Аннотация.
Это история о Маргарет — молодой женщине, прошедшей через ад.
Когда она была ребенком, она пережила то, что не должна переживать ни одна девочка: насилие в семье, одиночество, пустота, ненависть ко всему миру. Но она и не догадывается о том, что это далеко не все испытания и боли в её жизни. Её похищает и увозит в неизвестном направлении человек. В заточении ей предстоит провести много долгих дней, месяцев, покоряясь извращенному замыслу изверга.
Дорогой читатель, перед вами 1 глава книги на ваш суд.
Глава 1.
Каждый человек в определенном возрасте задает себе вопрос: «зачем я пришел в этот мир? В чем мое так называемое предназначение? Почему я это именно я, а не кто-то другой?». В течение всей своей жизни любой пытается найти это предназначение, открыть в себе что-то такое, что присуще только ему и лучше него с этим не справится никто другой. Иногда здесь помогают родители, когда человек еще совсем маленький, записывая его во всевозможные кружки по пению, игре на фортепьяно, скрипке или же в спортивные секции, замечая в своем отпрыске, по их мнению, «тягу» к спорту. А, может быть, они стараются дать своему ребенку то, что когда-то им не дали или же заставить полюбить то, что любили они сами, но по тем или иным причинам не могли себе позволить в свое время, а сейчас уже слишком стары для этого.
В конечном итоге, методом проб и ошибок человек находит себя; у кого-то это происходит в период взросления и становления его личности, а у кого-то – уже в зрелом возрасте. Бывают случаи, когда человек уже доживает жизнь, а ему кажется, что он так и не открыл в себе что-то особенное, что-то своё, от чего он становится несчастным. При этом у него вроде бы есть всё, что нужно для того, чтобы стать счастливым: он жив и здоров, у него есть семья, дети, внуки, мужья и жены, но всё же чего-то не хватает: какой-то части себя. В этот момент многие отчаиваются и останавливают «поиски себя», отсюда такой высокий процент самоубийств, алкоголизма и наркомании: не из-за того, что человеку захотелось острых ощущений, а из-за безысходности. Хотя здесь причины бывают действительно разные.
Меня зовут Маргарет Уорон, я всегда относила себя к типу людей, которые задавались этими вопросами, но так и не найдя на них ответов, переставали искать себя. Я никогда не считала себя уникальной или какой-то особенной, мало того – я всегда считала себя «чужой среди своих», будто есть я и отдельно существует мир, при этом я не являюсь его частью, как и он не является частью меня. Только по ночам я могла ощутить себя с ним в единении, когда город тихо засыпает в своих теплых постелях, нежась в объятиях своих вторых половин, или обнимая свою любимую игрушку, кошку или собаку, медленно погружаясь в сладкий крепкий восьмичасовой сон. Именно в это время город, пропитанный злобой и похотью, накрывало,словно одеялом, ночное звездное небо.
Я с детства любила смотреть на звезды, говорить с ними. Временами мне казалось, что только они могли понять меня. Мои вечно молчаливые собеседники всегда могли выслушать меня, никогда не осуждая при этом. Помню, когда я была совсем еще ребенком, мать отвозила меня на всё лето за город, где жили мои бабушка и дедушка. Дедушка частенько брал меня за руку и отводил на окраину деревни, где звезды были особо хорошо видны, и мы могли так сидеть часами, говорить о всякой ерунде, которая тогда мне казалось очень важной, и смотреть на звезды. Эти моменты я особенно хорошо помню, потому что тогда чувствовала себя по-настоящему счастливой. Я очень любила то время, проведенное там, особенно потому, что понимала, что здесь меня действительно любят, чего не скажешь об остальном времени, проведенном в городе с родителями.
