Доктор Вронг1 молча сидел у окна и неторопливо пил кофе – чёрный, без сливок и сахара. Сидя в мягком, пушистом кресле, он принял самую удобную для себя позу и снял очки, дабы максимально расслабиться: да, сейчас он не хотел видеть перед собой даже окружающие его предметы. Почему? Доктор Вронг был несколько нелюдим – эти двуногие муравьи весьма утомили его, и не только сегодня: они беспокоят по пустякам…
Накопившаяся за день усталость может помешать его планам, его ночным бдениям – доктор Вронг был ещё и астрономом-любителем. Что-то тревожило его в последнее время, не давало покоя… Но что именно? Увы, этого он пока что не знал и сам.
Стоял самый обычный летний вечер – солнечный и тёплый. Внезапно погода резко испортилась; идиллия рассеялась…
Пыльная буря, столь характерная для июня, накрыла всё видимое пространство – асфальт, кустарники, лавочки; песок лежал даже на подоконнике. Но гораздо большую досаду вызывала зловещая тень на плотно закрытых шторах от раскачивающихся деревьев – зрелище совсем не страшное, но довольно неприятное.
Недовольно поднявшись, профессор подошёл к окну и закрыл его – доктор Вронг всегда тщательно проветривал своё помещение (разумеется, если позволяла погода).
Уже через секунду подавив в себе всякое волнение, этот средних лет мужчина, вновь заделав на своём лице безмятежную мину, проследовал в ванную, чтобы хорошенько промыть ладони своих рук дезинфицирующим мылом. Уже выходя, доктор Вронг вдруг задумался, вернулся обратно и проделал процедуру ещё четыре раза, делая паузу лишь для того, чтобы вытереть руки о полотенце насухо.
Чудак ли был доктор Вронг? Возможно, однако его любили, ценили и уважали за надёжность, ответственность и порядочность, но ровно за это же в равной степени недолюбливали, поскольку вся эта хозяйственность, педантичность, щепетильность, пунктуальность были для общества одновременно и благом, и бичом – люди попросту уставали от этих качеств профессора, ведь все таланты учёного стремились к превосходной степени и даже превосходили её саму. Самого доктора всё это нисколько не смущало, зато окружающим было тяжело находиться в обществе столь идеального человека. Его вежливость, его спокойный голос, его мудрые суждения немного отталкивали простого обывателя – именно поэтому у профессора совсем не имелось друзей. Конечно же, у любого учёного бывают коллеги, но об этом чуть позже.
Пыльная буря, поначалу так взбудораживающая профессора, уже давно улеглась, уступив место грозе – которая также была учёному не по нраву: он надеялся на то, что тучи разойдутся к закату, чтобы он, астроном-любитель, мог беспрепятственно лицезреть двойные и тройные звёзды, планетарные туманности и звёздные скопления, экзопланеты и их спутники, квазары и пульсары.
Будучи аллергиком, доктор Вронг порылся в ручной клади для того, чтобы вытащить на свет божий избавление от своего врождённого недуга. После, вздохнув с явным облегчением, профессор перебрался в своё любимое кресло у камина, дабы допить уже остывший чёрный кофе – горький, но придающий заряд бодрости.
Затем, поднявшись на ноги, чтобы отнести кружку на кухню и вымыть её, учёный остановился, остолбенев, перед экраном телевизора и дисплеем компьютера.
Доктор Вронг всегда выключал любой прибор, если на данный момент работа этого самого прибора ему не требовалась. Вот и сейчас, абсолютно уверенный в том, что он точно отключил и телевизор, и компьютер (при том, проверив это неоднократно) профессор тем более был сбит с толку, потому как у обоих имелся и звук, и изображение.
Все розетки были одиноки; все вилки свободны. Холодильник в ремонте, настольная лампа покоится с миром.
Доктор Вронг мог бы перекреститься – если бы не был атеистом, искренне верящим в научный прогресс. Вместо этого он решил созвониться со своим знакомым.
– Ларри, – бросил он в трубку, – у меня невесть что! Прогноз погоды не оправдался; метеорологическая служба отвратительно выполняет свою работу. Но не это самое странное: у меня автономно работает электротехника; живёт своей жизнью, сама по себе.
– Пардон, – извинились ему в ответ, – я немного занят… Перезвони мне где-то через четверть часа.
После толком не состоявшегося телефонного разговора профессор обратил внимание на то, что оба монитора темны, как его леди Каприза.
«Выходит, показалось», – пожав плечами, решил учёный.
Неумолимое время не стоит на месте, и вскоре безобидные вечерние сумерки сменились беспроглядной мглой; тьма и мрак довлели ныне над городом. И никакое ночное освещение не нарушало покой, уют и комфорт профессора, ибо доктор Вронг жил в пригороде, в частном доме.
