Продолжение. Начало здесь на сайте:
Аннотация
Наш современник попадает в параллельный мир.
Америка (САСШ), конец 19-го века. Две редакции, газета и журнал, решают послать своих журналистов-женщин в кругосветное путешествие. Главному герою, по воле случая, поручают сопровождать одну из них.
По фантастическому предположению автора параллельные миры отличаются друг от друга, как страницы книги. Чем дальше расположены друг от друга страницы, тем меньше общего в их содержании.
Роман «На 127-й странице» — художественное произведение. Все герои и события выдуманы, а возможные совпадения случайны и не намерены.
Сцена 30
Я стоял, опершись на фальшборт, который огораживал прогулочную палубу для пассажиров первого класса, и наблюдал за суетой на пристани. На ней было много женщин. Наверное, представители каких-то феминистских организаций. А еще молодые люди с блокнотами в руках. Явно из журналистской братии. Несколько важных, солидных мужчин, которых я определил, как представителей власти. Ну, куда без них? Да пара фотографов со своими огромными треногами.
Саму Терезу Одли я не мог разглядеть, но поскольку все крутилось вокруг одной молодой женщины с букетом в руках, то очевидно, что это и была она. Отважный редактор, который по заданию журнала «Метрополитен», должна объехать вокруг света быстрее 90 дней. И таким образом, обогнать героев одноименной книги, которую в этой действительности написали двое братьев, Поль и Жюль Верны.
В порт, чтобы сесть на корабль «Пасифик», отплывающий из Сан Франциско в Йокогаму, я прибыл, по старой привычке, заранее. Корабль стоял у пристани. С него, вдоль борта корабля, было спущено три трапа. Два, те что ближе к корме, стояли рядышком и по ним, вверх-вниз, с коробами на спинах бегали грузчики. Судя по черной пыли, которая покрывало пристань вокруг этих трапов, грузили уголь. Первый трап пустовал. Наверху, на корабле у этого трапа стоял матрос в белой форме с пачкой каких-то бумаг в руках.
Сам корабль мне не показался. Наверное, я был просто избалован громадными размерами паромов, на которых мне довелось побывать в турах по Северной Европе. Но, наверно, «Пасифику» было чем гордиться. Длинный корпус, выкрашенный в черный цвет. Надводная часть — высотой 2-3 человеческих роста, с двумя рядами иллюминаторов. Четыре мачты, гордо взирающие на одинокую трубу паровой машины, и недвусмысленно показывающие, кто здесь хозяин.
Я поднял по шаткому трапу и предъявил свой билет, скучающему матросу.
— Рады вас приветствовать на борту «Пасифика», мистер Деклер. Прошу вас заполнить регистрационную карту, — протараторил матрос.
И тут я понял, что писчих принадлежностей в дорогу я и не купил.
Когда я расстался со своим странным нанимателем, Маккеланом, я взял извозчика, доехал на нем до начала Маркет стрит, а потом пошел пешком. На этой улице располагались, наверное, все магазины, которые были мне нужны.
Сначала мне попался оружейный магазин. У Деклера было только шесть патронов, те что были заряжены в барабан револьвера. Других я не нашел. Я помнил цифры на тыльной стороне патрона, вокруг капсюля и попросил пару пачек таких же. Продавец попытался еще что-то мне впарить, но я быстро расплатился и ушел.
Потом я набрел на совершенно бесподобный магазинчик, мечту любой женщины или парикмахера. Чего в нем только не было! Меня заинтересовали маникюрные наборы. Можно быть донельзя мужественным, но забывать о ногтях на руках и ногах все же не стоит. Отсутствие заботы о первых может привести к кишечным расстройствам, а о вторых – к заболеваниям еще менее приятным. Я выбрал самый простой набор из четырех предметов в легкой, похожей на брезент, упаковке. Здесь же я купил простой, однолезвийный перочинный ножик.
Чуть пройдя дальше я набрел на посудную лавку и купил красивую фарфоровую чашку для фрау Бергман. Будет ей в память о наших чаепитиях. В винном магазине купил четыре бутылки хорошего виски: одну – Циммерману, вторую – Джорджу, третью – Уолшу, а четвертую – себе дорогому.
Покупок оказалось достаточно много, и мне снова пришлось взять извозчика. Останавливался я еще пару раз. У книжного – чтобы купить несколько журналов «Метрополитен». Мне хотелось понять, о чем и как писала Тереза Одли. И у магазина одежды. В нем я купил легкие туфли, которые здесь предназначались для игры в теннис. У них был парусиновый верх и толстая резиновая подошва. Судя по цене, подошва была из натурального каучука. В этом же магазине я попросил принести мне плащ на случай плохой погоды. Такой нашелся. Он был из плотной ткани, но его водоотталкивающие свойства вызывали у меня сомнения. Потом поколебавшись, купил еще средних размеров брезентовый саквояж. Я предпочел бы рюкзак, но таких вариантов не было, а этот саквояж можно было вешать на плечо. Пожалуй, в него я сложу предметы первой необходимости.
— Я заполню, мистер, — сказал матрос, видя мои затруднения. Других пассажиров пока не было, и он вполне мог себе это позволить. Я, в свою очередь, достал из саквояжа паспорт, который мне, благодаря стараниям мистера Маккелана, доставили сегодня из мэрии города.
— Лорд, Энтони де Клер, — проговаривая вслух, стал заполнять регистрационное свидетельство матрос.
— Лорд де Клер? – Кто-то спросил меня со спины.
Я обернулся. Черный офицерский мундир, с нашивками внизу на рукавах, фуражка с кокардой, неизвестный мне орден на груди и короткая, благообразная седая борода. Если это не капитан «Пасифика», то я – Майкл Джексон.
— Да, я лорд, Энтони де Клер, — ответил я.
— Гарольд Хемпсон, капитан этого корабля, — в ответ улыбнулся мужчина и протянул руку.
Капитан был не молод, но, пожав его протянутую руку, я почувствовал, как будто ухватился за что-то вырубленное из дерева или того покрепче. Хорошо еще, что мне не сжали руку.
— Потягаете несколько лет канаты, — догадался о моих мыслях капитан. – И у вас будут такие же ладони.
— Мне говорил о вас мистер Маккелан, — продолжил капитан. — Мы состоим в одном клубе. Так, что я рад знакомству. Некоторые пассажиры класса Салун обедают в капитанском зале. Надеюсь, вы не будете против, если я включу вас в их число. Это немного подороже, но если …
— Нет, нет, я согласен. Ваше общество мне будет очень приятно, — поспешил ответить я.
Матрос, заполнявший мою регистрационную карточку и внимательно слушавший наш разговор, что-то черкнул в ней.
— Можно вопрос, капитан? — я решил воспользоваться случаем. — У вас всего десять шлюпок на борту. Неужели их хватит на всех пассажиров в случае … непредвиденных обстоятельств?
— В случае, если корабль потонет? Не стесняйтесь, лорд. Называйте все своими именами, — усмехнулся капитан. – Мы же с вами бывалые люди и в обморок не будем падать.
— Не будем, — подтвердил я.
— Для цели, о которой вы спросили, шлюпки не потребуются, — сказал капитан и как бывалый актер взял паузу.
«Ну, да,» — подумал я. — «Наверное, чтобы никто не мучился».
— Шлюпки не потребуются, потому что наш «Пасифик» не может утонуть!
— ???
— Посудите сами. Корпус «Пасифика» сделан из стали, а днище – двойное. Сам корпус корабля разделен на 11 отсеков с герметично закрываемыми дверьми. Если в одном из отсеков случится пробоина, то он тут же будет отсечен от остальной части корабля. Понимаете? «Пасифик» сохранит плавучесть, даже если получат пробоины сразу три отсека. Но чтобы это произошло, у капитана корабля должен быть кочан капусты вместо головы.
Он засмеялся, довольный своей шуткой.
— Дальше. Посмотрите за борт. Видите?
Я растерянно развел руками.
— И не можете ничего видеть, — продолжил капитан. – У нас нет гребных колес. Корабль приводится в движение гребным винтом, который всегда под водой. Это позволяет даже во время шторма сохранять управляемость.
— Винт вращает новейшая паровая машина. 9 тысяч лошадей! Представляете себе такой табун! И все в нашем трюме! – он снова засмеялся.
— Но и, если с этой железкой что-то случится, у нас есть паруса. И я еще не забыл, как с ними обращаться, — говоря это, капитан как-то даже немного распрямился.
— Так что, уважаемый лорд, вы на одном из самых надежных кораблей и может спать спокойно.
— Но зачем тогда шлюпки?
— Как зачем? Для оказания помощи другим терпящим бедствие.
«Сам погибай, а товарища выручай,» — подумал я.
— Можно мне в свою очередь вас спросить, — сказал капитан и указал на мои стрелки на брюках. – Что это такое?
— О, это совершенно новый фасон! — не задумываясь ответил я. – Морской стиль, знаете ли.
— Что?
— Взгляните на мои брюки и на нос своего корабля, как бы со стороны. Ничего не замечаете? Есть что-то похожее?
— Забавно, — проговорил капитан. – Но, наверное, трудно поддерживать брюки в таком виде постоянно.
— Ну, во-первых, моряки всегда отличались своим шиком, — заявил я, уверенный, что капитан не будет мне возражать. – А, во-вторых, скажите капитан, у вас на корабле матросы спят на койках или по-прежнему в гамаках.
— На моем корабле у каждого матроса есть своя койка, — гордо ответил капитан. – Гамаки – это удел деревянных парусников. Но причем тут койки?
— Матрос один раз наглаживает брюки, а перед тем как лечь спать, аккуратно раскладывает их под матрасом, и на утро они, как новенькие.
— А вы не так просты, как показались мне сначала, мистер Деклер, – проговорил капитан. – Уже ходили на кораблях?
— Только в мечтах, — честно признался я.
