Моя Саншайн.

В пятницу вечером мы с Лоренсом ловили рыбу на пирсе. Клевало хорошо и мы были довольны. Перед уходом он спросил:

— Ты когда уезжаешь?

— Команды пока нет.

— Имя будешь менять?

— Нет, я хочу время от времени приезжать сюда. Мне нравится Нью-Йорк, Нэшвилл и Миссисипи. Тут я стал тем, кем есть. В моей работе нет ничего позорного. Ты же знаешь, кто платит деньги. Государству нужны люди, которые не на постоянной службе. Армию нельзя послать в чужую страну, причём дружественную. А казна на всех одна, только пресса иногда переставляет акценты по указки политиков. Государства вечны, политики временны.

— Пенсию начислили?

— Грех жаловаться. Теперь их три разных и две медицинских страховки, причём обе международные.

— Да, стоило рисковать жизнью.

— Дом будете продавать?

— Нет, роды будем делать здесь. Не стоит лишать детей американского гражданства. Там, куда мы поедем, много американцев преклонного возраста. Одни имеют гражданство, другие отказались в пользу местного. Но ностальгия есть у всех.

— По Дагестану не скучаешь?

— Я скучаю по Стамбулу. Одно время, меня посылали работать с их МИТ, это твои турецкие коллеги. Мне там нравилось, особенно мой куратор. У меня там сын от неё, Тимур. Очень редко вижу. Предлагали остаться, Вильсон был не против, но…дочь росла в Нью-Йорке. Мой первый ребёнок.

— У Тимура странная фамилия.

— Это фамилия моей мамы. Он будет продолжать род Паши города Тимерхан Шура, великого Молла Пенах Могиф.

— А дочка?

— Она фольксдойче.

— А Хяши Томи знает?

— Да, зачем скрывать. Мне много лет, она моя последняя любовь. Она знает и поддерживает контакты с моим прошлым. Она хозяйка моего гарема ха, ха. Её любят мои дети, хотя она младше них. Она сама сказала, что если бы мне было 30 лет, то с таким семейным винегретом она со мной бы не сошлась. А для мужчины моего возраста, это не грех, а достоинство.

Я сел на настил и отключился. Лоренс потрогал пульс, он был тихий, но стабильный. Друг вызвал медиков, они сделали укол и я постепенно пришёл в сознание.

— Извини, побочные явления после облучения. Само проходит через час или два. Не говори жене. Будет волноваться. Ей вредно сейчас. Я и так доставил ей столько тяжёлых минут за время совместной жизни! Удивляюсь, что она меня не бросила.

— Она паскагула. Они самые верные жёны. Береги её. У меня уже третий брак и этот скоро рухнет. Только деньги наших дам и интересуют. Я завидую твоему отцовству. Мой первый и единственный сын меня не любит, презирает. За что? Через мать, мол мало плачу алиментов. Ладно, поехали домой, я тебя отвезу и заберу твою машину. Она будет возле моего дома. Хяши Томи тебя подкинет.

— Окей.

— Хяши Томи обратила внимание, что Лоренс меня высадил, а сам уехал на нашей машине. Не зашёл попить кофе и поболтать.

— Только не говори, что Лоренсу понадобилась машина.

— Мы с ним говорили о жизни. Потом я сел на настил и отключился.

— Значит говорили обо мне и ты нервничал.

— Да.

— Думал, что я тебя рано или поздно брошу?

— Да. Но Лоренс сказал, что женщины паскагула самые верные жёны, только не надо их обманывать.

— А ты сомневался в этом?

— Я сомневался в себе, я не знаю, сколько проживу. Мне было бы больно знать, что мои дети останутся сиротами.

— Выбрось эту идею из головы. Для своего возраста, ты здоров как бык. Не уменьшай мою радость жизни с тобой. Ты меня понял?

— Прости, я слабак. Это ты сильная. Ты ведущая нашего тандема.

— Будет звонить Лоренс, скажешь, что всё Окей после курса секс терапии. Или ты не готов?

— Ха, ха! Я? Я с тобой всегда готов на любую терапию. Моя Саншайн, я люблю тебя!

Через три дня пришёл заказной конверт с билетами на самолёт в Канкун. До родов оставалось два месяца. Мы отдохнули две недели в Мексике, потом поехали в Перу и подписали контракт на дом. Пожили немного в нём и вернулись домой. Роды прошли легко, сына назвали Клауд — облако. Он не был крикливым, просто улыбался и чмокал губами, когда просил кушать. Мы вернулись в Перу и зажили спокойной жизнью. Пару раз в году выбирались в Миссисипи, посещали родных и друзей, хвалились сыновьями. Мальчики росли послушными, старший был основательный, а младший, менял желания, как движется облако на ветру. Он был ласковый и задумчивый, лирический меланхолик. Еще через три года появилась маленькая Бок Оши, она была говорливой, как весенний ручей. К нам приезжал Лоренс, но без семьи. Он часто разговаривал с Симоном, они подружились и Симон пообещал ему построить дом после выхода на пенсию. Хяши Томи стала настоящей индианкой и носила дочку за спиной в шали. Она готовила на костре и пела по вечерам свои песни. Однажды приехал Тимур со своей семьёй. Я его не узнал, он стал дородным мужчиной и занимался каким-то военным бизнесом. Он подошёл ко мне и заговорил по-русски. Его жена азербайджанка и двое детей тоже говорили со мной по-русски. Тимур с Нани, так звали его жену, оставили нам детей на целое лето, а сами вернулись в Стамбул. Какой у нас был весёлый детский сад. Во второй приезд он подписал с Симоном контракт на строительство дома в Куско. Там поселилась уже постаревшая Хали, его мать. Она приехала с третьим мужем. Мы с Хали долго смотрели друг другу в глаза и улыбались. Тимур сделал и меня и мать счастливыми. Хяши Томи не ревновала, она сказала:

— Хали твоя молодость, мне приятно видеть вас счастливыми. Какая женщина, я тебе завидую.

Потом она меня обняла и прижалась к груди:

— А я последняя, самая молодая жена в твоём гареме, мой повелитель, я самая любимая и самая счастливая.

На новом месте я перестал болеть, окреп и даже остановилась старость. Я купил лошадь и часто ездил верхом по округе. Однажды мне навстречу кто-то скакал в прериях. Я не стал сворачивать, а ехал навстречу. Это была Хяши Томи, она решила быть со мной везде, сегодня купила лошадь и таким образом решила похвалиться. Приятный сюрприз. Мы вдвоём медленно ехали верхом по нашей деревне, все знакомые с нами здоровались и улыбались. Мы въехали в свой двор, я соскочил со своего скакуна и руками снял с лошади свою Саншайн.

Конец.