Он проснулся на жесткой нижней полке в купе поезда. Вокруг темно и зябко, света нет, небольшая дымка витает в воздухе, а окно пробито. За стеклом мрак, холод и снег. Через пару секунд тело отреагировало на температуру воздуха. Очевидно, оно и до этого чувствовало недостаток тепла, но сейчас, когда разум очнулся, организм будто бы осознал положение. Он встрепенулся. Мурашки. В дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, её открыла темная фигура. Источник сумрачного света находился за спиной существа, а потому лица видно не было. «Вставай», — кратко вырвалось из ее уст. Он послушался. Оперевшись правой рукой о стену, сбросив ноги на пол и помогая себе левой рукой, его тело перетекло в положение сидя. Он по привычке упёрся локтями в коленки и начал потирать лицо, готовясь к потемнению в глазах, головной боли и, возможно, стреляющей пояснице. Но нет, всего перечисленного он не почувствовал. Зато он чувствовал, как по его телу растекается сила, давно он не просыпался с подобными ощущениями, быть может — никогда. Даже сидя, он ощущал, как крепка его спина, ведь тяжести не было. Сейчас… Сейчас все было по-другому. Вместе с силой, по его телу разливалась энергия, ему буквально захотелось не просто встать, а прямо прыгнуть с этой лежанки. Когда он закончил потирать глаза, которые, к слову, видели просто изумительно, темной фигуры уже не было.
Он встал. Ему было легко. Непринужденным движением руки дооткрыл заедающую дверь купе и вышел в коридор. В нос ему ударили запахи гари, гнили и, как ни странно, сырости. В этот момент он успел пожалеть, что его обоняние так отчётливо их улавливало. Ту-ту ту-ту, ту-ту ту-ту. Поезд едет. Кому-то эти звуки кажутся приятными, укачивающими. Вероятно, такой свежестью он обязан именно сну под них. Осмотревшись, он понял, что в проходе перед ним и позади него никого не было, поэтому он пошёл прогуляться до конца поезда. В купе, мимо которых он шёл, сидели люди: разного возраста, пола и разных национальностей. Все они выглядели странно: хорошо сложенные телом, они были бледными; некоторые медленно покачивались, взгляд у них был пустой, сквозной. Они будто смотрели на все вокруг безучастно, без доли вовлеченности и внимания к происходящему, им словно было наплевать на всё. Это насторожило его. Также его начал донимать холод, ведь через отверстия в стёклах внутрь проникал морозный воздух, который медленно заполонял все пространство снизу доверху. Да и вообще поезд не выглядел новым, скорее какой-то военный экспонат, на восстановление которого так и не нашлось денег после боя. Сам он был одет в майку-матроску и штаны, но не терял надежд найти что-нибудь потеплее. Таким образом он дошёл до конца вагона. «Дааа уж… Невесело тут»,- было в его голове.
И действительно, атмосфера нагнетала. Однако он, на фоне радости от открытия максимальной физической дееспособности, кажется, совсем не осознавал того, насколько там было мрачно и даже жутко, учитывая всех этих людей. Из освещения – только свет от полной луны на небе, так как все лампочки, закрепленные на потолке, были разбиты. Луна, к слову, была почему-то особенно большой, можно даже сказать огромной. Ещё и дымка никак не уходит, повсюду буквально. «Накурили, что ли». Он постучал по соседней закрытой двери купе и дружелюбно и громко сказал: «Хватит дымить-то, ну!» Из-за двери послышался совсем недружелюбный ответ: полупьяное непонятное рычание и неразборчивая недовольная речь. Единственным, что ему удалось понять, было: «По башке себе постучи, мля». «Как грубо, дядя. А как же поездное гостеприимство?». На это, через несколько секунд, потраченных пассажирами на обработку сказанного, из-за двери послышался издевательский хохот, такой прямо с хрипами. Это очень его удивило. Настолько удивило, что даже заинтересовало, и он, с той же легкостью, как и в первый раз, открыл заклинивающую дверь. Они видимо тут все клинят. В купе сидели три мужика, а на втором этаже пыталась отдохнуть мадам, каковую удалось определить по формам, но возраста которой установить не получалось, так как лежала она лицом к стене. На столе стояла водка. Много водки. И закусь. Судя по количеству употреблённого, один лесной хвостатый пушистик – частый гость данных уважаемых господ. Однако они не были похожи на такого рода людей. Все подтянутые, будто только с олимпиады, кожа не сморщенная, синяков под глазами нет. Огурчики, одним словом. «Смотрите, мужики… Йык… Смелый стучала зашёл, хе-хе. Чего надо то? Йык… Водкой не поделимся, даже…йык… Не думай». «Странно, очень странно»,- пронеслось в его голове. «Говорю, курить прекращайте, не видно ж нихера». На самом деле, проблем с «невидением» не было, просто он не нашёл, что ответить, жалея о том, насколько затянулся его глупый и бессмысленный жест со стучанием. «Врешь, падла, все тут видно. В этом-то вся и проблема»,- угрюмо и абсолютно вменяемо, но по-прежнему безжизненно, ответил пассажир у окна, пожалуй, самый трезвый из присутствующих. «Слушай, молодой…» — подхватил сидящий напротив, казавшийся чем-то средним между пьяницей и околооконным — «…А с чего ты вообще взял, шо это мы куремо?». «Возле вас больше всего дыму». «Это всё?»- громким басом, нарываясь, спросил первый пьяница. «Ну, одежды у них просить уж точно смысла нет, общение сразу не задалось», — подумал он, развернулся и решил просто молча выйти, но тут нежные тонкие пальчики тронули его за плечо. Он медленно обернулся. Обрадовавшаяся новым лицам, она соблаговолила повернуться и даже дотянуться до него. «Ты уже уходишь?» — игриво спросила она. Приятной наружности, с мягким голосом, она не похожа была на тех, кто водится с такими «кавалерами». Уже не в первый раз в его голове проскочила мысль: «Что-то тут не так».
