Либо он, либо ты, а иначе
Оглянуться, моргнуть не успеешь —
И от боли ты весь каменеешь…
Две стихии в бою сойдутся
Под восторженный рёв собачий.
И только те здесь уже не спасутся,
Кто ещё с детства знает кошачий…
БАААХ!!!
Словно из ниоткуда раздался резкий, громовой, пронзающий сон звук. Я проснулась.
— А ну прочь! Вали отсюда, паршивая псина! — вдалеке раздавались звучные голоса людей и громкие выстрелы ружья.
Была ночь, в нашем овраге все спали. Только негромкий шелест травы, колышущейся от ветра, да тихое журчание ручейка нарушали умиротворяющую тишину. Но вот, снова пришли эти поганые люди…
Я навострила уши, вслушиваясь в каждый звук, а затем поднялась на лапы и пошла проведать обстановку.
Снова выстрел. Я инстинктивно прижалась к земле. Нет, пойти в сторону звуков выстрелов было плохой идеей. Только я успела оклематься и начать ползти обратно, как из-за бугра вылетел, а потом и приземлился на меня всем своим весом пёс. Скорее даже не пёс (он бы меня сразу в лепёшку раздавил), нет, это был маленький щенок.
— Пошёл прочь! — зашипела я, скинув его с себя и немного отбежав.
Я ожидала нападения, но щенок лежал на боку и не двигался. Я набралась смелости и подошла к нему. Весь измазанный кровью, он лежал на траве, на последнем издыхании. Я сильно испугалась, и в то же время ощутила резкое чувство жалости к нему.
— Эй, приятель, — обратилась я к нему, немного толкнув его своей лапой, — ну что ты так, вставай! — Я говорила с ним, не зная, поймёт ли он мой кошачий.
Я ещё чуть-чуть потрясла его, чтобы он очнулся. Но он не двигался. Лишь изредка его брюхо, вымазанное кровью и грязью, тяжело вздымалось, жадно поглощая воздух.
Моё сердце разрывалось от страха и жалости, и в то же время я понимала, что здесь надолго оставаться нельзя. Как бы сюда люди не добрались… И тут я сделала то, что сама от себя не ожидала: я начала поднимать щенка, чтобы унести его отсюда. Я с трудом водрузила его на свою спину и пошла вглубь нашего обитания. Мне было очень противно и страшно, но отныне я считала это своим долгом. На дне оврага я плюхнула его рядом со старым бревном.
— Полежи, друг мой, полежи. Отдохни, бедняжка. Небось совсем эти твареподобные своими ружьями исколотили…
Щенок молчал, не в силах даже скул подать. И вдруг меня осенило:
— Подожди, подожди немного, сейчас я принесу тебе травки чудодейственной! — забыв про обитателей оврага, которые уже давно спят под мягким светом луны, про осторожность и то, насколько суровой может быть моя мать, я пулей побежала к тому месту, где росла солёненькая травка (пырей).
Сорвав немного, я чуть ли не галопом помчалась обратно — к моему новому другу. Я сунула травку в его пасть, и щенок вяло пережевал еë.
— Спа… Спасибо, — прохрипел он что есть сил.
— Фууух… Как звать-то тебя, малой? — с облегчением в голосе поинтересовалась я.
— Ку.. Кузька… зови меня… просто Кузькой, — сказал напоследок щенок, прежде чем закрыть глаза и окунуться в долгожданный сон.
Стоя рядом с щенком, и с блаженством смотря на то, как стремительно он уходит в мир прекрасных снов, я понимала, что теперь, в его глазах я — герой. Стараясь не думать о том, что завтра получу серьёзный выговор от мамы (наличие собак в месте обитания стаи кошек было хуже смерти), я пошла к маленькому ручейку, что протекает на дне оврага. Пучки травы, которые не доел щенок, я сполоснула в воде и, вернувшись к нему, бережно укрыла ими раны. На ближайшую ночь я решила остаться с ним, так сказать, покараулить. Чего бы мне завтра ни сказала мама, я знала, что сегодня ночью, я спасла жизнь щенка, и любые мамины нравоучения — пустые слова.
Щенок спал тихо, лишь изредка посапывая в своём сладком сне. Я же сидела около него, прислушиваясь и вглядываясь в ночную темноту. Кузька показался мне очень милым и дружелюбным щенком, и я решила подружиться с ним, вопреки всем наставлениям матери и кошачьим стереотипам. Всю ночь охраняя сон раненого щеночка, я, сама того не заметив, провалилась в бездну сна…
Я бы, наверное, долго проспала, если бы меня не разбудили громкие звуки глухих ударов и шипения моей матери. Я сразу поняла в чём дело, и, открыв глаза, я быстро побежала защищать своего нового друга от беспощадных когтей кошек.
— Не трожь его, мама! — выкрикнула я что есть сил и встала перед Кузькой, загораживая его от той, что может исцарапать любого до смерти.
— Либо умом ты, дочь, тронулась, либо страх потеряла, либо вовсе ослепла, если не видишь, кого ты загораживаешь! — яростно прошипела мне в ответ мать.