После этого капитан отправился по своим делам. А я подумал, интересно через какой срок матросы «Пасифика» начнут делать стрелки на брюках. Потом мысли вновь вернулись к шлюпкам и к спасению на воде. Корабли в этом мире можно было сравнить с самолетами из моей прошлой жизни. Там ведь тоже не было никаких средств спасения пассажиров. Ни парашютов, ни каких-нибудь спасательных капсул. Так же, как и здесь, напирали все больше на надежность самолета. А если авиакатастрофа с жертвами все же происходила, то тут на помощь приходила статистика. Мол в автомобильных авариях гибнет гораздо больше людей.
— Сэр, разрешите показать вам вашу каюту, — оторвал меня от мыслей вахтенный матрос.
— Пожалуй, да.
Матрос подозвал стюарда. Я обратил внимание, что в отличие от матросов у стюардов не было погон. Стюард подхватил мой чемодан и саквояж, а я двинулся за ним.
— Меня зовут Гилберт. Можно просто Гил. Я — ваш стюард, – он стал на ходу просвещать меня. – Горячая вода, напитки, еда, все что угодно. В каюте есть электрический звонок. Я покажу. Покрутите его, и я приду за заказом.
Каюта меня поразила. Справа, сразу у входа стояла белоснежная сидячая ванна с медным краном, а слева прекрасный умывальник с большим зеркалом, который назвать мойдодыром у меня не повернулся бы язык. Вода была только холодная, но плевать! Она же текла, стоило только мне открыть кран! Большой иллюминатор рядом с ванной. Большая, полуторная кровать с тяжелыми портьерами у стены. Небольшой диванчик напротив и платяной шкаф. Блин! Это же Титаник какой-то, а не Пасифик!
— Все освещение электрическое, — вещал стюард с таким видом будто это он его изобрел. – Вот здесь звонок. Вы приписаны к капитанскому салону. Это налево из вашей каюты. Сегодня ужин в 7 вечера, капитан просит всех не опаздывать. Мужские туалетные комнаты — тоже налево.
— Под потолком, видите? — Он указал на серый раструб. – Это громкоговоритель. По нему объявляются срочные сообщения. За время плавания будет одна учебная тревога. Вам надо будет подняться на прогулочную палубу, ту что у трубы.
Я вручил стюарду полдоллара и тот довольный ушел. Я еще с удовольствием оглядел свое временное пристанище. Надо бы разобрать вещи. Но я решил вернуться на палубу, а вещами заняться позже.
Сцена 31
«Пасифик», разворачиваемый небольшим паровым буксиром, медленно отходил от пристани. На ней, старясь быть незаметными, стояли два английских джентльмена. Один – помоложе, другой – постарше. Вокруг еще шумели остатки тех, кто пришел проводить отважную путешественницу, Терезу Одли. Но не это занимало двух джентльменов.
— Винсент, что нам теперь делать? – с отчаяньем в голосе спросил тот, что по моложе.
— Ничего, Арчи.
— Но как же?! Мы упустили Деклера! Даже с ним не поговорили!
— Все не так плохо, как ты думаешь, Арчи. Деклер ничего не знает про наследство, а значит не будет делать никаких шагов в этом направлении. Это – раз. Он отправляется в кругосветку, а это опасно. И с ним может произойти что угодно. Это – два. Он сопровождает эту журналистку, а значит мы всегда будем знать, где он. Это – три. Про четыре и пять я еще не придумал, но к встрече с твоей матерью обязательно придумаю. А что до разговора с Деклером, то считай, что он у нас просто в запасе.
— Как ты всегда здорово можешь все повернуть в свою сторону, Винсент!
— Учись пока я жив! Кстати, прямо сейчас мы отправляемся на вокзал и отбываем в сторону восточного побережья.
— А как же гостиница? Мы же не рассчитались!
— Какие глупости ты говоришь, Арчи! Эти жалкие лавочники не обеднеют.
— А где ты взял деньги на обратную дорогу?
— У местных жидов.
— А отдавать будешь?
— Конечно, но потом. Пошли, Арчи. Я вижу свободный экипаж.
В толпе на пристани стоял еще один примечательный провожающий. Хороший светло-зеленый костюм в мелкую клетку, дорогой котелок и легкие блестящие туфли. Только одно «но». Этот провожающий был индейцем. Он стоял неподвижно, наблюдая за уходящем в океан пароходом. «Надеюсь, брат, ты знаешь, что делаешь,» — подумал индеец и, слегка скосив глаза в сторону, заметил, что у выхода из порта появилась пара полицейских. «Пора,» — подумал он и двинулся в сторону ближайших зданий. Вслед за ним двинулись и стражи порядка. Через минуту индеец уже бежал, а вслед неслись крики «Стой!». Интересно, кто-нибудь, когда-нибудь останавливался, услышав за собой такие слова?
Индеец подбежал к двухэтажному зданию, бывшему частью ограды порта, привычно сбросил туфли и легко, по углу здания забрался на крышу. Видя, что тот уходит, полицейские начали стрелять, совершенно не заботясь о том, что пули могут задеть случайных прохожих. «Охотники» были раздосадованы видом уходящей дичи, которую они уже считали пойманной. Индеец перебежал крышу, спрыгнул на соседнюю улицу и почти сразу забрался на крышу другого дома. Здесь дома уже стояли почти впритык к друг другу, и беглец не сомневался, что сможет уйти.
Отчаянная стрельба полицейских, к счастью, никого не задела. Если, конечно, не считать одного английского джентльмена средних лет, которому не повезло. Пуля, скорее всего, отрикошетила от стены здания и попала ему точно между глаз. Ни документов, ни багажа этого джентльмена так и не смогли найти.
В это время с вокзала Сан-Франциско, гулко дернувшись, начал набирать скорость Юнион Пасифик Экспресс, которому предстояло пересечь весь Американский континент, чтобы на небольшое время, перед обратной дорогой остановиться на вокзале в Омахе. В салоне первого класса с выпученными от ужаса глазами сидел Арчи, а у его ног стояло два чемодана. Он старался вспомнить, что говорил Винсент в последние минуты, но в голове у него мелькали только «Это — раз, это — два, это — три». Как только он собирался продолжить счет дальше, его мысли сбивались, и приходилось начинать все с начала «Это — раз, это — два, это — три…». И так бесконечно.
Сцена 32
Я вернулся на палубу. Какое-то время наблюдал за пассажирами, которые поднимались по трапу на корабль, но мне это быстро надоело. На прогулочной палубе для пассажиров первого класса или класса Салун, как сказал капитан, я нашел деревянный шезлонг и расположился в нем. Прогулочная палуба была на небольшом возвышении. Расположенная рядом труба, начавшая уже дымить, ничуть не мешала. Во-первых, она была достаточно высокой, а, во-вторых, морской ветер отгонял дым прочь.
На душе было спокойно и даже благостно. Так бывает, как мне кажется, у многих отъезжающих в момент начала путешествия. Все сомнения позади, деньги на билет потрачены, с родными и знакомыми простился и обратной дороги нет. От тебя уже ничего не зависит и тебе нечего терять. Прошлое уже позади, будущее еще не наступило, а настоящее дарит минуту оправданного безделья и самоуспокоения.
Но моя минута спокойствия быстро прошла. С момента расставания с Маккеланом меня беспокоили несколько вопросов. Первый – приятный, второй – менее приятный и третий – совсем неприятный.
На первый вопрос «Почему я согласился поехать вслед за отважной путешественницей Терезой Одли?» я ответил легко и непринужденно. Кто хоть раз в жизни не мечтал отправиться в кругосветное путешествие? Новые страны и города, увлекательные приключения и яркие впечатления! Не знаю, как вы, а я мечтал. И вот тебе преподносят такой подарок, да еще оплачивают все твои расходы.
Второй вопрос был, как я уже говорил, менее приятным. «Ты взялся оберегать и защищать совершающую кругосветку женщину, редактора журнала «Метрополитен». А сможешь ли ты это сделать? Непростой вопрос. Тут надо главное понять, от чего ее надо защищать и оберегать? Что с ней может случиться по дороге? Для ответа на этот вопрос самое главное я уже сделал — купил блокнот. Каждую страницу блокнота я разделил пополам вертикальной линией. В левую колонку стал записывать возможные опасности, а в правую – способы их нейтрализации.
Кража. Это действие совершается, как правило, незаметно для клиента. Что мог сделать с этим Деклер, чего не могу сделать я? Здесь наши возможности с Деклером, как мне кажется, равны.
Ограбление. Тут проблема разбивается на две маленькие проблемки. Чтобы защитить мисс Одли я должен быть рядом с ней. Поэтому мне надо с ней сблизиться. Совместный осмотр достопримечательностей, посещение магазинов. Что-то в этом роде. Вторая проблемка, смогу ли я ее защитить? Деклер, скорее всего, смог бы. Воевал, работал экспедитором грузов, обидчиков своих порезал. У меня такого опыта нет. Немного владею разными боевыми искусствами: от бокса до айкидо, но практический опыт применения маленький. Надо как-то проверить, не осталось ли в теле Деклера какой-нибудь мышечной памяти? Ну, там, как всадить нож ближнему в печень или выстрелить в упор? Бр-р-р…
Нападения, похищения. Данная опасность похожа на предыдущую. Также надо находиться рядом. Тоже надо уметь дать отпор. Кроме того, наверное, надо следить за окружением мисс Одли. Возможно, такие «опасности» требуют подготовки, и кто-то подозрительный обязательно будет крутиться рядом с ней.
Различные опасности, в результате которых мисс Одли не сможет продолжить путешествие? Список таких опасностей был достаточно широк.
Болезнь. Надо познакомиться с судовым врачом, а в дальнейшем всегда знать, куда можно обратиться за врачебной помощью. Наблюдать за подопечной: цвет лица, сопли, кашель, наличие аппетита.