Моя мать была простой домохозяйкой, которая вышла замуж за отца, чтобы убежать от своих родителей, как это обычно бывает. Я не могу сказать, что она не любила моего отца, нет, возможно, между ними действительно было что-то большее, чем взаимопомощь: она спасла отца от пьянства (как он рассказывал, будучи, как обычно, навеселе, в свое время он понял, что от могилы его сможет спасти только женитьба), а он спас её от регулярных ссор в родительском доме. В дальнейшем отец открыл свой бизнес по добыче и продаже ювелирных изделий, кроме того он частенько промышлял контрабандой алкоголя во времена сухого закона в штатах, потому чуть не загремел в тюрьму, но вышел под залог. Затем он снова начал сильно пить, посещать злачные места, пропадать неделями, а когда появлялся – я всегда слушала одно и то же: мать слезно молила его перестать вести такой образ жизни, а он отвечал ей что-то невнятное, но по отдельным словам было понятно, что он говорил что-то в духе: «я клянусь, это был последний раз». И однажды он действительно завязал с алкоголем навсегда, после того, как произошел «один случай» (в нашей семье мы обозначили его именно так, чтобы не напоминать себе всякий раз о том, что произошло на самом деле), который навсегда изменил нашу жизнь.
Однажды я вернулась из школы позже, чем обычно. Мне было 13 (переходный возраст, сами понимаете), мы с одноклассниками решили немного развлечься, закупились алкоголем, кто-то даже достал травки, и мы все вместе пошли на реку, где весело проводили время. К одиннадцати вечера я подошла к двери нашего дома и обнаружила, что она не была заперта, что меня удивило, потому как родители относились к этому особенно серьезно. Я зашла в дом на цыпочках, надеясь на то, что они просто забыли закрыть дверь и спят после напряженного дня и, тем самым, не заметят в каком я была состоянии. Радость моя длилась не долго; пройдя немного вперед, я заметила, что в доме что-то не так: на кухне разбиты тарелки, на полу лежат осколки от настольной лампы, пол испачкан пятнами крови и повсюду разбросана мужская и женская одежда.Сразу вспомнились фильмы ужасов, просмотренные мной миллионы раз, где серийные маньяки вламывались в дом и бессмысленно мучили и убивали всех, кто там находился. Но то, что я увидела, нельзя было сравнить ни с одним американским хоррором.
— Мам? – я понимала, что на всякий случай было бы верным позвать на помощь, спрятаться где-нибудь, или хотя бы взять нож на случай нападения, или вовсе убежать, но всё же решила разыскать своих родителей, чтобы помочь. При этом на уровень выше шепота переходить я намерена не была. – Мамочка, где ты? Это я, Маргарет, мам, мне очень страшно, где ты?.
Ответа не последовало и я начала потихоньку бродить по дому в поисках родителей. Дом у нас был небольшой: обычный двухэтажный коттедж с тремя спальнями наверху, кухней, туалетом и гостиной на первом этаже. В тот момент мне показалось, что комнат у нас как минимум 10.
Сначала я медленно и осторожно обошла гостиную, заглянув во все углы, потом по небольшому коридорчику перешла на кухню. Там никого не было, кроме разбитой посуды. Первоначально мое предположение заключалось в том, что произошло ограбление, но, проверив, все ящики, я поняла, что без учета многочисленных осколков и лужи крови на полу, кухня осталась нетронутой. На очереди был поход в туалет, совмещенный с ванной комнатой; раньше я настаивала на том, чтобы на втором этаже у нас был отельный душ (для меня), но сейчас я была только рада тому, что моему желанию так и не посчастливилось сбыться. Для того, чтобы пройти из кухни до туалета, мне требовалось снова преодолеть гостиную. Сказать, что мне было страшно – это ничего не сказать; когда 13-летняя девчонка полураздетая ходит по дому туда-сюда в то время, как возможный преступник-убийца ее родителей всё еще разгуливает по дому, это вызывает как минимум холодный ужас. Тем не менее, одолев все препятствия на своем пути и добравшись до ванной комнаты, я была даже рада тому, что там снова никого не обнаружила. На всякий случай решила еще раз тихонько позвать маму, на случай, если вдруг я ее не увидела. В ответ я снова ничего не услышала.
Итак, лестница на второй этаж. Сама лестница у нас была достаточно крутая, с высокими ступенями, с которых в детстве я постоянно падала, но сейчас же я практически влетела на второй этаж, перепрыгивая (как можно бесшумно) через одну. Передо мной открылся длинный коридор, увешанный, как мама любила, семейными фотографиями и моими детскими рисунками. Первая дверь была входом в мою комнату, я была почти уверена, что там никого не может быть, но на всякий случай заглянула туда. Увиденное бросило меня в холодный пот и навсегда оставило огромный отпечаток в моей памяти.