Эту беспросветную мглу учёный ждал, как верующий – Господа Бога; только она одна способна поведать ему тайны мироздания, тайны бытия. Ибо уже через несколько минут профессор стоял у себя на чердаке, вооружившись достаточно мощным телескопом, на который копил годами.
Се, взору его открылся и рой комет, и магнетары; астероиды и планетоиды! Щедра, щедра сегодня июньская ночь, своими космическими сюрпризами как бы расплачиваясь за вечернее недоразумение в виде нежданной пыльной бури и сошедших с ума электроприборов.
Немного позже брови стареющего холостяка поползли вверх: то, что теперь наблюдал в окуляр астроном-любитель, невозможно было назвать простым совпадением или же оптическим обманом.
Парад планет увидел доктор Вронг, и не только это: у Сатурна отсутствовали кольца!
От неожиданности он протёр и стёкла своих очков, и свои же глаза; той же чести был удостоен и телескоп.
Видения не исчезли; они никуда не делись. Более того, учёный увидел в ясном чёрном небе ТАКОЕ, что…
Доктор Вронг был не из тех людей, которые навязываются и звонят по каждому поводу – однако Ларри Некуро-Ма сам просил звонить ему в любое время дня и ночи, в будни и в выходные.
– Из всего того, что я сейчас услышал, я уяснил одно: ты несколько переутомился за последний период. Друг мой, ты давно не брал отпуск… – Дослушав коллегу до конца, молвил Ларри. – Знай же, что из всей нашей учёной братии ты всегда был самым непоколебимым! Теперь отдыхай же, и не думай ни о чём…
Доктор Вронг, завершив диалог с Ларри и протерев в сотый раз трубку, поспешил почистить зубы перед отходом ко сну. А леди Каприза, которая уже давно не соответствовала своему имени, зевнув, свернула в сторону гостиной. Сегодня она тоже кое-что почувствовала, но отмолчалась.
На следующее утро профессор поплёлся на работу, предварительно проверив, всё ли в доме закрыто, выключено и занавешено. Проходя мимо заброшенных недостроенных двухэтажек (из которых особенно выделялся огромный, старый частный дом без окон и дверей, где явно было пусто, сыро и уныло), учёный с удивлением обнаружил, что под ногами у него не щебень, не гравий, но снег – натуральный, белый, свежевыпавший.
«Однако по нему уже ходили», – отметил про себя доктор, – «И это не люди».
Этот будничный день оказался преисполнен обыденности; ничего нового или сверхъестественного он учёному не принёс. Но уже вечером, возвращаясь домой пешком, доктор Вронг испытал небольшой шок, когда к нему подошли двое и попросили дать закурить.
Сигарете профессор предпочитал кофе, поэтому ни спичек, ни зажигалки у него при себе, естественно, не имелось. Одеты же эти незнакомцы были почти как сам учёный.
Надобно заметить, что доктор Вронг в силу своего возраста, но, прежде всего, убеждений одевался предельно скромно. Особый стиль и вкус как таковой у него отсутствовал, но никто никогда не смог бы сказать профессору, что его одежда рваная или грязная. К себе учёный был крайне строг, и всегда старался рядиться в костюм классического образца. В прохладные дни он мог позволить себе выйти в плаще или пальто, и непременно – в шляпе. Прохожие, конечно же, подозрительно косились на весь этот винтаж, на всё это ретро, словно доктор Вронг – какой-нибудь комиссар Мегрэ; словно он из двадцатых годов двадцатого, а не двадцать первого века (а то и из века девятнадцатого).
Проходимцы, просившие закурить, отстали от учёного, хотя их вид – шляпы и плащи – говорил в пользу того, что студенты или пациенты доктора решили подшутить над ним. Ведь никто в городе не одевался так, как доктор Вронг!
Учёный прошёл было ещё несколько шагов, как вдруг мимо него что-то (или кто-то?) с шумом пронеслось. В ужасе задирая голову, профессор увидел над заброшенными недостроенными двухэтажками двух злобно хихикающих ведьм, летящих на мётлах; летящих параллельно самому доктору, но где-то далеко, всё выше и выше…
Уже дома врач нашёл леди Капризу напуганной; одинокий мужчина со всяческой заботой прижал её к своей груди, а после поднялся наверх.
Как-то раз учёный ехал в такси, и попал в автоаварию. Сам он отделался лёгким испугом; другие также не пострадали. Однако водитель одной машины стал выяснять отношения с водителем другой машины. Каково же было выражение лица профессора, когда один из этих двоих на его глазах достал тесак и воткнул его второму прямо в грудь. Ещё большее отвращение доктор Вронг испытал, когда из раны потекла не кровь! Вместо неё на землю полилась густая тёмная жидкость с резким, неприятным запахом, по своему цвету и структуре являющаяся подвидом… Каловых масс.
Проливаясь на землю, эта донельзя отвратительная субстанция уплотнялась, сворачиваясь «кругами» в плотную спираль и словно «пригвождала» убиенного: он как бы становился всё меньше, а выходящее из него – всё больше. Постепенно вся эта гниль скрыла под собой труп. Что же до убийцы, то его уж и след простыл.
