Мост через вечность

Мост через вечность

Глава 1. Лорд Агарес

            Илэйн нарушила священную тишину варварски, без всякой оглядки на последствия, без всякой, даже мимолётной задумчивости о недопустимости своего поступка. В иной момент она, конечно, этого бы не сделала, но сейчас была напугана и взволнована и от того не сдержалась. Впрочем, вина тут была и на её молодости, не желавшей остаться где-то позади, среди людей, как и положено было остаться всему людскому.

–В чём дело? – недовольно спросил лорд Агарес, понимая, что тишину уже не удастся собрать после такого беспощадного вторжения. А жаль! Он многое бы отдал за возвращение к мыслям, что тишина ему открывала. Мыслям о вечности, о сути бытия и о предмете всех качеств – словом, обо всём том, о чём грезится и думается и людям, но людская жизнь ограничена суматошной непродолжительностью, а вот у него, как и у прочих вампиров есть время подумать. Лорд Агарес не желал принять, что и в этом состоянии, в состоянии между жизнью и смертью, почти ничем не ограниченном, представители его вида не приближались к мыслям о великом, а всё также тянули какую-то суетную шелуху.

–Простите меня, господин! – до Илэйн, похоже, дошла грубость её поступка. Она склонила колени перед креслом своего наставника и покровителя, низко опустила светлую голову. Что ж, видимо, она была не так уж и безнадёжна.

–В чём дело? – повторил лорд Агарес, игнорируя её покаяние. Он оставался всё также холоден и спокоен. Но спокойствие это не было спокойствием солнечного света, давно проклявшего и лорда Агареса,  и всех, к тому же, что и он тёмному и кровавому началу; это было спокойствие воды: поверхность тиха, но оступись и утянет на самое дно безо всякого сожаления.

–Варгоши…– Илэйн знала, что в третий раз лорд Агарес уже не спросит и поспешила сказать самое главное. – Варгоши срочно просится к вам на приём.

            Ничего не дрогнуло в лице древнего вампира от этого сообщения, хотя в глубине мыслей протянулась досада: чёртов Варгоши! И откуда взялся этот сумасбродец?  Лорд Агарес был знаком и с покойным ныне Варгоши старшим, и с сыном свёл невольное знакомство. Оба были вампирами. Отец сам обратил сына, не желая, чтобы сын жил жалкую ничтожную жизнь. Само это противоречило Тёмному Закону, но тогда хитрец ещё выкрутился.

            Вампирская стать, впрочем, не была самой худшей чертой рода Варгоши. Оба они – и отец, и сын, и с точки зрения людей были отвратительны. Принадлежа к знатному графскому роду, они не ведали ни страха, ни покаяния за то, что творили. Убийства, издевательства, оргии…поговаривали даже о том, что Варгоши-старший охотился на людей как на зверей, заставляя их обнажаться и нагими бежать по лесу. Что ж, если это правда, то лорд Агарес не был бы удивлён. Таких мерзавцев как эта семейка ещё поискать надо. Садисты, насильники, они и не пытались скрыть того, что принадлежат к тёмной силе. И это сыграло на руку всему здравомыслию – Варгоши-отца закололи и забили его же крестьяне, восставшие против отродья людского и зла носящего. Они швырнули его тело в глубокий колодец, выставили вкруг частокол из осиновых кольев святых крестов и залили все окрестности святой водою…

            Варгоши-сын уцелел. Урок пошёл ему на пользу. Он присмирел, но, похоже. Ненадолго, раз посмел явиться. Зато стало ясно поведение Илэйн –  в духе Варгоши было влететь, напугать, накрутить девчонку, лишь недавно ступившую на путь тьмы, и тем сбить с толку. Илэйн не встречала до того этого подлеца, и легко испугалась, и позабыла напрочь о Тёмном Законе, в котором был целый пункт о равенстве вампиров: «Каждый вампир равен другому и почитает Хозяином и Господином лишь того, кто его обратил и выучил Тёмному Закону…»

            Конечно, коварный Совет Высших Вампиров оставил себе лазейку, и чуть дальше уточнил, что речь идёт о случаях, который не противоречат самому Закону или воле Совета, а дальше давались разъяснения о том, как отречься от Хозяина (либо получить от того вольную печать, либо вызвать и победить того на дуэли), а также обязательства (практически всё, что угодно Хозяину, за исключением пунктов, противоречащих Тёмному Закону), и ответственность в случае нарушения воли Хозяина (на усмотрение Хозяина, либо смерть, либо передача на судилище Совета – в зависимости от обстоятельств). Но суть была в том, что Илэйн позабыла о том, что Варгоши ей никто. Испугалась…

            Какое разочарование! Сколько ещё надо учить её, сколько пестовать, сколько наставлять, чтобы в следующий раз она не забыла? А ведь казалась понимающей!

–Пусть он войдёт, – разрешил лорд Агарес равнодушно и удобнее устроился в кресле. Без сомнения Варгоши пришёл к нему просить о какой-нибудь услуге, о милости, что ж, в данном случае ему нужно быть очень убедительным, так как пока лорд Агарес не видел никакого желания в себе помогать такому вампиру.

            Илэйн поклонилась. Она вышла прочь из высокой мрачной залы, освещённой множеством витых свечей, отбрасывающих причудливые тени, и почти мгновенно вместо неё появился Варгоши.

            Он был облачён в тёмно-синий плащ – совершенно вычурно и безвкусно расшитый золотыми нитями. Суть этого костюма – и плаща, и камзола, и штанов сводилась к одной простой мысли: «у меня много золота и нет представления об изяществе». И сапоги, и ремень, тоже отливали золотыми нитями и каменьями.

            По мнению лорда Агареса во всём этом можно было только с удобством лежать, и то не факт. Сам лорд Агарес облачался в тёмное, простое, придерживался сдержанности в узорах и шитье. Для него это не имело значения, но он обязан был поддерживать свой образ и ещё – титул.

–Лорд Агарес! – приветствовал гость и по тому, насколько низко он сложился в поклоне, Агарес понял, что дело предстоит весьма дурное.

–Здравствуй, Роман, – приветствовал Агарес, подняв ладонь. – Прошу, садись.

            Кресло лорда Агареса было устроено около овального стола на небольшом возвышении. Остальные три кресла вокруг были поставлены прямо на полу. И, хотя были они все одинакового вида, имелась хитрость – кресло, на которое указывал Агарес Варгоши, было сделано с неудобством: шёлковая ткань, затягивавшая его, кипятилась после стирки с небольшим добавлением святой воды. Это позволяло гостям, севшим в него по настоянию хозяина этого места, испытывать определённое неудобство и даже пощипывание, а значит – быстрее выражать свои мысли и слова, а главное – быстрее уходить.

            Лорд Агарес не желал терпеть компанию Романа Варгоши долго, и потому был жестоким хозяином, и указал на самое негостеприимное место.

            Некоторое время усевшийся Варгоши мялся, но неудобное кресло не дало ему долгой заминки. Пришлось говорить.

            Как и ожидал Агарес – дело заключалось в просьбе. Варгоши разбушевался, задел не того, кого надо, дошло до короля. И теперь король, уставший от жалоб на отца этого человека, а теперь и на сынка, хочет затеять разбирательство.

–Вот скажите мне, лорд Агарес, справедливо ли это? – Роман Варгоши преданно заглядывал в глаза своему спасителю, но не находил в них отклика. Лорд Агарес давно не был человеком, и умел скрывать все чувства и мысли.

            По лорду Агаресу ответ был – да, справедливо. В конце концов, если ты вампир, и нуждаешься только в крови, имей совесть. Почитай новый закон, не обижай почём зря людей, не угрожай им своей сущностью, не устраивай безумств, а живи и делай что-нибудь. Так, например, граф Балевс занимался написанием поэм и стихов, которые выпускал время от времени под разными именами. А князь Мстислав осваивал лекарское дело, и, между прочим, открыл для людей полезный крововосстанавливающий сбор…для вампиров тоже весьма полезный, ибо ресурс, то есть людей, надо беречь.

            А как не вспомнить капитана Ноорта, отправившегося на изучение дальних странствий. Да. Днём в каюте, без света, и выход ночью, но всё же! А настоятельница приюта Мария Лоу? Примеров много. Но нет, у нас есть власть, и мы будем ею пользоваться!

            По молчанию лорда Агареса Варгоши начал догадываться, что этот вампир не на его стороне и поспешил добавить:

–Я ничего такого уже не делаю! Это мой отец делал. А я только слегка развлекусь, и вот – уже получаю ненависть и клеймо «как отец»! а я, может, иначе жить хочу. А они?..

            «Ребёнок…испорченный гадкий ребёнок!» – подумал лорд Агарес, но улыбнулся и сказал другое:

–Жить ты уже не сможешь. Ты мёртв. Но ты можешь быть достойным вампиром. Все эти игрища оставь людям и людскому закону.

–Так оставлю! Буду! – пообещал Варгоши с непривычным даже для него жаром. – Только заступитесь за меня, лорд Агарес, поспособствуйте тому, чтобы король от меня отстал!

            Первым порывом лорда Агареса было желание отказать и даже поспособствовать тому, чтобы король расправился с Романом Варгоши и наступило бы в вампирской общине успокоение. Но не далее чем вчера Агарес прочитал один труд философа, который, без сомнения, уже не первое столетие лежал в земле, но мысль его осталась бессмертна. И там было сказано так: «Существует большая часть человечества, которая могла бы вернуться к добродетели, если бы им не было отказано в надежде на помилование…».

            И к этой простой мысли сейчас против воли взошёл в размышлении лорд Агарес. Он взглянул на Варгоши, которому не верил, и которого так презирал, и задумался впервые о том,  что, может быть, стоит дать ему ещё один шанс? Да, не стоит надеяться. Да, не стоит обольщаться. Да, не стоит лезть вперёд, пытаясь убедить короля (до Совета б ещё не дошло – там не обрадуются шансу спасения Варгоши, там бы все бы не прочь его утопить!), и всё же!

            И опять же – все против Варгоши! А что если он, Агарес, протянет ему руку? Что, если именно он спасёт этого вампирёныша и приучит его к покаянию перед Тёмным Законом и разумом?

            Всё это было слишком соблазнительно. Как тёплая кровь в божественном сосуде человеческого тела.

–Если я буду спасать тебя, то где мне гарантия того, что ты не повторишь своей ошибки вновь? – наконец вымолвил Агарес, ослеплённый как простой смертный величиной и масштабностью возможного милосердия и оглушённый уже нарождающимся собственным величием, которое толковалось не иначе как: все вы отвернулись, а я его спас!

            Роман  не ожидал такой лёгкой победы (откуда было знать ему в такой глубине характер своего благодетеля?), но он ожидал, что придётся что-то обещать. Впрочем, в эту минуту Варгоши и сам верил в то, что исправится, и всё будет хорошо, и он затмит отца, только не мерзостью поступков, а их достойностью!

            Ребёнок, как есть ребёнок!

–Что угодно! Я буду покорен! Я буду смирным. Я буду следовать Закону! Я стану полезен!

            Всем этим словам можно было не верить, но что если вдруг? Если вдруг есть исправление?

–Дай мне слово, – потребовал Лорд Агарес, поднимаясь из кресла.

            Варгоши мгновенно вырвался из своего – неудобного и торжественно провозгласил слова клятвы:

–Я, Роман из рода Варгоши, обращённый вампир, приношу клятву, даю слово лорду Агаресу в том, что встану на путь исправления, не допущу за собой никакого греха, и буду покорно следовать воле Совета и воле Тёмного Закона. Я отрекаюсь от порока. Отрекаюсь от гнева, похоти и алчности во имя лорда Агареса и во славу его милосердия.

             В эту минуту Роман обещал искренне. Он хотел измениться, вот только одного желания мало и смертному.

            Агарес почувствовал, что всё-таки поспешил с клятвой и даже пожалел  об этом с запозданием, так как погасли перед мысленным его взором строки из прочитанного труда, и угасло великолепное величие спасителя.

            Но он не выразил этого и жестом велел Варгоши идти прочь. Ему предстояла встреча с королём.

            Король, надо сказать, не мечтал в своей жизни о встрече с лордом Агаресом или кем-то…подобным. Король был весьма религиозен и почитал спасительный крест, отвергая всё зло. И тут на его пороге появилось это самое зло, легко пройдя всю стражу и заслоны коридоров и галерей. Явилось, и у короля не было сомнений в происхождении этого зла.

            Вообще-то этот король Стефан лорду Агаресу понравился. Он не задавал никаких глупых вопросов, не охал и не ахал, и не пытался хвататься за меч, звать стражу или творить что-то ещё обязательное, что делали другие.

            Король Стефан сразу понял что есть Агарес, и что тот явился не убивать его (по крайней мере пока), и приготовился слушать, что ему скажет нежеланный, но всё же гость.

–Я могу перейти на ваш язык. Сам я из других мест, – Агарес поспешил расположить короля к себе хотя бы этим малым жестом.

–Благодарю, – сурово отозвался Стефан. – На любом языке, но скажите – что вам угодно? И имейте в виду – я не подаю прощений выродкам тьмы, и не боюсь смерти.

            И это тоже лорду Агаресу понравилось. Храбрость человека перед неизведанной, но заведомо превосходящей силой – это достойно почтения!

–Я не предлагаю вам смерти, ровно как и какого-либо оскорбления. Я не склонен убивать всех и каждого. Если хотите знать – это наше страдание.

            Стефан не впечатлился. Отвращение мелькнуло на его лице, но тут же скрылось за серьёзной решительностью к самому худшему.

–Тогда что вам?

            Лорд Агарес как можно тактичнее изложил ему свою просьбу. По его словам, произнесённым действительно на родном языке короля Стефана, да ещё и без акцента, выходило, что Романа Варгоши судить совсем необязательно, что это ни к чему хорошему не приведёт, и что есть суд куда более страшный и стройный в своей власти.

–Не пойдёт, – возразил король, – то, что вы предлагаете – не пойдёт. Вы оскорбляете этим моё правосудие и моих подданных, пострадавших от этого чудовища. А я король. Я их защитник.

            Лорд Агарес дружески улыбнулся, нарочно чуть-чуть показав свои клыки:

–Вы хотите, чтобы ваши подданные увидели, что и этот принадлежит к тьме? Вампиры умирают иначе.

–Его отец кончил дни в колодце, окружённом частоколом осиновых кольев и крестов! – Стефан мрачно смотрел на вампира, никак не реагируя ни на его клыки, ни на его мертвенную бледность кожи, ни даже на красные нечеловеческие глаза.

–Я полагал, что его зарезали, – признался лорд Агарес. – Забили, закололи его люди. После этого Роман был вынужден скрываться, и сменить родовое поместье на…

            Лорд Агарес повёл пальцами по воздуху, как бы пытаясь подцепить ускользнувшее от него слово.

–Гостевое, – подсказал король, криво усмехнувшись. – Мне донесли иное. Мне сказали, что Варгоши-старший был жив. Он умирал в колодце на протяжении двух лун, пугая воем и проклятиями с бранью округу. Он не мог выбраться – колья держали его. Вы знаете, например, что они были вбиты не только вокруг колодца, но подвешены на отвесах и внутри его? Говорят, вампиры летают… так вот, этот вылететь не смог.

            То, как Стефан говорил это, с какой смелостью и даже гордостью тоже весьма понравилось лорду Агаресу. Понравилось ему и то, что Варгоши-старший был ещё жив в своём последнем пристанище, а то были времена, когда Совет, разгребая его финансовые долги и снимая с себя эти тени чудовищной репутации, жалел, что для этого мерзавца всё кончилось быстро.

–Не знал! – признал лорд Агарес. – Благодарю, вы открыли мне новые строки нашей истории.

–Я это к тому, – король вдруг ударил ладонью по столу, совершенно е заметив ни боли, ни громкого звука, – что у нас есть опыт по убийству вампиров. И  это касается его сына. и…кого угодно.

            Здесь король Стефан ласково усмехнулся. Лорд Агарес кивнул, принимая намёк:

–И всё же, я прошу не допускать судилища для Варгоши. Лишите его права выезда. Пусть сидит у себя.

–А что я скажу моим людям? – поинтересовался Стефан. – Что я скажу матерям, которые потеряли детей в его безумствах? Что я скажу всем недовольным?

            К этому лорд Агарес был готов.

–Скажите о том, что следствие идёт. Оно может длиться долго. Непозволительно  долго, а пока… говорят, что у вас, ваше величество, в этом году недобор налога? Голод? Население страдает?

–Ещё и всякие сволочи вроде вас…

            Лорд Агарес легко пропустил про сволочей, и предложил:

–Давайте поступим так, ваше величество. Вы не допускаете судилища над Варгоши, а мы пополняем вашу казну по счёту им убитых и недосчитанных вами по другим причинам?

            На это Агарес изначально и рассчитывал. Что значит какое-то золото в вечности? Ну хорошо – в почти что вечности? Ничего! суета! Монеты. Металл. Тяжесть!

–Этого мало, – Стефан думал немного. Про себя он явно решил, что обещать-то он может, и не обязательно проводить судилище над мерзавцем Варгоши, но можно ведь и иначе, втихую с ним расправиться? Кто сосчитает рыцарей, которые носят его крест? Кто увидит в ночи тех, кто готов отомстить за своих?

            «Играй-играй…я тебя всё равно одолею, нечистая ты тварь!» – думал король Стефан, не подозревая, что для лорда Агареса его мысли были почти что книгой – он слишком долго жил и вампирская сила его заострилась.

            «Меня это тоже устроит», – подумал лорд Агарес.

–Мало, – вдруг произнёс король Стефан. – Мало простого золота. Мне надо и слово. Честное слово, если вы ещё к тому способны!

–Слово? – изумился лорд Агарес. Умело опуская «ещё на то способны». Ни к чему ссориться из-за фраз и гнева человечка. Это не поможет завести друзей.

–Ваше слово. Слово, что вы отвечаете за Варгоши. За то, что он не будет творить зла!

            Стефан почти загнал его в ловушку. Этого Агарес не ожидал. Слово давали обычно ему, а не он. Тем более – смертному. Но Агарес в эту ночь был полон милосердия и тщеславия. Ему виделось, как он в одиночку расправляется с Варгоши, как умело переучивает его и весь Совет признаёт Агареса спасителем заблудших.

            «В конце концов, уж на людской срок жизни я его сдержу!» – подумал Агарес, прикидывая, что если сейчас Стефану около сорока лет, то значит, осталось недолго. Неужели Роман не просидит смирно лет десять? Не совсем же он безумный. А дальше слово не имеет силы – кому нужно слово, если умер тот, кому ты его давал?

–Хорошо, – опрометчиво пообещал лорд Агарес. – Вы удивитесь, но я ещё способен к слову.

            И он действительно поднял ладонь и сказал, что берёт на себя обязательство по контролю за Варгоши. Король Стефан был успокоен. Откуда было ему знать, что в вампирской клятве обязательно надо обращаться к Тьме, и ещё – полностью называть себя?

            Разрешённое дело изрядно взбодрило и убедило лорда Агареса в собственной полезности и добродетели. Он вежливо попрощался с королём Стефаном, также вежливо попросил его не гневаться за своё вторжение и пожелал спокойной ночи. В ответ услышал уже не вызвавшее удивления:

–Гори в аду!

            Лорд Агарес был в прекрасном расположении оставшегося своего духа, и решил даже совершить стремительную, незаметную для смертных прогулку по замку короля. Не пристало ему вылетать летучей мышью! В конце концов, он никуда не торопится!

            Однако много позже лорд Агарес будет безумно сожалеть об этом. Потому что в какой-то момент он, по своему вампирскому чутью безошибочно находя дорогу, свернул в одну из галерей, и…

            Она была прекрасна. Молода, свежа, здорова. Нежный девичий румянец на щеках, пухлые капризные губы, приятное сияние жизни во всём лице. И ко всему этому – тёмные густые локоны, собранные в сложную причёску с россыпью мелких жемчужинок, гибкий стройный стан, и…

            Шея. Длинная, нежная шея с подрагивающей жилкой жизни.

            Облачённая в светлые одежды, она казалась светлым видением. Но лорд Агарес чувствовал притягательный запах её кожи, а главное – крови.

            Эта девушка была не одна. С нею шла кормилица – постаревшая быстрее положенного от жизни и труда. Но на неё лорд Агарес не обратил внимания, как и они не обратили на него. Они не могли его видеть. Но он мог чувствовать их, а особенно – её! Нежную, молодую, восхитительно живую.

            Он не был юнцом, срывающимся  за абы какой кровью. Он не был циником, который срывается при виде восхитительной цветущей жизни или красоты. Но он невольно залюбовался этой девушкой, этой юностью, молодостью. Сами собой удлинились его клыки, полыхнули кровавой яростью глаза, но лорд Агарес остался недвижен, потому что жажда крови уже не владела им, как владеет новообращёнными вампирами, затмевая всякий разум.

            Он увидел ещё раз её одежды. Каменья на платье, само платье, оглядел причёску, кормилицу…

            Сомнений не было. Девушка принадлежала к самой высшей ветви знати. Может быть, даже к самому королю Стефану! Да, она запросто могла быть ему дочерью, или, лорд Агарес знал местные повадки, невестой.

            А значит – никакого движения. Он только что сговорился с королём Стефаном и не будет таким идиотом, чтобы разрушить и без того хрупкий союз с этим человеком. Но человеком деятельным и отважным.

            Да и ради чего? Ради крови? Тёмный Закон ведёт строгий учёт кому и сколько положено выпивать. Всякое лишнее – равно наказанию. Лорд Агарес не желал получать наказания и компрометировать себя перед Советом. Те не поймут. Те удивятся:

–Ты, и не совладал с собой?

            Молодость, юность, красота её движений, тонкость и белизна её шеи – нет, лорд Агарес  не посмел их нарушить. Он слишком любил себя. Слишком себя уважал и не полагал себя тем, кто мог бы сорваться на первое же искушение.

            Этим он себя и успокоил, и когда фигуры скрылись за поворотом, даже усмехнулся: вот Варгоши бы точно не сдержался, а он сдержался, потому что разумнее  и сильнее. И честнее. И законопослушнее.

            И это сравнение в свою пользу вернуло лорда Агареса в своё безмятежное, прежнее состояние. Он покинул замок короля Стефана, очень собой довольный: возможно дал шанс Варгоши, выкрутил его перед королём из запутанного дела, и не поддался на соблазн. Ну чем не ночь?

            Подступал рассвет, ведь ночь обидно коротка. И лорд Агарес, не желая больше гостей и писем, что ждали его внимания, заторопился вернуться в свой склеп, где Моренго уже ждал его, стоя у открытого гроба.

–Доброго дня, Моренго, – пожелал лорд Агарес, и улёгся в обитый шелками и бархатом гроб. Если проводишь много времени где-то, сделай это место комфортным.

–Доброго дня, Хозяин, – пожелал вампир и накрыл его привычной крышкой до следующего вечера.

Глава 2. Цепеш.

            У Влада Цепеша было мрачное настроение. Справедливости ради надо сказать, что мрачное настроение было у него уже далеко не первое столетие: после того, как он умер для мира живых, какой-то любитель истории и охотник за чёрными легендами, нарастил на его деяниях настоящую кровавую смуту. Цепешу запоздало приписали множества казней, чудовищных пыток, и слухов о его садизме и приверженности тёмным оккультным наукам.

            Влад Цепеш очень на то обижался. Во-первых, он не считал, что его память, ровно как и какую-либо другую память можно порочить – ведь оправдания не будет! И даже шанса на это оправдание никто не даст. И даже то, что Цепеш всё-таки существовал (хоть и не в человеческом понимании), не давало ему права свою память отстаивать – Тёмный Закон, тот самый, что регулировал всё посмертие вампиров, и тот самый, за который так ратовал сам Цепеш, и который так яростно соблюдал и призывал соблюдать – не позволял ушедшему от жизни заявлять какие-либо права на память.

            Были исключения вроде Варгоши – тот ещё вписывался в людской возраст и потому мог пользоваться правами и памятью отца. А Цепеша в мире людей не было уже не одно столетие…

            Во-вторых, Цепеш не считал себя настолько кровавым. В минуты редкого хорошего расположения, он, бывало, заявлял так:

–Время тогда было другое. Если ты не был жесток, то получал клеймо слабака и труса. Если твои земли не вызывают страха, а твоё появление во главе войск трепета – не жди уважения и почитания, и знай точно – стоит ослабеть, стоит продоверяться, и всё будет кончено: ближайшие друзья будут в числе тех, кто сплетёт против тебя заговор.  Держать надо страхом. Только страх помогает людям помнить о том, что они смертны. И потом – жестокость – следствие проступков. Как следует наказать человека, который выдаёт тайный хлебный обоз твоему врагу и тем обрекает на голод целое поселение? Как наказать воина, что входит в дружбу с врагом, ища себе девку краше и кошеля толще?

            И вроде не перед кем Цепешу было оправдываться – Совет Высших Вампиров, в котором и сам он состоял, не требовал объяснений, извинений или оправданий. Но перед самим собой Цепеш досадовал.

            Надежда родилась в нём полвека назад, когда какой-то очередной охотник за тайнами Цепеша явился в его бывшие земли, и…заплутал. Влад помог ему. Благодарный идиот обещался рассказать об этом, и Цепешу стало радостнее на какое-то мгновение от этого обещания. И как же он был разочарован, и как разгневан, когда благодарный идиот выполнил своё обещание и выпустил поганую статейку в общество. В ней он рассказывал о том, что пережил встречу с вампиром Цепешем, что тот пытался затемнить ему рассудок и сожрать…

            Больше людям Влад не верил. Вампиры были не лучше, но вампиры подчинялись если не закону чести, то Тёмному Закону, а люди жили непонятно. Влад Цепеш слишком давно не был человеком, и не понимал уже людской сути. Человек стал для него сосудом для крови. Сосудом силы. Сосуд следовало беречь, не следовало налегать на этот сосуд, следовало оберегать его, и убивать, если придётся – милосердно.

            Но не верить, не привязываться, не ждать чудес.

            Впрочем, сейчас мрачность Цепеша ничего общего не имела с привычными ему страданиями об опороченной памяти. Сейчас его разочаровал вампир. И какой! Агарес! Лорд Агарес – один из способных вампиров, заклинатель и последователь старой вампирской чести, сторонник Тёмного Закона, и рьяный его страж.

            В одно время Влад Цепеш даже предлагал, с осторожностью, неспешно, но предлагал кандидатуру Агареса для включения в Совет Высших. Пока сам же и придерживал окончательное решение, рассудив, что Агарес ещё молод, для полноценного включения, но Агарес появлялся на общих заседаниях, на которых присутствовали все вампиры, имеющие положение «хозяев», и  к нему приглядывались.

            И тут такое разочарование!

–Повтори ещё раз! – велел Цепеш. Он не оставил своей людской привычки ходить взад-вперёд в минуты волнений. Где-то там, в далёкой людской жизни, скрывшейся за серостью настоящей силы он, помнится, точно также принимал решения о казни и помиловании, о походе и перемирии – точно также ходил. Вместе с каждый шагом блуждали и его мысли. Но в этом он находил упорядочивание.

            Цепеш не мог успокоиться. Агарес не казался ему глупцом, и всё же…

–Повтори, Амар! – нетерпеливо затребовал Цепеш снова. Не давая своему верному слуге собраться и перевернуть лист с донесением. Алели красные чернила, складывающие крамольные строки. Нехорошие строки.

–По свидетельству короля Стефана, достопочтимого и уважаемого…– Амар в покорности начал заново.

–Дальше! – Цепеш даже прикрикнул.

            Он не был яростен в обычный час. Более того, если и впадал в гнев, то редко тому были свидетели из числа вампиров или людей. Даже сейчас, когда люди вроде бы ничего Цепешу и не значили. Амар, пожалуй, был немногим исключением, поскольку стал Владу совсем родным за годы посмертия, да и пришёл он оттуда, из жизни, из его жизни. Он сражался с Владом в одних рядах, нарекал его господином и верил ему. А прознав, случайно прознав о новой, нечеловечской сути Цепеша, отрёкся от креста и сказал, что последует за ним и дальше, в ад.

            Адом назвать это было нельзя, но Цепеш умел ценить преданность. И высшей формой его признательности и были эти редкие окрики, придирки, нетерпеливость, которую можно позволить по отношению к близкому, и которая так не подходит древнему вампиру.

–Кровосос, нарекшийся лордом Агаресом, предлагал поручительство…

            Предлагал! И Цепеш ещё хотел его рекомендовать в Совет? Тьфу! Как можно рекомендовать того, кто так глуп? Во-первых, что за вопиющее самоуправство? Договаривайся Агарес о чём-нибудь своём, о землях или жертвах, ещё можно было бы понять. Но он договаривался за Варгоши! В обход Совета!

            Мятеж? Бунт? Самоуправство, рождённое наглостью? Алчность? Забылся Агарес?

            И странно, что не удивился даже тому, что король – твёрдый, кстати, сосуд, с характером, не удивился даже такому понятию и такому гостю, как «вампир». Что с нюхом Агареса?

            Влад Цепеш раздражался не на Варгоши. Тот идиот, сволочь, подлец, весь в отца, которому, надо признать, досталось по делу! Но Агарес! Каков ублюдок-то! змеёныш подколодный. За спиной Совета сторговался с королём за Варгоши! Выгородил его, вступил в переговоры, и…

–Дал слово, – безжалостно закончил Амар.

            Да… это было камнем в крест. Полынью в мёд. Осиной в мозг. Да как угодно! это было ужасно. Он дал слово. Дал слово, что будет контролировать Романа Варгоши. Дал слово человеку в обход решения Совета. Конечно, вампир имеет право дать смертному своё слово, если того требует ситуация и нет времени согласовывать решение с Советом. Но здесь речь шла не об Агаресе, а о том, что он оказался слишком тщеславен, что гордыня переполнила его отверженную смертью плоть!

            Да, это была гордыня. Тщеславие. Желание доказать Совету. Желание спасти утопающего, но не для утопающего, не для его блага, а для себя самого – себе доказать, да и других ткнуть в собственный успех.

            Вы не смогли, а я смог – вот она, глупая, наивная формула. Влад Цепеш полагал, что с жизненным опытом эта формула сходит на нет. Во всяком случае, за пару столетий можно от неё было избавиться, и всецело отдать себя Тёмному Закону. Но лорд Агарес был, похоже, другого мнения.

            Что ему? Устал служить? Решил, что умнее Совета, прозорливее Закона? С этим надо было решать. Надо было что-то делать, и Цепеш страшно и мрачно тряхнул головою, приняв этот вывод. Тяжелее всего было то, что Цепешу, который сам представлял Агареса, прославлял его, нужно было признать ошибку: Агарес отвратительно молод, не зрел.

            Совет, без сомнения, поймёт, простит. Но себя как простить?

–Пошли весточку Высшим, – прошелестел Цепеш, совладав с собою и досадой.

            Амар мгновенно исчез. Влад опустился в кресло. Какое разочарование было в каждом его жесте! В каждом движении, в каждом…

–Хозяин?– Амар вернулся неслышной тенью. В руках его был изящный маленький золочёный подносик с тяжёлым кубком.

            Кровь. Надо же – Цепеш только раздумывал о том, что было бы здорово выпить лишнюю порцию, воистину говорят: слуга и хозяин, в конце концов, либо ненавидят друг друга, либо учатся понимать друг друга без слов.

–Благодарю, – Влад взял свой кубок. – Скажи Высшим, что я их жду.

–Уже сделано, – Амар даже не загордился такой исключительной, даже для вампира, скоростью. Он и в самом деле был удивительным слугой.

            Совет Высших Вампиров вместе с Цепешом был из всего тринадцати представителей. Этого, разумеется, было бы мало, если бы речь шла об управлении среди мира людей, но для вампирского долголетия, для неспешности посмертия этого хватало. К тому же, Совет Высших разбирал такие вопросы как нарушение Тёмного Закона, договорённости и поручительства перед людскими представителями, а также – судилище над теми, кто имел статус «хозяина», то есть, мог обращать себе слуг, собирая собственный клан.

            Роман Варгоши не имел своего клана. Его хозяином был его отец, и после его убийства, Роман остался в одиночестве. У него ещё не было возможности, не было права обращать других людей. Это право нужно было заслужить, а Варгоши пока этого права не заслужил. Именно поэтому он должен был предстать перед Советом Высших, когда король Стефан начал бы в его сторону расследование. Но вмешался горец! Агарес, будь он не ладен.

–Прибывают, – коротко сообщил Амар. Цепеш поднялся из кресла, поставил кубок на половину опустошённый в сторону, направился в сторону Зала Совещаний.

            Там было холодно. Как и в любом помещении, отданном под власть неживых. Зачем им тепло? Зачем им еда? Это людское.

            Гости прибывали. Из двенадцати ожидаемых Цепешом представителей, появилось семеро. Остальные передали коротко извинения и обещали ознакомиться с делом позже. Цепеш оглядел длинный стол из тёмного дерева, за которым уже располагались его гости.

            Что ж, примерно так он и ожидал. Мария Лоу – настоятельница приютов, благодетельница, ответственная за открытие и содержание домов презрения и лазаретов, никогда не пропускала ни одного совещания. В этом и была черта её вечно строгого, нарочито серьёзного и собранного образа. Она всегда подчёркивала свою добродетель, утверждая, что её жизнь была пуста и не имела смысла, а вот посмертие…Мария Лоу, пожалуй, была одной из немногих высших вампиров, кто никогда, даже в минуту гнева или великой скорби не полагал своё вампирское состояние как проклятие. Для неё это всегда был дар.

            Она кивнула Цепешу первой, затем подняла левую ладонь:

–Приветствую тебя, Влад.

–Рад, – искренне признал Цепеш.

            Рядом с Марией Лоу одно место пустовало. Ну что ж, и этого отсутствия Влад Цепеш ожидал тоже. Высшие вампиры могут жить долго, но это не означает, что они полностью избавляются от человеческих привычек. Зато следующее место было занято. Вампир Самигин – человек древний, сменивший ещё при жизни три десятка профессий. Поговаривали, он был знаком с Христом. Правда, Влад Цепеш в это особенно не верил. Он полагал, что этот слух идёт от клана самого Самигина, таким образом подчёркивающего своё древнее происхождение. На сегодня Самигин занимался переводами древних трудов. Надо сказать, что бумажная работа всегда его влекла. Он по памяти восстанавливал и уничтоженные работы, тем самым оставляя важный след для людей.

–Рад тебе, – промолвил Цепеш. Несмотря на то, что Самигин не сделал ему ничего дурного, напротив, с ним всегда было легко договориться, Влад всё-таки чувствовал к нему какое-то неприятие и старался на лишние договорённости не выходить.

            Помимо этих двоих Влада посетили также маркиз Лерайе, князь Малзус, Зенуним, герцог Гриморрэ и принц Сиире… лучше, чем Влад ожидал. Совещание было не запланировано, и Цепеш не знал, сколько из высших откликнется. Откликнулось большинство.

            Обменялись короткими приветствиями. Не успел Цепеш начать своей речи, когда Зенуним, подчёркивая свою спешку (по старой, дурной привычке), начала первая:

–Влад, зачем ты нас созвал?

            Влад усмехнулся. Не злобно, нет. Ему всегда нравилась Зенуним. Да, спешная, суматошная, суетливая, но она умела видеть проблему так. Как порою пропускал Влад. Сколько ей было лет, и откуда она шла – Цепеш не знал, а спрашивать не желал. Он полагал, что у каждого есть право на тайну.

            Но что ж, пришлось начать. Влад ещё раз приветствовал всех собравшихся, поблагодарил их за скорое прибытие в его владения, и сообщил, что вопрос, на самом деле, не очень важный на первый взгляд, но Цепеш встревожен и потому на правах одного из Высших, обращается к членам Совета.

–Не тушуйся, – посоветовал князь Малзус. Он слушал вроде бы как невнимательно и, как всегда, был в отстранённой насмешливости. Но это было обманкой. – Не тушуйся, все свои. Позвал, значит надо. В конце концов, спешить нам некуда.

            По лицу Марии Лоу было понятно, что она может возразить. Может, но не станет.

            Цепеш изложил суть дела. Агарес зарвался. Это страшнее, чем дурачок Варгоши. того легко одёрнуть, а Агарес?

–Мерзавец! – коротко резюмировал герцог Гриморрэ. – Мерзавец и гордец!

–Зарвался, загордился и обнаглел! – Самигин развеселился. – Кто же ждал этого от него?

–А король Стефан, о котором ты говоришь, это, случайно, не тот король, который снабжал твой клан в прошлом десятилетии кровью? – поинтересовалась Зенуним. Она иногда прикидывалась, что не помнит того или иного события, но это было ложью. Очередной обманкой их вампирского мира. Она всё помнила. Помнила и то, что люди не вечны.

–Это он, – отпираться Цепеш не стал. – Поэтому, вопрос затрагивает и меня.

–Это серьёзно, – признал герцог Гриморрэ. – И что, ты не знал, о готовящемся расследовании против Варгоши?

–Вопрос не в Варгоши, – напомнил Цепеш.

–Король Стефан имеет право проводить расследование. Официально Варгоши принадлежит его земле. Он ещё не ушёл в тень, – до этой минуты принц Сиире молчал. На него это было похоже. Он говорил не сразу, спорил редко. В основном, он предпочитал делать выводы про себя, а затем смотреть на то, как в дискуссию вступают другие. Так он не тратил аргументов, но зато – делал новые выводы.

–Он так молод? – удивился князь Малзус. – Фух… чего удивляться?! Если честно, я уже от него устал.

–Ты устал? – Мария Лоу не удержалась, рассмеялась. – Несчастный!

            Малзус не ввязался в спор. Он предпочёл сделать вид, что не видит её насмешки. На всякий случай, Самигин призвал:

–Пожалуйста, уважаем друг друга. Мы все устали от жалоб на Варгоши-отца. Теперь ещё сынок…

–Варгоши должен был пойти под разбирательство короля Стефана, – напомнил Цепеш о цели совещания. – Я не собирался заступаться за него.  Это вы знаете.  И вы одобрили это решение. Варгоши должен был выпутываться самостоятельно. Меня бы устроило и его оправдание, и его казнь, благо, у короля Стефана есть уже опыт уничтожения вампиров.

–Но тут вмешался Агарес, – мрачно промолвила Зенуним. – И чего ему не сидится? Гордыня взыграла? Насколько я помню, он был один из тех, кто принимал Тёмный Закон полностью. В отличие от многих вампиров он даже не пытался спорить о том, что численность убийств и численность вампиров строго регулируется.

–Да, это так, – подтвердил Цепеш неохотно.

–Насколько я помню, – продолжила неумолимая Зенуним, – он также был едва ли не твоим протеже…

–Кто его хозяин? –  перебил бесцеремонно герцог Гриморрэ.

            Зенуним осеклась, поджала губы. Мария Лоу неодобрительно посмотрела на герцога. Ответил не Цепеш, ответил принц Сиире:

–Кроцелл.

            Замолчали с почтением. Кроцелл был велик. Не все застали его не на покое, а при деле, но память о его величии глубоко впечаталась в историю вампирского мира. Он был великим вампиром, а потом…потом вдруг ушёл на покой и с тех пор отошёл от любого серьёзного дела, и только наставлял будущих вампиров. Агарес был последним его учеником.

Кроцелл – целитель, составитель первого свода Тёмного Закона, защитник вампиров, покровитель их мастерства… такие вампиры как Кроцелл ныне редки. Впрочем, у людей также – люд то мельчает, то вдруг – возвышение кого-то и снова – песчинки.

–Мир ему! – Мария Лоу подняла правую ладонь в почтении. За нею повторили все, только герцог Гриморрэ сделал это с каким-то запозданием.

–Мир ему под вечным светом холодных звёзд, – прошелестел принц Сиире. Сентиментальность от него была в новинку, но заострять на этом внимание никто не стал. У каждого должны быть свои тайны.

–Обидно даже, у такого великого  хозяина и такой… – князь Малзус не договорил, махнул рукой.

–Я думаю, мы должны подумать над тем, почему именно к нему пришёл Варгоши, – Зенуним зашла с другой стороны. – Он не пришёл к Цепешу, который в большей связи с королём Стефаном. Не пришёл ни к кому из нас. Он пришёл к Агаресу. Почему?

            Это был вопрос. Хороший вопрос. Может быть, Варгоши не хотел навлекать на себя гнева Совета, а может быть, не уяснил, что Совет всё равно всё узнает. Молод ещё.

–Агарес беспокоит меня больше, – Мария Лоу первой отказалась от размышления на этот счёт. – Я предлагаю устроить судилище над ним. Допрос, дознание…

            Она осеклась. Встретила насмешливый взгляд маркиза Лерайе, как будто бы тот уже что-то угадывал, что Мария Лоу ещё не поняла.

–Человек не выдержит дознания, – напомнил Самигин. Он не высказывал пока никаких определённых мыслей.

–Мне нравится эта идея, – подал голос принц Сиире. – Мы можем сидеть и гадать, а можем привлечь его к ответу. А в зависимости от ответа – к наказанию. Разве не заслуживает он суда? Как по мне – заслуживает.

–А я против, – герцог Гриморрэ покачал головой, – очень против. Этого мало для того, чтобы судить вампира. Слово короля Стефана о договоре против слова Агареса. Слово человека о вампире. А если ложь? А если неправда? К тому же, король Стефан, насколько я помню, не очень рад всей нашей братии. Значит, всё может быть не так, как он рассказал.

–Тогда надо провести расследование! – Мария Лоу тяготела к справедливости.

–Над человеком? – поинтересовался маркиз Лерайе. До этих пор он избегал пока вмешательства и высказываний. Но дело подходило к решению, а значит – пора сказать слово.

–Над чело…о…– Мария Лоу начала запальчиво, но осеклась.

            Слова маркиза Лерайе Влад Цепеш ждал. Среди равных высших маркиз Лерайе был как будто бы главнее.  Что-то было в нём такое, что завораживало даже вампиров. Древний вампир хранил прежнюю людскую молодость, и при этом, как говорили, почти не пил людской крови – победил вечный вампирский голод, сделал невозможное, взял контроль над тёмной природой.

            Маркиз Лерайе не подвёл. Сказал то, что уже сам надумал Цепеш:

–Проводить расследование мы не должны. Это запятнает нас. Мы будем смешны для всех вампиров. Либо как те, кто не удержал контроля над братством, либо как те, кто поддался на слова человека. И то,  и другое – это разобщение для вампирского общества. Это оскорбление. Призвать на суд лорда Агареса – это не в наших интересах. Слухи пойдут быстро. Он всё-таки имеет определённую известность. И славу. А значит – прежде, чем предстать перед судом, он должен пасть.

–Этим озаботитесь лично вы? – не удержался от тихого ехидства принц Сиире. – Кажется, у вас это получится.

–Получится, – не стал спорить маркиз Лерайе, – но я не заинтересован так, как Цепеш в этом деле. Это всё-таки его связь с королём Стефаном, и его владения. Разумеется, если Влад передаст мне их, я наведу порядок. Но если он справится сам – меня это тоже устроит.

            Влад Цепеш вздрогнул. Маркиз Лерайе умел говорить жестокие вещи. Речь шла не только о владениях. Речь шла о самой надобности Цепеша.

–Я справлюсь и сам, – заверил Влад Цепеш, сохраняя лицо.

–Это радует, – Самигин всё ещё был бесполезен.

–Я думаю, что лорд Агарес сам себя подставил, – сказала Зенуним, приходя ему на помощь. То ли сделала она это сознательно, то ли нет, просто торопилась высказать свою мысль. Неважно. Влад Цепеш был ей благодарен за вмешательство.

–Конечно, подставил! – герцог Гриморрэ хохотнул. – Варгоши тот ещё поганец. Сколько он сможет прожить в добродетели и тишине?

            Что ж, это был ответ. После недолгого уточнения деталей, Влад Цепеш объявил общее решение: Совет Высших, вернее, те члены, что прибыли сегодня, пришли единогласно к тому, что лорд Агарес зарвался и нарушил Тёмный Закон. Теперь его следовало покарать. Расходились немного в другом: покарать сейчас или дождаться падения?

            Мария Лоу, принц Сиире и князь Малзус выступали за то, чтобы передать лорда Агареса под судилище незамедлительно.  Маркиз Лерайе, Зенуним и герцог Гриморрэ выступали за то, чтобы прежде личность лорда Агареса была сожжена для всего вампирского общества. Герцог, правда, заметил так:

–Жаль мерзавца. Жаль, если его казнят.

–Казним, – поправил принц Сиире.

–Если казним, – уточнил маркиз Лерйе.

             Самигин воздержался от голосования. Он, однако, объяснил это тем, что именно Цепеш должен решать в первую очередь судьбу Агареса, поскольку тот вмешался не сколько в Тёмный Закон (пока не доказано), сколько в отношения Цепеша с королём Стефаном и этой землёй.

–Вам виднее, – угодливо заметил Самигин.

            Влад Цепеш ничего от него иного и не ждал. Он всегда легко сговаривался, легко сходился с людьми и вампирами, но дело было не в его умении располагать к себе других, а в умении не иметь жёсткого мнения и идеалов.

–Значит, решено…– маркиз Лерайе не сводил красных глаз с лица Влада Цепеша. – Верно?

–Решено, – Цепеш стал чувствовать себя чуть лучше. Всё-таки сейчас, когда он посоветовался с равными, когда они признали его правоту в опасении насчёт лорда Агареса, ему стало гораздо лучше. – Решено, лорд Агарес падёт. А затем – предстанет перед нашим судом.

            Совещание кончилось. Влад Цепеш поблагодарил всех за прибытие и за разрешение его сомнений, пожелал всем удачи и напомнил, что каждый из них может рассчитывать на его помощь, и простился.

            Мария Лоу исчезла первой. Обернулась огромной летучей мышью и вылетела в окно. Её ждали очередные сироты, больные и кто-нибудь ещё, кого судьба обделила человеческим участием к собственной боли. Затем исчез герцог Гиморрэ. Он коротко простился и также вылетел в окно в образе летучей мыши.