Опоздала на поезд, пароход и т.д. По прибытии сразу же собирать информацию о возможных вариантах передвижения в нужный пункт. Примерный план путешествия Маккелан мне вручил.
Влюбилась в «принца», прекратила кругосветное путешествие, уехала в путешествие свадебное. Маккелан говорил, что ему надо, чтобы мисс Одли благополучно совершила кругосветку. Значит, никакого свадебного путешествия до окончания выполнения поручения редакции. Но как бороться с этой опасностью, пока не знаю.
Я закрыл блокнот, и вместе с блокнотом закрылись и мои глаза.
Самый неприятный вопрос был в том, почему с поручением сопровождения мисс Одли Маккелан обратился ко мне? Судя по эмоциям Деклера, Маккелан ему не нравился. Как, впрочем, и мне. Какой-то слишком крученный, а строит простачка. Бухгалтера он, видите ли, боится.
Почему я не поверил в честность намерений Маккелана? В то, что он действительно считает, что для данного поручения нужен именно я со своим благородством? Не знаю. Как-то все ненатурально. Проще и дешевле было бы найти в своем окружении бывалого немолодого моряка, дать ему четкие инструкции, мотивировать премией в случае успешного завершения путешествия. Нет, надо было приглашать на эту работу английского лорда!
Еще Маккелан проговорился, что пару дней назад узнал, что я приехал в город. Значит мой приезд его как-то заинтересовал? Потом, что у них было с Деклером во время войны, то что надо забыть? Ну, и, конечно, эмоции Деклера. А еще взгляд Маккелана, когда я быстро пожал протянутую им руку. Так что, скорее всего, у Маккелана есть еще какая-то цель, с которой он отправил меня вслед за мисс Одли.
Что мне делать в такой ситуации? Прибыть в Японию и пусть мисс Одли идет своим путем, а я попробую пойти своим? А если я все это выдумал? Получится, что взял деньги, дал обещание и оставил слабую женщину без защиты? Нет, пока не буду принимать окончательного решения. До Йокогамы не меньше двух недель пути. За это время, что-нибудь придумаю.
Я не заметил, как задремал.
— Сэр! Мистер Деклер!
Кто-то осторожно тряс меня за плечо. Я открыл глаза и увидел Гила, стюарда, который показывал мне каюту.
— Сэр, уже 7 вечера. Капитан приглашает вас на ужин.
— Спасибо, Гил. Прекрасная новость! Покажи еще раз, в какую сторону двигаться?
— Прошу сюда, сэр.
Сцена 33
Бруно Эспозито тяжело поднимался на третий этаж редакции «Нью-йорк пост». Каждый раз, когда ему приходилось это делать, он ругал себя за каждый кусок пиццы, который он, запивая пивом, съедал на ночь. «Ты можешь уехать из Италии, но Италия никогда не уедет из тебя». Его друг и нынешний босс, Джозеф Эпштейн, частенько вспоминал это изречение и подсмеивался над Бруно. «Ты можешь распрощаться с голодным детством, но голодное детство никогда не распрощается с тобой». Потеряв родителей, помотавшись в детстве по улицам и закоулкам Нью-Йорка и вдоволь поголодав, Бруно приобрел одну пагубную привычку. «Видишь пищу, надо ее съесть, не откладывая на потом». Потому что это «потом» может не наступить.
В дверях кабинета главного редактора Бруно столкнулся с выходящим корреспондентом.
— Не перепутай! 9 часов 45 минут 7 секунд! – Это вслед корреспонденту кричал хозяин кабинета Джозеф Эпштейн.
— Привет, старый еврей, — сказал Бруно, тяжело опускаясь в кресло в углу кабинета.
— Привет, старый макаронник, — не остался в долгу Джозеф.
Бруно было 39 лет, Джозефу – 41, а приветствие «старый еврей, старый макаронник» было их обычным приветствием. Познакомились они давно, на судне, на котором их семьи перебирались из Старого света в Новый. Потом в Нью-Йорке их пути разошлись, чтобы вновь пересечься 6 лет назад. Джозеф создавал свою газету «Нью-Йорк пост» и с радостью взял Бруно свои заместителем, невзирая на его криминальное прошлое и, чего уж там лукавить, полукриминальное настоящее.
Постепенно так сложилось, что Бруно стал разгребать в газете все возникающие конфликты с внешними организациями: типография необоснованно задирает цены, арендодатель не хочет продлевать аренду, мэрии не понравился заголовок передовицы, журналист перепродал материал конкуренту и так далее. Джозеф был ему за это благодарен и целиком погрузился в творчество, если творчеством можно было назвать целенаправленную политику газеты на поиск и издание горячих новостей и сенсаций. С таким «товаром» случались проколы. Но выигрышных материалов было все равно больше. Тираж газеты рос, как на дрожжах. У жителей Нью-Йорка стало привычкой начинать день с «Нью-Йорк пост». Не прочтешь – можешь пропустить что-то важное, не о чем будет поговорить с друзьями, поддержать разговор со знакомой дамой.
Так они друг друга и дополняли. Худой еврей, с университетским образованием и толстый, макаронник со своими уличными «университетами». Они могли себя называть, как угодно. Те десять дней на судне, везущим людей из прошлого в будущее, сроднили их навсегда.
— Как все прошло? — спросил Бруно, раскуривая сигару.
— Хорошо, — ответил Джозеф. – Пароход отчалил в 9 часов 45 минут 7 секунд. Лично засек. Завтра будет в номере. Вот рисунки. Посмотри.
Он пододвинул поближе к краю стола пачку черно-белых рисунков. Бруно, кряхтя, выбрался из кресла и стал рассматривать рисунки.
— До этого помощник мэра сказал пару слов, — продолжил Джозеф. — Народу было много. Наши друзья-конкуренты так суетились и сверкали вспышками, что можно было подумать, что это они, а не мы, отправляют свою корреспондентку в кругосветку.
— Ну, это нам на руку, — пыхнул дымом Бруно. Он уже вернулся в кресло.
— Представляешь, Ева взяла с собой только небольшой саквояж, — переменил тему Джозеф. Он вышел из-за стола, достал из книжного шкафа бутылку и два стакана. – Давай, выпьем за ее успешное путешествие.
— Надеюсь, что ты положил ей деньжат в этот саквояж. — Бруно взял протянутый ему стакан. — Наша Ева – крутая бабенка. Уверен, что с ней будет все хорошо.
— Что-то я твоего человека не видел? — глотнув виски, спросил Джозеф.
— А должен был? Я же не «громилу» посылаю, а «живчика», — засмеялся Бруно. – Ты не увидел, не увидят и другие. Опытный и проверенный человек. Где надо подмажет, где надо и подтолкнет, а ты и не заметишь. Ха-ха.
— Это хорошо, потому что мы пишем, что она путешествует в одиночку.
— А что там у «Метрополитена»?
— Вчера стартовали. Маккелан своего не упустит. Тот еще старый лис.
— А им то зачем это нужно?
— А нам зачем?
— Ну, — Бруно глотнул из стакана. – Ева пишет, мы печатаем, люди раскупают наш тираж, рекламодатели с радостью отстегивают денежки. Есть на что выпить виски.
— Ты забыл сказать «каждый день». Мы каждый день пишем о путешествии. И старый хитрец Маккелан этим решил воспользоваться. Его «Метрополитен» выходит один раз в месяц и здесь на востоке пока не очень известен. А теперь, как только мы или какая-нибудь другая газета напишет про Еву, про ее путешествие, тут же у читателя появится вопрос «А как обстоят дела у другой женщины, редактора «Метрополитена», которая тоже едет вокруг света?»
— Но мы же не будем писать про их журналистку, — возразил Бруно.
В это время в кабинет заскочил молодой журналист, протянул какие-то листки Джозефу. Тот их быстро прочитал и поставил подпись. Когда дверь за журналистом закрылась, Джозеф продолжил:
— Мы можем делать вид, что никакой второй путешественницы не существует, но про это уже все знают и все равно будут спрашивать. Что там у букмекеров?
— Им только дай событие, — недовольно сказал Бруно. – Сначала были ставки на то, за сколько Ева обогнет шарик. Теперь принимают ставки на то, кто быстрее это сделает? Наша Ева или их … как ее… Тереза Одли. Видел я фотку этой Терезы. Симпатичная, наша Ева попроще. Но в этом деле я бы поставил на Еву.
— Уже поставил?
— Нет, конечно. Ты же знаешь, что я играю только в покер и только на те деньги, что есть в моих карманах. Так, вот. Пока букмекеры оценивают шансы, как равные. Ждут. Может шторм будет или еще чего произойдет.
— А почему ты думаешь, что это Маккелан-старший придумал, — переменил тему Бруно. — Вроде бы его сынок сейчас в журнале рулит. Он где-то год назад здесь в городе крутился. Люди говорят, что способный парень.
— Может быть, Маккелан-младший и способный парень, но я уверен, что это задумка старшего, — с жаром возразил Джозеф. – Этот, как увидит кусок пожирнее, так сразу вонзает в него свои зубы. Это мы с тобой живем с одной газеты, а у него и заводик, и чуть ли не своя китобойная флотилия.
— Фью, — присвистнул Бруно. – Откуда же он взял капиталец? У него же нет родственников евреев. Ха-ха.
— Все бы тебе хаханьки, — недовольно посмотрел на приятеля Джозеф. – Капитал он заработал во время войны.
— Не знал, что война такой прибыльный бизнес!
— Теперь знаешь!
— И как у него это получилось? – все, что касалось денег, интересовало Бруно. Он даже иногда называл себя коллекционером способов по «зарабатыванию» денег.
— В твоей коллекции этот способ уже есть, — разочаровал его Джозеф. – Называется «ограбление». Во время войны он с отрядом рейнджеров ходил по южным штатам и «чистил» брошенные усадьбы плантаторов-южан. Говорят, что не только брошенные.