Подходя ближе и морщась от отвращения, доктор Вронг констатировал было смерть жертвы, но вскоре, повнимательней присмотревшись, взглядом опытного специалиста самому себе заявил, что убитый на самом деле уже давно мёртв – как минимум, дня три. А, вспоминая того, другого, он подметил, что и тот был какой-то неестественно бледный, с синевою.
Страх и ужас, ранее никогда не приближавшиеся к доктору, помешали ему сейчас вызвать полицию: бюрократическая волокита, боязнь недоверия, возможное уличение в соучастии преступления (даже если это не так) и не только это; профессор пребывал в растерянности.
Вернувшись домой, он застал леди Капризу взволнованной; в её взгляде явно прощупывались нотки тревоги.
Внезапно телевизор включился сам по себе! Изображение из цветного превратилось в чёрно-белое.
Огорошенный, доктор Вронг присел от неожиданности.
По новостям сообщили, что велика вероятность того, что в ближайшем будущем на планету Земля обрушится жесточайший за всю её историю шторм. Или магнитная буря. Или сильный тайфун, гигантское цунами, мощный буран, бессердечная метель, супервьюга, гиперсамум или всё это вместе – профессор не дослушал, ибо ему стало плохо: кололо и одновременно резало справа и вниз от левого плеча.
Телевизор погас столь же индивидуально, сколь и вещал несколько минут назад. Эстафету принял компьютер, экран которого, выключенный из сети, неожиданно «воскрес».
Шатаясь, доктор Вронг подошёл ближе – он неважно видел даже в этих своих толстых очках.
«Сильный ветер, говоришь?», – гласила надпись на мониторе, – «Это капля в море по сравнению с теми штормами, которые бушуют на Сатурне ежедневно! Только представь, какова скорость ветров там…».
Профессор, всю свою сознательную жизнь являющийся примером для подражания, вдруг понял, что начал потихоньку сходить с ума.
«Опять звонить Ларри?», – сетовал и сомневался учёный, – «Поднимет на смех и добавит, что я вновь перетрудился! Нет; я должен справиться с этой проблемой самостоятельно».
Одно из трёх: либо он завтра идёт к психологу, либо записывается на приём к психиатру, либо…
Испокон веков человечество неоднозначно относилось к служителям культа; большую часть своей истории люди прибегали к помощи церкви, дабы обрести защиту и объяснить необъяснимое.
Закоренелый атеист, доктор Вронг направился в храм – ноги сами несли его туда. Но в верном ли направлении он идёт?
Часовня в это время суток обычно пустовала; однако при виде профессора из келий ему навстречу вышли зомби с огненными глазами.
– Молись, порочный! – Взвыли они хором и пошли на учёного, вытянув вперёд передние конечности – руками их уже трудно было назвать.
Доктор Вронг выбежал из костёла прочь, чудом избежав расправы…
Прошёл месяц. На первый взгляд у профессора всё наладилось; он и Ларри даже нашли время поиграть в шахматы. На самом же деле медленно, но верно учёный прогрессировал в обратном направлении, а именно: он старел морально, как устаревает ещё вчера модная вещь.
Причуды несчастного стали проявляться, прежде всего, в его нездоровой тяге к пожилым – это не была геронтофилия, нет; это было такое состояние, при котором человек чувствует себя хорошо в компании старых и даже дряхлых людей, тянется к ним. Когда он как врач отдаёт предпочтение преимущественно пациентам за пятьдесят и старше. Когда он, наконец, сам искусственно состаривает себя так, чтобы эти пожилые на его фоне не чувствовали дискомфорта, не чувствовали, что они уже одной ногой в могиле, что они больны и даже при смерти.
Дальше – больше: со смартфона доктор Вронг перешёл на кнопочный мобильный, с мобильного телефона – на проводной кнопочный, с проводного кнопочного – на проводной дисковый, с проводного дискового – наподобие того телефона, которым пользовались два века назад. То же и в отношении любой другой домашней утвари: отныне учёный пользовался исключительно деревянными ложками, печатал на печатной машинке, пользовался граммофоном, вместо назальных ингаляторов использовал так называемые «нюхательные соли»…
Да, этот некогда весьма практичный, экономный мужчина теперь не пропускал ни одного аукциона, дабы приобрести эти антикварные, раритетные вещи и предметы, потому что в обычных бутиках купить их было просто невозможно. Если же врач не находил искомое на аукционе, то брал номера и обзванивал коллекционеров. Он не доедал, но покупал желаемое; он не досыпал, но добивался требуемого. Он вёл себя так, словно кто-то запустил волчок времени в обратном направлении, и волчок этот – бедный доктор Вронг.
Леди Каприза смотрела на всё это помешательство, но что-то предпринять (и уж тем более категорично помешать) увы, не могла.