«Как ты заметила, мне тут не рады». «Ну, ты уж за всех-то не говори»,- она подмигнула. «Шалашовка, надо тебе, так выйди и ебитесь хоть за дверью, нам-то не мешайте»,- вновь заговорил самый грубый из троих, но в его голосе почти не слышно было характерной «пьяности». «Ооо, кто-то уже трезвеет, наливай скорее, догонять надо», — сказал сидящий напротив, тоже заметивший протрезвление собутыльника. Женщина же, не обращая внимания на высказывания в свою сторону, плавно и пластично спустилась со «второго этажа», и, с импульсом от толчка сзади чьей-то рукой, устремилась всем своим телом прямо на него. Оба они вылетели из купе, и дверь за ними захлопнулась. Он хотел было что-то ответить, но стоял в ступоре от непонимания, как только что бухущий в стельку мужичок почти протрезвел. Она улыбалась. Прижавшись к нему, всматриваясь в его удивлённое и нахмуренное лицо, начала гладить его по груди и медленно вести рукой вниз. «Да подожди ты»,- он легонько оттолкнул её от себя. В ответ на это она лишь продолжила вызывающе улыбаться и медленно стала приближаться к нему вновь. «Чего ждём? У тебя дружки за углом?» — ей, кажется, нравилась возможность существования ещё нескольких крепких ребят, готовых, так сказать, прийти на помощь. «Да нет…» — он опешил ещё сильнее от такого напора, «…Просто пытаюсь понять, что это было…». «Уф, говоришь как новенький»,- она продолжала подходить ближе и уже опять почти прижалась к нему. «Новенький? Что значит новенький? А ты, что ли, старенькая?». «Сладкий, может уже прекратишь задавать вопросы, м?» Он вновь оттолкнул ее, только уже жёстче. «Мне нужны ответы». «Яяясно, ты ещё хуже, чем эта алкашня. Приходи, как кровь от башки вниз отольёт»,- сказала она, закатив глаза, развернулась и обиженно ушла обратно к себе. «М-да уж, спасибо”.
Его начало слегка потрясывать от холода, ноги ниже колен немели. Также он был недоволен тем, что эта мадам так и не соизволила объяснить ему, что произошло в купе. И вообще… где он? Почему-то этот вопрос ясно прозвучал у него в голове только сейчас, что не логично. Разве не должен был он посетить его с самого начала? Не думал же он, что в действительности ехал бы на мрачном поезде с пробитыми окнами и повсеместным легким туманом. «Так, а теперь серьезно: где я?» Он решительно прошёлся по всем купе, в которых видел людей до этого, задавая один и тот же вопрос, но никто не давал ответа. Его либо игнорировали, либо твердили про «новичка», либо просто говорили, что это всё «не смешно», и что, мол, «заканчивай». На этом моменте внутри него впервые появился страх. Где-то посередине него будто что-то провалилось, будто органы начали западать в какую-то воронку. Однако он проконтролировал это слепое чувство и решил, что нужно выяснять свое местоположение, или, на крайний случай, выбираться. Он побежал к следующему вагону. Попытавшись открыть заржавевшую ручку, он вырвал ее с корнем и выбил дверь плечом. За бортом было жутко холодно. Поезд ехал на огромной скорости, и ледяной ветер мгновенно заставил его тело окоченеть. Он чуть ли не отпрыгнул назад от двери, которая болталась на петлях, и упёрся в стенку. «Нет уж, в этом вагоне делать точно нечего», — с этой мыслью он оттолкнулся от стены и, набрав разгон за несколько шагов, прыгнул, принимая в воздухе горизонтальное положение.
