину? Это непростительно. Первый признак умного человека – с первого взгляду знать, с кем имеешь дело, и не метать бисера перед Репетиловыми и тому под<обными>…»

  Наверное, радостная эйфория по поводу возвращения в столицу была очень сильна. Настолько сильна, что Поэт напрочь забыл про свои же правила. Теперь он сам, не хуже Чацкого, начал метать словесный бисер перед новым императором. А может, Пушкин пошёл на эту глупость сознательно, тестируя тем самым царя Николая 1. Как бы там ни было, ответ от монарха, полученный через Бенкендорфа, не оставил никаких иллюзий. Гению хватило одного письма, чтобы понять, кто перед ним.

  Здоровенный, жирный хряк, поросший рыжеватой щетиной, развалился в грязной луже на пути, источая зловоние… И что тут делать? «Сознательно и систематически влиять на него пером, литературно-поэтическим творчеством»?.. Нет уж, увольте! Смешно словесно просить такого уступить дорогу — нужно гнать сильным пинком под зад. Ну а если сил нет или неохота мараться, тогда постараться как-то пройти по обочине. И недаром Пушкин весь великосветский Петербург называл «свинским». В стихотворении «К друзьям» он горестно подводит итог:

Беда стране, где раб и льстец
Одни приближены к престолу,
А небом избранный певец
Молчит, потупя очи долу.
                                            1828 г.

  Минкин же про эти стансы заметил очень правильно, что Поэт их «начал за здравие — кончил за упокой».

Поэт и царь

  При советской власти — «во времена укромные, теперь почти былинные» — в гибели Поэта вовсю винили только царя-тирана и его приспешников. Дантес был одним из тех, кто «жадною толпой» стоял у трона. Сейчас маятник качнулся в другую сторону. Царь-батюшка как бы и ни причём. Причину гибели видят лишь банальном адюльтере и в необузданных африканских страстях самого Пушкина. Опять повторюсь, что истина лежит где-то посередине. И Минкин в общем-то нащупывает её правильное местонахождение.

  Действительно, кто держал Поэта на коротком поводке, никуда не выпуская? Нельзя было ни в Европу — ни в Азию, ни в Париж — ни в Китай. Кто не давал столь нужного Поэту отпуска, лишив возможности уехать всей семьёй в деревню? Там бы хоть финансовые дела поправили… По чьему указу была организована тотальная слежка, вскрывалась и прочитывалась вся личная переписка?

  Пушкину оставалось лишь констатировать в дневнике: «Однако, какая глубокая безнравственность в привычках нашего правительства! Полиция распечатывает письма мужа к жене и приносит читать их царю…, и царь не стыдится в том признаться — и давать ход интриге, достойной Видока и Булгарина!”

  И кстати, с чьего молчаливого согласия Булгарин и иже с ним плели свои интриги?

  Минкин приводит очень показательный отрывок из царских указаний шефу жандармов:
Николай 1 — Бенкендорфу
Санкт-Петербург 1830 г.
«Я забыл вам сказать, любезный друг, что в сегодняшнем номере Пчелы («Северная Пчела») находится опять несправедливейшая и пошлейшая статья, направленная против Пушкина; к этой статье наверное будет продолжение: поэтому предлагаю вам призвать Булгарина и запретить ему отныне печатать какие бы то ни было критики на литературные произведения и, если возможно, запретите его журнал.»

  Далее идёт комментарий самого Минкина. Реакция молниеносная. Создаётся ощущение открытого чата в каких-нибудь «Одноклассниках»:
«»В этой замечательной записке самодержца особенно умиляет выражение «если возможно».»

  Действительно, прелесть! Созерцая которую, от умиления невольно прослезишься. «Если возможно» пишет человек, наделённый неограниченной властью. Он что, разрешения просит у подчинённого?.. «Предлагаю вам»… Простите, а кто Император Всероссийский: Бенкендорф или Романов? Вот уж, ей-богу, нет слова «не могу» — есть слово «не хочу»! Приструнить зарвавшегося писаку-пасквилянта он, сидевший на троне, видите ли, не мог. Зато пушкинские шедевры клал «под сукно» безо всяких сомнений и согласований с кем-либо…

  То же самое и с Дантесом. Кавалергарды являлись личной охраной императора. Дантес по долгу службы встречался с царём и в Зимнем, и в Аничковом дворцах чуть ли не каждый день. Иногда меж ними случался обмен любезностями на французском, о чём Жорж радостно сообщал в письмах барону Геккерну. Дал бы понять царствующий начальник наглому поручику, что его поведение заслуживает порицания, — тот Натали обходил бы в радиусе пушечного выстрела!.. Да и наказание этому прохвосту монарх свёл на «нет» одним лишь росчерком пера. Ну да, лишили дворянства, разжаловали в солдаты… И тут же вышвырнули за границу, как не российского подданного. По сути дела, царь отпустил убийцу на все четыре стороны!

   Известен ещё один интересный факт. После того, как друзьям удалось замять первую дуэль с Дантесом, царь вызвал Пушкина к себе для разговора. По сути дела, это был вызов «на ковёр» к венценосному начальнику для выговора. Царь взял с Поэта слово, что тот больше не будет устраивать дуэлей. О чём у них там речь шла ещё, так и осталось тайной. Только по ходу беседы Император Пушкину пообещал: мол, если с тобой что-нибудь случится, — жена и дети без поддержки не останутся.

  Вот тут и возникает интересный вопрос: а что могло случиться, если дуэли запрещены? Выходит, если Бенкендорф проболтался о слежке, то Николай Палыч — о… готовящемся покушении?!

  Действительно, после гибели Пушкина все его долги были оплачены из государственной казны. Вдове и дочерям назначены пенсии, сыновья были записаны в пажеский корпус. Полное собрание сочинений Пушкина тоже издали за казённый счёт — выручка от продаж пошла семье.

  Казалось бы, снизошла благодать — живите и радуйтесь! Но если почитать письма Натальи Николаевны за 7 лет вдовства, то просто поразишься, в какой нищете они жили. Взять хотя бы даже такой факт. Да, царь очистил болдинские деревни от долгов — они стали приносить приличный доход. Но отошли они в пользование не детям Поэта, а обратно — его отцу. А Сергей Львович делиться доходами со снохой и внуками не пожелал. Ну и кому помог Император Всероссийский?..

  Вдова Пушкина постоянно вынуждена была униженно просить денег. И она, каждый раз робко извиняясь, просила помощи у окружающих её людей. Просила смиренно у брата, у тётушек, у друзей Поэта… Средств к существованию катастрофически не хватало. Ничего не скажешь, отвалил Николай Палыч от всех щедрот! Даже с убитой горем женщиной и малыми детьми не сумел обойтись по-человечески…

Васильковые дурачества

  А ведь он, Самодержец Всероссийский, её тоже любил… Конечно, называть «любовью» домогательства царственного самодура можно лишь с большой натяжкой.

  Замечу , что А . Минкин в своём «Н. О.» почти ничего не пишет о Наталье Николаевне. Косвенные упоминания о ней — как бы мимоходом, вскользь — не в счёт. А ведь она — одна из главных действующих лиц драмы, что разыгралась в феврале 1837 г. О причинах молчания Минкина остаётся лишь гадать. Наверно, он следует пушкинской предсмертной просьбе «Наташу не тревожить». Умирая Поэт просил друзей оберегать её саму, её имя и честь от разных клеветнических домыслов.

  Но, уж коли речь идёт о Николае Палыче, то сказать всё-таки нужно хотя бы то, что домыслом не является. Разврат этого царя стоял на втором месте, после его жестокости. Не было в Петербурге ни одной мало-мальски известной дамы, которая не стала бы жертвой царского харассмента. В светских кругах амурные похождения императора называли «васильковыми дурачествами».

  Писатель и публицист революционно-демократического толка Н. А. Добролюбов через 18 лет после пушкинской дуэли, в 1855 г., напишет статью о «Разврате Николая Палыча и его приближённых любимцев». Там будет сказано, что “женский светский аристократический Петербург составлял личный гарем царя”. Показная набожность не мешала Николаю Палычу предаваться любовным утехам. “Можно сказать, — писал Добролюбов, — что нет и не было при дворе ни одной фрейлины, которая была бы взята ко двору без покушений на её любовь со стороны или самого государя, или кого-нибудь из его августейшего семейства. <…> брали девушку знатной фамилии во фрейлины, употребляли её для услуг благочестивейшего самодержавнейшего государя нашего, и затем императрица Александра начинала сватать обесчещенную девушку за кого-нибудь из придворных женихов”.

  Насилию подвергались не только фрейлины, но и воспитанницы Смольного института, и молоденькие ученицы театральных трупп. Пушкин иронически замечает в одном из писем к Натали: «… ты кого-то [намек на царя. — Н. С.] довела до такого отчаяния своим кокетством и жестокостью, что он завел себе в утешение гарем из театральных воспитанниц…»

  В школе, уча стихотворение Лермонтова «На смерть Поэта», не очень-то задумывается кто-нибудь из старшеклассников над словами «наперсники разврата». Да что там школьники, когда даже некоторые взрослые вряд ли объяснят значение слова «наперсник» — перепутают с «напёрстком». Мне смысл в полной мере открылся после прочтения добролюбовской статьи. Стало понятным, почему Пушкин не пустил свояченницу Екатерину Гончарову жить в дворцовый флигель для фрейлин. Почему он злился и скандалил, когда графиня Нессельроде без его ведома привезла Наташу в Аничков дворец. Конечно, старая карга Нессельроде уже тогда затевала смертельную интригу против Пушкина — выставила напоказ коронованному развратнику Мадонну Поэта… И конечно же, пропустить такую красавицу, как Наталья Пушкина, царственный похотливец попросту не мог.

  Узнав о смерти Поэта, Николай 1 так написал поэтому поводу своему брату Михаилу: «Пушкин погиб, и, слава Богу, умер христианином.» Вот уж, действительно, чья бы корова мычала, а его б — молчала! Сам император умрёт, отнюдь, не по-христиански. Дореволюционные учебники истории факт самоубийства этого царя стыдливо замалчивали. Наверно, по инерции молчали о царском суициде и советские учебники. Более словоохотливыми, нежели историки, оказались поэты:

Я горестно люблю Сороковые годы.
Спокойно. Пушкин мертв. Жизнь, как шоссе, пряма.
Торчат шлагбаумы. И, камер-юнкер моды,
Брамбеус тратит блеск таланта и ума.
Одоевский дурит и варит элексиры.
Чай пьют чиновники с ванильным сухарем.
И доживают век Прелесты и Плениры,
Чьи моськи жирные хрипят вдесятером.
Что делать, Боже мой! Лампады богаделен –
И те едва чадят у замкнутых ворот.
Теснят Нахимова, и Лермонтов пристрелен,
И Достоевского взвели на эшафот.
Как поздним октябрем в душе буреет опаль
Листвы безжизненной, и моросит тоска…
Но будет, черт возьми, но грянет Севастополь
И подведет итог щепоткой мышьяка!
                                                                1949 г.
                                          (Георгий Шенгели)

  Если поглядеть на дату написания этого стихотворения, — невольно похолодеешь. 1949 год… Ещё смеются тараканьи усища — жив Отец Народов. Так какие сороковые годы имеются ввиду, чёрт возьми?! Века 19-го, 20-го или… У нас, в какой временной отрезок ни ткни, всё одно и то же.

Эффективные менеджеры

  Поэтому от Государя Императора Николая Палыча Минкин очень легко перебрасывает мостик к Кремлёвскому Горцу. Эти два лоскутка на одеяле сочетаются между собой отлично — сходятся и по рисунку, и по структуре ткани. Сталин и загубленные им литераторы: Мандельштам, Булгаков, Зощенко, Цветаева… Список длинный. Те, кто не побоялся заглянуть в звериные зрачки веку-волкодаву и сумел остаться при этом самим собой.

  Напоминать о них нужно и сейчас, когда идёт тихая и, — прямо скажем так, — ползучая реабилитация «Вождя всех времён и народов». Товарищ Сталин сегодня не только «большой учёный», но и «эффективный менеджер». Если так рассуждать, то в «эффективные менеджеры» можно записать и египетских фараонов. Вон, какие пирамиды отгрохали — до сих пор стоят! А сколько рабов погибло на «стройках тысячелетия», не столь важно… Чингиз-хана же признаем «эффективным менеджером» в военном деле. Если струсил один боец, — казнил десяток. Дрогнул десяток — казнил сотню. Он тоже пирамиды возводил — из человеческих черепов. И ничего, что эти сооружения высились везде по Степи! Зато вся Азия и пол-Европы лежали у ног Великого Монгола…

  А напоследок мне хочется попросить автора романа о поэме вот о чём… Александр Викторович! Если Вам попадётся хоть что-то, наподобие машины времени, — прихватите и меня с собой! Пожалуйста, я Вас очень прошу!. Мне тоже очень нужно туда… И не надо спрашивать меня тоном экзаменатора: «Куда?» Ясно же Вам, куда… Туда!.. В Болдино! Хронологическая координата: 19 октября 1830 года. А может быть, возьмём на шкале дат на 2-3 дня пораньше. Не то прилетим и увидим лишь горсточку пепла… А я тоже очень хочу прочесть 10-ую песнь «Евгения Онегина».

Записки светских сплетниц

  На этом я могла бы и закончить свой критический разбор романа о поэме. Можно было бы поставить точку, если бы не одно «но»… В процессе чтения — где-то в середине романа — у меня мелькнула одна мысль по поводу последней дуэли Поэта. Я думала, что её под конец выскажет и Александр Минкин. И это будет той самой вершиной, куда мы так долго взбирались.

  Ну не может такого быть, — думала я, — чтоб идея приходила только в одну голову. Как правило, осеняет сразу или через очень короткие промежутки времени сразу нескольких человек. А потом разбирай, кто изобрёл радио: Попов или Маркони? Увы и ах! Совпадения у нас с Минкин-Саном не произошло… И в этом было, пожалуй, главное моё разочарование.

  А мысль, внезапно пришедшая в голову, была вот о чём. Почему Пушкин так упорно добивался второй дуэли с Дантесом? Первую дуэль удалось предотвратить друзьям и родственникам. Казалось бы, конфликт улажен. Честь Поэта защищена. Натали во всём призналась мужу и раскаялась.

  Из записей П. Вяземского знаем, что “Пушкин был тронут ее доверием, раскаяньем и встревожен опасностью, которая ей угрожала”. Дантеса вынужденно женили на сестре Натальи Николаевны — Екатерине, которую он к тому времени уже успел обрюхатить. Спрашивается: «Чего же боле?» Почему, как только всё успокоилось, и друзья утратили бдительность, — Пушкин пишет письмо барону Геккерну?

