Я представлял, что производственная практика, будет скучным делом, так как первокурсникам мало чего можно доверить. Но все, что я представлял, не оправдалось. Было интересно, и желание вернуться в эндокринологическое отделение, где я был в начале июня.
С первого дня я ощутил, каково это – быть медицинской сестрой. Постоянно быть на ногах, всегда ходить по палатам и не показывать усталости на лице пациентам – не каждый сможет вынести это. Но сестры, с которыми я работал, выглядели, словно женщины из стали. Я смотрел на них и восхищался их стойкостью. Каждый день – одно и то же. В голове не укладывается, как у человека не идет кругом голова от бесконечных манипуляций, которые не отличаются почти ничем друг от друга.
Но на себе я не чувствовал подобного, не думал, что я обречен быть в таком круговороте. Я только учился, и сейчас – практиковался полмесяца.
Как я сказал выше, дни похожи и мало чем отличались. Будто я иду переодеваться, практикую некоторые манипуляции, иду переодеваться в повседневную одежду, а затем начинается второй круг. Дни пролетали быстро, я не заметил, как первый месяц лета подошел к концу. Но все это перестаешь замечать, когда медсестра, под чьим руководством мы находились, говорила своим добрым и чутким голосом:
– Заряжайте системы. На каждый флакон – две ампула, а потом разнесите штативы по палатам.
И с этого момента, когда ты гигиенически помыл руки, обработал их антисептиком и надел перчатки, время замедляется. Оно есть, оно продолжает течь за стенами БСМП, пока ты отсчитываешь минуты от начала постановки иглы в вену пациента (мы, конечно, этого не делали, но видели, как делали внутривенное).
К середине практики, я перестал смотреть на время, а только рассчитывал, сколько осталось времени до того, как я побегу вытаскивать иглу из вены по окончанию процедуры. Благо я чувствовал, что оживаю, когда мне говорили сопроводить пациентов к неврологу или окулисту. Это ни с чем неописуемое чувство – ходить в белом халате мимо пациентов, которые, с удивлением, смотрят на меня. Нравилось быть сопровождающим, но не нравилось осознавать, что я не могу поддержать разговор с пациентами, пока я вел их в нужные кабинеты. Единственное, что я мог рассказать, это то, что я – первокурсник медицинского колледжа после одиннадцатого класса. Не более.
После того, как я вернул пациентов в палаты, мне сказали сесть на пост. В один день я научился заполнять (частично) базу данных о пациентах. Больше всего меня бесил принтер, который не брал бумагу. Во всем остальном я справлялся. Заполнив данные на компьютере и распечатав температурный лист, правила пребывания в стационаре, я переписывал данные о пациенте на бумагу – в толстый журнал в твердом переплете. Иногда я просто сидел за столом, чувствуя, как меня тянет в сон.
Заканчивая вытаскивать иглы из вен, до начала обеда, буфетчица забирала меня на кухню, чтобы я приносил еду. После этого я возвращался к обязанностям «помощника» медсестры. Этим заканчивался каждый день.
В заключение хочу сказать, что обидно не выполнять внутривенные, внутримышечные и внутрикожные инъекции. Видеть все это – было одним, но пробовать самому, практиковать, а не знать сплошь одну теорию – совершенно другое. Надеюсь, когда-нибудь, каким-нибудь очередным первокурсникам скажут, что им разрешено практиковать манипуляции. Будет крайне прискорбно, если студент из медицинского колледжа увидит, что требуется его помощь, а он лишь проговорит алгоритм действий и продолжит наблюдать за… за чем там можно было бы наблюдать и чувствовать свою немощность? Практически за всем. Мы – студенты медицинского колледжа – и должны уметь выполнять все будучи «зелеными» в этом этапе жизни. Стоит пропустить этот этап, и человек пропадет. Я не намерен быть таким, говорил я себе, и продолжал работу, продолжал наблюдать за манипуляциями и запоминать все от и до.