Подлинная история Орфея и Эвридики, рассказанная в качестве лекции о сомнительном достоинстве артистических натур, желающих быть «живущими-в-двух-мирах» (расшифровка аудиозаписи)
10 сентября 2010 года
Что ж, присаживайтесь, мой юный падаван. Сегодня мы с вами рассмотрим один важный и, довольно, щепетильный вопрос. Как вы помните, еще на старте нашего знакомства я рассказывал, что «живущими-в-двух-мирах» могут стать или такие как мы с вами – наследники Асклепия, или, что менее желательно, натуры творческие, артистические. Не стану лгать, но именно с ними связан весь негатив, который люди переносят на всех «живущих-в-двух-мирах», потому как только об их поведении можно сказать известной шуткой: «Хочу – творю, хочу – вытворяю».
В качестве иллюстрации приведу один пример. Полагаю, вам знакомы мифы и легенды Древней Греции? В детстве вам подавалась романтизированная и упрощенная версия в изложении некоего мифолога по фамилии Кун, а в более старшем возрасте вы могли изучить большинство легенд уже из более достоверных греческих источников. Согласитесь, история рождения Афродиты у Куна и у древних греков сильно отличается, не так ли? Особенно если учесть, что некий орган, фигурирующий в подлинной легенде, у Куна стыдливо замолчан.
Если вы помните, в предыдущих беседах, мы поминали Геракла, Одиссея, Энея, и прочих персонажей: полубогов, героев и полугероев, которые в состоянии были не просто видеть мертвых, но и взаимодействовать с ними. Одно только общение с Хароном чего стоило. А вот теперь, прошу Вас вспомнить еще одного героя Древней Эллады. Имя ему Орфей.
Как вы помните, Орфей был: воином, певцом, артистом, философом и жрецом. Наиболее известная легенда об этом персонаже – «Орфей и Эвридика». Но, вот подлость ситуации в том, что в этой легенде правда заключена в фабуле. А все прочее, увы, сплошная художественная фантазия. Причем настолько художественная…
Ну-с, как известно, и, как я упомянул ранее, Орфей был этаким многостаночником. Но в реалиях того времени это никого не удивляло и не заставляло коситься в осуждении. Однако стоит упомянуть, что последний вид его деятельности был весьма оригинальным. В течение долгого времени Орфей был жрецом сразу двух богов: Аполлона и Аида. А под конец жизни он приобщился к таинствам жречества Дионисия. Хотя начало для этого было положено много раньше – как раз в то самое время, когда и произошли проблемы с дамой его сердца.
А началось все с вина.
Прежде чем продолжить, хочу отметить, что мистерии Аполлона и Аида невозможны без определённой степени возлияний. По сему, Орфей вынужден был закупать время от времени небольшое количество вина. Причем вино закупалось двух видов: из винограда и из инжира. И так вышло, что сорок бочек великолепного вина обоего вида, провалялись в порту Пирея целых три года, пока наше главное действующее лицо где-то шаталось по территории Древней Эллады, попеременно воспевая в гимнах лучезарный лик своего артистичного покровителя, с одной стороны, и принося на полях сражений мрачные жертвы дядюшке уже помянутого первого работодателя, того самого, из подземного царства и его не в меру агрессивному иному племяннику, с другой.
По возвращении домой, Орфей был уведомлен, что вот эти самые сорок бочек дожидаются его продолжительное время. При этом он был заверен в том, что ни одна портовая крыса не посмела посягнуть на его напитки. Ибо все знали: это не для людей. С трудом сообразив, что за бочки ждали его столько лет, Орфей вывез их к себе в усадьбу, где и благополучно вскрыл. Полагаю, мне не стоит говорить, что произошло с этим вином. Учитывая перепады температур, постоянное «окуривание» всеми возможными «ароматами», присущими древнему порту, начиная от простого дыма костра, на котором готовят пищу матросы, и заканчивая зловонием гниющей рыбы и прочих морепродуктов, можете представить себе, насколько сильно изменился запах и вкус напитков. Орфей тоже это заметил. Хотя и не понял, что стал первым, кто начал изготавливать что-то вроде современного хереса.