  По словам модного писателя того времени Владимира Соллогуба,“Все хотели остановить Пушкина. Один Пушкин того не хотел… » Многие объясняют это тем, что Дантес, и будучи женатым, продолжал домогаться Натали. Например, сохранилось письменное свидетельство о том, что 23-го января на балу у Воронцовых поведение Дантеса было уже чересчур наглым. Светская львица Дарья Фикельмон в своём дневнике записала: «Он [Дантес — Н. С.] так скомпрометировал госпожу Пушкину своими взглядами и намёками, что все ужаснулись, а решение [о дуэли — Н. С.] Пушкиным было с тех пор принято окончательно.»

Н. Ульянов — Пушкин и Натали на балу

  А буквально на другой день теперь уже С. Н. Карамзина так описывает поведение всех четверых на вечере, проходившем 24 января у Мещерских: “Пушкин скрежещет зубами и принимает свое выражение тигра. Натали опускает глаза и краснеет под долгим и страстным взглядом своего зятя… Катрин направляет на них обоих свой ревнивый лорнет…”

  Тут надо сказать, что не только Катрин ревновала красавца Жоржа к Натали. Ревновала Дантеса и Натали к своей сестре. В записях всё той же светской сплетницы Софи Карамзиной читаем: “Натали нервна, замкнута, и когда говорит о замужестве сестры, голос у нее прерывается”.

  Исследовательница-пушкинист С. Л. Абрамович не очень доверяла первым двум опубликованным письмам Дантеса. Она считала слова Натали «я вас люблю, как никогда не любила», вырванными из контекста. Но даже она вынуждена признать, что “это, вероятно, было для Пушкина самым мучительным: видеть, как сильно волнуют его жену отношения с Дантесом”.

Ревности припадки

  Да,эта плохо скрытая ревность причиняла Пушкину дополнительную боль. Эта ревность была доказательством того, что Наталья Николаевна к своему новоиспечённому зятю всё-таки неравнодушна. Значит, основным мотивом, почему Поэт добивался дуэли второй раз, являлись ответная ревность и жажда мести, так что ли?.. Не будем торопиться с выводами.

  О пушкинских необузданных африканских страстях ходили и до сих пор ходят легенды. Что ж, гений тоже — всего лишь человек. И как любой другой человек, гений тоже подвержен страстям и порокам. В черновом варианте 6-ой главы «ЕО» Пушкин делает откровенное признание:

Да, да, ведь ревности припадки —
Болезнь, так точно как чума,
Как черный сплин, как лихорадка,
Как повреждение ума.
Она горячкой пламенеет,
Она свой жар, свои бред имеет,
Сны злые, призраки свои.
Помилуй бог, друзья мои!
Мучительней нет в мире казни
Ее терзаний роковых.
Поверьте мне: кто вынес их,
Тот уж конечно без боязни
Взойдет на пламенный костер,
Иль шею склонит под топор.

  Вот так вот, не больше и не меньше! Оставить столь подробное и яркое описание этой страсти мог лишь человек, который сам испытывал подобные приступы неоднократно. Пушкин их вынес и вышел в борьбе с ревностью победителем! Не застрелился, не утопился и на дуэли (сколько их было!) никого не убил.

  Уж он-то как Певец Вольности хорошо понимал всю низость этого чувства. В конце концов, если ты в жестокий век прославляешь Свободу, так и признай право на свободу выбора за другим человеком — пусть даже и женщиной. Потому что ничего похожего на любовь в душе ревнивца не остаётся. Ревнивец движим лишь желанием полностью подчинить своей власти другое существо. Изводя беспочвенными подозрениями, придирками и слежкой свою жертву, такой скот в человеческом обличье испытывает садистское наслаждение.

  Именно таким пытался представить Поэта на суде Дантес. А сейчас эту же линию гнёт потомок Дантеса — барон Лотер. Как известно, барон этот сам не чурается поэзии — пописывает стишки. Поэтому хочется дать прочесть ему — пусть хоть в самом слабеньком переводе — пушкинские строки, посвящённые А. А. Олениной:

Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.

Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим.
1829 г.

  Как видим, поведение Пушкина диаметрально противоположно дантесовскому. Поэт даёт свободу девице, к которой сватался и получил отказ. Он не хочет её «ничем печалить», в том числе и своими душевными терзаниями. Дантес же преследует замужнюю женщину, мать четырёх детей. Поручик изводит нытьём не только возлюбленную, но и приёмного отца. То, что старого дипломата подталкивал к сводничеству его обожаемый Жорж, теперь не секрет. Это стало известно из писем, привезённых из Франции В. Фридкиным.

  Вот и спрашивается, кто в большей степени раб страстей? Разве Дантес пожелал Натали супружеского счастья?.. Нет и ещё раз нет! Графиня Фикельмон в своём дневнике делает такую запись: «Вскоре Дантес, хотя и женатый, возобновил прежние приёмы и прежние преследования.» Пушкин же тогда — в 1829 г. — оставил в покое незамужнюю, которую любил «искренно и нежно». Вот оно, пушкинское великодушие!

  И вот оно, пушкинское противоядие — вакцина, так сказать, — от припадков ревности. «Как дай вам бог любимой быть другим…» Тут и в наши дни на эту заоблачную высоту духа мало кто поднимется. Скорее уж на машине женщину в лес завезут и там руки отрубят… Нет, недаром П. Вяземский называл своего друга «богатырём духовным»! Конечно, ревность и жажда мести у Пушкина были, но главной роли они не играли. Не мог Богатырь Духовный стать «чувства мелкого рабом»!

Пушкин — банкрот

  Почему же он начал снова добиваться дуэли с Дантесом? Причём, дуэли на смертельных условиях… Вроде бы причина ясна: Дантес, уклонившись от дуэли первый раз, продолжал творить пакости. Но кое-кто из пушкинистов считает, что Поэт тем самым хотел свести счёты с жизнью. По сути дела, последняя дуэль — ничто иное, как лояльное самоубийство. И не столь важно, каким будет итог поединка. Потому что, если убьёт один, — другой отправится на виселицу. Со времён Петра Первого убийство на дуэли каралось смертной казнью через повешенье. И Пушкин об этом прекрасно знал.

  Минкин ещё в середине «Немого Онегина» версию о самоубийстве презрительно отметает: «Забегая вперёд, скажем: Пушкин не искал смерти зимой 1836/1837 — это ещё одна глупая пошлость.» Опять категоричное постулирование без каких-либо доказательств, контраргументов и доводов. Очень легко решать все споры навешиванием ярлыков: это глупость, это пошлость, это вздор, дурь, блажь и т.д. Изрекать аксиомы легко и приятно. Однако некоторые аксиомы уж больно смахивают на теоремы. Например, 5-ый постулат Евклида. И попытки его доказать привели, в конце концов, к созданию геометрии Лобачевского.

  Сторонники «суицидной» версии, на мой взгляд, кое в чём правы. Во-первых, долговая петля всё туже и туже затягивалась на шее Поэта. «Современник» раскупался плохо. Издательство его дохода не приносило. Родное Михайловское было заложено за долги. Столь желанного отпуска царь не давал, хоть отъезд в деревню помог бы улучшить финансовое положение.

  Какой был в общей сумме долг Пушкина перед самой последней дуэлью? У разных пушкинистов я встречала разные цифры. Тот же Фридкин пишет, что в январе 1836 года общая сумма всех долгов составляла 77000 рублей. Как изменилась эта цифра через год, физик не сообщает. Писательница Наталья Павлищева в своей монографии, посвящённой сёстрам Гончаровым, приводит другие данные. По её мнению, долг был больше 120-ти тысяч рублей; одних карточных долгов накопилось до 90 тысяч. У Минкина читаем, что Николай 1 оплатил все долги Поэта на общую сумму 140 тысяч рублей. Как видим, три автора друг другу не противоречат.

  В 1833 году Пушкин писал шурину в Полотняный Завод: “Если я умру, моя жена окажется на улице, а дети в нищете”. Через 3 года как-то выкрутиться, спасти семью от соскальзывания в пропасть он уже не мог. Более того, если учитывать царское обещание, его присутствие близким только мешало…

  Было ясно видно: Пушкин — банкрот! Оплатить такую сумму, при его жаловании 5 тысяч в год, немыслимо. Кстати, те 5 тысяч почти все сразу шли на счёт казны для погашения долга. Также брали в долг у одних друзей, чтоб отдать другим.

  Сюда не забудем приплюсовать и карточные долги. Последние годы он играл, чтобы появились хоть какие-то деньги. Увы, в карты Пушкину частенько не везло! Поэтому,того гляди, вот-вот заявится толпа кредиторов, и он отправится в долговую тюрьму, а его жена и дети — на церковную паперть. Сыновья, конце концов, могли попасть и в кантонисты.

  При таком раскладе дел многие приставляют пистолет к виску. А у нашего Поэта имелись ещё и другие веские причины впасть в отчаянье. Итак, вторая причина или, другими словами, во-вторых…

Возражение Фридкину

  Во-вторых, это рогатки цензуры, тотальная слежка за каждым шагом, вскрытие личной переписки, невозможность уехать куда-либо из северной столицы. В-третьих, непонимание друзей, сплетни «светской черни».

  В-четвёртых, тяжёлая, двусмысленная обстановка в семье, сложившаяся после получения печально известного пасквиля. Именно тогда, как пишет Фридкин (умеют же физики превращаться в лириков!), 4 ноября 1836 г. Пушкин, при объяснении с женой, получил ранение сердце. Поэт понял, что его Мадонна любит другого человека.

  Тут уже хочется возразить и самому Фридкину, несмотря на всё моё уважение к нему. Разве Пушкин отсутствовал на придворных балах? Разве он не видел, как Натали общается с красавцем-кавалергардом? Разве можно было обмануть того, кто «любовников счастливых узнавал по их глазам»? Нет, сердце Поэта начало саднить раной задолго до 4-го ноября.

  И, как следствие всего вышеперечисленного, в-пятых, подорванное здоровье.

Диагноз заочно…

  Около 10-ти лет тому назад, в том же «Московском Комсомольце» публиковалась статья В. Козаровецкого «Тайны пушкинской дуэли». В ней излагалась версия про автора «Диплома рогоносца» (но об этом чуть позже). И высказывалось предположение о том, что истинной причиной смертельных условий дуэли была болезнь Паркинсона, начинающаяся у Поэта. Якобы из-за этой болезни Пушкин и хотел свести счёты с жизнью. Признаки этой страшной болезни Казаровецкий видит в микрографии почерка.

  Но, по-моему, ставить такой серьёзный медицинский диагноз заочно, по меньшей мере, некорректно. Да, у людей, вынужденных очень много писать или рисовать, иногда случаются судороги мышц предплечий и кистей рук. Так называемый, «писчий» спазм. После хорошего отдыха функции конечности восстанавливаются. Страдают им врачи, пишущие изо дня в день истории болезни, выписки, рецепты, направления и назначения. Страдают офисные служащие и учителя.

  Я читала одно интервью с художником-мультипликатором Фёдором Хитруком — «папой» Винни-Пуха. Он рассказывал, как в молодости, после многочасовой работы над коротким эпизодом какого-нибудь мультика, у него тряслись руки. А сколько приходилось писать Пушкину?! Минкин — тут надо воздать ему должное — показывает нам весь процесс «чернения бумаги», когда одна строчка пробуется чуть ли не в 10-ти вариантах. А там ещё «беловые» экземпляры и их копии. Всё строчилось с пулемётной быстротой! Стоит ли удивляться столь стремительному почерку…

  И потом… Пушкин стрелял в Дантеса, будучи тяжело раненым. Стрелял, превозмогая сильнейшую боль, при начавшемся кровотечении. Стрелял лёжа, приподнявшись на левой руке, — поза неудобная. По сути дела, он делал отжим на одной руке.

  Известны свидетельства обоих секундантов. Вот слова д’Аршиака, секунданта Дантеса:

  «Господин Пушкин был ранен, что он сам сказал, упал на шинель, которая была вместо барьера, и остался недвижим лицом к земле. Секунданты приблизились, он до половины приподнялся и сказал: погодите. Г-н Пушкин, опершись левою об землю, прицелил твердой рукою, выстрелил. Недвижим с тех пор, как выстрелил, барон Геккерен, раненый, также упал.»

  думаю, что Пушкин, стреляя, мог как-то опираться на колени. Дантесовская пуля застряла в крестцовой кости, раздробив другие, более мелкие, кости таза. Значит, действительно, жим под всей тяжестью тела делался только левой рукой, в правой — тяжёлый Лепажевый ствол. И «прицелил твёрдой рукой»… Стрелял и попал! И оставался «недвижим с тех пор, как выстрелил»… И что-то никто из секундантов не заметил дрожания дула пистолета. Ну и где здесь болезнь Паркинсона?..

  Не смешите, господа исследователи! Вы хоть сами в спорт-зале, на мате, изобразите подобную стоечку? Мишень перед вами ставить не будем, как и давать в руки пистолет, — всё равно промажете.

  Да, в последние годы у Поэта проступали признаки нервного истощения: беспокойный сон, тик лица при сильном волнении, вздрагивание при резких звуках, непереносимость шума. Но при спокойной жизни они прошли бы…

За други своя

  Не надо также забывать и о том, что Пушкин в зрелые годы стал глубоковерующим человеком. Он прекрасно знал, что самоубийство — самый тяжкий и непростительный смертный грех. Самоубийц не хоронят в пределах церковных оград, не отпевают и не поминают.

  Потому что жизнь, сама по себе, является бесценным Божьим даром. Потому что, если посылает Господь испытания нищетой, болезнями или чем-то ещё, то человек должен их смиренно принять. Потому что жизненные трудности даются нам для нашего же совершенствования. Бог как самый хороший Учитель, зная способности каждого, не по силам задач не даёт.

  Но один способ добровольного расставания с жизнью в христианстве и в ряде других религий всё-таки одобряется. Тот, кто отдаёт душу за други своя, — спасает её. Так боец, кидающийся грудью на амбразуру с пулемётом, считается уже не грешником, а героем. Ибо он ценой своей жизни спас однополчан. Так пловец-чемпион, вытаскивая людей из затонувшего автобуса, гибнет сам, но за спасение пассажиров он награждается посмертно. Так врач, умерший в красной зоне заражения, но вылечивший многих пациентов, — достоин восхищения.

  Поэтому, если Пушкин и хотел совершить самоубийство, то только лишь «за други своя». А дуэль как раз и являлась тем самым лояльным способом ухода из жизни. Так он спасал Натали и детей от бездомного нищенского существования и голодной смерти. Он встал к барьеру, помня о царском обещании поддержать его семью. Знал ведь Палач на троне, что пообещать!.. Поэт оплатил этот пенсионный прожиточный минимум своей кровью. Пожалуй, именно ответственность «за тех, кого приручил» и побуждала Пушкина добиваться дуэли с кем угодно. Находясь на грани банкротства, он своим домашним старался обеспечить хоть какую-то материальную базу.

