Она сидит на кровати, забившись в угол и обхватив голые колени руками. Золотые кудряшки непослушными прядями падают на лицо. Она бесшумно плачет, прижимаясь к голой, холодной стене.
За окном закат вступает в свои права, и покрасневшее солнце безразлично окрашивает пухлые облака в золотисто-розовый цвет. Огромный город преображается в последние моменты прошедшего дня. Длинные зловещие тени ползут по старинным мостовым с пугающей неизбежностью.
Она не смотрит на улицу. Ее белоснежная блузка с замысловатым логотипом компании безнадежно испачкана тональным кремом и тушью. Помятая бежевая юбка валяется на полу рядом со скинутыми туфлями на тонкой шпильке. В бессильной злобе, она бьет кулаком по бездушной стене и тут же падает на жесткую кровать. Соседи не должны знать. Они не должны услышать…
Откинув назад спутавшиеся волосы, она достает из тайника ту самую потрепанную тетрадь. На обложке огромный черный пес с недоверием смотрит на свою владелицу. Грубые страницы исписаны мелко и неразборчиво. Бумага покрылась пятнами слез. Многие строчки зачеркнуты. Страницы исцарапаны ручкой до дыр.
Дрожащей рукой, смахивая слезинки на безразличную бумагу, она пишет его имя. Кристоф Деруа. Потрепанный дневник безразлично впитывает в себя всю информацию о новых обидах. Высказав свою ненависть верной тетрадке, она отправляется в душ, чтобы смыть с себя остатки слез и потекшей туши.
***
В пабе Concoran’s на Bastille в субботний вечер как всегда аншлаг. Я сижу за барной стойкой и в который раз задаю себе вопрос, зачем я, собственно, сюда пришел. Мой верный друг Шон бросает захмеленный взгляд на танцующую толпу.
— Смотри, какая хорошенькая!
Я задумчиво рассматриваю невысокую девушку с длинными золотистыми волосами. Ее обтягивающий черный топ невинно оголяет загоревший животик. Короткая юбка вызывающе колеблется. Она танцует лучше всех в этой пьяной и веселой толпе. Ее тело сливается с музыкой. Даже длинные волосы будто исполняют свой собственный волшебный танец.
— Пойдем, познакомимся, — пьяный Шон спрыгивает с высокого стула, расплескивая при этом остатки своего гремучего виски.
— Шон, перестань! — я бессильно удерживаю друга. — Она наверняка не одна.
Мы вновь кидаем взгляд на танцующую незнакомку. Окруженная толпой подвыпивших французов, но, не обращая на них никакого внимания, она продолжает призывно двигаться в такт шумной музыке.
— Была бы не одна, она бы так не танцевала, — делает вывод слегка шатающийся Шон. — Да посмотри на нее! Она просто жаждет секса!
— Не говори так о ней! — Златовласая Богиня кажется мне самой прекрасной девушкой на земле. И пошлые комментарии пьяного друга вдруг больно режут по сердцу.
Тем временем, оттолкнув очередного кавалера, с легкой улыбкой на губах, блондинка решительно направляется к выходу.
Пробормотав что-то вроде «Эх была — не была», Шон, слегка качаясь и наступая на ноги недовольным танцующим, бежит за ней. Я плетусь следом за другом, понимая, что у меня нет никаких шансов. Рядом с моим красивым и статным приятелем, я выгляжу слишком просто. Я знаю свои минусы. Коренастый и полноватый. В простой футболке и джинсах. Я кажусь какой-то пародией на высокого, мускулистого Шона. Девушки за барной стойкой все еще бросают на моего друга призывные взгляды.
Снова спросив себя, что я собственно забыл в этом месте, я выхожу на улицу. Меня встречает холодный ветер и мелкий колючий дождь. Но после жаркого, душного и забитого паба, я с радостью подставляю лицо под холодные капли.
Красивая незнакомка стоит в двух шагах от двери, прячась под навесом от вездесущего дождя. Она небрежно курит длинную тонкую сигарету, привлекая к себе взгляды местных зевак.