Как бы то ни было, выбрасывать то, за что он заплатил немалые деньги Орфей не спешил. Рассудив здраво, что если произвести купаж всего что у него есть, а после отправить в подвал, то быть может, через год, у него в руках окажется относительно сносное пойло, которое можно будет продать в том же порту какому-нибудь простофиле. Задумано – сделано. Всё вино было вылито в огромный чан, где пребывало не менее двух дней. Тем временем бочки подверглись тщательному мытью, сушке и обжигу. Спустя неделю всё содержимое чана, избавившись от части «ароматов» порта, перекочевало обратно в бочки, которые Орфей засунул в самый дальний угол своего погреба. Уже через полгода он про них забыл. Ровно на пять лет.
Вот именно с этого момента, когда из орфеевой головы вылетела информация о «похороненных» им бочках с вином, и начинается история с участием Эвридики.
Орфей, как человек весьма творческий, несмотря на свою брутальность, не страдал от отсутствия интереса к нему со стороны представительниц противоположного пола. Он отвечал им взаимностью, хотя и не такой буйной. В том числе и в смысле плотских забав. Одним греческим богам известно сколько в Греции по сию пору гуляет потомков этого сладкоголосого сердцееда. Но, говорят, правда это не точно, что четверть женского населения тогдашней Эллады он успешно усладил.
И всё же, сколь бы он не декларировал свою приверженность свободным отношениям, время этих деклараций закончилось внезапно. Он встретил Эвридику. Женщину неземной красоты. Небывалой грации. Феноменальной утонченности. И четырех жутких недостатков. Правда на момент знакомства Орфей о них понятия не имел, ибо был одержим страстью и любовным пылом, а когда узнал — было поздно.
Ты прекрасно знаешь, мой падаван, что не в моих правилах давать обобщающие суждения по тем или иным вопросам, явлениям и прочему. Но тут … Увы, вынужден говорить обобщенно. Как показывает жизненный опыт, в большем количестве случаев очень (повторюсь: ОЧЕНЬ!) красивые женщины — жуткие дуры. Но у одних глупость наигранная, а вот у других – естественная. Но, вот с Эвридикой… Спустя полгода после начала этих бурных отношений Орфей стал замечать некоторые признаки изъянов в своей избраннице, а ровно через год, укрепился во мнении, что Эвридика обладает жутким ослиным упрямством, разумом медузы, похотью мартовской кошки, и, воистину, бульдожьей хваткой. А кроме того, она имела свойство все время пилить бедного Орфея. Только называла она все это «огранкой моего алмаза». В моменты этой самой «огранки» наш певец был готов повесится. И как бы не декларировал он «свободные отношения», через полтора года после начала «близкого общения» Орфею был поставлен ультиматум: или женись – или прибью! Благословивший было, в самом начале, их связь Аполлон, крепко задумался, услышав о «методах воспитания» в отношении своего жреца. И вот тут на сцене появляется промежуточный персонаж, который и разрешил коллизию, не поддавшуюся крепким рукам Феба. Гименей, которого призвали благословить будущих молодоженов, наотрез отказался это делать, мотивировав это тем, что ни Орфей, ни Эвридика не предназначены для брака. Тем более один из присутствующих скоро «отдаст концы». Максимум, что он может сделать, это совместно со своим братцем Эротом благословить парочку на сожительство. И не более. Противиться воле богов никто из парочки не хотел, ибо они прекрасно понимали, чем может закончится такое строптивое поведение. А по сему, благоразумно остановили свой выбор на предложенном варианте.
Прошло еще три с половиной года. Сожительство продолжалось, но с каждым годом напряжение росло. Иногда его удавалось сбросить путем простого ухода на войну или в какой-нибудь легендарный поход. Но, по возвращении, после того как радость встречи угасала, также исчезала и надежда Орфея, что характер и привычки Эвридики все-таки поменялись и его уже не будут так сильно подвергать «огранке». Наивный… И, вот именно тогда, он начал философствовать и творить свои орфии и мистерии.
А вот теперь пришла пора вернуться к «похороненному» вину. Ибо именно в этот момент оно начало играть ту самую роль, которую отвела ей благоразумная, но непреклонная Ананке.