В комнате было всё вверх дном: сброшены одеяла и подушки, разбросаны вещи, повсюду кровь, а в помещении стоял устойчивый запах выпитого алкоголя вперемешку с уже запекшейся кровью. Пройдя к своей кровати, я увидела маму, она была голая, вся в крови. На руках уже начинали образовываться синяки, похожие на отметины от чьих-то рук, на лице просто не оставалось живого места, но более всего меня поразило то, что в области её промежностей было столько крови, словно она занималась сексом с, как минимум, кинг-конгом. Это было ужасно, моя мамочка всегда была милой красивой женщиной, не позволявшей себе даже юбку одеть немного выше колена, а здесь такое. Я надеялась, что она хотя бы еще жива. Здесь, конечно же, мне было не до отца.
Тихонько прикоснувшись к ней, я почувствовала, что она еще теплая, живая, но при этом ей немедленно нужна была медицинская помощь. От такой потери крови она могла умереть через пару часов.
— Мама, – ни реакции, ни слов, ни малейшего шевеления не последовало.
Я попробовала её аккуратно перевернуть с бока на спину, что, видимо, помогло, потому что она закашлялась и легонько приоткрыла глаза.
— Господи, мамочка, слава богу ты жива, это я, Маргарет, что здесь произошло?
— Девочка моя, уходи отсюда, — эту фразу она буквально прокряхтела, создалось такое ощущение, что ей очень тяжело дышать от того, что что-то сдавливает ей легкие (как оказалось, у неё было сломано ребро). В комнате была вода (на случай, если после очередной прогулки, мне захочется пить посреди ночи), я взяла первую попавшуюся тряпку, немного вытерла ей лицо и дала попить. После этого ей стало немного полегче и она смогла рассказать, что случилось.
— Маргарет, беги, он еще здесь.
— Кто здесь, мама? Что случилось? Нужно вызвать скорую, чтобы тебя забрали отсюда.
— Твой отец, он еще в доме, он сильно пьян и не понимает что творит.
— При чем здесь папа? – Здесь я начала понимать при чем здесь папа, глядя на мамин вид. Я поняла, что с ней такое сделал именно он. «Папа».
— Я тебе потом всё расскажу, главное – уходи отсюда, я не хочу, чтобы ты подверглась опасности со стороны этого животного.
— Мам, мы сейчас вместе отсюда уйдем, я тебя здесь не оставлю так, хорошо?
Я подняла с пола свое оделяло, помогла маме встать, при этом всё делая очень медленно и аккуратно, чтобы лишний раз не сделать ей больно. Я укутала её в одеяло, схватила трубку от телефона, и мы потихоньку спустились на первый этаж. Оставив маму внизу, я позвонила в скорую, надеясь, что они приедут как можно быстрее. Понимая, что отец сейчас, скорее всего, либо спит в пьяном угаре, либо его вообще нет дома, всё же стоило убедиться, что нам с мамой на данный момент ничего не угрожало. Убедилась, нашла я его наверху в спальне родителей, он спал полностью голый на полу в маминой крови (позже выяснилось, что не только в её крови), будто ничего не случилось.
Вернувшись к маме, конечно же, самым верным вариантом было вывести её из дома, но при этом отводить её к соседям и показывать в таком виде было самым неправильным решением. Я помогла ей хорошенько закутаться в одеяло, аккуратно встать и мы вместе тихонько направились к нам во двор подальше от посторонних глаз и от этого дома, где был отец и в любой момент мог проснуться.
Скорая не заставила себя долго ждать и приехала буквально в течение 20 минут после звонка. Маму отвезли в больницу, а я всю ночь бродила по улицам, обдумывая всё произошедшее и, просто напросто, боясь встречи с отцом. Могу сказать честно, в тот момент, увидев отца в таком состоянии, увидев маму всю в крови, я хотела убить его за то, что он сделал с ней. Я хотела тогда подняться туда, где он спит, взять нож и изрезать его до смерти или задушить подушкой. Но вряд ли маленькая девочка справилась бы с пьяным неадекватным мужланом. Это, пожалуй, единственный аргумент, который останавливал меня.