У профессора бывали периоды озарения – те самые моменты, когда он чётко понимал, что что-то не в порядке, что он поступает неправильно; большую же часть времени это был человек, одержимый бредовыми идеями – будто в него вселился тот инопланетянин с Сатурна, что отправляет ему «письма» при выключенном компьютере.
Однажды в доме пропала вся пища – это доктор Вронг понял сразу, ибо леди Каприза за целый день так и не притронулась к еде. Учёному бы впору забить тревогу, но другое его «я» отговорило от таких действий – сверх того, профессору понравилось и это! Теперь он скупал в магазинах исключительно просроченные продукты – что не могло не насторожить даже самых равнодушных продавцов.
Определённые органы отреагировали немедленно. Обнаружив в доме у доктора Вронга вонь и смрад, его принудили в обязательном порядке пройти экспертизу психотерапевта и на совесть прибраться в доме.
– Соседи ведь жалуются, – отдавая честь, сказал человек в форме и при исполнении, – Вроде уважаемый человек, а…
Покачав головой, офицер удалился, а профессора будто осенило.
Он с торжественным видом проследовал в подвал, где хранил старый «Кавасаки». Открутив у мотоцикла колесо с шиною на нём, он приварил посередине большущий шип – прямо в центр диска, к которому сходились все спицы. Затем, положив колесо на землю, небрежный, переставший следить за собой мужчина с немытыми, до плеч волосами стал расстёгивать засаленную рубаху с одной лишь целью – возлечь телом на этот шип так, чтобы он проткнул сердце насквозь и избавил от всех мучений и страданий.
– Не могу больше, – прохрипел он, начав «восхождение», – словно мной завладело нечто; мой разум уже не подчиняется мне. Я сам боюсь натворить глупостей больше, нежели уже свершил прежде.
Лицо безумца повернулось к леди Капризе, которая сидела поодаль и явно нервничала, взирая на всё это богопротивное зрелище. Она бы заплакала, если бы могла.
– Прости меня и ты, – обратился к ней человек, некогда – профессор, а ныне – безработный, – похоже, ты единственная, кому не всё равно, что происходит со мною. Однако то, что я делаю сейчас, я делаю и ради тебя: со мною таким ты обречена на голод и смерть. Мне очень приятно, что ты рядом в трудную минуту…
Целеустремлённо, инициативно доктор Вронг довёл своё чёрное дело до конца, возлёгши на колёсный шип. В ту же секунду, в то же мгновение он будто бы провалился в какое-то небытие, и сном это назвать было сложно – какое-то пограничное состояние между реальностью и дремотой, реальностью и сном, реальностью и смертью. Один его глаз спал; другой, не закрывшись, пронзал пространство и время, пытаясь познать тайну мироздания, блуждая в лабиринтах прошлого, настоящего и будущего. Профессор плутал среди собственных дум, упираясь лбом в непроницаемые стены непостигаемых для простого смертного секретов.
Потом доктор Вронг каким-то образом восстал из мёртвых, очутившись где-то на проезжей части далеко от своего дома. Вот, в него стреляет некто из крупнокалиберного огнестрельного оружия, и пуля проходит насквозь, продырявив его бренное тело. Однако профессор не почувствовал боли, но с любопытством стал рассматривать место ранения – а это был район брюшной полости, из которого почему-то даже не капала кровь (хотя должна была струиться ручьём).
Неожиданно для себя учёный оказался дома, в окружении леди Капризы, однако счастье продлилось недолго.
Стук в дверь, а на пороге – «сын», хотя детей у доктора сроду не было; более того, он всю жизнь посвятил науке, и никогда ни с кем не встречался. «Сын» обнял отца, точно он ему действительно родной, а сам в это время нанёс кухонным ножом удар между рёбер. И вот, улепётывает профессор из собственного дома, держась за бок, и сил у него всё меньше для беготни галопом. Он перешёл на рысь, потом – на шаг и даже хромоту. «Сын» же в это время уселся в любимое кресло профессора и, вытащив восковую куклу, так похожую на самого «отца», начал вершить своё гнусное издевательство, беспардонное надругательство, укол за уколом протыкая фигурку, обезображивая её.
«Мне бы сейчас хоть какой-нибудь наркотик, чтобы забыться», – хрипел обессиленный доктор Вронг, постепенно оседая на землю и страдая от отдышки.
Никто не подошёл утешить, поддержать, помочь; ни единая душа не откликнулась, не сжалилась над доктором. А у него теперь ныл и левый бок – так капризничала селезёнка на непредусмотренный бег; сказались возраст и плохая физическая подготовка, хотя вредные привычки отсутствовали как таковые.
«Ты что?! Какие ещё наркотики?», – набросились на доктора стыд и совесть. – «Не пробовал ранее – не стоит и начинать! Ты же прекрасно знаешь, что хорош лишь первый раз, а после – зависимость со всеми вытекающими последствиями… Да и леди Каприза не одобрит!».