Шон смело идет к ней, доставая из кармана пачку Мальборо.
— Извините, у Вас огоньку не найдется?
Не глядя в его сторону, блондинка протягивает зажигалку.
— Как зовут такую хорошенькую девушку? — Шон опирается на стену здания, чтобы перестать качаться от напора ветра и алкоголя в крови.
— Анжелика.
— Очень приятно, а я Шон.
Он широко улыбается. Девушка продолжает безразлично курить, показывая всем своим видом, что ей не так уж и приятно, как ее новому знакомому.
Толкаемый потоками людей, выходящих в свою очередь подышать свежим дымом, я нерешительно топчусь в дверях.
Охранник хмурит брови и, не сказав ни слова, с исключительно профессиональной улыбкой оттаскивает меня в сторону от входа. Не придумав ничего более интересного, я присоединяюсь к своему другу.
— У тебя такое необычное имя, — Шон делает какой-то странный жест рукой, и его сигарета приземляется мне прямо на новый ботинок.
— Да, я – русская, — пожимает плечами Анжелика.
Я рассматриваю кончики ее волос, стараясь не смотреть ей в глаза. Моя застенчивость всегда была непреодолимой преградой в разговоре с девушками, что уж говорить о богине, стоящей напротив.
— Русская! Боже, как приятно! Обожаю русских! — Шон ловит губами сигарету, но вдруг понимает, что между пальцами зажат лишь воздух.
— А тебя как зовут? — голос Анжелики вдруг теплеет на пару градусов, и она смотрит мне прямо в глаза.
Опешив от столь незаслуженного участия, я осоловело молчу. Мой друг кисло усмехается, глядя на ее непроизвольный интерес.
— Это Марк, мой друг! — Шон слегка наклоняется к девушке, и, дыша на нее умопомрачительным перегаром, пытается привлечь изменчивое внимание к себе. — Ты одна сюда пришла?
Анжелика, слегка отстраняясь, кидает докуренную сигарету на мокрый тротуар.
— Да, — с вызовом отвечает она.
— Ищешь приключений?
— Нет, просто люблю танцевать…
— Да, брось… — Шон неловко хватает кончик ее длинных волос в неудачной попытке поиграть золотистыми локонами. — Просто танцевать?
— А что в этом такого?
— Да ты танцуешь так, что все мужчины из бара задаются вопросом, сколько стоит ночь…
— Что? — Анжелика резко высвобождает свои волосы и отходит на шаг назад. — Я… я не продаюсь…
Она решительно идет назад в клуб.
Шон смеется и хватает ее за руку.
— Ну, перестань ломаться! Какая разница, со мной или кем-то другим?
— Шон! — я в ярости хватаю своего друга за плечи и решительно швыряю его назад. Удивленный внезапной атакой, он летит вперед, и падает носом в свежую лужу. Анжелика испуганно смотрит на драку.
— Не смей так с ней разговаривать! — я с вызовом смотрю на Шона, удивленно барахтающегося в луже. Виновница сего инцидента, откинув роскошные кудряшки, кидается мне на шею. От ее прикосновений я чувствую, как по телу бегут мурашки. Становится нестерпимо жарко. Она робко улыбается.
— Пойдем внутрь. Здесь холодно.
И не удостоив пьяного друга даже взглядом, я следую за ней, не веря в свою удачу.
***
Уже три месяца я живу в раю.
Боже, как она прекрасна. И она принадлежит мне.
Я смотрю на роскошное золото длинных волос, разбросанных по подушкам. Ее обнаженное тело манит вновь и вновь. Я пытаюсь сдерживать свои сумасшедшие порывы. Она зажигает сигарету, и я решительно протягиваю замысловатую пепельницу, купленную в соседнем элитном бутике специально для нее. Я не курю. И ненавижу сигаретный дым. Но ей в моей квартирке позволено все, и она прекрасно это знает.