–Интересное дело, – кивнул принц Сиире. – Если понадобится моя помощь, вы всегда можете на меня рассчитывать.

            Влад кивнул. Сиире исчез в то же самое окно. Правда, не в образе летучей мыши. Сиире умел иначе – он вылетал в образе некой тени, даже дымка… истаивал в небе.

–Всё-таки, не могу понять, почему Варгоши выбрал именно Агареса, – Зенуним не успокаивалась. Кажется, она даже не сразу поняла, что совещание окончательно закончилось. – Ладно, прощай.

            Осознав, спохватилась, бросилась к окну…

–До свидания, – буркнул князь Малзус и тоже исчез.

            Самигин вздохнул:

–Я думаю, что всё будет хорошо.

–Проваливай, – посоветовал маркиз Лерайе, пока Цепеш не успел отреагировать. Самигин, конечно, не обиделся. Во всяком случае, он не показал обиды.

–Надо признать, что дело дурное, – маркиз Лерайе остался один на один с Цепешом. – И Зенуним задаёт правильный вопрос. Очень правильный. Варгоши пошёл к тому, кто его точно принял, кто за него точно вступился. Это…стоит размышлений.

–Да…– неохотно признал Влад.

–Что намерен делать? – маркиз Лерайе спрашивал почти равнодушно. Но и на эту обманку Цепеш, разумеется, не повёлся. Знал он цену этому равнодушию.

–Вызову Варгоши, – сказал Цепеш. Он хотел тем самым посоветоваться с маркизом, мол, правильное решение?

–А дальше?

–Спрошу у него, что за дело у него было с Агаресом. Спрошу, что имел на него король Стефан. И ещё… почему он пошёл всё-таки к Агаресу.

–Потом? – не отставал маркиз Лерайе.

–Потом, – Влад Цепеш усмехнулся, и усмешка эта была совсем нехорошей, – если Варгоши не совсем дурак, он будет сотрудничать со мной. И если Агарес в самом деле дал слово королю Стефану о том, что Варгоши будет тих и покорен…

–Одобряю, – согласился маркиз Лерайе. –  Что ж, прощай.

            В отличие от других высших вампиров, маркиз Лерайе, не обращая внимания на удивлённый взор Цепеша, пошёл по ступенькам вниз. Не вылетел в окно летучей мышью или дымком, нет. Он шёл вниз как самый обычный человек.

            И это было очень странно для Цепеша. Он не понимал такого позёрства.

Глава 3. Варгоши

            У Романа Варгоши изначально было мало шансов на путь добродетели. Его мать (несчастная, забитая мужем женщина, бесприданница) скончалась родами. Позже Роман слышал, что её, мол, можно было спасти, но её муженек, то есть, отец Романа, посадил её на голодовку. Не из злости даже, а из любопытства – выносит ли она?

            Выносила. Выносила, услышала первый всхлип сына и умерла.

            А отец почему-то не поступил с этим ребёнком так, как с другими. Странное дело, но в безумном сердце вампира что-то колыхнулось, и Роман не просто вырос, но и стал вампиром – отец сам укусил его, полагая, что передаёт своему отпрыску не только бессмертие, но и беспощадное могущество.

            Роман задумался как-то: при такой разгульной жизни как у его отца, неужели он один ребёнок? Неужели нет у него бастардов? Задал вопрос отцу, тот усмехнулся, и демонстративно обнажил острые вампирские клыки, и облизнулся, прежде, чем ответить:

–Кровь младенцев сладка.

            Больше Роман вопросов отцу не задавал.

            Сложно сказать, что было на самом деле в мыслях Романа, когда видел он разгульный образ жизни отца. Тот устраивал оргии, сатанинские ритуалы и хлебал вина без меры, сетуя, что вампирам нельзя крепкого алкоголя – разлагает! А ещё – убивал людей. Только хитро, так, что Совет не мог подкопаться, хотя знал прекрасно как обстоят дела.

            Роман мыслями понимал, что всё это неправильно. Но это было легко перенять, в этом легко было забыться, и Роман, словно податливый материал под руками портного, принимал этот мир, этот разгул и безумство отца.

            А потом отца убили. Его же крестьяне и убили. Почти добрались и до сына, но удалось отступить. Роман Варгоши был вызван в Совет, где его серьёзно допрашивали. Поскольку Хозяина у Романа не было, и отец сделал его вампиром без согласования с Советом, положение Романа было сложным. Он был вампиром, сыном преступника-вампира, запятнавшего себя преступлениями в мире людей и в мире вечности. И что же? Куда его? Казнить? Может быть, это было гуманно, а может быть и нет. Дискуссия шла долго, но в итоге пришли к выводу: Роман Варгоши не несёт ответа за деяния своего отца.

            У Романа появился шанс начать жизнь (вернее – посмертие) иначе. Но…

            Конечно, он очень хотел обвинить во всех своих неудачах отца. Но умом понимал – отец отцом, а своя голова на что? Вскоре выяснилось, что старые привычки в Романе прорываются. Пошли слухи, шелесты и без того подмоченная репутация молодого вампира стала окрашиваться в гневные слухи и грязь.

            Пропал человек? Спросите Варгоши! Снасильничали девку, и та помутилась рассудком, всем говоря, что то был демон? Роман, не твоих ли рук (ну хорошо, не только рук) это дело? нашли труп животного, будто бы разодранный?.. Варгоши!

            Варгоши и сам был не без греха, но всё же не так, как об этом думали другие вампиры. А слухи крепли, а слухи тянулись. Роман срывался. Роман убивал. Роман впадал в гнев, попадал в поле зрения Совета, как-то выкручивался, и клялся себе, что начнёт новую жизнь. Но всё возвращалось как раньше – тень отца висела над его посмертием, отравляла всё!

            И у Романа не было сил сопротивляться этому дурному примеру. Он просто плыл по течению, и вот, доплыл. Сидит теперь перед Цепешом, а том вроде как гостеприимством весь охвачен, и даже стакан крови предложил, ан нет!

–Я просто хочу понять, почему ты пошёл к Агаресу, – промолвил Влад Цепеш, глядя на Варгоши в упор. Этот древний вампир говорил спокойно и тихо, но Романа прохватывал ужас – убьёт ведь! Убьёт точно. И странно даже. Что ещё не убил!

–Я…он добрый! – объяснить это было трудно. Сейчас Варгоши думал о том, что сделает с ним Цепеш (и Совет), узнав про причину визита к Агаресу. А это ведь явно не за горами, если уже пошли такие вопросы, если известно им…

–У тебя особенное положение, – мягко улыбнулся Влад, – ты не имеешь Хозяина и мог прийти в  Совет, или ко мне, ведь король Стефан занимает территорию, подконтрольную мне и моим вампирам.

            Ага! Пойти к Цепешу на поклон! Варгоши, несмотря на весь ужас ситуации, чуть не расхохотался. Можно подумать, Цепеш за него бы заступился! Цепеш не Агарес! Цепеш бы на растерзание Романа легко б отдал и даже не дрогнул.

–Я хочу понять, – повторил Влад. – Я не собираюсь тебя наказывать. Ты дал какое-то обещание Агаресу. Агарес…уладил дело.

            Тут лицо Влада слегка омрачилось от тяжёлых мыслей, но тут же стало снова спокойным.

–Уладил так уладил. Я просто хочу понять, почему ты доверяешь Агаресу больше, чем мне.

            Роман Варгоши был молод. Он не умел ещё прятаться за насмешками и ехидством перед высшими чинами. Он услышал главное: его не накажут, и облегчение развязало ему язык, и Роман, совершенно не подумав, сообщил радостно:

–Все говорят, что Агарес милосерден!

            Все? Влад Цепеш не выразил никакого удивления внешне, но мысль, конечно, эту фразу выхватила. Все говорят? Влад Цепеш никогда такого не говорил, значит, уже не все.

–Все? – уточнил Цепеш вроде бы равнодушно.

–Ну да! Он же помогает, – Роман был слаб. Он даже не осознавал, как предаёт своего спасителя! И не опыта ему тут уже не хватало, а разума.

–Помогает…– осторожно согласился Влад Цепеш. Об этом он слышал впервые. Одно дело помогать кому-то из своих, из тех, кто тобою же обращён, и совершенно другое помогать кому-то со стороны. И в первом случае едва ли пойдут разговоры про «помогает». Значит, Варгоши – не первая сделка Агареса на стороне?

–Я так слышал, – уклончиво сообщил Роман. До него начало запоздало доходить.

–Что ты слышал? – Влад Цепеш уже не притворялся. Он ждал ответа. Такого ответа, в котором уже нельзя солгать.

            Роман Варгоши попытался отвернуться, отвести взгляд от лица Цепеша, вернее, от его глаз. А в глазах уже плясали красные огоньки. Страшные огоньки. Влад не угрожал Роману, но в этом взгляде Варгоши без труда прочитал очевидное: не ответить – умереть прямо сейчас, в муке умереть.

–Слышал…– хрипло отозвался Варгоши, выбирая предательство, – слышал от Крытки Малоре, она из крестьянок. Она сказала, что лорд Агарес как-то прикрыл её от церкви.

            Час от часу нелегче! Крытка Малоре! Ещё одна дурында. Но, по меньшей мере, безобидная. Она переходила с места на место, всегда нанималась на тяжёлый труд, работала, пряча лицо от солнечного света, не пила людской крови, обходилась птичьей, не нарушала Тёмного Закона, не обращалась летучей мышью, словом, была человеком, чья кожа просто плохо реагирует на солнце. И чудо! Бред! Всякий раз её гнали из села. То церковники, то крестьяне. Её принимали то за ведьму, то за погань какую-нибудь. Правильно, в общем-то, принимали. Совет придерживался мнения: если преследуют, значит, есть за что! И на защиту, конечно, Совет не выступал. Да и в Тёмном Законе рекомендовалось не становиться заступником того, кто обнажил себя перед смертным и вызвал гнев его…

            Но если Крытка – эта блаженка, эта несчастная знала о добродетели Агареса, если он защитил её, что ж, во-первых, дело осложняется. Во-вторых, кто ещё, кроме Крытки? В-третьих, казнить бы её…за то, что знала и не донесла, да толку? Вреда от неё нет. Шум есть, но вреда нет.

            Ладно, с Крыткой позже.

            Роман Варгоши вдруг обрёл смелость:

–Я не хочу, чтобы лорда Агареса наказывали!

            Как будто это было ему решать! Ха! Роман, конечно, не понял всей проблемы. Он думал, лорда Агареса накажут или хотят наказать из-за того, что он заступился за Варгоши. В представлении Романа он был неугоден Совету до такой степени, что Совет чуть ли не молился на его казнь.

            Правда была немного другой. Совету Роман был неугоден. Но Агарес должен был понести наказание не за то, что спас Романа Варгоши, а за то, что сделал это в обход Совета, возомнив о себе что-то совершенно невозможное. И теперь, может быть, Варгоши был даже не первым…

            В любом случае, путь лорда Агареса подходил к концу. Слишком много он на себя взял, слишком много и слишком хорошо о себе подумал. А посмертие учит – думать надо о других. Думать надо о своих обращённых, о тех, кто назвал тебя Хозяином, о Тёмном Законе, и обо всём вампирском сообществе. Иначе ты такой же смертный только с причудами и удлинённым существованием. И толку от тебя? Ты не полезен. Ты – ничто.

            Лорд Агарес, ещё недавно вызывавший симпатию у Влада Цепеша, оказался тем самым ничто. И как было теперь поступать?

            Роман Варгоши ждал. Он понимал, всем своим лишь начавшимся образовываться чутьём понимал – дело нечисто, и дело уже не в нём, но ликование перекрывало пока его тревогу – его, похоже, не накажут! Жаль, конечно, лорда Агареса, видимо, тот попал в сети, но…

            Но себя больше жаль.

            «Я исправлюсь!» – подумал Роман. Ему стало радостно. Он поверил в себя в эту минуту так, как никогда, пожалуй, не верил до того. Ему показалось, что он действительно справится со всем. И тень отца заколебалась над ним, померкла.

            Цепеш словно бы вспомнил о Романе, спросил с ядовитой вежливостью:

–И какие планы у тебя, Варгоши, на будущее? Какого короля планируешь теперь провоцировать на суд?

            Варгоши всколыхнулся. В этот момент, когда ему почудилось собственное исправление, Цепеш ткнул в него неверием. Это было обидно. И от этой обиды Варгоши очень разгорячился:

–Я больше не буду никого провоцировать!

–Будешь откровенно наглеть? – Влад удивился. Но он не так понял Варгоши.

–Я не буду наглеть, – Роману захотелось, отчаянно захотелось утереть нос этому древнему вампиру, который, кажется, уже сделал все выводы на его счёт. Доказать, что он ошибается! – Я буду смирным слугой Тёмного Закона.

            Вот теперь Цепеш посмотрел на него с особенным вниманием. Варгоши стало приятно: он был способен удивить древнего вампира! Это многое значило. Это показывало, что он на верном пути.

–Ты? – Цепеш не сдержал насмешливой улыбки. Да и не хотел. Он не считал Варгоши за кого-то достойного и единственная причина, по которой Роман оставался на свободе и не был отдан на суд Совета, была в том, что замысел и своеволие лорда Агареса перекрывали его мелкие грязные делишки.

–Я, – подтвердил Варгоши. – Я…я не мой отец!

            Это было восклицание смертного, ничего больше. Это была мольба, и это был гнев.

–Верно, ты его отпрыск, – Влад Цепеш больше не улыбался. Наверное, он что-то прочёл в мыслях Варгоши, а может просто увидел, как изменилось настроение сумасбродного вампира.

            Варгоши понял – сейчас происходит поворот во всём его существовании. Лорд Агарес его спас. Спасибо ему за это, но дальше – его дело. если его осудят за это, то Роман здесь не при деле – он, в конце концов, только попросил заступничества. Это лорд Агарес сам не посоветовался со своими, и ещё – он сам согласился.

            Так решить было проще. а судя по реакции Влада Цепеша, ещё и правильнее. Роман принял это. Принял без особенного метания в совести, и сделал следующий правильный шаг:

–Научите меня, – попросил он, – научите меня сдерживать моё желание. Научите меня себя контролировать, я больше не хочу быть таким как мой отец. Я ведь способен на большее.

            Сегодня определённо был день открытий! Лорд Агарес почувствовал себя богом, а сумасбродец Варгоши, от которого никто и ничего хорошего не ждал, просит научить его чему-нибудь полезному?

            Влад Цепеш на всякий случай обернулся к своему слуге Амару, который весь разговор стоял в тени дверей. В темноте сверкнули красным глаза слуги – он почувствовал вопрос хозяина, и отозвался, нет, мол, не сон.

–Что я получу? – спросил Цепеш. – Почему я не должен тебя уничтожить? Почему я не должен быть заинтересован в том, чтобы гнилое потомство Варгоши исчезло с этой земли?

            Роман растерялся. Предлагать он не умел. Он и без того не так давно применил всю свою дипломатию на уговор лорда Агареса к заступничеству. А здесь ещё Цепеш! Отец Романа действовал иначе – он запугивал и делал что хотел. Но это был не метод для его сына. Не в том он был положении.

–Я…– Варгоши не знал что предложить. Имение, которое ещё числилось за его родом? Да у Цепеша своих хватает. Он перекупает у проигравшейся и обнищавшей знати их поместья, подселяет туда подвластных ему людей, контролирует их, получает доходы, а поскольку ему не нужно многое из того, что нужно смертным, это скорее увлечение. Что-то вроде игры в живых людей.

            Что остаётся? Предлагать женщин из крестьянок? Красивые есть. Но Цепеш не оценит – это раз, у него явно выбор больше – это два.

–Я не знаю что предложить, – честно признался Варгоши. При общении со смертными он чувствовал себя могучим. Богатый, из знатного, хоть и изрядно потрёпанного репутацией рода, вампир…

            Но Цепеш был богаче, древнее, умнее. Он был вампиром, который омрачил себя при жизни, но что есть жизнь? Краткий миг. В посмертии Цепеш был сдержан, твёрд и разумен.

            Предложить свою службу? А оно ему не надо! У Цепеша есть свои вампиры. Они называют его Хозяином.

            Но здесь Варгоши ошибался, он был плох в интригах. Ещё плох. Цепеш пришёл ему на помощь:

–У каждого есть что предложить. Мне не нужны твои жалкие доходы, твои поместья и твои люди. Всё это у меня в достатке.

            На самом деле правильнее было бы сказать «в избытке», но Влад мудро скромничал.

–Однако ты можешь предложить мне что-то другое. Например, – Цепеш оглядел Романа, – например свою преданность.

–Преданность? – не понял Варгоши.

–Именно, – подтвердил Цепеш. – Ты не дурак, а значит, должен понять: Агаресу конец. И этому надо поспособствовать. У него есть право обращать в вампиров. Да, право это небезграничное, но оно есть. А значит – убирать его открыто нельзя.

            Роман Варгоши не понимал почему нельзя. Ну есть право, и что? Но на всякий случай кивнул.

–Его надо опорочить, его надо согнать, низвести до самого дна, – продолжал Влад, – надо чтобы он пал. И тогда мы сможем судить его без волнений.

–А я здесь?..– Варгоши пока не понимал что от него нужно.

–Ты должен поспособствовать этому. Он за тебя поручился. Перед королём Стефаном. Поручился, что приструнит тебя, что будет порядок.

            Вот теперь Роман начал понимать. И это понимание ему совсем не нравилось. Его хотели разменять! Он собирался стать хорошим, ступить на путь Тёмного Закона, собирался учиться у Цепеша, просил его помощи, а Цепеш в это время рассчитывал использовать его самого для того, чтобы снести лорда Агареса…

–Нет! – Роман Варгоши отреагировал очень резко. Осознание того, что предлагал ему Цепеш резануло обидой. В конце концов, даже у такого сумасбродца как Роман, была честь!

–Нет? – Цепеш никак не отреагировал на возмущение Варгоши. Либо он его ждал, либо это была первая реакция всех предателей.

–Нет, – уже спокойнее повторил Роман и поднялся, – спасибо за твоё гостеприимство, Влад Цепеш, но мне пора.

–Далеко не уходи, – посоветовал Цепеш, – чтобы наше дознание за тобой не шибко гонялось.

–Дознание? – Варгоши застыл.

–А ты как думал, дорогой? – рассмеялся Влад, поднимаясь с места. Теперь он стоял напротив своего незадачливого несчастного гостя. Стоял королём, властителем, хозяином над жалкой сущностью Романа Варгоши. – Кто-то должен ответить. Если это не будет лорд Агарес, значит, это будешь ты.

            Шантаж. Это был, конечно, шантаж. Но что делать? Как вывернуться?

–Я не…– представать перед судом, который, конечно, вынесет постановление о смертной казни, не хотелось. Хоть жить, хоть и  в посмертии, но жить!

–Подумай сам, – предложил Цепеш, – с тобой или без тебя, но мы приняли сигнал об Агаресе. Мы его уничтожим. Вопрос только в том, увидишь ли ты это? Если не увидишь, меня это тоже устроит. Ты сумасбродец, которого давно следует казнить. Но у тебя есть шанс, последний шанс на спасение. Если ты поможешь его свалить, если выступишь свидетелем против него, поспособствуешь…что ж, твои грехи будут забыты. А ты получишь обучение, нормального наставника и будущее. Посмертие длинно, жизнь смертного коротка. Посмертие – дар, и вопрос только к тебе, сможешь ли ты им правильно распорядиться?

            Варгоши опустил голову. Да, он считал лорда Агареса уже непричастным к своему делу. Это ведь всё он решил! И помочь, и не посоветоваться, но одно дело считать так, считать предательски и подло, а другое дело – продолжать эту подлость.

            Но на кону – существование. Собственное существование! И что делать? Куда податься?

–Без этого никак? – у Варгоши не было выбора. Он его сам не видел. Страх за себя перекрыл рассудок.

–Тебе решать, – пожал плечами Влад, – меня устроят оба исхода. В первом случае, я буду наблюдать за упокоением ублюдка Варгоши и мятежного Агареса, во втором случае, я получу возможность на исправление Варгоши и упокою мятежного Агареса.

            Существование или пустота? Предательство или выживание? Выбор очевиден.

 –Я согласен, – глухо произнёс Роман, стараясь не смотреть на Цепеша.

–Вот и молодец! – Цепеш протянул ему руку, – пожмём руки, друг мой, закрепим соглашение!

            Закреплять не хотелось. Пожать руку Цепешу – это что-то вроде навсегда скреплённого договора. Хуже клятвы словесной.

            Но куда деваться? Когда Влад Цепеш протягивает тебе руку для этого скрепления, едва ли у тебя будут силы отказаться. Роман Варгоши протянул руку в ответ.

            Первое что его поразило, это то, что кожа Цепеша оказалась тёплой. Не такой тёплой, как плоть смертного, но теплее, чем вампирская. Это было ненормально. Варгоши не сдержал изумленного возгласа.

            Цепеш улыбнулся:

–Годы!

            Этот ответ ничего не сказал Варгоши. второе, что его изумило – это то, что у Цепеша оказалась очень сильное рукопожатие. Он так сдавил ладонь Романа, что почти её сломал. И всё это с улыбкой.

            Но здесь Варгоши сдержал изумление и боль. Чёрт с ним, заслужил! Предателям так и надо.

            Да, он понимал, что стал предателем. Настоящим предателем, тем самым, которого не любит и не принимает, которому не доверяет никто.

            И можно бесконечно оправдывать себя тем, что предательство было ради выживания, ради него и только, но это всё равно оставалось предательством.

–Теперь к делу, – Цепеш жестом предложил Роману вернуться в кресло. – Что ты сделаешь в землях Стефана?

–В ваших землях? – уточнил Роман, не удержавшись от ехидства.

–В ваших, наших…– Цепеш не разозлился. Он пребывал в состоянии благодушия. – Не суть! Что сделаешь?

            Роман Варгоши понимал – он теперь марионетка Цепеша. И будет делать то, что ему скажут. Потому даже не пытался угадать:

–Что скажете, то и сделаю.

–Похвально! – одобрил Влад. – Для начала вот что… это должно быть очевидное зло, преступление греховное и богопротивное. Ну, кого я, собственно, учу? Потомка Варгоши! смешно даже.

            И снова тень отца встала над Романом. Он заставил себя молчать и ждать.

–Поглумишься, похитишь кого, – продолжал Цепеш, словно бы и не глумился он до того, – единственное, от имени Совета прошу тебя не трогать детей и носящих женщин. Это всё-таки жестоко.

            Надо же, Влад Цепеш говорит о жестокости! Но Роман Варгоши и так, до того не трогал таких людей. Он же не был своим отцом, который, как помнил Роман ещё из человеческого детства, однажды собрал несколько носящих женщин со своей округи и долго забавлялся, выбирая, с какой начнёт свой кровавый пир. В конце концов, он оставил им право выбрать самим, пообещав, что если они не выберут, он убьёт их старших детей на их глазах.

            Они выбрали. Выбрали очередность, плакали.  Некому было за них заступиться. И даже за их смерть никто не заступился. Придворная повитуха, напуганная и купленная отцом Варгоши, объявила, что все они скончались родами.

            Роман это помнил.

–Также прошу тебя не трогать значимых лиц, – продолжал Влад, – не трогай целителей, изобретателей, поэтов тоже не трогай, да… хотя я бы из них часть сам бы поубивал.

            То ли это была шутка, то ли правда… Варгоши не стал разбираться, только кивнул. Что он мог делать ещё, кроме того, как соглашаться на всё?

–В общем, выберешь двух-трёх…очевидных, – подвёл итог Цепеш. Обязательно оставишь следы. И ещё позаботься, чтобы тебя видели.

–Чтобы против меня начали новый процесс? – уточнил Варгоши.

–Не начнут, – Влад был серьёзен, – я же сказал тебе – тебя не тронут, если ты поможешь сбросить Агареса. А тогда, когда всё кончится, мы забудем. И ты начнёшь новое существование, достойное вампира.

            Цепеш лгал. Он планировал уничтожить Варгоши потом. Такой вампир, знавший теперь слишком много, был опасен. Но Влад не считал это ложью. Он считал это оправданной недоговоркой. Пожить ему он даст. Совет согласится.

            Роман Варгоши был молод. Он поверил. Он очень хотел поверить, потому что без веры даже вампиру тяжело существовать.

–У короля Стефана есть дочь…– подал голос Цепеш. Он говорил неуверенно, вроде бы ещё сам раздумывал. Варгоши поднял голову.

–Вы…

            Почему-то стало тошно. Ещё хуже. Чем до того.

–Есть предложения? – с интересом осведомился Цепеш. – Говори, не бойся.

            Предложений не было. Попыток к возражению тоже. Роман Варгоши очень хотел остаться существовать. А для этого надо было стать предателем, надо было совершить подлость по отношению к тому, кто недавно стал его защитником. И это после того, как Роман твёрдо решил не походить на отца и стать на путь добродетели!

            Но Цепеш обещал этот путь. Просто надо было помочь. помочь, немного побыть собой, прежним собой, и тогда – тогда всё изменится! Тогда Варгоши позволено будет стать другим.

            Обсудили детали. Вернее – говорил Цепеш. Варгоши только соглашался. Это был его путь. Путь марионетки, путь согласи и выживания.

–Мы договорились? – уточнил Цепеш, когда всё было оговорено.

–Да, – Варгоши кивнул, подкрепляя свои слова.

–У тебя есть вопросы? – Цепеш снова был само благодушие. Вообще с той минуты, когда Роман согласился с ним, Цепеш был само обаяние.

–У меня точно будет шанс на новую жизнь? Меня не будут преследовать за…это?

–О, боги тьмы! – Цепеш закатил глаза, – моего слова тебе недостаточно?

            Был бы Варгоши умнее, он бы попросил клятву. Что-то вроде такой, какую дал лорд Агарес королю Стефану, но с той разницей, что то была клятва вампира смертному, и заканчивалась со смертью. Но Варгоши может и не был умён, но у него перед глазами много лет был отец – в пример, и от того Варгоши прекрасно знал: любую клятву можно обойти. Ну пожелает сейчас он выбить из Цепеша эту клятву, и что? Цепеш скажет, например, что он не будет преследовать и губить романа после падения лорда Агареса. И что, это даёт гарантии? Никаких. Появится какой-нибудь другой высший из Совета, хоть Самигин, хоть князь Малзус, и Цепеш не нарушит клятву, потому что преследовать Варгоши и губить его будет не он, а кто-нибудь из них или другой, или все вместе…

            Так что единственный вариант – это не злить вампира и показать ему, что он пользуется большим доверием и уважением. Варгоши показывал: моя жизнь, моё существование в твоей власти, на тебя уповаю. Не ум, да, но мудрость.

–Ступай, – разрешил Цепеш, очень довольный собой.

            Варгоши, не позволяя себе в его владениях ничего, похожего на привычное своё поведение, покинул древнего вампира, поспешил выполнять задание.

–Какой идиот…– отозвался Влад Цепеш, проследив за тем, как Варгоши покидает его убежище. – Какой поганец…

–Полезный поганец, хозяин? – уточнил Амар. Он видел, что хозяин в хорошем расположении духа и потому позволил себе вопрос.

–Очень полезный, – согласился Цепеш. – Амар, а ты не знаешь случайно, где сейчас Крытка Малоре?

            Амар не удивился. Он вообще не удивлялся своему господину. И при жизни был таким!

–Последний слух, которым я владею, хозяин, говорит о том, что она отправилась в Мунтению.

–Рядом…– Цепеш раздумывал.

–Доставить её, хозяин? – спросил Амар.

            Цепеш ещё немного подумал, поколебался. Если Крытка Малоре будет совсем глупа, и откажется показать то, что нужно на Агареса, придётся быть грубее. Одобрит ли это Совет? Это часть расследования. Что ж, пожалуй, одобрит. В любом случае, Крытка Малоре – это шум. Поразительно, как при такой ничтожной и скучной жизни можно постоянно создавать вокруг себя шум! Что её выдаёт?

–Доставь её, – решил Цепеш, – только без шума, чтобы ни одна душа не знала о том, что она отправилась ко мне.

            Амар поклонился  и тотчас обернулся летучей мышью. Он не медлил, как всегда спешил исполнить приказание хозяина.

Глава 4. Крытка Малоре

                Крытка Малоре была неудачницей. И если у смертных путь неудач счастливо прерывается смертью, то для Крытки путь людских неудач превратился в путь неудач посмертных.

            Откровенно говоря, она не должна была стать вампиром. Да и не стала бы, если бы господин Ханнес, которому она прислуживала с детства, и у которого работала ещё её мать, держал бы себя в руках. Но это было ему сложно. Он недавно получил право сотворить себе сторонника и нацелился на молодую и красивую крестьянку, совсем другую, более взрослую и насмешливую, знающую цену своей красоте.

            Только вот остановиться не смог. Вместо обращения, господин Ханнес выпил её жизнь полностью и ничего не смог уже дать взамен. А Крытка это увидела. Ханнес не хотел расставаться с правом на обращение, решил, что и дурнушка Крытка сгодится по такому случаю, а решив, тут же её и укусил, так что и посмертное существование Крытки Малоре началось с неудачи – надо же ей было оказаться не в том месте и не в то время!

            Впрочем, своей оплошности Ханнес никогда не простил. Не себе не простил, а ей. Бил, издевался, почти не учил, но Крытка как-то и не сердилась. Ни разу не запылал в ней гнев, ни разу не пришло ей в голову, что это неправильно. Она сносила всё до тех пор, пока Ханнеса не прибил другой, менее терпеливый его слуга в честной дуэли.

            Крытку вызвали в Высший Совет. Расспросили о её жизни, о смерти, о Ханнесе, затем решали, что делать с нею – передавать кому-то другому или нет? Она не показалась никому опасной, призналась, что ни разу не пила людскую кровь, а только кровь животных, сообщила, что хотела бы просто работать в полях, жить свою счастливую крестьянскую жизнь…

            Мария Лоу даже растрогалась и провозгласила:

–Это должно быть назиданием! Нашим назиданием! Мы все тянемся к великому, к небесному, а вот она – мудрость! Вот он труд в земле!

–Так что мешает, Мария? – поинтересовался герцог Гриморрэ.

            Мария Лоу сделала вид, что не услышала.

            Словом, тогда Крытке Малоре разрешили жить без хозяина, лишь чтить Тёмный Закон и отпустили с миром.

–Хоть кто-то будет новым образцом для подражания! – сентиментальность Марии Лоу не знала границ. Но эта древняя вампирша очень поспешила с выводами.

            По мнению Цепеша, даже Роман Варгоши не был такой шумливой дрянью, как Крытка Малоре. И потом – от Варгоши, зная его отца, нельзя было ничего иного ждать, а вот Крытка выделялась непредсказуемостью.

            Она была даже не глупа, а очень уж…простая. И эта простота была хуже всего! Она не умела думать, прикидывать наперёд, и легко раскрывала свою не совсем людскую сущность поселениям, в которых останавливалась. То забудет скрыть свою реакцию на солнечный свет и её уже гонят с вилами крестьяне; то забудет прикидываться что ест и пьёт простую еду (и вот её уже пытаются сжечь); то забудет изобразить старость (и вот уже крик: «ведьма!»). В каждом поселении есть свои беды – где скотина заболеет, где дети, где у взрослых несчастье, где неурожай, но всё это ничего, можно стерпеть и объяснить. Но нет, тут Крытка где-нибудь сбивается или путается и вот всё заново: крестьяне её гонят с вилами в лес или к костру, а Крытка голосит и бежит, переваливаясь как утка, торопясь в укромный уголок, чтобы обернуться мышью и улететь…

            В таком случае, Цепеш предпочитал иметь дело с Варгоши. С ним было всё ясно, а эта так и не могла выучить за всё своё посмертие простых уроков: надо скрываться! Надо изображать из себя человека!

            И когда летели гневные письма в церкви и королям, вампиры уже понимали, кто виноват в них. Мария Лоу больше не сентиментальничала, а Совет выбирал того, кто отправится улаживать дело, успокаивать местных, подкупать власть… самое простое – власть. Остальные как-нибудь стерпятся, смирятся с тем, что среди них был несовсем человек.

–Она пожрала скотину! Она убила детей! Зачернила поля! – на разные лады выговаривали представителю Высшего Совета мелкие князья, графы, герцоги, наместники.

–Это не она. Это совпадение, – устало пытался отбиться представитель, но в итоге платил из казны Совета за всё, что будто бы испортила Крытка Малоре. Дело заминалось. Охота на ведьм прекращалась, сходила на нет, притихали крестьяне и горожане, оставался только тихий слух о том, что что-то такое было, слух уходил в сказку, сплетался с легендой и домыслом, жил.

            Крытку же вызывали в Совет. Сначала выговаривали ей. Она же хлопала глазами и, чуть не плача, отвечала:

–Я не подумала!

–Ты вампир! Ты должна думать глубже и больше, чем всякий смертный! – шипели ей в Совете, но повыговаривав, всё-таки отпускали. А что с неё взять? Казнить? Так если каждого казнить за глупость, то кто останется жить в мире, где этой самой глупости нет?

            Крытка, плача, извиняясь, уходила, переходила в другую землю, поселялась в новую деревню или городок и вскоре история повторялась.

–Ты скажи, чего тебе не хватает! – Мария Лоу уже орала на блаженку-Крытку. – Скажи, мы рассмотрим!

            Крытка Малоре не понимала. Ей всего хватало.

–Чего ж ты тогда мечешься? Осядь где-нибудь!

–Мне всюду дом, – Крытка кривила рот, борясь с плачем, и Мария Лоу обрывала свой крик. Толку орать на блаженку?

            Да, в этом была ещё одна проблема. Сила Крытки была в том, что она не была привязана ни к кому из вампиров, не имела Хозяина и была свободна в передвижении. В этом же была и слабость для Совета. Она была вольна. Совсем вольна. Она появлялась то в одной земле, то в другой, не вникая особенно, кому та земля принадлежит, вампиру или смертному роду, или смертному, связанному с вампирами…

            Она появлялась, работала, выдавала себя, бежала, а за нею убирали следы.

–Поселись уже где-нибудь! – не выдержала Зенуним, когда Крытка Малоре отметилась в её землях с тем же шумом и глупостью.

–Везде люди живут, везде разные поля, везде свои сады, – Крытка Малоре не понимала, как можно ей остаться в одном месте? Всюду ведь есть работа и всюду нужна её помощь.

–Останься, – посоветовала Зенуним, – а то это уже бред и абсурд!

–Только не у меня! – сразу отреагировал Цепеш, – у меня уже есть Варгоши!

–И не у меня.

–И не у меня…

            Не весь Высший Совет был за запрет Крытки к передвижению, а те его члены, что всё-таки выступали за это, как-то не очень жаждали того, что Крытка поселится у них. Так и затихло. И всё осталось по-прежнему.

            И Малоре скиталась по землям, причиняя добро и шум.

            Но совсем глупой и не соображающей она не была. Когда увидела Амара – слугу Влада Цепеша, сама пошла за ним, понимая, что он за нею. Вскоре уже оказалась напротив самого Цепеша, и тот вежливо усадил её…

–Я ничего не делала! – сразу сообщила Малоре, – господин Цепеш, вы же знаете, я пока никем ещё не была разоблачена на этот раз. Я даже замуж вышла. Живу как все.

            Цепеш заставил себя удержаться от вопроса насчёт того, как Крытка Малоре скрывает от своего мужа отсутствие некоторых физиологических потребностей, и мысленно поставил себе отметку о том, что надо подготовить Совет к новому разоблачению Малоре.

            Цепешу вспомнились очень правильные слова, которые принёс маркиз Лерайе из свой недавней дипломатической миссии: «простота хуже воровства». Это точно было сказано про Малоре, пусть и сказано было смертными.

–Я не винить тебя собираюсь, Крытка, – успокоил Цепеш. – У меня к тебе пара вопросов.

–Помогу чем смогу! – с готовностью пообещала Крытка. – Если вы хотите меня куда отправить или чего попросить, так знайте, что я всегда согласна и всегда помогу!

            «Ну уж нет!» – чуть не выпалил Цепеш, представив, как Малоре, не ровен час, в самом деле отправят на какое-нибудь важное дело. Нет уж, разгребать будет дольше.

–Я рад это слышать!

            Цепеш обдумал всё ещё до прибытия Малоре. Он понимал, что эта блаженка может упереться, если попытаться на неё надавить. Такие, очень уж уверенные в себе, оказываются иногда крепки духом. Влад же не был сторонником жестокости там, где без неё обойтись можно. С такими как Роман надо действовать страхом, а с такими как Малоре – иначе. Надо выходить на их язык восприятия.

–Крытка, у меня к тебе очень серьёзный разговор, – Влад нагнал тревоги в голос, – ты знаешь лорда Агареса?

            Малоре нахмурилась. Она его знала. Он помог ей однажды – приберёг от испанского священника, посланного в городок, где жила Крытка. Священник её уже начал подозревать, и тут появился спасением Агарес.

–Знаю, – ответила она.

–Он попал в беду, – Цепеш скрестил руки на груди, – да, попал. Я хочу ему помочь. Думаю, ты можешь поспособствовать. Если, конечно, захочешь, заставлять я не буду.

            Это было понятно Крытке. Помочь? Лорду Агаресу? Святое дело!

–Я согласна! – она даже не колебалась.

–Тогда расскажи, как он помог тебе и когда это было, – Цепеш ждал победы, но не настолько лёгкой. Чего уж говорить – отвык он от блаженок вроде Малоре. Любой идиот, даже Варгоши, всё равно задаёт вопросы. А эта, поверить нельзя, с готовностью всё рассказывать начала.

–Было это…где-то полтора года назад. Может два. Или три.

            Ну что ж, ничего, не такая уж Крытка и бесполезная. Информация от неё, правда, никуда не годится. Здесь ничего особенного не предъявишь, увы! Священник не успел выдвинуть обвинений, лорд Агарес же пришёл и велел Крытке уходить. Сам показал ей путь.

            Обвинений не было, Малоре исчезла. Разбирательств не случилось. Поэтому Совет ничего о том случае и не знал.

–Откуда он узнал, что тебе нужна помощь? – Цепеш выслушал историю с мрачностью. Это не давало никакого следа на Агареса.

–Я не знаю, – признала блаженка. – Он просто пришёл. Напомнил своё имя и сказал что, что надо идти.

–И ты пошла? Вот так взяла и пошла? И не спросила?

            Предела глупости Малоре не было! У Цепеша не укладывалось в голове.

–Конечно! – Крытка даже обиделась, – что же мне, спорить теперь? Лорд Агарес хороший. Он сказал, что хочет мне помочь.

–Что было дальше? – перебил Влад. Церемониться он не стал.

–Дальше… он вывел меня через лесной ход. Мы видели, что уже идут солдаты. Агарес сказал, что это за мной, и что ночью будут писать приказ о том, чтоб меня поймать. Он меня вывел мимо них тайной тропой, а потом сказал, что я должна идти на восток и там искать новый дом. И быть осторожнее.

–А ты? – безнадежно спросил Цепеш.

–А я пошла! – Малоре развела руками, что, мол, непонятно?

            В иных обстоятельствах Цепеш бы даже восхитился её непроходимой уверенностью и наивностью, но сейчас ему было не до смеха. Дело не кроилось! Нить от Малоре не вела никуда. Блаженка не позаботилась о знании, она просто приняла свою судьбу и пошла за лордом Агаресом так, как пошла однажды в посмертие вампира.

–Что делать будешь? – поинтересовался Цепеш.

–Думаю, в рыбную ловлю податься! – Малоре не удивилась его вопросу. – Наймусь с мужем. Он будет рыбачить, а я рыбу перебирать, да тут же засаливать. В детстве помню – мы все так делали, запах кругом особенный, руки солью разъедает, а ты странно счастлив!

            Цепеш поморщился. Все эти мечтания от Крытки подходили какому-нибудь смертному, а не вампиру, у которого на плечах куда больше ответственности и значительности.

            Уже решив прощаться, Цепеш решил спросить наудачу:

–А ты общаешься с Агаресом, Крытка?

–Конечно! – Малоре удивила его. – Мы иногда видимся.

            А вот это было уже неожиданностью! Допустить то, что лорд Агарес видится с Крыткой Малоре? Да кто б подумал?!

–Как часто?

–Ну…где-то раз в году, – блаженка задумалась. Влад чуть не поперхнулся – он сам едва ли виделся с Агаресом чаще! Но он Влад Цепеш, а она? Нет, не преступление, конечно, видеться с вампирами, общаться, тем более, Малоре никому не принадлежит.

            Но как-то это странно.

–И как вы проводите время? – Влад пытался не спугнуть идиотку.

–Разговариваем. Он о полях интересуется, о рыбной ловле, о людях, о деревенской жизни. Я ему рассказываю про коров и огороды.

            Цепеш решил что спятил. Представить себе то, что лорд Агарес – этот сноб, этот высокомерный засранец интересуется всерьёз полями, он  не мог. Это было где-то рядом с интересом Варгоши к добродетели и слову Божьему; интересом Крытки Малоре к интригам и политике; и интересом самого Влада Цепеша к приготовлению овсянки, полезной, как говорят, для желудка смертного.

            Но Крытка, похоже, ничего подозрительного не видела. Ну лорд Агарес, ну про коров… бывает!

–И как давно это началось? – Влад чувствовал странную досаду на эту Крытку, не умеющую выкладывать факты по домыслу и собственному разумению. Всё приходится тянуть!

–Где-то…– Крытка задумалась, – где-то с тех пор, как я пошла в путь по Мунтении. Ну и чуть раньше.

            Влад успокоился. Лорд Агарес не до конца сумасшедший. Возможно, у него просто есть интерес к этой области – к людям или земле, а Крытку он расспрашивает, прикидываясь другом, из тех же побуждений, что и Цепеш сейчас. Просто Малоре легче так будет отвечать.

–А что его особенно интересует? – Влад пытался быть осторожным, но Малоре спохватилась:

–А это ему поможет?

–Конечно… Совет ищет любую информацию по лорду Агаресу и будет задавать ему вопросы! – Влад Цепеш быстро сориентировался и даже изобразил изумление, мол, как такой простой ответ не пришёл ей в голову! – И я хочу понять, где может быть слабое звено в его ответах.

            Будь вместо Крытки любой разумный смертный или вампир, так Цепешу пришлось бы услышать что-нибудь в духе:

–Ну так у него и спрашивайте сами!

            Но Влад не говорил с разумом. Он говорил с простотой и добротой. А потому услышал:

–Его интересует земля. Что растёт, что не растёт, какие леса стоят, и что в этих лесах. Про реку спрашивал.

            Это было уже что-то. Цепеш ещё повытягивал информацию из Крытки Малоре, но почти ничего не получил, кроме всё более укрепляющейсядогадки: лорд Агарес действительно интересуется землёй Мунтении. Или спятил.

            И лучше бы это было второе, так как для Цепеша Мунтения была колыбелью славной памяти о жизни.

            Прощаясь с Крыткой, Цепеш был вежлив, и также вежливо попросил Крытку сообщать в следующий раз о том, когда она соберётся общаться с Агаресом. Он уже выяснил, что лорд Агарес посылает к ней письмо (не гонца, что тоже важно!), а письмо, и говорит о месте встречи.

            Крытка обещала и на прощание поблагодарила Влада Цепеша за доброту и спасение лорда Агареса:

–Я не знаю, что случилось, но если что-то нужно…просите, я всё сделаю! Вы великий, господин Цепеш!

            Цепеш заставил себя улыбнуться, хотя признание себя великим от Малоре граничило по его мнению с оскорблением. Но Малоре об этом не знала и даже махнула рукой всё также таящемуся в тени стены Амару:

–До свидания!

            Глаза Амара полыхнули ехидно и красно. Он всё слышал, и понимал своего хозяина. А вот Крытка не понимала.

            Она вышла в свободный мир, вдохнула начинавшийся рассвет. Надо торопиться домой, там принять немного крови, чтобы провести день на солнце. Ещё надо накормить супруга – Малоре спешно припоминала, что у неё осталось. Кажется, был ещё горшок каши. Прогреть в печном жаре, да отрезать кусочек масла туда. На серёдку, приправить зелёным луком и выйдет славно! Опять же есть и кулебяка. Ей-то еды не надо, а готовит с удовольствием. С мужем, правда, повезло, и от того дурно Крытке – он всё норовит её за стол рядом усадить, а ей притворяться что ест сложно. Забыла она уже и как ложку держать, готовить как помнит – это и от матери у неё, а вкус потеряла. Досадно даже! Видит она свои же бульоны, свои же каши и пироги – всё дышит печным жаром, блестит маслом и манит укусить. А проку? Воротит, как на зуб попадёт.

            Но ничего, быстро утешилась Малоре от своей тоски по никогда уже неотведанному. Что теперь? Судьба у неё такая. Зато вон, господина Агареса спасла. И чего с ним сталось?

            Как подумала Малоре о нём, так застрашилась. А вдруг и впрямь беда? Или ещё – вдруг Цепеш не всё ей сказал, поберег? Надо бы обсудить. Лорд Агарес ей как сказал?

–Друзьям надо верить и за них держаться.         

            Крытка тогда не поверила ещё, спросила:

–А разве можете вы дружить со мной? Вам разрешено?

–А почему нет? – удивился лорд Агарес, – меня всегда тянуло к земле и теплу. Если бы я мог, я бы родился крестьянином. А вот скажи, там, где ты сейчас живёшь и работаешь, кто у вас наместник?

            И в самом деле! Какая разница кто и с кем дружит? Если души и суть одна, тянется к земле? И отвечала Малоре, отвечала, не чуя никакого подвоха и не пони мая, как собирает информацию из её ответов лорд Агарес.

            «За друзей надо держаться» – думала Крытка, сгоняя с себя облик летучей мыши. Она научилась уже обращаться человеком у самой окраины поселения, а то бывало такое, что видели её и гнали, гнали. Ошибки свои Малоре пыталась учитывать.