В эту славную минуту просветления, в минуту озарения взяв себя в руки, доктор Вронг принял решение навести в доме порядок и очистить его от всюду лежащих экскрементов, испражнений и фекалий, уже засохших и переставших источать злосмрадие – всё это добро можно по выгодной цене продать неприхотливым китайцам, которые используют их в качестве навоза и удобрений. Но на полпути генеральная уборка застопорилась, потому что профессор, ежесекундно чувствуя сверхприсутствие, всё больше подпадал под влияние сущности с Сатурна. Учёный не видел и не слышал ни этого инопланетянина, ни его НЛО, но письма на пустой, безжизненный экран приходили к нему вновь и вновь.
Очередная некрограмма2 не заставила себя долго ждать и гласила: «На современном этапе развития человечества люди стали бояться тишины; доходит до того, что им всё равно, что гудит под ухом, будь то естественный или искусственный шум. Индустриализация, глобализация проехались по люду, как катком по асфальту. Но ты, но ты, но ты – ты ведь другой, да? Тебе ведь нравится тишина, верно? А я могу помочь».
Доктор Вронг кивнул, ибо в последнее время на фоне нервного истощения и эмоционального выгорания его бесило и раздражало буквально всё – даже тиканье настенных и настольных часов. Профессора настигла нестерпимая, невыразимая лень; ему было лень даже поесть. Ранее отличавшийся сверхчистоплотностью, учёный давно махнул на быт рукой и постепенно обрастал пылью, которая стала привлекать его столь же сильно, как когда-то – несвежие овощи и фрукты, всякие продукты. В этих слоях гигроскопичной пыли, явно не способствующей улучшению общей картины его аллергенности, доктор Вронг ощущал лёгкое касание древней, седой старины – повторимся, ему было комфортно среди всего старого настолько, что он Интернету предпочитал старую, добрую газету. Не любил профессор новшества, а что до пресловутой домашней пыли – со временем учёный даже перестал обращать на неё всяческое внимание, ибо поначалу у него всё же было великое желание подняться и как следует прибраться. Теперь в его доме командовали арахновые3 – профессор намеренно не избавлялся от них, считая, что они приносят скорее пользу, чем вред, уничтожая всех прочих домашних гадов.
Чтобы лучше понимать обитателей Сатурна, профессор начал приучать себя к сверхнизким частотам – для этого меломан, ранее слушавший классику, блюз и джаз, перешёл на дроун, дарк эмбиент и даже экстремальный металл: сильно пониженный строй и медленный темп, предельно мрачная, гнетущая атмосфера, похоронная тематика… Учёный прослушал всю дискографию коллективов Black Sabbath, Pentagram, Trouble, Saint Vitus, Candlemass, Count Raven, исполняющих традиционный doom metal; также слушатель открыл для себя Oranssi Pazuzu, Dvar, Autopsy, Darkthrone, Immortal, Cradle Of Filth, Triptykon, Caninus, Cannibal Corpse, Entombed, Grave, Death, Earth, Sepultura, Six Feet Under, Nile, Mortician, King Diamond, Mercyful Fate, Satan, The Troops Of Doom и многих других. Не брезговал он и музыкой из фильмов ужасов – не слишком сложной и тяжёлой для восприятия, но пугающей и настораживающей. В ритмическом рисунке ударных профессора особенно наполнял удар по куполу наибольшей из тарелок, напоминающий по своему звучанию небольшой колокол4.
Выбрав подходящий день и час, доктор Вронг вышел на улицу – последний раз он бывал на свежем воздухе около месяца назад.
Надобно заметить, что профессор обладал своеобразной реакцией на яркий свет в целом и на Солнце в частности, отчаянно чихая не менее двух раз подряд. Также, он буквально задыхался от тополиного пуха – от которого ещё и слезились глаза.
Учёный, дойдя пешком без особых приключений и поднявшись на седьмой этаж, не используя при этом лифт, постучал к своему коллеге, Дастину Елеопоффу.
Тот открыл перед ним свою дверь, но в дом не пустил.
– Да? – Спросил доктор Елеопофф.
– Мне необходима помощь, – умоляющим тоном прошептал пришелец, – пожалуйста, Дастин! Выслушай меня, прошу…
Тот пожал плечами и таки завёл нежданного гостя к себе.
– Чай, кофе? – Предложил хозяин, настороженно глядя на своего посетителя.
– Кофе, если можно, – выговорил доктор Вронг, сам не свой от ранее пережитого. Казалось, он уже забыл, зачем сюда пришёл; профессор отстранился, сев на краешек дивана. Визуально его трясло, как грушу, как осину ветром, хотя учёный всячески пытался подавить своё волнение.
– Чем же именно я могу тебе помочь, Хью? – Беспристрастно, без особого сочувствия и радушия спросил доктор Елеопофф; эта его фраза звучала бы более искренне в варианте «Что тебе от меня нужно?» или «Зачем ты сюда пожаловал?».