  Да, началась охота с вертолётов. И Волк вдруг развернулся и пошёл на дула двухстволок полупьяных стрелков. Рыча и оскалив клыки, зверь пошёл навстречу своей смерти. В куче охотников — оторопь и удивлённые возгласы: «Совсем с ума спятил, Серый? Что, волчья жизнь надоела?!» Нет! Не судите по себе, подлые двуногие твари! Волк мечется перед стволами ваших ружей, выигрывая время. Тем даёт возможность уйти самке с детёнышами…

  И, наверно, поэтому последние три дня своей жизни, даже в забытье, в бреду предсмертной агонии Поэт, как заклинание, твердил любимой жене: «Ты ни в чём не виновата!.. Запомни, ты ни в чём не виновата!..»

Жертва Марины Цветаевой

  Версию о пушкинском суициде Минкин называет «глупой пошлостью». Однако где-то в первой половине «Немого Онегина» он сам пишет такую же «глупую пошлость» о гибели Марины Цветаевой. Сперва, как всегда, выложил перепечатку документа, потом следуют его комменты и объяснения. В данном случае он со словами «как вам это?» показывает Маринино заявление о приёме на работу:

   «В совет Литфонда.
Прошу принять меня на работу в качестве судомойки в открывающуюся столовую Литфонда.
26 августа 1941 г.
Цветаева М. И.»

  Далее (такое ощущение, будто за кадром) идёт минкинский комментарий:
«Марина Цветаева — великий русский поэт; через 5 дней повесилась, — не вынесла нищеты, унижения, отчаяния.»

М. И. Цветаева

  По сути дела, это слоган большевицких, а затем советский пропагандистов. Мол, барыня-белоручка не хотела выполнять грязную, тяжёлую работу, не верила в нашу Победу, не выдержала трудностей — вот и полезла в петлю. Хоть и в смягчённой форме, но смысл у Минкина выходит именно такой. Что тут скажешь… «Душечку» А. П. Чехова Минкин-Сан, конечно же, читал. А вот до «Воспоминаний» Анастасии Цветаевой, видимо, ещё не добрался…

  Между тем, в своих «Воспоминаниях» Анастасия Ивановна, словно предвосхищая коммент Минкина, пишет:

  «Меня хотят уверить, что Марина ушла – и оставила сына! – оттого что не вынесла тяжестей жизни.
Но от нищеты Цветаевы не погибают.
Да, ее любовь к сыну была так велика, что если б ее заковали в цепи, а он бы ей говорил: «Ты мне нужна», — она бы и веса цепей не ощутила.
Марина ушла, чтобы не ушел Мур.
Сомневаться в этом могут лишь люди совершенно иного уровня, неспособные понять натуры Марины, ее неистовость, ее абсолютизм, – своей меркой мерящие!»

  У Марининой родной сестры имелись веские основания так утверждать. Их семьи прошли горнило всех русских революций и Гражданской войны, выдержали мытарства на чужбине: скитания, безденежье, житьё по съёмным углам. Жизнь в эмиграции — не сахар…

Стал нашим хлебом цианистый калий,
Нашей водой — сулема.
Что ж — притерпелись, попривыкали,
Не посходили с ума.

  Скажет за всех русских эмигрантов первой волны поэт Георгий Иванов. К нищенскому существованию: голоду-холоду, бесприютности, унижениям — они тогда уже давным-давно приспособились.

  Поэт Константин Бальмонт напишет потом воспоминания о жизни в Чехии. О том, как Марина Ивановна, раздобыв где-то шесть картофелин, отдала ему три. О том, как она умудрилась найти несколько щепоток настоящего чая, чтоб заварить ему, заболевшему… Такой человек от бытовой неустроенности в петлю не полезет!

  А по Минкину выходит, что Марину Цветаеву доконали какие-то 5 дней ожидания приёма на работу… Нет, права Анастасия Ивановна: дело не в житейских трудностях!

  Когда были опубликованы дневники Георгия Эфрона, она, читая их, наткнулась на один эпизод. Во время очередной ссоры Мур крикнул матери: «Ну кого-нибудь из нас в ы н е с у т отсюда вперед ногами!»

  Анастасия Ивановна поняла, что эта фраза, вероятно, и стала побудительным мотивом к действию… Значит, решила она, Марина ушла, чтобы не ушёл сын. Её самоубийство — жертвенное.

  Во всех 3-х предсметных записках Марина Цветаева просит окружающих позаботиться о её сыне. Она часто говорила про Мура: «Со мною он пропадет… Я больше для него ничего не могу и только его гублю…»

  Но было бы неправильным обвинять в случившимся только вспыльчивого 16-летнего мальчишку. Как бы сейчас сказали, Марина Цветаева, и сама по себе, являлась для сына «социальным балластом», якорем, тянувшим вниз.

  Ведь кто она такая? Жена осужденного «врага народа», французского шпиона с белогвардейским прошлым; сестра Анастасии Ивановны, осужденной как контрреволюционерка; мать Ариадны, также осужденной как иностранная шпионка…

 Что оставалось ждать подростку при таком сопровождении? Кстати, подростку, учившемуся в Европе, имеющему на всё своё мнение… Что ждать, ночного стука в дверь?..

  Я же не отрицаю и того, что Марину Цветаеву убили… Ведь «люди с Набережной» наведывались к ней постоянно. И сохранились свидетельства случайных прохожих. Кое-кто видел-таки, как 31-го августа 1941 г. в дом Бродильщиковых вошли двое крепких мужчин. Хозяева дома отсутствовали, Марина находилась в нём одна. А через некоторое время, эта парочка вылезла в окно…

  Всех любопытствующих отсылаю к монографии Татьяны Костандогло «Пятый воздух»(найти можно в Интернете, на сайте Стихи.ру).

Диагноз Дантеса

  А ведь точно так же, наверно, думал про своё семейство и Пушкин. Мол, со мною они пропадут, а без меня им помогут. Тем паче, что и царь пообещал…

  Минкин предположение о суициде Поэта зовёт «глупой пошлостью». А по-моему, тут даже в петлю полезешь, только чтобы у твоих детей каждый день водился кусок хлеба! Одной этой причины более чем достаточно для того, чтобы встать к барьеру. А ведь причины у Пушкина были ещё и другие…

  На последней дуэли он защищал честь и достоинство своей любимой женщины. Тем более, что у развратника француза имелся в наличии не только «огонь и вздохов, и похвал», и долгих страстных взглядов. В ход уже пошли и сальные намёки, и казарменные шуточки, и обман, и шантаж с оружием в руках. Сам же развратитель болел в ту пору сифилисом.

Ж.-Ш. Дантес

  Пушкин без обиняков называет диагноз француза в известном письме барону Геккерену: «…Подобно бесстыжей старухе, вы подстерегали мою жену по всем углам, чтобы говорить ей о любви вашего незаконнорожденного или так называемого сына; а когда, заболев сифилисом, он должен был сидеть дома, вы говорили, что он умирает от любви к ней; вы бормотали ей: верните мне моего сына.»

Два пациента из одной палаты

  Лечить эту заразу толком тогда ещё не умели. Замечу мимоходом, её не научились толком лечить и столетие спустя. Яркий тому пример, история болезни пациента №1 страны Советов В. И. Ленина (Ульянова).

  Общеизвестно, что Ленин умер от кровоизлияния в мозг, причиной которого была аневризма сосуда. А вот причиной возникновения этой самой аневризмы стал именно нейроваскулярный сифилис. Можно сколько угодно говорить про выстрел Каплан, про ранение отравленной пулей. Но ни одна пуля не повлекла бы за собой постепенное отмирание отдельных ветвей сосудов головного мозга. Конечно, открыто в анамнезе писать столь пикантный диагноз не стали, но лечили Ильича по сифилисному протоколу.

  И когда весной 1923 г. Ленина осмотрела комиссия европейских медиков, среди них был и ведущий сифилисолог Европы немецкий врач Макс Нонне. Европейские светила подтвердили, что лечение ведётся правильно, и даже есть шанс на выздоровление. Шанс этот наши лекаря упустили. И что уж говорить про врачебную помощь столетней давности от описываемых событий. Тогда сам Бог велел пациентам помирать!..

  Тут нужно сказать, что у больных нейросифилисом с течением времени портится характер. Добродушный, спокойный, рассудительный человек постепенно превращается в злобного, капризного тирана. Бескомпромиссность и жёсткость (вплоть до жестокости) Вождя мирового пролетариата хорошо известна. Со своим оппонентом А. Богдановым Ильич даже на Капри захотел драться на палках. Приказ о расстреле царской семьи тоже исходил от него лично.

  А между тем, наш профессор Л. С. Минор в своём учебнике по неврологии писал: «Такие больные должны быть удалены от дела. Служащий должен взять отпуск и уехать в деревню для полного умственного и физического покоя или должен быть помещён в санаторий там же.»

  Должен-то должен, да не обязан. Профессор просто был старой закваски. Рождённый в 1855 году — подумать только! — он ещё застал людей пушкинской поры. Долгий жизненный путь протянулся из века в век и завершился в 1942-ом в эвакуации, в голодном Ташкенте.

  Минор оставил многостраничные труды по неврологии и психиатрии. Но кто в России учёных мужей слушает! Как гласит поговорка: что другим — смерть, то русскому — здорово! «Такие больные должны быть удалены от дела…» Как бы не так! У нас «такие больные» руководят страной в период Гражданской войны или состоят в личной охране Государя Императора…

Тренинги старого Геккерена

  Итак, из письма Пушкина барону Геккерну мы узнаём, что у Дантеса — сифилис. Выходит, что под удар подставили не только здоровье Ташиной сестры Екатерины, но и здоровье всей семьи самого Поэта. Пушкин ведь прекрасно понимал, что не мытьём, так капаньем ушлый кавалергард добьётся желанной цели. Не уговорами, так обманом и насилием шуан заставит Наташу отдаться ему…

  Фридкин, анализируя письма Дантеса и дневниковые записи светских дам, заметил интересную особенность. А именно: осенью 1836 года отношение Жоржа к Наталье Николаевне резко меняется. Некогда учтивый, галантный и нежный поклонник вдруг становится язвительным хамом. Фридкин объясняет перемену в поведении чувством обиды, возникшим у молодого человека. Мол, Дантес обиделся на то, что Пушкины отказываются принимать его у себя дома.. Мне этот аргумент кажется неубедительным. Дантесу отказали от дома после инцидента на квартире у Идалии Полетики. Там-то что его побуждало закатывать истерику с пистолетом в руке?

  А ведь ещё в феврале 1836 года красавчик Жорж принял-таки решение расстаться с предметом своей страсти. Конечно, решение было принято под нажимом со стороны барона Геккерна. Но всё-таки мальчик взялся за ум — мальчик встал на правильный путь!

  Вот что он пишет приёмному отцу 6-го марта 1836 года: «Господь мне свидетель, что уже при получении твоего письма я принял решение пожертвовать этой женщиной ради тебя.»

  Чувствуется, в своём письме барон хорошо взял его в оборот. Конечно, Геккереном руководила ревность; его «голубые» наклонности нельзя сбрасывать со счетов. Но ревность, отнюдь, не единственная причина жёсткого тона его письма. Любимый «сыночек» губил и свою блестящую карьеру, и карьеру его самого — старого опытного дипломата. Видимо, барон расписал Жоржу пошаговую инструкцию, как вести себя с Натальей Николаевной.

  Почему Дантес дальше и отвечает: «…С той же минуты я полностью изменил свое поведение с нею: я избегал встреч так же старательно, как прежде искал их; я говорил с нею со всем безразличием, на какое был способен, но думаю, что не выучи я твоего письма, мне недостало бы духу. «

  Нет, голова у парня работает! И силы воли у него тоже хватает — выполняет все отеческие наказы неукоснительно. А в конце письма хвастун не упускает случая сам себя же и похвалить: «На сей раз, слава Богу, я победил себя, и от безудержной страсти, что пожирала меня 6 месяцев, о которой я говорил во всех письмах к тебе, во мне осталось лишь преклонение да спокойное восхищение созданьем, заставившим мое сердце биться столь сильно.»

  Письмо, написанное в конце марта, по содержанию аналогично: «Как и обещал, я держался твердо, я отказался от свиданий и от встреч с нею: за эти три недели я говорил с нею 4 раза и о вещах, совершенно незначительных, а ведь Господь свидетель, мог бы проговорить 10 часов кряду, пожелай я высказать половину того, что чувствую, видя ее. Признаюсь откровенно — жертва, тебе принесенная, огромна…»

  Судя по письмам, старый Геккерн организовал что-то вроде «Тренинга личного роста» своему подопечному. И надо сказать, ему удалось добиться положительной динамики. Апрельское письмо как бы подводит промежуточный итог. Дантес пишет: «Тем не менее, оно [сердце — Н. С.] чувствует себя хорошо, и данное тобою лекарство оказалось полезным, благодарю миллион раз, я возвращаюсь к жизни и надеюсь, что деревня исцелит меня окончательно, — я несколько месяцев не увижу ее.»

После летних каникул

  Ох, мы бы тоже так думали! Но судьба распорядилась иначе. Осенью из летнего лагеря кавалергардов приехал совсем другой Дантес. Его поведение изменилось так, как будто и не было весной никаких «тренингов»! Так, как будто не давалось никаких клятв и не принималось никаких решений. Тогда, в феврале- марте, он ещё стеснялся своей страсти; называл её «идеей фикс». Осенью же 1836 г. он отдаётся этой идее целиком и полностью, как будто так и нужно! Какая ему в деревне шлея под хвост попала, остаётся лишь догадываться.

  Конечно, порядки в летнем лагере были намного вольнее, чем в городских казармах. Рядом и простые поселяночки, и столичные дворянки-дачницы, и гризетки, выехавшие на пленэр. Те же Катрин Гончарова и Маша Барятинская отдыхали, что ни есть, под боком. Видимо, находясь в лагере, Дантес и подхватил заразу. Ну а осенью вирус, растворённый в крови, начал потихоньку давать знать о себе…

  Жорж начал снова преследовать Натали Пушкину. Теперь он уже был наглее и настырнее, чем зимой, в начале 1836 года. Так 17 октября, в доме Веры Вяземской состоялось очередное объяснение Дантеса с Натальей Николаевной. Жорж умолял отдаться ему, Натали опять осталась непреклонна. Как утверждает барон Лотер: при этом влюблённые плакали.