Анжелика улыбается.
— Спасибо, шерри!
Мы сидим в моей старой кровати, откинув смятые простыни к стене. Я любуюсь ее задумчивой улыбкой.
— Я ненавижу своего мужа, — тихо говорит она, затянувшись новой порцией дыма. — Как же я его ненавижу…
Я нежно касаюсь ее лица. Мои ладони пылают от близости ее идеальной кожи.
— Анжелика… Пожалуйста… Переезжай ко мне…
— Ты же знаешь, что я не могу, — ее глаза вдруг кажутся такими большими. Я задыхаюсь от внезапно нахлынувшей нежности.
— Я люблю тебя…
— Я знаю…
Она бросает окурок и тут же тянется за новой сигаретой.
— Кристоф никогда не отпустит меня…
— Мне плевать! — я прижимаю ее к себе, уткнувшись в мягкие золотистые кудри.
— Ох, Марк… — ее легкие поцелуи физически сводят меня с ума. — Я так хочу быть с тобой… Но Кристоф…
— Мы не в Средневековье живем. Человечество уже сто раз придумало и одобрило развод!
— Да, но не мой муж и его мерзкое семейство жалких аристократов, — она отстраняется, чтобы вновь глотнуть живительного дыма.
Из-за нее я действительно полюбил сигареты и боготворю всех их производителей.
Она нервно крутит циферблат своего золотого Ролекса, надежно обхватывающего ее хрупкое запястье. Наверняка подарок мужа. Я ненавижу эти жуткие часы.
— Анжелика… Я знаю, что я не так богат, как твой Кристоф… — я грустно осматриваю свою относительно бедную квартирку, задерживая взгляд на допотопном телевизоре из прошлого века, — но я готов для тебя на все… Ты же знаешь…
Она благодарно кивает, изящно стряхивая пепел.
— Боже, Марк, о чем ты говоришь? Мне совершенно плевать на деньги… Кристоф отучил меня любить материальные ценности…
Она встает с кровати и медленно натягивает свои черные трусики. Неужели она уже уходит?
— Я была глупой маленькой девочкой, когда вышла за него. Я не знала, что такое любовь…
— А теперь? — я притягиваю ее к себе, и мы вместе падаем в мою старенькую кровать.
— А теперь? — она нежно целует меня в губы, отчего сердце в груди вдруг пропускает пару ударов. — А теперь я знаю… Но уже поздно…
Она впервые призналась мне в любви.
Сердце неистово стучится о грудную клетку.
Я решительно снимаю только что надетые ею трусики.
Рассвет приветливо подмигивает моим окнам. Обессиленные, мы лежим на кровати, прижавшись друг к другу. Я готов поклясться, что в эту секунду наши сердца бьются в унисон.
***
Она не звонит уже две недели.
Сегодня я купил свою первую пачку Мальборо и решительно выкурил две сигареты.
Голова все еще кружится.
Но Боже, почему она не звонит?
Она никогда не давала мне свой номер, так как боялась, что богатый муж сможет отследить ее телефон.
Я знаю, что она меня любит.
Но почему? Почему она пропала?
Совершенно разбитый, я все же пытаюсь работать: передо мной лежат сломанные часы заказчика, которые я обещал отремонтировать еще три дня назад. Медленно откручивая очередную шестеренку, я вдруг понимаю, что руки дрожат.
Я закрываю лицо руками.
Вчера я ездил к ее дому. Она как-то неосторожно проболталась. И с тех пор я знаю ее точный адрес. Большой каменный дом с тремя гектарами ухоженного сада был пуст. Я прождал весь день, разрываясь от желания позвонить в дверь.
Но я не смог.
Я вдруг испугался, что она решила бросить меня. А если так, то я не вправе портить ее отношения с мужем. Я просто хочу, чтобы она была счастлива.
Я бросаю отвертку с ненавистной шестеренкой и открываю окно. Пачка Мальборо и ее сигаретный дым. Единственная связь с пропавшей богиней.