            Муж ещё досыпал последние минуты, а Крытка, с вампирской скоростью, во много раз превосходящей людскую, уже разгоняла печной жар, спешила, крутилась. Справившись, всё-таки опять задумалась о лорде Агаресе.

–Ты уже встала? – удивился Свейд, просыпаясь от запахов, наполнявших их домишко, – какая ты у меня! Всё успела!

            Крытка тепло улыбнулась супругу:

–Завтракать пора, и в труд!

–И то верно!

            И Свейд, почти счастливый, пошёл освежиться от сна. Почти счастлив он был от того, что чуял обман в Крытке. И хоть называл он её своей радостью, хоть восхищался её покорности и трудолюбию, смирению и неумении перечить, а всё же чуял: нечисто дело. Не ест она при  нём, а если и усядется, то едва-едва тронет пищу, словно неловко ей. А работает ведь лихо. Себя не жалея! В труде сильна. Явно горячую кровь имеет, а руки у неё всегда холодные. Мёрзнет нещадно.

–Садись со мною, – упрашивал Свейд через несколько минут, разминая в тарелке подтаявшее масло. Так вкуснее, если с кашей. Вот же повезло ему с женой – всегда найдёт время и силы на то, чтобы утреннюю трапезу ему подготовить, да кусочек повкуснее прибережёт.

–Я уж после, – привычно отозвалась Крытка, – сейчас не буду.

–Недужишь? – Свейд посмотрел на неё с тревогой. Малоре привычно притворилась больной, прилегла.

–В труде всё пройдёт!

            Свейд кивнул, а про себя подумал, что надо ей привести из города лекаря. Пусть посмотрит, отчего у неё так часто живот болит. Вдруг что дурное с нею? Да и в общем-то…

            Свейд посмотрел на Малоре с нежностью. Вспомнилось ему, как вчера сосед хвастал, что привёз из города своей жене платок и сарафан новый. А Крытка его чем хуже? Молода ещё! И дитя родит, и поправится. И он ей опора такая же, как она ему!

            Решил про себя Свейд твёрдо, что привезёт ей подарков дорогих. Пусть отказывалась прежде Крытка, мол, ни к чему да дорого, да зачем, да к хозяйству сарафана не приладишь, а он настоит на своём! Пусть ходит не хуже других. Краса ведь!

            Попрощавшись с женою и держа в уме эти мысли, Свейд отправился в поле. Крытка в тот раз с трудом того дождалась. Про себя она уже решила: надо написать лорду Агаресу и выяснить, может нужна ему ещё помощь какая?

            Крытка умела писать. Долгое посмертие выучило её. Правда, пригождалось ей это умение редко – она предпочитала оправдывать своё существование трудом видимым, чем бумажным.  Она обмакнула перо в чернильницу и загрубевшей от труда рукой вывела корявые строки:

            «Дорогой мой друг и господин Агарес!

            За беспокойство Ваше прошу меня извинить. Я хочу лишь спросить, может чем могу служить Вам? Господин Цепеш вызвал меня к себе из самого моего дома, спрашивал про Вас, мой господин! Я отвечала ему и честно держалась.

            Господин Цепеш сказал, что Вы в беду попали, а он желает Вам помочь. И я Вам немного помогла, господин Агарес. Но если ещё что нужно, Вы говорите обязательно.

            Ваш друг, Крытка Малоре»

            Письмо было нелепым, язык его коряв, но Крытка была собою довольна. Она написала связной адрес, который всегда указывал на своих конвертах лорд Агарес и, надеясь, что сладится дело, пошла на дорогу, надеясь, что удастся ей уговорить кого письмо отправить.

            В былое время Крытка бы полетела летучей мышью, но эта оплошность уже была в её истории, и она держалась осторожно и вела себя как женщина.

–Э…Крытка, да кому письмо-то? – спросил мельник, который попался ей в этот благословенный или проклятый час. – Ты дом написала, улицу тоже, а имя?

–Передадут, – с надёждой отозвалась Крытка. Агарес никогда не указывал имени. Он писал лишь связной адрес – переулок Часовщиков, лавчонка господина Эйдиля, для пересылки.

            Сейчас Крытке впервые пришло в голову, что этот господин Эйдиль, видимо, был вампиром или связан с ними, ведь Крытка получала письма!

–А кому? – полюбопытствовал мельник.

–Отцу моему, – лгать Крытка не любила и не умела. Но пришлось.

–Отцу-у? а где он у тебя?

–Да тут, поблизости, недалеко живёт. Сон мне плохой про него приснился, – Крытка Малоре плела на ходу и чувствовала себя очень неуютно. Ей казалось, что этот человек, пусть он всего лишь и человек, видит что-то большее, о чём говорит. В его молчании словно бы стучало что-то угрожающее.

–Ну ладно, – согласился мельник и взял письмо, – передам, не трясись! Н-но, пошла!

            И он продолжил свой путь, а Крытка Малоре вернулась в свою жизнь. Закипели дела: постираться, пойти на поле, помочь там, потом к себе, покормить птиц, потом в коровник – обещалась помочь, и опять же надо не забыть про ужин!

            Самое главное это. И Крытке Малоре стало снова весело. Она тёрла в ледяной воде бельё, не обращая внимания на холод (всё равно мертва!) , носилась там и тут, помогала с сеном, убирала, готовила, кормила, ещё убирала… это была её рутина, от которой у многих вампиров Высшего Совета задёргались бы нервы, но Крытка Малоре не рвалась к ним, а они не лезли к ней. это было справедливо! Крытка Малоре хотела жизнь обычную, людскую жизнь, и жила её как умела, всеми силами пытаясь не выдать своего нелюдского существования.

            Она и подумать не могла, как глупо и неправильно было посылать подобное письмо лорду Агаресу. Была здесь вина и Цепеша, который разучился помнить о том, что подобные Крытке тем и опасны, что непредсказуемы. В его мировоззрении самостоятельность допускалась лишь могущественными, а Крытка такой не была.

            Это была его вина, конечно, его. Но времени не вернуть, и сожалениями дела не поправить! Крытка Малоре написала письмо, передала его мельнику, мельник, изумлённый сверх меры, в явном подпитии, добрался до господина Эйдиля. Тот – действительно вампир, был изумлён, увидев письмо. Он сразу сообразил о том, что писал его вампир, уловил схожий дух посмертия, что нёс сам. Письмо принял, передал куда следует…

            И лорд Агарес, не знавший, что Совет счёл его опасным, ничего из этого письма  не понял. Цепеш, Малоре… какая беда? Какие проблемы? Что происходит?

            Он не знал. Но вампирским своим чутьём сообразил одно: надо быть осторожным, ведь Цепеш никогда и ничего просто так не делает!

Глава 5. Дочь короля Стефана

                Дочь короля Стефана – принцесса Мирела – всегда знала, что ей будет нелегко. Да, она была единственным официальным ребёнком королевской четы, и это было плохо для короны – если что-то случилось бы с нею, на кого остался бы трон? Но судьба сплела так и нельзя было её понять. И только когда принцессе исполнилось двенадцать вёсен, у её отца появился незаконный сын. Все, конечно, знали, кто настоящий отец, но король Стефан не торопился его называть своим, понимая, что это создаст дурную атмосферу при дворе.

            Ситуация была сложной. Если его дочь Мирела не выйдет замуж и не родит наследника, если вдруг, не приведи господи, скончается от болезни, тогда у короля есть ещё один сын, наследник, и всего дела-то признать его законным, своим. Но если Мирела будет в порядке?

            Королям всегда приходится загадывать слишком далеко и мучиться выбором. Сам Стефан склонялся к кандидатуре Мирелы – он с ранних лет велел ей присутствовать на заседаниях, получать образование, постоянно читать и сам по много часов беседовал с нею о тяготах жизни простого люда. Он уже видел какой была бы Мирела на престоле, а что будет из маленького Вэзила? Лучше он будет? Хуже? Годы должны были показать, а пока решать, решать…

            Мирела была умной. Отец воспитывал её в относительной скромности, да и Мирела сама не гналась за роскошью нарядов, нередко проигрывая в богатстве платья придворным дамам. Она давно усвоила, что ей нужно включаться в дворовые игры, иначе ни одно положение её не спасёт. Она училась улыбаться и нравиться. Она показывала заботу и богобоязненность, соблюдала все посты и выходила в город, помолиться в городской церкви.

            А ещё Мирела училась слушать о чём говорят придворные дамы. Круг мужчин ей не был доступен, за исключением советов, на которые приглашал её отец, но там не поговоришь и не послушаешь свободно. Значит что?..

            Мирела заметила, что в моду вошло шитьё шёлковыми нитками. Среди придворных дам пошло повальное увлечение, они собирались днём у кого-нибудь из них и вместе шили. Во всяком случае – так всё выглядело со стороны. А на деле – это был обмен сплетнями и историями, и придворными дамы вместе со своими служанками переговаривались о своём, о нужном.

            Мирела захотела туда. Отец воспротивился поначалу:

–Зачем тебе шитьё? Лучше почитай книгу о языках, что тебе привезли по моему приказу.

            Но Мирела была не глупа и разразилась речью, которая, как она точно знала, понравится её отцу:

–Отец! Я женщина и только потом принцесса. Времена меняются и меняются правители, меняются условия, как меняются и сезоны. Но одно остаётся неизменным: ремесло. Случись завтра что-то дурное, я уже не пропаду, я смогу зарабатывать своим трудом. И потом… я должна знать и понимать труд женщин, чтобы понимать народ.

            Короля Стефана это проняло. Он ещё раз убедился в правильности своего выбора и позволил Миреле посещать дам с шитьём. Там она и научилась сплетничать, там научилась и слушать. Как дочь короля она знала о многом и рассказывала забавности, которые были мелочью, но дамы жадно впитывали крупицы информации, рассчитывая расположить к себе юную принцессу – ведь пора было образовывать новую интригу, а ещё – возможно, очень возможно, она будущая королева. Разве плохо имеет королеву в друзьях?

            Перед ней заискивали. Ей рассказывали гадости друг о друге. Принцесса Мирела изображала из себя легковерную дурочку, запоминая не только то, что говорят дамы друг о друге, но и как говорят: как смотрят, как держат руки, как улыбаются…

            Впрочем, не только пользу извлекала Мирела от этих сборищ, но и наслаждение. Ей были интересны любовные истории, рассказы о коротких встречах, о взглядах – у всех этих женщин не было воли и любви в браке, в лучшем случае – уважение и дружба, и почти каждая искала крупицы тепла для своей души, чтобы не завянуть в глухоте долга.

            Мирела знала – и её ждёт что-то подобное. Знала и готовилась принять любой выбор своего отца.

            Но пока он ещё не мог определиться, и Мирела осваивалась в придворных играх, училась улыбаться и нравиться, училась в любой ситуации держать лицо. Однажды госпожа Лоредана спросила у неё как бы между делом:

–А как вы относитесь, моя принцесса, к госпоже Сандии?

            Вопрос был с подвохом. Госпожа Сандия была матерью Вэзила – бастарда короля, её отца. Злые языки говорили, что Сандия едва ли не королева, что вот-вот станет она женой давно овдовевшего короля Стефана и разделит с ним трон.

            Но на этот счёт Мирела была спокойна. Сандия действительно любила её отца, к тому же, после рождения Вэзила постоянно болела и почти не покидала покоев, какие ей тут интриги?

–Я считаю госпожу Сандию образцом добродетели, – ответила Мирела, не смущаясь.

–Она родила сына, вы знаете? И явно не от мужа…– госпоже Лоредане было, очевидно, крайне необходимо дойти до глубинных мыслей принцессы об этом деле. Всё-таки Вэзил угрожал её власти.

–Бог ей судья, – спокойно отозвалась Мирела. – Я желаю ей скорейшего выздоровления. Она нужна своему сыну. У неё, кажется, он третий ребёнок?

–Четвёртый. Но те уже взрослые. Дочь замужем, старший сын служит у вашего отца, моя госпожа, ещё один при отце…

            Госпожа Лоредана едва заметно усмехнулась, обмениваясь многозначительным взглядом со своей служанкой – ближайшим, всёзнающим лицом.

–Значит, ей надо встать с постели ради своего младшего сына. Она нужна ему. Я считаю, что никто не заменит ребёнку матери. Ни одна кормилица. Моя мать много гуляла со мной, и я навсегда запомнила её образ в своём сердце. А моя кормилица всегда заботилась обо мне… и продолжает заботиться.

            Госпожа Лоредана была явно недовольна такой позицией принцессы. Но Мирела была неумолима: она всякий раз справлялась о здоровье госпожи Сандии, о её сыне и всегда взволнованно желала ей здоровья. А порой и передавала ей свои вышивки в дар.

            Делала она это не ради Сандии и не ради брата. А ради того, чтобы об этом узнал отец. И он, конечно, узнал и это ему тоже понравилось.

–Ты знаешь, конечно, что между мной и госпожой Сандией…– король Стефан смутился. Перед дочерью он испытывал чувство вины странное для короля, но понятное для отца.

–Знаю, – подтвердила Мирела, –  всё понимаю, отец.

–Многие мои советники считают, что ты увидишь в нашем ребёнке угрозу…хочу, чтобы ты знала, что он не для угрозы тебе, он для защиты, если вдруг что-то…– сама мысль ужасала Стефана, но он должен был быт королём, и должен был наступать на горло всякому ужасу, ради того, чтобы процветала его земля.

–Я понимаю, – повторила Мирела, – я не вижу в мальчике угрозу. Он ребёнок, вот и всё! Куда большая угроза таится в слухах, в невежестве министров и советников!

            И этим король Стефан был доволен. И только старая кормилица знала, как металась по комнате Мирела, рассуждая сама с собою:

–Наследник! Он всё-таки его наследник. В нём его кровь. А если ребёнка захотят использовать? А если его поставят против меня? Народу привычнее, когда на троне король, а королева всегда для всех фигура куда более слабая, ведомая!

            Мирела понимала – её отец уже немолод. Не за горами день, когда власть перейдёт в чьи-то руки. И тогда начнётся… кто-то обязательно вспомнит про Вэзила, кто-то научит его мятежу и сопротивлению, кто-то поселит в его сердце смятение. И это при условии, если сам Вэзил не начнёт смуты первым.

            Были минуты, когда Мирела всерьёз раздумывала о том, как избавится от Вэзила. Эти минуты приходили, а она всё также мило улыбалась и спрашивала, как он сегодня себя чувствует, и как его мать? и никто не прочёл бы на её нежном девичьем лице истинного отношения к невольному брату.

–Но с другой стороны, – рассуждала Мирела, – а если я действительно заболею и умру? Ведь каждый может умереть?

–Все мы под богом ходим, – отвечала кормилица, вздыхала и осеняла свою любимицу крестом. Мысли принцессы кормилицу не пугали, слишком долго эта женщина была при дворе. Больше того – она уже давно грезила о Миреле как о  королеве, и непонятный мальчик вызывал у неё не меньшую тревогу, чем у всех, и если была бы возможность, то в его рожок с молоком кормилица и сама бы добавила сонного зелья…

–И тогда, что тогда? Смута? – бушевала Мирела, но никто не приходил к ней с ответом.  – Нет, лучше наследник по крови, чем неизвестно какой. Я права?

–Права, деточка, – соглашалась кормилица.

–Да-да, – Миреле не очень-то и нужно было подтверждение от кормилицы, хотя, пожалуй, ей она доверяла куда больше, чем кому-либо, чем отцу и даже матери, пока та была жива. – Да, я права. Время покажет, оно обязательно покажет, враг он мне или друг? Всё-таки, может сложиться так, что он будет моим союзником, моим доверенным лицом, моим министром. Он ведь ещё ребёнок!

–Ребёнок, – подтверждала кормилица и жизнь продолжалась.

            Не имеют свободы короли и принцессы. Приходил срок для важного. Как король Стефан понимал, что необходимо заключить союз с одной из трёх прилегающих к границам земель. Но как отец он очень не хотел этого. В одном королевстве потенциальный жених прославился за счёт своей любви к определённого рода странностям, непонятным для каждого честного человека, чтящего бога. Король Стефан не хотел отправлять свою богобоязненную дочь в это логово. Второй жених медлил сам – он принадлежал к знатному роду и имел хорошие капиталы, вдобавок недавно к его землям присоединились новые, богатые железом. Так что, не только король Стефан выбирал, но выбирали и другие.

            Третий подходил лучше. Его род всегда был связан теплом с домом короля Стефана, земли граничили по важной торговой дороге и в общем-то всё подходило, кроме одного – овдовевшему королю Больдо, прочившему самого себя в женихи, было шестьдесят восемь лет, а принцесса Мирела входила в семнадцатую весну…

            Стефану было жаль дочери, но он был королём, и ему пришлось начать этот тяжёлый разговор. Мирела поняла всё с полуслова:

–Если тебе так угодно, отец, я готова.

            Внутри Мирелы всё кипело от страха и отвращения. Корона короной, а были вещи, от которых её воротило. Надышавшись воздухом любовных интриг в посиделках с дамами, Мирела грезила если не о собственных историях, то хотя бы об одной достойной, красивой. Она знала, что шансов на это мало, что её выдадут туда, где это будет нужнее и важнее, но растерялась, когда это всерьёз замаячило на горизонте.

            И всё-таки сохранила лицо! Знала – мятежом отца не перешибёшь.

            А в Стефане король боролся с отцом, а сердце с разумом. Король и разум говорили, что надо скрепить союз с Больдо, а отец и сердце спорили: пожалей дочь!

            Разрешилось всё неожиданно. Король Больдо, видимо, оценил перспективы и предложил, что не он женится на дочери короля Стефана, а его племянник, стоящий вторым в очереди на престол короля Больдо. Таким образом, образовывалась куда более молодая семья из племянника короля Больдо и официально единственной наследницы короля Стефана.

            Это было спасением! Мирела приняла и это, а в душе возликовала: Бог услышал её скорбь и сжалился над ней. Каким бы чудовищем не был теперь этот племянник короля Больдо, он был моложе.

            Впрочем, племянник не оказался чудовищем. Ко двору Стефана привезли его портрет – молодой брюнет с приятным лицом улыбался своей невесте. Стефан ждал решения от дочери, ожидая, что она как всегда промолвит холодно и с готовностью, что готова принять решение отца, но тут Мирела удивила его и выдала свою радость:

–Я согласна, отец!

            И тогда Стефан выдохнул. Про этого племянника он уже узнал всё, что нужно. Молодой человек был отличным охотником, хорошо владел луком, был обходителен и даже музыкален. Но по части образования мог, конечно, поразить: он не знал ни одного языка, а на родном писал со смешными ошибками.

            Сам король Больдо отозвался о нём так:

–Он не учёный муж, это правда, но славный малый. А главное – послушный.

            За ним и впрямь не ходило ни одного по-настоящему дурного слуха. Разве только пара забавностей, вроде тех, когда этот глупый малый произнёс в ответ на восхитившую его (искренне восхитившую) речь своего дядю, следующую фразу:

–Свобода прекрасна! Но, знаете, требуется время, чтобы восстановить хаос и порядок — порядок отдельно от хаоса. Но мы это сделаем!

             А в другой раз, раздавая бедным медяки на хлеб, сказал так:

–Это ваши деньги! Вы заплатили за них!

            Словом, чего-то серьёзного ждать от него не следовало. Это было и плохо, и хорошо. Плохо – так как Мирела должна была принять власть после короля Стефана и не должна была рассчитывать на политический разум своего супруга, а хорошее в том, что он был безобиден и не расположен к интригам. Охота занимала его больше двора.

            Мирела была согласна и счастлива. Она не знала, что в очень скором времени её хрупкая тонкая жизнь обратится в ничто. А всё из-за Романа Варгоши, лорда Агареса и Влада Цепеша, то есть тех, о ком Мирела и знать не знала.

            Надо сказать, что король Стефан занялся ещё одним делом, которое всё время упускали из виду его предшественники. Он занялся истреблением магии, колдовства и всякой нечисти, называя церковь и бога – единственными спасителями.

            И тут у отца с дочерью едва не случился конфликт. Мирела, знавшая об арестах целителей, шедших по королевству, возмутилась этим. Она помнила рассказы своей кормилицы о том, что люди в деревнях лечатся травами , так дешевле  и быстрее, и не каждый может позволить себе целителя.

–Мы всегда заваривали травы, – рассказывала кормилица, – земля лечит, если знать, как просить у неё этого лечения. Почитай природу и она ответит тебе добром.

            И саму Мирелу кормилица лечила от горячки какими-то заварками. И тогда это было нормально. Но вот начались аресты и суды над целителями, их называли ведьмами и колдунами, их казнили и хлестали на площадях…

–За что же? – спросила Мирела, – многие из них помогали излечиться.

            Король Стефан вздохнул. Как это ей объяснить? Как-то нужно, да так, чтобы она поняла и поверила ему.

–Понимаешь, они помогают и губят. Кому-то горячку уберут, а кому-то плод вытравят или яда дадут. И контроля за ними нет. Они ходят на своих методах и со своими травами – кто такие, откуда берутся? Куда уходят? А если лечение неверно и умер человек, то спросить с кого? И как понять – шарлатан этот травник или нет? не в сговоре ли со злою силою?

–Но как же тогда?..

–Нам нужно подумать о создании какого-то лечебного дома, о регистрации целителей, о том, какие земли и какие болезни они будут разбирать, – объяснил король Стефан. – Но пока надо прочистить их ряды от грязи, а заодно и королевство от всяких гадалок и прочих смутьянов, от которых только вред!

            Мирела больше не поднимала этой темы, но размышляла. Она не считала гадалок или предсказателей, на которых тоже ополчился её отец, вредными. Ведь если они говорят неправду, они не делают зла. А если правду – то что плохого? Всё уже прописано на небесах. Так почему бы и не знать? Честно говоря, Мирела сама хотела посетить гадалку, убедиться самой – правда там или ложь, в этих гаданиях, справедливо ли в чём-нибудь гонение на тех, кто утверждает о своём тайном знании?

            И однажды госпожа Лоредана, угадавшая желание принцессы, желая угодить ей, а заодно и о себе кое-что узнать, шепнула:

–Моя госпожа хотела бы знать, что грядёт в её славной жизни?

            Госпожа хотела бы.

–Говори! – велела Мирела.

–У меня сегодня будет гостья – госпожа Дорина – прославленная гадалка и предсказательница, она отвечает каждому на один вопрос, и берёт умеренную плату. Я провожу её в свои покои, и если моя принцесса хочет…

            Принцесса хочет. Более того, принцесса почти сразу же придумала план, посветив в него, конечно же, кормилицу. Та не обрадовалась тому, что задумала её любимица, но упорствовать, конечно, не стала.

            Вечером принцесса Мирела объявила, что хочет навестить госпожу Сандию и пойдёт вместе с кормилицей. Посидев немного у  неё, прочитав с нею вместе молитву о здравии короля и процветании королевства, Мирела вышла в коридор, но не пошла по своему пути. Ей просто нужен был повод для того, чтобы объяснить своё позднее отсутствие в спальне. Теперь он был – была у Сандии, засиделась, запуталась в коридорах, так как в этой части замка не ходила.

            Но им на пути никого не встретилось. Судьба благоволила!

            Гадалка Дорина оказалась старой седой цыганкой, которая сурово взглянула на Мирелу, и спросила, чего хочет знать госпожа? Госпожа хотела знать о своём будущем – будет ли она править? Но почему-то спросила совсем другое.

            Она рассчитывала своим вопросом получить как бы двойной ответ: о любви и о короне, потому задала так:

–Какой мужчина изменит мою жизнь?

            Маленький Вэзил был рыжим, и если бы Дорина сказала, что он, значит, не править Миреле. Если бы она сказала, что седой – значит, речь  об отце. Но Дорина сказала:

–Брюнет, госпожа, изменит твою жизнь и очень скоро.

            Её жених был брюнетом. И Мирела по юности лет и по желанию услышать только хорошее, приняла это как благую весть. Ну откуда могла эта бедняжка знать, что вампир лорд Агарес тоже был брюнетом? И Влад Цепеш был брюнетом. А ведь именно они изменили её жизнь в итоге и низвели её в смерть. Агарес гордыней, пообещав без согласования  с советом и показывая себя вольнодумцем, которым нигде нет дороги; а Цепеш интригой.

            Встреча с гадалкой произошла в тот самый вечер, когда лорд Агарес беседовал с отцом Мирелы. Лорд Агарес видел её как раз в пути к Дорине, но он не знал этого, как не знал и судьбы девушки, и того, что о его маленькой прогулки до короля Стефана прознает Совет.

            Но случилось. Прознали. И пока замок готовился к приезду короля Больдо с племянником и свитой для заключения брака, пока сбивались с ног слуги кухни и замка, Роман Варгоши следил за принцессой Мирелой и медлил.

            Он был истинным трусом!

            Попадись ему на глаза эта девушка где-нибудь в одиночку в каком угодно платье, или даже не одна, но тогда, когда он сам хотел её убить, и он сделал бы это без промедления. Но теперь Цепеш дал ему прямое указание на её умерщвление, и Роману Варгоши стало неожиданно жаль молодую жизнь принцессы.

            Он следил за нею с психопатичной сентиментальностью, следовал за нею незримой тенью, вдыхал запах её сладкой и свежей кожи, чувствовал, как шумно бежит по её венам кровь. У него было много шансов напасть на неё и умертвить, но он медлил.

–Жаль? – понимающе спросил Влад Цепеш, как-то раз появившись из пустоты на пути Романа Варгоши, когда он уходил от солнечных лучей в своё логово.

            Но сколько обманки было в этом понимании!

–Она такая молодая…– промямлил Варгоши, который был причастен к убийствам более молодых девушек. Разница была в том, что в те разы он сам хотел, а сейчас ему приказал Цепеш.

–Что ж, – согласился Цепеш, – это возможно. Кто-то умрёт. Но тебе решать кто. Она или ты? Ты или она? Если ты не хочешь убивать её…

            Он беспощадно напомнил договорённость: Варгоши должен пошатнуть славу и добродетель Агареса. Сделает и будет прощён, сможет начать посмертие с  чистого листа.

–Она…– выдохнул Варгоши, – конечно же, она.

            И поморщился. Солнце медленно поднималось, но оно было неумолимо. И если Цепеш держался тени, то рыжую голову Варгоши уже начинало припекать, и он спешно отступил в тень.

–Завтра! – провозгласил Влад Цепеш, – завтра или ты, или она. Тебе решать!

            И исчез в пустоту, что явила его.

            Выбора не было. наступил вечер быстро пришедшего «завтра» и Роман Варгоши, твёрдо решив, что он должен пережить эту ночь, отправился в замок короля Стефана. Он уже прекрасно знал местные галереи, коридоры и переходы, хорошо и быстро в них ориентировался, но, конечно, его вёл запах.

            Она не спала. Она всё ещё ходила по комнате. сердце бешено стучало и Варгоши слышал его стук. Он звучал сладкой музыкой, терзающей струны его души. Такая сладость и так погано!

–Кормилица, завтра я уже буду мужней женой! – Мирела волновалась. Всё слишком быстро происходило. Она хранила хладнокровие, пока ей шили платье и подбирали украшения, пока готовили столы и убирали замок, но сейчас, когда приближалось «завтра», хладнокровие оставляло её. Что-то всё-таки должно было измениться в её жизни, измениться раз и навсегда.

–Он хороший человек, – Кормилица успокаивала её, сидя на постели у её кровати, вытянув старые ноги. – Деточка, не бойся ничего, всё будет хорошо. Он из хорошего рода и за ним нет гнуси. А если случится что – твой отец его в порошок…

            Кормилица вдруг подняла голову и взглянула прямо на то место, где стоял невидимый людскому глазу Варгоши. Старая женщина хмурилась. Она не могла его видеть, но неужели чувствовала? Вот старая ведьма!

            Невидимый Варгоши показал ей язык из вредности: шалишь, не уйду!

–Стыдно…–признала Мирела, и заметила, что её кормилица смотрит куда-то в угол комнаты. – Ты чего?

–Ничего, деточка! – заверила кормилица и осенила угол комнаты крестом, – муть почудилась.  Должно быть, час поздний и я прикорнула.

–Поздний, поздний…– Мирела кивнула. – Но как уснуть мне?

–Ложись со мною, – предложила кормилица, – как раньше. Я тебя обниму, деточка, и тебе будут сниться хорошие сны.

–Лучше ты ко мне, – решила Мирела, – холодно.

            Улеглись нескоро. Долго ещё перешёптывались о чём-то своём, о завтрашнем, о грядущем. Варгоши терпеливо выжидал – случайное обнаружение в его планы не входило. Но вот, наконец, уснули! Роман Варгоши сделался видимым и приблизился к постели.

            Молодую жизнь ему было жаль, но себя жаль больше. Он у себя один, а эта смертная всё равно умрёт – на то она и смертная. В конце концов, какая разница: сейчас или через сорок лет? – все эти утешения были слабыми, и Роман сам понимал это, но это было хоть каким-то спасением для внезапно проснувшейся жалости.

            Кормилица спала беспокойно. Она крепко прижимала к себе тонкий девичий стан принцессы, словно что-то и впрямь почуяла, но этого, конечно, не могло быть – не видела же! что же за дьявольская интуиция была б у этой женщины, если она бы угадала его присутствие, не видя его? Разве такая интуиция у кормилиц бывает?

            Роман Варгоши заблуждался. Он полагал, что женщина, наделенная какой-то способностью, бывает только в знатных кругах и в значимом положении. Вина в этом заблуждении ложилась, конечно, на отца Романа – тот всегда относился к женщинам как к расходному материалу для утоления жажды и похоти.

            Где тут было Роману перенять или прочувствовать материнскую заботу? Кормилица не была матерью для Мирелы по крови, но искренне считала принцессу своей дочерью, и никакая сила не могла разубедить её. И да, она почуяла неладное, и привиделась ей тень – краем глаза взглянула, а заметила. И сердце тревожно билось, и снилась какая-то муть – что-то горячее, что-то жуткое наступало на неё из темноты и обжигало.

            Очень хотелось повернуться на другой бок и лечь удобнее, но именно в этот момент Мирела как-то тонко и странно вздохнула и дёрнулась к ней ближе, как бы ища защиты и кормилица осталась лежать на месте – видимо, принцесса тоже плохо спала, а значит – нельзя было её тревожить ещё и своей бессонницей.

            Откуда было знать бедной женщине, что дрогнула Мирела в её объятиях вовсе не от этого? Что заснула она глубоко и даже видела какие-то блестящие сны о будущем, а дрогнула она от того, что зубы вампира Романа Варгоши, действовавшего по приказу Влада Цепеша, вонзились в нежную её шею.

            Жизнь утекала стремительно, она входила в тело Романа, но входила как-то по-иному, вползала в него холодной змеёй, а виной всему была совесть, которая проснулась в нём, и которая не давала ему теперь насладиться славным моментом.

            Он пил её жизнь, пил её кровь, хранящую тепло и сладость, но понимал с удивлением, что если бы кто-то предложил бы ему сейчас отказаться от неё, он бы это сделал. Но никто не предлагал, а девушку надо было убить, она ещё жила, ещё билось сердце.

            Секунда, другая…

            Тело обмякло под его руками, всё. Жизненная сила оставила девушку вместе с кровью. Варгоши облизнул губы, но не улыбнулся, как улыбался, бывало, после вкусного обеда, а лишь поморщился. Кормилица же плотнее обняла обмяклое безжизненное тело, зашевелилась…

            Надо было спешить, надо! Сквозь сон женщина может понять, что что-то не так. роман Варгоши рванул вниз, по ступеням, помня, что в коридоре есть распахнутое окно. В окно он выпрыгнул уже не примериваясь, и на лету стал летучей мышью.

            Он летел, стараясь не думать о том, что сделал и пытаясь не представлять каким ужасным будет пробуждение в замке, и что будет с королём Стефаном, который готовил единственную дочь к завтрашней свадьбе, а получил лишь труп с явным признаком посещения вампира.

            И это после всего!

            Влад появился на его пути также, как и накануне. Варгоши слетел вниз, вернулся в прежний облик.

–Я всё сделал, – прошелестел Роман, демонстрируя окровавленные клыки. – Она мертва.

–Кто? – холодно спросил Влад Цепеш.

–Принцесса Мирела, дочь короля Стефана, – Роман ещё не понимал всей глубины своего падения.

–Ты убил её? – на лице Цепеша появилось отвращение. – Нарушил Тёмный Закон? Снова?

–Мы же договаривались…– вот теперь до Варгоши смутно начало доходить. Он понял, что Цепеш передумал на его счёт, если вообще изначально не планировал так его подставить, одним ударом избавиться от него, и пошатнуть Агареса.

–Мы? С тобой? – изумился Влад. – Ты путаешь, Роман. Следуй в мои владения и считай себя моим пленником! Ты снова нарушил закон. Ты убил дочь нашего союзника. Предатель и подлец!

            Варгоши даже сопротивляться не посмел. А чего ему ещё было ждать от своей проклятой жизни и ещё более проклятого посмертия?

Глава 6. Амар

            У Амара был, пожалуй, только один серьёзный недостаток – он был абсолютно преданным существом. Нет, вообще-то и во времена его жизни, и во времена его посмертия это считалось добродетелью, воспевалось и поэтами, и бардами, но всё-таки это было недостатком, потому что преданность Амара была фанатичной. Если бы его господин – Влад Цепеш, вампир ли, или ещё человек, предложил бы ему убить себя, или убить самое невинное существо на свете, просто так, без повода, Амар сделал бы это.

            Так он был создан. Так он жил.

            Ко двору Цепеша Амар попал совсем мальчиком. Он готовился стать в ряды солдат Влада, воевать и прожить, может быть, даже в чём-то счастливую жизнь. Но потом он увидел своего господина не с его балкона, вышедшего приветствовать войско, а так, просто, среди военного же лагеря. И не только увидел, но и страшно подумать – говорил с ним!

–Как твоё имя? – господи Цепеш первым заговорил с ним. Как знать, может быть и Цепешу, тогда ещё человеку, стремительно набирающему свою славу, почудилось что-то очень нужное в Амаре?

–Амар, господин, – от нервов у юнца пересохло в горле.

            Влад Цепеш кивнул, принимая ответ, затем спросил опять:

–О чём ты мечтаешь, Амар?

            Амар растерялся. Он не мечтал. Он знал, что должен найти какой-нибудь кусочек, чтобы не умереть с голода, чем-нибудь укрыться, чтобы не замерзнуть ночью, и, пожалуй, всё. Он пришёл из нищеты, но вот странность – он не мечтал о сытом и богатом столе, о  монетах, о власти – он словно бы с самого детства запретил себе думать об этом и не думал, заранее решив, что это всё слишком недостижимо, чтобы делать мечтой. Мечта, в простом представлении Амара, должна быть возможна.

            А что он, ничтожный, мог?

–Мечтаю служить вам, – ответил тогда Амар и с тех пор ни разу не изменил своего мнения. Он действительно проникся своей мечтой, понял, как был прав, выбрав её, восхитился много раз решительностью и храбростью своего господина и всюду следовал за ним.

            Влад Цепеш, тут надо отдать ему должное, умел ценить преданность. Он вскоре и сам отличил Амара, убедившись, что тот не посягает на монеты и добытые почести. Тот всегда держится в стороне, и тенью, словно ничто мирское его не тревожит. Влад Цепеш умел награждать за верность, и сам наделил Амара небольшим земельным наделом, поставил ему весьма приличное жалование, но…

            Есть души, которые тяготятся тишиной и находят бесприютство в самостоятельности. Амар оказался из таких. Ему нравилось служить, нравилось следовать, и он при первой же возможности покидал свой надел, и с удовольствием присоединился к походам Цепеша.

            А потом он увидел богопротивное зрелище: его господин, его мудрый владыка пьёт кровь из поверженного врага. Амар не должен был этого видеть, это не было назначено судьбой, но это случилось. И как только Амар увидел это, так сразу же понял в чём причина некоторых странностей, которые он наблюдал в Цепеше последнее время: тот стал мало есть, редко выходил из замка в дневные часы, часто скрывал лицо…

–Беги…– предложил Цепеш, скрывая окровавленные губы рукой. – Беги, я понимаю как это выглядит.

            Амар покачал головой. Он всегда следовал за своим господином. Как мог он сбежать теперь? Как мог оставить господина в тот момент, когда того ждало явное презрение света?

–Как стать таким? – спросил Амар.

–О чём ты? – Цепеш отшатнулся от этого человека, напуганный его решительностью.

–Как последовать за вами? – Амар отдавал отчёт своему слову и своей клятве. Что ж, в эту минуту он был действительно серьёзен и рад тому, что не последовал примеру многих своих сослуживцев и не завел семьи.

            Вообще ничего не завел. Даже хозяйства. Его надел был бесплоден и держался природой.

–Ты не знаешь о чём говоришь, – Цепеш покачал головой. – Я и сам не знал долгое время, но это ад. Здесь кончается власть бога.

            Но Амар был непреклонен. Цепеш обратился в Высший Совет и получил исчерпывающий ответ:

–Если смертный настоятельно просит о том, чтобы упасть в мир крови, да будет исполнена воля смертного! – маркиз Лерайе сам объявил это решение Цепешу, но не удержался от ехидства: – впрочем, это в порядке исключения, так как мы не можем позволить всяким псам следовать за хозяином.

            Так маркиз Лерайе подчеркнул то, что Цепеш теперь его личный должник. И пусть с тех пор прошло много лет, которые не может пройти ни один смертный и Цепеш сам уже вошёл в Совет, и имел право голоса, всё же одно не менялось: Амар был псом. Псом, следующим за хозяином.

            Став вампиром, Амар терпеливо обучался самообладанию, вампирской силе и скорости. Он не жаловался никогда на то, что его мучает вечный, отвратительный, жгучий вампирский голод, и что его слуху тяжело выносить звуки мирной жизни, и что его травит солнечный свет…

            Он не жаловался. Он нёс свою службу, ставшую теперь вечной.

            Надо сказать, что круг его обязанностей стал иным. Теперь Амар не должен был следить за одеждой своего владыки – на это были вампиры куда более мелкого порядка, за едой (вовремя доставлять свежую плоть, да Цепеш и не упивался кровью,  он поддерживал себя в полуголодном состоянии, как и все вампиры, что научились себя контролировать), и прочими мелочами, которыми раньше был бы загружен. Нет, Амар был слугою иного порядка.

            Он разбирал поданные прошения и письма от тех, кому был господином Цепеш и от знати, которая знала его суть, но не была против того, чтобы вести с ним дела, проверял все счётные книги, что вели управляющие землями, на самом деле принадлежавшие Цепешу, а формально находящиеся во владениях каких-нибудь смертных.

            Распорядок одного дня Амара начинался с того часа, как сходило солнце. Только-только занимался закатный час, а Амар уже был в своей службе. Он выползал из своего гроба, в котором хранилась приятная прохлада земли, приводил себя в должный вид (негоже слуге являться перед хозяином в дурном виде), и принимался разбирать почту, прошения, бумаги. К тому моменту как поднимался из гроба Влад Цепеш, у Амара уже была краткая сводка о том, что нужно сделать, кому ответить и кому чего надо.

            Так, например, Амар мог «обрадовать» своего господина тем, что на сегодня назначено совещание Высшего Совета, и спросить – собирается ли тот явиться. В зависимости от его решения, Амар составлял ответ, который утверждал Цепеш, и отправлял его в Совет. Совещания Влад не любил, но быть в неведении он не любил больше, и пусть большая часть заседаний сводилась к разбору мелких нарушений Тёмного Закона тем или иным вампиром, и не имела откровенной ценности, Цепеш по возможности посещал их все. Если же он не мог посетить заседание, то через Амара просил передать ему протокол проведённой встречи.

            Сегодняшний вечер начался вполне обычно. Амар пробудился раньше своего господина, разобрал бумаги. В хлопоты добавился только заточённый накануне Цепешом Варгоши, которого нужно было немного ободрить.

            Впрочем, сам Амар не был к нему расположен. Он прекрасно знал о том, что этот мерзавец творил, и, самое главное – кем был его отец. И пусть дети не несут ответов за грехи родителей, в глазах Амара Варгоши был ничтожным и отвратительным существом.

            Наверное, из-за этого чувства, из-за этого отвращения ко всей персоне Варгоши, Амар и не подал ему половину стакана тёплой крови. Уходя спать, Цепеш велел подать половину стакана крови Варгоши к пробуждению, но он не уточнил какой крови, и Амар не мог удержаться от мелкой мести.

            Он спустился по каменным холодным ступеням вниз, где жили пленники, ожидавшие своей участи. Они не плакали. Многие на самом деле здесь были даже по своей воле – спасали родных, любимых. Цепеш обещал за жизнь одного спасение семьи, например, от долгов. Ещё забирал преступников. Правда, он стал переборчив в людской крови, от того не принимал всех и каждого в свои владения даже на смерть. Это новоявленным вампирам всё что жрать, вампиры древнее знают толк в крови.

Для Варгоши Амар выбрал женщину – лицом она была уже немолода, как и руками, но глаза были молоды. Она состарилась раньше от тяжёлого труда и тревоги. И пришла сюда, ища заступничество для своих детей.

–Господин, спасите моих детей! – заклинала женщина, рыдала и обнимала ноги Цепеша. Но тот остался спокоен – жить так долго – это значит омертветь к привычному страданию.

            Цепеш спас детей. Он отправил их за счёт своих доходов их в столицу, обучаться и служить – одного в армию, другого – в кабинеты. Но вот женщина, нет, она осталась здесь, в его владениях. Осталась, надо сказать, без раздумий, так как в первую очередь она была матерью.

            И теперь Амар шёл к ней.

            Она встретила его с равнодушием, глянула тихо и печально, ничего не сказала, только отвернулась, пока Амар делал надрез на её запястье. Это было больно, потому что Амар сохранял ей жизнь, а значит – боль не могла уйти.

            Амар нацедил нужное количество, умело придерживая рану, чтобы капала кровь. Всё это время женщина терпела. Что ей оставалось?

            Она не удивилась и тогда, когда Амар приложил к её ране примочку. Та мгновенно пустила целебный сок в кровь, в ране защипало, но и тогда женщина лишь плотнее сжала зубы. А Амар уже умело перевязал ей запястье, и сам разогнул и согнул ей руку…

            За века и не такому научишься. Уходя, Амар попросил:

–Сейчас вам принесут еду, поешьте, пожалуйста.

            Она не отреагировала. То ли не слышала, то ли обессилела. Амар же, выйдя, распорядился:

–Ирэн, принеси ей печень, перепелиных яиц, ячневой каши, кукурузного хлеба, яблок, орехов и сыра…и молока, да, – всё это должно было восстановить кровь. А пока её, конечно, никто не станет трогать, благо, она не одна, а убивать каждый раз очень бесчеловечно. Никто ведь не убивает корову ради того, чтобы выпить молока… вот и здесь пока рано ей умирать.

–Поняла, – кивнула прислужница, жадно глядя на стакан в руках Амара. Молодая ещё. Но уже воспитана и держится. Да и дёрнись она – Амар её отшвырнет так, что вампирша вылетит в окно.

–Только не сырое, – спохватился Амар, вспомнив, что отвыкшие от пищи вампиры забывают и носят пленникам сырое мясо и рыбу.

            Ирэн кивнула, шумно сглотнула слюну. Амар усмехнулся, демонстративно принюхался к стакану с остывающей кровью:

–Ещё свежая…

            Ирэн шумно вздохнула и отвернулась. Молодец, далеко пойдёт. Амар видел, как не выдерживали вампиры, как рвало им сознание, как голод переворачивал их великую сущность в звериную. Между тем, по мнению Амара, это было неправильно. Голод не должен вести того, кто встал над смертью.

            Проследив, как Ирэн входит к пленнице, Амар пошёл к Варгоши. Смысла выжидать, если честно, не было, Ирэн явно не нападёт на пленницу, просто проверит её и известит о том, что сейчас принесёт ей еды. Амар подождал не для того, чтобы проверить Ирэн, он ждал для того, чтобы остыла кровь…

            Вампирам пить холодную, пусть и живую кровь – это всё равно, что дразниться. От голода не спасёт, а жадность не даст отказа. Да и вкус, честно говоря, как гнилостный. Всё равно что затхлость глотать.

–Господин Цепеш велел вам дать, – объявил Амар, появляясь перед пленником.

            Варгоши повёл носом, принюхался, покачал головой:

–Я не хочу.

–Меня не волнует, – честно сказал Амар. – Я выполняю приказ своего господина.

–А где он сам? – спросил Роман Варгоши, он всё же проявил немного интереса к приходу доверенного слуги.

–В своих владениях, – ответил искренний слуга.

–Он обманул меня…– Роман Варгоши заметался по своей клети. Амар знал, что клеть эта была весьма комфортабельная, по крайней мере, Варгоши был здесь один, а ещё тут имелось окно – то есть воздух и свет.

            Но какой смысл объяснять пленнику, что его тюрьма гораздо лучше той, чем та, которую он на самом деле заслуживает? Варгоши ещё молод и не знает, что тюрьма бывает очень разной. А вот Амар видел. Он много походов провёл в армии Цепеша, и видел, как тюрьмой служили вырытые в сырой земле ямы, ничем не прикрытые, под небом; и как служили тюрьмами узкие гробы, поставленные вертикально; и промасленные лодочки, к которым приковывался человек, обмазанный молоком  и мёдом…

–Он не защитит меня. Я хочу его видеть! Я много думал…– Роман метался по своей очень комфортной тюрьме и не предполагал даже, какие мысли одолевают Амара. – Да! Я должен его увидеть! Скажите ему!

            Ну да, конечно. А ещё что сделать? Амар докладывает не по просбе какого-то пленника, а потому что должен докладывать.

–Ваша кровь, – повторил Амар мрачно, протягивая стаканчик пленнику. – Примите.

            Варгоши коснулся стаканчика, и с отвращением заметил:

–Но она холодная!

–Пейте, – предложил Амар, – мы здесь не имеет привычки жаловаться. Мы мало пьём крови. И мы ценим её.  А вы как? Вы цените кровь?