— Молодец, — задумчиво протянул Бруно.
— И еще говорят, но это не проверенные слухи, что, когда он «чистил» одну такую «не брошенную» усадьбу, его застали на месте грабежа. Маккелан потерял половину своего отряда, но сумел уйти. Как раз тогда началась «золотая лихорадка» в Калифорнии. Маккелан со своими дружками дезертировал из армии и подался в Калифорнию. Деньги у него были, и он закрутил там бизнес с продуктами. И на этом хорошо разбогател.
— Чтоб тебя! Джозеф, а тем ли мы занимаемся?
— Каждый занимается тем, чем может заниматься. Теперь ты понимаешь, какой человек решил сесть нам на хвост?
— Понимаю. Действительно хитрец, — согласился Бруно. – Что будем делать? Стряхивать с хвоста?
— Зачем? Что нам это даст?
— Ну, не знаю. Так, чтобы не заходил на нашу улицу, — нашелся Бруно.
— А он и не заходит на «нашу улицу». Ни один из наших читателей не станет покупать «Метрополитен». Ни один из наших рекламодателей не откажется от рекламы у нас, ради рекламы в их журнале. Слишком мы разные. А потому пока просто наблюдем. Вот если Маккелан действительно «зайдет на нашу улицу» тогда будет думать, как отучить его от этой дурной привычки.
— Договорились, ты только мигни мне, — заверил Бруно, и они подняли бокалы.
Сцена 34
(через несколько дней после отъезда Деклера из Сан-Франциско)
Кабинет Майкла Вебера больше напоминал комнату для пошива одежды. Так оно сначала и было. Пока бизнес не разросся, Вебер в этой комнате принимал клиентов, которые хотели заказать у него пиджак, брюки, жилет – вместе или по отдельности. Здесь было все для этой работы: стол для раскройки материала, манекен для наметки и шитья, зеркало, примерочная, швейная машинка и многое другое, что могло потребоваться портному.
Веберу повезло, его бизнес стал расти. Все больше и больше портняжной работы выполняли нанятые портные. А с появлением магазина готовой одежды Вебер и совсем прекратил шить. Дел хватало и без этого.
Клиенты перестали заходить к Веберу, а сама портняжная комната стала рабочим кабинетом преуспевающего бизнесмена. Однако, все портняжные атрибуты Вебер сохранил. Во-первых, он к ним привык, а во-вторых, они сразу давали понять тем, кого принимал у себя в кабинете Вебер, что они пришли не в строительную фирму, не в винокурню и не в банк, а именно в компанию по пошиву одежды.
Вот в этом кабинете, за столом и сидел Вебер, разбирая накопившиеся за день бухгалтерские документы, когда в дверь постучали.
— Заходите, — Вебер никого не ждал и, наверное, это был кто-то из его сотрудников.
Так оно и оказалось. В кабинет вошел Генри, один из старших продавцов.
— Мистер Вебер, только что-то со станции доставили наш заказ из Лондона. Партию брюк, которую мы заказали в прошлом месяце.
— Ну, и…? – поднял голову от бумаг Вебер.
— Мы раскрыли на складе тюк. У всех брюк есть стрелка. Все, как говорил тот лорд.
— ???
— Хотите посмотреть?
Они быстро прошли на склад, посреди которого лежал большой тюк с брюками. Упаковочный брезент был открыт, снята полотняная обшивка товара, под которой и лежали брюки: темные и светлые, гладкие и в рубчик, на теплую погоду и на холода, в общем, на любой «вкус и цвет».
— Смотрите, сэр, — Генри взял брюки из тюка, встряхнул и на вытянутых руках показал их Веберу.
На брюках четко была видна стрелка от верха до низу. Конечно, не такая ровная, как та, что получилась у Мэри, работницы Вебера, которую обучал Деклер, но очень похожая.
— Может быть, просто так брюки неудачно сложили? — предположил Генри. — Вот они так и замялись.
— А как быть с тем, что рассказывал лорд Деклер?
— Не знаю, сэр.
— Покажи другие.
Они просмотрели еще десяток брюк. На них всех, так или иначе, была пресловутая стрелка Деклера.
— Это не совпадение, — выдал вердикт Вебер. – Мир меняется.
— Собери всех портных, — продолжил командовать Вебер.
Он почувствовал, что чуть было не упустил свою удачу, забыв о встрече с Деклером.
— Всем клиентам предлагать стрелку на брюках. Разыщи Джона. Он обслуживал Деклера. Пусть вспомнит все, что говорил Деклер про стрелку. Передай его слова другим. Пусть наизусть выучат! Дай объявления в парочку наших газет и парочку нью-йоркских о нашем, именно нашем, новом фасоне брюк. Придумайте, какой-нибудь броский заголовок. Как там говорил Деклер «Это подчеркнет мой статус»? Да, и этой Мэри, что наглаживала стрелки, слегка прибавьте жалованье, чтобы не переманили конкуренты. Фуххх… Кажется, мы сможем утереть нос этим нью-йоркским задавакам.
Сцена 35
Капитанский салон, в который меня пригласили на ужин, представлял собой довольно просторную комнату. В центре стоял длинный стол вишневого цвета на десять-двенадцать персон с удобными креслами. Каждое кресло было прикреплено к полу стальным тросиком на случай шторма.
Когда я пришел, за столом сидело несколько мужчин с капитаном во главе стола и две дамы.
Поскольку знания здешнего этикета у меня полностью отсутствовали, я решил быть максимально вежливым.
— Добрый вечер, дамы и господа. Позвольте представиться, лорд де Клер.
После чего я занял место на противоположном от капитана конце стола. Капитан удивленно посмотрел на меня, но никак не прокомментировал мои действия.
— Сейчас принесут аперитив, — начал капитан Хемпсон. — Я пока представлю вам присутствующих.
Понятно. Значит, я немного опередил капитана. С другой, стороны, зайти букой, сесть молча за стол было бы, на мой взгляд, хуже.
— С лордом Деклером вы уже знакомы, — капитан сделал небольшой жест рукой в мою сторону. – Поэтому я представлю сначала дам, которые своим присутствием безусловно сделают наше плаванье незабываемым.
— Справа от меня миссис Донахью, которая, повинуясь супружескому долгу, следует к своему мужу в Токио. Он занимает важный пост в дипломатической миссии САСШ.
Миссис Донахью была приятной молодой женщиной в бежевом платье с массой кружев и оборочек, как того, очевидно, требовала текущая мода. Она с улыбкой, как бы здороваясь, посмотрела на каждого из сидящих за столом. Последним в ее списке оказался почему-то Деклер.
— Мне очень приятно, — сказала она.
«Мне тоже», — подумал я и пожалел, что опоздал к «раздаче» мест.
— Слева от меня, — продолжил капитан. – Известная журналистка, редактор журнала «Метрополитен», мисс Одли. Она по заданию редакции совершает кругосветное путешествие.
Он хотел еще что-то добавить, но молодой военный, сидящий напротив Терезы Одли не смог сдержать восторга и захлопал. Захлопали и остальные. Один из мужчин, грузноватый, средних лет даже вышел из-за стола, достал откуда-то небольшой букет цветов, подошел к мисс Одли, сказал что-то приветственное и поцеловал руку. Мисс Одли была явно растроганна таким оборотом событий. Она раскраснелась, но потом взяла себя в руки и не менее грациозно, чем миссис Донахью, раскланялась с присутствующими. Одета она была в серое дорожное платье. То ли не успела переодеться, то ли просто у нее не было возможности взять столько же багажа, как миссис Донахью.
Дальнейшее представление было не столь эмоциональным. Молодой военный, аплодировавший мисс Одли, оказался первым лейтенантом кавалерии армии САСШ. Другой военный, сидящий рядом с ним и недовольно на лейтенанта поглядывающий, был его непосредственным начальником, майором той же кавалерии. Оба ехали в Японию по приглашению правительства этой страны. Им предстояло принять участие в обучении японской армии нового образца. Сидящий напротив майора и рядом с капитаном мужчина, в строгом черном костюме, оказался священником-кальвинистом. Он и еще пятнадцать последователей этой ветви христианской церкви ехали в Японию проповедовать и обращать в свою веру заблудших во тьме язычников. Пожилой мужчина, целовавший руку мисс Одли, оказался промышленником, разбогатевшим на торговле с Китаем. Япония была для него промежуточным пунктом. Он следовал дальше в Гонконг.
В качестве аперитива два стюарда принесли холодное шампанское. Пока собравшиеся пробовали напиток и разговаривали между собой, стюарды принесли меню основных блюд. Поскольку я сидел с краю, разговаривать мне было не с кем, и я углубился в чтение меню. Там было что почитать.
Меню было отпечатано типографским способом, и в нем были указаны только разделы: рыба, мясо, салаты, сыр, фрукты и десерт. Напротив каждого раздела оставалось свободное место, куда можно было вписать то конкретное блюдо, которое было приготовлено коком в этот день. Так стюарды и поступили.
Супов по понятной причине не было. На первом месте в разделе Рыба стояли «фиш&чипс». Наверное, как дань британским корням «Пасифика». Потом шло несколько наименований салатов. Ни «Цезаря», ни «Греческого» я не обнаружил, а остальные названия мне ничего не говорили. Брать что-то незнакомое мне не хотелось. Дальше шли ветчина, мясной рулет и стейки. Затем – сыр и фрукты. Завершали меню десерты: яблочный пирог и какие-то синнабоны.
Перед отъездом я зашел в «Старую индейку», где основательно подкрепился. Голод меня не мучил, и я решил на ночь не наедаться. Заказал ветчину и сыров, каждого понемногу, из тех что были указаны в меню. Из напитков попросил принести воды и по бокалу сухого красного и белого вина. Цены на блюда, указанные в меню, были смешные, а с учетом тех денег, которые мне достались от индейца-в-зеленом-костюме и которые были выданы Маккеланом на путешествие, очень смешные. Самым дорогим оказалось вино и, скорее всего, потому что было, как написано в меню, итальянским. Конечно! Что стоит довезти до западного побережья вино из Италии?!