— Мама, я всё тебе объясню, только не трогай его! — сказала я, хоть и знала, что с мамой спорить бесполезно. Для кошек, которые славятся высокими честью и достоинством, не существует такого понятия, как честность, верность, или же пощада.
— Только выслушай меня, прошу! — я и дальше пыталась докричаться до мамы, тогда как еë алчные глаза, смотревшие сквозь меня на заклятого врага, наполнялись злобой, гневом и ненавистью. Я всем нутром ощущала: мама готова вместе с раненной собачонкой прикончить и меня тоже, ведь для кошек унизительно выгораживать тех, кто меньше и нище тебя, даже если это твой друг.
Кузька же за моей спиной весь скулил и дрожал. Ему эта компания была не по душе. Но то, что произошло в следующий момент, никто и ожидать не мог…
— Отошла в сторону, блохастая! — мать ударила меня по морде когтями. Меня отбросило на несколько метров вбок, я упала наземь, из моей щеки тут же потекла кровь. Наконец убрав препятствие, мама пошла к щенку. Наблюдавшие кошки зашевелились и начали тихо переговариваться, кто-то поддерживал мать, кто-то смотрел на это всë неодобрительно.
Во мне вспыхнула ярость. В моей голове тут же пронеслись слова:
«Зря ты так, старая. Кошка выросла, и она вправе постоять не только за себя, но и за своих друзей. И поэтому она не позволит тебе обижать щенка, хоть до смерти искусай!»
Недолго думая, я набросилась на мать, явно не ожидавшую нападения. Я вцепилась в неё когтями и отшвырнула еë в сторону. Некоторые наблюдавшие вскрикнули, другие зашипели…
— Беги, Кузька! Беги! — только и успела крикнуть я.
Щенок бросился было вон из оврага, но далеко он убежать не успел. Повернув за огромный валун, лежавший неподалёку, он сразу же из-за него вылетел обратно. Очевидно было, что он с чем-то столкнулся. Или с кем-то. Я прыгнула в ближайшие кусты, мать и остальные кошки в спешке разбежались кто куда.
Через две секунды из-за валуна вышел огромный лохматый рыжий пёс. Хоть на его морде и отобразилось недоумение, но выглядел он спокойным. Он подошёл к досмерти перепуганному щенку и слегка коснулся его своим тёплым и влажным носом.
— Чего это ты здесь разлёгся? Где твои хозяева, малыш? — в его тоне чувствовалось спокойствие и неспешность.
Щенок продолжал дрожать от страха, но всё-таки ответил:
— Н… Не знаю…
— Тебе нельзя здесь оставаться, кошки раздерут. Пойдëм-ка отсюда, — с этими словами пëс взял щенка в свою огромную лапу и положил к себе на мохнатую шею.
Всë это время я сидела неподалёку, в кустах. Затаив дыхание, я нервно следила за каждым движением пса и молилась, лишь бы с щенком всё было в порядке.
Четвероногие товарищи уже начали своё движение, как дорогу им резко перегородил другой, тоже огромный и лохматый, но уже чёрный пёс. Увидев спасителя щенка, она ухмыльнулся.
— Ты чего это, Гордый, территорию от мусора чистишь?
— Шёл бы ты своей стаей занимался, а то Крошка опять в твоё логово детей приведёт. Разворотят всё к чертям, проблем не оберешься! — беззаботно ответил пëс по кличке Гордый.
— Или ты теперь за колбасу всех муравьёв на себе носишь? — словно не заметив его слова продолжал ухмыляться Чёрный.
— Еды у меня по горло, а вот ты худой, как прутик! Смотри, не помри с голода! — парировал Гордый.
— Зря ты палку перегибаешь. Не помнишь, на что я способен? — Чёрный вмиг сделался серьёзным и суровым.
— Дай угадаю… Убегать, поджав хвост? — инициатива ухмыляться перешла Гордому.
Собаки сближались, и казалось, что они вот-вот сцепятся. Я уже была готова бросаться за Кузькой, вжавшегося в гриву пса, чтобы вызволять его из драки, но тут Чёрный, видимо, оценил обстановку и переменил тему.
— Слушай, Гордый, вступай в мою стаю! Правда, Гордый, все этого уже давно ждут! Хочешь, я сделаю тебя своей правой лапой! А, Гордый?
— Хм… Нет, Чёрный. У меня столько же шансов попасть к тебе в стаю, сколько у тебя шансов полюбить людей. — ухмылка будто не хотела сходить с лица рыжего пса.
Это была необычная картина. Друг напротив друга стояли две собаки: одна чуть ли не смеялась, другая открыто злилась. Продолжения разговора не ожидалось, поэтому Гордый в полном спокойствии прошёл мимо Чёрного и скрылся за ближайшими кустами. Я наблюдала, как Чёрный выругивается и уходит вглубь, в темноту, но бежать за Кузькой не осмелилась.
Еще почитать:
Реверс-гарем — Реверс-гарем
Два услужливых дяди
Реверс-гарем — Опять школа…
Школа шиноби. Книга вторая. — Глава 2. Суметь грамотно выкрутиться.
«
»