            Это была провокация. Сказано в Тёмном Законе: «цени  кровь, вставший над смертью! Цени кровь, ибо она есть жизнь твоя. Цени кровь и не допускай и капли крови, что тебе дана в дар жизни, пролиться на землю…»

            Амар издевался над Варгоши просто потому что мог это сделать. Варгоши в его глазах был ничтожеством и Амар сомневался, что за него кто-то заступится.

–Ценю, – хрипло отозвался Роман Варгоши и принял стаканчик с кровью из рук Амара. Амар жадно смотрел на то, как Роман пьёт. Нет, не голод и не зависть заставляли его вглядываться в это, совсем нет, а властолюбие и чувство произошедшей справедливости.

            Слишком много числилось за обоими Варгоши, так хоть чем-нибудь унизить бы их алчные рты!

            Варгоши выпил начавшую задыхаться кровь, и даже смог промолвить:

–Спасибо господину Цепешу за заботу…

–Я передам, – усмехнулся Амар. Он не собирался скрывать от господина и то, как унизил Варгоши. Честно говоря, он не отважился бы на это, если бы не видел, как сам Цепеш относится к этому недоумку.

–Мне нужно видеть его, скажите ему об этом! – взмолился Роман Варгоши.

            Если бы он говорил с кем-то менее радикальным и фанатичным, то, может быть, получил бы жалость. Но Амар не испытывал к нему жалости, потому что её не испытывал его господин.

–Скажите! – Роман видел, как равнодушно мёртвое лицо Амара, как спокойны и тихи его шаги, как легко он уходит прочь, оставляя Романа терзаться безызвестностью и безысходностью.

            Могло ли быть иначе? Мог бы Роман Варгоши уйти от плена Цепеша и от следствия? И что будет дальше? очевидно, что Цепеш его использовал втёмную, но что будет дальше? ведь если дойдёт до суда, то Варгоши есть что рассказать Высшему Совету, про договор с Цепешом, про его желание утопить лорда Агареса. И всего этого Цепеш не может не понимать!

            Не допустит же он скандала о себе из-за Романа? Придёт договориться. И тогда надо точно выбить всё, что ещё можно.

–Что нового, Амар? – спросил Влад Цепеш, появляясь в привычной для себя зале. Здесь он принимал всех гостей и разбирался с бумагами. Амар его, конечно, ждал.

–Получено письмо от короля Стефана, – с готовностью доложил Амар. – Он сообщает о жестоком убийстве своей дочери и грозится сжечь всех вампиров, ведьм и вурдалаков, которых только встретит. О той же готовности сообщает король Больдо – сосед короля Стефан и давний друг его земель, как я понял, принцесса должна была породниться с родом Больдо, а теперь их планы нарушены.

–Что ещё? – Влад Цепеш сел в резное высокое кресло. На взгляд Амара оно не было удобным, но Цепеш чувствовал себя в нём привольно, значит, это кресло было нужно.

–Король Стефан, как сообщили ваши друзья из знати…– Амар сделал значительную паузу, позволяя прочувствовать это сочетание. Речь, конечно, шла о знатных домах, которым покровительствовал так или иначе (как вампир или как человек с причудами и богатством), и знатных представителях этих домов, которые были повсюду. В том числе и при дворе короля Стефана.

–Надеюсь, наш король не спятил? – с тревогой спросил Цепеш. – Он мне ещё нужен. Его бастард слишком мал, и я не горю желанием наводить порядок ещё и здесь!

–Он подал жалобу Святому Престолу, – ответил Амар и замолчал, позволяя Владу обдумать это.

            На такое он не рассчитывал и сейчас должен был понять: это успех или неудача? Лорд Агарес, обещавший усмирить Варгоши, попадал теперь под удар не только Высшего Совета, но и Святого Престола. Но с ним попадал под удар и вампирский мир. Впрочем, велика ли беда? Ну подумаешь – взятки, разборки, скандал. Зато Агареса после такого ветром сдует из посмертия. И если переживёт, гордец несчастный, то заползёт в самую дальнюю яму!

–Это сообщение отличается точностью? – спросил Цепеш, рассудив, что пока рано делать выводы.

–Это слухи, – пожал плечами Амар, – наши друзья…

–Мне надо знать, как близко эти слухи стоят к правде, – решил Влад. – Понимаешь? затевать сейчас что-то, готовить ли Совет и наших агентов у Престола или просто всё ушло в угрозы?

            Амар понурил голову. Мог бы и сам догадаться! Сколько лет, а всё ещё проседает в логике!

–Простите, господин, я выясню! – горячо пообещал Амар.

–Здесь нет твоей вины, – мягко заметил Цепеш, – просто выполни это поручение. И ещё я хочу получить подробный доклад о том, как проходят дни у короля Стефана. Хочу знать, в каком он состоянии, чем занимается, как прошли похороны…

            Цепеш задумался, затем решил:

–Амар, а от какого-нибудь нашего друга при дворе короля Стефана мы можем передать в казну какой-нибудь денежный дар?

–Мы можем, господин.

            Это было опрометчиво и опасно. К тому же, король Стефан не идиот. Он может начать подозревать и своих людишек в связи с не той силой.

–Опасно, – сам себе возразил Цепеш, – пока подождём.

            О Варгоши спросил первый.

–Как там, кстати, наш кусок несчастья?

–О…– Амар хмыкнул и рассказ без утайки и про остывшую кровь, и про Ирэн, шумно сглотнувшую слюну, но не дёрнувшуюся за желанной добычей.

–Ай-ай! – Цепеш развеселился и Амар улыбнулся, гордый своим поведением. – Нехорошо издеваться над пленником!

            И он подмигнул своему слуге, мол, издеваться, конечно, нельзя, но здесь сама тьма велела! Ты молодец, но держи себя в руках.

–Он хочет видеть вас, – сообщил Амар, – говорит, что много думал.

–Ничего, и ему полезно, – Влад всё ещё веселился. Что делать? Вечность в посмертии накладывает свой след на личность: меняется и чувство юмора, и сама мысль, и взгляд на мир. Сейчас Цепешу было весело от того, что его слуга напоил Варгоши холодной затхлой кровью. А ведь если подумать, то всего сотню-другую лет назад, Цепеш пришёл бы от этого в ужас и надавал бы по щекам Амару за такую придумку.

            Время, безжалостное время меняет многое!

            И только верность здесь загустела.

–Я не навещу его, – сообщил Цепеш. – Можешь пока ему так и сказать. Или нет, не говори ничего. Ему не нужны лишние фразы, он их не вынесет, ещё начнёт думать, а он непривычен.

–Будет исполнено, господин! – этот ответ очень нравился Амару. А еще ему не нравилась последняя часть ежедневной сводки. – Крытка Малоре, господин…

–Она сожгла деревню? Её гонят на виселицу? – поинтересовался Цепеш и глубоко вздохнул, – тьма, как мне надоела эта вертлявая неумеха! Почему все умеют скрываться, а она дура дурой! Как только до своих лет досуществовала с такими куриными мозгами?!

            Амар молчал, ждал, пока господин закончит высказываться о Крытке Малоре и всё-таки снизойдёт до вопроса о том, что там с этим несчастьем опять произошло?

            Так и случилось. Выговорившись, Цепеш спросил:

–Ну что там у неё?

–Похоже, Крытка связалась с лордом Агаресом, – сообщил Амар и рассказал о том, что Крытка навещала площадь, и была с письмом. Вышла из лавки часовщика без письма. Лавчонка некоего господинчика Эйдиля.

            А вот это было уже наглостью! мало того что блаженка сама постоянно влипала во все неприятности, словно те её ждали, так ещё и лезла интриговать! И куда лезла? Под руку Цепешу?

–Господина Эйдиля арестовать нельзя, –  с сожалением сообщил Амар, – он принадлежит земле маркиза Лерайе, хотя и работает ближе к вашему наделу.  Но если вы хотите, если доверитесь…

–Нет! – строго одёрнул Влад, – нет, не стоит.

            Конечно, вампир понял, что его слуга предлагал свою помощь в поимке господинчика Эйдиля, лично Цепешу неизвестного.

–Это не наше дело, – сказал Цепеш, – но вот Крытка… в последние дни, видимо, в моду вошло разочаровывать меня. И это мне совершенно не нравится. И кто такой Эйдиль?

–Он лавочник, но это больше прикрытие. Он скорее связной. И я так понимаю, он работает не только на лорда Агареса, – мгновенно доложил Амар. – Во всяком случае, его регистрация за пределами земли лорда Агареса, но в землях Агареса у его жены есть дом.

            Понятно, значит, Агарес пользуется людьми. Для чего? Для связи с Крыткой?

–Как много потеряет мир, если Крытка пропадёт? – вслух размышлял Влад, – от неё одни хлопоты. От неё одни беды. И шум. Она глупа, но почему-то считает, что она вправе решать великие дела. А у неё нет мозгов, совершенно нет!

–Убить её? – с готовностью предложил Амар. Крытку он не жалел.

–Нет, зачем так кровожадно?! – удивился Цепеш, – просто доставь её ко мне. И я с ней поговорю уже на другом языке.

            Другой язык – это язык пытки. Что ж, Крытка сама виновата. Полезла не туда, куда следует, получай! Чего иного ждать от вампира, который явно дал понять, как желательно твоё молчание?

            В пытках Цепеш был мастером. Он стал им ещё при жизни, всё же ему приходилось быть жестоким, чтобы отстоять своё. Амар это знал и всё-таки не думал даже жалеть Крытку Малоре – в его глазах она была неправа и должна была поплатиться за это. За это и за свою гордыню.

–Подведём итог, – Цепеш собрался с мыслями, – ты узнай про слухи о доносе Стефана Святому Престолу. И ещё – о состоянии короля, о его действиях, о чём говорят при его дворе, в его коридорах. И доставь мне Крытку. Про Варгоши и его заточение здесь никому ни слова, ни намёка. Нет его, испарился…

            Про это было даже лишне. Амар умел молчать и понимал, когда молчать надо.

–Да, господин.

–У меня всё! – Цепеш махнул рукой, показывая, что Амар может идти. Но Амар не ушёл. – Что-то ещё?

–Мой господин, вам пора принять кровь, – заметил верный слуга. – Вы не принимали крови в достаточном количестве уже давно.

            Цепеш вздохнул. Голод гонит вампира, всегда гонит. Но когда ты живёшь долго, ты учишься в этом голоде сохранять разум, и понемногу разум учит тебя обходиться малым, голодать и не замечать этого. Вампиру нельзя наесться вдоволь, всегда будет пустота в желудке и в душе, так стоит ли губить жизни из-за каждого своего каприза?

            До этого надо дойти. Влад Цепеш дошёл и сейчас прикидывал: стоит или не стоит ему пить кровь в ближайшие часы? Пожалуй, можно ещё обойтись. Тем более, он не планировал интеллектуальных состязаний и драк, так зачем ему тратить ценную кровь сегодня?

–Завтра, Амар, – решил Цепеш. Амар кивнул и покинул зал своего господина, торопясь выполнить его поручения. Цепеш заметил, что Амара качнуло, едва-едва, но он заметил!

            Это означало, что Амар следовал за своим хозяином даже здесь. Он питался тогда, когда питался Влад. Но между ними была пропасть: Цепеш был древнее и сильнее, ему нужно было меньше сил, он не выполнял бега за Крытками и между «друзей», не вызнавал, не искал.

            Но Амар упорствовал. Терпел голод в убыток себе.

            Он всегда следовал за своим хозяином.

Глава 7. Маркиз Лерайе

                Маркиз Лерайе сам не помнил точно сколько ему лет. В конце концов, для каждого вампира наступает момент, когда возраст становится неважной составляющей существа.

            Собственно и маркизом он не был. Вся его жизнь, именно смертная жизнь, шла из ошибки. Один князь, чьего имени маркиз Лерайе никогда не узнал, возвращаясь домой из кровавого похода, встретил в местном трактире девку…

            Всё. И никакого титула.

            И жизнь будущего вампира должна была пройти в нищете и в тоске, в безысходных попытках выбиться из бедности, да вот только не  получилось у него так прожить. Проскитавшись всю юность, будущий маркиз Лерайе нанялся на корабль – на родине его ничего не держало, но и что делать в будущем он тоже не представлял. Но будущее казалось ему непременно счастливым, и он верил: за нищету его юных лет жизнь ему воздаст.

            Воздала.

            На одном южном острове, пока была недолгая стоянка корабля для пополнения припасов, будущий вампир отошёл от своих обязанностей, последовал сам не зная почему за женщиной. Что в ней было? что в ней было такого, что его привлекло?

            Она была вампиром. И она искала себе последователей. У неё было право на жертву и на ученика. Будущий маркиз Лерайе вытянул счастливый билет – он понравился вампирше, и та его не убила, а лишь сделала подобным себе.

            А дальше – годы восхождения, практика, смена имени, и попытка постичь смысл бытия. Он взял себе новое имя. Помня о своей нищете, ныне богатый, скучающий, он взял себе титул маркиза, нарёк себя так, как придумал и этим жил.

            Но не знал почему. Почему он живёт? Чего хочет достичь?

            Пресытившись богатством, Лерайе понял, что нищета плоти может быть им и побеждена, но вот нищета желаний осталась с ним. Он не знал чего хотеть, и если людей  в таком случае спасает недолговечность, то вампиру хоть беги.

            Лерайе и побежал. Он побежал через свет и тень, через границы, через страны, города…он менял облики, менял профессии и навыки. Он представал то целителем, то алхимиком, то поэтом, то строителем, то интриганом. И нигде не находил счастья.

            Лерайе схоронил трёх жён, семерых детей, девятерых внуков и шесть правнуков прежде, чем понял, что никого ближе вампирского сообщества ему уже не будет. Ни один смертный не мог вызвать в нём ни одного отклика более, ибо Лерайе поклялся сам перед собой, что никогда не попадётся больше на удочку привязки к смертному.

            Лерайе успокоился однажды, остановился и принялся жить как добродетельный вампир. Он основал небольшой городок, и даже «умер» для своих местных жителей и представал теперь перед народом уже в других лицах. А на площади городка стоял памятник его величию…

            Знали бы эти добрые католики кому поставили они памятник!

            Решив с материальным, Лерайе стал затворником. Он долго изучал свои возможности и делился ими с Высшим Советом. За это, собственно, и был принят. Именно Лерайе открыл, что вампиры не могут переносить на дух ничего крепче вина (и рекомендовал потреблять вампирам вино разведенное водой), именно он вычислил, как долго восстанавливается кожа после солнечного света и какую плотную ткань нужно носит, чтобы это скрыть, как ускорить регенерацию костей и ткани, и как её замедлить.

            И всё это на себе. Безо всякой пощады, безо всякой оглядки на последствия.

            Но больше всего Лерайе занимала проблема вампирского голода.

            Он пытался постичь природу этого голода, и понят как над этой природой подняться.

–В сущности, – рассуждал Лерайе, расхаживая в своём одиноком, закрытом для смертных доме, – что такое голод? Это потребность в еде. Еда восстанавливает силы. Но вампиры не могут есть пищу. Она ими не усваивается и желудок, вернее то, что называется у вампиров желудком, выталкивает всё назад. Правильно, в общем-то. Ведь все процессы у вампиров замедляются. Переваривание же занимает очень много внутренних ресурсов и длится долго.

            Значит – нужен аналог жизни. Жидкая жизнь. Энергия, которая легко усвоится организмом. Пища, которую примет желудок и то, что стало новой плотью.

            Лерайе считал, что кровь пришла из животного мира. Это был простой вариант с точки зрения природы. Он наблюдал за летучими мышами и насекомыми и пришёл к решению, что вампиризм каким-то образом проявил себя много раньше в дикой природе, чем в природе людской. Значит, он был создан и загадан богом.

            Организм людской же, встретившись с новой реальностью, обратился  к древности. И преобразовал для себя кровь как единственный доступный и быстрый источник энергии.

            Откровенно говоря, Лерайе не хватало данных. В идеале – нужны были опыты не только над собой, но и вскрытия вампирских тел. Но Высший Совет не одобрил, он долго дискутировал, ещё дольше нёс одно письмо из одного вампирского надела в другой и Лерайе махнул рукой – всё ясно!

            В конце концов, Лерайе решил, что хотя бы на себе опробовать свои достижения он имеет право. Да, конечно, к тому времени у Лерайе были уже его собственные прислужники-вампиры, которые нарекали его Хозяином и выполняли его приказы.

            Но Лерайе не позволил себе экспериментировать на них. хотя соблазн такой и был. Но он начал с себя, как истинный безумец.

            Целых три месяца он не пил и глотка крови. Ни людской, ни животной, зато усиленно пытался принимать отвары из трав и пюре из овощей и фруктов. В конце концов, сделал даже мясное пюре – бесполезно, противный желудок всё время выворачивало. Желудок отвык от еды. Он помнил лишь кровь.

            Измученный Лерайе под испуганными возгласами своих прислужников восстанавливался долгих две недели. Но не угомонился.

            Он пробовал теперь новую диету: молоко, смешанное с солью и ореховыми маслами. Жидкость, которая по его подсчётам давала энергию.

            Желудок жгло. Маркиза тошнило, но хотя бы не так часто.

            Снова недолгое восстановление и снова эксперимент: гранатовый сок, плюс перемолотые в пюре яблоки, плюс зелень (также перемолотая), плюс сливовый сок, отвар калины и миндальное масло.

–Вы бы прекращали, друг мой! – Мария Лоу не разделяла экспериментаторского духа маркиза Лерайе. – Вы же худо выглядите!

–Я должен знать! – огрызнулся исхудавший, побледнелый и пожухлый маркиз Лерайе. Он и в самом деле понимал, как глупы эти его попытки заменить кровь чем-нибудь иным. Но почему-то не мог отойти от дела.

            А дело становилось всё хуже. В ногах и руках не было силы. Маркиз Лерайе не мог трансформироваться в летучую мышь, ослаб и не восставал из гроба. Слуги плакали, молили принять кровь, да хоть бы животную, но Лерайе с упорством фанатика противился: он верил, что победа близка.

            Неизвестно чем кончилось бы дело, но герцог Гриморрэ – ещё один вампир Высшего Совета появился без приглашения в доме уходящего в небытие Лерайе. Да и не один! А со смертным!

–Этот человек знает такое, что тебе и не снилось, – ответствовал он.

            У маркиза Лерайе не было сил пошевелиться и воспротивиться наглости Гриморрэ, посмевшему осквернить его дом присутствием смертного. Он просто лежал с закрытыми глазами и готовился ко мраку.

            Но мрак не наступил. Странный смертный долго над чем-то колдовал, а потом подал вампиру Лерайе дымящееся питье. Вместе с Гриморрэ он даже влил это питьё в уста ослабевшего маркиза Лерайе.

            И…полегчало.

–Здесь желтки куриного яйца, миндальное масло, выварка спаржи, яблочный сок, завар клюквы и бузины, гранатовый плод и ягоды калины.

            Всё вместе образовывало вязкую, тягучую тёмную дымящуюся жидкость. Но чудо – полегчало!

–Это не заменит вам кровь, но может быть заменит частоту её необходимости, – объяснил смертный. – Надо пить в горячем виде. И в день по литру.

            Маркиз Лерайе был скептиком. Чем мог его, знавшего века вампира, научить смертный? Но научил. Лерайе покорился предписанному и вскоре восстал из гроба.

            Он повелел готовить для себя этот напиток и снизил потребность в людской крови в несколько раз. Голод отступил от него. Да, желудок был недоволен, да, в глазах проблескивало мутью, но это был выход.

–Кто этот человек? – спросил Лерайе у герцога Гриморрэ. В этот раз маркиз был бодр и весел. А ещё задумчив. Он очень хотел наградить своего спасителя.

–Он? Парацельс. Сам себя так назвал. Он знает о нас, но это его не пугает. Он считает, что мы – это часть науки, которая на сегодняшний день от недостатка знания зовётся «мистикой» и «нечистью». Великий смертный, между прочим. Умный человек. Реформатор!

–В самом деле, –  согласился маркиз Лерайе, – я разгадал причину, по которой у меня не получалось составить свою замену крови. Но он разгадал её раньше, чем я. И я хотел бы наградить его…

–Друг мой, – вздохнул Гриморрэ, хотя Лерайе поклясться был готов, что друзьями они не стали, – многие хотели бы наградить Парацельса. Да только он не ото всех берёт. И не всё. Он презирает награды. Он за результат.

–Честный человек! – восхитился Лерайе и принялся совершенствовать питьё, рецепт которого дал ему странный смертный. За этим делом он так увлёкся, что даже пропустил, что жизнь человека коротка, спохватился поздно и узнал: Парацельса убили. Он был ещё не стар даже по меркам смертных, и он, служивший и вампирам, и знати, и простому люду, и самой медицине, не был в итоге никем защищён.

            Лерайе выругался. От души выругался. Попенял на себя – за чёрствость, недогадку, неумение предвидеть это. да толку? Парацельс был мёртв, а ведь был такой полезный смертный!

            Но напиток Лерайе изменился всерьёз. Лерайе добавил туда толику чеснока и ещё кое-каких специй. И, хотя чеснок в больших дозах для вампира губителен, в малой Лерайе заставил себя его терпеть, рассудив, что это как малая доза яда: к ней можно привыкнуть.

            А потом был великий доклад Лерайе перед Высшим Советом. В нём он изложил своё достижение – напиток, снижающий потребность в человеческой крови. И, хотя доклад был блестящим, открывающим новые возможности вампирского сообщества, популярности он не получил. Как и питьё Лерайе.

–Надо менять свои потребности, – вздохнула Мария Лоу, – это трудно. Сообщество не пойдёт на это.

–Вы уверены, что то, что сработало с вами, сработает с другими? – Зенуним тоже не поддержала тогда Лерайе.

–Мне нужна подопытная группа! – соглашался маркиз Лерайе, – возможно, мы сможем усовершенствовать нашу породу, нашу…

–Это пустое. Никто не согласится. Всё это пустые бредни. Зачем страдать, выворачивать свой желудок, перестраивать организм, если можно просто убить человека? – князь Малзус даже не пытался скрывать своего раздражения. – Или не убивать, а подкормиться. Это всё лучше, чем давить сок из ягодок и веточек! Это кровь! Это традиция. Это века! Даже тысячелетия! Это в природе, а то, что предложил маркиз Лерайе – противоестественно.

–Мы пока не можем продвигать этой идеи, поскольку у нас мало данных.

–Вы можете продолжать свои изучения. Но не рассчитывайте на большой успех. Возможно позже?

            Они все признавали что достижение было замечательным и все тут же возражали против всякой попытки массового исследования. Конечно, пить кровь проще, чем толочь травы и заваривать листья. Но ведь это был прорыв! Это было открытие.

–И этого мы не отрицаем.

            Но толку с открытия? Лерайе оставался один. Он пробовал теперь на своих слугах питьё, и те крепли, и понемногу отказывались от частого потребления крови, но сколько было слуг? И приняли бы они волю Лерайе, если бы он не был их хозяином? Осмыслив это, Лерайе от них отстал, и его прислужники вернулись на круги им уже знакомые. Никто, ни один вампир не пожелал расстаться с кровавой пищей в угоду пищи заменяющей.

            И это говорило о многом. Это означало, что именно охота на людей и животных нравится вампирам. Что так поднимается их энергия, их души радуются этой охоте, возможности вонзить в тела клыки, и пить, пить жизнь…

–Это не только голод, не только поиск насыщения, но и поиск удовольствия. Если бы кувшины с этим питьём имели бы ноги, они бы охотились за ними с неменьшим удовольствием! – досадовал маркиз Лерайе в мирке своего одиночества.

            Досадовал и пил положенные полтора литра. В последнее время маркиз Лерайе экспериментировал с дозами. Он пробовал увеличить питьё и последить за своим самочувствием.

            С тех по прошло много времени. Лерайе, сделавший выводы в те далёкие века, ныне слыл вампиром, едва ли не победившим голод, но не находил последователей. И сам он отдалялся от Совета, в свои дела их не посвящал, но принимал участие в заседаниях, и держался с некоторой холодностью. Друзей же среди Совета не завел. Разве что Гриморрэ, но тот был умён и понимал – злоупотреблять общением с маркизом не стоит.

            Так что было с чего удивиться маркизу Лерайе, когда лорд Агарес попросил принят его у себя.

            Лорд Агарес, за падение которого с последующим судилищем выступал маркиз Лерайе, разумеется, не должен был знать о том, что против него затеяно дело. Но с чего тогда ему просить о встрече?

            Впрочем, гадать маркиз Лерайе не любил. Он любил откровенность. Потому и разрешил встречу.

            Агарес появился один. Бледный, нервный. Явно плохо спал и ел – под глазами залегли знакомые маркизу Лерайе тени посмертия. Они всегда проступают, когда душевное и физическое состояние носителя страдает.

–Маркиз, – лорд Агарес склонил голову в приветственном поклоне, – спасибо, что приняли меня.

–У меня мало времени, – на церемонии маркиз Лерайе не растрачивался. – Крови предложить не могу, у меня её и нет почти. А моего питья вы явно не будете пить?

            Лорд Агарес нервничал, но предложение маркиза Лерайе его привело всё-таки в ужас. Он замотал головой, не заботясь о том, что его волосы явно не сохранят привычной уложенности от такой резкости в движении.

–Нет-нет, благодарю вас! Не стоит.

            «Можно подумать, я тебе всерьёз предложил  бы!» – с тоскою подумал маркиз Лерайе, но вслух спросил другое, более занимавшее его, чем эгоизм вампирского сообщества:

–Что вас ко мне привело?

–Маркиз Лерайе, я прошу вас стать моим заступником! – лорд Агарес не готовился к встрече. Явно был слишком разбит и изумлён.

–За что такая вера? – не без иронии спросил Лерайе. Он видал в гробу такую лишнюю ответственность. Да и к тому же, Агарес сам загордился, сам и виноват в том, что его…

–Похоже, меня хотят унизить, свалить, уничтожить! – лорд Агарес протянул какой-то листок своему единственному шансу.

            Лерайе, не скрывая брезгливости, взял его, развернул, прочёл: ««Дорогой мой друг и господин Агарес!

            За беспокойство Ваше прошу меня извинить. Я хочу лишь спросить, может чем могу служить Вам? Господин Цепеш вызвал меня к себе из самого моего дома…»

            Лерайе прочёл письмо на три раза прежде, чем самообладание вернулось к нему полностью. Он вернул листок:

–Признаюсь, я не знал, что вы так дружны с блаженкой Крыткой Малоре. Если это так, то, пожалуй, вам следует взять за неё ответственность, ибо наших сил нет.

–Отве…нет, господин Лерайе, я не об этом пришёл говорить! – Агарес не утерпел, заметался. Всё-таки, он был ещё молод. Да и родился, даже человеком, в отвратительно мирное время. Не изведал ни ужаса, ни горечи, ни голода.

            Вот с непривычки и не справлялся!

–Тогда в чём дело? – лениво спросил маркиз Лерайе, хотя, конечно, всё уже понял.

–Влад Цепеш затеял против меня игру! Я пока не могу постичь причины, по которой он пошёл против меня. Но очевидно – он пытался узнать у Крытки Малоре обо мне… и я…

–Идиот, – подсказал маркиз Лерайе. Такт ему внезапно отказал. Агарес в изумлении обернулся на древнего вампира. Тот явно досадовал, и досадовал он на Агареса!

–Прошу прощения? – лорд Агарес в иное время бы оскорбился, но сейчас он был слишком напуган и не понимал происходящего.

–Ты идиот, лорд Агарес, – повторил маркиз Лерайе, – если ты полагал, что твоё заступничество за мерзавца Романа Варгоши пройдёт незамеченным.

            Вот тут у лорда Агареса впервые появилось понимание. Он смутно начал сопоставлять факты, смутно догадываться. Но разум всё ещё отказывался принять это и он возмутился:

–Это же пустяк! Я взял Романа Варгоши на поруки. Разве я этого не мог сделать?

–Роман Варгоши мерзавец. Он идёт от гнилого рода, и вам, лорд Агарес, должно было быт предельно ясно, что Совет…– маркиз Лерайе наслаждался, глядя в лицо загордившегося и забывшегося вампирёныша.

            Эх, а Цепеш его ещё в Совет предлагал включить! Хорошо что не успели. Цепеш бы сейчас был бы в ярости.

–Я просто защитил его! – попытка была жалкая, но лорд Агарес и в самом деле был очень молод по сравнению с маркизом Лерайе, и от того терялся.

–Вы нарушили закон, наш закон! – мстительно сообщил Лерайе. – Ты, Агарес…

            Он никак не мог определиться для себя, как обращаться к Агаресу на «ты» как к младшему и ничтожному, или на «вы» как к пока ещё чуть-чуть достойному внимания? от того и чередовал.

–Я не…– начал Агарес, но ослаб.

            Он не думал, что всё сойдётся в такую простую данность, что все его гениальные замыслы по становлению на высшее и значимое место, по спасению души Варгоши, по достижению и демонстрации добродетели падут, станут ничем.

            И приведут к тому, что про лорда Агареса скажут так: «он нарушил закон».

–Да! Да! – усмехнулся маркиз Лерайе. Пока лорд Агарес осознавал своё бессилие, пока Крытка Малоре переживала за своего внезапного друга, пока Цепеш ждал новостей от Святого Престола и двора короля Стефана, а Роман Варгоши томился в плену Цепеша, маркиз Лерайе играл в свою игру.

            Он хотел немного изменить Совет, вернее – некоторое его отношение.

            И Цепеш был ему не нужен уже давно. Уже давно у маркиза Лерайе были с ним свои счёты, ещё со времён блестящего доклада о возможностях уменьшить потребность в крови с помощью отваров. Тогда Цепеш не просто как и все не принял его идеи, он, как немногие, посмел сказать, что маркиз Лерайе, похоже, мнит себя богом, раз пожелал переделать вампирскую природу.

            Это было сказано не от зла. Но маркиз Лерайе это запомнил. А дальше накрутились новые счёты, были слова и действия, были столкновения, и вежливые холодные договорённости.

             Однажды это должно было привести к чему-нибудь, после чего останется только один: или Цепеш, или Лерайе.

            Да и Лерайе полагал, что Цепешу – жестокому мерзавцу нет места в Совете. Что он сделал? Посадил на кол чёрт знает сколько людей? А в посмертии стал мудр? Сердечен? Милосерден? Маркиз не верил.

            У него не было откровенной нужды уничтожать Цепеша, в мире, пуст и худом, они могли работать, но личная неприязнь, личное недоверие и презрение, и память мешали ему. И тут подвернулся, как назло, такой прекрасный шанс. И как было им не воспользоваться?

–Почему же меня не осудят? – тихо спросил Агарес. Весь запал его гордыни исчез мгновенно. Уверенность тоже растаяла. Это уже устраивало Лерайе.

            Маркиз Лерайе мог сказать причину. Мог объяснить, что перед судом готовится падением Агареса, что именно по этой причине Цепеш, видимо, вышел на Крытку. Вот только не предупредил и не запугал дурру, та и растрепала.

            Маркиз Лерайе мог объяснить тактику, признанную Советом на последнем заседании на его счёт, но не стал. Вместо этого он солгал:

–Может быть, ищут заодно и другие дела.

–И что же…– Агарес растерялся ещё больше. Он стал мальчишкой и смотрел именно так, как смотрел бы нашкодивший мальчишка. Это был не вампир. Не гордец, посмевший подумать о себе что-то такое, что позволило ему самому принять решение по поводу Варгоши.

–Думай! – предложил Лерайе, ожидая неизбежного.

            Что мог придумать Агарес? Он уже придумал недавно, теперь осталось отбиться от этой придумки.

–Я пойду к Цепешу? – спросил лорд Агарес. Маркиз Лерайе чуть не застонал от досады: какая дрянь! Ну что за глупые, смертные идеи?

–Зачем? – вежливо поинтересовался маркиз.

–Я всё ему объясню.

            Агарес почувствовал усмешку в словах Лерайе и понял, что его решение не самое изящное и правильное. Оставалось только признать это:

–Маркиз Лерайе, что мне делать? Как мне поступить? вы же знаете, что я не от зла, не от незнания закона, а просто…

            Просто захотел побыть богом. Просто захотел показать, что можно спасти душу, которую нельзя спасти? Просто захотел утереть нос Совету? Просто не подумал о последствиях. Как же всё просто! Просто сделано!

–Ты как смертный! – припечатал маркиз Лерайе, – но ты вампир и ты должен думать на несколько шагов дальше. Тебе дан путь. Долгий путь. И дан закон. А ты ему не следуешь!

            Агарес закрыл лицо руками. Стыд, проклятый стыд, посланный смертному, настигал и тех, кто обрёл посмертие.

–Спрашивается, – продолжал Лерайе, – где есть гарантия того, что если…кто-нибудь, ну мало ли? Захочет вдруг за тебя заступиться…

            Это было надеждой. Агарес ожил, отнял руки от лица и внимательно посмотрел на маркиза Лерайе, который вроде бы как ничего и не сказал, но вместе с тем сказал куда больше, чем Агарес заслуживал.

–Что я могу сделать для вас? – спросил лорд Агарес.

–Для меня? – удивился Лерайе, – друг мой, для меня ничего не нужно делать. Вы, лорд, не понимаете, как обстоят дела или пытаетесь меня подкупить?

            Агарес не отводил взгляда от лица древнего вампира. Ему чудилась тень спасения.

–Ну что ж с вами делать?! – возмутился, но возмутился, конечно, притворно, Лерайе, – ох! Ну что вы могли бы мне предложить? Земли, титулы меня не интересуют.

–Что хотите! – совсем недавно и Роман был просителем у Агареса, а теперь просил Агарес. Великая шутка существования – ирония! Бессердечная!

 –В самом деле, если только попросить вас об обмене? – вслух рассуждал Лерайе, уже твёрдо зная, что рыбка с крючка не сорвётся. Слишком лорд Агарес любил свой уютный мирок. Слишком был себялюбив.

–Обмен? – не понял Агарес, но было видно – согласен. На всё согласен.

–Я выступлю вашим защитником, – мрачно объяснил маркиз Лерайе, – а вы достанете мне бумаги на Влада Цепеша.

–Бумаги? – Агарес поперхнулся. Он ожидал чего-то другого. А тут – бумаги? На Цепеша?

–Да, бумаги на Влада Цепеша. Мне рассказывали, что они хранятся у герцога Гриморрэ, – маркиз Лерайе ослепительно улыбнулся.

            Тысяча и один вопрос! почему на Цепеша? Почему у Гриморрэ? Зачем Лерайе эти бумаги? Что в них написано? Тысяча и один вопрос, но один шанс на ответ.

–Я согласен, – промолвил лорд Агарес и склонил голову, – только… как мне их достать?

–Меня устроят и копии! – успокоил маркиз, – а вот как достать… друг мой, это уже глубоко не моя проблема!

            Куда было деваться Агаресу? Что ему делать со своей бедой? Он загордился, он потерял контроль, забыл про бдительность, про Тёмный Закон и теперь справедливо должен был быт сражён.

            Лерайе провожал его безо всякого почтения, насмешливо. Он не сомневался, что в любом случае останется в выигрыше. В случае победы Агареса – завладеет бумагами на Цепеша, которые, как говорят, действительно хранил Гриморрэ чуть ли не по собственной просьбе Цепеша. В тайне ото всех.

            Если Агарес проиграет – что ж, это ничего, бывает. одним гордецом станет меньше.

            Но хорошее настроение у маркиза Лерайе продержалось недолго. Только проводил он поверженного Агареса прочь, только вошёл в свою залу и потребовал себе ещё своего питья, и только кивком головы приветствовал своего слугу – Мелона, как ему подали письмо.

            Письма Лерайе получал нечасто. Только по делам Совета, в основном он переложил переписку на своих слуг и жил затворником. Впрочем, иногда он, преодолев ещё много столетий назад свою брезгливость, общался со смертными учёными мужами, но даже в таких случаях писем было мало. Ему почему-то очень сложно было их писать. Мысли не клеились, он предпочёл бы, чтобы его кривые строки были более изящными, более ясными, но получалось то, что получалось.

            Всякое хорошее настроение, даже тень его, покинула Лерайе, когда он прочёл письмо, оказавшееся письмом от Влада Цепеша.

–Лёгок на помине! – прошипел маркиз, но вгляделся в текст. Судя по официальному тону и по тому, что в письме не значилось имени, Цепеш просто сделал несколько копий с одного письма, не потрудившись назвать адресата.

            Но чёрт с ним, с уважением! Новости были дурными. Оказалось, Роман Варгоши пошёл, как выражался Цепеш «в разнос», и убил дочь короля Стефана. Более того – Варгоши пропал!

            Это меняло ход всего дела.

            Теперь лорд Агарес был тем, кто нарушил клятву. Клятву, данную смертному. Он обещал, что Варгоши будет тих, а тот убил. Убил дочь того, кому Агарес клялся!

–Мерзавец ты, Цепеш! – промолвил Лерайе. Теперь и ему Агарес был не нужен, древний вампир слегка опоздал. Он не рассчитывал, что падение Агареса будет таким быстрым.

            Одного лишь Лерайе не мог сообразить: куда делся тогда Варгоши?..

Глава 8. Герцог Гриморрэ

            То, что герцог Гриморрэ тот ещё мерзавец знали многие. То, что при этом он сам себя считает скучающим эстетом – единицы.

            Очень давно, когда мир ещё принадлежал одной грубой силе и ум только начал отбирать крупицы власти, Гриморрэ вдруг понял, что убийство смертного не насыщает его. Да, он мог выпить кровь, до конца, до последней жалкой капельки обескровить человека, но при этом не почувствовать наслаждения.

            Это ему не нравилось.

            Он лишился удовольствия вкушать пищу, потерял вкус, его перестали манить женщины в том же виде, что и прежде, а теперь оказалось, что и убивать их – даже самых красивых, даже после того, как он полностью покорил их, неинтересно.

            Тоска – первый враг вампиру.

            Гриморрэ не мог принять в полной мере высшего благородного вампирского пути. Он не хотел всё время изучать что-то добродетельное, служить (стыдно сказать – смертным), путешествовать… всё это было ему скучно. Он готов был эту скуку преодолевать, но тогда ему требовался источник какого-то удовольствия.

            А удовольствия не было. Кровь не несла насыщения. Тела подёргивались в его нечеловеческих руках, тела дрожали, из них уходила жизнь, но…

            Ничего! Эмоциональная пустота!

            С тем же успехом Гриморрэ мог осушить бы и стакан.

            Но время шло. Гриморрэ тосковал, и однажды ему всё же пришло решение. Красавица Агнесса – вампирша, гречанка по происхождению, попавшая в плен после сдачи своего родного города, и в плену ставшая вампиром, тоже скучала. Но она, в отличие от Гриморрэ, искала способ развлечься.

            Они встретились случайно, почувствовали друг в друге необходимость и Гриморрэ даже забыл на время про свою тоску. Но Агнесса не умела оставаться на месте, уходя от Гриморрэ в последний раз, она посоветовала:

–Убивай их долго. Долгая смерть оттеняет вкус крови. Страдание делает происходящее привлекательнее.

            Гриморрэ сначала не принял её слова всерьёз. В конце концов, исчезновение Агнессы было куда большей трагедией, чем собственная тоска, но прошло и это, и тогда он обртаился к её словам.

            У следующей своей жертвы Гриморрэ проявил себя как истинный мерзавец. Он вырвал ей глаза и оставил лежать на холоде. Вышло очень грязно и мерзко. Гриморрэ, отличавшийся прежде не только милосердием к жертве, но и любовью к чистоте, был недоволен итогом, однако, он понял как применить совет Агнессы.

            Теперь все его убийства несли ритуальный характер. Это было настоящее представление, которое со временем только совершенствовалось и достигало, наконец, дна ужаса.

            Гриморрэ экспериментировал. За эти долгие века он узнал очень много о том, как далеко может зайти извращённая безумная мысль. Он успел и поговорить со многими смертными, перенять их опыт умерщвления плоти и поделиться своим.

            А Совет… Совет был недоволен. И что  было хуже всего – он ничего не мог сделать со своим недовольством, только если засунуть его куда подальше, ибо Гриморрэ, обретя для себя такое удовольствие, стал по-настоящему преданным слугой вампирского сообщества и почитателем, ревнивым стражником Тёмного Закона.

            И что было ещё хуже – Тёмный Закон не говорил о том, каким образом надлежит убивать жертв. Он только ограничивал их число строгими рамками, дополнительные решения по уменьшению или увеличению, как награду или наказание, принимал Совет. Но вот о способах молчали все. И хотя были жалкие попытки провести законопроект о недопустимости мучений для смертных, его не поддержали.

–Люди поступают ещё хуже по отношению к своим собратьям.

–Но люди их не выпивают.

–Они поступают гораздо хуже!

            В итоге – сошлось всё на совести. На совести вампира. Так что герцог Гриморрэ не нарушал закона. За что было его наказывать?

            Сегодня, в полнолуние (никакого эффекта мимо!) у Гриморрэ была очередная жертва. Он готовился к ней уже долго, выжидал этот необходимый срок по закону, разрешающий, наконец, снова убить.

            И ночь пришла. И герцог Гриморрэ, облачённый по такому случаю в новую чёрную мантию, ушитую серебром и россыпью мелких рубинов (дорого, но удовольствие должно быть даже в такой, самой долгой жизни),  стоял уже на специально построенном возвышении посреди идеально очерченной лесной поляны.

            В небе стояла беспощадная равнодушная луна, проливающая свой жестокий свет на эту полянку. И свет расходился равномерно, и возвышал того, кто уже был возвышен.

            Гриморрэ стоял на чёрной, подбитой бархатом трибуне. Всего три ступеньки поднимали его над поляной, и всего на  три ступени возвышался он над всеми, и всё же – это был эффект господства, это было своеобразной красотой, вернее – одним из многих шипов этой самой красоты.

            Он стоял мрачным изваянием, возвышаясь над всеми. Луна серебрила его фигуру, отражалась от рубиновых и серебряных нитей, ярче выхватывая их на фоне чёрного одеяния…

            А на полянке, в самом центре уже ждал особенный стол. На резных ножках, купленный по случаю в Афинах, приписанный мастеру с таким именем, которое даже Гриморрэ без брани не мог повторить, он был накрыт сейчас дорогими тканями, тяжёлыми и недоступными простым смертным.

            Не стол даже, а ложе!

            Вокруг стола – слуги Гриморрэ, те, кто называл его Хозяином. И они стояли кругом, облачённые также, по случаю, в новые шёлковые чёрные мантии с капюшонами, только с вышивкой победнее – всё-таки главным должен быть Хозяин.

            В руках некоторых свечи – конечно же, слепленные из чёрного воска. Другие, кому не досталось свеч, стоят, скрестив руки на груди, в немом почтении. Правда, есть среди них ещё один – слуга с дорогим футляром. Футляр раскрыт, из него блеск – кинжал. Особенный кинжал, выкованный не для битвы, но для причинения боли.

            Гриморрэ поднялся на трибуну давно, но всё не мог наглядеться на полянку и на всё то, что та содержала. Ему нравилось, Хозяин был доволен. Этого он ждал. Это несло ему удовольствие.

            Гриморрэ поднял затянутую бархатной перчаткой ладонь вверх и сверкнуло на его пальце кольцо. Сам Гриморрэ считал, что это дурной тон – носить украшение поверх перчаток, но мода была беспощадна и сейчас он поклонялся ей также, как и всему, что было создано для его услаждения.

–Мы собрались здесь, в эту ночь, при луне, что станет нам свидетелем…– слова были пустыми и не имели смысла. Это был пафос. Но это несло наслаждение герцогу Гриморрэ, поэтому он произносил их с особенным смакованием, делая театральные паузы и торжественно оглядывая всех своих прислужников.

            Наконец последовал и приказ:

–Ведите её!

            И тотчас, двое слуг, ожидавшие именно этих слов, нырнули в темноту, скрылись из-под власти лунного света и вскоре появились. Они шли с особенной торжественностью и медленно, а между ними билась, дрожала нежная девушка – совсем юная, только-только вступившая в пору расцвета. Она была облачена в светлые, почти прозрачные от тонкости одежды – платье невинности!

            Вообще-то, когда слуги Гриморрэ её поймали, она была одета как и подобает крестьянке. Но случай требовал всеобщей подготовки, поэтому крестьянскую девчонку, готовя к ритуалу для Хозяина, не только отмыли, надушили и переодели, но ещё и порядком изменили её внешность – исчез румянец щек за пудрой, исчезла грубая коса, превратившись в рассыпавшиеся по плечам чудные локоны, убранные умелыми руками…

            Она была хороша и не похожа на себя прежнюю.

            А ещё – она была обречена.

            Она не видела куда её ведут – её глаза были завязаны чёрной шёлковой лентой. Гриморрэ любил этот эффект, когда жертва видит его, трибуну, приготовленный стол-ложе впервые. Это сразу же поражает их всех.

            Сняли повязку. Она забилась, закричала. Гриморрэ не дал знака остановить её. Он позволил ей кричать, потому что это было лучшим дополнением ко всему, что происходило и должно было ещё произойти на этой полянке.

            Девушка выбилась из сил. Она молила, плакала отпустить её, но Гриморрэ, и вслед за ним, конечно же, его слуги, хранили молчание. И в этом молчании она ощутила безвыходность своего положения.

–То, что ты сегодня здесь, с нами – это особенная честь. Честь для тебя, смертная!

            Гриморрэ нравилось на слове «смертная» или «смертный» вдруг сверкнуть краснотой глаз. В полумраке, когда светом была лишь луна, да отблесками несколько свеч, это смотрелось особенно пугающе.

            Девушка испугалась. Она попыталась упасть, но сильные слуги вернули её. Она плакала, не смея пошевельнуться, а из темноты, медленно спускаясь по ступеням со своего возвышения, шёл герцог Гриморрэ. Шёл прямо на неё.

            Он не торопился, он вкушал страх, который нарастал с каждой минутой в этом хрупком теле.