На утро я сразу же поехала к маме в больницу, она уже пришла в себя и смогла рассказать мне что произошло в тот вечер. В пятницу ближе к 8 вечера она уже предполагала в каком состоянии явится отец после очередных посиделок с друзьями, но ждала моего возвращения и готовила ужин. В то время, как она закончила приготовление еды и мыла посуду, сзади резко её кто-то схватил, настолько резко, что от неожиданности она выронила из рук всё то, что держала. Это был отец пьяный в стельку. Он начал твердить очень неразборчиво, что всегда мечтал о сыне, что лучше бы они убили ребенка (меня) еще до рождения и требовать зачать наследника прямо сейчас. Мама естественно сказала, что об этом не может быть и речи, и что лучше бы он отправлялся спать. Этими словами, она привела его в бешенство, он начал крушить всё, что попадалось под руки. Затем он ударил её кулаком по лицу, от чего мама упала, при этом, до конца не растерявшись, она успела схватить небольшой кухонный нож, чтобы хоть немного защитить себя. Перед тем, как свалить маму с ног, она успела ударить его ножом в руку, чем сделала только хуже. В итоге он стал избивать её, он бил по лицу и по телу, бил ногами и кулаками, он был в ярости и безумном возбуждении. Поняв, что жертва практически без признаков жизни, он поволок её на второй этаж, но перепутал двери и надругался над ней в моей комнате, где потом её и оставил на верную смерть, приди я тогда одним часом позже. По словам мамы, он издевался над ней несколько часов, насилуя её во все женские места, грубо, жестоко, больно, твердя при этом, что всегда мечтал о сыне и что именно сейчас настал тот самый момент, когда она должна его ему дать.
Шли месяцы, мама окончательно поправилась, а затем поняла, что забеременела и, что самое смешное, она ждет мальчика, которого так «просил» папа. Через некоторое время отец всё же вымолил у неё прощения и вернулся в семью. Врачи предупреждали их о том, что мама уже не в том возрасте, чтобы рожать, советовали ей отказаться от этой идеи, потому как либо роды будут настолько тяжелые, что родить ребенка она просто не сможет, либо мальчик появится на свет с отклонениями. Они решили оставить ребенка, и родился Томми, у него был плохо развит слух и зрение, в больнице прогнозировали ему полную слепоту и глухоту. После рождения Томми всё вроде бы вернулось в свою колею: отец продолжал работать, полностью завязал с выпивкой и криминалом, стал примерным семьянином, а мать постоянно занималась ребенком, который требует особого ухода за собой (это и не удивительно). Что чувствует девочка в 14 лет после пережитого жестокого изнасилования её матери её же мужем, еще и когда ребенок, появившийся на свет после этого, отнял у неё всё внимание обоих родителей? Да, я чувствовала себя гадким утенком, ненужным элементом в полноценной ячейке общества; я была предоставлена сама себе.
После смерти бабушки и дедушки я перестала ездить за город, перестала видеть звезды, которые я так любила, ведь в большом мегаполисе их практически не видно. В том возрасте, когда обычно близкие учат ребенка тому, что хорошо, а что плохо, родители занимались воспитанием моего недоразвитого брата, поэтому я училась этому на улице. Не могу сказать, что я была очень плохой девочкой, после пережитого я сильно замкнулась в себе и у меня было не так много «плохих» друзей, чтобы познавать с ними взрослую жизнь. Я никогда не вела себя как-то фривольно, на примере отца я научилась не верить мужчинам и не подпускать их слишком близко. Многие считали меня странной, поговаривали, что я слишком необщительная, кто-то считал, что мой психологический возраст опережает мой физиологический и потому не хотели дружить со мной. Я всегда делала вид, что меня всё устраивает, что эта замкнутость и кокон, в котором я живу, полностью удовлетворяет меня. На самом деле, конечно же, это было не так, мне было одиноко, даже очень.
Единственным моим утешением стали периодические встречи с сомнительными друзьями, которые друзьями — то стали мне благодаря моим наличным деньгам, которыми родители пытались откупиться, считая, наверное, что в возрасте 17-ти лет все, что может быть нужно человеку – карманные деньги на всякую чушь. Так мои знакомые предложили мне попробовать кокаин, якобы для развлечения, говоря, что от него ничего страшного со мной не произойдет, даже наоборот – станет только лучше. Возможно, ничего плохого и не произошло бы, если бы я не снюхала больше положенного, ведь никто мне не сказал, что он действует не сразу, а через некоторое время. В итоге, с передозировкой я угодила в больницу, где и познакомилась с Джули, которая в итоге заменила и дала мне всё то, в чем я нуждалась, наверное, всю жизнь – любовь, дружбу, взаимопонимание. Она понимала меня с полуслова, с полувзгляда, она была мной – только другой мной, второй, с другой внешностью, но абсолютно похожей, словно близнецы.