Барон Лотер де Геккерн Дантес

  Вообще, барону Лотеру хорошо бы писать сценарии к мексиканским сериалам. Но у нас не Мексика, — рыдая на улице в октябре месяце, можно и простудиться. Как бы там ни было, с 20-го по 27-е октября Дантес лежит больной. Но даже будучи больным, Жорж не унимается. Он строчит письмо Геккерну, где просит переговорить с Натали.

  Письмо это подробно разбирает в своей книге Фридкин, Поэтому я его касаться не хочу. Но там внизу есть интересная приписка. «Прости за бессвязность этой записки, но поверь, я потерял голову, она горит, точно в огне, и мне дьявольски скверно, но, если тебе недостаточно сведений, будь милостив, загляни в казарму перед поездкой к Лерхенфельдам, ты найдешь меня у Бетанкура [сослуживец — Н. С.].» Здесь жирным курсивом я бы выделила слова «она [голова — Н. С.] горит, точно в огне, и мне дьявольски скверно».

  Владимир Ульянов на протяжении всей жизни тоже страдал сильными головными болями. Окружающие ошибочно принимали их за периодически повторяющиеся приступы малярии. Ясно видно, оба пациента — из одной палаты. У обоих нетерпимость к оппоненту, маниакальная одержимость бредовыми идеями и неразборчивость в средствах достижения целей. Разница лишь в мелких деталях: одному подавай Наталью Николаевну, другому — мировую революцию.

  Забегая вперёд, скажем, что с возрастом характер Жоржа будет только ухудшаться. Так младшую дочь Леони-Шарлотту, осмелившуюся назвать его «убийцей», он упрячет в психушку (хотя надо бы — его самого!). На заседании законодательной ассамблеи будет по-хамски с места прерывать речь Виктора Гюго (ему снова литератор помешал…). Умрёт Дантес в старости после продолжительной болезни, один в своём имении (на ум опять приходит Ленин в Горках).

Геккерен под колпаком

   С Дантесом всё более-менее ясно. Но почему старый барон Геккерен изменил линию поведения? Почему вместо того, чтобы снова урезонить своего «сынка», он начал потакать его прихотям? Почему на балу у Лерхенфельдов, подобно старой сводне, уговаривал Натали изменить супружескому долгу? И не просто изменить, — барон предлагал молодой женщине, бросив семью бежать с Жоржем за границу. Объяснить такую перемену в поведении можно только одним: голландский посланник был связан круговой порукой с графом Нессельроде.

  В министерстве иностранных дел лежало пухлое досье на дипломата Геккерена. Состояло оное досье в основном из жалоб таможенных служб. Нидерландский посланник ввозил в Россию предметы искусства и роскоши. Хрустальные вазы, картины, ткани, косметика, вина — всё поставлялось из-за границы в коммерческих объёмах. Сам же «купец» не платил никаких пошлин.

  Анри Труайя, французский пушкинист русского происхождения, объяснял сей факт «интимной дружбой», связывавшей Геккерена с Нессельроде. Мол, министр иностранных дел видел в голландском дипломате человека своего круга. Их свела вместе принадлежность к одной культуре и расе, а также они имели общие политические взгляды. Как далеко заходила эта «интимная дружба» А. Труайя не пишет, так как прямых доказательств нет.

  Но одной культурно-расовой общностью свободный перевоз контрабанды не объяснишь. Наверняка, за министром иностранных дел тоже водились содомитские грешки. А может, Геккерен его ублажал как-то ещё; князь имел свою долю от геккереновской контрабанды… Но вот ставки повысились, и голландскому дипломату пришло время платить за услугу по выросшей цене. «Интимный друг» попросил барона не препятствовать приёмному сынку домогаться чужой жены.

Супруги Нессельроде

  Сам граф Нессельроде, казалось, относился к Поэту более-менее спокойно, но это было спокойствие хорошо вышколенного дипломата. Лютая ненависть к «писаке» скрывалась под маской немецкой сдержанности. Про графиню же такого сказать и вовсе нельзя. Женщина — существо более эмоциональное.

  Марии Дмитриевне Пушкин давно стоял костью поперёк горла! Она не могла простить Поэту давней эпиграммы на её отца — Д. И. Гурьева, известного взяточника и казнокрада. К личным обидам примешивался антагонизм идеологический. Графиня была ярой последовательницей постулатов «Священного союза». Поэта она считала опасным вольнодумцем, водившим дружбу с государственными преступниками — декабристами.

  Пушкин платил графине горячей взаимностью. По словам П. А. Вяземского: «Ненависть Пушкина к этой последней представительнице космополитного олигархического ареопага едва ли не превышала ненависть его к Булгарину. Он не пропускал случая клеймить эпиграмматическими выходками и анекдотами свою надменную антагонистку, едва умевшую говорить по-русски».

  А прошедший 1835 г. ознаменовался ещё и тем, что Пушкин своим пером уколол сразу 2-х завсегдатаев салона графини Нессельроде. Так в «Московском Наблюдателе» было напечатано стихотворение «На выздоровление Лукулла». В образе Наследника читатели мигом узнавали министра народного просвещения, главу цензурного ведомства, президента Академии Наук, графа С. С. Уварова. А по Петербургу изустно пошла гулять эпиграмма на уваровского «интимного друга», вице-президента Академии, князя Дондукова-Корсакова. На каждом углу слышалось:

В Академии наук
Заседает князь Дундук.
Говорят, не подобает
Дундуку такая честь;
Почему ж он заседает?
Потому что ж*** есть.

  А теперь самое время вернуться к забытому Александру Минкину. Точнее, к тому «предсказанию», какое он нашёл у Стерна. Минкин обращает внимание на то место, где речь идёт о 2-х зачинщиках заговора. Александр Викторович высказывает предположение, прямо-таки граничащее с уверенностью.

  Он пишет: «Значит, под звёздочками, видимо, обозначены Уваров и Геккерн.»

  Что тут сказать… О последней пушкинской дуэли написаны десятки книг. Минкин от разбора литературного шедевра, коим является»ЕО», плавно переходит к расследованию заговора против Поэта. А это уже, друзья мои, другая книга.

  Мне, вообще, кажется, что на эту тему можно говорить, лишь имея с собой новые документы. Минкин же не знаком даже с теми, что уже есть. Например, мне кажется, что Фридкина он не читал. Ведь значение любого письма из другой эпохи — хоть простой записки к портному — Минкин оценивает правильно. Он отнюдь не преувеличивает, когда пишет:

  «Из этих писем мы узнаём не только обстоятельства жизни гения, мы познаём историю России — предмет достойный, важный, необходимый; и познаём её не в пересказах и толкованиях школьных учебников, где или «проклятый царизм», или «проклятый коммунизм», или «проклятый Запад»; — нет, мы познаём историю в её натуральном виде, из первых рук; эти письма для нас — машина времени.»

  И вот физик Владимир Фридкин публикует в своей книге «Дорога на Чёрную речку» аж 10 писем Жоржа-Шарля Дантеса. По сути дела, читая «Дорогу…», мы разговариваем с Дантесом тет-а-тет. Минкин же, судя по всему изложенному в «Немом…», с содержанием этих писем не знаком вообще. Иначе бы он понял, сколько сил и нервов потратил весной 1836 г. Геккерен на то, чтобы оттащить любимого Жоржа от Натальи Николаевны. Ясно одно: изменить линию поведения барон мог только под нажимом со стороны Карла Нассельроде.

Только не Уваров!..

  Возможности Уварова, как мне кажется, тоже были не столь широки. Уваров мог запретить печатать какое-нибудь новое произведение Пушкина. Но у Пушкина-то главным цензором — сам царь. И что тут сделает Уваров? Он делал, конечно, мелкие пакости; затягивал, насколько мог, цензурную удавку. Но плетение большой интриги — не про него.

  А уж сделаться автором анонимного пасквиля Уваров не мог, от слова «вообще». Кто его подозревает в написании «Диплома рогоносца», тот просто демонстрирует своё незнание многих нюансов да и самого текста «Диплома…». Жаль, конечно, что в числе невежд оказался и Минкин-Сан.

  Объясняю, в чём дело. Кем избрали «Кавалеры, Командоры» и прочая хрень Ордена Рогоносцев А. С. Пушкина? Любая примерная отличница в школе тут подняла бы руку и ответила: «Коадъютором.»

  «Коадъютор» — словечко редкое, в наши дни уже нигде не встречающееся. Но раньше так звали всевозможных замов и исполняющих временные обязанности при немощных начальниках. Пушкина избрали коадъютором Великого Магистра Ордена Всех Рогоносцев — кн. Д. Л. Нарышкина. Известно, что жена этого Нарышкина была любовницей императора Александра 1. Ну а, коли Пушкин зам или врио, то по логике вещей выходило, что его жена — любовница Николая 1.

  Состряпан документ, порочащий царствующего члена дома Романовых, обличающий развратные действия Государя Императора. Мог его написать глава цензурного ведомства? Ни в коем случае! Это противоречило бы самой его сути! Минкин-Сан опять демонстрирует своё незнание предмета.

Другие версии

  Уж если взялись гадать, кто автор анонимки, то надо брать кого-нибудь из крамольников. Нужен этакий «карбонарий», кто не побоялся сделать выпад против самого царя. Поэтому Анри Труайя не без оснований подозревает, что «Диплом рогоносца» придумал и написал кн. Михаил Долгоруков. У этого господина, как бы сейчас сказали, водились свои тараканы в голове. Он, как потомок Рюриковичей, считал себя законным претендентом на российский престол, а Романовых — узурпаторами. Более того, князь состоял в дружеских отношениях с бароном Геккереном. И когда на последнего начали давить Нессероде, — решил помочь интимному другу. Ну и, конечно же кн. Долгоруков и свои цели преследовал. Правда, уже будучи в эмиграции, князь от «Диплома рогоносца» усиленно открещивался. Но кто ему поверит?..

  Есть ещё одна занимательная версия. То, что автором анонимного пасквиля является… сам Александр Сергеевич. Якобы он написал этот пасквиль для того, чтобы был более весомый повод вызвать Дантеса на дуэль. Не присылать же вызов за обмен любезностями с Натали во время котильона! Тогда уж вконец запишут в сумасшедшие ревнивцы!

  Именно такой версии придерживается В. Казаровецкий в своей статье «Тайны пушкинской дуэли». И именно такую версию излагает в своей поэме «Александр и Александра» поэт Игорь Кохановский. Тот самый, который «уехал в Магадан», — друг Вл. Высоцкого. Вот в стихах о причине:

Вся эта слухов канитель
поэта в бешенство бросала.
Не вызовешь же на дуэль
из-за очередного бала,
где шаловливый светский лев
вальсировал с женой поэта,
пусть даже, слишком обнаглев,
глазами раздевал при этом
растерянную Натали…
Но ревность мужа в этом деле
не то, что в свете бы могли
считать причиною дуэли.
Он был бы попросту смешон
в подобной ревности арапской,
и так уже со всех сторон
над ним весел смешок дурацкий.
Был нужен повод, да такой,
чтоб в нём кричало оправданье
и пред царём, и пред средой
друзей, чьё важно пониманье.

(Игорь Кохановский «Александр и Александра»)

  И Пушкин этот повод создал сам. Он сам сочинил текст пасквиля и разослал его друзьям. В том числе и себе же самому… При этом уже не столь важно, кто набело переписывал анонимку.

   И мне, признаюсь честно, эта версия кажется более правдоподобной, нежели предположение Минкина об Уварове. Ну не мог главный душитель свободы слова наехать на царя! Это вообще уже шизофрения какая-то!

Групповуха

  Единственно, что он — Уваров — мог, так это вместе с Дундуком поплакаться М. Д. Нессельроде. Ну а та, как хозяйка салона, развила бурную деятельность. Вообще, «дуэтом» эту компанию не назовёшь. И не надо ссылаться на Стерна! Зачинщиков, как минимум, на «квартет» набирается, где каждый музыкант играет свою мелодию. Помимо супругов Нессельроде. там была ещё Идалия Полетика и сам Жорж Дантес.

  Каверзы от Карла Нессельроде — друга временщика Аракчеева — преследовали Пушкина всю жизнь. Так под давлением министра иностранных дел Император Александр 1 уволил в 1824 году Поэта со службы в коллегии и отправил в ссылку в Михайловское.

  Следующий царь вернул Пушкина обратно в коллегию. Карл Васильевич пребывал в явном неудовольствии от царского указа и жалованья Поэту ещё долго не выплачивал. Зачинщиком интриги и автором анонимных писем многие современники Поэта считали именно Нессельроде.

  А. И. Тургенев сразу после смерти Пушкина оставил запись в своём дневнике: «Зачинщик Нессельроде…» Александра Тургенева Минкин характеризует, как чрезвычайно умного и мужественного человека, и мы на этот счёт спорить не будем. Спустя много лет после дуэли Александр 2 (Освободитель) в ограниченном кругу придворных сказал то же самое: «Ну, вот теперь знают автора анонимных писем, которые были причиной смерти Пушкина: это Нессельроде» .

Мадам Интрига и прочие

  Поэтому на роль зачинщика и барон Геккерен (вслед за Уваровым) вряд ли потянет. Минкин голландца явно переоценивает. Барон — марионетка, а ниточи управления — в руках у «интимного друга» Карла-Роберта. Попробуй ослушаться — и многочисленным жалобам таможенников будет дан ход!

  А за другую партию нитей тянул полусумасшедший Дантес. Иногда, видя сильные страдания ребёнка, даже очень строгий родитель вдруг отступает. Мол, если нельзя, но очень хочется, — то можно. Ну а нежно любящий, тот и вовсе думает: «Чем бы дитя ни тешилось — лишь бы не плакало.» Только «дитя» у барона было великовозрастное, с преступными желаниями…

  Геккерену ничего не оставалось делать, как подкатить к Наталье Николаевне с непристойными предложениями. И мне сдаётся, что он сводничал не только на балу у Лерхенфельдов. Читаем же в письме Пушкина фразу «вы подстерегали мою жену по всем углам». Значит,такие встречи происходили неоднократно в двадцатых числах октября, пока Дантес болел.

  В конце октября Дантес вышел из домашнего лазарета,а уже 2-го ноября состоялось его последние объяснение с Натали на квартире у Идалии Полетики. Быстро сработали! Недаром Идалию даже в прожжённых великосветских кругах свинского Петербурга звали «мадам Интрига». Примечательно и то, что сначала у этой мадам с Пушкиным были неплохие приятельские отношения. До сих пор неизвестно, какая чёрная кошка меж ними пробежала, но в ненависти к Поэту Полетика не уступала графине Нессельроде… Так свою квартиру она предоставила в полное распоряжение Дантеса.