А капитан Хемпсон тем временем продолжал:
— Дамы и господа, еще минуту вашего внимания, — попросил он. – Хочу от лица компании предложить вам абонемент на ужин на ближайшие 10 дней. Все, что вы видите в сегодняшнем меню, вы сможете получать каждый вечер с 50% процентной скидкой.
— Хм, а если я не захочу брать этот вот, Уолдорфский салат? – задал вопрос промышленник, едущий в Гонконг. Джейсон Томпсон, кажется. Его имя, как-то сразу запомнилось мне, а вот, как зовут майора и лейтенанта, я не запомнил. Может быть потому, что к ним можно запросто обращаться без имени, по званию: майор, лейтенант?
— Не захотите салат, возьмете стейк, — бодро ответил капитан.
Томпсон был бы плохим бизнесменом, если бы не спросил:
— Но за салат-то я уже заплачу, когда куплю абонемент?
— Да, но именно поэтому и дается такая большая скида, господа! 50%! Все за полцены! – как заправский ярмарочный зазывала продолжал уговаривать капитан. Я решил его поддержать.
— Отличное предложение, капитан! Я согласен, — сказал я, вскинув при этом, как на аукционе руку.
— Правильное решение, лорд, — кивнул мне капитан. – Стюард зайдет к вам в каюту и все оформит.
Я поблагодарил его кивком головы.
Чуть погодя, и все остальные выразили желание приобрести абонемент на ужин. Ни я, ни другие тогда не поняли, что это предложение с подвохом.
Принесли еду. В отличие от меня аппетит у остальных был отменный. Одно блюдо сменяло другое. И все почему-то недовольно поглядывали на меня с моими двумя тарелками ветчины и сыра.
Наконец, когда первый голод был утолен, майор не выдержал и спросил:
— Лорд, а почему вы совсем не едите?
Ну, что ему ответить? Что не ответишь, этот человек, который только что съел рыбу с картошкой, а потом еще стейк, все равно меня не поймет. Поэтому уходим от прямого ответа и напускаем тумана.
— Знаете, майор, считается, что в борьбе головы и сердца побеждает желудок. — Я сделал паузу, давая всем возможность оценить фразу. – Но сейчас мое сердце занято присутствующими дамами, голова – предстоящим путешествием, поэтому про желудок я просто забыл.
— Браво! – это сказал Томпсон. Наверное, он решил поддержать гражданское лицо в «борьбе» с военными. – Предлагаю выпить за присутствующих дам.
Вот так вот. Что не скажи, каждый услышит свое. Мы все подняли бокалы и выпили.
— Скажите, мисс Одли, — поставив бокал, продолжил Томпсон. – Вы будете что-нибудь писать для своего журнала во время путешествия?
— Да, конечно, — ответила Тереза Одли. – Как только мы прибудем в порт, и я доберусь до ближайшего телеграфа, я отправлю, наверное, сразу несколько репортажей о плавании.
— О! – раздалось со всех сторон.
Наверное, только я и миссис Донахью восприняли спокойно, сказанные Терезой Одли слова.
— Напишите про доблестную американскую армию! – это просил лейтенант.
— Про наш корабль, который борется со стихией! — это были слова капитана.
— Уделите немного вашего внимания тому, как мал и хрупок человек на фоне великого океана, — предлагал священник. – И спасти его может только молитва.
— Господа, а вы читали какие-нибудь мои статьи в журнале? – робко спросила мисс Одли и, как я понял, поставила всех в неловкое положение.
Все замолчали. Откровенно врать не решались. Вдруг, еще что-то спросит. На редкость не тактичная дама.
— Я читал, — сказал я, решив помочь мисс Одли. – Я читал ваши сказки. Они мне очень понравились.
В моем чемодане лежало пять старых номеров «Метрополитена». В номере, как правило, было несколько материалов, написанных Терезой Одли. Рассуждения про семью, описание окружающей город природы, репортажи со светских вечеринок, рецензии на книги, статьи о женской одежде и косметике и сказки. Писала мисс Одли под псевдонимами и только сказки подписывала своим именем. С расшифровкой псевдонимов мне помогла фрау Бергман, оказавшаяся преданным читателем «Метрополитена». Журнал продавался очень дешево, был достаточно толстым и выходил раз в месяц. Поэтому фрау Бергман находила деньги для своего небольшого читательского развлечения.
«Горожанка», «Аврора», «Чайка» и даже «маркиза де Помпадур». Под этими именами скрывался одни автор – Тереза Одли. Почему она так поступала? Когда ее об этом спрашивали, то она говорила что-то про личное и общественное, про то, что все статьи есть результат работы всего журнала, про то, что не хочет, чтобы читатель обращал внимание на личность автора, а сосредоточился на сути изложенного. Но ее не понимали. Ее материалы многим нравились, женщина-журналист была в диковинку и привлекала внимание. Для журнала раскрыть инкогнито мисс Одли было бы на руку. И, собственно говоря, первый спор между новым главным редактором Маккеланом-младшим и Терезой Одли был связан именно с этим. Маккелан-младший резонно предлагал Терезе начать писать под своим именем. Он указывал на высокое качество ее материалов, популярность мисс Одли среди читателей и не видел причин для отказа. Терезу же это не устраивало. Что-то сдерживало ее. Это было бы, как выйти на улицу осенью без плаща. А вдруг дождь! А вдруг подует ветер!
Из прочитанного мне понравились только сказки. Другие материалы, написанные под псевдонимом, были написаны таким сложным языком, что, читая их, я стал сомневаться в знании английского языка. Это я-то, лорд Энтони де Клер!
Вот, к примеру, отрывок из репортажа, в котором описывалось небольшое путешествие в окружающие Сан-Франциско горы, где обнаружили наскальные рисунки:
«Мы взбирались все выше и выше. Деревья и кустарники встречали все реже и реже, а потом разом исчезли. Громадная серая равнина простиралась вокруг нас, покрытая тонким, цвета пепла, слоем высохших растений; печальный результат неравной борьбы за существование, что по странной случайности напомнило мне сучковатые, скукожившиеся сосны, которые из последних сил своими корнями цеплялись за почву на подветренном склоне горы. Поселения встречались редко. Тощие лошадки, пытавшиеся подобрать с земли остатки травы на уединенных высокогорных лугах, да непонятно откуда выскочившая и облаявшая нас рыжая дворняжка – вот и все разнообразие форм жизни, которое нам удалось наблюдать по пути».
Сказки были написаны совсем по-другому. Простым и понятным языком. Словно их писал другой человек. Текст сказок нес в себе эмоции, дарил чувства и заставлял переживать за маленькую девочку, которая передвигалась в фургоне с родителями и их попутчиками по дорогам войны. Взрослые были заняты своими делами, и единственными друзьями девочки были ее игрушки и домашние вещи, что лежали в большой корзине, стоящей в фургоне. Время от времени и игрушки, и домашние вещи оживали и помогали девочке в трудную минуту.
— Что же вам понравилось в моих сказках? — спросила мисс Одли.
— Абсолютно все, — честно ответил я. – От формы написания до самих персонажей. Особенно мне нравится нравоучительный и обстоятельный будильник с погнутой стрелкой, который поучает жизни свою маленькую хозяйку.
— Спасибо, — негромко поблагодарила мисс Одли, и мне показалось, что, возможно, похожий будильник с похожей погнутой стрелкой стоит на комоде дома у самой Терезы Одли.
Мужчины за столом смотрели на меня с ревностью, а миссис Донахью – с интересом.
«Ну, раз интересно, то продолжим,» — подумал я.
— Ваши сказки восхитительны и поэтому я предлагаю вам описать наше плаванье в форме сказки, — предложил я.
— Сказки?
— Какой еще сказки?
— Сказки же для детей?
Такие вопросы посыпались от сидящих за столом.
— Ну, вариантов может быть много. Например, мисс Одли в этой сказке может назваться Терезой-мореходом, а сопровождать ее в плаванье будем мы, ее друзья. Каждый из нас отправился вслед за Терезой-мореходом по своей причине и каждый из нас владеет каким-то волшебным свойством.
Видимо душевный подъем от начала плаванья и выпитое вино развязали мне язык, и я не смог остановиться.
— Вот каким бы волшебным качеством хотели бы обладать вы, майор? – обратился я к пожилому военному.
— Ну, наверное, волшебная сабля, — на большее старому вояке не хватило фантазии.
— Отлично, — сказал я. – Теперь, когда в сказке на судно нападет громадный осьминог, вы и ваша волшебная сабля спасут и Терезу-морехода, и всех остальных на корабле.
Было видно, что сказанное мной понравилось майору. Порой всем хочется оказаться в сказке и размахивать чудо-саблей.
— Прелестно, — сказала миссис Донахью, еле слышно похлопав ладоши. – А какое волшебство будет у меня?
— Думаю, что об этом надо спрашивать мисс Одли, — ответил я. – Это она у нас главная по сказкам.
Было правильно перевести все стрелки на мисс Одли, но миссис Донахью с такой надеждой смотрела на меня, что я не удержался.
— Я бы наградил вас маленькими крылышками за спиной. И когда на океан опускался бы туман, наш капитан просил бы вас подняться повыше и посмотреть, нет ли на пути корабля чего-то опасного. Например, айсбергов.
— Чур меня, чур меня, — замахал руками капитан Хемстон. – Не накаркайте лорд. Только тумана и айсбергов нам не хватало.
Тут всех, как прорвало. Не одного меня расслабило выпитое, а моя идея о волшебных свойствах, наверное, задела спрятанные в каждом человеке, детские надежды и мечты. Слава богу, что все стали обращаться со своими предложениями к мисс Одли, а не ко мне. Да и зачем я им? С мисс Одли было общаться гораздо приятней.