Как-то жарким днем, спустя недели три после празднования дня летнего солнцестояния, Орфей решил разгрести завалы в подвале своего имения. Надо сказать, что наш певец не отличался склонностью к порядку. Особенно, если в каком-то темном уголке можно было спрятать то, что творило малый хаос в виде беспорядка. Однако, будучи человеком любившим бороться с проявлениями вселенского хаоса, Орфей время от времени наводил порядок в той или иной части своих владений. Поскольку, именно так он видел свой долг в борьбе с хаосом. Ввиду того, что Эвридика решила съездить к кому-то из своей родни за пределы города, дней так на десять, Орфей пребывал в благостном настроении, которое требовало от него действия и удовлетворения тяги (хоть и редко проявляющейся) к порядку. И вот, разгребая завалы, и безжалостно борясь с мусором и хламом, наш герой натыкается на залежи бочек. И моментально вспоминает, что это тот самый его «купаж», который он планировал сбыть в порту в какой-нибудь кабак. Но, прежде чем пускать это «пойло» в продажу, наш протагонист принимает единственно верное решение в этой ситуации – дегустировать.
Каково же было его удивление, онемение и охренение, когда, откупорив бочку, он налил себе в чашу ароматнейший напиток, не имевший ничего общего с тем кошмаром, который он «купажировал» пять лет назад. Рискуя быть обозванным варваром, не умеющим пользоваться туалетной бумагой, Орфей, в нарушение всех традиций винопития, принятых у древних греков, отпил из чаши. Даже не разбавив вино водой.
Прости, а отчего это у тебя так округлились глазки? А-а-а-а, понимаю, понимаю… Хорошо, объясню тебе кое-что. Вот, к примеру, не совсем традиционное скульптурное изображение бога виноделия Диониса. Обрати внимание на камешек, который висит на его шее. Как ты думаешь, что это такое? Не гадай – полагаю ты не знаешь. Это аметист. Известно ли тебе, мой ученик, что слово «аметист» в переводе с греческого означает «не быть пьяным», «неопьяняющий»? А почему?
В Древней Греции существовала печальная, но красивая легенда о прекрасной нимфе с фиолетовыми глазами по имени Аметис, в которую был безответно влюблён бог виноделия Дионис. Девушка отвергла притязания Диониса, потому что любила молодого музыканта и пастуха Сирикоса. Одержимый страстью и похотью, разгневанный бог решил овладеть красавицей Аметис с помощью силы. Экий шалун… Но не тут-то было. Убегая от преследований пьяного в драбадан Диониса, нимфа призвала на помощь свою покровительницу, богиню охоты Артемиду, и та превратила прекрасную деву в холодную статую из прозрачного мерцающего камня. Увидев окаменевшую Аметис, опечаленный Дионис, у которого все упало (не только то, чем он думал, когда преследовал нимфу) попытался оживить её и стал поливать красным вином из кубка. Но девушка не ожила, а красный цвет вина лишь придал камню нежный багряно-лиловый оттенок. Таким образом, Артемида наделила камень мистической силой, способной охранять от злых умыслов и препятствовать опьянению. С тех пор древние греки и римляне считали аметист надёжным талисманом от опьянения и отравления и изготавливали специальные аметистовые чаши для вина. Отсюда и дословный перевод с древнегреческого названия самоцвета — «непьянеющий». А помимо этого греки придумали свой способ употребления вина с использованием аметиста, как некий ритуал и признак принадлежности к великой цивилизации, отличающей их от диких варваров из «дальнего зарубежья». Они носили с собой всегда бледно-фиолетовый камень, который опускали в чашу с красным вином. Разумеется, цвет вина и цвет камня не совпадали. Поэтому вино надлежало разбавлять водой, реже белым вином, до тех пор, пока аметист не станет незаметным в вине. То есть их окраска сравняется. И лишь только тогда грек имел право пить вино. Теперь ты, надеюсь, понимаешь, что Орфей, отпив неразбавленное вино, поступил как грязный дикарь. Но это его не смущало. Потому что он был один, у себя дома и на все условности ему было ровным счетом наплевать. Испив первую чашу, наш герой не остановился, и благополучно прикончил половину бочки. После того, он взял в руки подарок Феба – золотую лиру, и пропел хвалу Дионису, призывая хмельного бога присоединиться к «трапезе». Уговаривать владыку винных потоков и пьяного непотребства долго не пришлось, ибо он уже давно ждал, когда наконец сей неразумный отведает плоды своего эксперимента. Дионис тоже не стал заморачиваться на предмет разбавления вина водой, и выхлестал оставшиеся полбочки, предложенные в качестве заздравного подношения, в один присест. Крякнув от удовольствия, хмельной бог благословил напиток и его создателя и предложил распить еще один бочонок. Для закрепления, так сказать, результатов эксперимента. Возражений не последовало. Точнее оно попыталось возникнуть, но было убито в зародыше. Орфей вякнул было, что тут в подвале надо бы прибрать, поскольку хлама и мусора скопилось преизрядно. Да и веселиться в таком сраче – не совсем comme il faut. На что получил ответ, мол, расслабься. Сейчас мои служки тут наведут достойный порядок. И не успел Орфей моргнуть и сказать «Да-ну-на…», как все уже было прибрано, а все возможно важные вещи лежали аккуратными стопками. И пьянка продолжилась.