  Оказавшись наедине с предметом своей страсти Жорж перешёл к более активным действиям. Лечить-то его лечили, да не вылечили до конца: нервные клетки не восстанавливаются. Полоумный психопат начал шантаж с оружием в руках. Дескать, если Натали не отдастся ему, — он покончит с собой. Наташа еле вырвалась из злополучной квартиры. А 4-го ноября Пушкин получил тот самый — известный — анонимный пасквиль. Может быть, сочинённый и присланный им же самим…

  А что в такой ситуации делать нормальному человеку?! Дождаться, пока у психа поедет кукушка окончательно, и он направит пистолет уже на женщину? А у неё четверо детей, и она — уступит… Остановить это грязное животное могла только пуля. Отсюда и смертельные условия поединка. Да, Поэт считал, что идёт на верную смерть: или убьёт соперник, или казнит государство.

Ошибка вышла

  Но тут надо сказать, что с казнью получилась неувязочка. С 1 января 1835 года вступил в силу Свод законов Российской империи за 1832 года. И по новым правилам за убийство на дуэли уже не казнили.

  Знал ли об этом новшестве в законодательной сфере Александр Сергеевич? Не думаю… Просил ведь царя помиловать Данзаса, хотя секундантам ничего уже не грозило. Д’Аршиак, тот и вовсе удрал за границу сразу после поединка. О таком изменении в Своде не знали даже члены военного суда. Не знал даже аудитор Маслов. А уж в его-то обязанности как раз входило следить за вынесением юридически правильных приговоров. Ошибку устранила лишь ревизионная (или, говоря современным языком, кассационная) комиссия.

  Но тогда почему же Пушкин всё-таки стрелял в Дантеса? Ведь мог бы и не париться… Дантес выстрелил первым, ранил — петля на шею ему была обеспечена.

  Да, Поэт мог бы и не стрелять… Но выстрел был за ним. И не хотелось упускать шанс расквитаться с негодяем по-мужски, собственноручно; чтоб уж наверняка… По крайней мере, «товарищи потомки» не станут считать ни слабаком, ни трусом, ни паралитиком…

  Тем паче, что в России-матушке закон, что дышло; куда повернул — туда и вышло. Пушкин знал: наверняка, старый Геккерен постарается отмазать своего любимчика. И ведь, действительно, всё дышлом и вышло.. На определении Генерал-аудиториата по делу о дуэли царь начертал: «Быть по сему, но рядового Геккерена, как не русского подданного, выслать с жандармом за границу, отобрав офицерские патенты.»

  Нет, русскому человеку на торжество справедливости в своём Отечестве надеяться никак нельзя! Справедливость нужно вершить самому. А именно, убрать эту смазливую сволочь, ради спасения «подруги своея» и многих чужих, чего бы то ни стоило!

  Сказать, что Пушкин кипел праведным гневом, — ничего не сказать. Дантес разрушил и втоптал в грязь то немногое хорошее, что было в жизни Поэта. Хоть он и писал в письме Геккерену, что «то чувство, которое, быть может, и вызывала в ней эта великая и возвышенная страсть, угасло в презрении самом спокойном и отвращении вполне заслуженном», но так ли всё обстояло на самом деле?.

  Смущение и растерянность Натали при каждой встрече с французом, её ревность к сестре свидетельствовали об обратном… Чувство «угасло в презрении самом спокойном…» Значит, оно всё-таки было, это чувство. Иначе, чему угасать?.. Значит, за семь лет брака Мадонна Поэта так и не полюбила.

  О своей нестерпимой душевной боли Пушкин не мог рассказать даже самым близким друзьям. Он понимал, многочисленные поклонники его таланта заклеймят позором молодую женщину на веки вечные. Да и расписываться в своей несостоятельности как мужа ему тоже не хотелось. Оставалось только одно: молча терпеть…

  Из наших пушкинистов первым, кто заглянул в эту бездну отчаянья и ужаснулся, был физик Владимир Фридкин. Его книги о Пушкине мало известны. Сам физик по поводу такой непопулярности отвечает пушкинской строкой : «Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман…»

  Действительно, нам приятнее воспринимать Пушкина и Гончарову как идеальную пару. Ну а ему, как учёному, дороже всё-таки Истина.

  А может, у учёного не было и нет выхода на широкую публику, тогда как «Немой Онегин» Минкина печатался в многотиражке. Но, повторяю, лично мне «Немой Онегин» особых сенсаций не преподнёс, а вот книги В. Фридкина и Б. Васильева я читала с интересом.

Дар бесценный

  Теперь о моей догадке. Однажды, прочитав очередной газетный лист «МК» и сопоставив в уме разных авторов, я вдруг подумала вот о чём. Раз уж дуэль устраивалась на смертельных условиях, не давал ли таким образом наш «Свободы сеятель пустынный» развод своей жене?.. Если уж клялись «быть вместе и в горе, и в радости, пока смерть не разлучит», — пусть смерть и разлучает. Тем самым, Пушкин освобождал прекрасную Натали и от лживых клятв, данных у аналоя, и от тягостных супружеских обязанностей.

  «О вольность, вольность, дар бесценный…» — строка из оды Александра Радищева, известной Пушкину с юных лет. Себя он считал преемником Радищева. В черновом варианте «Памятника» читаем «…что вслед Радищеву восславил я Свободу».

  Слова словами… А на деле же выходит, Поэт вручил этот «дар бесценный» самому близкому и дорогому для себя человеку — прекрасной женщине, своей возлюбленной, — Наталье Николаевне Пушкиной. Оставил ей ту самую Свободу как запоздалый презент, к Рождеству так и непопавший. А пакет ещё и ленточкой спасённой чести перевязал, предварительно оплатив подарок ценой собственной жизни.

  Ведь, как известно, Пушкин, прощаясь, завещал жене: «Ступай в деревню, носи по мне траур два года, и потом выходи замуж, но за человека порядочного». И не указал конкретно, за кого. А без указания концовка предложения превращается просто в дружеский совет. У Таши появилась наконец свобода выбора, право самостоятельно вершить свою судьбу…

  Я думала, что приблизительно так закончит свой роман о поэме Минкин-Сан. Верность идеалам Свободы, она и будет сияющей вершиной горы, на которую мы так долго карабкались. Пейзаж, открывшийся нашему взору, поразит красотой суровой и величественной. Нам останется лишь молча склонить головы перед подвигом самопожертвования Поэта, ради Свободы и Счастья другого человека.

  Так нет же! Увы, наш гид застрял в глубокой расщелине заблуждений двухвековой давности и остался в ней до конца повествования. Что ж, с кем не бывает! Когда-то, на этом же месте, на обледенелой кромке поскользнулся и сам Поэт. Да, он требовал от женщины прежде всего верности телесной. Потом на горьком личном опыте убедился в существовании нечто такого, что поважнее тела.

  У нас же с собой есть карта маршрута, составленная другим гидом. Раскроем её и прочтём:

  «Но разве измена — это физическая близость с другим? А измена сердца — это ли не измена? Где провести границу? В Евангелии сказано о грехе прелюбодеяния в сердце. К мужчинам и женщинам это относится в равной мере. “Кто отдал сердце — отдал все”, — сказала Жорж Санд. Эта писательница обладала огромным сердечным опытом.»

  Так пишет Владимир Фридкин в своей книге «Дорога на Чёрную речку».

Проповедник — не праведник

  Вот именно, что «к мужчинам и женщинам это относится в равной мере» Почему-то ни Минкин, ни тот же Фридкин, ни священник Б. Васильев, ни В. Козаровецкий ничего не пишут о многочисленных изменах самого, уже женатого, Александра Сергеича… Наверно, такой заговор молчания вокруг щекотливой темы поддерживается ими из мужской солидарности. Однако в данном случае, молчать — значит, грешить против истины.

  Но если вышеперечисленные авторы просто молчат, то Минкин принимается кормить нас детскими сказочками. Вот Минкин пишет: «Он [Пушкин — Н. С.] менялся со страшной скоростью. Из распутника, хулигана, бретёра — вышел проповедник нравственности.»

  Ну и что? Проповедник — ещё не праведник. Сколько у нас таких «проповедников», которые говорят одно, а делают другое?! Их словам грош — цена в базарный день. «Лицемеры! Порождения ехиднины!» — обличал Христос совсем уж завравшихся. Остальным говорил: «Спасайся сам — и вокруг тебя спасутся многие…»

  Пушкин праведником не был, и не нам его судить. Но зачем вдаряться в другую крайность и делать из него икону?.. В этом случае Минкину мне хочется напомнить Моисееву заповедь : не сотвори себе кумира. Потому что превознося кого-либо до Небес, мы грешим против истины, да и против Бога — тоже. У Минкина же от славословий иной раз заплетается язык. Чего стоит вот такой перл:

  «Расхожая, отвратительная пошлость: мол, нравственность проповедуют лишь те, кто грешить уже бессильны: импотенты, старики. Довольно одного Пушкина для уничтожения этой швали.»

  Тут так и хочется спросить: а какой швали? Пошляков, считающих импотентами проповедников нравственности? Или же самих проповедников — стариков и импотентов? Или проповедников, говорящих одно, а делающих другое?.. Во, какой простор для фантазии и сколько пищи для размышлений! Александр Викторович нам загнул так загнул! Не написал только, как Пушкин будет уничтожать «эту шваль». Наверно, восстав из гроба, перестреляет всех из дуэльного пистолета.

  Признаюсь, я, пока читала «Н. О.», в какой-то момент придумала новое словечко: перляп. Сперва хотела оставить его для личного пользования, но потом, поразмыслив, решила обнародовать. Перляп — это гибрид от перла и ляпа. В «Н. О..» подобные гибриды попадаются довольно часто.

  А между тем, Минкин продолжает кормить, если не соловьёв баснями, то читателей сказочками — это точно. Вот он пишет: «Какое-то время Онегин был любимой маской Автора. Потом маска начала тяготить. Потом Пушкин сбросил маску навсегда. Так сказочный принц сбрасывает лягушачью кожу. А если хотите реализма, — так бабочка навсегда покидает старый потрескавшийся кокон.»

  Заметим сразу: в сказке лягушачью кожу сбрасывает не принц, а Василисса Премудрая. Да и Пушкин — не бабочка, а человек. А у человека организация гораздо сложнее — сказочных превращений не жди.

  Допустим, наше высоколобое сознание что-то там и поняло… Допустим, пришли мы к выводу, что нравственность лежит в природе вещей. Но наши телесные привычки, манера поведения, темперамент остались прежними. Они у взрослого человека вырабатываются не одно десятилетие и так просто не исчезнут. Потому что в этом мире ничто не появляется просто так и не исчезает по мановению волшебной палочки. Те же гены ногтем не выковыряешь…

  И отнюдь не сенсация тот факт, что Пушкин, будучи уже женатым, продолжал волочиться за хорошенькими особами женского пола. В воспоминаниях всё той же Софи Карамзиной читаем о частых и искренних страданиях Натальи Николаевны от чувства ревности. Таша терзалась от того, что «посредственная красота и посредственный ум других женщин не перестают кружить поэтическую голову её мужа…». А ведь в период сватовства он клялся своей невесте в верности. Так в письме, написанном перед отъездом в Болдино в последних числах августа 1830 г. Поэт обещает юной Наташе Гончаровой:

«…Вы совершенно свободны; что же касается меня, то заверяю вас честным словом, что буду принадлежать только вам, или никогда не женюсь.»

Взрывы пороховых погребов

  «…Буду принадлежать только вам…» А что выходило на деле? Лотман зовёт семейный круг Поэта «цитаделью». Но надо признать, что эта «цитадель» часто сотрясалась от взрывов собственных пороховых погребов.

  Историю с потерянным нательным крестиком Александрины Гончаровой ещё можно считать просто грязной сплетней или, как сейчас говорят, фейком. Тот потерянный крестик нашли в постели Александра Сергеича… Была ли эта история на самом деле? — Бог весть! Прямых цитат из чьих-либо писем или дневников я не встречала. Но про пощёчину, полученную от жены, Поэт писал Вяземскому сам.

  На одном из балов Пушкин по всем правилам «науки страсти нежной» волочился за баронессой Амалией Крюденер. Наталья Николаевна сперва стоически терпела увивания супруга около чужого подола, потом, не выдержав позорного зрелища, уехала домой. Вскоре, не обнаружив нигде жены, вынужден был уехать с бала и Пушкин. Ну а дома тихая Таша дала волю эмоциям и рукам. После Поэт со смехом рассказывал друзьям о «тяжёленькой руке» своей Мадонны.

  В связи с этим, грустно читать у свщ. Б. Васильева о Натали, что она «была умная и самоотверженная женщина, оказавшая большое нравственное влияние на Пушкина, когда была ещё невестой, и продолжавшая быть близким другом и сотрудником, когда стала его женой.» Выходит, что «большое нравственное влияние» оказывалось, в том числе, и с помощью оплеух. Блеск!..

  А уж пассажи Минкин-Сана о бабочке, покидающей старый кокон, и о том, что «он [Пушкин — Н. С.] переродился, Онегин — нет», и вовсе вызывают лишь кривую усмешку. Потому что прекрасно понимаешь: природа инертна. Не погибни Пушкин на дуэли в 37 лет, выдавливать из себя Онегина ему предстояло по капле всю оставшуюся жизнь… Точно также, как и Чехову — раба.

  Повторяю ещё раз: я не разделяю мнения, что «если бьёт и/или ревнует, — значит, любит». Ревность и гнев Натальи Николаевна порождались чувствами ущемлённости прав, обманутости и недооценённости. Она ведь с самого начала скептически относилась к любовным изливаниям Поэта.

  Обычно, как доказательство холодности Натали, исследователи приводят стихотворение Пушкина «Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем…». К сожалению, у сильной половины человечества понятия секса и любви зачастую или сливаются в одно целое, или секс подменяет любовь. Но многие женщины, любя всем сердцем и душой, удовольствия от интимной близости не испытывают.

  Более того, холостой Пушкин привык иметь дело с женщинами, как сейчас говорят, с пониженной социальной ответственностью. Сам же писал: «Да здравствуют гризетки!» А тут в постели девственница, воспитанная в строгих религиозных правилах. Естественно, она будет «стыдливо-холодна». А человеку, который привык к пересоленной пище, всё, нормально посоленное, кажется пресным.