Я пролежала в больнице два дня в двухместной палате, где вторая кровать пустовала. Меня это даже радовало, не хотелось проводить ближайший месяц с каким-нибудь наркоманом, который загремел на больничную койку примерно по той же причине, по которой и я. Было уже около девяти вечера, заняться особо нечем, родители меня не навещали, книг и апельсинов не носили, хотя им и позвонили медсестры, поскольку мне не было двадцати одного года (как и положено по американским законам). В тот момент, когда я ужесобиралась отходить ко сну, я услышала вопли в коридоре, которые постепенно приближались к моей палате. Открылась дверь, и больничные охранники во главе с врачом буквально силком втащили и бросили на кровать, обдолбанную какой-то веселящей дрянью, девушку лет двадцати (на самом деле ей было 25). Она долго брыкалась, кричала на всех благим матом, требуя немедленноотпустить её (как она говорила, её ждут). В считанные секунды ей сделали какой-то укол, как я поняла, это было сильнодействующее снотворное, и буквально через минуту она уснула на всю ночь, как и я.
Проснувшись утром я заметила,что она еще спала, что было неудивительно после такой лошадиной дозы лекарства. Я встала с постели, влезла в свои белые тапочки, которые мне предоставили для нахождения здесь и пошла в туалет, чтобы умыться и отправиться на завтрак. Завтраки, обеды и ужины здесь не приносили, как часто бывает в больницах, на первом этаже находилась столовая, где бесплатно ты мог выбрать любое блюдо из предложенных двух. Как правило, оба из этих блюд оказывались редкостной гадостью. Так я и сделала, умылась, вернулась в палату, чтобы надеть халат; моя соседка всё еще спала, и спустилась вниз, чтобы что-нибудь перекусить. Взяв какую-то булочку с вишневым джемом и налив себе кофе, я уселась рядом с окном, чтобы можно было смотреть в него и попытаться убрать хотя бы на полчаса ощущение того, что ты находишься в тюремной камере (хотя наша больница мало чем отличалась от тюрьмы, если только наручников нам не надевали). В столовой было достаточно тихо, потому как еще никто из «пациентов» не проснулся, чаще всего я и мой сосед по палате просыпались раньше всех. Мой сосед – мужчина 47 лет, законченный алкоголик, сюда его привела жена из-за того, что он вынес из дома последние ценности и деньги в целях похода в бар за углом. Его звали Дениел, или Мистер Дениел (поскольку он все же старше меня). В прошлом Мистер Дениел был военным, прошел множество горячих точек и, что удивительно, вернулся домой без единого повреждения, ну кроме головных соответственно. Он часто рассказывал во время наших утренних или дневных трапез о своих подвигах, о спасенных им жизнях и умершвленных врагах. Однако к сорока годам он вернулся восвояси к жене и детям, не смог найти себя на гражданке и начал пить, и из-за чего попал сюда. Сегодня был один из тех малочисленных дней, когда завтракала я одна и по какой-то причине он еще не спустился вниз. Я это сразу заметила, потому что обычно в это время он уже травит свои байки поварам и уборщицам.
Долго скучать мне не пришлось и мои размышления на тему того, почему Мистер Дениел мог не спуститься в столовую, были прерваны громкими криками моей новоиспеченной соседки по больничной койке.
— Что за дерьмо вы нам тут суете? Сами это жрите, а я к этому даже не притронусь! – О да, это была она.
Застав всех работников столовой врасплох, но при этом не получив никакой реакции на свои возмущения, она, видимо, поняла, что всё же немного, но поесть стоит. Как и я, налив себе чашку с крепким кофе, но уже без булочки с джемом, она обернулась в сторону столов, где можно присесть, и заметила меня. Конечно же, она не могла сесть в другое место и спокойно поесть, как я этого хотела; нет, она подошла ко мне и села напротив, сделав вид, что мы знакомы уже как минимум лет сто.