Я видел вчера ее мужа. Подтянутый. Богатый. Красивый. И старый. Я специально три раза повторяю это слово. Старый. Его единственный недостаток. Он щегольски подъехал к дому на своей черной Феррари. В свете заката на его руке снисходительно сверкнул золотой Ролекс. Готов поспорить, что он что-то насвистывал себе под нос, поднимаясь к дому по замысловатой каменной лестнице.
Едкий дым Мальборо заставляет меня кашлять.
Возможно, она предпочла комфорт. С богатеньким Кристофом она может каждый день тратить в бутиках мой годовой доход.
Я со всей силы ударяю кулаком по столу. Мелкие шестеренки разлетаются по комнате, но мне совершенно на это плевать.
Он вообще не обращает на нее внимания. Она говорила, что он обзывает ее шлюхой. И мелочной дрянью. Он заставляет ее улыбаться. Играть роль жены при его слабоумной семье. Он держит ее в золотой клетке…
Я вновь сжимаю кулаки, глядя на трещину в стареньком столе.
Она любит меня.
Или нет?
В дверь вдруг нерешительно стучат.
***
Анжелика буквально падает в мои объятия. Я все еще не верю в то, что она здесь. Минуту назад я медленно умирал в муках ада. А сейчас свежий райский ветерок вызывает у меня болезненную радость. Сердце глухо толкает грудную клетку, разгоняя застоявшуюся кровь.
— Анжелика…
Она слегка отстраняется.
И вдруг… Я замираю.
Даже сердце не бьется. Только холод пронзает мое тело насквозь. Анжелика пытается виновато улыбнуться.
— Боже… малышка… что случилось?
Она проводит окровавленной ладонью по опухшей щеке.
— Я хотела уйти…
— Это он?
Я в ярости бью кулаком по безразличной стене. Что за вопросы? Кто еще мог причинить ей вред?
— Марк, послушай…
— Не могу поверить… Моя малышка… — я зарываюсь в ее слегка сырые от дождя волосы. — Что он сделал с тобой?
На ее шее я вижу россыпь из багровых синяков. Отпечатки двух душащих рук.
— Мон шерри… Я должна сказать тебе…
Я нежно кладу палец на ее разбитые губы.
Она все еще пытается улыбнуться, но ее ангельское лицо искажает гримаса боли.
Ее тонкие запястья покрыты браслетами из синяков.
— Марк… — она решительно берет меня за руки. — Это конец. Я пришла сказать тебе… Он никогда не позволит нам быть вместе… Он никогда не даст мне развод…
— Я убью его, — я бережно целую ее окровавленные пальцы.
— Боже, Марк! — она нервно вырывает свою руку. — Мы живем в реальном мире. Ты никогда не убьешь его! Это невозможно… Просто… Забудь меня… Мы никогда уже не будем вместе…
— Я. Убью. Его.
Я повторяю эти заветные слова. Для себя. И для нее.
Она лишь недоверчиво качает головой. Ее огромные зеленые глаза полны слез.
— Я люблю тебя, — шепчет она, прижавшись ко мне всем своим хрупким телом. — Береги себя…
— Я не отпущу тебя!
— Отпустишь… — Анжелика нежно целует меня. — Иначе, он причинит тебе вред… Я не могу этого позволить.
Она выскальзывает из квартиры, оставляя меня наедине с моими демонами.
Я еще долго смотрю на приоткрытую дверь.
Опустошение. Весь ад последних двух недель вдруг кажется таким несущественным. Во всяком случае, он был освещен слабым лучиком надежды на ее звонок.
А теперь?
Я больше никогда ее не увижу?
Я вдруг вспоминаю вчерашний вечер. Кристоф, выходящий из машины. И его довольный, лоснящийся вид. Он шел терзать свою хрупкую жену. Она не виновата, что влюбилась… Она так прекрасна. И так беззащитна…
Неужели я позволю ему еще раз прикоснуться к ней?