Минут десять стоял небольшой переполох. Каждый из мужчин хотел получить минутку внимания от нашей отважной журналистки-путешественницы и рассказать о своем волшебном умении. Мисс Одли поглядывала на меня с укоризной. Миссис Донахью казалась недовольной. Все мужское внимание было сосредоточено на Терезе Одли.
Но вскоре все утихомирились. Женщины удалились в женский салон. Была такая специальная комната в отсеке кают первого класса. А капитан пригласил мужчин в мужской салон выкурить по сигаре. Я, сославшись на то, что врач мне запрещает не только курить, но даже смотреть на курящих, извинился и вернулся в свою каюту. Что я там забыл? Дышать дымом и слушать разговоры про здешнюю политику, в которой я не разбираюсь, и про наших спутниц, на которых уже, наверное, кто-нибудь стал строить свои планы. Лучше лягу пораньше спать.
Пришел стюард. Я расплатился за ужин и отдал деньги на абонемент. Спать не хотелось. Я вышел из каюты и поднялся на прогулочную палубу, чтобы проветриться перед сном.
На прогулочной палубе горели редкие огни. Океан оправдывал свое название и вел себя тихо. Паруса, за неимением ветра, не были поставлены. Работала только паровая машина, которая толкала «Пасифик» вперед. Невидимые волны бились о борт корабля, а вокруг простиралась непроглядная тьма. У фальшборта, между висящих шлюпок стояла мисс Одли и смотрела в окружающий нас океан.
Я хотел было потихоньку пройти мимо и не мешать уединению молодой женщины, но потом вспомнил, что я здесь, можно сказать, на работе и что мне надо так или иначе сблизиться с Терезой Одли. Поэтому я вздохнул, подошел поближе и спросил:
— Не возражаете, если я присоединюсь к вашему обществу? – И не дожидаясь ответа продолжил. – Океан завораживает, не правда ли?
— О, это вы мистер Деклер? Пожалуйста, — улыбнулась мне мисс Одли. – Я раздумываю над словами святого отца, что был с нами на ужине. Как точно он сказал про хрупкость человека по сравнению с окружающей его стихией! Верно ведь?
Я-то думал, что она мечтает о любви, а она полна дум о высоком. Все забываю о серьезном отношении к религии здешних женщин.
— Это, если противопоставлять человека стихии. Тогда да, шансов у человека мало. Но можно и по-другому, — забросил я наживку.
— По-другому это как?
— Возьмите наш корабль. Он превосходен, но все же пытается именно противостоять стихии. Посмотрите, как он пытается раздвинуть своим носом волны, а они за это зло колотят его в борта.
— А разве можно по-другому?
— Наверное, можно. Я видел лодки туземцев, которые не пытаются бороться с океаном, просто скользят по его поверхности.
Я не стал вдаваться в подробности и рассказывать, что лодками были доски для виндсерфинга, а туземцами — обитатели серф станции в Дахабе. Тут же в голову пришла мысль «Дахаб, виндсерфинг… а было ли это все? Не сон ли мне приснился?»
— Видимо вы много путешествовали? — спросила мисс Одли, оторвав меня от нерадостных мыслей.
— Пришлось. А как вам начало путешествия?
— Пока не поняла, — сказала мисс Одли. – Хорошо, что вокруг темно, а то, наверное, было бы страшно?
— Это все ночь. Утром страхи уйдут, и мысли будут совсем другими.
— Наверное, — согласилась мисс Одли. – Прошу меня простить. Что-то я неважно себя чувствую. Наверное, мне надо вернуться в каюту.
— Спокойной ночи, мисс Одли.
— Спокойной ночи, мистер Деклер.
Тереза Одли ушла. Я поставил себе плюсик за общительность и следование своему плану. Потом посчитал, что план по проветриванию выполнен и вернулся в каюту.
***
Когда Деклер ушел, из темноты показалась еще одна фигура. Все это время миссис Донахью тоже стояла у фальшборта прогулочной палубы, только через одну шлюпку от мисс Одли и Деклера.
— Как мило! Что они все в ней нашли? – вслух сказала молодая женщина. – Надо с этим что-то делать.
Потом она также покинула палубу.
Сцена 36
Тереза вернулась в каюту, приготовилась ко сну и расположилась на кровати, которая оказалась совсем не хуже той, что была у нее дома. Но заснуть не смогла. Слишком много нового произошло в ее жизни за последние часы. В голове бурлили мысли, а сердце продолжало учащенно биться. Обычно, во время бессонницы Тереза садилась за письменный стол в своей спальне и работала. Так она поступила и сейчас.
Стол был, был удобный стул, чистый лист бумаги и дюжина карандашей, которую она взяла в путешествие, резонно рассудив, что чернильница и перьевая ручка ненадежные спутники путешествующего журналиста. Но лист так и остался чистым. Она не могла сосредоточиться. Ее отвлекало все. Шум волн за иллюминатором. Гудящая и содрогающаяся где-то в недрах корабля паровая машина. Но больше всего мешали воспоминания о ее бурных проводах.
Направляясь в порт Тереза все еще надеялась серенькой мышкой прошмыгнуть на корабль и забиться в своей норке-каюте. Не вышло. «Метрополитен» превратил ее отправление в путешествие в событие всего западного побережья Америки. Кроме городских журналистов прибыли их собратья по перу из Сакраменто и Лос-Анжелеса. Мэр города вручил ей букет и громогласно объявил, что город зарегистрировал лотерею «Метрополитена» в поддержку путешествия своего редактора вокруг света. Главный редактор «Метрополитена» Грег Маккелан тоже не остался в стороне. По его словам, его отец Маккелан-старший заканчивает процедуры по покупке ежедневной газеты «Экспедитор». Это означало, что теперь материалы Терезы из путешествия будут печататься не только раз в месяц в «Метрополитене», но и каждый день на страницах этой газеты. Пришли проводить Терезу и представители Международного женского союза, которые зачитали поздравительную телеграмму от их лидера Сьюзен Дакстоун, которая в это время находилась в Англии. Это были довольно милые женщины. Терезе только не понравилось, что они слишком сильно размахивали звездно-полосатыми флагами и время от времени дудели в дудки. При этом эти милые женщины не забывали раздавать всем присутствующим листовки союза и приглашать стать его членами. От Терезы они добились обещания сразу после возвращения из путешествия влиться в их ряды.
Было много еще совершенно незнакомых людей, которые, как поняла Тереза, были ее читателями. Это было одновременно и приятно, и хлопотно. Это ведь не письмо от благодарного читателя, которое можно отложить и ответить на следующий день. Каждому из пришедших хотелось пообщаться с Терезой, сказать несколько теплых слов и получить взамен хотя бы ее улыбку. Довершали картину вспышки магния на подставках фотографов, что делало картину проводов, на взгляд Терезы, совершенно гротескной.
Тереза откинулась на спинку стула и попыталась переключиться на другие мысли, чтобы потом, обновленной, вернуться к написанию первой статьи о путешествии. Этот прием часто выручал ее. Тереза стала думать, что все не так плохо складывается. Узнав, что ей надо будет срочно выехать в кругосветное путешествие, она расстроилась, так как не попадала на прием у своих дальних родственников, где могла рассчитывать на встречу либо с Полковником, либо Мартином Кастером, преподавателем литературы и истории местного университета. Не то чтобы она питала какие-то чувства к ним, но их внимание к ней было приятно. Но вышло еще лучше. Вместо компании двух привычных и, что там скрывать, уже немного наскучивших мужчин она получила внимание других, каждый из которых был по-своему ярок и привлекателен. Джеймс Томпсон был галантен и, как показалось Терезе, имел утонченный вкус. Букетик горной лаванды, перевязанный золотистой лентой, который он ей вручил на ужине, сейчас лежал на столе, за которым расположилась Тереза. Майор и первый лейтенант тоже казались хорошими людьми, хотя и малоразговорчивыми. Зато лейтенант так смотрел на Терезу, что, казалось, попроси она его прыгнуть за борт, он это непременно выполнит. Капитан Хемпсон внушал уверенность. Его внимательные в морщинках глаза на бронзовом обветренном лице и сейчас смотрели на Терезу и как-бы беззвучно говорили: «Спокойно, детка, мы переплывем эту соленую лужу. Потом немного отдохнем и переплывем ее еще десяток раз». К священникам Тереза всегда относилась уважительно. Рональд Скотт, глава кальвинисткой делегации в Японию только повысил «градус» этой уважительности. Надо быть не только преданным христианином, но и просто отважным человеком, чтобы отправится проповедовать среди язычников. И не одному, что означает взять на себя ответственность за других.
Пробежавшись таким образом по всем участникам сегодняшнего ужина, Тереза вдруг рассмеялась:
— Ну надо же!
Она только что сделала то, о чем говорил этот странный британец. Она наделила всех мужчин какими-то качествами. Пусть не волшебными, но тоже весьма достойными. Обделенным остался только сам британский джентльмен. Для него Тереза припасла качество «странный», которое со временем грозило перерасти в «таинственный». Посудите сами. Все мужчины носят хотя бы усы. У этого оригинала не только нет усов и бороды, но и голова гладко выбрита. Впрочем, это объяснимо. Тереза читала, что на Востоке, не на восточном побережье Америки, а на настоящем Востоке, где султаны и гаремы, так ходят все мужчины. И этот джентльмен, будучи путешественником, мог запросто взять себе такую привычку, прожив на Востоке долгое время. А его бесцеремонность!? Зайти, словно выплюнуть приветствие, гордо заявить о своей принадлежности к английской аристократии и усесться за столом так, что и не поймешь, то ли капитан во главе стола, то ли этот лорд. «Нет, господин англичанин, угнетатель колоний! Возможно, у вас в Британии звание лорда очень важно и уважаемо, но у нас, в нашей свободной стране в почете другие качества!» Высказав про себя эту гневную тираду, Терезе немного все же стало стыдно. Ведь из всех присутствующих на ужине только этот странный лорд читал ее статьи и сказки. И очень щедро похвалил их. На этом он не остановился и, недрогнувшей рукой, переименовал Терезу в Терезу-морехода, явно с намеком на Синдбада-морехода из сказок «Тысяча и одна ночь». А потом стал раздавать чудесные свойства другим присутствующим, предлагая Терезе превратить их плаванье в сказку-репортаж. Тереза подумала, что сейчас этого лорда поднимут на смех. Но все ухватились за эту идею и теперь ждут от Терезы, когда она облечет ее в письменную форму.