  Поэтому, как доказательство подспудной неприязни Наташи Гончаровой к жениху, а потом и к мужу, я бы привела другие стихи. А именно:

Когда в объятия мои
Твой стройный стан я заключаю
И речи нежные любви
Тебе с восторгом расточаю,
Безмолвна, от стесненных рук
Освобождая стан свой гибкой,
Ты отвечаешь, милый друг,
Мне недоверчивой улыбкой;
Прилежно в памяти храня
Измен печальные преданья,
Ты без участья и вниманья
Уныло слушаешь меня…

  Говорят, что путь к сердцу женщины лежит через её уши. Уши Наташи были наглухо залеплены воском недоверия. Она прекрасно знала, что за Пушкиным прочно закрепился имидж дон Жуана: свидетельств тому накопилось великое множество. Теперь остаётся только догадываться, какие «речи нежные любви» с восторгом расточал Поэт своей невесте… И если уж даже Пушкина охватывало отчаяние, то надо признать, Натали была крепким орешком. Своё прозвище — Карс (неприступная турецкая крепость) — она оправдывала в полной мере.

  Сравнивая её с Татьяной Лариной, я пометила NB! тот факт, что она получила по тем временам хорошее образование. Более того, она сама писала стихи. Сохранились её ученические тетради. Вот запись, сделанная в одной из них:

  «Дни юности! быстро вы, быстро промчались!/ Исчезло блаженство, как призрак во мне…»

  Это стихи какого-то поэта, ей понравившиеся. Немного пониже следующая запись:

  «Стихи столько же свойственны нашему языку и столько же приятны для слуха, сколько ямбические и хореические…»

  Далее текст, к сожалению, обрывается. Но, как видим, в отличии от Евгения Онегина с ямбами и хореями она разобралась уже в 10-летнем возрасте.

Не обвиняйте Пушкину!

  Следовательно, ни «глупышкой», ни «ветренницей» Наташа не была, хоть некоторые пушкинисты описывают её именно такой. И что представляет из себя её муж; кем Пушкин является для России, да и не только для России — она понимала отлично. Не будь этого понимания — не билась бы в судорожном припадке после известия о смерти Поэта, не бредила бы по ночам, зовя его к себе. Причём, судороги были настолько сильны, что изгибалось дугой — пятки доставали затылка.

  Если сравнить акварель А. Брюллова с портретом, написанным Вл. Гау, — просто поразишься, как изменилась Натали… С брюлловского портрета на зрителя смотрит рассеянным взглядом ангельское создание — действительно, «гений чистой красоты». На портретах же Вл. Гау видишь осунувшееся, постаревшее лицо: чёрные круги под глазами, резко обозначившиеся носогубные складки, скорбный взгляд. Глядя на эти портреты, начинаешь понимать: боль не утихла…

  И сколько ни твердил жене умирающий Пушкин: «Ты ни в чём не виновата,» — убедить не получилось. Всю жизнь потом Наталья Николаевна казнила себя за тот визит на квартиру Полетики. Видимо, суд её Высшего Я был беспощадней и строже всех остальных судилищ. ­Не зря поэт, литературный критик, издатель, ректор Санкт-Петербургского университета Петр Плетнев просил филолога и историка Я. К. Грота:

  «Не обвиняйте Пушкину. Право, она святее и долее питает меланхолическое чувство, нежели бы сделали это многие другие».

  И дело не только в меланхолии. В конце концов, плакать, стонать и истерить может каждый. Но Наталья Николаевна даже в горе и в нищете осталась любящей и заботливой матерью.

Она привыкла и смогла
с другим быть рядом.
Она давно уже жила
иным укладом.
…………………………….
Его отбросило волной —
ее прибило.
Она была его женой.
Она любила.
…………………………………
Друзья, сватья и кумовья —
не начерта ли?
А ей остались сыновья
с его чертами…_

И дочери… Это стихотворение Вероника Долина посвятила вдове другого великого русского поэта. Но слова, приведённые выше, можно с полным правом отнести и к Наталье Николаевне Пушкиной. И надо нам наконец отдать ей должное: она вырастила, воспитала и вывела в жизнь всех четырёх детей Поэта.

  И потом, много лет спустя, умирая сама от пневмонии, Наташа твердила в бреду агонии: «Пушкин, ты будешь жить!.. Пушкин, ты будешь жить!..»

  Минкин почти ничего не пишет о жене Поэта. Упоминания вскользь и мимоходом — не в счёт. Однако его молчание красноречивее всяких слов. Минкин даёт понять: о мёртвых — или хорошо, или ничего… Тут меня лично так и подмывает его спросить: «Александр Викторович, а что Вы хотели? Верности клятвам и долгу? Так в этом отношении Наталья Николаевна безупречна!»

Блестящая многоходовочка

  Да, она согласилась выйти замуж за Пушкина, не любя его как мужчину и плохо зная как человека. Почему согласилась? Потому, что надо было кому-то из сестёр сваливать с родительской шеи и начинать самостоятельную жизнь. Потому, что они, 3 сестры-бесприданницы из глухой провинции, были никому не нужны — к ним никто не сватался. Потому, что возвратиться домой, в тамбовскую губернию, — значит, похоронить себя заживо.

  Дома — умалишённый папенька, который в припадке буйства гоняется за домочадцами с ножом. Дома пьяница маменька, того гляди, сопьётся окончательно. Да и терпеть её самодурство не хватало уж сил. Поэтому Наташа и согласилась на замужество. И вероятно, даже сама на нём настояла.

  Она как маленький паровозик вывезла за собой 2-ух старших сестёр сперва в Москву, потом в северную столицу, чуть позже — в Аничков дворец. В итоге, 2-е некрасивые девки-перестарки тоже оказались замужем и отправились за границу. Одна — на ПМЖ во Францию, другая — с дипломатической миссией в Австрию. Такая вот блестящая многоходовочка талантливой шахматистки!

«Пушкин в роли гувернёра…»

  Невольно подумаешь: почему эта умница сразу не раскусила Дантеса?… Но Дантеса сразу не раскусили и умные, умудрённые опытом Вяземские и Карамзины. В какой-то мере, сближению Натали с Дантесом способствовал сам Поэт.

  Да, Пушкин любил свою Ташу за телесную красоту и душевные качества. Но уровень её интеллекта, её творческие задатки он, кажется, всё-таки не дооценивал. Сперва принялся воспитывать как старый папик. Почитать его письма из Болдино — сплошное ханжеское брюзжание:

  Осень 1833 г. Болдино.
8 октября: “Не стращай меня, жёнка, не говори, что ты искокетничалась”.
11 октября: “…Не кокетничай с царём…”
30 октября: “Ты, кажется, не путём искокетничалась… Ты радуешься, что за тобою, как за сучкой, бегают кобели, подняв хвост трубочкой и понюхивая тебе задницу; есть чему радоваться!”
Там же: “…не кормите селёдкой, если не хотите пить давать…”
Там же: “Гуляй, жёнка: только не загуливайся…”
Там же: “Да, ангел мой, пожалуйста, не кокетничай…”
6 ноября: “Повторю тебе… что кокетство ни к чему доброму не ведёт…”
Там же: “Побереги же и ты меня. К хлопотам, неразлучным с жизнию мужчины, не прибавляй беспокойств семейственных, ревности etc. etc”.

  Первый вопрос, который лезет в голову: а сам-то что, целомудренно чист?.. Наверняка, он не раз приходил на ум и томящейся в одиночестве Таше. Как и многие другие неудобные вопросы. Интересно, а что ещё на балах делать?.. Сидеть каменным изваянием?.. Кокетство вообще — очень размытое понятие. Ты, разгорячённая мазуркой, весело кому-то улыбнулась, и всё — уже попала в записные кокетки.

  А как вести себя, если знаки внимания тебе оказывает сам Государь Император?.. Ты ведь прекрасно понимаешь, что перед тобой человек, наделённый неограниченной властью. Любое твоё неосторожное слово навлечёт неприятности не только на тебя, но и на твоих близких… Как вести себя с царём, Александр Сергеич без частицы «не», увы, не пишет. Зато с этой самой частицей из письма в письмо повторяется одно и то же: «Не кокетничай… не кокетничай… не кокетничай…» Что называется, затыркал.

  Конечно, его страх понятен. Беря в жёны молоденькую девочку, Пушкин прекрасно видел, что она его не любит. Так 5-го апреля 1830 г. в письме к своей будущей тёще Поэт писал: «Только привычка и длительная близость могли бы помочь мне заслужить расположение вашей дочери…»

  По-моему, привычка, если нет взаимной любви, может помочь только наскучить друг другу. Что, собственно, у этой пары и произошло. Выговаривала же Натали мужу, ревнуя его к черноокой Роззети: » С ней ты хохочешь, а со мной зеваешь…» А ведь это типичное онегинское поведение: нудные нотации, а потом зевота…

О «длительной близости» говорить и вовсе неохота. Физическая близость без взаимных чувств является либо изнасилованием, либо проституцией. Ни то и ни другое заслужить расположение не помогают. А близости душевной Пушкин очень часто избегал сам.

  Сколько раз Наташа просила мужа прочесть ей что-нибудь новенькое из стихов. В ответ получала неизменный отказ. Пушкин ей говорил: «Нет, Наташа! Ты не обижайся, но дело не твоего ума, да и вообще не женского смысла». («Мемуары» А. Арапова-Ланская). Поэт только что написанное шёл показывать Жуковскому или Вяземскому. Сколько раз она пыталась завести разговор на серьёзные темы, а в ответ слышала: «Ну полно вздор молоть!..»

Явление Дантеса

  Что же ещё было у этой молоденькой девочки за 6 лет супружеской жизни? Бесконечные изматывающие беременности, после которых она не успевала восстанавливаться… Тяжелейшие роды с длительным постельным режимом потом… Подумать только, хирургической помощи роженицам тогда не оказывалось. (Наркоз Пирогов применит лишь 20 лет спустя — в Крымскую компанию.) Жди, когда все разрывы срастутся сами…  

  Одиночество… Ибо Пушкина вечно где-то носит. Он то на Урале, то в Болдино, то в Москве по издательским делам, то в питерских ресторанах с друзьями. А к ней — жене своей — он заявляется только делать очередного ребёнка.

   Об отношении Пушкина к детям сохранились весьма интересные письменные свидетельства. Так сестра Поэта — Ольга Сергеевна Павлищева 22 ноября 1835 г. обмолвилась в письме мужу:

  «Александр дает розги своему мальчику, которому только два года; он также тузит свою Машу (дочь), впрочем, он нежный отец».

  Вот это да… И это «наше всё»… Дикость сообщения не смягчает даже концовка. Может, Ольга Сергеевна возводит на Поэта напраслину? Известно ведь, что брат и сестра особой симпатией друг к другу не отличались…

  Увы, нет. Позже П. В. Анненков напишет со слов уже самой Натальи Николаевны:

  «Пушкин был строгий отец, фаворитом его был сын, а с дочерью Машей, большой крикуньей, часто и прилежно употреблял розгу» (цит. по: Вересаев, 1984).

  Что-то всё выше перечисленное не очень-то вяжется с образом «Принца, сбросившим лягушачью кожу». У Минкина про розги — ни словца. Трудно поверить, что он не натыкался на эти факты хотя бы у того же Вересаева.. Значит, и Александру Викторовичу «возвышающий обман» тоже дороже Истины…

  Но вернёмся к Наталье Николаевне. Общеизвестно, что детей надо кормить И кормить не только берёзовой кашей, которую так хорошо умеет готовить глава семейства. И что сунуть каждому ребёнку в рот (а не с другого конца) она порой не знает…

Потому что «денег нет, но вы держитесь!» А долги растут как снежный ком. Ком, который вот-вот покатится и сметёт их всех…

  И вот среди этой житейской беспросветности у неё вдруг появляется Дантес… Молодой белокурый красавец кавалергард. Высокий, статный ровесник, говорящий с ней на одном языке. Влюблённый паж, кто ловит каждый её взгляд, кто готов её слушать часами… Конечно же, в ней пробудилось ответное чувство. «Я вас люблю, как никогда не любила,» — Наташа скажет ему совершенно искренне…

  В связи этим мне иной раз думается: а произошла ли измена, если любви к супругу не было изначально? Может, точно так же рассудил и Пушкин… Может, он ещё и поэтому твердил в последние дни зарёванной жене: «Ты ни в чём не виновата!..»

  После таких размышлений читать Минкина не хочется вообще. Вот, например, он пишет:

«И бесконечно жаль, что нельзя вылезти из неё [из машины времени — Н. С.], например, 26 января 1837 года, найти Дантеса и ликвидировать гада заблаговременно.»

  Примитивность суждений просто поражает! Для завоевания популярности среди американских студентов оно подойдёт. Но нам-то за что суждено читать такие глупости?!

  Вот интересно, наш Александр Викторович в одном из прошлых своих воплощений в партии «Народная Воля» не состоял? Уж больно знакомый почерк… Те тоже обвиняли во всех несчастьях и мерзостях, творящихся в стране, только одного человека. Те тоже считали: вот убьём царя — и сразу настанет райская благодать на Руси-матушке… Ну, убили они царя. Причём, самого либерального — Александра 2 Освободителя… И что, лучше стало?..

  Вот точно так же можно спросить и Минкин-Сана. После того, как вы ликвидируете Дантеса, что изменится к лучшему? Что, Наталья Николаевна всем сердцем наконец полюбит Поэта, а тот перестанет волочиться за другими красотками? .. А может, он сделается угоден Власти?.. Или что, «Современник» начнёт раскупаться с молниеносной быстротой? Или глава семейства найдёт новый — хороший — источник дохода? Или царь милостиво отстанет от семейства Пушкиных и отпустит их на все четыре стороны?..

  Нет, нет и нет. Следовательно, в будущем неизбежно появятся другие дантесы. Защитить семью от этих «смазливых морд» могло бы только сильное взаимное чувство. Но у Натальи Николаевны такого не имелось: сердцу не прикажешь.

  Да, формально Натали осталась верна Поэту. Сказала же она Жоржу: «…не просите больше, чем моё сердце…» Но разве есть на белом свете что-то больше того?..

Ещё один «перляп»…

  “Кто отдал сердце — отдал все”, — цитирует Владимир Фридкин слова писательницы Жорж Санд. Весьма примечательно то, что про душу и про сердце говорит физик. А наш гуманитарий — Золотое перо России — ничего, кроме «кожи-рожи» и гормонов, в женщине в упор не видит…

  И ведь какая всё-таки чудесная была находка — про «совершенства» телесные и «совершенство», где тело состоит в союзе с душой и разумом! Минкин говорит о этом в самом начале своего романа-эссе. И там он подчёркивает первостепенность именно души. Про пушкинский приём он пишет «этот гениальный фокус, где с изменением числа отменяется тело и возникает душа…» Деталь, которую не заметили ни Достоевский, ни Набоков, ни Лотман.

  Но почему-то как раз про душу сам Минкин забывает в конце, когда речь заходит о супружеской верности. Получается, как в пословице: дружба дружбой, а денежки врознь. Минкин пишет о выборе между чувством и долгом.