– Есть некто или нечто, который… который словно заговорённый; похоже, что от него просто так не отделаться; мне нужно заявить об этом главе нашего научного сообщества, созвав специальную комиссию.
Доктор Вронг, прекрасно понимая, что на него смотрят, как на с ума сшедшего, горько добавил:
– Не веришь мне, да? Проклятье… – Он откашлялся. – Мне самому мерзко, гадко и пренеприятно, когда я такой. Это всё сверхприсутствие; будто некто или нечто временами завладевает моим разумом и даже телом. Оно отдаёт мне приказания, а я…
С жалостью наблюдая за деформацией личности своего коллеги, за его изменённым сознанием, Дастин, наконец, ответствовал:
– Давай сделаем так: ты поможешь мне, а я – тебе; договорились?
– Хорошо, – согласился профессор, – вот только чем тебе могу помочь я?
– Пообещай мне сдать анализы. А я, в свою очередь, сделаю для тебя всё возможное… Вот только давай повременим с проведением всяких там советов, комиссий и прочего! Для начала нужно располагать фактами.
– Конечно же, я безотлагательно пройду все необходимые обследования. От тебя же либо твоих знакомых мне срочно необходимы ВСЕ материалы по Сатурну, а ещё по криогенике.
– Не вопрос, но… При чём тут криогеника?
– Видишь ли, – замялся доктор Вронг, уже уходя и говоря загадками, – на Сатурне очень холодно…
Оба научных сотрудника выполнили друг перед другом свои обязательства: один за неделю собрал кипу документов в огромную папку и вручил её адресату, другой потратил эту неделю единственно затем, чтобы побродить по врачам (включая психиатра, психолога, психоаналитика, психотерапевта, невропатолога и многих других экспертов).
– Вот что я вам скажу, – задумчиво начал основной лечащий врач больного, держа перед собой различные снимки, выписки и заключения, – вы в свои сорок четыре вполне здоровы, не считая возрастных изменений в организме. Однако, зная предмет вашей деятельности, принимая во внимание всё то, над чем вы всегда так кропотливо трудитесь, чем занимаетесь… Все эти ваши ангары №18, всякие сверхсекретные архивы и базы данных… и генная инженерия! Вам лучше всего действительно взять отпуск и отдохнуть где-нибудь на райском острове посреди тёплого океана. Никаких физических и умственных нагрузок! Хотя бы парочку недель совершенно пассивного отдыха; более того – настоятельно рекомендую вам посидеть несколько часов в вакуумной комнате.
– Я уже и так в отпуске, – мрачно заметил доктор Вронг, – в бессрочном. А насчёт полноценного отдыха…
Тут учёного осенило. Распрощавшись с врачом, он быстрым шагом засеменил к себе домой.
«Шумер», – посетила профессора очередная безумная мысль, – «то, чем я занимаюсь… оно мне и поможет!».
Оплатив все коммунальные счета на несколько месяцев вперёд, доктор Вронг срочно вылетел в Ирак (несмотря на то, что там, возможно, до сих пор идёт гражданская война, в которую втянуты арабы, курды, сунниты, шииты, НАТО и прочее). Разумеется, материалы по Сатурну и криогенике он захватил с собой.
«И эссенция с Сатурна, и лечащий врач твердят мне одно и то же: ти-ши-на», – рассуждал профессор в салоне летящего авиалайнера, – «в катакомбах древнего Шумера я найду ответы на многие вопросы, которые так сильно беспокоят меня».
Спятивший учёный, злой гений, прилетев в Багдад, автобусом добрался до нужного ему приморского городка. Оттуда пешком он в одиночку, без гида и иного сопровождения, не взяв даже с собой навьюченного мула или верблюда, зашагал в сторону древних руин и развалин, катакомб и курганов, дабы тайно свершать свои тёмные дела.