С треском он разбил большое окно двери следующего вагона. Это означало, что прыжок был удачным. Только вот, это как посмотреть. Он поранил плечо, руки и ноги. Битое стекло лежало на полу, а некоторая его часть впилась в него. «Твою мать». Отмороженное тело почти не чувствовало боли, но тупые отголоски все же присутствовали. Не успел он подняться и начать вытаскивать обломки из руки, как они сами начали выпадать из него, будто что-то их выталкивало. Он не поверил своим глазам и даже инстинктивно отшатнулся, испугавшись своей же конечности. Раны, из которых только что выпали осколки, зарастали без шрамов, затягивались за десяток секунд. «Что за чертовщина?». На этот раз приступ страха, начинающий перерастать в панику, укротить не удалось. Он не знает, где находится, его тело выталкивает куски стекла, и он регенерирует с нечеловеческой скоростью. А люди вокруг все поголовно с пустыми глазами, ничего не знающие и не желающие знать. Страшный сон? Возможно. Пресловутый щипок мгновенно доказал, что все это наяву. Наяву? А что такое вообще явь? Может ли в действительности происходить все то, что происходит сейчас?
Мысленный шторм прервал человек, который выпал из-за двери своего купе. Весь синий и, как оказалось после прикосновения к нему, ледяной до обжигания, он не должен был быть жив. Но, в очередной раз этому поезду удавалось удивить его. Выпавший лежал и стонал, пальцы его были по-страшному скрючены и постоянно дергались, выпрямляясь и возвращаясь в нормальное положение со звонким хрустом через несколько секунд. Противное зрелище. Организм будто бы был готов умереть, но не умирал. Не мог умереть. От этого у него подступила рвота. Позади было разбитое стекло с выходом на бескрайние просторы, чем он и воспользовался. Закончив блевать, он обнаружил так и лежащего в агонии мужчину. Но он не знал, как ему помочь. Согреть? Как? Ответов не было. И с очередным приступом рвоты он просто перепрыгнул Синего и продолжил свой путь.
Сейчас он уже бежал. Отмороженные мышцы по-прежнему работали даже лучше, чем обычно, и бежал он быстро. Заглядывая в купе, он находил все тех же людей с пустыми глазами, многие из них пили, или предавались плотским утехам, в некоторых купе даже были дети, сидящие по углам и ревущие. Причём дети эти находились либо с пьяницами, либо с прелюбодействующими. «Вы, блять, все тут безумны?!» Он уже не ждал ответа. Он просто орал, бегая по бесконечным купе, не получая ответа на вопросы. К страху и панике прибавилась ярость. Благо он хотя бы согрелся на фоне закипающей злости. Неумолкающие вопли, смех полоумных, стоны девушек и рёв пьяных. Кажется, и он начал сходить с ума. Но не это было главным фактором. Ту-ту ту-ту, ту-ту ту-ту. Проклятый звук колёс поезда был постоянным, с определённым тактом, даже можно сказать, методичным. Если все вокруг было хаосом, то это был его ритм. «Ритм хаоса»- ха-ха, надо же было такое придумать, крыша точно съезжала. «Нет… Нет, нет, нет… Спереди должен быть направляющий, как его там, главный машинист… Он должен дать мне ответы». И вот уже он бежит обратно, перескакивая через Синего и разрыв между вагонами. Добежав до локомотива, он уже окончательно согрелся, хотя у него не было даже намека на одышку. Страшная гримаса на его лице. Тут он обнаружил спокойно сидящего машиниста, попивающего горячий чай. Даже когда мужчина, ведущий поезд, увидел забежавшего на всех парах безумца, ни одна мышца на его лице не дернулась. Безмятежность машиниста стала последней каплей. У него сжались кулаки.
Опустив подбородок и смотря исподлобья, он широкими тяжёлыми шагами приблизился к нему и нанёс удар. Жертва упала со стула. Стол улетел в стенку следующим. Второй удар не заставил себя долго ждать. Он ничего не спрашивал. Просто сел на машиниста сверху и бил. Левой, правой, левой, правой. Бил, желая забить его до смерти. Бил так сильно, что разбивал костяшки, а всё его лицо было забрызгано кровью машиниста. Левой, правой, левой, правой. Он буквально вбивал его голову в пол. Когда попадал по носу — тот заходил в череп, когда по челюсти — зубы разлетались по сторонам. Но все было тщетно. Лицо машиниста зарастало снова, челюсть прикреплялась обратно, а нос вновь возвращался на место. Даже собственные костяшки начали заживать прямо в промежутке между молотящими ударами, которые шли один за другим. Так продолжалось чуть меньше пяти минут, пока он не успокоился. Все было бессмысленно. Он свалился на бок, чувствуя бессилие своей ярости. Машинист же молча встал, поправил свой синий костюм, поставил стол, стул, достал новую кружку, залил в неё кипяток и, положив в неё чайный пакетик, просто сел пить дальше. «Невероятно»,- прохрипел он. «Не-ве-ро-ятно».