Надо отдать должное Дионису: более одной бочки они с Орфеем не выпили. Ибо как уговорились, так и поступили. А бочку растянули на весь вечер и всю ночь. Пьяные в хлам, в зюзю, до состояния зонтика, пьяных ежиков эти двое пели скабрёзные песни, сально шутили и лапали за все, до чего могли добраться, не менее пьяных и веселых бассарид и сатиров. И не только лапали. Под конец веселья, хмельное и веселое божество предложило Орфею стать еще и его жрецом. Но при этом сказал, что не торопит с ответом. И предложил выразить свое согласие путем дара божеству чего-нибудь… При этом лукаво подмигнул и…исчез.
Орфей проспал весь день и всю последующую ночь. Очнувшись от хмельного забытья, златокудрый поэт-философ-певец-головорез не без труда вспомнил события предыдущей пьянки. В голове была звенящая, но приятная пустота, а в теле ощущалась необыкновенная легкость. Спустя некоторое время вспомнилось и предложение Диониса. На трезвую голову решение пришло быстро. Орфей спустился обратно в подвал, поставил малый жертвенник, развел огонь, пропел хвалу хмельному божеству, надрезал ладошку, брызнул в чашу с крепленым вином несколько крупных капель своей крови, а вино аккуратно спалил в полыхавшем в жертвеннике огне. После окончания ритуала, он проорал, что согласен и предложил Дионису взять «нового» вина столько, сколько возжелает само божество. Не успел он моргнуть, как три бочки винища исчезли. Дионис принял жертву, услышал Орфея, взял предложенное, но наглеть не стал. Ибо прекрасно помнил, чьим еще жрецом является сей субъект.
Вот теперь Орфей знал точно, что сейчас ему надлежит вызвать своих первых «работодателей» — Аполлона и Аида. Притащив еще один жертвенник, герой нашего повествования сходил за кифарой и тимпаном. Ведь каждому из божеств он играл призывание на специально предназначенном для этого музыкальном инструменте. Фебу – кифара, Гадесу – тимпан. Короче, шаманил. Но, всегда удачно. Спустя полчаса, в подвале дома Орфея началась очередная пьянка, в которой принимали участие: а) сам Орфей; б) Аполлон; в) заскучавший в своем доме в подземном царстве в отсутствие супруги Аид. Полагаю, ты понимаешь, к чему может привести пьянка «на-троих»? Да, к самым неожиданным последствиям.
Прежде чем преступить к последнему акту этой трагикомедии, позволю себе напомнить тебе, мой друг, как классические легенды описывают гибель Эвридики. Как утверждал Эсхил, как-то раз, Эвридика блуждала по лесу с нимфами, перемежая это нехитрое занятие с танцами. И то ли на нее соблазнился некий пастух Аристей, и начал её преследовать, недвусмысленно намекая на явно выпирающие намерения, то ли она так самозабвенно танцевала, что ничегошеньки вокруг не замечала. В любом случае, убегая или танцуя, она была укушена змеёй и мгновенно умерла. Так говорят легенды. Правда о гибели сей дамы, была много грязнее и непотребнее.
Загул продолжался третьи сутки. Никто из участников этой попойки не пытался улизнуть, потому что:
Во-первых, Аполлон, он же Феб, плевать хотел на все вокруг, если собралась хорошая компашка. Да еще и такое замечательное винишко. Зевс? Да, ну его к псам. Они с жрецом и дядей недурно сидят.