            Но каждый путь кончается и вскоре вампир уже был лицом к лицу со своей жертвой.

–Пожалуйста, не надо! – взмолилась смертная.

            Гриморрэ беспощадно расхохотался. Сочувствия в нём не было. вообще-то, он знал про сострадание и даже испытывал его, но сейчас, в ту минуту, когда он был в своей стихии, когда он был ужасом, сострадание оставило его.

            Двумя пальцами – ледяными, как и полагается голодному вампиру, он рванул её лицо за подбородок вверх, не заботясь о том, больно ей или нет. Оценивающе оглядел её, как лошадь или рабыню.

            Она плакала, не делая попыток вырваться. Гриморрэ отпустил её и спокойно сообщил:

–Ты умрёшь этой ночью.

–Почему…– попыталась она что-то добавить к своему вопросу, но слёзы снова захватили её.

–Потому что ты ничтожна, – объяснил Гриморрэ. – Ценности в тебе никакой. Что ты можешь? Что ты дашь этому миру? Самое лучшее, на что ты способна – немного развлечь меня. и то, только по причине того, что я милосерден.

            Вариации у герцога были разные. Он иногда отвечал на подобные вопросы жертв очень просто: «я так хочу», иногда не отвечал. Иногда снисходил до какой-нибудь лживой, придуманной им же теории, которая должна была оправдать его поведение. Но всё это было лишь от тоски и лишь для удовольствия и не имело под собой никакого практического доказательства и даже смысла.

            Недавно ему очень понравилось заходить через ничтожность смертного. Сейчас к этому и пришёл.

–Что ты можешь? Почему ты должна жить? – допытывался Гриморрэ, наслаждаясь страхом своей сегодняшней смертной.

            А та дрожала, и едва ли понимала полностью смысл весь его слов. Обычное, простое лицо. Какая судьба её могла ждать? Семья, дети, работа, тяжёлая работа, старость. Но вмешалась судьба в лице и воле герцога Гриморрэ и вот уже ей     не выйти замуж, не станцевать свадебного танца со своими подружками и не стать матерью.

–Так и я думал! – с усмешкой произнёс Гриморрэ. Он зашёл за спину своей жертвы, полюбовался просвечивающими через ткань одеяний формами. Конечно, он видал много тел, и уже не было ему интересно, ничего не могло его удивить, но в этой её позиции жертвы, которая ждала своего смертного часа, и которая была обречена на долгое умирание всё ещё был для него какой-то трепет.

            Гриморрэ легко провёл по её спине. Она вздрогнула и треснула ткань, вслед за её движением, подчиняясь воле вампира.

            Ткань скользнула на землю. Смертная дёрнулась, пытаясь прикрыться. Смотрела она в лицо смерти и чувствовала на спине своей взгляд самой смерти, а всё же стыд побеждал.

            Но ей не дали спасти свою честь хотя бы так. Слуги развели ей руки с силой, не давая шелохнуться, и повели её, стыдящуюся, рыдающую, несчастную к приготовленному столу-ложу.

            А один из верных слуг уже подавал кинжал своему Хозяину. Тот самый кинжал, который создан был не для борьбы, а для причинения боли.

–Да будет на то воля тьмы! Да будет луна нам свидетелем…– провозгласил Гриморрэ, вознося руки с зажатым в них кинжалом к небу. Луна серебрила острие.

–Да будет на то воля тьмы! Да будет луна нам свидетелем…– повторили послушные слуги, жадно вглядываясь в серебряное лезвие кинжала.

            Жестокость тоже может завораживать.

            Смертная пыталась биться на своём ложе. Она уже не стыдилась своей наготы. Она пыталась спастись, хотя это было, конечно, невозможно.

            Гриморрэ медленно приблизился к ней, не сводя с неё взгляда. Он решил убивать по-людски, чтобы помнить о своей принадлежности к высшей силе.

            Он провёл остриём по её животу, повёл лезвие вверх. Она замерла и часто-часто дышала, всхлипывала. Он ещё не резал. Он только очерчивал невесомый узор, который совсем скоро должен был проступить капельками невинной крови на её несчастной коже.

–Тш…тише, – посоветовал Гриморрэ. В нём теперь без труда прослеживалось весёлое сочувствие. То самое, от которого нет толка, и от которого только больнее.

            Девушка дрожала, плакала, мычала…

            Гриморрэ сделал первый надрез на её коже. За эти века он прекрасно изучил людскую плоть. Он знал где резать, чтобы было больно и как это делать, чтобы смертная не умерла раньше, чем он позволит.

            Проступила кровь. Девушка застонала. Нет, ей ещё не было настолько больно, но это был стон отчаяния. Её держали, сильно держали, распяв по столу. И она ничего не могла изменить в надвигающейся беспощадной смерти.

            Гриморрэ коснулся губами открытой раны. Крови было ещё мало, но он попробовал её. Отстранился и снова занёс кинжал…

            Теперь ей стало по-настоящему больно. Она заорала бешено, боль хлестанула через каждую частичку её тела.

–Не дёргайся, – посоветовал Гриморрэ, подставляя поднесённый одним из почтенных слуг своих витой, изукрашенный кубок под кровь. Кубок наполнялся. Девушка кричала – Гриморрэ давил лезвие на открытую рану, углублял её.

            Она охрипла.

            Кубок с кровью пошёл по рукам вампиров. Самое сложное было – не выпить больше, чем нужно. Гриморрэ не любил, когда кто-то из его прислужников оставался без угощения. Сразу же пропадала чистота ритуала и возвращалась реальность с чьей-то непомерной жадностью и глупостью, с чьим-то неумением держать себя в руках.

            Зная об этом некоторые из прислужников, особенно из числа старых, научившихся самоконтролю, только делали вид, что пьют. А дальше отдавали кубок. Впрочем, дело было не только в страхе того, что кто-то ошибётся и выпьет больше, чем положено.

            Некоторыми двигала жалость. Последней, кто должен был принять кубок, была новенькая, совсем свежая вампирша – Одетта. По меркам не только вампирским, но и людским, она была ребёнком, чуть младше даже той жертвы, что сейчас кричала перед нею.

            Одетта умирала от проказы, когда Гриморрэ наткнулся на неё во время одной из прогулок, которые и в людской, и в посмертной жизни считал обязательными. Гриморрэ пожалел её и спас. Но это было так недавно!

            И у некоторых дрогнуло – они обойдутся, а дитя? Нет, пусть пьёт.

            Одетта получила почти половину кубка  с кровью смертной, и кровь была проглочена ею мгновенно, она и вкуса не успела ощутить.

            А Гриморрэ, не замечая, или делая вид, что не замечает хитростей своих прислужников, всё наклонялся над смертной, и кинжал всё также кроваво и страшно поблескивал в его руках. Девушка уже не кричала. Она только дёргалась и мычала.

            Гриморрэ не давал ей умереть. Гриморрэ не давал ей провалиться в беспамятство. Он заставлял её возвращаться в реальность, лучше многих целителей зная плоть.

            Она мучилась. Невинная крестьянская девчонка, оказавшаяся в злой час не в том месте, мучилась. Она молила о смерти, но Гриморрэ не давал ей её. Он следовал своему наслаждению, своей власти, своей тоске.

            Луна уже выцветала, бледнела, и давно догорели уже чёрные свечи, когда Гриморрэ подарил долгожданную смерть своей жертве. Мощным решительным ударом он резанул её по горлу и она, наконец, ушла из этого жестокого мира.

            Гриморрэ почувствовал усталость. Он осушил приготовленный прислужниками кубок с горячей кровью ещё подрагивающего тела, и почувствовал облегчение:

–Всем спасибо.

            Он отдал кубок и ещё раз глянул на замершее в вечности тело. Она была красавицей ещё в начале ночи, а теперь?

            «Какая мерзость!» – подумал Гриморрэ, но отвращение его не было обращено к самому себе. Оно относилось к ней, к её телу.

            К ненужному и ничтожному.

            С Гриморрэ, почтительно кланяясь, сняли мантию и перчатки. Это тоже было частью его представления – уставший жрец покидает свой храм.

            Гриморрэ пошёл прочь, желая поскорее прилечь в гроб и уснуть – всё-таки подобные вещи требуют большой эмоциональной сосредоточенности. Он был доволен, но как же устал!

            А прислужники сейчас приберут. Герцог Гриморрэ даже ясно знал как это будет: полянку подожгут, перед тем собрав с неё кусочки чёрного воска; его возвышение разберут; унесут стол и ткани; а тело…

            Он долго думал что решить с телами. Каждый вампир поступает по-своему, здесь тоже нет Тёмного Закона.

            Одни отдают тела близким погибшего. Другие их прячут. Третьи оставляют на расклёв и корм лесному зверю и птицам. Четвёртые сжигают. Пятые топят. Шестые подбрасывают тела в переулок.

            Гриморрэ относился к седьмым – он хоронил тела. Не сам, конечно, но его слуги. Они хоронили тела в его землях и сажали маленькое деревце. Если была зима или шли сильные дожди – место запоминали, чтобы вернуться туда с саженцем деревца по весне.

            Бывали ли вы в массивах Хойя-Бачу? Нет? если придётся – ступайте там осторожно. Там покоятся тела. Говорят, там обитают и неупокоенные замученные души.

            Не один Гриморрэ облюбовал это место…

            Светлым планам Гриморрэ сбыться не удалось. Только он вернулся в своё убежище, только представил, как сейчас уляжется в сухой, выстланный землёй гроб, как…

–Господин, к вам лорд Агарес!

            Гриморрэ выругался. Какая невезучая ночь! хорошего настроения и удовольствия как небывало!

            Принесла нелёгкая!

            И кого принесла? Того, чьего падения, а там и наказания за гордыню так ждал Совет.

–Ну допустим, – мрачно ответствовал герцог, когда лорд Агарес предстал перед ним, – какого чёрта? Я вам не рад.

            Гриморрэ даже не пытался быт вежливым. Он не хотел этой вежливости, даже напускной. С самого начала лорд Агарес должен был понять, что его присутствие нежелательно и у герцога Гриморрэ, который старше рангом и опытом, и силой, и положением, вообще нет желания встречаться с Агаресом.

–Герцог, я прошу прощения за то, что вторгся в эту ночь. вы не ждали меня.

–И не звал.

–И не звали, – согласился Агарес. Он явно волновался. – Но я попал в беду, и вы можете мне очень помочь.

–Допустим, – хмыкнул герцог. Он уже понимал, куда дует ветер и ему снова становилось весело.

–Я…– Агарес понял, что его слова не нашли сочувствия или любопытства, но что ему было делать? Какую причину мог он придумать, чтобы достать бумаги на Влада Цепеша для маркиза Лерайе, чтобы тот стал его защитником перед Советом?

            Можно было сказать только правду.

–Я совершил ошибку. Я решил без воли Совета стать заступником для Романа Варгоши. Король Стефан, смертный, обещал начать расследование против него. Роман пришёл ко мне. Я обещал помочь. Затем я обещал королю Стефану, что Варгоши не совершит преступлений.

–Не много ли вы даёте обещаний? – поинтересовался Гриморрэ. Он уже знал всю суть дела. Знал он и больше – Роман Варгоши всё же совершил преступление и убил дочь короля Стефана. Король Стефан в бешенстве и ярости.

            Герцог Гриморрэ получил письмо от Влада Цепеша. А вот лорд Агарес явно не знал всего!

–Я этим обидел Совет. Влад Цепеш вызывал Крытку Малоре…– Агарес пытался отдалить саму суть своего визита, страшился реакции древнего вампира.

–Крытка Малоре! – Гриморрэ закатил глаза, – боже, убери от нас таких соратников.

            Агарес смутился ещё больше, но всё-таки закончил:

–Я не мальчик. Я понимаю что это значит и признаю свою вину. Но если мне придётся предстать перед Советом, я хочу иметь защиту и иметь шанс на исправление, на искупление своей вины. Я не хочу сгинуть.

–Никто не хочет.

–Прошу вас! – лорд Агарес всё-таки был ещё молод. Он слишком цеплялся за своё посмертие. – Маркиз Лерайе обещал мне поддержку, если я достану некие документы на Цепеша.

            А вот это было уже очень интересно. Герцог Гриморрэ даже досаду свою растерял. Он понял о каких документах говорил Агарес. Сам Агарес, скорее всего, даже не знал. Но Лерайе…

            Вот же – чёртов безумец!

            В своё время, когда было нужно, Гриморрэ с Цепешем настрого договорились о тайне этих документов. И всё же – утекло.

            А ведь Влад даже для большей сохранности не стал объявлять о них Совету и потребовал, чтобы документы, принадлежащие ему, у него не хранились.

–Это вопрос веры, – объяснил тогда Цепеш. – Тебе невыгодно, чтобы эти документы были обнаружены. И мне тоже. Но они мои. И если будет утечка…если кто-то…

–Никто не узнает, – успокоил тогда Гриморрэ и вот теперь! Явилось солнце красное.

–Доставай, – герцог лениво зевнул, – я всё ещё не понимаю, что вы, мой недруг, тут делаете?

–Маркиз сказал, что они у вас.

            И это знает тварь такая! Да-а, пожалел его однажды Гриморрэ, и очень зря пожалел!

–Я не Цепеш, – герцог не отступал. – Никогда им не был.

            Всё-таки, очень хорошо, что маркиз Лерайе очень растерял форму за время своего отшельничества. Он так и не научился понимать людей, значит, отношения между вампирами ему тоже неподвластны. Видимо, в представлении маркиза, герцог Гриморрэ должен был аж из кожи вон лезть, чтобы подставить Цепеша.

            Ну уж нет, ни за что! подставить можно кого угодно, только не Цепеша и только не сейчас.

–Но говорят что документы у вас, – Агарес в страхе потерял инстинкт самосохранения. В былое время Гриморрэ понасмехался бы за это вдоволь, но сейчас были не те обстоятельства, и надо было спешить. Если письма разошлись от Цепеша, то Агареса явно объявят виновником.

            Легко проведут ниточку от Варгоши к недавней клятве.

            Мало ли этого? Сейчас плевать.

            Гриморрэ поднялся с деланным равнодушием, его лицо всё ещё скучало, но как пульсировали мысли! Разбуженные, раздражённые, стремительные.

–Вы мне поможете? Вы навек обяжете меня!

            Агарес не понимал, что за существование одного вампира есть цена. И та цена, которую он просил, стоила сотни таких как он!

–Я? – герцог изобразил раздумье, затем вскинул правую руку, в которой уже пульсировало заклинание, – я арестовываю вас, своего гостя, лорд Агарес. Вы на моей территории и в моей власти.

            Агарес попытался что-то возразить, дернуться, спастись, но преуспел он в этом не больше, чем недавняя крестьянка на полянке. Агарес свалился, связанный силой Тёмного Закона.

            Обездвиженный, обиженный, молчащий.

–Дурак ты, – мрачно сообщил ему герцог. Хорошее настроение развалилось на куски как ничтожная людская плоть.

Глава 9.Первая сказка.

–«И собралось тогда святое воинство, и просило оно благословения у солнца. Но горделиво было солнце и не дало благословения. Хотело оно, чтоб умоляли его, ибо солнце считалось в те дни главным на небе. И склонилось бы святое воинство во второй раз, чтобы снова просить солнце о благословении, но один из людей призвал их остановиться…» –  голос древней вампирши Марии Лоу – известной настоятельницы монастырей, приютов и домов презрения, был сух. Она научилась любить людей и заботиться о них, но вампирское благополучие ставила, конечно, выше людского.

            Сейчас она находилась в приюте для сирот имени Святой Терезы. Конечно, ни дети, ни работавшие тут сёстры милосердия знать не знали, что их настоятельница – строгая сестра Мария – отродье тёмных сил. И уж тем более не знали они, что этот дом, ставший приютом, построен на её средства от самого фундамента.

            Правда, надо признать, что даже сёстры подмечали странность. Этот приют мог с удобством разместить в своих стенах полсотни воспитанников и дюжину сестёр. Между тем число воспитанников не переваливало за полтора десятка, а сестёр и вовсе было не больше трёх.

–Сестра Мария, может быть это не моё дело, – сестра Екатерина держалась с достоинством, ничем не оскорбляя своего слова. Да и как бы это выглядело? Настоятельница приюта – сестра Мария – выглядела гораздо младше сестры Екатерины. Откуда было знать бедняге, что Мария уже не одну сотню лет хранит молодость?

–Говори, – улыбалась Мария Лоу, но глаза её оставались сухими, жёсткими.

–Приют имени Святой Розы переполнен, детям не хватает кроватей и еды, одежды и мыла… может быть, мы могли бы им помочь? Может быть, мы могли бы взять к себе несколько сирот?

            Мария вздохнула:

–Да, наш святой долг помочь нашим сёстрам и бедным детям. Мы выделим часть того, что имеем сами, и отдадим им. Вы правы. Я распоряжусь.

            Про взятие воспитанников – ни слова.

            Впрочем, удивление ли это? Если знать, что сестра Мария – древняя вампирша, которая всерьёз творит благие дела, то можно увидеть больше.

            Если знать, что под началом Марии не один приют, а несколько, и каждый из них если не забит до отказа, то, во всяком случае, изрядно наполнен, то можно начать кое-что подозревать об этом, имеющим не больше полутора десятков воспитанников…

            Это когда-то было лишь лёгким словом, грёзой, брошенной необдуманной фразой. Позже это стало инициативой. Кто-то должен был взять на себя ответственность и переложить эту эфемерную идею в слова. Кто-то должен был стать тем, про кого в вампирской истории можно будет сказать «чудовище» или, напротив «добродетель».

            Чудовище Марии, добродетель Марии? Она взяла на себя эту ответственность. Она предложила попробовать.

            Совет Высших долго совещался, ещё дольше спорил и осторожничал, чтобы в случае победы иметь возможность напомнить о своих заслугах, а в случае поражения оказаться, конечно, как можно дальше.

            Но всем спорам приходит конец. Мария Лоу стала во главе эксперимента, согласно которому нужно было отобрать детишек из числа смертных, пестовать их, готовить к вампирской сути и потом, потом, когда придёт срок, обратить в вампиров.

–Это сократит срок перехода. Вампиры будут приходить к нам уже морально готовые к голоду и к способностям. К тому же в их головах будет больше ответственности, – так сформулировал очевидный плюс принц Сиире.

–Вдобавок, мы сами сможем отобрать потенциально сильных, – подтвердил князь Малзус.

            Это всегда было проблемой. Когда вампир обращает смертного,  получив на это право по Тёмному Закону, он никогда не может угадать что из этого смертного получится. Будет ли это сильный вампир или даже не сможет летучей мышью стать? Бывали и случаи потери рассудка смертным…

            Если же отбирать из детей, если взращивать их… может быть тогда предугадать можно точнее? Это было дилеммой больше моральной, но ради блага вампирского сообщества Совет Высших отдавал скопленные права на обращение смертного в вампира на этот эксперимент. Получалось всего семь будущих вампиров. Но если каждый из них будет оправдывать себя, это будет уже неплохо. Это уже оправдает и отданное право, и потраченное время и работу Марии Лоу.

            Словом, в Святой Терезе проходил отбор в посмертие. Мария Лоу не могла присутствовать постоянно при приюте – во-первых, иногда выходило очень яркое солнце; во-вторых, она имела множество хлопот по вампирской части, так что – приходилось прибегать к помощи сестёр милосердия. Да, детей не было больше пятнадцати, но это же были дети смертные! Их требовалось успокаивать, воспитывать, кормить, утешать, образовывать…

            Даже нереальной скорости Марии не хватило бы на это! вот и работали сёстры креста и милосердия: старшая – Екатерина, и две молодые, расторопные, молчаливые – Роза и Елена. и если Роза и Елена мало что замечали подозрительного, ибо были неопытны и от природы нелюбопытны, то Екатерина…впрочем, обо всём по порядку.

            Итак, в этот вечер Мария Лоу была среди воспитанников. На сегодня их было пятнадцать: одиннадцать мальчиков от четырёх до десяти лет и четыре девочки – шести, восьми, десяти и даже двенадцати лет.

            Мария Лоу читала им. Но читала своё, не из Писания и не Закона Божьего. Она читала им о мире, в который кто-то из этих мальчиков и девочек мог попасть, хотя не знал об этом.

–Почему он призвал людей остановиться? – не понял Эжен. Ему едва исполнилось семь лет. Отца и мать он не знал, его подбросили к приюту очень давно, да и в другом городе, и с тех пор он переводился то в одно место, то в другое. Сначала его перевели ближе к морю, сказав, что мальчик слишком часто болеет, затем тот приют оказался в центре скандала, потом был пожар в третьем, словом, маленький    Эжен наскитался. Но он не утратил бойкости и любопытства. Несмотря на маленький рост, вечную нехватку веса и почти прозрачную кожу, Мария Лоу делала на него ставку.

            Эжен не боялся задавать вопросы. А ещё – он умел думать.

            На Эжена, однако, зашипели со всех сторон, требуя молчать. Мария Лоу продолжила, вроде как не заметила вопроса мальчика:

–«Люди! – сказал этот человек святому воинству, – разве не видите вы, что солнце издевается над нами? Разве не видите вы его гордыни? Оно хочет, чтобы молили его, но мы и сами идём на трудное дело, и то, что наше – наше по праву. Не имеем ли мы права на благословение?»

            Эжен нахмурился. Краем глаза Мария видела, как он насупился, обдумывая слова из книги, принесённой настоятельницей. Книгу они не знали – букв на ней не было. Да и не могло быть. Это были вампирские легенды. Малое количество их блуждало по свету.

–«И молчали люди, потрясённо обдумывая слова человека, поднявшего против солнца мятеж. И молчало пристыженное солнце, а человек выхватил серебряный кинжал из-за пояса и ударил себя им в грудь. И ахнули люди. И брызнула кровь его. И изумилось солнце, спросило:

–Что делаешь ты, смертный?

            Но расхохотался он и вынул из груди своей сердце и показал его людям:

–Смертным был я, но боле не буду.

            И сердце засияло перед святым воинством серебряным светом, и пошло на небо и стало новым светилом. Так появилась луна…»

            Мария Лоу отложила книгу на колени.  Она придерживала страницы, чтобы, если получится, и позволит время, продолжить чтение, но прежде нужно было обсудить.

–Итак, дети, что мы вынесем из этой истории? – спросила она.

            У вампиров должны быть другие мысли. Не мысли рабов. Не мысли под цепями. Они должны быть свободнее. Они должны уметь нести ответственность. Причём, ответственность их лежит не только за самих себя, за свой голод и своё посмертие, но и за своих обращённых и за смертных, которых надо оберегать.

–Гордыня – это плохо, – пискнул мальчик, которого Мария Лоу толком и не знала. Не выделялся он ничем.

–Гордыня – это смертный грех! – высокомерно отозвалась самая старшая девочка. Она уже ступила на ту дорогу, с которой нет возврата. Мария Лоу видела, что девочке предстоит стать красавицей из числа тех, которых так любит герцог Гриморрэ. Если девочка не покажет себя как потенциально сильная вампирша, Гриморрэ заберет её как жертву.

–Верно, – согласилась Мария Лоу. Девочка, подбодрённая, продолжила:

–Гордыня – это исток всех грехов, самый близкий к дьяволу, ибо дьяволом овладела гордыня, когда он хотел занять место Бога! Это самый мерзкий, самый чёрный…

–Я знала одного поэта, который сказал, что гордыня – это любовь к себе, превратившаяся в ненависть и презрение к ближнему, – без всякой совести и такта перебила Мария Лоу. Девочка обиженно нахмурилась – ей не дали блеснуть.

            Мария Лоу знала, что эта девочка одна из лучших учениц. Однако пути в служении и смирении стенам она не видит. Ей хочется поразить кого-то, оторвать хороший кусок. Для вампирши это хорошо.

            Но Марии Лоу девочка не нравилась. Она видела в ней то, чего сама была не то чтобы даже лишена, но чем не владела как смертная. Девочка была потенциально красива, а Мария…

            И сейчас было недостойно для вампирши устраивать такого рода соревнование с девчонкой. Слишком много в этом было презренного. И всё же, Мария Лоу сделала это!

–У кого ещё есть какие мысли? – грубее чем нужно спросила она.

–Человек был храбрым. Он осветил собою путь для людей, – ответил Эжен. – У него была сила.

            Это было уже лучше. Рассуждения о гордыни, зависти и подлости – это не для посмертия. Рассуждения о силе – это лучше. Мария Лоу подбодрила:

–Человек был хорошим?

            Эжен удивил её:

–Он не был хорошим или плохим. Он был сильным. Солнце он обидел, но людям помог. Вот только…

–Что? – Лоу была почти счастлива. Ещё бы! Ребёнок, которого она наметила в вампиры, рос таким, каким было нужно вампирскому сообществу.

–Только он умер, – мрачно ответил Эжен и уставился на чёрную книгу, лежащую на коленях настоятельницы.

–Конечно же он умер! Он же вырвал из себя сердце! – зашумели со всех сторон.

            Но Мария Лоу сдержанно улыбнулась и призвала всех детей к молчанию, а потом обратилась к Эжену:

–Полагаешь, что он умер?

–Без сердца не живут! – едко заметила самая старшая девочка.

–Его сердце стало светилом, которое может затмевать солнце. Его сердце стало луной, – вампирша на неё даже не взглянула. – Это смерть? Я так не думаю. Я думаю, что это, скорее, как вечность. Ибо каждую ночь мы видим луну. А если она и скрыта от нас тучами, мы знаем, что она есть.

–Он пожертвовал собой! – эту девочку – Беатрис, привезли совсем недавно. Её мать была доброй женщиной и когда в городке вспыхнула эпидемия проказы, осталась помогать заболевшим, наплевав на себя. В этом была её высшая добродетель. Отец же Беатрис в очередном споре двух могучих феодалов-соседей не вовремя высунулся со своей верностью и преданностью одному из них. В этом была уже его добродетель. Но по мнению Марии Лоу оба эти человека были эгоистами – они думали лишь о себе, о своей хорошести и забыли про то, что их восьмилетняя хрупкая дочь остаётся одна. Более того – она остаётся в мире, который ей нарисовали родители, где ей прививали жертвенность собственным примером.

            Короче говоря, Беатрис была обречена, но ей повезло – судьба в лице сестры Екатерины определила её сюда. Мария Лоу хотела было воспротивиться и возмутиться тем, что без неё приняли решение, но Екатерина строго сказала, что девочка погибнет на улице. Вообще-то на Лоу это не произвело никакого впечатления, но Лоу увидела печальные большие глаза девчонки и прикинула, что та, может быть, и не настолько безнадёжна. В конце концов – жертвенность и эгоизм ходят слишком близко друг к другу, так что Мария девочку приняла, а Екатерине высказала пару ласковых фраз.

–Пожертвовал для других! – в глазах Беатрис была неподдельная радость. Сильная радость, которой нужна была другая обёртка.

–Вы все правы, только по-своему, – поспешила заверить Мария Лоу. – В этом и есть суть правды. Одна слишком многогранна. Нет, я говорю именно о людской правде. Законы земные, физические и логические имеют всегда правду определённую. Но когда ы говорим об истине, мы видим разные её стороны. Был ли этот человек горд? Да. Было ли солнце охвачено гордыней? Да. Пожертвовал ли он собой? Тоже да. А умер ли? И да, и нет. Он остался в вечности и умер лишь для людей.

            В комнатку протиснулась сестра Екатерина. Мария Лоу с трудом сдержала усмешку – наконец-то! А то топталась ведь у дверей, ждала, подслушивала. И чего ей неймётся?

–Простите меня и моё невежество, – сестра Екатерина склонила голову набок, запечатывая раскаяние в своей фигуре, – но откуда вы прочли детям?

            Как будто это имело значение. Ну что ж, явно не из Библии.

–Это Житие…оно из моей страны, – солгала Лоу, убирая пальцы из книги. Почитать дальше явно не выйдет. Старая дура пытается защитить птенцов. Да и от чего? От блага? От необходимости жить молодо и долго? – Если хотите, я дам вам прочесть.

–Благодарю, – Екатерина сложила руки на груди, – я буду очень благодарна вам. Кажется, речь шла о гордыне?

            Мари Лоу стало весело. Эта старая дура могла рассуждать о гордыне? Она не могла её даже знать! Она не могла её чувствовать, поскольку ничем не обладала, что вызывает эту самую гордыню.

–Она шла о силе, – усмехнулась вампирша. – Солнце нашло её в гордыне, человек, поведший людей против него – в мятеже, в величии, в посмертии.

–Он умер.

–Он остался в вечности, в памяти.

–Как и все мы остаёмся в памяти наших близких. Солнце испытывало людскую гордыню, а ваш человек…– Екатерина начинала выводить из себя Марию Лоу. Это было опасно, хотя Екатерина, конечно, не могла об этом знать.

            У вампиров нет близких. Вампиры не поклоняются солнцу. Они поклоняются Луне, скрывающей их тени.

–Это занятно, что у вас есть своё толкование моей книги, – Мария Лоу холодно улыбнулась.

–У меня есть своё толкование режима! – не сдалась Екатерина, – детям пора спать. Ваш визит – это благая весть для них, но время есть время. Порядок прежде всего.

            У Марии Лоу были другие планы. Сегодня она собиралась объяснить немного о силе детям, и ещё поразмышлять о гордыне – почему она хоть и смертный грех, а всё же полезнее многого добродетельного. Но она не стала спорить, нашла в себе силы сохранить терпение (вампирам это сделать проще):

–Вы правы. Дети, пора ко сну.

            Ласковое слово…что за ним? Шорох и попытки отвязаться от противного порядка? Напрасно дети пытались показать, что не устали – сестра Екатерина была непримирима. Пришлось сдаться.

            Под внимательным и строгим взглядом быстренько легли, закрыли глаза – сонные ангелы! Мария Лоу, однако, не желала любоваться ими – для неё они были все слабы, и она ещё выбирала тех, кто будет достоин её внимания.

            И Екатерина на свою беду это тоже заметила. Было уже темно, когда она переступила владения Марии Лоу, и не знала о том, что ничем не защищена перед нею.

–Вы ведь не любите их! – воскликнула сестра Екатерина, не тратя время на церемонии и увертки. Она была очень прямым человеком, но её беда была именно в том, что она была человеком.

–Кого?– осведомилась Мария Лоу, ничуть не удивившись. Она знала, что сестра Екатерина – опытная, знавшая лучшие и худшие времена женщина, чует в ней, интуитивно чует неправильное и богопротивное. Но Мария надеялась что это пройдёт или разойдётся в напряжении между ними.

            К тому же, Екатерина требовала за свою работу мало – комнату да еду. Зато сколько давала! Все ученики посещали занятия, вовремя ложились спать, не дрались, не хулиганили, были послушны, накормлены, вымыты и одеты.

–Детей, – ответила Екатерина. – Вы не любите их. Говорят ваш род построил этот приют, и вы сами известная благодетельница…

            По легенде для смертных – Мария Лоу происходила из рода Лоу, известного строительством церквей, приютов и лазаретов, а также всяческой помощью. Что делать, смертным нужна была легенда, ведь иначе не объяснишь, что все эти Лоу – это одна Мария и что её жизнь тянется куда дольше, чем можно сразу сказать.

–Смелый выпад, – Лоу поджала губы. Лицо её сразу же приобрело строгий и даже надменный вид.

–Вы не любите их, – повторила Екатерина, – вы их оцениваете. Одни вам скучны, другие вызывают в вас любопытство, но это любопытство…как звериное.

            Екатерина стояла в проёме дверей, освещённая лишь лунным светом и нервным пламенем свечи. Стояла прямая, уверенная в своей правоте. Она не знала, как улыбается сейчас Мария из полумрака…

–Вот как? – вампирша забавлялась ситуацией.

–Они вам не нужны. Вы не видите их душ. Вы не видите их. Вы видите…

            Сестра Екатерина запнулась. Руки её, выщербленные трудом и годами, дрогнули.

–Кого? – поинтересовалась Лоу.

–Не знаю, – призналась сестра Екатерина, – но не детей.

–Разве они не умыты? Не накормлены? Не одеты? В чём-то нуждаются? – спросила Лоу. Эти рассуждения ей не нравились. Эта смертная не имела права на эти рассуждения.

–Всё это так, – согласилась Екатерина, – я и не говорю, что это неправда. Я говорю, что вы…

–Это вас не касается! – напомнила вампирша. – Ваше дело следить за ними, а не за мной, моим сердцем или моими мыслями! Если вы не хотите этого понять, покиньте моё заведение, я найду кого-нибудь более понятливого.

            Спич был нарочитым, как и подобает для людей. Мария Лоу, оценивая себя со стороны, решила, что это было даже неплохо. Она показала вроде бы вполне людские чувства и даже ткнула своей властью. Ведь люди так поступают?

            Кажется, это сработало. Екатерина обернулась к дверям и уже сделала полшага в коридор, когда фигура её замерла без движения.

–Что-то ещё? – с явным недовольством осведомилась Мария Лоу.

–А ваше сердце тоже где-то напротив солнца? – спросила сестра, и обернулась лицом к ней. страха в Екатерине не было, было какое-то отвращение. – Вы читаете им не святые тексты, уж в этом я разбираюсь!

            Это было уже слишком. Можно было, конечно, и сдержаться, но Мария Лоу устала сдерживаться по отношению к Катерине и не хотела больше испытывать морального неудобства. И потом, чего эта глупая смертная  хотела добиться? Она хотела ткнуть её в грехи? Кто же так открыто выступает-то?

–Это гордыня! – Мария Лоу погрозила Екатерине пальцем. Шутливо погрозила, зато приблизилась к ней по-настоящему.

            Старая женщина стояла перед ней спокойная и прямая:

–Теперь я вижу, что была права. Вы чудовище. Вы хотите сделать что-то с этими детьми.

–Молчала бы, – ласково заметила Мария, – и осталась бы цела.

–Молчать, зная о преступлении…– Екатерина покачала головой. Её рука метнулась к распятью, как к оружию, но Мария Лоу знала толк в крестах и ещё – она умела убивать.

–Нет никакого преступления, есть лишь добродетель! – расхохоталась Мария Лоу, с лёгкостью заламывая руку мятежной Екатерины. Что-то неприятно хрустнуло в старом теле, что-то застонало, но Лоу была неумолима.

            А ещё она была очень быстра.

            Пить кровь старой дурры ей не хотелось – было в этом что-то неправильное, ещё и брезгливость подняла змеиную голову.

–Тьфу! – Лоу поморщилась, досадуя на себя за вспыльчивость и на неё, мёртвую, за такую наивность. Не умела прикрыть своего омерзения, не умела молчать, не умела терпеть. И чего хотела? Защитить детей? Да Мария им лучшей жизни даст.

            Достойным этой жизни, конечно.

            И потом, а разве в мире смертных это не так работает? Мария Лоу давно не была смертной, но ей казалось, что и у людей какие-то схожие мотивы тоже есть.

            В любом случае, расправившись с лезущей не в своё дело сестрой милосердия и креста Екатериной, она отправилась к детям. Те делали вид что спят. Порядок всё-таки здесь был превыше всего.

–Дети? – позвала Мария, но дети не откликнулись. Но они все лежали как неживые фигуры, усиленно изображая сон. Всё для одного – избежать выговора за бессонницу. – Дети это я, ваша сестра Мария. Я пришла вам рассказать ещё одну сказку.

            Она прекрасно видела в темноте и без труда нашла постель мальчика Эжена. Села к нему:

–Эжен, ты хотел бы услышать новую сказку?

            Он попытался ещё не открывать глаза, но соблазн был слишком велик, а голос мари был такой ласковый… ребёнок сдался, дрогнуло его лицо, и он открыл глаза:

–Хочу.

–А твой сосед? – Мария Лоу сверкнула красноватыми глазами вампира в темноте, но кто это мог видеть? Это ведь всего лишь дети!

–А где сестра Екатерина? – тихо спросили откуда-то справа. – Она запрещает нам разговаривать после отбоя.

–Я настоятельница, – рассмеялась Мария Лоу, – сестра Екатерина не имеет здесь власти.

            И никогда не имела, милые дети. Вы боялис её – строгую, холодную, заставляющую до конца доедать похлёбку, и запрещающую покидать столовую с лишним кусочком хлеба, но зря! Вы делали ей гадости, милые дети: закрывали её в кладовой, когда она за чем-нибудь туда спускалась; портили её головной платок, заливая его чернилами; придумывали ей обидные прозвища и царапали их на её столе…

            Но зачем?

            Именно эта женщина оказалась единственной, кто понял, кто почувствовал, что вам грозит то, к чему вы не готовы, и о чём вас не спрашивают. Именно эта женщина попыталась вас защитить, уповая на волю креста, которому служила. Но она мертва. Её тело разбито и изломано в кабинете Марии Лоу и она займётся им позже. И потом она отделается от вас ложью, мол, сестра Екатерина больна и уехала срочно ночью. И вы, милые дети, никогда не узнаете правды. И вы, милые дети, либо забудете эту женщину, либо навсегда сохраните её холодный образ в своих обиженных сердцах.

            И никогда, никогда…

–А как звали того человека? – Эжен вдруг вынырнул из-под одеяла. Он всё ещё пытался осмыслить что-то, что-то, что не давало ему покоя.

–Кого? – не поняла Мария Лоу, она смотрела вправо, где лежала та самая, старшая девочка и отчаянно не глядела в её сторону и прикидывалась спящей. Но руки её не спали. Не спали тонкие пальцы, сжимавшие тонкое распятье, не спали глаза, жмурясь от темноты, которая была слишком близко.

–Того…из вашей сказки, который своё сердце вырвал, – объяснил Эжен. Он сам не понимал своей внезапной смелости, но отступать было поздно.

–Ах, его! – Лоу улыбнулась, и в полумраке блеснули её белые клыки. – Его звали Каин.

Глава 10. Их Каин

            Визит принца Сиире Влада Цепеша не обрадовал. Это было событие, выходящее за рамки обыденности, а значит, радости не нёс изначально, ибо даже радость должна иметь под собой дисциплину и строгий режим: уход-приход.

–Принц, – Цепеш склонился перед древним вампиром. Не из фальшивого уважения, а из настоящего. Отношения с принцем Сиире не могли быть плохими – он просто всегда старался держаться на расстоянии от личных сближений и никак не выходил за пределы обычной вежливости.

            Однако визит был незапланированным.

–Я приношу свои извинения, – принц Сиире холодно улыбнулся, – мне не следовало вторгаться в ваш дом без приглашения. Надеюсь только на то, что моё общество вы не сочтёте настолько неприятным, что вам придётся считать минуты до моего ухода.

–Я рад вам, – только и смог вымолвить Цепеш, приглашая гостя сесть.

            Гость сел бы и сам, не такого полёта был принц Сиире, чтобы ждать милостей.

–Как я понимаю, у нас сейчас с вами общий враг…– принц Сиире устроился с удобством, но зато это самое удобство потерял Влад. Теперь он чувствовал себя словно в гостях.

–В самом деле?

            У вампиров вообще нет врагов. Только единичные нарушения Тёмного Закона. Ну и фанатики из числа смертных, что никак не могут смириться с тем, что в этом мире есть те, кто много сильнее их.

–Увы! – принц Сиире не улыбался больше. Он был вежлив, но не больше. – Если позволите, я сначала обрисую ситуацию так, как вижу её я.

            Цепеш позволил.

–Роман Варгоши безумен и слаб, ничтожен и подвергает нас позору. Но это ничего. Справиться с ним окончательно – дело лёгкое, но в последний раз Варгоши обратился к лорду Агаресу за заступничеством.

–Это так, – кивнул Цепеш, он не понимал, зачем принц Сиире посетил его, да ещё и начал так издалека.

–В этом случае самоуправство лорда Агареса, самостоятельно взявшегося за спасение Варгоши и оправдание его перед смертным, но всё же королём, выглядит мятежом. И мы, вернее – вы, решили свалить Агареса через нарушение клятвы Варгоши.

–Вам это всё хорошо известно, как и мне, – Цепеш всё ещё не мог понять.

–И на сегодняшний день клятва нарушена. Варгоши убил дочь короля Стефана, чем скомпрометировал лорда Агареса как клятвопреступника…

–Я не знаю куда делся Варгоши, – быстро солгал Цепеш. Роман Варгоши был в его темнице с той самой ночи, обманутый им, преданный им, и Цепеш гадал пока, как решить его судьбу поудачнее.

–В самом деле…– с неожиданно неприятной интонацией протянул принц Сиире, и у Цепеша шевельнулось дурное предчувствие, но он не стал спрашивать, а Сиире не выдвигал никаких обвинений. – Также, вы, как и любой из нас, имеете свои проекты.

            А вот это было уже нехорошо.

–Что вы имеете в виду? – Цепеш не мог ждать этих долгих бесед с Сиире, ему нужна была правда, а не эта странная игра.

–С герцогом Гриморрэ, – продолжал Сиире. – Не отрицайте, это очевидно.

–Я и не собирался отрицать, я лишь хотел узнать, что вы понимаете под «очевидно» и под «проектом», – хмыкнул Цепеш. Раздражение прошло, он почувствовал себя словно бы вовлечённым в какую-то странную игру. И эта игра ему нравилась! И нравился неторопливый, мерный тон беседы принца Сиире, и его бледное, заострённое лицо, запечатанное на долгие годы посмертия.

–У меня свои шпионы, – Сиире склонил голову, – как вы знаете, я мало верю вампирам и всё больше верю людям. Их легче купить и легче напугать. А многие вампиры ни во что не ставят людей. Говорят при них. Говорят и делают.

            Цепеш с людьми пересекался редко, но не от снобизма, а от обиды на них за составленную людским родом про него чёрные легенды, мол, жил-был Влад Цепеш по прозвищу Дракула и был он так жесток, что купался в крови приглашённых музыкантов, поджигал гостей во время собственной трапезы и отрубал всем подряд головы…

            Но с людьми пересекался Гриморрэ. Чего уж таить? Он любил женщин, любил удовольствия и не мог себе отказать ни в одном.

            Но если уж связаны, то связаны.

–Однако мне нет до этого дела, это ваши дела, как я сказал – у каждого из нас есть свои проекты. Взять хотя бы Марию Лоу – её идея готовить вампиров с детства… это имеет смысл, но я не хотел бы иметь к этому отношения.

–Принц Сиире, простите мою дерзость, но зачем вы здесь?

            Сиире помедлил, словно бы оценивал в последний раз Цепеша, затем всё-таки решился:

–Я знаю, что у вас дела с герцогом Гриморрэ и даже подозреваю их природу.  Вы сокрыли их от Совета, и, возможно, сделали правильно. Но я не хочу иметь к этому отношения.

–Принц…

–Также, – Сиире даже голоса не повысил, но поднял ладонь, призывая Цепеша к терпению, – я знаю, что Роман Варгоши у вас в плену.

            Вот это было уже интересно. откуда Сиире мог знать об этом? Про заточение Варгоши знали Гриморрэ, Цепеш, Амар и сам Варгоши.

–Это логика, друг мой. Исполнители, особенно запятнавшие себя, никому не нужны, – отозвался Сиире, без труда угадывая природу мыслей Влада.

            Это было понятно, непонятно было «друг мой». От этого тянуло чем-то нехорошим, даже предательским.

–А Гриморрэ арестовал Агареса. Вам это известно?

            Цепеш поперхнулся ответом. Ему-то это было известно, Гриморрэ уже связался с ним и рассказал, зачем приходил Агарес, и как искал документы по наводке маркиза Лерайе взамен своей защиты. Те самые документы, сохранность которой была важнее всего для Цепеша! Это и был тот проект…

            Вопрос веры! И в письме Гриморрэ клялся Цепешу, что к утечке информации не имеет отношения. И Владу и без того было о чём подумать: откуда Лерайе знал?..

            И узнал где хранятся?

–Известно, – тяжело признал Цепеш. Визит Сиире приобретал опасную остроту.

–Также вы следите за обстановкой при дворе короля Стефана и наверняка знаете о его жалобе Святому Престолу.

            Это было объяснимо. А ещё – логично. Именно здесь было бы странно, если бы Сиире не владел информацией, перед тем показав куда более глубокое и тайное знание.

–Всё так.

–Тогда, – Сиире кивнул, довольный тем, что Цепеш не отрицает фактов, – я думаю, вы понимаете, что Святой Престол объявит очередную волну охоты на ведьм.

–В этом есть и свои плюсы. Избавимся от всяких Малоре, от слабых. Чтобы наше общество было здоровым, нужно его прочищать. Это имеет плюсы.

–Не спорю. Падение Агареса будет показательно. Вы будете голосовать за его казнь?

–Вы хотите оспорить? – Цепеш усмехнулся, – очень интересно.

–Нет, я проявил всего лишь вежливый интерес. Тёмный Закон велит нам карать и мы будем карать. Но у нас есть возможность пощадить подлеца.

–Зачем вы пришли? – снова спросил Цепеш. – Вы хотите спасти Агареса? Так я этого не одобряю.

            Сиире покачал головой:

–Я хочу спасти не Агареса, я хочу спасти наше общество. Наше вампирское общество. Знаете в чём трагедия королей? Они правят до смерти.

–Вы называете это трагедией? Я думаю, что смертный счастлив править до смерти, – Влад пожал плечами. – Почёт, стол, власть.

–Я неверно выразился. Трагедия для народа от королей – да, так точнее.

            И Сиире примолк, позволяя Цепешу осознать это.

            Цепеш осознал. Он знал много королей. Не всех знал он через себя при жизни, некоторых видел со стороны, с некоторыми пересекался уже как вампир, и да, были разные короли, и не только короли, но и цари, и князя. И они правили, правили по-разному, пока не находили смерть тем или иным образом.

–Смерть освобождает народ, если правление ему неугодно, – Сиире снова заговорил. – Король сменяет короля.

–Вы хотите стать королём? – поинтересовался Цепеш. И хотя тон его был весел, мысли отзывались куда большей мрачностью.

–Но смерть освобождает тех, кто смертен, – продолжил Сиире, проигнорировав вопрос. – А если король в посмертии?