Думая обо всем этом, Тереза не заметила, как перебралась на кровать и укрылась одеялом.
«Странно,» — засыпая подумала она. – «У этого лорда нет ни одного положительного качества, а в моих мыслях он занял место больше, чем все остальные».
Сцена 37
Открыв глаза, я какое-то время не мог понять, где нахожусь. Но потом шум от паровой машины в глубине корабля и небольшое поскрипывание корпуса судна освежили мне память. Я на пассажирском корабле, капитан которого утверждает, что тот не может утонуть. И этот корабль движется в сторону Японии.
Выспался я отлично. Матрас был в меру жесткий, простыни — белоснежными, подушка — высокой, а под легким шерстяным одеялом мне ночью было тепло и уютно. Я выскочил из кровати. Впервые за несколько последних дней я почувствовал себя полностью здоровым. Голова не болела, я тело требовало физической активности. Я открыл иллюминатор, и прохладный ветер бросил мне в лицо порцию мельчайших соленых брызг. «Здорово!» — подумал я, но все же, на всякий случай, решил иллюминатор закрыть.
Потом мне пришлось одеться, чтобы посетить туалетную комнату, которая была снаружи в конце коридора. Снова разделся. Помахал ногами. Ноги у Деклера поднимались плохо, и я какое-то время занимался растяжкой. Но потом Деклер меня удивил. Я сделал десяток отжиманий и совершенно не почувствовал усталости. Перешел на отжимания с хлопками. Отталкиваться от пола получалось неожиданно легко, и потому я слишком сильно хлопал ладонями. Не разбудить бы соседей. На счет «пятьдесят» я остановился. Уж слишком сильно горели ладони от хлопков. Не побрезговал и лег животом на пол. Попробовал ухватиться руками за ступни, но не получилось. Ну, не хотело тело Деклера прогибаться. Ладно, будем двигаться вперед потихоньку.
Почистил порошком зубы, а затем, забравшись в ванну, несколько раз ковшиком облил себя с головы до ног водой. У-у-х. Вода была весьма холодной и, наверняка, качалась из-за борта. Растерся большим толстым полотенцем и совершенно счастливый вытянулся на кровати в чем мать родила.
Карманные часы Деклера показывали семь часов. Мне вдруг сильно захотелось еще раз почувствовать морской ветер в лицо. Я быстро оделся и вышел на прогулочную палубу.
Солнце уже взошло, ветер по сравнению со вчерашним усилился, на море появились небольшие волны, а матросы, среди которых было достаточно китайцев, ставили паруса. Видимо капитан решил сэкономить немного угля.
Я развернулся лицом к ветру и некоторое время наслаждался. Но потом я почувствовал какую-то неправильность. Из пассажиров на палубе я был один. Вчера капитан говорил, что на борту 87 пассажиров первого класса и еще 544 человека разместились в третьем классе. Я подошел к лестнице, по которой можно было спуститься на прогулочную палубу для «третьеклассников».
Там оживления было больше. Думаю, что условия третьего класса были гораздо скромнее тех, в которых находился на корабле я. Поэтому неудивительно, что эти люди в отличие от «первоклассников» в массовом порядке вышли подышать воздухом. В основном это были китайцы. Надо отдать им должное. Эти люди, одетые в простые темные одежды, не слонялись толпой по палубе, не создавали сложностей для работающих матросов. Они рядами, спиной к друг другу, сидели на палубе. Без звуков и лишних движений. Некоторые из них были заняты делом. Я заметил, что несколько человек, это были женщины, то ли что-то шили, то ли что-то штопали. Некоторые из сидящих держали в руках дымящиеся палочки. Поэтому со стороны этой палубы шел приторный, сладковатый аромат, который никогда мне не нравился.
— А где все? – спросил я, у пробегающего мимо меня матроса.
— Может спят, но, скорее всего, морская болезнь, сэр, — ответил он, не останавливаясь.
Ба! Морская болезнь! Как я про нее мог забыть! Тошнота, рвота, головокружение. Получается, что большинство пассажиров сейчас лежат в своих каютах и наслаждаются этими чувствами. Не позавидуешь! А как же я? Почему я ничего не чувствую? Еще один подарок от Деклера?
Я вернулся в каюту, вызвал чудо-электрическим звонком Гила. Было приятно смотреть на его удивленное лицо, когда я стал заказывать ему омлет с беконом, яблочный пирог и побольше кофе.
— Все сделаем! Я мигом!
Гил умчался, предвкушая чаевые. Видно с едой его беспокоили сегодня немногие.
В каюте явно не хватало кресла. Сидеть на стуле было неудобно, а ложиться на кровать я не хотел, чтобы не помять костюм. Поэтому какое-то время бездумно смотрел в иллюминатор, наблюдая за волнами, качающими корабль. Благо, что никаких негативных ощущений у меня это не вызывало.
Пришел Гил с едой. Омлет был большущий. Наверное, кок бухнул в него не менее пяти штук яиц. Бекон был превосходный и еще пытался шкворчать. А еще песочный яблочный пирог! Все как я люблю!
Каким бы хорошим не был мой аппетит, съесть я смог только половину. Я откинулся на спинку стула, пил кофе и думал, что «жизнь хороша». Еще бы полежать, но все эти одевания и раздевания мне уже надоели. «В чем ходят эти господа в домашней обстановке? В халатах?» На ум пришла когда-то виденная в учебнике картина «Утро свежего кавалера». Кажется, так она называлась. На ней какой-то с похмелья, не проспавшийся барин тыкал себя в грудь, на которой был прикреплен орден. Сам барин был в пижамных брюках и халате. Мне что ли такие «одежды» завести? Но картина была написана мастерски и вызывала не самые приятные чувства. Легкая усмешка, ироничное сочувствие и немного брезгливости. Эти чувства моментально переносились и на одежду, в которую был одет этот «свежий кавалер». Поэтому следовать его дресс-коду не хотелось совершенно. Но тут в голову пришла превосходная мысль. Я допил кофе, снова вышел на палубу и спустился по лестнице к китайцам.
Я стал ходить между рядов сидящих китайцев и, как бы мимоходом, разглядывать, во что они одеты. В основном одежда была грубой и примитивной. Что-то типа балахонистой рубахи сверху и просторные брюки. Те, кто померзлявее, одевали сверху рубахи жилетки из толстой ткани. Даже, пожалуй, не жилетки, а настоящие «душегрейки». И еще … от рядов ощутимо попахивало. Здесь аромат тлеющих палочек уже не казался неуместным.
Несколько китайцев носили то, что мне было нужно. Ничего особенного. Рубаха из темной, плотной ткани, похожая на френч, с воротником стойкой и с веревочными застежками спереди. Ну, а брюки и есть брюки. Главное, чтобы движения не сковывали. Я собирался в них заниматься по утрам на палубе, ну, и валяться на кровати. Куда уж без этого? Если ткань будет не толстой, то много места в багаже такой костюмчик не займет.
Среди серой массы, расположившихся на палубе китайцев, выделялся один пожилой мужчина. В отличие от всех остальных он сидел на деревянном шезлонге, явно принесенным с прогулочной палубы пассажиров первого класса. Но тем не менее ни один из, бегающих поблизости, матросов не только не отобрал у него стул, но и не сделал никакого замечания. Одеждой этого пожилого китайца были все те же черная рубаха-френч и такого же цвета брюки. Только отвороты были другие. Белые, белые.
«Как стрелки на брюках,» — подумал я. – «Не иначе, чтобы подчеркнуть статус».
А еще рубаха и брюки были расшиты причудливыми драконами, которых я поначалу не заметил. Для вышивки использовалась черная, явно шелковая нить. Рельеф рисунка лишь слегка выделялся на поверхности основной ткани. Но когда этот китаец немного менял позу: небольшое движение ногой или рукой – драконы на мгновение оживали. Это солнце отражалось от шелковой нити и оживляло рисунок. Потом пожилой китаец снова замирал в своем кресле, и драконы затихали вместе с ним.
Я подошел к двум что-то шьющим китаянкам. Обе сидели прямо на палубе, скрестив перед собой ноги, и шили что-то цветастое.
— Добрый день, — на английском поздоровался я. – Мне нужно сшить одежду.
Китаянки смотрели на меня снизу верх и явно ничего не понимали.
— Рубаху и штаны, — я показал на свой пиджак и брюки. – Только не такую одежду, а как у вас.
— Нет, нет, — замотали головами портнихи.
Наверное, у меня бы ничего не получилось, если бы мне на помощь не пришел, проходивший мимо, матрос-китаец.
— Они вас не понимают, мистер. Вам помочь?
— Да, помогите, — обрадовался я. – Я хотел бы у них заказать для себя одежду по китайскому образцу: рубаху и брюки. Вот как у них.
Я рукой указал в сторону китайцев, чья одежда мне понравилась.
— Буду в этой одежде заниматься … спортом, — я решил открыть все свои карты.
— Спортом? – удивился моряк-китаец.
— Ну, да, — я немного расставил ноги, присел и помахал руками из стороны в сторону, как будто отгонял мух. Типа, стиль боевого журавля.