Во-вторых, Аиду осточертело сидеть в преисподней в окружении мертвяков. Тем более, жена сейчас гостит у тещи начиная с конца марта. То есть, как не крути, Аид холостой вот уже как три с половиной месяца. В конце концов, он тоже имеет право отдохнуть от рутины, не так ли?
В-третьих, и Орфей вроде как во временно холостом состоянии. Почему не развлечься?
В первый день «отдыха» Аполлон вызвал к себе в подвал муз. Не стану сообщать вам, мой юный друг, чем там занимались три взрослых мужика и девять пьяных в зюзю женщин. Но изрядно пьяные, и не менее изрядно помятые музы покинули на четвереньках подвал дома Орфея только к началу третьего дня. Пьяные, помятые… Но безумно довольные.
Начало третьего дня суровой мужской попойки ознаменовалось тем, что кому-то из выпивох пришла в голову идея пить вино на спор. Участие принимали боги, поскольку пьяненький Орфей к тому времени только и мог, что смотреть на мир сощурив глаза и глупо хихикать. На момент начала спора в распоряжении собутыльников оставалось двадцать бочек вина. Спорили на желание. Пили по очереди. В результате, Феб отказался продолжать спор, выпив последние капли из четвертой бочки. Аид же выхлестал шесть. Желанием Аида было, чтоб Аполлон принес ему в жертву любое существо, которое первым войдет в этот подвал. Однако, учитывая, что Феб был весьма нетрезв и почти приближался к состоянию Орфея, было допущено отступление в виде призвания Танатоса для исполнения желания Аида. Танатос не возражал, однако просил угостить и его. От широты душевной Орфей отдал целый бочонок и Танатосу. Тот на радостях опростал сей сосуд меньше, чем в пять минут. Результатом этого экспресс-пития стало явление в подвал четырехглавой змеюки. Икая и путая буквы в словах, бог смерти пояснил, что это орудие жертвоприношения.
Когда последние приготовления к процессу принесения неведомой жертвы в дар богу подземного царства были окончены, громом небесным на дворе имения Орфея раздался крик Эвридики: «Где ты, мерзавец, почему не встречаешь?»
Теперь уже три бога тупо смотрели друг на друга. Что-то совсем неприличное шевельнулось в их голове.
«Ша!»- Сказал Аид, — «я три месяца не знал ласки, потому предлагаю поступить так: ежели энта девица сюды вплывет, ик… угосссить, совратить, отыметь и только тогда, когда все желания уйдуть – принесть мне в жертву!»
Два других бога не возражали. А Орфей улыбался.
Дальнейшее описывать не стану. Правду говорят – пьяная женщина себе не хозяйка. Бухая троица богов от души порезвилась с будущей жертвой, и когда Эвридика на исходе шестого дня уже была в состоянии близкой к эндорфиновой коме (от удовольствия от соитий), Феб и Танатос сошли с дистанции на пятый день, Аид тоже выдохся. Орфей пил, принимал участие в групповом сексе на равных, глупо хихикал и периодически отключался.
Когда стало ясно что продолжение не последует, Аид скомандовал «Давай!» и змеюка впилась в руки и ноги Эвридики всего на одну секунду. И исчезла. А девушка рухнула на пол подвала уже мертвая.
К тому моменту как голова Эвридики коснулась пола, в подвале оставался только Орфей. Пьяный и спящий.
Пробуждение для него было тяжелым и страшным. Тело Эвридики он приказал забальзамировать, положив его в дистиллят из виноградного вина.
Он прекрасно понимал, что если на поверхность вылезет вся эта неприглядная история, то скандала не миновать. А следствием этого скандала может быть событие много хуже, чем просто изгнание из города. И именно в эти дни он начал задумываться о статусе «живущего-в-двух-мирах». Но, только начал задумываться.
Вернемся опять к классикам древнегреческих произведений, мифов, легенд. В данном случае – к Овидию и его «Метаморфозам». Согласно его версии тех событий Орфей весьма горевал о гибели своей «ненаглядной». Он пел о своём горе и разволновал всё живое и неживое в мире; и люди, и боги были глубоко тронуты его печалью.