–Тянет на предательство, – признался Влад. – И мне не нравится этот разговор.

–Отчасти о нём я и говорю. Вампиры умирают не так быстро как смертные. И это ведёт к закостенелости правления. Если говорить без иронии – нам нужна свежая кровь. Мир меняется, мы тоже должны меняться. Мы должны принимать законы и новые правления, мы должны отвечать духу своего времени, и мы, наделённые силой, должны вести народ. А мы отстаём. Народ меняет правление, а мы отстаём. Народ изобретает хронографы и термометры, а мы ориентируемся на солнце и крики петухов. Народ строит воздушный шар, желая покорить небо, а мы скрепляем наши клятвы кровью. Народ изобрёл микроскоп, делает сложнейшие операции, а мы полагаемся на собственную регенерацию. Народ пишет статуты, билли и указы, подстраивается под себя, отвечает духу своей жизни, а мы следуем одному Тёмному Закону. И при этом мы называем себя ведущими? Мы при этом лидеры? Мы безнадёжно отстали и делаем вид, что это не так. Да, невежество живо, но вместе с ним поднимается и процветание. За нечистью Святой Престол ещё ведёт охоту, но это уже отходит.

            Цепеш слушал потрясённый. Никогда прежде Сиире не говорил  с такой горячностью. На всех заседаниях Высшего Совета он ограничивался очень краткими выступлениями и только по существу. При этом тон его был холоден. А сейчас? Глаза сверкнули странным блеском, голос взвился…

–Предложите это в Совете, – Влад теперь понял, куда дует ветер. И это направление ему не нравилось. Да, в словах Сиире он видел логику и здравый смысл, но это было настоящим предательством.

–Вы смеётесь? У нас на обсуждение проекта Лоу ушло полстолетия, а я должен заявить о том, что не меньше половины Совета устарело не только плотью, но и мыслью?

–Резонно, но я не знаю чем вам помочь.

–Зато я знаю. Я к тому и веду. Нам нужна молодая жизнь, молодое посмертие. Знающее мир, знающее людей. Сейчас будет смутно, Святой Престол нам обеспечит это.

–Высший Совет обычно не попадает под удар Святого Престола, – напомнил Цепеш. Его мысли были далеко и крутились совсем в другом направлении, но губы сами разомкнулись, выдавая очевидное.

–Случается всякое, – улыбнулся Сиире. Улыбнулся по-настоящему, и от этого Цепешу стало ещё мрачнее.

            Не вязалась простая душевная людская улыбка со словами и сутью Сиире!

–Я вас могу сдать Высшему Совету, – напомнил Влад Цепеш. – Я тоже являюсь членом Совета, если вы забыли, принц, и я тоже…

–Если бы я планировал уничтожить и вас, я бы не пришёл к вам, – перебил Сиире. Напряжённым он не выглядел. И Влад даже с досадой понимал почему.

            Потому что не выдаст Влад Сиире Совету! Потому что прав чёртов принц! Да и Цепеш никогда не был доносчиком.

–Нам нужны перемены, – убеждал Сиире. – Вы подходите под то правление, которое я хотел бы видеть во главе вампирского общества. Вы ещё не одряхлели мыслями. Не закрылись от людей. Не забыли своей принадлежности к миру.

–И кого вы хотите уничтожить?

            Теперь не было смысла прикрывать слова.

            Сиире усмехнулся:

–Решительно! Жаль, я не знал вас при вашей жизни. Начать с маркиза Лерайе, ни вы, ни герцог Гриморрэ ведь не возражаете?

            Ещё бы они возражали! Сиире явно учёл и это. если маркиз Лерайе что-то узнал, то проще снести его, чем этот глупец…

–Кто ещё?

–Из постоянного состава Самигин, Лоу.

            Первого пережить было легко. Слишком уж скользкий был этот Самигин, слишком уж вёрткий, и покладистый, со всеми соглашающийся. Но Лоу?!

–Потому и прошу вас повременить с казнью Агареса. Ему хватит силы. А ещё – он станет мудрее. И он близок к людям, ведь мёртв недавно. Нас тринадцать. С вами и мной, и я полагаю, что и это пора изменить. Надо определить по-новому влияние каждого из нас, нам нужно учесть сферы, нужные нам. А то выходит, что Лерайе входит в состав, но отвечает только за своих вампиров, а живёт в неспокойном месте, но живёт затворником. Лоу взяла на себя часть обязанностей по поддержке людей и по всяческим добродетелям, но кому она отчитывается? Никому. Открывает всё, что хочет. Живёт так, как хочет. А ваши средства, Цепеш? Я ведь знаю, что некоторые из обязанных вам семейств, уже давно за пределами ваших владений. И так можно о каждом.

–И о вас?

–И обо мне. – Принц Сиире не смутился. – Я тоже виноват. У нас неорганизованность, мы отстали от людей, живём как хотим, но при этом делаем вид, что у нас железный порядок и закон. А закон пора менять. В Тёмном Законе, например, ничего не сказано о том, что вампиры могут или не могут поддерживать мятежи смертных. А вы знаете что творится, например, во Франции?

–Наслышан, – мрачно отозвался Влад, – но я наслышан и о другой истории.

            Сиире недоумённо поднял брови. Он ожидал сопротивления, а не мрачного ответа. Однако заинтересовался.

–Вы слышали историю о Каине и Авеле? – поинтересовался Цепеш. – О том первом мятеже против Бога, когда брат убил брата?

–Представьте себе! – Сиире рассмеялся неожиданно высоким смехом. – Но, как я помню, речь тогда шла о зависти. Каин завидовал Авелю. Бог принял жертву Авеля, но не принял жертву Каина. Что было делать? только указать Богу на его ошибку.

            Цепеш покачал головой:

–В моё время говорили, что Каин принёс Богу лишь плоды, пожалев скота. И Бог отверг жертву Каина.

–Не суть. Всё закончилось завистью, – напомнил Сиире, – именно такой был мотив. – Зависть к брату!

–Пусть так, – согласился Цепеш, – пусть не суть, хотя, как по мне, то, что вампиры нередко называют прародителем своего Закона именно Каина, это не совсем верно. Но я говорю о том, что он убил брата. как вы можете знать, вампирское общество – это не общество рабов и господ, ровно как не общество, делённое на слабых и сильных. Да, во главе есть те, кто достоин, но все вампиры – это братья и сёстры. Вампирское общество – братство. К примеру, мой слуга Амар не может держат ответа даже перед вами, потому что он не принадлежит вам, и он равен вам как ответчик. И если вы обвините его в чём-нибудь, он не будет виноват лишь на основе вашего слова. Он будет держать ответ как равный. Как брат вам. А вы говорите, фактически, о братоубийстве.

–Как и вы.

–Я говорю о казни лорда Агареса, это кара за преступление, – возразил Цепеш, но Сиире не согласился:

–Разве наше прозябание и отставание, разделение и бюрократический ад, который мы сами себе создаем, сами по себе за что-то отвечая, но не неся при этом ответа, не такое же преступление? Мы не даём пути молодым и способным вампирам. Мы не несём ответственности. Одного Варгоши нам хватило, чтобы мы просто развели руками. А та же Крытка Малоре? Она не нарушает Закона…почти. Но она никому не принадлежит, никто за неё не отвечает, и мы радостно спихиваем её друг на друга. Также никто не отвечает за допустимость и недопустимость сообщения вампирского общества с королями. Вы не находите, что у нас должен быть кто-то один…ну или два-три, но не больше представителя? А то я пойду к королю одному и скажу ему об одном, вы пойдёте к королю Стефану и скажете ему другое, ваш друг – герцог Гриморрэ, пойдёт ещё к кому-нибудь… правильно ли это? а общение со Святым Престолом? Тринадцати много для власти, когда эти тринадцать сами по себе. А если эта власть ещё держится так давно на их плечах… это кошмар.

–И всё-таки, вы говорите о дурных вещах, – Цепеш не мог согласиться, – вы говорите о том, что стало традицией.

–Традицией! – согласился Сиире, и снова горячность хлынула в его слова. – Именно, именно, друг мой! Традиции губят народ. Традиции губят прогресс. Они должны быть на фоне, должны быть в истории, в памяти, в форме ритуалов, понимаете? Это же позор – отстать от смертных! Это позор для нас. Мы выше смертных. Мы живем дольше и знаем больше. Мы чувствуем мир по-настоящему. Но если рассматривать наше существование, как мы можем верить в это? это становится нашей сказкой, нашей ложью.

            Цепеш молчал. Слова Сиире находили в нём отклик, и это разочаровывало Цепеша – он полагал себя куда более выскоморальным. Но нет, оказалось, что на предложение откровенного предательства Влад не выкидывает из своего дома того, кто ему это предательство предложил. Более того, он даже не сдаёт предателя Совету, а сидит и думает над словами!

            И находит в них логику.  И откликается ведь что-то, откликается!

–Агарес нанёс мне личное оскорбление, – наконец, сказал Цепеш. По лицу Сиири он понял, что принц ждал уже окончательного ответа, а не рассуждений на тему осокорблений. Всё это ведь мелко в посмертии…с точки зрения идеального мира, к которому они так стремились. А с точки зрения посмертия настоящего, когда обиды не заживают, не прощаются и только крепнут – объяснимо.

–Я, наверное, неправильно объяснил? – предположил принц. Своего разочарования он и не думал скрывать.

–Я не хочу видеть его в Совете. Он показал себя как ненадёжный вампир. Слишком много амбиций. Слишком много лишнего размышления.

            Принц кивнул. Разговор про Агареса он начал нарочно, чтобы высказать свою точку зрения и предложить Цепешу предательство. Он и не собирался вводить Агареса в Совет – не идиот же он, чтобы вводить туда того, кто так глупо подставляется из-за ублюдка Варгоши, а потом, вместо того, чтобы осознать свою неправоту и пасть в ноги Цепешу, пытается искать заступничества у Лерайе, легко оказывается у того на крючке и идёт к Гриморрэ…

            Так может поступить только юнец или глупец и счастье Агареса, если в нём победила юность, если именно она швырнула его несчастное посмертие в уродливое место и теперь отвергло его как вампира для будущего Совета.

–Также я хочу, чтобы…– Цепеш вздохнул, – вы знаете. Я хочу о тех документах попросить. Они должны быть укрыты. И необходимо выяснить, что и кому рассказал Лерайе.

–И от кого он узнал?

            Хотелось бы сказать «нет», ведь следы вели к Гриморрэ, который вообще-то показал себя для Цепеша с самых лучших сторон. Хотелось бы отказаться от предложения Сиире, ещё непрозвучавшего, но документы, и их сохранность, были слишком важны. Надо было докопаться до правды – откуда Лерайе узнал то, что скрыто даже от Высшего Совета?

–Да.

–А теперь послушайте, что мне необходимо, – легко произнёс Сиире. – Что? вы же не думали, что я настолько бескорыстен? Я и без того планирую совершить добродетель, повести вампиров из забвения к прогрессу и переменам.

–Резонно, – признал Цепеш. На мгновение он позволил себе забыть, что Сиире – это сильный и древний вампир. А ещё явно мудрый, а Цепеш знал по опыту – мудрецы, как и хитрецы, ничего просто так не сделают, но на мгновение Цепеш позволил себе об этом забыть и понадеятся на то, что Сиире просто так согласится и примет все условия.

–Мне нужно, чтобы вы заняли место в новом Совете. Но до того – мне нужно, чтобы вы разыграли совместно со мной и не только со мной, падение нескольких мешающих нам обоим вампиров.

–Несколько?

–Лерайе вед вам мешает? И мне.

–Но несколько? Лоу мне не мешает, к примеру.

–Не цепляйтесь к словам, – улыбнулся принц, – я не собираюсь устраивать резню братьев, но я собираюсь очистить наши ряды. Итак, я могу рассчитывать на вашу помощь?

–Я предпочту выслушать до конца.

            Это было разумно. Если бы Цепеш согласился на этом этапе, он потерял бы свою ценность в глазах Сиире, а так, он выстоял, напомнив, что не принял ещё предложения принца.

–В новом Совете вы займетесь финансами. Вы передадите в подотчет Совета все финансовые деяния собственных земель, также земель, так или иначе подвластных вам, а также земель других вампиров. Вы будете отслеживать и будете отчитываться перед Советом регулярно, отчитываться за наши доходы и вложения в мир смертных, за наши потери и убытки.

–Финансы? – не поверил Цепеш. – Я и финансы?!

–Не скромничайте, у вас прекрасно получается делать деньги. Вы умеете вкладывать и умеете получать проценты. К тому же, как это ни ужасно, но вы единственный, кто останется порядочен в этом деле. Вы не заинтересованы в кражах, хоть бы и ради возбуждающего чувства власти.

–Но деньги? Это огромный труд. С вашего позволения…

–А я вам не гнаться за девственницами по полям предлагаю. Я предлагаю вам оторваться от ваших, без сомнения интересных дел, и заняться тем, что пойдёт на благо всему вампирскому сообществу. Именно это, и только это составляет моё предложение.

            «Я думал, мой дух куда крепче!» – с тоской подумал Цепеш, а сам уже поднял ладонь для согласия. Сиире был доволен – он знал, кого надо выбирать в союзники, чтобы самому не остаться внакладе и не узнать однажды о том, что тебя самого швырнули и предали, унизили и оскорбили.

–Я рад, что мы поговорили стол откровенно, – принц поднялся, – благодарю за уделённое время, ждите в скорейшем времени моих инструкций. И забудьте про Каинов и Авелей, иногда нужно хорошенько замараться и показать свою низость, чтобы добиться по-настоящему положительного итога. К тому же, вы не ради себя и не ради наживы. Помните это.

–Да-да…– Цепеш вяло прощался с принцем, понимая, что это только начало чего-то нового и в скором времени обещанные инструкции появятся – Сиире не заставит себя долго ждать, и тогда…тогда держись! Уклонения не будет.

            Это размышление натолкнуло Влада на ещё одну мысль:

–А вы не боитесь поражения?

            Сиире улыбнулся с каким-то восторгом:

–Мы…мы, Влад Цепеш, не боимся поражения.

            У Влада появился запоздалый вопрос на тему «кто эти мы? И сколько ещё – нас?» но он не посмел спросить об этом, вместо этого спросил совершенно другое:

–Принц, что мне сделать с Агаресом и Варгоши? Какое в итоге ваше мнение?

–Делайте так, как знаете. Но я рекомендую вам пока не думать о них, а подумать о почестях к смерти. Не тратьте время, Цепеш. Если всё пойдёт так, как надо, вам понадобится прощальная речь в честь гибели маркиза Лерайе.  На этот счёт вы не возражаете? Прекрасно. Тогда послушайте меня, вашего Каина, и готовьтесь сказать о нём что-нибудь обязательное. До встречи, Влад Цепеш, надеюсь, она скоро состоится.

Глава 11. Об одной бессоннице

            Откровенно говоря, Наместник Святого Престола не хотел ничего слышать о вампирах. Он вообще не понимал, с какой радости и с какого горя он должен влезать в эти разборки с нечистью. Да, пост обязывал его – так говорил закон небесный. Но закон Небесный заканчивался где-то здесь, на земле, среди смертных. И тут, с этим окончанием, с этим его истончением, выходили настоящие проблемы. Святой Престол нуждался в деньгах. Во-первых, нужно было обеспечивать существование города и обслуживать слуг Престола. Во-вторых, нужно было вмешиваться и иметь свободные средства для вмешательства – в том числе и военного, в политические игрища королевств. Иначе Святой Престол бы не устоял. В-третьих, надо было гасить долги, надо было поддерживать строительства и реставрацию значимых сооружений, и ещё, конечно же, заниматься благотворительностью, поддерживая тех, кто был нищ и голоден по мере возможностей. И вот тут Святой Престол был не совсем уж свят. Дело в том, что Наместник его обычно знал о том, что в мире существуют вампиры, более того, вампиры появлялись сами – тот или иной представитель Высшего Совета появлялся и заверял Наместника в своей дружбе и обещал определённые суммы в обмен на то, чтобы Святой Престол не устраивал лишних проблем.

–Мы контролируем наших, – обычно вампиры обещались так. и если всё-таки проходило какое-то нарушение и мир вампиров нагло и грубо давал о себе знать какому-нибудь значимому смертному, то вампиры появлялись уже с золотом, тем искупая свою вину.

            Но Наместники были разными. Кто-то отказывался от золота наотрез. Кто-то оскорблялся и даже затевал облавы на нечисть – нечисть, кстати, в таких облавах редко гибла, в основном гибли невинные люди, чем-то чудаковатые или просто неугодные.

            Но этот Наместник был умён. Он брал золото у вампиров и ещё у людей. Сейчас же, когда стоял перед ним король Стефан со своей трагедией и со своим гневом, Наместник был в досаде. Он не любил когда ему приходилось выбирать какую-то сторону. Оно и понятно, что вампиров надо предать священному огню, но Наместник не считал, что именно он должен этим заниматься. И всё же, возможно, это было удачей. Наместник не хотел в это ввязываться, но если уж началось, то началось.

            Охота на вампиров – пусть и ненастоящих – обещала перестановку в курии кардиналов, подвластной ему, а ещё – власть в новых землях. Земли короля Стефана были далеко. Они почтительно посылали свои дары Престолу, но Наместнику всегда казалось, что дары эти малы, а его собственная власть там не имеет такого значения, как в близких королевствах. И тут удача.

            Но святой Боже, почему именно он должен в это ввязаться? Он не хотел. Это грозило скандалами. Это грозило интригами. И ещё – отъездом из уютной резиденции в бесприют земель короля Стефана.

            Но отказаться?..

            Наместник не хотел отказываться. Но и соглашаться тоже не рвался. Он предпочёл бы, чтобы всё осталось так, как всегда – спокойно и тихо, и тогда не пришлось бы ввязываться. Но мог ли он теперь, когда подана официальная жалоба от короля Стефана, отмахнуться?

            Мог бы. Но разум и немалая часть жадности не позволила бы ему. И всё-таки Наместник спросил с безнадёжностью:

–Почему вы полагаете, что вашу дочь убил именно вампир?

–Потому что…– король Стефан был мрачен и растрёпан. По пути сюда он загнал трёх лошадей и оторвался от свиты, сопровождавшей его. Он был в трауре. Его родная, его милая дочь была мертва. Оставалось лишь отомстить за неё.

            Отомстить за Мирелу.

            Но перед тем надо было решиться и рассказать. Рассказать о Варгоши, рассказать о сговоре с Агаресом, обещавшим безопасность и усмирение поганого вампира.

–Так вы вступили в сговор с врагом! – Наместник торжествовал. Ситуация стала представляться ему ещё выгоднее. А как же? Король, присягавший Святому Престолу, вступил в сговор с вампиром? И теперь, когда вампиры нарушили всякие договорённости, ищет заступничества у Престола?

            Нет, тут королю Стефану никак не отделаться. Хочешь заступничества – заплатишь дорого за свою гордыню.

–Вступил,  король Стефан не скрывал. – Лорд Агарес обещал мне, он дал клятву, что Роман Варгоши будет усмирён. Я вступил в сговор только от того, что не мог найти иного заступничества на тот момент.

–Святой Крест ничего не значит для вас?

–Значит, – возразил король, – но он далеко. А мои земли терзал Варгоши.

–И чего вы теперь хотите? Вы получили наказание за свою гордыню. Вы потеряли дочь, я вам сочувствую и обещаю, что мы проведём служение по её памяти. Но вы виноваты сами. Вы не спросили совета, а решили всё на месте и с кем?! Вы полагали, что вампир способен дать и сдержать честное слово? Вы человек чести и это сгубило вашу дочь. 

            Король Стефан молчал. Он позволял Наместнику хлестать себя словами. Упрёк был справедливым. Если бы не…

            Нет, он сам виноват. Но кто-то всё равно должен заплатить за его горе!

–Всё что угодно, Наместник. Моя преданность, казна, земли, люди…– Стефан знал, что просто так дружбу Наместника ему не получить. Он готов был на жертвы. Главное, чтобы покарали какого-нибудь кровососа. Главное, чтобы добрались до этих тварей!

            «Всё что угодно!» – есть ли фраза лучше? Наместник её ждал. Услышав, вздохнул, поднялся:

–Друг мой, вы устали с дороги, и явно взволнованы. Я не могу принять такое решение один. Честно будет посоветоваться. И я посоветуюсь, а потом мы с вами обсудим решение.

            Решение уже было. Наместник решил, что за преданность короля Стефана можно поиграть в охоту на нечисть. В конце концов, как найти того, кто скрывается во тьме? да никак. Зато можно почистить земли от еретиков, от колдунов и от тех, кто сомневается в Святом Престоле. Такими дарами не разбрасываются. А ещё – если дочь Стефана и впрямь убил вампир, это значит, что вампиры в скором времени могут заявиться с очередной порцией золота, чтобы купить нейтралитет Святого Престола.

            Влезать в это не хотелось, хотя проигрыша не ожидалось. Наместник выигрывал в любом случае, но как же противно ему было вспоминать про нечисть, про вампиров!

–Я не устал, – король Стефан тряхнул головою. Он хотел ответа прямо сейчас.

–Ваше право, – согласился Наместник, – но ответа я вам сейчас не дам. Мне нужно посоветоваться. Мне нужно помолиться, в том числе и за упокой вашей дочери. Как вы говорите?..

–Мирела, – хрипло ответил несчастный не король, нет, отец. У него оставался бастард – единственное возможное продолжение рода. Но не о продолжении думал Стефан, а о мести, мести за дочь и…да, за свою гордыню.

            Ему ведь всерьёз поверилось в то, что он напугал вампиров и вынудил дать их честное слово о прекращении бесчинств Варгоши.

            Смешно. До мрачности смешно.

            Но пришлось уходить. Ушёл в зал совещаний и Наместник. Посоветоваться действительно стоило, только, разумеется, речи надо было вести другие, и самое главное, сразу взять правильный тон:

–Друзья, соратники, один из слуг Святого Креста встретился с силой, которую преодолеть может только вера, вера и добродетель!  Он взывает о помощи, он обращается к нам, и наша задача, наш священный долг – ответить на его призыв и помочь. Мы – слуги Святого Престола, мы – служители неба, останемся ли мы верны кресту и своему долгу, пусть и столкнуться нам придётся с силой опасной и неведомой?

            Наместник удалился. Встреча с королём Стефаном ослабила его внимание и он не заметил присутствие в зале незнакомого прежде человека. Он скользнул по нему невнимательным взглядом, но не успел подумать об этом госте. Слова короля Стефана были важнее и обещали больше, чем выяснение личности какого-то…

            Кого?

            Прислужника? Священника? Человека из свиты? Да кто угодно это мог быть. Пусть держался он в отдалении от короля, но может такой была традиция короля Стефана? В любом случае, было не до этого человека и Наместник, привыкший общаться с кардиналами, королями и богом, не заметил его.

            Впрочем, это был не человек. Это был Амар – вампир, служитель Влада Цепеша, посланный им на шпионаж. Амар мог бы и скрыться, конечно, от глаз наместника и Стефана, но верно рассчитал, что силы надо поберечь и там где можно обойтись без вампирской силы.

            Амар не разучился быть человеком. Он подкупал, подслушивал, подглядывал, перехватывал письма – всё это было по-людски, и всем этим он владел в совершенстве. Ситуацию при дворе короля Стефана Амар уже знал прекрасно, может быть, даже лучше, чем сам король: при дворе произошёл настоящий раскол. Часть придворных выступала за то, чтобы Стефан узаконил своего бастарда Вэзила и взял в жёны перед богом и народом его мать – Сандию. Другая часть придворных выступала за то, чтобы начать процесс против Сандии – смерть принцессы Мирелы наделяла её и её сына практически королевской властью, и в историю про вампиров верили не все. Подозревали убийство и заговор. Ещё часть придворных предлагала королю Стефану взять в жёны одну из принцесс соседствующего королевства – для укрепления власти. В конце концов, король Стефан ещё не был стар, и вполне могла сложиться новая семья.

            Это были три основных направления при дворе короля. Самого короля не было и раскол был весьма значительным. Он дошёл до того, что Сандия, не имевшая никакого отношения к убийству принцессы Мирелы, вместе с сыном была вынуждена скрываться в покоях и не выходить. Более того, у её покоев её сторонники поставили стражу, для безопасности, а специальный человек пробовал её блюда.

            Всё это было слишком для Сандии, никогда не знавшей такого бессердечия для себя. Ей явно угрожала опасность. Но она искренне не понимала – за что? Она была согласна быть любовницей короля, она любила его, и готова была даже своего сына укрыть от правды о том кто его отец.

            И теперь её обвиняли, о ней судили, обращали её чудовищем. Принцесса Мирела в глазах многих была мученицей, изведённой и убитой коварной Сандией.

            Сандия слегла в очередной раз. Ею владели тревога и мигрень – для подобных слухов она была слишком нежна. К тому же, принцесса Мирела ей нравилась. Она была, пожалуй, в числе последних, кто видел в ней угрозу и желал бы ей смерти. И это при том, что её собственный сын тоже имел право на ту же власть, что и Мирела. Просто Сандия была мягка и добра. И к чему это привело?

            Всё это Амар знал. Знал лучше Стефана.

            Амар понимал, какое решение примет Святой Престол, но он хотел дождаться его объявления, чтобы уже с чистой совестью предстать перед Цепешем. Для этого пришлось задержаться в городе. Чтобы не потеряться, и не быть обнаруженным, Амар появился на пороге дома Тамаша Мортона.

            Тамаш Мортон был смертным. Но он принадлежал тому счастливо-несчастливому роду смертных, которые знали и имели дела с вампирами. Через Тамаша Мортона проходили мантии и плащи, а также прочие одеяния для Влада Цепеша, привыкшего к качественным тканям. Тамаш держал несколько портных и два ателье, то, что не нравилось Цепешу, выходило на продажу для знати, то, что его привлекало, отправлялось к нему. Тамаша это устраивало, плата от вампира превышала затраты нервные и физические в несколько раз. Главное было – молчать.

            Молчать и делать, благо, Цепеш был не так уж и вреден в выборе одежды.

            Тамаш Мортон не удивился. Амара он, в общем-то, знал, тот нередко появлялся за очередными одеяниями. Узнав, что Амару нужно место для ночлега, предложил свой дом, как и следовало ожидать. Только попросил:

–У меня есть дочь, господин Амар…

            Договорить не решился. Одно дело вести финансовые дела с вампирами, другое видеть их у себя дома.

–Не волнуйтесь, – Амар улыбнулся, скрывая клыки, – я не трогаю смертных без особенной нужды. Я умею себя контролировать. Мне нужно только место для ночлега, наутро я вас покину.

            Тамаш успокоился. Слугу Цепеша, а главное – самого Цепеша, Тамаш знал. Тот ни разу не нарушил своего слова и не оскорбил его, так что можно было бы и довериться. Но Тамаш на всякий случай поднялся к своей дочери и предостерёг её:

–Не спускайся вниз этим вечером. Сиди тихо. У нас гость.

            Дочь кивнула. Но зря он её предупредил. Очень зря! Данута была хороша собой, а ещё – хитра, но и это можно было бы пережить, если бы не одно «но» – она давно знала, с кем водится её отец. Знала и хотела быть такой же.

            Она всегда старалась подглядеть за приходом вампира. Это было всегда ночью, и всегда тихо и быстро. Её завораживали вампирские движения, манеры, голос. она представляла себе, что вампиры – это власть. Но отец никогда не дозволял ей выйти к ним.

            А теперь один из них был в их доме. И это было шансом.

            Данута с трудом дождалась когда отец уснёт. Боясь саму себя, своей тени, она спустилась вниз. Гостя расположили там. Он предпочёл бы гроб, конечно, родной, с сырой землёй и мхом, но не повезёшь же его с собой? Не повезёшь.

            Ещё он предпочёл бы провести время в городе, как раз была ночь – самое вампирское время, но люди не желают вести дела ночью. Святой Престол должен был дать ответ утром. А Амар не рискнул появиться на ночных улицах – его могли узнать, а ещё он мог сам узнать кого-нибудь.

            Лучше всего было затаиться. И, хотя сон не шёл, ещё бы – ночной час, он попытался лечь. И всё же даже прикинуться спящим ему не пришлось.

            Он услышал шаги на лестнице. Лёгкие, слишком лёгкие для Тамаша. Догадаться было нетрудно – Амар чувствовал присутствие всех людей в этом доме и то, что Данута не вышла, ничего не меняло, если бы Амар хотел, он бы, конечно, убил её и отца.

            А она пришла сама… пришла, появилась, робея, со свечою в руке, на шее крест, в глазах любопытство.

–Доброй ночи, – тепло приветствовал юную красавицу Амар, – вы, должно быть, Данута?

            Она кивнула. Её глаза были широко распахнуты. Она не решалась приблизиться, но уже не могла уйти.

–Вы знаете кто я, не так ли? – играть смысла не было. Амара больше интересовала причина, по которой девица к нему пришла.

–Знаю, – признала девушка, – вы…вампир.

–Это так, – скрывать смысла не было. – Вы боитесь? Напрасно, я не имею привычки кусать всех подряд. Я владею собой.

–Вы служите Цепешу, – прошелестела девушка, выше поднимая свечу, как бы желая осмотреть лицо гостя. Разумеется, это не очень удалось – он был далеко от неё, а приблизиться она всё ещё не решалась.

–Служу, – лгать он не собирался. Это было правдой. Он служит Цепешу. Все кому-то служат. – Вы пришли спросить об этом?

–Я…– она будто бы растерялась, словно впервые задумалась о причине своего прихода. Но всё-таки ответила: – я хотела бы быть такой как вы.

            Амар вздохнул. Он знал эту категорию смертных. Хорошо знал. Были красавицы и храбрые юноши, которые желали отринуть свет и принять вампирский закон и уклад. Кто-то хотел сохранить красоту, кто-то получить силу и власть, кто-то боялся смерти.

            Но все эти люди не знали, что значит быть вампиром. Впрочем, осуждать их Амар не торопился – он и сам выпросил свой вампирский мир у Цепеша, последовал за ним слугою, как мог он осуждать других?

            Ему надо было служить, он не желал оставлять своего господина, не такой же была разве эта причина, как другие, побуждавшие смертных к вампирству?

–Зачем? – спросил Амар, удобнее устраиваясь в кресле. Бессонница была тем хороша, что её можно было прекрасно скоротать. Теперь он это видел ясно – диалог, пусть пустой, но всё же существующий, был неплохим спасением от бессонницы, вынужденной, принятой.

–Вы сильные, красивые, у вас власть! – горячо отозвалась девушка. Она решилась и переступила ногами, подобралась чуть ближе.

–Сядьте, – посоветовал Амар, – в ногах правды нет, говорят, что выше тоже её немного, но мне, по меньшей мере, будет приятно, если вы не будете меня бояться. В конце концов, кажется, вы желаете стать такой же, каким стал я?

            Она колебалась. Слова были разумны, но решиться?..

            Осторожно, словно каждый шаг приходилось выбирать, она подошла ближе, нерешительно села на самый краешек. Свеча красиво осветила её волосы, блеснула медовым светом в её локонах. Амар невольно залюбовался, глядя на эти локоны, на длинную нежную шею, в которой билась кровь, дающая жизнь, на белизну запястий…

            Она чувствовала его взгляд. Взгляд, полный желания, но не такого, какого можно ожидать от мужчины, а чужого, звериного. Она заставляла себя терпеть и не смотреть на него.

            Амар отвёл глаза:

–Зачем вам сила, моя дорогая?  У вас есть враги?

            Она молчала.  Смущалась.

–А красота? Разве у вас её мало? а власть? Вы желаете стать королевой? Поверьте, я знаю одну принцессу, которой власть, данная её рождением, не принесла счастья.

–Красота закончится, я постарею, а потом умру, – она призналась нерешительно, чувствуя, как алеют её щёки. – А власть даёт деньги. А сила даёт уважение.

            Она не выдержала и закрыла лицо руками. Амар всё понял – стандартная история. Отец не мог её защитить от всего, ей грозила трудовая, скучная жизнь при нём и суровые разборки за его наследие, портных и ателье после.

–Меня выдают замуж, – продолжила она. – Я…

–Он старше? – усмехнулся Амар, – это ещё не страшно.

–Он жесток, его предыдущая жена…он, – Данута не могла заставить себя произнести это. Но могла произнести другое: – вы свободны!

            А вот это было классическим заблуждением! Свобода – это иллюзия – любой вампир понимает это. Свободу ограничивает твой господин, свободу держит в оковах собственный вечный голод, свободе мешает Тёмный Закон.

            Законы есть везде. Законы есть всюду.

–Свободы нет даже после смерти, – возразил Амар, – поверьте мне, красавица. Вы думаете, что мы делаем всё, что хотим? Вы ошибаетесь. Никто в этом мире не делает того, что хочет. Священники и Наместник Престола делают то, чего ждёт и хочет Бог. Короли и цари делают то, чего хочет народ, иначе кончится их власть. Безумцы могут делать то, что хотят, но за это их ждёт кара. Потому что есть законы. Потому что есть народ. а мы? Думаете, у нас иначе? У нас тоже есть законы. У нас тоже есть…не народ, конечно, но община, и мы подчиняемся.

–Вы свободны, – она покачала головой, – вам не надо умирать.

–Мы мертвы, – Амар улыбнулся, демонстрируя белизну клыков, – мы давно мертвы. Солнце причиняет нам неудобство, и нам приходится маскировать его. Голод терзает нас и нам приходится контролировать его.  Посмертие не означает бессмертие. Рано или поздно мы тоже умрём. И нас тоже ждёт что-то такое, чего мы не особенно хотим знать.

–Вы можете идти куда хотите, – Данута искала ответ, искала объяснения, спасения, решительность крепла в ней.  – Вы всё можете!

–Не всё, у нас тоже поделено по территориям. У нас тоже есть ограничения. К тому же, за века устаёшь идти. Хочется осесть.

            Данута помолчала. Амар понимал, что он её не переубедил. Строго говоря, Амар и не хотел её переубеждать. Кто он такой? Он хотел просто донести до неё другую точку зрения, и, разумеется, не собирался ни в каком случае её обращать. И вообще прикасаться к ней.

            Но Данута разрушила молчание. С тихим всхлипом она как-то отчаянно рванулась к нему, но не с тем, чтобы убить, а с тем, чтобы…

            Она упала перед ним, рванула ночную рубашку, освобождая белую соблазнительную кожу, запрокинула голову, подставляя шею, закрыла глаза. Её трясло.

            Любой вампир оценил бы картину. Амар оценил. Он даже вытянул навечно ледяную руку, коснулся горла девушки, медленно, оценивающе-беспощадно повёл по её плечу, по её груди, нашёл кусочек упавшей рубашки, потянул вверх, закрывая кожу от холода и от соблазна.

            Он научился себя контролировать, но это не означало, что его можно было провоцировать.

            Дануту трясло. Амар тихо сказал:

–Это отчаяние, всего лишь оно. Жизнь бесценна, так помни это. Твой отец, твой жених, все они не имеют власти над тобой. Ты можешь идти, идти туда, куда хочешь, и в этом твой дар. Ты можешь умереть, умереть, хоть сейчас, если захочешь, а мы нет. И в этом тоже твой дар.

            Амар заставил её подняться. Она рыдала, но зажимала себе рот руками, боясь разбудить отца, которого на самом деле боялась и который, заботясь о будущем, не желая, чтобы пропали его труды, уже устроил её жизнь и подобрал выгодного, пусть и неугодного Дануте жениха.

–Справишься, он богат и опытен,  – отрезал Тамаш. – Он позаботится о деле и о тебе.  

–Но я…– Данута пыталась возразить.

–Голытьбу знать не желаю! – хмуро ответил отец, не позволяя ей договорить.

            Она пыталась смириться, и почти смирилась, когда появился Амар в их доме. Появился на ночлег.

            Но он не сделал того, чего она ждала. Всё было кончено?

–Не глупи, – попросил вампир, – я могу тебя укусить, да, могу. Но я не буду. Это будет неправильно. Ты сама не знаешь чего хочешь, а превращать тебя в виде насилия…нет, я не настроен. Ты проживёшь хорошую, но смертную жизнь. И это будет верно. Ты можешь быть счастлива. Ты можешь идти. Ты красива и храбра.

            Он сунул руку в мантию, там лежал пропуск в город – древний перстень со знаком земель Цепеша, протянул его Дануте:

–Возьми, глупая, и если решишься идти, то иди в сторону наших земель. Покажешь этот знак, и тебя не тронут.

            Данута не понимала, но протянула руку и взяла, сжала перстень крепко. Она ещё не знала, сбежит или нет, но знала точно – ей не помог Амар. Ей не помог вампир. Он отговаривал её.

–Ступай в постель, – попросил Амар, – у меня ты не найдёшь больше утешения. Кусать тебя и трогать я не стану. Это неуважение к твоему отцу, да и к самому себе, знаешь ли, тоже.

            Брезгливость проскользнула на лице Амара. Он не любил когда кровь ему так откровенно и нагло предлагали.

            Она пошла прочь, сжимая в руках перстень, не взяв свечу, всхлипывая от пережитого унижения и отчаяния. Амар смотрел ей вслед, но не чувствовал никакого сожаления на её счёт. Он сделал больше, чем мог и больше, чем должен был. В его праве было убить её, выпить досуха, а он отдал ей знак Цепеша, если дуру эту занесёт во владения его господина.

            Данута ушла. И тут же, сменив её, появился Тамаш. Он не спал. Он не был идиотом. Он слышал, как не спит Данута.

–У вас ночь популярна, – не сдержался от ехидства Амар. – Надеюсь, вы сядете скорее, чем ваша дочь? Не люблю разговаривать, когда я сижу, а передо мной стоят.

            Тамаш сел, оглядел свечу, оглядел Амара, словно искал у него следы крови, мрачно ответил:

–Она предлагала себя?

–Все себя предлагают, – ответил и не ответил Амар. – Она в отчаянии. Судить её за это не стоит.

–Что вы ей дали? – Тамаш был суров. Он знал, что вампир может его переломить пополам без особых усилий, но он всё-таки пытался быть хозяином своего дома.

–А вот это вас не тревожит, – заметил Амар, – я дал ей спасение. Если однажды она будет в землях моего господина, она будет там хорошо принята.

            Тамаш обдумал, затем заявил:

–Мне не нравится это.

–Я должен был её укусить? – поинтересовался Амар, – знаете, странное желание для отца.

–Мне не нравится, что она пришла к вам.

–Я должен был её прогнать? Это и её дом.

–И что вы дали ей ложную надежду, – Тамаш взглянул в глаза вампиру. – Она моя наследница. Она выйдет замуж за богатого человека и наследует моё ателье и мой труд. Ей не придётся идти в ваши земли.

–Она не ваша собственность, – вздохнул Амар. – Вы ей всего лишь отец, а она просила меня о вечности, представьте, как вы ей наскучили. Вы ведь знаете, за кого её отдаете? Знаете. Но это ваше дело, я не собираюсь вас учить. Но я дал ей надежду. В её глазах я прочёл тоску.

–Тоску! – сердито фыркнул Тамаш, – работы ей мало! ну я её…

–Убью, – подсказал Амар, – ваша дочь в отчаянии. Её тоска – это тоска самоубийцы. По факту, она и просила меня убить её. Она просила смерти. потому что моё существование это не жизнь, и это не рай. А она просила об этом. И если не будет у неё надежды, вы поручитесь за то, что она не удавится в своих покоях?

            Тамаш заморгал, он растерялся. О такой стороне вопроса он не думал. Данута всегда была строптивой, спорила, горела жизнью. Какая здесь тоска самоубийцы? И с чего? Тамаш не понимал.

–Я не…ей что сложно…

            Он бормотал что-то нерзаборчивое. Ему вспоминалось, как после смерти жены он ударился в труд, в работу, как сначала шил сам своими руками, потом напрягся и нанял портного, потом ещё одного, и ещё…

            А Данута? Где была Данута? Рядом. Вроде бы поддерживала отца и не отлынивала от работы. И он привык считать её частью своей жизни, вроде своих портных.

–Вы думаете…– Тамаш не мог заставить себя произнести, – вы думаете она…

–Может, – подтвердил Амар, – поверьте, это будет для вас большим горем. Я сейчас занимаюсь одним делом, там отец потерял свою дочь, отец король, она, соответственно, принцесса. И он не смог её защитить от смерти, а ведь могущества у него больше, чем у вас.

            Тамаш кивнул, что-то менялось в нём, что-то разбивалось, раскалывалось, образовывало новые узоры. Он видел свою дочь как-то иначе.

            Слова Амара не сразу дошли до него. Он спохватился:

–Король Стефан? Он поэтому здесь?

–Ну…– Амар не ответил, ему не нравилось, что он заговорил сам об этом. Далось ему это? Далась ему эта семья? – Не знал, что слухи так быстро ползут. Можно спросить, где вы узнали?

–Я слышал это  на улице. Настоятельница рассказывала детям. На улице.

            Тамаш не понимал, что в его словах не так. Не понимал этого пока и Амар.

–Настоятельница? – спросил вампир. – Какая, вы не знаете?

–Знаю, это Святая Тереза. Сиротский приют.

            У Амара нехорошо подёрнулось в мыслях. Святая Тереза – это приют, в котором заправляет Мария Лоу. Откуда у Марии Лоу сведения насчёт визита короля Стефана и зачем она рассказывает об этом детям, которых отбирает в посмертие?

            Тут было о чём подумать!

            Амар поднялся. Дела смертного портного его больше не интересовали.

–Куда вы? – испугался Тамаш, – вы обижены?

–Ни разу, – ответил Амар, – я покину вас. У меня дела.

–Постойте! Вы же не…вы скажете господину Цепешу, что я оказал вам помощь?

            Смертные думают о себе! Впрочем, ушли ли дальше вампиры?

–Скажу, – обещал Амар и снова попытался уйти, но Тамаш окликнул его:

–Что мне делать с Данутой?

            Тьма!

–Если вам нужна дочь, отстаньте от неё, – посоветовал Амар и решительно отодвинул портного с пути. Его ждала ночь, а ещё – приют Святой Терезы. Нужно было покрутиться рядом, узнать, нет ли чего-то странного в Марии? И при этом не попасться на глаза, а ещё – надо было доложить Владу. И не пропустить решения Святого Престола.

            Ночь коротка, и какое счастье, что у вампиров по ночам бессонница.

Глава 12. Письма, письма!

            Письма – величайшее изобретение смертных, в один момент осознавших, что тратить время на передачу устного послания – это роскошь совсем непозволительная. Нужно снарядить гонца, нужно дать ему поручения и передать слово и надеяться, что он скажет действительно то, что нужно…

            Письма – великая вещь! Она экономит время и всё же больше держит тайны да оберега от любопытных. Тот, кто хочет, конечно, настигнет любое письмо, но это уже сложнее. Одно дело подслушать, другое подглядеть. Слава письмам, волю хранящим!

            Письма о любви и ненависти, письма о новостях и раздумьях, письма с задачками и письма приветливые, письма сообщающие и предостерегающие – неважно, важно что везде они – письма, письма!

            И даже тем, кто уже умер для мира людей, от писем не уйти. У них нет ограничений по времени, их жизнь почти вечная, но парадокс, ирония – они тоже не успевают!

            «Господин, прошу прощения за задержку. Король Стефан прибыл к Святому Престолу, он ожидает решения. Но не это тревожит меня. Мне стало известно от добрых ваших друзей, что некая настоятельница монастыря Святой Терезы рассказывала детям на улице о причине визите короля Стефана. В образе настоятельницы мне видится Мария Лоу, а обстоятельства рассказа кажутся мне слишком странными…

            На свой страх и риск, мой господин, рискуя вызвать на свою несчастную голову гнев, я отправляюсь в этот час к Марии Лоу. Мне чудится здесь загадка.

            Загадка, которую объяснить я не в силах. Не серчай на меня, мой Господин, я отвечу за всё перед тобой как вернусь.

            Слуга твой, Амар».

            Письмо, которое сложно было писать. Да, Амару было сложно. Как у верного слуги Влада Цепеша и у вампира по совместительству у него было право решать некоторые дела самостоятельно, не привлекая своего господина к ежеминутному совещанию. Но причину своей спешки он сейчас не мог объяснить. Ему не нравилось, что Мария Лоу всплыла вдруг на улицах, у Святого Престола, во время визита короля Стефана. Было в этом что-то дурное.

            Но дурное не объяснишь письмом так, чтобы поверили. Но Амар рискнул. Он понимал весь риск и всё же принял его, впереди себя послав письмо Цепешу, надеясь, что Цепеш не сильно разозлится на своеволие слуги своего.

            Письма, письма! Сколько вас видел свет? Сколько вас видела тьма?

            «Друг мой дорогой и господин, лорд Агарес!

Я тревожусь. Вы не ответили  на моё письмо, а может оно всё же до Вас не дошло? Тогда это бы многое объяснило.

            На всякий случай я скажу Вам опять, и за беспокойство Ваше прощения прошу снова, как в прошлом письме.

            Вызывал меня к себе Господин Цепеш. Из моего дома вызывал. Спрашивал про Вас, друг мой и господин, но держалась я честно и ничего дурного про Вас не сказала, верьте мне.

            Господин Цепеш  сказал, что попали Вы в беду, и он хочет Вам помочь. Мой друг и господин, если Вам нужна помощь, скажите мне! Скажите, я сделаю что могу. Я ведь помню что Вы для меня сделали, и вообще – Вы мой друг и я всегда приду Вам на помощь!

            Пожалуйста, даже если я Вам надоела, ответьте мне, я тревожусь.

            Крытка Малоре».

            Крытка Малоре искренне писала, хотя и делала каждое своё письмо каким-то нелепым и неловким. Но сколько в нём было искренности и добродетели, к которой стремился лорд Агарес! Вот только ответить он ей, разумеется, не мог, ибо был в заточении герцога Гриморрэ, а до того дошёл из собственной глупости и собственной же гордыни.

            Но Крытка Малоре была глупа. Она не понимала, что если не получен ответ на предыдущее письмо от того, кто всегда отзывался, то следует молчать самой!