— А, — закивал, улыбаясь, мне матрос и что-то быстро, быстро стал говорить сидящим женщинам.
Женщины послушали моряка, посмотрели на меня, а потом повернули головы и осторожно взглянули на пожилого китайца в расшитой одежде. Этот китаец, оказывается, давно наблюдал за нами. У него был внимательный и какой-то очень спокойный взгляд.
«Как у тигра,» — пришло мне на ум. – «Захочу — съем, а захочу – не съем».
Пожилой китаец еле различимо кивнул, и тут же китаянки что-то загалдели.
«Фу-ты, ну-ты,» — подумал я. — «И тут свои тайны, свои правила».
— Завтра, — дергала меня за рукав, сидящая внизу китаянка. – Пять долларов.
— Завтра? – не понял я. – Все будет готово? Так быстро?
— Нет, нет, — возразила она. – Нельзя быстро. Завтра.
— Я хотел сказать, что завтра – это быстро, — пустился я в объяснения, но понял, что зря.
— Нет, нет. Нельзя быстро. Завтра.
Матроса-китайца поблизости уже не было. Поэтому я просто достал из бумажника пять долларов и вручил их женщине.
Проходя мимо сидящего пожилого китайца, я, сам того не желая, немного замедлился, посмотрел на него и приложил руку к шляпе, как бы приветствуя его. Он в ответ немного склонил голову. Затем я продолжил свой путь на верхнюю прогулочную палубу.
На палубе по-прежнему было пусто, если не считать снующих по своим делам матросов. В каюту возвращаться совершенно не хотелось. Я уселся на деревянный шезлонг, слегка надвинул шляпу на глаза и незаметно задремал.
Сцена 38
Мое пробуждение было поистине прекрасным.
Передо мной лежал океан, а миссис Донахью старалась запечатлеть его с помощью акварели. У нее были небольшой этюдник на ножках, краски и океан для позирования. У меня были все тот же океан и миссис Донахью, вид со спины. Вид мне понравился. Миссис Донахью была одета в светлое платье и соломенную шляпку с голубой лентой. Фигура у молодой женщины была очень изящной. Порыв ветра немного натянул ткань платья, очертания тела стали четче, а мое воображение дорисовало все остальное. Тело Деклера отреагировало, и я порадовался, что сижу, а не стою. «Молодец Деклер. Быстро реагируешь. Правда, говорят, что в этом деле главное голова, а мозги сейчас мои. Так, что мы с тобой оба молодцы,» — похвалили я нас обоих.
— Мистер Деклер, — словно прочла мои мысли миссис Донахью. – Вы, наверное, на мне сейчас дырку протрете. Нельзя же так! — она, улыбаясь, повернулась ко мне.
— Прошу меня простить, — стал оправдываться я. – Я задремал, а доктора не рекомендуют резко вставать после сна.
— Сидите, сидите, — великодушно махнула она рукой. – Так что вы там на мне увидели? Признавайтесь!
Я слегка успокоился, поэтому поднялся со стула и подошел в художнице.
На закрепленном в этюднике листе были нарисованы океанские волны, уходящий в даль горизонт и, смыкающееся где-то вдалеке с океаном, небо.
— Я любовался вашим рисунком, — сказал я. – Удивительно, что можно было сделать такой рисунок с помощью акварели.
— Чем вам не нравится акварель?
— Ненадежный инструмент. Все стремится расплыться и размазать края.
— А, вы про это. Меня учили рисовать вот так, по мокрому. – она показал на свой рисунок. – Еще минуту назад он смотрелся по-другому. Но ветер высушил его, и что-то поменялось. Непредсказуемо, как в жизни. Мне так нравится.
Я посмотрел на нарисованное море, и мне показалось, что оно стало, как-то строже.
— Чудеса, — искренне удивился я.
— Я вы можете рисовать? — спросила миссис Донахью.
Этим вопросом меня прострелило насквозь. Там, в прошлой жизни мне приходилось сидеть с внуком, а дочь не разрешала показывать ему мультики. Приходилось выкручиваться. Я доставал карандаши, фломастеры, черновики, которые с работы приносила дочь, и мы вместе с внуком заполняли их своими «творениями». Он – по-своему, я – по-своему.
— Немного могу.
— Нарисуйте что-нибудь!
— Но где?
— Ну, хотя бы прямо на моем рисунке.
Я подошел ближе к этюднику и оказался почти вплотную к этой молодой женщине. Она не отодвинулась.
— Но тогда, возможно, я испорчу его, — сказал я, глядя в ее такое близкое лицо. У нее были черные, соболиные брови, прямой нос, тонкие губы, а зеленые глаза игриво смотрели из-под шляпки.
— А, вы постарайтесь, — она все же сделала шаг назад.
Я пожал плечами. Снял рисунок, нашел немного свободного пространства на столе этюдника, взял карандаш и начал.
— Что это? – изумилась миссис Донахью.
Над нарисованным ею океаном непонятные крылатые существа несли на руках маленькую девочку.
— Это летучие обезьяны, — разъяснил я. – Они несут на руках маленькую девочку Элли, которую называют Феей убивающего домика.
Такие рисунки карандашом мне удавались. Там штришок, здесь другой. Так и получался у меня рисунок. Ну, а темы для рисунков мне подсказывал внук.
— Это что опять сказка? — удивилась миссис Донахью.
Для того чтобы лучше рассмотреть, что я рисую, она снова пододвинулась ко мне и коснулась плечом. Я ощутил ее дыхание и аромат. «М-м, я готов так рисовать вечно!».
Я добавил еще парочку обезьян с крыльями. В их руках оказался Страшила. Его глаза были вытаращены, а из головы летела солома. Потом я еще добавил обезьян, теперь с Дровосеком. И, наконец, появилась последняя парочка, которая несла Трусливого льва.
— Это ваша соотечественница, — указал я на Элли. – В Канзасе случился ураган. Домик ее родителей, вместе с ней унесло в волшебную страну. И это только часть приключений, которые случились с ней в этой стране.
Миссис Донахью посмотрела на меня и с наигранной серьезностью сказала:
— Никакой вы ни лорд, мистер Деклер. Вы, наверное, потомок братьев Гримм?
— Не соглашусь, — возразил я. – У меня даже есть доказательства.
Я хотел эту женщину все сильнее и сильнее, и уже был готов на все.
— Какие-нибудь грамоты, гербы?
— Нет, совсем, совсем не то!
— А что же тогда?
— Понимаете, каждый прирожденный аристократ имеет одну особенность…
— Какую? – молодая женщина заглотнула наживку, а меня уже невозможно было остановить.
— Знаете, у кошек есть такие полоски поперек спины?
— Да.
— Так вот у прирожденных аристократов есть такие же полоски только вдоль спины.
— Что? Вы шутите?
— Нет, не шучу. И поскольку вы усомнились в моей правдивости, то я предлагаю, нет, я требую, чтобы я их вам продемонстрировал.
— Что? Прямо здесь!? – миссис Донахью была восхитительна. Ее щеки раскраснелись, а глаза блестели.
— Нет. В моей каюте, — не моргнув глазом, ответил я. Вот сейчас заодно и проверим, работает ли метод поручика Ржевского для организации близкого знакомства с незнакомой женщиной.
Миссис Донахью внимательно и с какой-то повышенной серьезностью оглядела меня:
— Мои знакомые говорят, что все английские лорды – извращенцы. Что им только мальчиков подавай. Что скажите?
— Наглая ложь! Готов развеять и эту небылицу!
Миссис Донахью рассмеялась, но тут же прикрыла смеющийся рот обеими ладошками, а потом тихо сказала:
— Хорошо. Пойдемте.
Мы стали спускаться в коридор, ведущий к каютам первого класса. Мое сердце бешено колотилось в груди. Когда я взял миссис Донахью за руку, чтобы помочь спуститься по лестнице, ее рука слегка дрожала.
— Куда теперь? – чуть хрипло спросила она.
«О, боже! Я не выдержу,» — прорычал я про себя.
— Сюда. Вот моя каюта.
Дверь была не заперта. Наверное, я ее так и оставил.
Я открыл дверь и пропустил миссис Донахью вперед.
— Хм, — сказала миссис Донахью.
— Генрих, — сказал я. – Ты что здесь делаешь?
Это был тот самый Генрих, который помогал мне по хозяйству в Сан-Франциско. Он же тупыми ножницами состригал мне волосы вокруг раны на голове.
Сразу Генрих не смог ответить. Его рот был занят остатками омлета, который я не доел утром. Он пыхтел, краснел, но ничего не мог сказать. Когда же, наконец он проглотил пищу, то почему-то обратился не ко мне, а к миссис Донахью.
— Мисс, вы не подумайте ничего такого, — быстро залепетал он. – Я не собирался ничего воровать.
— А это, — он кивнул на опустошенную тарелку. – Я просто не смог удержаться.
— Мистер Деклер меня знает, — скороговоркой продолжил он. – Я носил ему воду и фрукты в Сан-Франциско. Мы даже один раз играли в доктора.
— В доктора? – заинтересовано переспросила миссис Донахью. – Как интересно?
Я молчал. Оправдываться в таких ситуациях бесполезно.
— Пожалуй, я пойду, — подвела итог миссис Донахью. – Порисую еще немного.
Я закрыл за ней дверь, сел на кровать и посмотрел на, все еще стоящего посередине каюты, Генриха:
— Что случилось, Генрих?
— Я не хотел, чтобы все так получилось, мистер Деклер. Просто, … просто, у меня мама умерла, — сдавленным голосом проговорил он и расплакался.
***
В это время миссис Донахью подошла к оставленному этюднику, закрепила новый лист бумаги и смочила его водой из бутылочки. Потом взяла кисть, посмотрела на краски, словно раздумывая с какой начать, и произнесла:
— Верушик? Как же теперь тебе к нему подобраться вновь?