Теперь представьте себе бухого каждый день Орфея, который, будучи пьян в стельку, дурным голосом орет, якобы, песни о своем, якобы, горе. Да, он решил вернуть свою сожительницу. В её же теле. Живой. И план его был, на удивление, прост и действенен. Учитывая изложенное ранее о его ежедневном состоянии, языком он ворочал с трудом. То есть, понять о чём он там воет было не просто сложно. Это было невозможно. Но он выл, ныл, вопил дурниной, изображал пение и рыдал как сумасшедший, не забывая находится в перманентно бухом состоянии. Параллельно, в своем святилище, он продолжал взывать к Аиду. Целых тридцать дней он взывал к богу мертвых. Но тот не откликался, видимо, мучимый жутким похмельем. Однако муки окружающих, вынужденных ежедневно (с краткими перерывами на обед, сон и камлания) слушать эти «концерты без заявок трудящихся» вынуждали этих окружающих или сводить счеты с жизнью (что ж и такое было), что вело к излишнему наполнению чертогов Гадеса, или договориться и разом принести богу мрачного подземного мира обильную жертву, на которую он не откликнуться не имел права. Учитывая это, наконец на тридцать первый день квалифицированных пыток в отношении простых граждан, на полу святилища в доме Орфея появилась записка: «Хорош ныть. Иди к Стиксу, Харону дано приказание отвезти тебя ко мне. Потолкуем, перетрем, решим. Жду. Аид». Как видите, мрачное божество было лапидарно.
Разумеется, вопреки повествованию, изложенному Овидием, никого он не очаровывал по дороге к царству Аида. Харон был предупрежден, гекатонхейры и прочие прислужники подземелья извещены о визите, и, как следствие, Кербера на всякий привязали на самую прочную цепочку, сварганенную племянником Гефестом. Так что песик гавкал, но не кусался. Хотя и облизывался на две бочки того самого вина, которое стало первопричиной визита Орфея в чертоги кинолога – селекционера.
Половина бочки напитка утолили, наконец-то, похмельные муки Аида, и он был благодарен своему подчиненному. Они немного еще посидели, поорали веселые песни, сально шутили и потихоньку потягивали, потягивали и потягивали… Но не злоупотребляли. Пребывая в благостном настроении, Аид решил, что пора заканчивать уже затянувшуюся дурную шутку и сказал Орфею, что он может взять Эвридику с собой, но при одном условии: она будет следовать за ним, выходя на свет из пещеры подземного мира, но он не должен смотреть на неё, прежде чем выйдет из царства мёртвых, а иначе он потеряет её навсегда. Орфей согласился. Ведь ему деваться было некуда.
Да, кстати, супруга Аида не принимала никакого участия в участи Эвридики, Персефоны там не было. Все-таки лето еще не закончилось. Стало быть, женушка гостит у тёщеньки. Так что, не верьте Овидию. Решение принималось в сугубо тёплой, но суровой мужской компании.
Когда переговоры были завершены, мужчины ударили по рукам. И тотчас же в зале, где сидели наши герои материализовалась тень Эвридики. Она стояла и непонимающе смотрела то на Орфея, то на Аида. Но она молчала. Она была подавлена, она была в стрессовом состоянии. Наши мужественные переговорщики не знали, что до начала словопотока оставались считанные минуты. И, именно, это немаловажное обстоятельство будет иметь для многих роковое значение.
Как утверждают некоторые специалисты психологии, разговор помогает большинству женщин справиться со стрессом. Чтобы почувствовать себя лучше, среднестатистическая женщина предпочла бы полчаса говорить о своих проблемах, чем получать решения в течение пяти минут. Проблема в том, что Эвридика была не просто среднестатистической женщиной. Она была женщиной в степени n, где значение n неуклонно стремилось к бесконечности. Следовательно, даже пребывая в состоянии тени, души, оторванной от тела, она продолжала вести себя так же, как если бы была в данный конкретный момент живой, здоровой и активной дамой. Только активнее. В миллионы раз.
И Она заговорила! Она говорила, не открывая рта. Она говорила не останавливаясь, выплевывая слова со скоростью пулемета «Шилка» во время воздушной атаки. Она высказывала всё: а) что думала; б) что не думала; в) что думали и не думали другие люди и души. Дорвавшись до реальной возможности побыть с Орфеем один на один, она включила самую излюбленную свои функцию – «огранка этого булыжника». Она трещала без умолку. А Орфей медленно, но, верно, закипал: уже непосредственно перед самым выходом из Царства Теней из ушей бедняги начал вырываться дым и редкие языки пламени, а из ноздрей сыпались снопы искр.