Неужели я отдам свою любимую на растерзание этого старого дьявола?
Неужели я позволю отобрать ее навсегда?
Я беру из потрепанного кухонного ящика большой мясницкий нож.
***
Лоранс, начальница магазина элитных часов, веско хмурит свои тонкие, общипанные брови.
— Соня, объясните мне, что происходит? Почему Мануэла Росса опять скандалит?
Ее подчиненная испуганно поправляет золотистые кудряшки.
— Мадам Росса купила у нас базовую модель Ролекс неделю назад. А на этих выходных она была на море и не снимала часы ни на пляже, ни в соленой воде, хотя я ее предупреждала, что…
Лоранс властным жестом руки заставляет свою работницу замолчать.
— Мне плевать, что Вы ей сказали, Соня. Она их сломала?
— Да, — Соня нервно крутит циферблат своего Ролекса, подаренного фирмой пару лет назад на Рождество.
— Что ж… — Лоранс деловито поправляет свой черный шиньон. — Мы заменим ее часы. Идите и извинитесь перед ней…
— Но она не права!
Лоранс кривит губы, отчего ее лицо вдруг приобретает сходство с загробной маской.
— Соня, Вы продаете часы от 3000 евро. У нас элитные клиенты. Капризные. Властные. Они правы всегда. Это ясно?
Соня вздыхает и покорно кивает.
— Тогда идите и извиняйтесь. Валяйтесь у нее в ногах, если нужно. Она должна выйти из магазина с улыбкой на губах… А чтобы у Вас был искренне раскаявшийся вид… — Лоранс стучит по столу кончиками длинных ногтей, — я лишаю Вас премии за этот месяц.
***
И вновь она сидит на кровати, забившись в угол и обхватив голые колени руками. Золотые кудряшки непослушными прядями падают на лицо. Она бесшумно плачет, прижимаясь к голой, холодной стене.
Мануэла Росса. Редкая стерва! Чертова капризная старуха!
Соня невидящим взглядом смотрит в работающий телевизор. Вдруг ее лицо озаряет улыбка. Она хватает пульт и выжимает полную громкость.
— Сегодня утром был зверски убит Кристоф Леруа, бизнесмен, владелец сети магазинов МиниПри.
Соня стирает с лица слезы и заворожено смотрит на экран.
— Убийца нанес ему 15 ножевых ранений, отчего месье Леруа скончался на месте. По горячим следам полиция поймала преступника. Им оказался Марк Паскаль, 86го года рождения…
Соня вскакивает с кровати и начинает кружиться по комнате в такт слышной только ей музыке.
На экране в этот момент появляется Марк, рвущийся из рук полицейских.
— Он избивал свою жену! Вы слышите? Я убил его ради нее… Анжелика…
Журналистка, серьезно смотрящая в камеру, горько ухмыляется:
— Как стало известно, месье Кристоф Леруа никогда не был женат. Полиция продолжает расследование…
— Боже, Марк, какой же ты все-таки простофиля… — Соня вырубает телевизор и решительно достает свою любимую тетрадку.
Грубые страницы исписаны мелко и неразборчиво. Бумага покрылась пятнами слез. Многие строчки зачеркнуты. Страницы исцарапаны ручкой до дыр.
Она находит ту самую запись. Кристоф Леруа. Капризный мужлан. Она потратила на него три часа. А он так и не купил те часы. Еще и обозвал крашеной дурой. Лоранс тогда тоже лишила ее премии.
— Я надеюсь, тебе было действительно больно, — шепчет Соня, с удовлетворением вычеркивая его имя из заветного списка.
Затем, открыв новую страницу, она самозабвенно пишет новую строку. Мануэла Росса. Капризная старуха. Адрес 51, авеню Монтань, Париж.
И улыбнувшись своим мыслям, она идет в душ. Пора собираться в клуб. Искать нового простофилю. Сегодня она, пожалуй, назовет себя Жанной.
Все права защищены.
Екатерина Перонн
Париж, 16/12/2015