— Ну, привет, я Джули, я вижу тебе нравится есть то дерьмо, которым здесь нас кормят?
Я приняла серьезное решение отмолчаться в надежде, что ее гиперактивность угаснет, ей станет скучно и она решит покинуть меня еще до того, как я допью свой кофе (хотя он был действительно отборным дерьмом).
— Лицо у тебя знакомое, где я могла тебя видеть? – тут я подумала, что стоило бы ответить что-то в духе: «Да, когда вчера ввалили твое обдолбанное тело, я была рядом, а теперь я твоя долбаная соседка и мне придется терпеть тебя еще очень долго, так что заткнись нахрен и проваливай, пока я тебя как мой отец однажды не отхреначила». Также я подумала, что стоит снова промолчать, но заметив, что она только что закурила сигарету, я поняла, что уходить в ближайшее время она точно не собирается.
— Я Маргарет, мы с тобой будем жить в одной палате, помнишь? Тебя вчера привезли, почему ты так кричала вчера?
— Потому что эти козлы меня сюда силой притащили, кто-то позвонил и вызвал полицию, жалуясь на то, что якобы около их дома постоянный шум из-за того, что там собираются наркоманы, а меня ждал мой парень и мы могли бы с ним очень здорово провести эту ночь.
— Почему твой парень не поехал с тобой?
— О, Майки постоянно занят, но он обещал непременно приехать как только освободится. – Майки так за все время нахождения Джули в больнице и не приехал, даже не позвонил, видимо, он был действительно ну очень занят.
— У вас с ним все серьезно?
— Конечно, серьезно, мы вместе уже три недели.
Да уж, видимо, эта Джули еще та штучка, раз трехнедельный сексуальный марафон для нее означает любовь до гроба.
Затем, сидя за столом мы еще достаточно долго проговорили. Она много курила и пила кофе, он даже стал казаться не таким противным как поначалу. Потом она даже решила съесть булочку с джемом, при этом, как обычно, ворча и ругаясь матом о качестве еды, предлагаемой местной столовой. Хотя по лицу ее было видно, что ей было вкусно хотя бы потому, что она ничего не ела со вчерашнего дня. Джули немного рассказала о себе, я не представляю для чего она так откровенничала со мной, но истории о ее жизни не прекращались как минимум два часа.
Она жила в обычной семье, где мать ее работала бухгалтером в какой-то конторе. Отец ушел из семьи, когда Джули было двенадцать лет, некоторое время помогал ей материально, изъявлял инициативу во встречах, дарил подарки на дни рождения до тех пор, пока в новой его семье не появился ребенок. С тех пор уже порядка восьми лет она его не видела, да и видеть не хотела, как говорила. Через некоторое время, правда, ее мать с кем-то познакомилась на работе и нашла новую любовь, а затем привела его в дом и он стал отчимом для Джули. Правда свои отношения они так и не оформили, он не был готов пока, как он говорил, да и Джули удочерять он не хотел. Кроме того, у него был сын от первого брака, который также обосновался у них в доме на правах сводного брата.
Джули была по-настоящему плохой девочкой, после ухода ее отца из семьи (как ни странно, хреновая ситуация с отцами у нас происходила примерно в одном и том же возрасте, но, конечно же, я не стала рассказывать ей об «одном случае») она начала на долгое время уходить из дома, виня мать в том, что отец их бросил. Познакомилась с компанией, состоящий из парней и девчонок с похожей историей или еще похуже, которые и научили ее взрослой жизни, сопровождающейся наркотиками и алкоголем. Сейчас, когда мы с ней общаемся так, будто мы сестры-близнецы, я понимаю, что все ее многочисленные и неразборчивые половые связи возникали из-за того, что она хотела ощущать себя нужной, она пыталась найти того, кто заменит ей отца, которого в свое время отобрали у нее.