  Нет, языком наш Минкин-Сан владеет всё-таки не очень хорошо. Хотя сам так не считает — утверждает обратное. Самонадеянно писал об этом в «МК», когда только приняли закон о запрете мата в СМИ.

  Как же тогда понимать известное словосочетание «чувство долга»? Сами-то чувства отвергаются напрочь… В общем, очередной «перляп» И по-моему, речь надо вести о выборе между долгом и плотским вожделением. Тогда я ещё могу согласиться: долг выше веления плоти и животных инстинктов. Об этом очень хорошо написал в своей книге священник Б. Васильев. Увы, про Минкина такого сказать нельзя.

  Да, вожделение иногда граничит с животной похотью. Но даже истерически мяукающая кошка далеко не всякого кота подпустит к себе. Если не чем-то не понравился хвостатый граф Нулин, — лапой по морде, и все дела! Им, выходит, кроме «блаженства темного», тоже нужно что-то ещё.

  Вот и спросишь после этого: «Александр Викторович, а любовь?.. Та «боль, знакомая, как глазам — ладонь, Как губам — имя собственного ребенка.» Хорошо ли вам самому будет без неё?.. Долг вам может отдать любая путана. Профессиональный… Возьмёте?.. Вы правильно заметили, что в описании действий Онегина Пушкин употребляет множество глаголов: забавлять, играть, пылать, стращать… и т. д. И всё по «науке страсти нежной». Нет там только одного глагола: любить… Почему же под конец этот глагол вы потеряли сами?..»

  Трудно представить, что мне ответит автор «Немого Онегина», если мы вдруг встретимся… Да, Пушкин — гений. Но и гениям свойственно ошибаться. И ошибки, даже если их совершил гений, — остаются ошибками. Минкин же восхищается устаревшими взглядами на брак, тогда как сам Поэт от них, в конце концов, отказался.

Оправдание Человека

  Знаю, кое-кто спросит: «Как после прочтения твоего опуса относиться к самому Пушкину? По-твоему выходит, что после венчания он ни на йоту не изменился. Бабник, картежник, семейный тиран, секущий своих детей розгой, да ещё и лгун, лицемер, нарушавший клятвы…» Отвечу коротко: любить. Любить таким каков он есть. И помнить, что из этого «сора росли стихи, не ведая стыда». И стихи гениальные… А кто безгрешен — пусть первым разведёт костёр и сожжёт все собрания сочинений Поэта.

  Ещё нужно помнить, что многие мемуаристы не столь объективны и честны, как хотелось бы. Та же А. Арапова-Ланская в своём рвении обелить мать заходит слишком далеко и очень часто в своих записях грешит против истины…

  А если серьёзно, то всем «инквизиторам», угодившим в тупик, скажу следующее. У русского философа Серебряного века Н. А. Бердяева есть работа «Смысл творчества или оправдание человека». Основная мысль там такова: человек может спастись не только через покаяние и принятие церковных Таинств, но и через творческий акт. Потому что, творя прекрасное, человек в полной мере раскрывает свою Божественную природу и тем самым уподобляется Богу-Отцу — Творцу всего сущего.

  И действительно. Мы прощаем Пушкину волокитство, скандальные выходки и картежную игру, а Есенину и Высоцкому — беспробудное пьянство, Ф. Достоевскому и Н. Некрасову — игру в рулетку, Л. Толстому — блуд. Потому что их произведения вошли в сокровищницу мировой культуру — мы их читаем до сих пор.

  Вообще считается, что пагубные привычки и страстишки для для Великого Художника — своего рода, якоря, держащие его на нашей грешной земле. Без них он вознесётся на Небеса раньше положенного срока, так и не выполнив своей миссии.
Другими словами:

У каждого поэта есть провинция.
Она ему ошибки и грехи,
И малые, и многие провинности
Прощает за правдивые стихи.
                           (Семён Гудзенко)

  У Пушкина провинция — бескрайняя Россия. И она Поэту давно уже всё простила. Помилуй, Господи! Какие уж там «ошибки и грехи»?.. Ну волочился за красотками, но никого же не насиловал. Ну, дрался на дуэлях, но никого же не убил. Даже подлеца Дантеса лишь слегка ранил!

  И кстати, об «избиении младенцев». В той же записке «О народном воспитании», поданной Императору в 1826 г., Пушкин советует:

  «…кадетские корпуса, рассадник офицеров русской армии, требуют физического преобразования, большого присмотра за нравами, кои находятся в самом гнусном запущении <….> уничтожение телесных наказаний необходимо. Надлежит заранее внушить воспитанникам правила чести и человеколюбия. Не должно забывать, что они будут иметь право розги и палки над солдатом. Слишком жестокое воспитание делает из них палачей, а не начальников».

  И это уже слова самого Пушкина. Выходит, что Поэт собственных детей готовил в палачи? Или считал воспитание, которое он даёт, не слишком жестоким? Нет, конечно! Но через 5 лет, после написанного, Провидение поставит другие декорации: женитьба, дом и уже свои дети. Мол, ты боек на словах, попробуй-ка на деле…

  А на деле — в быту, в семье, среди домочадцев — многие прогрессисты-реформаторы придерживались домостроевских взглядов и привычек. Да, можно выйти на Сенатскую, ратуя за Конституцию и равенство всех перед законом, а дома пинать ногами старого слугу. И Пушкин, как видно, не стал исключением из правил.

  Правило же есть и такое. Любой психолог сейчас скажет: человек, с которым в детстве обращались жестоко, точно так же будет обращаться со своими детьми. Сразу вспоминается, как Надежда Осиповна приказала связать сыну руки на целый день…

   Целый день состояние полной беспомощности — невозможно сделать даже самые простые вещи: поесть, обслужить самого себя в уборной. Целый день мальчишка ходил голодный и обмочившийся…

  А за что, спрашивается? Что такого напроказничал пацан? Всего лишь тёр ладонью о ладонь в присутствии матери. Такие навязчивые движения — по сути дела, невротическая реакция. Возникает она, когда человек напряжён; охвачен волнением, неприязнью и страхом. Значит, ребёнок боялся матери! И боялся потому, что подвергался телесным наказаниям неоднократно.

  Но, с другой стороны, повторяю, многие мемуаристы очень субъективны в оценках. И порой в своих воспоминаниях противоречат друг другу. Так О. С. Павлищева (сестра Поэта) пишет, что розгами её брат наказывал сына Сашку, а дочь Машку — лишь тузил. А Наталья Николаевна рассказывает, что порке часто подвергалась именно Машка, а сына Поэт не трогал.

  Невольно подумаешь: а насколько можно верить этим двум милым дамам, повествовавшим о порках розгами малолетних детей? Можно ли им верить вообще? Ведь та же Ольга Сергеевна, вовремя спохватившись, делает оговорку: «Впрочем, он [Пушкин — Н. С.] — нежный отец»… Нам остаётся лишь искать истину, залёгшую где-то посередине между этой «нежностью» и «прилежным и частым употреблением розги».

  Мне думается, если и стегал Александр Сергеич кого-то из своих чад берёзовым прутом, то чисто символически. Иначе бы Наталья Николаевна оставила бы нам животрепещущие воспоминания, как она залечивала располосованные детские ягодицы.

  Слухи о том, что муж избивает её за роман с Дантесом, по северной столице, уже ползли. Так что свёкру, к Поэту отнюдь не симпатизировавшему, пришлось выступить с публичным опровержением. И тут опять «свинский Петербург» наводнили бы леденящие душу рассказы о садистских экзекуциях, какие устраивает своим детям правнук арапа Петра Великого. Однако ничего подобного не произошло; «светская чернь» про методы воспитания детей как раз молчала…

Родом из детства

  Читать пассажи Минкина про горькое детство Женечки Онегина. одновременно и грустно, и смешно. И от приторной слащавости малость тошнит. Мол, заброшенный ребёнок. При живых родителях — круглый сирота. Да полноте! Такими «круглыми сиротами» были все дворянские дети.

  Их родители жили своей жизнью: служба-дружба, балы-рауты. Дети были оставлены на попечение прислуги. Они даже жили обособленно — в специально выделенной для них части дома — так называемой, детской. В богатых семьях, владевших большими домами, «детская» располагалась на верхнем этаже. Она могла состоять из одной комнаты или целых нескольких. Спальни, игровая, класс — минимальный набор, этакое государство в государстве.

  К родителям детей приводили лишь «представиться»: поздороваться, шаркнуть ножкой, поцеловать ручку маменьки. В разговоре дети обращались к родителям только на «вы». По окончании аудиенции челядь их уводила обратно наверх.

  Когда ребёнок подрастал, кормилицы и няни сменялись боннами, гувернантками и учителями. И тут уж какой воспитатель попадётся! Любой гувернёр имел право наказывать ребёнка по своему усмотрению, вплоть до физической расправы.

  В связи с этим начинаешь понимать, что судьба, действительно, «Онегина хранила». Милого Женечку никто не драл, не сёк, не тузил, не ставил в угол на колени. Монсье l’Abbe его лишь «слегка за шалости бранил». А сколько детей повсеместно каждую субботу растягивали на лавках под иконами!..

  Кстати, Николая 1-го (Романова), подростком, воспитатель во гневе бил головой об стену. Потом подросток вырос, сел на трон и начал бить головой об стену всю думающую Россию…

  Монсье же l’Abbe, «чтоб не измучилось дитя», не докучал оному даже нотациями. И учил «всему шутя». И неплохо, кстати, выучил! Прямо авторская методика у француза была.

  Женя так и не узнал ни голодных пайков, ни холодных стен казённых учебных заведений: лицеев, пансионов, пажеских и кадетских корпусов. Он — тёпленький домашний ребёнок, который всегда спал в своей постели и питался из своей фамильной посуды. И ,уж конечно, он всегда был накормлен и вкусно, и досыта!

  Родители хоть и находились с ним в разных комнатах, но жили-то под одной крышей. Он мог видеть мать и отца каждый день, хотя бы издали; слышал их голоса. Знал, в том числе и от слуг, что твориться в семье. К тому же, родители изредка, да вызывали его к себе. Для сравнения: Пушкина как в 12 лет отвезли в Лицей, так ни разу навестить и не приехали… Онегин же до совершеннолетия жил в родительском доме.

  А кроме родителей, приезжали в гости и другие родственники. Про одного подростка я уже писала: и шутили, и проказничали вместе. Озорник Женечка, повзрослев, попытается увести у него жену…

  Кстати, Минкин почему-то не берёт во внимание тот факт, что Онегин и генерал N. N. — родственники. Он пытается нас убедить, что у Онегина родных нету:
«У Онегина никого. Совсем пусто.
Отец умер, не сказав ни слова; имя неизвестно. От него не осталось никакого следа, даже могилы…
Ни брата, ни сестры, ни тётки — ни души. Даже свою няню Пушкин подарил Тане».

  Или ещё:
«У Татьяны — все говорящие. У Онегина только бонна, гувернёр, мёртвый дядя. И все молчат, ни слова.»

  Такой вот «перляп». По-другому не назовёшь. И разбирать его опять придётся построчно.
Да, про могилу Онегина-старшего у Пушкина не говорится ничего. В том числе, не говорится и того, что она утеряна. Просто по ходу сюжета на могилу эту никого из живых героев не заносит. Значит, и сведения о ней читателям ни к чему. Пушкин заботился о динамичности повествования: «Вперёд, вперёд, моя исторья!» Тоже самое можно сказать о диалогах.

  Да, Пушкин свою няню подарил Тане. И няня Тане — тоже не родня. У Минкина же няня попадает в один список с членами семьи. Если говорим о родственниках, то давайте уж «мухи отдельно — котлеты отдельно»…

  Конечно, няня Тане по духу ближе матери с отцом. Но не надо забывать того, что у Онегина был монсье l’Abbe! Который возился с Женечкой все его детские и отроческие годы: учил, бранил, гулять водил. Был бы «неговорящий» — не бранил бы… Даже слегка… И чувствуется, что у гувернёра с его подопечным были доверительные отношения. И, если француза «прогнали со двора», — значит, было кому прогонять; кто-то из родителей Евгения ещё здравствовал. А это наглядный пример, как утверждения Минкина идут вразрез с текстом самого Пушкина.

  Вот Минкин пишет:
«У Онегина никого. Совсем пусто. <…> Ни брата, ни сестры, ни тётки — ни души.»

  Но отец главного героя умрёт только лишь в конце первой главы. Евгений к тому моменту уже станет взрослым, вполне сложившимся человеком. Как же тогда «ни души»?..

  И как же тогда понимать вот этот отрывок из 8-ой главы:

— О, так пойдем же. — Князь подходит
К своей жене и ей подводит
Родню и друга своего. ?

  Выходит-то: князь N. N. — и «родня», и «говорящий»!
Я вообще не понимаю, как Минкин-Сан читает пушкинский текст. Через две строки на третью, что ль?! Похоже, что его глаз выхватывает только то, что сгодится для подкрепления хозяйских фантазий. Остальное — не замечается в упор!..

  С отцом Евгения Онегина у Минкина произошла та же история, что и с генералом N. N: не узрел очевидного.
Вот Александр Викторович пишет:
«…у безымянного отца (Катенин недаром спросил про отчество — двусмысленная шутка) вся биография в одном слове «промотался».»

  Спрашивается: куда подевались предыдущие три строки? Вот эти:

Служив отлично-благородно,
Долгами жил его отец,
Давал три бала ежегодно…

  Признаюсь, я только сейчас, перечитывая «Онегина», заметила такой штришочек. То, что между словами «отлично» и «благородно» стоит дефис. Мы-то в школе тараторили их, как однородные члены предложения. Мол, служил и отлично, служил и благородно. Вот вам и кофе, вот вам и какао… А чем одно отличается от другого?..

  Вот в том-то и дело, что высшая оценка поставлена именно благородству служащего. Значит, Онегин-старший служил отлично, выделяясь в первую очередь благородством слов и поступков. Это как? А это так: не воровал, взяток не брал, сослуживцев не подсиживал, перед начальством не пресмыкался. Стоит ли удивляться тому, что он состояния не сколотил — «жил долгами»?..

Я думаю, что сына своего Онегин-старший любил очень сильно. Иначе запихнул бы отпрыска в школьное заведение закрытого типа — на казённый кошт. Это позволило бы, хоть как-то, сэкономить, подлатать семейный бюджет. И ребёнок был бы «пристроен»: одет, обут, накормлен и получал бы образование за счёт государства.

  Ан, нет! Женечку — единственного сына — отец предпочёл растить дома, оплачивая услуги бонны и учителя из своего кармана. По-моему, сей факт очень многое говорит о человеке. Этому человеку было важнее слышать счастливый смех своего ребёнка, чем звяканье монет в кармане. Почему этого папу Карло не разглядел Александр Минкин, трудно сказать…

  Вот про мать Евгения у Пушкина, действительно, — ни слова. Осмелюсь предположить, что мать умерла во время родов или чуть позже. И тогда с Минкиным можно согласиться: Женя — сирота. Но сирота он не круглый — там отцовской любви хватало за двоих. Потому что сын — единственное, что осталось у этого скромного служащего. 