«Урук и Ур… Два древнейших города…», – злорадствовал доктор Вронг, предвкушая быструю победу, – «здесь впервые появился человек; здесь зародилась цивилизация! Отсюда во все стороны пошло распространение культуры… Именно Двуречье, именно Междуречье, а не Древний Египет, колыбель разума! Лишь Месопотамия – истинный кладезь всех знаний и наук; настольная книга по всему, и книгу эту можно читать и перелистывать бесконечно! Говорят, что сохранённые, цельные мумии имеются лишь в Египте? Отнюдь: если я оживлю мумии из этих мест, то умершие много тысяч лет назад люди расскажут мне, что и как было на самом деле; как на самом деле размножились люди и как появились целые народы… Они знают… Идентичность каждой из рас, любого из племён, откуда они взялись… Ведь я знаю способ, как активировать мозг! Это то, что нужно мне; а Ему, а Им нужно на время переселиться сюда… Потому что мне открылось, что взбесившийся Сатурн вознамерился стать звездой… Однажды это не удалось Юпитеру – на раннем этапе эволюции Вселенной он не смог набрать необходимую массу (хоть и раздробил при этом Фаэтон, от которого остался лишь пояс астероидов). Был возмущён и окольцованный Юпитером Сатурн, затаив многолетнюю обиду. Но теперь, когда у жителей Сатурна появились необходимые технологии, они ни перед чем не остановятся! Скоро Сатурн наберёт нужную массу, ибо его обитатели по своему развитию значительно превосходят землян. Я видел это… Он поглотит все прочие газовые гиганты – я знаю и это. Он станет новым Солнцем в этой планетарной системе, и все прочие планеты станут пресмыкаться перед ним, заново выстраивая свои орбиты, траектории. Вполне резонно, рационально, что сатурняне решили воспользоваться гостеприимством Земли – вот только они не любят самих землян! Они их презирают за то, что за четырнадцать тысяч лет люди продвинулись лишь в том, что могут предсказывать прогноз погоды, но не предотвращать его. Они могут предупредить о надвигающемся цунами, об извержении вулкана, о скором землетрясении, но предотвратить все эти катаклизмы они не в силах. То ли дело Сатурн – там бушуют климатические циклоны и антициклоны размером с Землю! Там скорость ветра таких масштабов, что… Сатурняне давно победили смерть, они бессмертны; они уже давно никого не нанимают на работу, ибо всё выполняется автоматически, роботами, не требующими за свой труд оплату. Никаких больничных листов, никакой пенсии не потребует робот – и из строя он не выходит также! Они знают секрет – теперь его знаю и я! Они выбрали меня… Меня! Наградили бессмертием… Они попросили умертвить всё население Земли – гуманно, бескровно… Просто «пшик», и всё. В качестве поощрения за мою посильную службу мне разрешили умертвить не всех – безусловно, я уничтожу всех землян до единого, но по своему усмотрению я могу их воскрешать… Для личного пользования. Мне ведь прописан покой, рекомендована тишина – так почему бы этим не воспользоваться? Я создам на этой планете некросоциум; все станут живыми трупами, зомби. Покорная, молчаливая масса, которая станет прислуживать мне. Наконец-то никакой болтливости, коей я так не выношу! Они будут просто молча выполнять любое моё поручение, просьбу, задание, команду, приказ… Решено: сначала я оживлю мумии в Уруке и Уре, дабы они рассказали мне… рассказали мне… рассказали мне, что представляла собой Земля тогда; из первых уст. Движет мной любопытство, интерес… Потом я подготовлю Землю для сатурнян, умертвив всех, кроме самого себя. По своему желанию, из прихоти, потехи ради я оживлю угодных мне, и вот тогда… Вот он яд, а вот – противоядие… Яхтабаншоброндэ!».
Закончив, наконец, весь этот гнусный бред, доктор Вронг, некогда – изобретатель и владелец патента на «Дрим вьюер»5, а ныне – изготовитель наноксила6, принялся за всё то, что задумал.
Раскапывая захоронение за захоронением, вскрывая гробницу за гробницей, гробокопатель испытывал величайшее удовлетворение – как от самого процесса, так и от предвкушения того, что будет после. Учёный знал, как правильно обращаться с трупами, ибо в юности своей являлся сотрудником морга, подрабатывая помощником патологоанатома и судмедэксперта…
«Вот он – склеп, и вот он – гроб; кладбище прапредков… Гули охраняют след, капище бессмертных», – стихами изъяснялся профессор.
Странное дело – мифические гули, оказавшиеся реальностью, не трогали доктора Вронга! Они расступились перед ним, как пред вампиром-некромантом, господином того и этого миров – живого и загробного царств.
Обнаружив наиболее сохранившиеся, не задетые тленом останки, покоящиеся в могиле №…, доктор Вронг вколол мумии инъекцию.
И восстал древнейший из живших на Земле homo sapiens, и безмолвно приподнявшись, стал тыкаться о стены закрытого пространства, как напившийся, ибо голова его была отделена от его corpse. Вронгу же ничего не угрожало, ибо он предусмотрительно покинул подобие камеры.
Задрожала земля, а могила искалеченного, могила изувеченного стала осыпаться, увлекая в непроглядную бездну своего лона и виновника приключившегося торжества.
Однако учёный был не из робкого десятка и, оказавшись в ловушке на глубине шести футов, обратился к заблаговременно отрубленной им голове7 на древнем аккадском наречии.
Выведав у мёртвой головы всё, что он хотел знать для себя, доктор Вронг бесцеремонно размозжил её. Лицо, разбитое молотком, умолкло навеки, а профессор, найдя в соседней усыпальнице «Некрономикон», который сжимал в передних конечностях безымянный скелет забитого при рождении, был на седьмом небе от радости. Пребывая среди вонючей мертвечины, восторгаясь гнилостным запахом вечного разложения, радуясь обилию червей и трупных мух, учёный благодарил мрачную судьбу за каждый миг этого долгожданного счастья! Воля к смерти, тяга к смерти, романтика смерти, философия смерти, казалось, теперь занимали весь его разум.