            А так письмо её попало в руки Илэйн, встревоженной, как и другие, отсутствием лорда Агареса. Открыть не решилась, пошла советоваться с Моренго.

–Как быть?

            Моренго не знал что сказать. Тревога жгла его не меньше. Лорд Агарес не отлучался надолго! Да и перед отлучкой предупреждал. С другой стороны, он ведь сильный и могучий вампир, мало ли каким делом он занят? Может быть, его привлекли к чему-нибудь значимому и грозному?

            А не предупредили… ну потому что не считаются с низшими и слабыми вампирами. И всё же – неладно!

            А Илэйн ждала ответа и как на спасителя смотрела на Моренго. Словно он мог решить за неё, мог развеять его сомнения. Он и мог, конечно, если бы кто-то развеял его.

–Если завтра к ночи Хозяин не объявится, мы отправим прошение в Совет, – решил Моренго. Ответ был тяжёлым, но нужно было что-то сказать, нужно было дать что-то ей и себе. Надежда…она не только для смертных, хотя ими и изобретена.

            Крытке Малоре не суждено получит ответа от лорда Агареса. Она так и не поймёт до конца как оно вообще вышло, и почему вдруг её друг сгинул в череде несвязанных событий. Наивная Крытка, святая от глупости своей Крытка!

            И её письма. Сколько мир видел нелепых писем? Сколько мир видел умных и мудрых? А сколько писем не дошло до адресата? Сколько было строк об униженной мольбе  и о просьбе простить, извинений и заверений?..

            «Влад,

            на твоём месте я думал бы точно также. Я тоже бы винил самого себя в том, что некоторые…некоторые сведения стали известны м.Л., но я уверяю тебя, клянусь Тёмным Законом, клянусь кровью, клянусь своим посмертием – никогда, слышишь? Никогда! Я не говорил ни с кем, кроме тебя, о документах и наших тайнах.

            Я ведь не дурак, Влад. Я же понимаю, что есть то, о чём надо навсегда заткнуться. Ты видишь, что и сейчас я не пишу напрямую, но это не от страха, а от привычки! Я не привык трепать языком, ты знаешь.

            Ни мёртвая душа, Влад, ни живая…

            Я друг тебе,

Гриморрэ.

            Чуть не забыл ещё вот о чём, Влад! Как поступит с Агаресом? Он совсем слабый, при близком знакомстве походит на истеричку. Что с ним делать? передать тебе? Суду? Если хочешь знать, то я б его прибил по-тихому.

            По-прежнему твой друг, Гриморрэ».

            Письма! Сколько в них подлости? Сколько в них интриг? Кто мог бы счесть все подлости бессмертных душ?

            «Дорогой Маркиз, надеюсь, что вы хорошо подумали над моим предложением и выбрали верный путь. У вас мало времени для колебаний. У вас очень его мало – у меня, впрочем, едва ли больше.

            Святой Престол выступает за поддержку королю Стефану. Он посылает верных инквизиторов и слуг своих на отлов вампирской нечисти. Король Стефан подавлен – месть ведёт его. При дворе его, меж тем, всё неспокойнее.

            Я выдвигаюсь в его земли. Выдвигаюсь, разумеется, инкогнито. Перехватите меня по пути, если согласны что я права и нам надо держаться вместе. Молчите и держитесь тени, если вас ведёт трусость.

            М. Лоу».

            О, письма! Сколько подставили вы душ? Сколько жизней отняли? И сколько раз были вы перехвачены интригами и грубой силой? Сколько раз и кем вы были подделаны? И всё равно – это замечательное изобретение. Бумага не краснеет от стыда, бумага не мямлит. Бумагу нельзя перебит, её можно разорвать, сжечь, но сжечь можно и человека, и разорвать можно его вроде бы бессмертную душу.

            Письма, вы прекрасны, опасны и всё равно вы нужны. Всем и каждому. Для всех и ни для никого!

            «Амар, будь осторожнее и внимательнее. У меня есть основания подозревать недружественные мотивы у Марии Лоу. Вопреки всем обстоятельствам не приближайся к ней близко и не заговаривай с нею.

            Ты поступил верно, последовав за нею и сэкономив время для передачи мне этого факта письмом. Береги силы. И вообще, мой верный слуга, будь осторожнее во всём.

            В. Цепеш».

            Ест ли письмо для слуги верного теплее? Хозяин заботится, хозяин просит вернутся и быть осторожным, хозяин говорит, что слуга его прав! Амар счастлив, так счастлив, читая это письмо, что даже тяжёлые строки следующего своего послания выходят у него куда легче, но о них чуть позже, пусть верный вампир напишет эти строки.

            Ну а пока…

            «Моё почтение Вам, граф Цепеш.

            Я обещал что скоро свяжусь с Вами и обещание своё, как видите, сдержал. Будь я на Вашем месте, я бы уже начал делать выводы относительно своей персоны и серьёзности моих убеждений.

            Но оставим. Это лирика. Первое, о чём я хотел бы сказать – это предостережение. Не угроза, ибо исходит это не от меня, но предостережение – я только передаю слухи, но, надо признать, слухи пугающие. По некоторым моим сведениям Вам грозит опасность. И опасность та идёт от Святого Престола. Они считают что у Вас при дворе короля есть шпионы. Это ведь так?

            Не отрицайте. Лучше отрекитесь от них или уберите подальше на время. Инквизиция, назначенная Престолом, будет беспощадна. Она уничтожит смертных, связанных с вампирами, точно также как и самих вампиров.

            Второй момент. У Вас в плену находится Роман Варгоши – не отрицайте – я хочу поговорить с ним. Он бывал у Лорда Агареса и я хочу выяснить  было ли то единичное посещение или частое? Также – хочу знать, о чём говорили в деталях эти двое. И ещё пару мелочей, которые не вызовут у Вас интереса, но если хотите, то можете, конечно, при нашей аудиенции присутствовать – цель у нас одна.

            С наилучшими пожеланиями,

            Сиире».

            Уровень возмущения Влада Цепеша представить было сложно. Его не сгладила даже подпись внизу письма – Сиире, просто Сиире, без титула «принц», без почестей, без всего нужного и важного. Но тон письма…

            Нет, тон письма не изменился, конечно же. Тон письма остался таким, как и сам принц. А как насчёт его требования аудиенции с поправкой на то, что если Цепеш хочет, так и быть, он может присутствовать. Хотя Варгоши целиком и полностью его пленник!

            Да, неофициально, но всё же его!

            Впрочем, мерзавец рассчитал верно – Цепеш позволит. Не из страха, а из любопытства и ещё от тщеславного канатика, протянутого самим Сиире, который назвал себя Каином и дал себе священную для собственных глаз цель.

            Но возмущение Цепеша не улегалось ещё очень долго. Он даже подумывал об ответном, очень едком письме, но рука предала его и порвала письмо в мелкие клочья, как и множество других писем, что были написаны лишь в мыслях.

            Написанное уже не стереть, прочитанное уже нелегко забыть, особенно, когда письмо наводит жуть.

            «Хозяин!

            Я подвёл тебя. Мария Лоу действительно оказалась той самой настоятельницей монастыря, что рассказывала детям на улице о визите короля Стефана. Оказалось, что её узнали под разными именами и булочница, и зеленщик. Но это ещё ничего, Хозяин!

            Я прибыл к порогу Терезы ночью, до рассвета ещё оставалась пара часов. Я увидел, как Мария Лоу вышла из двери как смертная, закутанная в дорожный плащ. Я последовал за нею, держась теней.

            Это совершенно точно была она. Она шла по Виа Спарано, держась в стороне от обитающих здесь в этот час пьяниц и проституток, она куталась в плащ, но он выдавал в ней богатство. Пару раз к ней попытались пристать, но она что-то сказала тихо и неразборчиво и от неё отстали.

            Но, Хозяин! Она дошла до проулка, где прячется кабачок имени Тиберия. Она вошла внутрь, я, помедлив, последовал за нею, взяв с собой одну из весёлых девиц. Внутри было темно и шумно. Я с трудом избавился от своей компании и изучил местность – Лоу не было. Оказалось, что здесь ест комнаты для тайных встреч. В основном их используют любовники, платя по серебряной монете за час.

            В одной из таких я нашёл Лоу. Она почуяла чьё-то присутствие и оборвала свою совсем нелюбовную встречу. Но я успел видеть её спутника – это был человек, принадлежащий Кресту. Я видел белый строго заколотый ворот.

            Он вышел через вторую лестницу и за ним я не пошёл. А после, Хозяин, каюсь, Лоу обставила меня и обернулась летучей мышью в какой-то подворотне. Теперь тенью стал я.

            Прости, Хозяин, я не могу поручиться за то, что выполнил твой наказ и был осторожен. Может быть, она успела меня увидеть, я не знаю.

            Перехожу ко второй части.

            Мой Хозяин, ты помнишь Тамаша Мортона? Он твой портной, мой господин, и всегда поставлял тебе лучшие ткани. Почему поставлял? Потому что больше его нет с нами.

            Я не желал быть узнанным в ночи. Я понимал, что Святой Престол даст ответ лишь утром нашему королю и решил переждать, затаиться. Я вспомнил про Тамаша Мортона и пошёл к нему и тот не отказал мне в ночлеге. Заодно и рассказал мне про то, что слышал на улице. Так я и узнал про Лоу.

            Я оставил его и его дочь в целости и сохранности. Но вернувшись к рассвету, чтобы отблагодарить их за приют, я застал в их доме могильную тишину. Сам портной лежал на животе, под ним растекалось неубранное кушанье, но крови в нём не было, он был выпит досуха. На шее его две раны – клыки.

            Его дочь пыталась прежде уговорить меня на то, чтобы я сделал её вампиром. Уверяю тебя, Хозяин, что я этого делать не стал. Я не тронул её, а кто-то сделал это. Но убил. Те же два следа, выпита досуха. Она, видимо, пыталась бороться – её ночная рубашка была разодрана.

            Я оставил их дом в смятении. Тебе нужен новый портной, Хозяин.

            Я посылаю это письмо в глубоком раскаянии перед тобой и надеюсь, что оно обгонит меня и прежде мен принесёт тебе дурные вести.

            Твой верный слуга, Амар».

            Письмо раскаяния! Цепеш, откровенно говоря, вины Амара не видел. Он считал что его слуга сделал всё и даже больше, чтобы ничего не произошло, и не исчезли крупинки информации, так нужной сейчас. Но Амар упорствовал. Он наседал на то, что виноват. Цепеш всё же решил не тревожиться на этот счёт и пока не переубеждать Амара – виноватый слуга – лучший слуга.

            Если, конечно, кто-то может быть лучше Амара. Влад в этом сомневался, но надо было оставаться в реальности.

            Ещё надо было что-то ответить всем. С письмом «Каина» Влад ознакомился повторно, выискивая особенно раздражающие слова и обороты. Но выискивание не дало ничего, кроме морального удовлетворения – принц явно ждал ответа!

            И Влад решился. Первый вариант письма вышел ехидно-подобострастным. Глупец прочёл бы в нём только страх, а принц Сиире даже из начала понял бы, что Цепеш издевается: «Почтенный принц Сиире, пишет к Вам слуга Вашей воли, смиренный и послушный Цепеш…»

            Первый вариант был справедливо отправлен в камин. Он не грел уже давно кожи Влада, но вампир всё равно не мог отказаться от очага в своём логове – в этом было людское, смешное, конечно и нелепое для вампира, но у каждого свои причуды. У каждого свои утраты и свои попытки цепляться за настоящее.

            В конце концов, очаг мог пожирать ненужные и нелепые письма!

            Второй вариант был сух: «Ваше высочество, вы можете навестить Романа Варгоши в удобное вам время. За предостережение благодарю».

            Но и этот вариант полетел в жадные языки пламени. Это было слишком сурово и тоже не подходило для случая. Так принц Сиире мог обидеться, а обиженный могучий вампир, нарекающий себя Каином – это явно не то явление, которое хочется встретить в своём посмертии.

            Пришлось писать третий, очень осторожный, по-настоящему серьёзный ответ:

            «Ваше высочество, я благодарю Вас за предостережения. Я приму меры, последовав Вашему совету, и сберегу нужных мне смертных. Вы правы – у меня есть шпионы. Как и у Вас.

            Что касается Романа Варгоши, я буду присутствовать во время Вашей аудиенции. Вы можете получить её в любое удобное Вам время…»

            Письмо написано, оставался лишь один штрих – подпись. Во времена жизни Влада Цепеша подпись стала отличительным знаком, символом настоящих взаимоотношений, ибо тон письма мог быть сколько угодно обманчиво-льстив или суров, но то, как подписывался человек, говорило о многом.

            Влад Цепеш не был человеком, но проблема перед ним была всё та же. Как подписаться? Если подписаться графством – это значит бравировать своим положением, а ведь положение Сиире много выше.

            Подписаться «Влад»? они не друзья. «Влад Цепеш»? как-то неостроумно и странновато. Впрочем, есть ответ – он злой, но Сиире сам начал это, Влад лишь подхватит!

            Вампир взял перо, обмакнул в чернильницу и вывел под письмом: «каинит Влад».

            Хочешь быть Каином? Хочешь нарекать себя им? Хочешь? Ну что ж, тогда принимай на себя ответственность за всех своих последователей. Принимай и веди их, и тебе это не вернётся благом.

            Влад Цепеш при жизни не был особенно силён в церковных текстах, он лишь отмахивался и служил ритуалам, без которых ни один правитель не мог существовать. Это потом, умерев, он понял, как заблуждался и как был невнимателен к кресту и ко всем нужным молитвам. Но было поздно, надо было принять свою сущность и Цепеш принял её.

            Он был остроумен в своей подписи, но не знал одной детали, которую прекрасно узрел тот же принц Сиире – каиниты погибли. Каиново потомство, отвергнутое светом и добродетелью, смешивалось и становилось всё порочнее, всё яростнее и безумнее. В конце концов, каиниты вызвали на себя гнев Небес и все погибли.

            Так что Влад Цепеш перехитрил своей подписью сам себя. Принц Сиире, однако, не стал указывать ему на ошибку, но улыбки сдержать не сможет. Нравились ему такие люди и такие вампиры, которые отчаянно хитрили, но глаза и сердце которых оставались доступны для прочтения.

            Но всего этого Влад не знал. Он отправил одно письмо и приготовил другое – на этот раз Амару. Здесь было короче и проще: «Возвращайся, верный слуга. По пути навести Мантую, если сможешь, там, говорят, есть свободные портные. Цепеш».

            И, наконец, ещё одно письмо. Его написание Влад Цепеш откладывал долго. Да и как бы мог он написать сразу? Как решиться? Мозгом можно было считать, что Гриморрэ здесь не при деле и утечка информации пошла из другого источника. Но из какого? Этого Цепеш придумать не мог. По его мнению знали он сам и Гриморрэ. А теперь оказалось, что Лерайе в курсе, Агарес частично в деле и, похоже, принц Сиире. Так откуда пошла эта тень? Откуда выскользнуло это знание, если сам Влад молчал?

            Цепеш готов был бы поверить Гриморрэ, если бы речь о чём-то более мелком и менее значительном. Но как мог он верить сейчас? Да, Гриморрэ никогда не был идиотом, но он водился со смертными, он любил актёрствовать и превращал свою кровную жертву в жертву древнего ритуала, хотя речь шла всего лишь об утолении, кратком утолении жажды.

            Влад готов бы поверить, но не мог! И всё же, надо было дать ответ и при этом не рассориться ещё хлеще. Пришлось написать коротко и ясно: «Тебя не виню, пока за тобой греха не вижу. Агареса придержи у себя. Влад».

            Коротко и ясно. Беспощадно для любящего поговорить Гриморрэ.

            Письма, долгие, мрачные письма! Что же вы, такие разные, так одинаково губите? Что же вы, такие беспощадные, так умиляете?

            «Уважаемая Мария, вы напрасно упрекаете меня в трусости! Мой долгий ответ был связан не с моей нерешительностью, а с моими делами. Лорд Агарес пропал. Я полагаю, что в деле замешан герцог Гриморрэ.

            Я с удовольствием перехвачу вас на пути в столицу,

            Маркиз Лерайе».

            Вы, письма, влияете на историю, на души, на жизни, а сами такие сухие и такие хрупкие!  Знаете ли вы сами свою силу? Ни разу. Нет в вас души и даже строки, написанные с самой отчаянной чуткостью, не затронут вашей безжизненности, не осквернят вас всем тем, что даровано и проклято смертным родом и посмертием вампиров!

            «Ваше величество, король и защитник!

            С великой скорбью сообщаю Вам о внезапной кончине Сандии… да-да, Вашей Сандии, мой король. Она слегла в лихорадке накануне вечером, а утром её сердце не билось. Её сын находится сейчас под охраной королевской стражи, его безопасности – основная задача каждого гвардейца. Но сберечь его мать мы не смогли.

            Мальчику надо отдать должное – он совсем не плачет и не капризничает. Он смотрит по сторонам с любопытством и лишь иногда печально и горько вздыхает о чём-то, что будто бы не решается произнести.

            Возвращайтесь скорее, наш король, наш защитник! Тело Сандии готовят к похоронам – я распорядился об этом.

            Первый советник короля Стефана – защитника народа и друга народа, М.Р. – с великой скорбью».

            Это письмо не дойдёт до Святого Престола, не затронет вампирский мир – здесь разбираются люди, грешники. Оно только вычерпнет остатки радости и надежды из сердца короля Стефана и низвергнет его в пучину чего-то опасного, липкого. Фанатичного.

            «Высшему Совету от слуг лорда Агареса.

            Уважаемый Совет, пишем к вам, не зная что делать. Наш Хозяин – лорд Агарес, пропал. Мы не знаем как его найти, на наш зов он не откликается. Это случилось три дня назад, никогда прежде он не отсутствовал так долго и всегда покидал нас с предупреждением. Мы опасаемся беды.

            Некая вампирша по имени Крытка Малоре прислала письмо лорду Агаресу, которое мы были вынуждены вскрыть в присутствии всех слуг лорда Агареса. Из него следует, что наш Хозяин попал в беду. Мы просим Совет вернуть нам нашего Хозяина и защитить его от всех бед. Мы готовы прийти на помощь ему.

            Письмо Крытки Малоре прилагаем…»

            Дальше шёл список имён несчастных, потерянных слуг, которых в один миг оставили без хозяина. Все они были молоды и неопытны и никто из них предположить даже не мог, насколько нежелательно их заступничество и насколько раздражает всю вампирскую общность Крытка Малоре.

            Но они пытались заступить за то, что казалось им правильным, и  обратили на себя внимание Высшего Совета, который вдруг опомнился – в самом деле, где же лорд Агарес? И где Варгоши?

            Влад Цепеш получил зов, уже не письмо, с требованием явится перед советниками. С половиной из них у него были свои дела, но это были дела теней, для общего факта они были едва-едва знакомы и не пересекались нигде, кроме как за столом Совета.

            Что делать, мир вампиров, как и мир людей, строился на лжи.

Глава 13. Кровь и вино

            Вообще вампиру необязательно учиться сражаться. К чему? Внутренняя сила, превосходящая людскую, плюс скорость и обращение в разных зверей, приправленное магией крови – всё это и без того звучит слишком жутко, и всё это без того в бою опасно, а если ещё добавить и меч?

            Для вампиров это было позёрством. Даже те, кто был воином при жизни, в посмертии как правило отрекались от стали, если та не являлась ритуальной. Если же и сохраняли после обращения за собой привычку или тягу к фехтованию, то старались придержать это в виде собственной тайны, не такой мерзкой, как нарочитое жертвоприношение, но неоправданно пафосное.

            Однако герцог Гриморрэ отличился и здесь. Тяга к излишествам побеждала его посмертие и всякие приличия. Он остался верен мечу, более того – не скрывал этого и всегда выкраивал время для обучения и тренировки. Его слуги, привыкшие к его ритуалам, принимающие участие в них и уже не удивлённые, сносили и это чудачество философски.  И даже когда бывало так, что Гриморрэ выписывал за золото какого-нибудь прославленного мечника из числа смертных, принимали это как должное.

            Сейчас было другое. Гриморрэ, соскучившись, вызвал одного из недавно явленных слуг и спросил:

–Хочешь потренироваться с Хозяином?

            У слуги нет иного ответа, кроме согласия – так гласит Тёмный Закон. Если ты не согласен, ты должен оставит Хозяина и добиваться свободы от него уговором или боем. Рассчитывал на это Гриморрэ или просто забыл эти строки Закона – неизвестно, но так или иначе, слуга ответил:

–Да, Хозяин.

–Как твоё имя? – вампирская память! Тяжело ей выносить все имена и лица.

–Корвин, Хозяин, – юный вампир с достоинством поклонился, а Гриморрэ оценивающе оглядел его – не прогадал ли? Похоже что не прогадал. Хорошее сложение. Если не боец, то был в солдатах, значит, подготовка имеется.

–Бери меч, – велел Гриморрэ, сам хватаясь за любимый клинок. У него было много мечей, но большая часть из них была им не тронута даже на тренировках и представляла собой чьи-то дары. Любимый же меч, лучший меч был подарен ему Владом Цепешем в знак дружбы. Сталь из Валахии! Мастера Валахии! Лёгкий и удобный в бою, он был по-настоящему смертоносен.

            Корвин покорился и взял первый попавшийся на глаза меч. Теперь они стояли друг против друга на той же лужайке, где недавно Гриморрэ принёс в жертву очередную девицу, и остальные вампиры, не занятые поручениями хозяина, стояли кругом, образовывая площадку.

            Благодарные зрители!

            Гриморрэ любил зрителей.

–Нападай, – велел он Корвину, – нападай на хозяина!

            Корвин нервно сглотнул и сделал несмелый выпад. Гриморрэ играючи его отбил и рассердился:

–Нападай смелее или не позорься.

            Тон Хозяина сработал. Корвин осмелел, он понял, что его Хозяин не шутит и действительно хочет нападения. Ну что ж, на всё воля Его!

            Теперь было похоже на бой. Гриморрэ сражался не во всю силу, но Корвин рубил отчаянно и взмахивал с яростью, явно выдыхаясь, при этом его удары были достаточно сильны – попади под такой и что останется от плоти? Но Гриморрэ не попадал. Он уворачивался и блокировал каждый выпад, а самое главное – оставался спокоен.

–Satis! – Гриморрэ блокировал выпад меча и велел остановиться. Корвин покорился. Глаза его ещё полыхали, разожженные боевым духом, но приказ Хозяина был сильнее всего что есть. – Итак, похвально! Много ярости, много силы… кто скажет, в чём его ошибка?

            Гриморрэ обернулся к молчащим зрителям, покорным его воле. Ко всему можно привыкнуть в посмертии: к голоду, к бешенству, к презрению, к страху, но как привыкнуть к тоске, к тупой покорности?

–Ну-ну? – подбадривал Гриморрэ, оглядывая молчащих вампиров.

            Он ждал ответа, любого ответа, пусть и неправильного, но произнесённого. На его желание отозвалась молоденькая вампирша Одетта, которая тоненько пискнула:

–Он очень гневался, Хозяин?

            Гриморрэ воспрял духом:

–Верно! Он очень гневался. Гнев недопустим в бою. Каждая атака должна быть продумана, каждое движение должно быть взвешено!  Ты явно знаком с мечом, Корвин, но как ты стоишь? Твоё тело не держит баланс. А стоять ты должен твёрдо, ведь от твёрдости и зависит крепость удара! И потом…как ты бьёшь? Со всей силы, а ведь точность побеждает силу. Ты должен быть не яростным, а вдумчивым, не бешеным, а стойким, не…

–Хозяин! Хозяин! – сразу же несколько голосов отвлекли Гриморрэ от размышлений, которых ему так не хватало. Он в раздражении дёрнул плечом, но обернулся к своим слугам, заметив, как в резвом и едином порыве те приняли боевую стойку, готовые к битве.

            Напрасно, конечно. Если кто-то имел бы наглость вломиться сюда, миновав всю стражу и всю магию крови, то его уже не остановила бы кучка вампиров из числа ещё неопытных, а именно такие были здесь, не имея поручений от Хозяина.

–Довольно, довольно! – Гриморрэ развеселился, тоска обещала отступление.  – Вы что, не признаёте наших гостей? Это же…

            Если Влада Цепеша Гриморрэ был рад видеть и был ему не удивлён, то вот принц Сиире – это уже любопытно. Слишком любопытно.

–Расходитесь! – герцог нахмурился. Весёлость пропала. Он знал Сиире как вампира хитрого и древнего, и знал его беспощадность, и не понимал, что тот делает здесь ещё и с Цепешем?

            Но гнать, конечно, принца не собирался. Это было неразумнее, чем меч против вампира.

–Доброго вечера, – принц Сиире склонил голову в почтении, не доходя до герцога трёх шагов. – Рад, что вы приняли меня.

–Удивлён, – не стал скрывать Гриморрэ, и глянул на Цепеша, может тот что-то объяснит? Но тот только покачал головою, показывая взглядом на расходящихся по сторонам слуг, поглядывающих с любопытством на Сиире, который был в этих владениях непривычен.

–Как и я, – заверил Сиире, – но наш общий друг намекнул, что желает вас видеть в качестве свидетеля в одном деликатном деле.

            Гриморрэ снова глянул на Влада, на этот раз непонимания было ещё больше. Влад же приблизился к нему, пожал руку в знак дружеского приветствия и кивнул головой в сторону меча:

–Пригодился?

–Лучшая сталь, что я знал! – Гриморрэ не скрывал. Он поставил меч на стойку с другими, ровно по центру, как и было положено для лучшего меча, и спросил: – чем могу служить? Я не ожидал вашего визита. Вернее, визит Влада мне неудивителен, он многое…многое значит.

–А я так, настораживаю? – предположил принц, и, хотя тон его был весел, глаза оставались холодны.

–В общем да…– герцог переступил от стойки с мечами к гостям, – и я хотел бы знать, чем обязан? Может быть, угостить вас?

–Воздержусь, – покачал головою принц, – мы спешим. И да, я сам не очень планировал посещать вас.

            Это было правдой. Принц Сиире появился во владениях Цепеша, желая переговорить с Романом Варгоши, но не тут-то было. Влад Цепеш, хорошо обдумавший всё, рассудил, что свидетелем этого разговора должен быть не только он сам, но и Гриморрэ. Во-первых, так принц Сиире, если и получит вдруг какую-то информацию (в этом Влад сомневался), не сможет потом сказать, что этого не было – против нег будет двое свидетелей. Во-вторых, если он теперь с Сиире, если он теперь последователь Каина, надо перестраховываться на каждом шагу. Надо всегда быть предусмотрительным! Посмертие, конечно,  бывает тоскливо, но променять его на ничто ещё хуже! В-третьих, Гриморрэ должен примерно понимать куда идут мысли Сиире и не уклониться от правильной стороны.  В-четвёртых, Гриморрэ мог подметить то, чего не заметил бы Цепеш. И, наконец, в-пятых, Влад желал показать подавленному и измученному переживанием Гриморрэ, что всё ещё верит ему.

            Итак, одни визитом Влад рассчитывал решить сразу же несколько вопросов. Он заглядывал в будущее, понимая, что если не посмотрит сейчас, потом уже окажется в западне. Он думал что Сиире придёт в ярость, но тот только кивнул:

–Разумеется, я так и думал, что тебе, мой друг, понадобится свидетель моего визита. И ещё – укрепление союза.

            Влада этого слегка уязвило. Он полагал что дошёл до всего сам, что обхитрил Сиире, что сделал что-то, чего тот не ждал, а оказалось? Оказалось, что Сиире не удивлён и даже, кто его знает, может был готов?

–Однако, это будет точно Гриморрэ? Кажется, он не настолько надёжен как хотелось бы.

            Но Цепеш уже обдумал это.  Даже если Гриморрэ оказался причиной утечки информации, лучше уж работать с ним. К тому же, если это произойдёт вторично, тогда Гриморрэ точно не отвертится.

–Ваше право, – согласился Сиире.

            Теперь они стояли вдвоём перед Гриморрэ. Влад предлагал самому договориться с герцогом обо всём, но тут уже настоял Сиире:

–Если ты не доверяешь мне, почему я должен доверять тебе и уж тем более ему?

            Это имело смысл, и они оказались перед герцогом вдвоём.

–Да какую информацию может дать Варгоши? – недоумевал Гриморрэ, когда ему изложили суть. – Он же ничтожная тварь – плод такой же ничтожной твари!

–Иногда ничтожества бывают весьма полезны, – осторожно заметил принц Сиире, – вы не знавали таких?

–Не припомню, – мрачно отозвался герцог.

–Уверен, вы лукавите, – улыбнулся принц Сиире, но глаза его по-прежнему оставались холодны. Вы не могли не знать полезных ничтожеств. Хотя бы на слух! Имена Эфиальта и Кассия Лонгина вам совсем ни о чём не говорят?

–Не помню таких, – герцог проявлял непривычное для себя упрямство. Цепеш тревожился от этого, но не вмешивался. – Я помню такие имена ничтожеств как Каин, Брут и Иуда!

            Сиире бросил быстрый взгляд на Цепеша. Цепеш поймал его – он ожидал увидеть в глазах принца тревогу или угрозу, но встретил лишь насмешку. Даже если Гриморрэ давал понять о том, что и он кое-что знает о замыслах Сиире, он выбрал неверные примеры. Это понимал даже Влад.

–Значит наслышаны, – Сиире остановился, не позволяя Гримррэ продолжать неспешную прогулку по полянке. – Не будем спорить.

–Да что он может сказать? у меня в плену томится Агарес, давайте прижучим его и дело с концом?

–Не прижучим, – Цепеш подал голос, – его слуги подали прошение в Совет. Псы потеряли сапог.

–И что Совет? – спросил Гриморрэ, с интересом оборачиваясь к другу, – я не получал никаких приглашений.

–Как  и мы, – ответил Влад. – Полагаю, мы должны его искать, но… об этом чуть позже. Пока мы здесь по другому вопросу.

–Ах да! – герцог обернулся теперь к принцу Сиире, – и вы согласны на моё присутствие в вашем разговоре с Варгоши?

–Я против, – признал Сиире, – но этого хочет Влад Цепеш, а так как Варгоши его пленник, я вынужден покориться.

            Что-то было не так. Не мог, не мог принц Сиире просто сдаться на слово Цепеша. Ему это самому было выгодно? Или он и сам понимал, что от Варгоши не получит ничего ценного?

–Я согласен, – раздумывать было не о чем. Ни одно предположение не сравниться с правдой.

            У Цепеша всё было как всегда могло быть только у Цепеша – сумрачно и тихо. Слуги, нарекающие его своим Хозяином, действовали как тени, не попадаясь на пути. Только Амар, как и подобает самому преданному слуге, позволил себе появиться из этих теней и приветствовать гостей.

–Проведи нас, – велел Цепеш, не тратя времени на церемонии. Амар поклонился – в свою очередь он не тратил время на ответ, и без него он готов был на всё ради своего Хозяина.

            Спустились до темницы. Роман Варгоши не походил сам на себя. Несколько дней назад это был наглый и не очень умный вампир, торгующийся за себя. Теперь – это было что-то совершенно уничтоженное, униженное и распластанное по каменному полу.

            Заточение ломает слабых.

            Варгоши даже не поднял головы, когда к нему вошли. Он вообще не проявил никакого интереса. Да и как бы он его проявил? Все мысли последних его дней были заняты обдумыванием собственных жизни и посмертия. Он вспоминал все свои бесчинства и понимал всё отчётливее, что кара эта мала.

–Варгоши? – позвал Цепеш,  подсвечивая во мраке темницы себе факелом. Можно было бы взять с собой Амара для этих целей, но тут Сиире не стоило бы злить. – Роман, ты слышишь меня?

            Безучастный огонь выхватил из мрака такое же безучастное и равнодушное лицо вампира. Он смотрел в потолок, прямо во тьму, но едва ли видел её или блики пламени, гулявшие вблизи его плоти.

–Беда…– согласился Гриморрэ. – Может он голоден?

            Это было здравое предположение. Цепеш тотчас вышел, передав факел с пламенем в руки герцога. Вернулся быстро, привёл с собой женщину. Лица её нельзя было разглядеть, но и без того по худобе её можно было понять, что она на прикормке вампиров не первый раз.

–Не жирно ему? – поинтересовался Гриморрэ, но не стал вмешиваться и подсветил Владу факелом. Тот усмехнулся и резанул по запястью, которое и впрямь обнажило несколько глубоких заклеенных порезов, кинжалом.

            Запахло кровью. Сладко запахло.

            Кровь! Славная кровь, которой нет цены в посмертии! Которая не льётся по венам и не стучит от возбуждения. Кровь, которая стала им вином. Вино, которое наполнено жизнью.

            Ни Гриморрэ, ни Сиире, ни Цепеш не имели бесконтрольного голода, и каждый из них легко был готов отказаться от соблазнительного запаха крови. Но Варгоши?.. он был ещё молод, как вампир молод и рванулся, воскресая, с пола.

–Потише, – посоветовал Цепеш, когда Варгоши повалил не пискнувшую даже женщину на пол и схватил её за запястье, жадно вгрызаясь клыками в её израненную кожу.

–Гадость, – промолвил Гриморрэ, отводя факел от лица женщины. Она не кричала, но сейчас, когда была свалена на пол, можно было без труда разглядеть её бледность и испуг, и сжатые зубы. Она всеми силами сдерживала боль – эта сволочь Варгоши даже не озаботился тем, чтобы сделать всё безболезненно.

            Хотя мог. Как и любой вампир мог.

            Варгоши пил жадно, и всё слабее делалось женское тело, и всё меньше дёргалось и всё отчаяннее обмякало. Роман Варгоши выпивал вино её жизни, её кровь и даже не думал остановиться и взглянуть в лицо своим гостям.

            Наконец она умерла. Роман оторвался от неё – она больше не имела значения, и отполз в угол темницы, всё ещё тяжело дыша.

–Нажрался? – с отвращением поинтересовался Гриморрэ. – Жаль, похоже, красивая была.

            Он осветил безжизненное тело, выпитое досуха. Лишённое своего вина.

–Подонок ты, – с удовольствием заметил Гриморрэ.

–Довольно! – напомнил Сиире. Он даже не взглянул на труп. Это была не его женщина, не его еда, чего ему на неё смотреть? – Роман Варгоши, ты осознаешь, где находишься?

            Он поел и теперь стал смелее:

–В плену Цепеша. Он обещал мне покровительство, если я убью дочь короля Стефана. Я её убил и я в плену.

–Ты жив и жрёшь, – возразил Гриморрэ. – Это ли не покровительство?

–Это временно, – вклинился Цепеш, – до разбирательств. Ради твоей безопасности.

            Хотя, конечно, с Варгоши всё было ясно. Ему не выйти отсюда живым. Если только на суд, если будет этот суд.

–А ты помнишь, как навещал лорда Агареса? – Сиире не интересовала судьба Романа Варгоши и мелкое препирательство. Он пришёл за тем, что было нужно ему, и не желал отвлекаться на мелкие стычки.

–Да, – Роман Варгоши ответил тихо, – но я не…

–Ты помнишь этот вечер? – продолжал настаивать Сиире. Он переступил в темнице, теперь он был ближе к Варгоши, чем два свидетеля этой незначащей беседы.

–Да, – подтвердил Варгоши, – пожалуйста, я сожалею. Я хочу назад. На свободу.

–Пойдёшь, – пообещал Влад, имея в виду свободу смерти, которую сам не желал принимать в ближайшее время. – Я же сказал, что ты здесь временно.

            Варгоши хотел поверить, но какая-то часть его жалкого существа уже прекрасно всё понимала – свобода есть одна – в ничто! Её и предлагает ему Влад Цепеш. А больше ничего.

–Ты можешь вспомнить всё, что видел в деталях? – Сиире был странным. Само его присутствие могло напугать Варгоши, если было бы что ещё пугать. Но до того Роман видел Сиире лишь мельком и не мог предположить – враг это ему или спасение?

            Он надеялся что спасение, потому что не во что было больше верить и не на что надеяться.

–Думаю да, смогу.

            Он хотел суметь. Сиире не был виден во мраке, но Роману показалось, что вампир доволен. Варгоши уже приготовился вспоминать и отвечать на вопросы в деталях, когда…

            Когда всё поплыло само собой. В его сознании и против его воли. Всё возникло как прежде. Агарес, его помощница, их беседа…всё, что было, вплоть до стоящих свечей на столе. А что перед Агаресом? Бумаги. О чём эти бумаги? Варгоши не видел. Но видел только что они есть. Этого мало, но это уже кое-что.

–Какого чёрта? Какого…– Цепеш ругался, не сдерживаясь. Он старался держаться правил приличия, но сейчас все правила ему изменили, и он поминал и Тёмный Закон и саму тьму, и великую кровь, и костерил Сиире. Не отставал и Гриморрэ.

            Зато принц Сиире улыбался по-настоящему. Его взгляд потеплел и сделался живее, насколько это можно для вампира.

–Что это было? ты обманул нас! – бесился Цепеш, понимая, как смешон в глазах принца. А он-то ещё и свидетеля взял! Думал на будущее!

–Я не обманул вас. Наш диалог с Варгоши вы слышали оба, – возразил Сиире. Он забавлялся их гневом по праву сильного. Сам Варгоши его больше не интересовал и то, что тот, после вмешательства Сиире в его память, оседал на пол – было неинтересно древнему вампиру.

–Ты не говорил!

–Говорил. А потом залез в его память. Залез в неё и прошёлся в ней, – возразил Сиире, – вы неправы. Вы слышали каждое моё и его слово.

            Но вы не видели что он видел. И что ещё мог забрать из памяти Варгоши. Чёртов принц обхитрил двух вампиров! Они договаривались о беседе, но не учли вид беседы. А всё от собственной самонадеянности и от веры в то, что запрещённую Тёмным Законом практику влезания в память без согласия эту память носящего, принц не полезет.

            А теперь он был кругом победителем. Во-первых, Сиире обыграл Цепеша и Гриморрэ. Он позволил им быть рядом и слышать каждое слово, но увидеть, узнать по-настоящему они не могли ничего. Так что Сиире остался со знанием и без свидетелей. Во-вторых, Сиире мог залезть дальше или ближе в голову Варгоши и что он там копался – вампирам оставалось лишь догадываться. Конечно, сам Сиире интересовался лишь визитом Романа к Агаресу, но не рассказывать же об этом? В-третьих, практика пролезания в память была незаконна без согласия того, кому эта память принадлежит, так что…молчание Гриморрэ и Влада было обеспечено. А с Варгоши можно не считаться.

            И потом, тщеславную жажду покрасоваться и показать редкую даже для вампиров способность никто не отменял.

            Сиире победил. И не нарушил договорённости.

–Мерзавец! – прошипел Влад Цепеш. Он уже овладел собой и понял, что не предусмотрел очень много. Куда ему было тягаться с интригами Сиире? Он пытался, но не был настолько предусмотрителен.

–Советую оставить это между нами, – заметил Сиире, – и ещё – объявить в Совете о бесплотности поисков лорда Агареса. Нам нужно время. Вернее – всем нам.

–Мы не с тобой! – рыкнул Гриморрэ и глянул на Цепеша, ища его поддержки. Но не нашёл. Цепеш как-то странно и печально смотрел на принца, что-то смутно соображая.

–Ждите инструкций, – посоветовал Сиире, – провожать меня не надо, спасибо за встречу.

            Он вышел легко и просто из темницы, словно не первый раз был здесь или все темницы строились по одному принципу? Но он покинул их – двух вампиров, не последних в Совете, обдурив как малых детей.

            Покинул и их, и безжизненное тело какой-то женщины, чье имя никого не заботило, и бессознательного, стонущего Варгоши – всё-таки залезание в память процедура болезненная и нередко кончается безумием.

–Пойдём, – мрачно предложил Цепеш, – чего уж?

            Действительно, чего уж? Всё сделано, всё сыграно, везде итог.

–А с этим что? – спросил герцог, брезгливо ткнув пальцем в Варгоши, который стонал, скрючившись на полу.

–Сдохнет-сдохнет, – беспощадно ответил Влад. Жалости в нём сейчас не могло быть.

            Наверху, однако, он успокоился и сказал Амару:

–Сообщи мне к утру о состоянии Варгоши.

            И снова кивок, не требующий ответа.

–Слушай, – заметил Гриморрэ осторожно, – я не знаю, что у тебя за дела с Сиире, верю, что очень важные, но тебе не кажется, что он тот ещё подонок?

            Важное замечание! Главное – своевременное.

–Есть такая мысль, – без тени улыбки сказал Цепеш. – Потому я и не раскрываю тебе всего. Если увязну, то один, а на тебе останется тайна…бумаг.

            Они впервые заговорили об этом с того момента, как появилась утечка.

–Это был не я, клянусь тьмой и кровью! – Гриморрэ приложил ладонь к своему давно мёртвому сердцу. – Чем хочешь докажу!

–Есть факт, – Влад оставался безжалостен. – Как Влад Цепеш я готов тебе верить. Но как вампир Высшего Совета, я сомневаюсь.

–А в нём, стало быть, ты не сомневался? – Гриморрэ проглотил обиду, зная, что Цепеш вправе шпынять его и подозревать. В конце концов, Гриморрэ бы тоже думал на себя.

–В Варгоши или в Сиире? – Цепеш знал ответ, но он оттягивал мгновение, желая понять для себя как он мог так попасться.

            Дёшево ведь! Не каждый смертный увязнет, а он, Влад Цепеш – попался.

–В Сиире, – Гриморрэ понимал состояние Цепеша, но не мог отказаться от его ответа.

–В какой-то момент я решил, что он не так плох, – Цепеш отшутился. Для себя он всё решил. Выигрыш в мгновение дал ему силу для этого решения.

            Помолчали, обдумывая каждый своё. Наконец, герцог не выдержал:

–Слушай, Влад, ну если уж на то пошло, то никто не мог знать, что Сиире так умеет. Это запрещённая практика. Если без согласия-то. И потом, ну даже с согласием, я лично не смогу. А ты?

–И я…наверное, – признал Цепеш. Винить себя было нельзя. Предусматривай или нет, а Сиире старше и опытнее. Обдурит, если будет нужно.

–Так что здесь ничего, – решительно заявил Гриморрэ. – А вот по поводу ваших дел, то здесь я бы хотел подробностей. И не говори мне, что я, мол, увязну. По-моему я уже увяз.

            Цепеш помедлил, оценивая слова. Гриморрэ был прав – он уже увяз. Он уже попал под внимание Сиире и если не воспользуется Цепеш их дружбой, то Сиире придёт сам. А что он ему предложит, как и во имя чего? Нет, лучше пусть Сиире знает от самого Цепеша.

            А что касается бумаг… утечка есть. С Сиире можно предотвратить её. В конце концов, их двое, и Сиире явно что-то об этих бумагах знает, так что не будет полным дураком.

–Тогда нам понадобиться выпить, – заметил Влад, поразмышляв, – разговор будет долгим. Амар, налей нам нашего кровавого вина!

            Гриморрэ довольно улыбнулся. Он ещё не понимал куда влез и чем за это придётся заплатить. Не понимал того и Цепеш. Хуже того – предполагал, но ещё не смирился принц Сиире.

Глава 14. Благородное сердце вора

            «Всякая хорошая история начинается с преступления» –  эту фразу однажды услышал Влад Цепеш ещё в смертном своём существовании и  с тех пор лишь убеждался в её точности. Его собственная история дружбы (насколько это было возможно в мире вампиров) началась с преступления.

            Сначала он стал вампиром и ни о чём великом, конечно, не думал. Не до того, когда голодно. Но потом, когда разум вернулся, взял верх и поднялся над голодом, Влад Цепеш принялся изучать вампирское искусство. Вскоре он освободился от наставника, получил власть над собственной жизнью и даже завладел частью привычных себе земель.

            Тут надо заметить, что Цепеш был подхвачен изумлением. Одно дело изучать мир когда ты человек, когда тебе некогда, когда нужно защищать своё королевство от врагов, а другое – изучать неторопливо и вдумчиво, ощущая больше любого смертного.

            Цепеш касался тех же деревьев, тех же камней и той же речной воды, но он ощущал всё иначе. Он чувствовал теперь, как под его руками пульсирует энергия, колет его ладонь тонкими невидимыми иголочками и если закрыть глаза, можно видеть всё то, что видела река и слышать то, что слышало дерево.

            Цепеш думал что так везде, но он оказался за пределами своей земли и понял, что это не так. Тогда он задумался и принялся осторожно разыскивать документы и свидетелей из числа смертных. В его земле было что-то такое, чего не было в соседних, что-то такое, чего Цепеш не ощущал в предсмертии, но что познавал сейчас.

            И это его пугало.

            Он не поделился ни с кем, пока не нашёл ответа. А когда нашёл… тогда он был уже в Совете и уже успел понять, что поделится этой тайной, скрыть тайну источника невиданной силой в своей земле будет невозможно в одиночку. Но скрыть было нужно. Сила грозила бедой.

            К тому времени Влад уже познал бюрократию Совета и нежелание его членов брать на себя какую-то большую ответственность, а здесь нужен был кто-то достаточно наглый, достаточно сильный и хитрый.

            Влад Цепеш оглядывал всех на заеданиях, не зная, кому открыть эту тайну. Наконец, герцог Гриморрэ сам не выдержал и явился  к нему, спросил напрямую:

–У вас, мой друг, что-то случилось? Вы так растеряны и так нелепы в последнее время!

            У Цепеша был один выбор: совершить преступление, утаив известную ему информацию или не совершать преступление и выдать всей бюрократической, погрязшей в своих временах кипящей эгоизмом и ложью вампирской элите правду.

            Влад Цепеш совершил преступление. Он не знал – можно ли довериться Гриморрэ, и решил, что доверием к нему и разрешится ситуация.

            Гриморрэ, узнав правду, не выдал. Более того, предложил изъять всю полученную Цепешем информацию и спрятать ото всех там, где никто не станет искать.