Пик напряжения был достигнут тогда, когда тень Эвридики в сердцах ляпнула: «Да ты как любовник вообще хуже импотента, хоть и хрен у тебя большой! А толку-то!»
Зря… зря она так …
Именно в этот момент АЗ у Орфея упала (моряки-подводники и работники АЭС меня поймут). В мгновение ока он развернулся к Эвридике и проорал: «Да, заткнись ты, дура!»
Голос тени, нудным комаром звучавший в голове Орфея, осекся. Она замолчала. Однако глаза тени продолжали полыхать страшным колдовским зеленым огнем и летели голубые искры. Она растворялась, таяла, как туман, под набирающим силу утренним солнцем. И только жуткое пламя глаз всё ещё висело в воздухе в тщетной попытке прожечь дыры в груди Орфея…
И вот как только последний отблеск адского огня глаз Эвридики угас, нашего певца осенили две мысли. Во-первых, он возненавидел женщин. Всех. И если к обычным смертным дамам он относился как минимум равнодушно, а как максимум – издевательски, то с богинями греческого пантеона он не решался быть грубым. Однако его вежливость к ним была холодной, и несла на себе такой же отпечаток ненависти и презрения, как и к смертным «сестрам» богинь. А, во-вторых, именно ненависть к слабому полу сподвигла его к пониманию того, что это жгучее чувство поможет ему обрести почти вечную жизнь «живущего-в-двух-мирах».
Пять лет Орфей готовился к этому шагу. Он веселился, пил, гулял, участвовал в оргиях. Но ни разу он не воспел ни женщину, ни какую-либо из богинь, не воздавал им хвалу. Он пристрастился к мистериям Диониса, для которых создал бесчисленное количество орфий. Он присматривался к тем, кто лишит его жизни смертной, даровав ему почти вечную иную жизнь, а свои тела — в качестве филактерия.
И вот тут Орфей, реально, допустил грубейшую ошибку. Как человек артистичный, творческий, он не понял главного, просчитался и не смог до конца реализовать свой план. Он не стал творить. Он начал вытворять.
Мой юный ученик, ответь мне, отчего в корриде, которую испанцы напрасно запретили, использовали в качестве противника только быков, но никогда – коров? Да-да, вижу-вижу. Вы знаете причину. Конечно, корову довести до состояния близкому к исступлению, в которое впадают быки, это надо постараться. Но если это кому-то удалось – мне жаль этого глупца. В состоянии гнева коровы много агрессивнее любого быка. И в отличие от быка, во время атаки не закрывают глаз, а, следовательно, видят куда бьют. То есть, у обидчика в этом случае шансов нет. Никаких. Никогда. А если корову еще и накачали алкоголем, то у любого, вставшего на пути такого животного остается только один выход – экстренное отпевание. Заживо.
По Конону, фракийские и македонские женщины убили Орфея за то, что он (будучи жрецом местного храма Диониса) не допустил их к мистериям. А помимо этого он глумился над ними и унижал их достоинство. И, знаете мой друг, в это я охотно верю. И вот эти его «вытворяшки» привели к предельно печальному результату: разгневанные и пьяные вусмерть бассариды растерзали его на мелкие кусочки, не дав ему, тем самым, и шанса на иную жизнь. И только волею Диониса Орфей обрел своей душою иную, менее активную жизнь, в виде созвездия Лебедя, как знак своей подлинной ненависти к женщинам.
Мой юный друг. Сразу оговорюсь, что в деятельности, мистериях, инициациях и во всем прочем в жизни «живущих в двух мирах», конечно же должна присутствовать некая творческая жилка. Но мы с вами люди прагматичные, и, даже, где-то весьма циничные. Так что артистизм и творчество не должны преобладать в нашей деятельности. Потому что, как только вы становитесь на скользкий путь Орфея – ваша окончательная и бесславная гибель только вопрос времени. Он герой. Но не берите с него примера.
А теперь налейте себе и мне хереса, принесите еще парочку гаванских сигар, и давайте просто отдохнем от всех забот, какие мы испытали с вами за последнюю неделю. Мы это за-слу-жи-ли…
Еще почитать:
Необычный кот. — Необычный кот. Глава 1
Хроники ленивого — Глава 4
Охота на лисицу — Глава 0. Предыстория
Любовь для принцессы — Вновь
«
»
11.04.2022