Доктор Вронг зашёл слишком далеко. Распылив наноксил единожды, он стал властвовать над восемью миллиардами некогда живущих. Ради собственного тщеславия он глумился над ними, воскрешая и снова убивая. Он оживлял трупы не с целью вернуть их к жизни, а чтобы они безропотно прислуживали одному лишь ему. Отныне на Земле лишь одна форма правления, и имя ей – некрократия8, потому что и сам учёный, находясь только лишь среди мёртвых, стал бледной тенью самого себя.
Падать вниз можно бесконечно долго! Что же? Некрофагист9 отныне доктор Вронг, и даже писатель: се, грядёт первый экземпляр бестселлера «Процесс умирания. Рассуждения о нездоровом», в котором профессор и автор термина «некротицизм» размышляет о том, как экономически и целесообразно можно применить то или иное мёртвое тело; также просто туловище, каркас, и его члены.
Теперь учёный – дирижёр целого оркестра! Повелевает он всей нежитью Земли! Зомби, кадаверы, мумии, скелеты, привидения и призраки усопших – все беспрекословно повинуются ему! Одни исполняют грязный танец смерти в ритме бешеного чумового, другие веселятся до упаду; третьи в блюдцах, блюдечках всем блюда разносят. Четвёртые увязли в некрофилии и некромастурбации, считая эти занятия высшим благом, наслаждением. Иные водят хоровод, но не поют – глухи, немы, слепы; всё, как захотел злой гений. Воск капает с подсвечников настенных; ванны, преисполненные свежей крови…
И привели пред очи дикого бесстыдника ещё румяных дев; дев всех мастей, окраса, имиджа.
– Выбирай, – лестно, раболепно предложили слуги.
Воссмердел тут доктор Вронг ко всему, что творилось вокруг – по всей видимости, он ещё не окончательно повредился в рассудке. Точно прозрел, и даже снизошёл с пьедестала своего и трона до простого мраморного пола.
– Женщина – не вещь! – И возмущенью не было предела. – Будто вы товар мне принесли…
Он поднял вверх указательный палец, словно пытаясь этим подчеркнуть, добавить то, что слово «Женщина» следует произносить с большой буквы.
И переосмыслил профессор всё прежнее поведение своё; до жути невыносимым оно ему показалось. Увы: слишком поздно понял врач свой промах…
Возвеличившись над своим же детищем, некросоциумом доктор Вронг позабыл, однако, кто дал ему такую власть. Не став терпеть самопровозглашённого Бога, сидевшая в докторе сущность с Сатурна обманула его; она вышла из его плоти в виде духа, как из «Чужого», и поработила вместе с остальными.
Учёный вымолил у инопланетян прочесть над собою свой же некролог, и вот:
Жизнь моя никчемна и пуста;
Каюсь, каюсь знатно я.
Я колено преклоню, и
Голову свою склоню.
Безжалостной судьбе я покорюсь,
Я с участью своей смирюсь.
Провидению было угодно спасти коллег доктора Вронга – Ларри и Дастина. Почуяв неладное из-за длительного отсутствия профессора, они пожаловали к нему в дом с полицией и отмычками.
Что увидели они? Лишь старый стол с разбросанными по нему выцветшими, пожелтевшими тетрадями; мягкую игрушку – позабытую, никому не нужную… Карта мира на стене, и дартс, висящий на двери…
– Господи ты наш, Боже! – Едва не плача, в один голос вскричали два учёных, два атеиста, два материалиста. – Неужели здесь нет ни единой живой души???
В тот самый миг на их зов некто обернулся, навострив уши, напрягая слух в надежде на родной, знакомый голос. С подоконника мягко и грациозно соскочило тёплое, изящное, пушистое тельце леди Капризы – ибо чёрной кошкой являлась она. Глазами она искала своего хозяина и не находила. Не давшись в руки, не дав себя погладить, тихо ушла и больше не вернулась та единственная, кого так сильно любил и оберегал в своей жизни доктор Вронг… Кому наливал молока, и кому ежедневно исповедовался, потому что больше у него не было никого…
***
Дастину и Ларри удалось покинуть планету Земля на космическом аппарате; инопланетные твари с окольцованного сфероида захватили родину людей и превратили в свой новый дом…
1 Dr. Wrong.
2 Телеграмма, адресантом которой является мёртвая и/или не существующая личность.
3 Пауки.
4 Ride Bell.
5 Dream Viewer, прибор для просмотра сновидений.
6 Вещество без вкуса, цвета и запаха; сильный яд и сжиженный газ. Действует мгновенно, как цианид калия. Распыляется в атмосферу из специального баллона; отрава для всего человечества.
7 Потому что даже он не мог предположить, какой могла быть реакция; оживший труп мог его и задушить.
8 Власть мёртвых.
9 Поедатель мёртвых.