Именно после той двухчасовой беседы в столовой ни о чем, мы стали «больничными» подругами и я даже уже начала быть рада тому, что именно она попала ко мне в палату и что вообще попала. О себе много я не рассказывала, кому будет интересна та, чью мать изнасиловал ее собственный муж, от чего она родила неполноценного ребена, который отобрал всё родительское внимание. Кому будет интересна та, которая хоть и привлекала иногда молодых людей, но никогда не отвечала никакой взаимностью, которая никогда никому не звонит, не ходит на встречи с друзьями. В тот момент я действительно так считала, но со временем я поняла, что Джули тот самый человек, которому не наплевать на меня.
В больнице по вечерам я рассказывла ей о книгах, которые когда-то прочла, она хоть и считала книги самой бесполезной вещью, которую только мог придумать человек, но по ее внимающему взгляду, было ясно, что она дико увлечена моими рассказами. Кроме того, перед самым сном мы говорили, и говорили обо всем, порой даже самом откровенном. Ее поражало то, почему я в своем возврасте только один раз позволила прикоснуться к себе парню, якобы я не понимаю прелести секса. Она рассказывала о том, что за всю ее жизнь у нее было очень много кавалеров (что не удивительно, эффектная длинноногая брюнетка с пышными формами). Джули действительно была очень красива и с невероятной харизмой, которая так и манила к себе противоположный пол. В обычной жизни я бы никогда с ней даже не заговорила (да и она со мной, будем честными), я бы посчитала ее шлюхой, наркоманкой, которая всегда согласна отдаться тому, кто хотя бы немного проявляет к ней внимание.
В то время мне было действительно хорошо и спокойно, как не было уже давно. Эти дни напомнили мне вечера под звездным небом, проведенных с дедушкой. Складывалось такое ощущение, что несмотря на всю ее бесшабашность, грубость, где-то неопрятность, кто-то привел ее в этот мир и положил на эту больничную койку для того, чтобы заполнить меня. Действительно, проводя с ней вместе дни, я чувствовала себя наполненной, полноценной и даже счастливой.
И действительно, что нужно человеку, чтобы он чувствовал себя полноценным? Многие скажут, что быть полноценным – это иметь на месте все органы и части тела, или же добиться определенных успехов в жизни, получить желаемый статус в обществе, обзавестись семьей, нарожать детей и внуков и умереть в старости в своей теплой постели, окурженным любящими и скорбящими людьми. Для меня же полноценность заключалась в чем-то ином. У меня вроде было все, родители, брат, хороший дом, да и деньги в семье всегда водились. Но при этом всю жизнь до встречи с Джули я чувствовала себя наполовину пустой, будто внутри меня не хватает какой-то частицы для того, чтобы пазл полностью был сложен. Теперь я даже благодарна «одному случаю», не случись его, не появись на свет Томми и не обозлись я на весь мир, я бы не попала в эту больницу и не встретила ее. В то же время, оставшись ее отец в семье, если бы семилетняя девочка не потеряла отца, она бы не стала такой, какая она сейчас. Она бы сейчас возвожно получала образование, может быть где-то работала и собиралась за какого-нибудь парня замуж (с ее то внешностью). Обстоятельства, пусть и не самые счатливые, сложились так, что мы встретились здесь и после этого стали неразлучными.
После моей выписки из больницы, я вернулась домой, а ей еще нужно было пройти пару курсов по противодействию наркозависимости и алкоголизму. Я к ней ездила каждый день, привозила то, что хотела бы, чтобы мне привозили. Однажды я привезла ей книгу. Я была почти уверена, что она скажет что-то в духе: «Что за хрень ты мне тут привезла», но она взяла ее и прочла всю от корки до корки буквально за пару дней. Я не могу сказать, что благодаря мне она встала на путь исправления, но изменения в ее мировоззрении явно изменились, хоть она также продолжала материться как сапожник и выкуривать по две пачки сигарет в день. В день, когда она должна была выходить из больницы, я к ней приехала, чтобы помочь собрать какие-то вещи, да и подвезти ее до дома на машине, которую в мне подарил отец (видимо, все же родителей немного волновала причина моего попадения в больницу). Дальше мы с ней общались, созванивались, виделись каждый день, она постоянно оставалась у меня на ночь, за исключением дней, когда ее мать по выходным была дома и ей требовалась какая-то дочерняя помощь.
Вот так, пройдя путь от запуганной замкнутой тринадцатилетней девочки до вполне себе взрослой, но такой же закрытой, я получила то, о чем мечтала всю жизнь – настоящую любовь.