  Один крупный недостаток у Онегина-старшего всё-таки имелся. Он был плохим хозяйственником. Вот Минкин-Сан через губу и цедит: » Вся биография в одном слове «промотался».»

  Невольно подумаешь: мот? транжира?.. Но ведь проматываются по-разному; от сумы не зарекайся.
Отец Онегина не играл в карты, не шлялся по борделям, не кутил в ресторанах. Если бы хоть что-то было, — Пушкин бы написал. Вот только 3 бала ежегодно выглядят легкомысленным расточительством. Бал, как известно, — мероприятие дорогостоящее. Спрашивается, зачем он на все эти танцы-шманцы тратился? Для понтов, для удовлетворения тщеславия?..
Ю. Лотман пишет, что «бал был областью общественного представительства, формой социальной организации, одной из немногих форм дозволенного в России той поры коллективного быта».
Фонвизин как-то спросил на балу Екатерину Вторую:
— Отчего у нас не стыдно не делать ничего?
— В обществе жить не есть «не делать ничего», — последовал строгий ответ Императрицы.
Поэтому, хочешь быть своим в определённых кругах, — изволь соответствовать. Непосещающий балов рано или поздно становился изгоем в глазах и устах Высшего света. Может, Онегин-старший сам по себе не боялся прослыть «опаснейшим чудаком», но ему нужно было выводить в свет Женьку.
Обучать бальным танцам и этикету ребёнка из дворянской семьи начинали уже с 5-6-летнего возраста. Организовывались, так называемые, детские балы — утренники. И чуть обученных детишек вывозили именно на них. Там ребёнок, как бы сейчас сказали, получал первый опыт социализации. Там он совершенствовался в умении танцевать и хорошо держаться, веселился, общался со своими сверстниками. Там у него завязывались первые знакомства, складывался свой круг друзей — связи, которые пригодятся в дальнейшем. Подростка родные могли взять и на более серьёзное собрание.
Понятно, что на каждый такой выход надо одеться, обуться, причесаться. А это деньги, деньги, деньги… Более того, по правилам хорошего тона, если ты посещаешь балы в чужих домах, то изволь дать и в своём собственном. Поэтому отец Евгения ежегодно эти проклятые три бала просто вынужден был давать! Как и вынужден был полностью содержать сидящего на шее сынка-сибарита.
Впрочем, нет. Сынка мог бы и прогнать с шеи. Мол, поди-ка послужи! Однако с шеи — не прогнал, на службу — не отправил. Оплачивал сынку отдельную квартиру, заграничные шмотки, парфюмерию и прихотливые обеды из своего кармана. И то, что бедный папик «промотался наконец», — вполне естественно.
Мне Онегин-старший представляется человеком мягким, добросердечным и, в какой-то степени, безвольным. У таких людей деньги, как правило, не задерживаются…
С его сыном природа кинулась в другую крайность. Евгений, как известно, начитавшись Адама Смита, «был глубокий эконом».

То есть умел судить о том,
Как государство богатеет,
И чем живет, и почему
Не нужно золота ему,
Когда простой продукт имеет.
Отец понять его не мог
И земли отдавал в залог.

Он пытался давать папаше советы, но понимания так и не добился. То есть, как только возникала нехватка денежных средств, отец шёл закладывать в банк очередную деревеньку, с прилегавшими к ней полями и лесами. Полученные деньги проедались, в том числе и самим Евгением. Возвращать банку было нечего — деревня уходила с молотка.

  Ругался ли сын с отцом из-за нерационального ведения хозяйства, Пушкин не пишет. Мне кажется, ругаться, спорить и доказывать что-либо Евгению было просто лень. Он спокойно просчитал, что на папин век хватит; папа с ним поделится, а там — и дядя на подходе.

  А папочка, и вправду, делился. Великовозрастный лодырь был и»острижен по последней моде», и «как денди лондонский одет»… Мне же ясно только одно: и с отцом, и с дядей у Жени выстроились нормальные отношения. Неприятного человека умирающий к себе не позовёт. Ну что, перед нами «круглый сирота»?..

  Минкин пытается убедить читателя в том, что Онегин и Пушкин очень похожи друг на друга. Ну прямо однояйцевые близнецы! Вот только у одного есть родинка за левым ухом, а у другого — нет. А родинка эта, ни что иное, как Божий дар с прилагающейся к нему Высокой страстью.
Вот Александр Викторович цитирует отрывок из письма:

кн. Вера Вяземская — мужу 27 июня 1824 г.
«…Пушкин слишком занят, чтобы заниматься чем-нибудь другим, кроме своего Онегина, который молодой человек дурной жизни, портрет и история которого отчасти должны сходствовать с автором.»
И тут же риторически вопрошает:
«»Отчасти»? — а где ж несходство?» (Минкин — «Н.О.»)

Снова цитата из письма:
Пушкин — Вяземскому 27 мая 1826 г. Псков.
«В 4-ой песне Онегина я изобразил свою жизнь.»

И снова риторический вопрос:
«В четвёртой свою, а в остальных чью?» (Минкин — «Н. О.»)

Семья.
Женя — единственный ребёнок в семье. Любимый, ухоженный, избалованный.
Саша — старший, нелюбимый сын в многодетной семье.

Наказания.
Женю гувернёр лишь «слегка за шалости бранил».
Сашу властная мать наказывала и физически.

Школа.
Женя учился дома. Гувернёр, «чтоб не измучилось дитя, учил его всему шутя».
Сашу отдали в Лицей. За все школьные годы родители его ни разу не навестили.

Юность.
Женя не работал. В широком боливаре слонялся на бульваре. Вечером — театры, былы, пирушки. Потом ненадолго осел в деревне, где барщину заменил оброком — и реформаторская деятельность ему наскучила.

Саша поступил на службу в Коллегию иностранных дел. Кроме того, занимался литературным творчеством; работал над стихами и прозой, публиковался.

Дуэли.
Женя стрелял первым — убил молодого друга.
Саша почти всегда стрелял вторым. Никого не убил. В конце концов, убили его самого.

Привязанности и Любовь.
Женя хоть и прослыл гением в «науке страсти нежной»,- сам никого не любил. «Красавицы недолго были предмет его привычных дум»…
Саша любил многих «искренно и нежно». Всегда всем существом трепетал «пред мощной властью красоты»..

Может, хватит «несходств»? Их и так уже перечислено более, чем достаточно. Мы перебрали многие аспекты человеческого бытия: раннее детство, семья, школа, служба, любовь — везде несовпадения. «Всегда я рад заметить разность между Онегиным и мной,» — писал сам Пушкин в первой главе. И только Минкин-Сан недоумевает: «А где ж несходство?..» Поэтому так и хочется ему сказать: «Раскройте глазки пошире, Александр Викторович! Онегин — не двойник Пушкина, Онегин — антипод. Таков был изначальный замысел Автора.»

А про одно несходство говорит даже Минкин.
Евгений Онегин — пустоцвет, творческий импотент. К тому же лодырь:

…труд упорный
Ему был тошен. Ничего
Не вышло из пера его.

У Александра Пушкина творческая энергия била через край. Трудился много и увлечённо — из-под пера выходили шедевры. Недаром само словосочетание «Болдинская осень» стало обозначать период небывалого творческого подъёма.

  Но на основании сказанного Минкин делает какой-то совершенно дикарский вывод:
«Отнимите у Пушкина гениальность — получится Онегин.»

  А вот не получится Онегин, скажу я вам! Потому что гениальность это сумма очень многих слагаемых. Сам дар Божий — талант — занимает на жёстком диске гениальности не так-то уж и много места, всего каких-то процентов 10. Остальное — труд самого человека. А уж как он будет трудится, зависит от его характера, темперамента, здоровья, желания совершенствоваться, силы воли.

  Допустим, Пушкин перестал бы писать стихи, но так же вдохновенно он начал бы заниматься чем-нибудь ещё. Известны, кстати, его работы по артиллерийскому делу. Специалисты говорят: неплохие.
Гениальность у Пушкина можно было отнять только с самой жизнью.

И наконец, о хорошем…

  Но не всё так уж плохо в романе о поэме. Несмотря на все «перлы» и «ляпы», нестыковки и неточности, надо отдать дань уважения блестящей публицистике. Из века минувшего автор романа-эссе легко переходит к веку нынешнему, а то и прямо в сегодняшний день. Из бедной крестьянской избы с портретиком на стене — в наши квартироночки панельных хрущоб с надоевшей физией на экранах телевизоров. Параллели, явственно ощутимые чуть ли не кожей… Читателю всё становится ясным и без слов.

  А ещё надо признать: Минкин — хороший популяризатор. После его публикаций многие люди кинулись перечитывать русскую классику, заброшенную со школьных времён. Это оказалось увлекательным занятием! Каждый может почувствовать себя исследователем-первопроходцем и в манере Минкин-Сана сделать какое-нибудь открытие.

Я при чтении «Немого Онегина» тоже пришла к неожиданным выводам. А именно, что:

a) Татьяна, сказав Онегину: «Я вас люблю. К чему лукавить?» — на самом деле, призналась в неприязни к нему. В переводе с языка подсознания её фраза звучит, как «лукавлю, что люблю вас».

b) Муж Татьяны — генерал и князь N. N. — не старый и не толстый. Он, пожалуй, самый положительный персонаж «свободного романа» А. С. Пушкина. Герой Отечественной войны 1812 г. и предыдущих компаний. Пусть изувеченный-искалеченный, но несломленный духом. А главное, любящий и заботливый супруг. И Татьяна отвечает ему взаимностью.

c) Пушкин упорно добивался последней дуэли для того, чтобы дать развод Наталье Николаевне. Дар Свободы — ещё одна причина смертельных условий дуэли, кроме прочих общеизвестных причин. Потому что ни к чему верность телесная, если сердце женщины отдано другому. Нельзя быть Сеятелем Свободы, постоянно насилуя другого человека…

Вот такие мысли пришли в мою неумную голову при чтении «Немого Онегина». И мне кажется, что неожиданные открытия случались не только у меня одной. Минкин помогает читателю раскрепоститься. Происходит разрыв шаблонов и ломка стереотипов, навязанных нам со школьных времён. А после, такой вот — освобождённый — читатель уже тянется к первоисточникам сам.

   А значит, будем жить! Право на продолжение имеет лишь народ, не забывающий свои корни, свою культуру, свой язык.

Вершина

  Поздний вечер в Гималаях Александр Викторович тоже описывает очень красочно. Читаешь, и словно воочию, встает перед тобой картина. Хоть солнце давным-давно ушло за горизонт, и окрестности окутала ночная мгла, — сияют ослепительной белизной снежные вершины 8-тысячников. Они, единственные, не погрузились во тьму, потому что до них ещё достигают солнечные лучи…

  Нашу «гору» Минкин-Сан также считает 8-тысячником. Что это за гора, напрямую нигде не сказано. Ясно должно быть читателю и так, что имеется ввиду сам пушкинский роман в стихах. Что ж, у Цветаевой «ЕО» был «воздушной громадой», у Минкина — оделся камнем и покрылся бронёй ледников. Наверное, потому что с каждым столетием нам всё труднее и труднее понимать это гениальное произведение.

  Пушкинисты, кому не лень, цитируют слова В. Набокова: «Читатель, непостигший своим сознанием мельчайшие подробности текста, не вправе претендовать на понимание «Евгения Онегина».»

  Время бежит стремительно, и эпоха Пушкина постоянно отдаляется от нас. Если галактики разлетаются друг от друга в пространстве, то мы — во времени. Постижению «мельчайших подробностей текста» такое отдаление, отнюдь, не способствует. Следовательно, пониманию поэмы не способствует тоже. И даже хочется сказать: «Александр Викторович, там не 8 тысяч, а гораздо выше!» Более того, наша гора непрерывно растёт, по скорости роста обгоняя вершины Гималайского хребта.

  И вообще, что значит: покорить вершину? Это значит, что цель достигнута, маршрут весь пройден и дальше идти некуда. Минкин и сам писал, что все пути с вершины горы ведут только вниз. В нашем случае означает, что в пушкинском шедевре открывать больше нечего… Ой ли, так ли это? Мне кажется, что творение гения можно изучать бесконечно, как, впрочем, и наслаждаться им… Вершины таких гор уходят в высь — в иные, более совершенные, миры. А их пики, наверно, достигают Седьмого неба. Мы же в нашей короткой человеческой жизни будем лишь карабкаться вверх по склонам, поросшим лесом.

  Минкин пишет: вершина — Верность. Причём, он рассматривает верность только лишь в браке. Он обманывает нас и обманывается сам. Это не вершина, если кто-то поднялся по склону горы ещё раньше на отметочку повыше.

  Верность без Любви — ничто! Вершина горы тут же зеркалится относительно горизонта, превращаясь в бездонную пропасть.. Мне кажется, что к такому выводу в конце жизни пришёл и сам Пушкин, испив всю чашу горького опыта…

  Для того, чтобы пробрало наконец до самых костей, приведу пример из Новейшей истории. Девиз: «Наша честь — верность», — был выгравирован на рукоятках ножей и пряжках ремней у солдатни частей СС Вермахта. Вояками эсэсовцы прослыли никудышными. При столкновении с регулярными армиями бросались наутёк. Зато отличались особой звериной жестокостью в расправах над мирным населением. В основном, они служили надзирателями и палачами в тюрьмах гестапо и лагерях смерти. Расстреливали, сжигали живьём, травили в камерах ядовитыми газами раненых бойцов, женщин, стариков и детей. На Нюрнбергском процессе многие эсэсовцы были осуждены как военные преступники.

  Сейчас татуировкой «Наша честь — верность» украинские нацики из «Азова» и «Айдара» украшают свои телеса. Спрашивается, верность чему? Человеконенавистническому бреду? Такая верность не восхищает. Она наоборот вызывает устойчивое отвращение, граничащее с рвотным рефлексом. То же самое можно сказать и про любую другую форму верности, если она не сопряжена с любовью к человеку.

  Поэтому нашему незадачливому гиду хочется ответить напоследок словами из песни его же любимого барда:

Как Вечным огнем, сверкает днем
Вершина изумрудным льдом,
Которую ты так и не покорил.

2021-2022 гг.

Еще почитать:

Рецензия книги Робинзон Крузо, или открытие полноты.

Рецензия на фильм «Остров фантазий»

«Легенды осени»

Hawaiian sadness – «Тёмная лошадка»