–Я стану хранителем этой тайны. Никто не свяжет меня с вами, – предложил Гриморрэ тогда и преступление Влада Цепеша против своих же утвердилось.

            А заодно утвердилась и их дружба и вскоре Влад Цепеш послал своему неожиданному союзнику дар – меч из Валахии, изящная работа и лёгкая сталь – всё, лишь бы подчеркнуть статус их союза.

            Но всего этого не знал лорд Агарес, когда заявлялся к Грриморррэ. Ещё бы! Всё-таки молодость губит логику и инстинкт самосохранения. Ему бы остановится, ему бы подумать с чего вдруг Лерайе нужны какие-то документы и почему он не может попросить их у Цепеша или, если у Цепеша те не хранятся, у Гриморрэ? Что это должны быть за документы? Не стишки же любовные! Явно что-то серьёзное.

            Но Агарес испугался за себя, испугался кары за самоуправство по делу Романа Варгоши и теперь он в ещё более нелепом положении, чем прежде! За него теперь не заступится Лерайе…

            Маркиз Лерайе! К чему вам это было нужно? Вы ведь и сами не постигаете силу скрытого в землях Цепеша артефакта, а из алчности и скудоумия лезете за тем же! И как вы полагали обернётся дело? Воистину, отучились вы общаться с людьми, а понимать своих же, братьев-вампиров, не научились.

            Или вы проверяли Агареса? Испытывали новичка, не зная, можно ли ему довериться? Маркиз Лерайе, ответьте!

            Но маркиз Лерайе в эту минуту молчит. Он смотрит прямо перед собой, словно никого тут и нет.

–Итак, что у нас по делу с Романом Варгоши? – допытывается Самигин.

            Этот вампир умеет договариваться со всеми, но не пользуется особенной любовью даже среди тех, с кем сговорился.  Он не имеет убеждений, хоть плохоньких, но не имеет. именно по этой причине вопросы Цепешу задаёт он.

            Цепеш стоит перед Советом. Он мог бы рассказать свою многоходовку и поведать про заточение Романа Варгоши, но не станет. Всё это продумано уже не в первый раз, всё сыграно уже по нотам.

            Роман Варгоши был у Цепеша до вчерашней ночи. Роман Варгоши был подвергнут допросу принцем Сиире и потерял сознание. Где сейчас Роман Варгоши?

–Как я уже докладывал Совету, у меня Романа Варгоши нет.

            Вампиры могут почуять ложь тех, кто слабее их. Но Цепеш и не врёт – у него действительно нет Романа! Его вывез куда-то герцог Гриморрэ со своими вампирами.

–И давно вы не видели его? – вопрос очень едкий, а ещё неправильный. Но уточнять…

            Влад прикрывает глаза, он делает вид что вспоминает, но на деле он заставляет себя поверить, что разлука около суток – это много и давно. Если он убедит себя в этом, он сможет солгать.

–Давно, – говорит Цепеш. У него получается эта ложь и Самигин открывает рот, чтобы задать уточняющие вопросы, но он не знает, что у Цепеша в Совете есть не один, а даже два союзника. Слишком посвящённых, чтобы позволить Цепешу утонуть.

–Вы располагаете информацией о местонахождении Романа Варгоши? – голос принца Сиире бесстрастен. Он знает, что Гриморрэ Варгоши увёл прочь, хоть и  временно, но увёл. И Цепешу действительно не дано знать куда.

–Нет, принц.

–Я полагаю, мы тратим время, – Сиире поднимается с места. Он величественный и непоколебимый. – Полагаю, Варгоши, убив девчонку короля Стефана, понял, что наш гнев будет уже невозможно остановить и сбежал.

            Разумно? Вполне.

–И что же? – Мария Лоу смотрит с насмешливым недоверием. Её недоверие оправданно, но и сама она запятнала себя – прошёл слух об убийстве одной сестры из Святой Терезы… недоглядела за будущими вампирами? Едва ли.

            Но её недоверие не трогает Сиире. Он уже решил про себя её участь.

–И Варгоши не в нашей власти, хотя нарушил наш закон, – на помощь принцу Сиире неожиданно приходит Зенуним. Она нравится Цепешу своими выводами и рассуждениями. Она действительно однажды сделает что-то полезное по его мнению.

–А что лорд Агарес? – маркизу Лерайе нужно выйти из прострации, чтобы выяснить этот вопрос и понять: горит под ним земля или нет?

–Ну его вампирёныши сообщают, что он пропал. Куда пропал, чего пропал…– Совет в общем замешательстве – лживом и настоящем. Герцог Гриморрэ отмалчивается и нарочно не смотрит на маркиза Лерайе – если Лерайе послал Агареса к нему, значит, может предположить кое-что.

            Видит тьма – от Лерайе надо избавляться. Но перед тем неплохо бы выяснить об утечке! Как-то же она случилась?

            Гриморрэ готов клясться на чём угодно, что дело не в нём!

–Хорошо, давайте подходить к вопросу разумно? – Зенуним пытается держать порядок. Странно дело, вроде бы вампиры и все достаточно древние, а всё равно – зазеваешься и галдёж.

            Разумно? Что ж, давайте разумно! Куда мог внезапно деться вампир достаточно сильный, но неопытный, запуганный? Ну примерно куда угодно.

–Он бежал, вернее всего! – Мирая Лоу торжествует. – Понял, что мы его заставим отвечать за то, что он проявил себя как гордец. Так?

            Цепеш не удерживается от быстрого взгляда на герцога Гриморрэ. Пока он готов ему ещё верить, но видит тьма – лучше бы Гриморрэ не подставляться больше никогда и никак, иначе Влад за себя не отвечает. Но что же? Надо пустить по ложному следу Совет…

–Я полагаю, Крытка Малоре может знать, – говорит Цепеш и общий гвалт смолкает. Приходит изумление. Оно сравнилось бы с тем же изумлением, если бы Цепеш заявил о вреде крови для вампира, или если бы маркиз Лерайе принялся раздавать всем карамельки, или обрушился бы потолок зала заседаний, словом, произошло бы из ряда вон выходящее событие.

–Блаженка? – не верит Самигин, а Зенуним подозрительно прищуривается, как будто желает прочесть мысли Цепеша.

–Блаженка. Крытка Малоре, как оказалось, была однажды спасена лордом Агаресом. Я готовил процесс, когда и Варгоши, и Агарес пропали. Может быть они бежали, а может их скрывает эта блаженка, я не знаю, но знаю также и то, что Агарес периодически встречался с нею и беседовал.

–О чём беседовал?

            Вопрос резонный.

–Этого Крытка точно не могла пояснить, говорила о плохой памяти.

–И Влад Цепеш в это поверил? – Мария Лоу даже не пытается скрыть своего презрения.

            Цепеш склоняет голову:

–Влад Цепеш не поверил бы, если бы знал о том, что лорд Агарес, которому Совет решил пока не выносить никакого официального постановления об аресте, исчезнет, тем самым себя обличая. Влад Цепеш не предполагал, как и весь Совет, что такая ничтожная личность как Крытка Малоре может быть полезна…

–Предлагаю создать комиссию по охоте, – князь Малзус очень ободряется от этой мысли и даже глаза его светят кроваво. – Каждый из нас предоставит по охотнику для отлова этих преступников…

–Предлагаю также считать Крытку Малоре соучастницей преступлений Агареса и Варгоши до тех пор, пока не получено опровержения, – Зенуним остаётся беспощадной, но она говорит жестокие вещи не просто так – она говорит их и смотрит на лицо Цепеша, который о предполагаемой вине Крытки и заявил.

            Она ищет тени на его лице. Она ищет ложь, но безуспешно.

            Никто не вступается за блаженку, которая, если говорить честно, никогда не делала зла имела вину лишь в том, что была очень невнимательной и нелепой. Зато начались возмущения в другом – кого послать из своих на ловлю?

–У меня вампиров мало, – Мария Лоу сразу уходит в отказ, – у меня вообще дети. Я что, их послать должна?

–Я пошлю за вас, – предлагает галантный принц Сиире, – у меня немного, но больше, чем у вас. И охоте они научены.

            Предложение серьёзное. Мария Лоу видит в нём желание принца Сиире иметь больше влияния в охоте, но Совет в большинстве своём видит в этом решение вопроса.

–Благодарю вас, – ей остаётся только соглашаться.

            Нарекаются и другие. Зенуним без колебания предлагает саму себя в охотницы, но ей возражают:

–Ваше место в Совете, а не в полях.

–Никто не владеет из моих вампиров большими способностями чем я.

            Будь Агарес и Варгоши и впрямь в бегах, им бы бояться! Но любая история начинается с преступления и преступление, определяющее это заседание – ложь и лжесвидетельство.

            Влад Цепеш, не думая, нарекает Амара своим представителем. Этим он показывает важность поисков и отводит подозрения от себя.

«Умён, мерзавец!» – с восхищением думается Гриморрэ, но он не выдаёт своей мысли ни улыбкой, ни взглядом – никак! Равнодушие. И тоска. Ленивая, сытая тоска неги.

            Конечно тот, кому будет нужно, сумеет пробиться через эту лживую негу и увидит как много ещё неистлевших чувств в Гриморрэ, и как много страсти, огня и настоящего бешенства бушует в нём. Но пока это никоу и не нужно.

            Наконец решено – отряд из дюжины вампиров собран, даны самые исчерпывающие инструкции: Крытка Малоре предварительно обвинена, вампиров – Агареса и Варгоши поймать для суда. Наконец решено и можно вернуться к привычной лжи.

            Недолги прощания, маркиз Леарйе и вовсе не удостаивает Цепеша прощанием – либо догадывается о неладном, либо трусит. Цепешу хочется думать что второе, но он уже твёрдо знает – лучше всегда думать хуже, чтобы потом не познать разочарования.

            Но разочарование приходит. Оно вползает в истресканную неупокоенную душу Влада Цепеша, разламывает остатки его надежды на куски, навсегда выжигает очередной кусочек человечности и милосердия.

–Так где Варгоши? – Влад Цепеш спросил тихо, но лучше бы он закричал. Лучше бы он взбесился, возмутился бы и начал с обвинений – так было бы куда легче, чем этот усталый тихий голос, полный разочарования и скорби.

            Предательство! Оно так предсказуемо от смертных, чей срок короток, и так выжигает когда касается тех, кто живёт куда дольше.

–Я не…– Гриморрэ всё ещё был растерян. Он отказывался принимать случившееся. Накануне он сам, взяв лишь пару вампиров, отправил в ближнюю к своим владениям деревеньку Варгоши. Тот был обездвижен и передвигались они как люди, чтобы никто не заподозрил, и Роман был накрыт с головой рогожею.

            Но теперь от вампиров, которых Гриморрэ оставил стеречь Романа Варгоши, оставался лишь прах. Кто-то развеял их – здесь был бой, следы, незаметные смертным, чернели для неживых.

            И что было хуже – Гриморрэ понимал, о чём думает Влад Цепеш.

–Я не понимаю! – в ужасе признался герцог Гриморрэ. – Он был слаб, Влад! Я оставил с ним двоих! Ты мне не веришь?

            Влад Цепеш верил бы Гриморрэ, если бы не было бы утечки о документах, которые они на пару (или сам Влад?) скрывали. Влад Цепеш верил бы Гриморрэ, если бы Варгоши пропал. Он верил бы, если бы каждое из этих обстоятельств было бы по отдельности, и исключало бы второе. Но они были вместе, и Влад Цепеш не мог верить в такую вторую случайность.

–Я не понимаю! – Гриморрэ смотрел на него в ужасе. Он видел мысли Влада и понимал, что оправдаться перед ним будет очень сложно.

            Герцог взмахнул ладонью, пыль от растерзанных вампиров-охранников закружилась, создавая картинку…

            Варгоши уходил. Уходил. А они лежали. Вот и всё, что можно было прочесть по неупокоенному праху.

–Варгоши был слаб! – упорствовал Гриморрэ, – он бы не справился с двумя. И потом, ты же видишь, ты видел в прахе – он уходит. А до того ничего – значит – вмешался кто-то сильный.

–Кто-то ему помог, – подтвердил Цепеш. Это было очевидно и ему, но какой от этого прок? Что толку с этой очевидности? Вы имена, имена предъявите!

            Впрочем нет, имя известно. Оно понятно. Может быть Влад и ошибался – он сам допускал что это возможно, но как-то очень уж удачно (или неудачно) всё складывалось.

            Сначала документы, теперь побег Варгоши…

–Меня подставили! – Гриморрэ понимал как жалок его ответ, как нелепы его попытки оправдаться, но что  он в минуту растерянности, в тот миг, когда ему не было веры?

–Кто? – спросил Влад всё также тихо. И от этой тишины Гриморрэ совсем сник:

–Я не знаю.

–И я не знаю. Но заверяю тебя: если ты появишься в моих владениях, я тебя вызову на дуэль. Если ты посмеешь ещё раз назвать меня своим другом – я вызову тебя на дуэль. Если ты ещё хотя бы раз воспользуешься информацией, которая тебе известна и которую я тебе открыл – я вызову тебя на дуэль.

            Это не пустые слова. Это обещание. Влад Цепеш и дуэль – это страшное сочетание. Гриморрэ понимал прекрасно, что против Цепеша пойдёт лишь опытный вампир и безумец. Он был опытен, но не был безумцем. Драться с Цепешем… нет, вероятность победы есть, но она равна шансу поражения. Слишком высок риск!

            Нет, если решать, то решать иначе.

–Прощай, Гриморрэ, – Влад Цепеш повернулся и последовал прочь, пока как человек, чтобы перейти границу владений герцога. Герцога, который был ему другом, и который уже второй раз за короткий срок попадал под его подозрение.

            Странно всё это было. Гриморрэ – та ещё сволочь, тот ещё фрукт и вообще – та ещё натура! Но не идиот, нет. не стал бы он так откровенно подставляться.

            Либо это его игра на таких тонких материях, которые Влад Цепеш не видел, либо кто-то играл уже самим Гриморрэ. Второе было вероятнее, но и первого исключать было нельзя – лучше уж потом приятно удивиться…

            Потом! Да настанет ли это потом? Врага не разглядеть – его лицо скрыто, но присутствие его ощущается даже сейчас. И что-то грядёт, грядёт что-то страшное, недаром же принц Сиире…

            Принц! Влад Цепеш даже сам удивился – как это он не подумал посоветоваться с Сиире? Тот хитрец, но осторожный, и ещё – он точно понимает, что такое исчезновение Варгоши, оно не в его интересах!

            Влад Цепеш обрёл свой путь и поспешил к принцу Сиире, желая получить его помощь или хотя бы совет. А его друг, теперь лишенный доверия, остался где-то позади осознавать произошедшее и искать доказательство своей невиновности.

            Гриморрэ не мог предположить даже куда направился Влад Цепеш, а если бы узнал, то, вернее всего, очень бы удивился – принц Сиире не вызывал у него никакого доверия и расположения.

            И вывод Гриморрэ был куда вернее, надо сказать, потому что пока Влад Цепеш преодолевал разочарование и собственные мысли, а Гриморрэ приходил в себя и оглядывал прах уничтоженных охранников-вампиров, в себя пришёл ничтожный, неприкаянный Роман Варгоши.

            Сначала он почувствовал, что под его спиной лежит что-то мягкое и это было новым и странным ощущением – он уже отвык от мягкости в тюрьме Цепеша. Но ощущение не пропадало и Роман открыл глаза, которые встретились с полумраком.

            Он медленно сел, понимая, что свободен в движениях, а вокруг нет прутьев. Напряг память: что было?

            Последнее, что он помнил отчётливо, над ним склоняется принц Сиире и что-то спрашивает об Агаресе, а потом темнота, темнота – удушье ничто и?..

            И он тут. А тут – это…

–Уже в сознании? – Роман Варгоши вздрогнул, когда мягкий, уже знакомый им голос, только что сошедший с последнего воспоминания, прозвучал совсем рядом. – Не бойся, а ещё не делай глупостей, не поможет.

            Нужды в этом совете не было – Варгоши был неприкаянным, но не идиотом. Он понимал, что есть такие силы, которые перешибут его существо на раз-два и не пожалеют. И если он здесь…

–Где я? – спросил Варгоши, окончательно сообразив, что не знает где это «здесь».

–В моих владениях, – из темного угла блеснули два красноватых глаза, затем свет свечи выхватил и фигуру принца Сиире. Он сидел в кресле, сидел спокойно, с любопытством оглядывая Варгоши. Нет, не лицо его интересовало, не фигура, а реакции. Сиире упивался властью. Всегда упивался. За годы он достиг в этом искусности практически поразительной, но не мог насытиться.

            Власть – яд куда более опасный…

            Варгоши понятнее не стало. Он уже понял, что вся его жалкая судьба ему не принадлежит, и это означает что нужно покоряться. Покоряться праву сильнейшего, и ждать, ждать шанса.

–А где Влад? – спросил Роман Варгоши. Голос его при этом дрогнул. Цепеш не сделал ему ничего дурного, не пытал его, не бил, не пугал – то есть был прямой противоположностью отца, но Роман боялся его. Он понимал каким-то инстинктивным чувством, что Цепеш ждёт возможности стереть его в порошок.

–Полагаю, что он в своих владениях, – отозвался принц Сиире. – Видишь ли, у каждого они свои. Впрочем, кто-то их и вовсе не имеет.

            Сиире забавлялся ситуацией. Он не мог позволить Варгоши исчезнуть просто так – перед исчезновением Варгоши следовало поработать, чтобы хоть как-то оправдать ничтожность своего существования, и принц Сиире уже придумал, куда направить силы этого ненужного вампира.

            А мимоходом и лишил Цепеша доверия к Гриморрэ. Это было побочной веткой его плана, не входило в обязательный результат, но очень радовало – ибо Гриморрэ, по мнению Сиире, был очень опасен.

            А ещё с трудом подчинялся. Такие нужны в боях, в битвах, но не в интригах. Сиире же строил свою карьеру именно на интригах.

–Я теперь ваш пленник? – Варгоши попытался прояснить своё положение.  Если бы все действительно желали бы честности, то принц Сиире ответил бы: «нет, ты не пленник, но ты заложник ситуации и единственное, на что ты ещё годишься – на чёрную работу, которую я тебе придумал, после которой я тебя уничтожу…»

            Но никто не желает слышать подобной честности всерьёз, поэтому Сиире пришлось ответить иначе:

–Ты не пленник, ты просто гость. Я забрал тебя у Влада Цепеша, увёл из-под его власти и власти герцога Гриморрэ и рассчитываю получить небольшую услугу.

–А взамен? – хмуро спросил Варгоши, чётко понявший, что все условия надо обсуждать заранее.

            И опять же, если бы правда годилась бы для ответа, то Сиире сказал бы: «а взамен, ублюдок поганый, тебя казнит не суд, а я, и ты поживёшь чуть дольше, чем заслуживаешь».

            Но правда не нужна. Поэтому Сиире ответил так:

–А взамен, Варгоши, ты получишь свободу с условием покинуть ближние ко мне и к Владу Цепешу земли.

–А как вы меня у него забрали? – то ли Варгоши не верил в свободу, то ли осмелел от безнаказанности. А может быть просто так сложились звёзды, что ему стало необходимо получить ответ на этот вопрос – неизвестно. Но он задал его, не примериваясь.

–Своровал, – объяснил Сиире, впервые улыбнувшись по-настоящему, но лучше бы он этого не делал. Странно дело – улыбка, делающая любое, самое жестокое лицо человечнее, на его лице стала казаться злее. – Я в некотором роде вор, и всегда был вором. Но меня отличало одно – моё благородное сердце. Я никогда ничего не воровал для себя.

            Это было шуткой, легендой и правдой одновременно. У Сиире было много имён и его следы можно было отыскать в истории смертных, но Роман Варгоши не понял этого и не заметил разочарования Сиире, когда он убедился, что Роман не пошутит и не поймёт.

            Что делать! в последнее время количество вампиров, понимающих шутки Сиире, разительно уменьшалось и он уже испытывал что-то похожее на эмоциональный голод, грозящий куда большей тоской, чем вечный, неистребимый физический голод.

–Какую услугу я должен оказать? – Роман Варгоши обдумывал так, словно у него был какой-то выбор. Нет, выбор у него был: покорится и сдохнуть потом или воспротивиться и сдохнуть прямо сейчас. Никто не знал где Варгоши, значит никто не стал бы искать его здесь.

            Но Сиире предпочитал не нервировать тех, кому назначил умереть. Он всегда становился необыкновенно ласков перед тем, как наносил удар сам или по его приказу несли смерть. Сиире старался до последнего извлекать выгоду из каждого ничтожества. И этим отличался от многих вампиров, привыкших к тому, что ничтожества годятся лишь на кровь.

            Но ничтожества есть среди вампиров. И Роман Варгоши – яркий пример.

            Если бы правда была нужна, Сиире ответил бы: «я хочу, чтобы ты убил маркиза Лерайе, а если ты после этого чудом уцелеешь, вернулся бы ко мне, чтобы я мог закончить дело», но правда на то и правда, что никому не нужна всерьёз, поэтому Сиире ответил так:

–Ты должен совершить кое-что, но не сейчас и даже не завтра. Сейчас ты слаб и я дам тебе восстановиться. Но ты должен обещать мне что я могу на тебя рассчитывать.

            Честно говоря, Сиире рассчитывал и сам, но хотя бы на то, что Варгоши потребует намеков или гарантий, но измельчало, измельчало вампирское общество следом за общностью смертных и всё, что смог решить Варгоши, легко уложилось в простой ответ:

–И я получу свободу?

            Это уже было согласием.

–Разумеется. Зачем ты мне здесь? только не появляйся в пределе моих земель, – предупредил Сиире, точно зная, что Варгоши при всём желании не сможет здесь появиться. Прах не появляется там, куда его не приносит ветер, а Сиире – вор с благородным сердцем, уже давно научился спорить с ветром. Он обхитрил смерть, неужели не справится с каким-то ветром?

–И если…– Роман сглотнул. Сиире был сильнее Цепеша. Но этого мало! Был ли он подлее? Был ли честнее? Варгоши не знал. Но он ждал шанса, и ему оставалось покориться.

–Прекрасно, – одобрил Сиире и будто бы даже искренне обрадовался, – сейчас тебе подадут очаровательную молодую деву – в качестве моего дара, а ты…

            Сиире застыл. Он услышал, как к нему взывает один из прислужников. Зов был мысленным и только Хозяин мог учуять его:

–Господин! Господин! Влад Цепеш просит разрешения войти!

–а ты подкрепляйся, – закончил Сиире, одновременно передавая слуге приказ – пусть впустит Цепеша, в конце концов, их всех ждут великие дела. Даже ничтожного Варгоши, который не представляет собственной ничтожности они ждут.

Глава 15. О чём жалеет ива?

–Чем обязан? – спросил принц Сиире. Он  источал такое обаяние, которое присуще только высшим, древнейшим вампирам. Обаяние это насквозь ложное, но почему-то природа тьмы решила, что необходимо им наделить вампирскую братию. Защищала ли тьма так? или просто экспериментировала?

–Принц! – Влад Цепеш выглядел очень мрачным и даже подавленным. Он знал, что должен посоветоваться с Сиире, но не это убивало его гордость, в конце концов, это нормально, когда слабые советуются с сильными. Убивало его другое. Ему необходимо было признать – доверие к Гриморрэ подорвано. И он сам, что, конечно, много хуже, когда-то ведь поручился перед Сиире в верности и крепости Гриморрэ!

            И это убивало Цепеша. Он был неправ. Нет, конечно, оставался шанс и шанс немалый, что Гриморрэ не при деле и в этот раз. Но не много ли нашло на него? Не много ли теней навел на него кто-то незримый и опасный?

            Цепеш пришёл даже не советоваться, а больше каяться.

–У меня есть дело. Вернее, даже не дело, а некое досадное недоразумение, о котором я должен сообщить, – говорить было нелегко, но Сиире не перебивал и не торопил Цепеша. Куда торопиться, когда в запасе долгое посмертие?

            Цепеш вздохнул. Было бы проще, если бы Сиире надавил на него, заставил бы рассказывать быстрее. А так Сиире показывал себя терпеливым другом и от этого Влад всё острее ощущал свою вину.

–Я, похоже, ошибался, – наконец изрёк Цепеш и заторопился сам. Быстро, чтобы не передумать и не встретить разочарование в глазах Сиире, и не сбиться, не утаить против воли, Влад рассказал о перемещении Варгоши перед заседанием Совет в распоряжение Гриморрэ и исчезновение вампира.

            После рассказа он смолк, ожидая кары от Сиире. Но Сиире не разозлился, нет, он был древним вампиром, старше Цепеша и от того лучше знал, как действовать. Внимательно глянув на гостя, принц Сиире тихо и скорбно уточнил:

–То есть, твоё поручительство за Гриморрэ не имеет силы?

–Я был уверен… – начал Цепеш и осёкся. Уверен или не уверен – это сейчас неважно. Сиире хотел донести до Цепеша глубину его проступка, наполнить его чувством вины и через это чувство полностью лишить его самодеятельности: лучший союзник – покорный союзник.

            И замысел сработал. Цепеш не закончил своего нелепого оправдания:

–Да. Не имеет.

–И все тайны, открытые ему мной, могут быть раскрыты? – Сиире хотел закрепить эффект.

–Да, – отступать было некуда – сам пришёл!

–Плохо дело, – мрачно отозвался Сиире на это и расчётливо отвернулся, изучая стены и своды потолка, на которых посверкивали золотые змеиные узоры.

            Где-то за тремя-четырьмя стенами отсюда лежал сейчас Роман Варгоши, которого похитил принц Сиире. И герцог Гриморрэ не имел к этому отношения. Впрочем, вся правда здесь ничего не значила.

–Я не уверен, что Гриморрэ так глуп, – Цепеш не выдержал этого молчания, этого тихого укора. – А ведь это глупо так подставляться! Варгоши был передан ему и пропал. Это слишком…слишком нарочито.

–Или Гриморрэ хотел, чтобы ты так подумал, – заметил Сиире. Он предусмотрел эту нарочитость. – Решил, что герцога подставили.

–Гриморрэ? – Влад удивился и хотел было горячо возразить, что он никогда так не сделает! Но не возразил. Что значило бы это возражение? Ничего кроме собственной глупости.

            Мог ли герцог быть хитрее Цепеша? Могло ли его добродушно-ленивое состояние по жизни быть ложным? Мог ли он иметь свои, скрытые резкие мотивы?

            Ещё вчера Цепеш, даже зная об утечке информации и подозревающий вскользь  в этом проступке герцога, сказал бы, что мотивов у него всё-таки нет. Но вчера прошло. Наступило беспощадное, разочаровывающее сегодня.

            Сиире же ждал реакции Цепеша. Цепеш ему не возразил и только опустил глаза. Виноват, он виноват!

–Я допускаю, – Сиире не отрицал возможностей, – допускаю, Влад, что Гриморрэ оказался вмешан против воли во что-то дурное. Допускаю, что кто-то мог бы и зла ему пожелать и пожелать вас рассорить. Но до того момента, пока мы не знаем кто это и вообще – так ли это…

            Сиире развёл руками, показывая, как неприятно ему договаривать. Цепеш был полон скорби и снова не возразил. Вина жгла его. Сомнение не щадило.

–Мне жаль, Цепеш.

            Мягкость пропала из голоса вампира. Он играл. Он сменил мягкость на стальной тон – сейчас Влад Цепеш должен был почувствовать, что и доверие к нему подорвано.

–Я не с ним, – промолвил Цепеш, угадав и это. – Принц, я не с ним!

            Сиире не ответил. Конечно, ему же надо было сыграть размышление!  Изобразить сомнение и получить от Цепеша заверение в преданности.

–Принц, – Влад понял и это, – я докажу, при первой же возможности докажу, я не с Гриморрэ. Нет! Я хочу ему верить, и прошу о следствии для него, но пока нет никакой возможности опровергнуть его причастность, я не с ним.

            Это было то, что нужно!

–Ступай к себе, Влад, – вздохнул милосердный Сиире, – ты устал. Тебе нечего делать здесь с этими горестными мыслями. Впереди и тебя, и меня ждут дела. Ступай, тебе нужно привести мысли в порядок.

            Сиире не торопился бы избавиться от общества Влада Цепеша, но он услышал мысленный зов от прислужников. На пороге его владений был новый гость. Даже гостья. Вероятность того, что Цепеш её знает – была минимальна. Но всё-таки она была: гостья эта была любовницей Гриморрэ, вампиршей Агнессой.

            Сиире не любил лишних встреч и потому заторопился избавиться от присутствия Цепеша. Впрочем, сейчас вышло даже удачно: Цепеш ушёл не до конца успокоенный, в самом нужном для податливости всем планам Сиире состоянии.

            Сам Сиире вышел к Агнессе.

            Агнесса – гречанка по происхождению, была очаровательна и при жизни. Посмертие вампира сделало её ещё более выразительной и превратило её в роковую обольстительницу. В своё время именно она подсказала Гриморрэ медленно убивать жертв, дать оттенок ритуальности их смертям. Всё для того, чтобы получит удовольствие.

            Об удовольствии она знала всё что только можно. Но Сиире интересовала не она, не её плоть, а имущество, которым она владела. Полученное от князя Малзуса – недавнего покровителя Агнессы – украшение. Связь Малзуса и Агнессы была тайной, и Сиире не полагалось об этом знать. Но он владел шпионами и знал. И это украшение интересовало его – оно давало ключ к самому Малзусу, к ещё одной тайне, о которой Сиире пока только подозревал, но которая в лучшем исходе открывала ему новую дорогу и давала новую ступень к цели.

            Малзус был достаточно умён, чтобы не хранить стол важную вещь у себя. И достаточно мудр, чтобы передать ключ так, чтобы его подарок воспринимался простым украшением.

            Агнесса приняла его. Как сообщали шпионы Сиире – Малзус заколдовал украшение так, что оно не могло сняться без ведома Агнессы.

            Глупость? Может быть для неискушённого человека или вампира это и было глупостью. Но Сиире мог лишь поаплодировать такому решению. Агнесса была красавицей, но это не выдвигало её из ряда ничтожеств, с которыми можно не считаться. Кто подумал бы, что легкая и несдержанная, невладеющая моралью вампирша – хранитель какой-то тайны?

–Принц! – Агнесса была восхитительна. Как и всегда. Она облачилась ради встречи с принцем, который до этой поры не баловал её вниманием и не привечал, в облегающее фигуру узкое платье с глубоким вырезом на груди.

            Агнесса склонилась перед ним и вырез заколыхался. Сиире скользнул по нему взглядом, и Агнесса истолковала это как добрый знак, решив, что Сиире пригласил её для того, чтобы предложить ей своё покровительство. Агнессе до ужаса хотелось влияния и власти, поклонения и восхищения. Ей хотелось пленять.

            Но она была глупа. Она не знала и не могла предположить, что Сиире интересует не её вырез, а колыхнувшаяся на её шее цепочка с медальоном. Подарок, о котором Агнесса никому не сказала, который грел её самолюбие, ведь был он князя Малзуса!

            И намётанного короткого взгляда Сиире хватило, чтобы увидеть его знак на крышке медальона – свечу и крест, и увидеть заклинание, держащее медальон.

            Да, Малзус был прав, выбрав Агнессу для своей тайны. Но Сиире всё же решил, что если бы дело касалось его, он бы надел медальон на шею какой-нибудь менее заметной особи. Или сделал бы медальон менее заметным.

–Спасибо, что почтили меня так скоро, – Сиире с трудом сдерживал брезгливость. Тут не помогала даже древность его лет.

–Когда мой принц призывает меня, я прихожу, – ответила Агнесса.

            Не надо было быть пророком, чтобы понять – она это говорила всем. Меняла лишь титул.

–Я не ваш принц, – заметил Сиире.

–Но можете им стать, – она не смущалась. Стыд – изобретение человека, вампирам он ни к чему.

–Пройдёмся? – предложил Сиире.

            Она кивнула. В молчании выскользнула на улицу и покорно последовала за ним. Он вёл её к пруду, но не предложил ей руки, хотя она ожидала этого. Но Агнесса терпела и ждала – что же скажет ей Сиире? Куда приведёт? Что предложит и самое главное – как не продешевить?

            Она терпела, погружалась в мысли и фантазии, в которых Сиире умолял её, стоял перед ней на коленях и обещал место в Совете…

            Она так увлеклась, что едва не пропустила, как Сиире свернул к пруду. Тут было даже красиво – пруд, созданный по воле принца, был кристально чист, безмятежен, нетронут. У пруда гнулись мягкие травы, выложены белым песком дорожки, уложенные по сторонам гладким разноцветным камнем: камешек к камешку! К пруду клонилась тяжёлыми ветвями мудрая, спокойная ива, её корневища выступали из земли толстыми змеями, демонстрируя твёрдость древа.

            Сюда принц Сиире и привёл свою спутницу. Он чуть отступил, позволяя ей пройти вперёд, и вспомнил о манерах, снял с плеч плащ и положил его на белый песок.

–Садитесь, – предложил он.

            Агнесса покорилась. Она с удобством и изяществом разместилась на его плаще, сверкнула красноватым блеском глаз, показывая свою заинтересованность, и приготовилась слушать. Сейчас всё должно было разрешиться!

–Вы меня заинтриговали, мой принц! – сказала Агнесса, уверенная в своей обворожительности. Ей не терпелось услышать его слова, признания и предложения.

–Я не ваш принц, – напомнил Сиире и сел на песок. На плаще было место и Агнесса демонстрировала ему, что он может сесть рядом с ней, но он упорно не замечал этого. Он сел на песок. Холод был не страшен ему. Он не хотел приближаться к ней ближе, чем это необходимо.  – Но вы это и без того знаете.

            Сиире просчитал несколько вариантов по пути сюда. В первом – самом очевидном – он выводил её через подкуп или страх на правду о Малзусе. Но это не давало никакого результата. Сиире не сомневался, что Агнесса может быть и отдаст ему медальон, но сразу же направится к Малзусу. Зачем этот лишний шум и её убеждение?

            Второй вариант был грубее. Он включал в себя убийство Агнессы сразу после того, как она отдаст ему медальон. Но и это требовало лишних затрат энергии и времени.

            Так что Сиире выбрал третий.

–Вы знаете легенду об иве? – спросил принц. Этого Агнесса точно не ждала. Она отвыкла от легенд, сама став той силой, что иногда появляется в сказках в самом разном виде. А тут…принц и вопрос об иве?

            Необычно, романтично, странно! И пугающе.

            Но это было похоже на авантюру с большой ставкой. Агнесса решила, что подыграет и ответила честно:

–Не знала даже, что про иву есть легенда, мой принц.

            На этот раз Сиире пропустил «мой принц» и ответил:

–Про всё в этом мире есть легенда. Если позволите – я вам расскажу одну.

            Она позволила. Интрига заменила ей всё. Понемногу даже вытеснила и настороженность – как бы плохо ни знала она Сиире, а всё же есть черта, за которой становится ясно: дело нечисто!  Но Агнесса привыкла к своей силе, показной, на самом деле, ничего общего с настоящей силой не имеющей.

–В старые времена, – начал Сиире, – в такие, когда власть первых королей ещё не пришла, и главнее всех были охотники и жрецы, в семье старейшины одного из людских племён родилась дочь…настоящая красавица.

            Сиире посмотрел на Агнессу. Вампирша решила что «красавица» – это к ней и в легенде будет зашифровано признание. Она даже решила что это умный ход!

–Многие мужчины племени, – продолжал Сиире, – зная о красе её, приходили просить её сердце. И сам старейшина был бы рад достойному союзу, но красавица эта уже отдала своё сердце. И кому? слабому, самому слабому юноше этого племени, у которого не было ни власти, ни ловкости охотника.

            Это тоже Агнесса могла истолковать. Сиире говорил или о её связи с Малзусом (видимо узнал?) либо о прочих её покровителях. И намёк был ясен – они слабы.

            Во всяком случае, так толковалось Агнессе. Она была этим толкованием очень довольна.

–Отступали мужчины, не понимали, упрашивали, но она была непреклонна. Твердила одно: либо с ним, либо ни с кем, обещала броситься в воду и утопиться.

            «Ясно, намекает на то, что сторона должна быть выбрана правильно!» – поняла Агнесса. Она всё больше веселела. Её поразила холодность Сиире, но теперь она решила, что он покорён ею полностью.

–Старейшина уже готов был смириться, когда появился в племени заезжий охотник и ловкий воин, – Сиире не сводил с неё взгляда. Он не спешил переубеждать Агнессу, ему нужно было, чтобы она потеряла бдительность.

            И она её теряла.

–Этот охотник пришёл к старейшине и сказал, что заберет его дочь с собою, что за ним есть власть, что племя его богато. Старейшина сказал, что видит перед собой человека достойного, но неволить дочь не хочет. И тогда гость заявил, что неволи не будет, что поедет она сама с ним.

            Это тоже было понятно Агнессе. Её не неволят, ей настоятельно рекомендуют. Соблазнительно! Но больше условий не помешает.

–Гость замыслил убить слабого юношу.

            Вот здесь Агнесса вздрогнула. Сиире обещал нечто поразительное! Неужели он так далеко протянул свою власть, что может убить того же Малзуса?

–И сделал это. Он рассчитывал, что красавица, узнав о смерти любимого, вернётся к жизни, вспомнит что юна и сделает верный выбор, – продолжал Сиире. Он незаметно переместился к ней ближе. Теперь они делили его плащ. Агнесса почувствовала давно забытый жар, к которому взывала бесконечно долго, ища удовольствий.

–И что она? – Агнесса чувствовала нетерпение.

            Рука Сиире коснулась её щеки, нежно, осторожно. Сам вампир не сводил с неё взгляда, завершая историю:

–А она бросилась в воду, как и обещала. Лента упала с её волос на землю, когда она метнулась в воду и зарыдало само небо, проливая слёзы по её любви и по её жизни. И из слёз и той ленты поднялось тонкое дерево…

            Сиире не отводил руки, он не отводил и взгляда, заставляя и Агнессу не замечать ничего вокруг. И это было её ошибкой. Принц одним движением свободной руки рванул её за шею, и резко потянул назад, открывая доступ к шее. Она охнула, попыталась бороться, но не смогла даже пискнуть – Сиире уже проколол её бессмертие освещённым серебряным ножом, который когда-то приобрёл в знак дружбы в Городе Святого Престола.

            Чтобы заглушить смрад и не запачкаться пеплом от рассыпающегося тела, Сиире другим резким движением сунул голову вампирши в пруд. Она была лёгкой, к тому же – она умирала и тлела. Слишком много жизни стало ничем.

            Труп перестал дёргаться быстро. вампирша стремительно истлевала и дальше, чтобы оставить после себя лишь горсти праха, когда Сиире подобрал упавшую на белый песок цепочку с медальоном. Малзус всё-таки не на ту поставил защиту. Да, снять его без ведома Агнессы невозможно, но если Агнесса мертва, кто её об этом уведомит?

            Пройдёт время, прежде чем Малзус снова придёт к Агнессе. Кого он застанет? Пустоту! Сама Агнесса уже почти истлела и у Малзуса уйдёт время на её поиски. И всё это время будет на пользу Сиире.

            Получится ли её найти? Получится ли доказать что она навещала Сиире? Это сейчас неважно. Тела нет. есть лишь горстка пепла. По Тёмному Закону вампир не должен убивать вампира, на всё воля суда, воля Совета, но Сиире не желал больше Тёмного Закона. Он помнил твёрдо – Каин пошёл не только против брата, он пошёл против законов Бога. Влад не оценил всего, а ведь Сиире сказал прямо, называясь Каином…

            Между тем герцог Гриморрэ оказался прозорливее, чем того ожидал принц Сиире. Он понял, что трюк с Варгоши провернул кто-то, кто обладал тремя качествами: знанием о Варгоши, имел силу и был той ещё сволочью. В принципе, все эти три характеристики подходили под описание Гриморрэ, но он был в твёрдом уме и памяти и от того знал – он не имеет к этому отношения.

            А значит преступник вырисовывался сам собой. Принц Сиире. Ему одному было выгодно внести смуту в дружбу Цепеша и Гриморрэ. Ему одному было удобно забрать себе пленника, раз он его допрашивал. Словом, Гриморрэ твёрдо всё понял и сообразил, что сейчас Влад Цепеш, терзаемый совестью, будет полностью во власти Сиире.

            Плохо это или хорошо – Гриморрэ не знал. Но знал, что не позволит манипулировать Цепешем просто так. святой свой долг Гриморрэ видел в защите своей чести (вернее того, что от неё осталось), попытке раскрыть истину Цепешу (попытка засчитывается тоже – это Гриморрэ вычитал в Библии), и ещё борьба с тоской (хоть какое-то движение!).

            Для того, чтобы начать действовать, нужны были союзники. И пока Влад Цепеш искал союза и прощения у того, кто сильнее его, Гриморрэ пошёл к тому, кто был его слабее, к лорду Агаресу.

–Слушай сюда, слизняк, –  это было вместо приветствия, – я влип из-за твоей гордыни, но если на тебя мне наплевать…

            Гриморрэ осёкся. Он был плохим дипломатом. Испуганный взгляд замученного ожиданием неизвестного лорда Агареса, это подтвердил.

–Тьфу, погань! – сообщил герцог и начал с начала, – короче, ты покойник в самое ближайшее время. Из-за своей тупости и гордыни. Понял? Но есть вариант. Один вариант… ты поможешь мне, а я тебе.

            Получалось невразумительно, но лорд Агарес и не мог претендовать на что-то лучшее.

–Подонок Варгоши куда-то делся. Я подозреваю, что ему кое-кто покровительствует. Ты поможешь мне это доказать, а я не допущу, чтобы Совет тебя казнил. Ясно?

            По мнению Гриморрэ предложение было щедрым.

–Не очень, – честно признал Агарес. – Я очень  хотел бы…но я не понимаю. Как и что я должен делать?

            Этого не знал и герцог. Но он полагал, что это должно быть не только его задачей, но и задачей Агареса, если тот хочет продолжить своё существование.

–Надо найти Варгоши.

            Пожалуй – это было единственное, что они могли сделать. Не идти же к Сиире с обвинениями?  А Варгоши…нет, принц похитил его для какой-то цели! Значит, Варгоши должен где-то появиться.

            И надо этот момент не упустить. Тогда, только тогда может появиться хоть какое-то доказательство того, что Гриморрэ не имеет к похищению Романа Варгоши отношения, и что это дело рук вампира Сиире!

–Я в тюрьме, – напомнил Агарес. – И я половины не понял.

–Ты тупой? – поитнересовался Гриморрэ. – Надо найти Варгоши. Поможешь мне – буду ходатайствовать о том, что ты невинная жертва. Тебя не казнят.

–Это я понял. Но Варгоши ведь был пленником? – это Агарес успел узнать и сообразить.

–Я могу тебя убить и твои вампирёныши никогда тебя не найдут, – хмуро ответил герцог.

            Это сработало.

–Я не отказываюсь, нет. я очень хочу помочь. Но мне нужно больше деталей, а ещё…

            Лорд Агарес не знал, как сказать своему тюремщику о голоде. Он давно не пил крови. Но имели он право на кровь во владениях Гриморрэ?

–Стаканчик налью! – хмыкнул Гриморрэ и тут же посерьёзнел – и прибью, если вздумаешь шутить со мной или провалишься.

            Ну что ж, оставалось только согласиться. плохой шанс – это шанс. Уже есть с чем выйти в мир, уже есть чем отстаивать посмертие.

–А детали? – осторожно спросил Агарес. Плохой шанс, которого ещё вчера не было, казался ему спасительным лунным светом.

            Гриморрэ не ответил, лишь знаком велел подняться Агаресу и следовать за собой. Детали! Этот паршивец ещё хочет детали! Гриморрэ и сам бы не отказался от них. Нужно было, конечно, что-то рассказать – это было понятно и это понимание раздражало герцога больше всего, но нужно было и чётко разделять то, что сказать можно, и то, чего сказать ни в коем случае нельзя. Нельзя, например, и слова сказать о Сиире, даже если хочется.

            Нельзя, потому что ещё непонятно, что будет с ним, и что будет дальше.

            Пока же Гриморрэ обретал союз, к которому лорд Агарес не особенно стремился, но за который был вынужден схватиться, Влад Цепеш понемногу успокаивался. Он твёрдо решил, что в отличие от Гриморрэ будет верен логике и будет открыт. Он заключил союз с принцем Сиире и не подведёт его, а до тех пор, пока не установлено отсутствие вины за Гриморрэ, он будет и сам считать его виноватым. Позже, конечно, они смогут ещё поговорить и выяснить все обстоятельства, но это при условии, что герцог окажется ему другом, а не хитрым интриганом!

            Цепеш, представляя Гриморрэ интриганом, все ещё не мог избавиться от нервной дрожи: а если правда? Вдруг Сиире был прав? Вдруг годы Цепеш обманывался?

            Влад задумался всерьёз – как долго может жить обман? Если людской может жить всю жизнь смертного, то обман вампира?..

            Ну хорошо, допустим! Какая была цель у Гриморрэ?

            Цепеш предполагал так и эдак, но у него не получалось  вменяемой цели. Всякая новая разбивалась о личность герцога. Большая част придумок  была бы ему откровенно скучна.

            Или нет?

            Влад путался всё больше в мыслях и понимал – так недалеко и до безумия!

            От того он радостно принял известие от Амара, которого уже успел тайно известить о настоящем исчезновении Варгоши, но не поставил в известность о том, что есть у него и подозреваемый. Писмо верного слуги сердце Цепеша не согрело, но отвлекло его мысли:

«Хозяин! Как и велели, продолжаю поиски Романа Варгоши. Все собранные Советов охотники за беглецами держатся друг к другу настороженно. Никто из нас не доверяет друг другу, но не чинит препятствий.

Сообщаю о том, что слуги Святого Престола достигли перевала Аман. Король Стефан едет с ними. Пути им – два дня.

Ваш верный слуга, Амар».

Итак, слуги Святого Престола уже близко. Значит – новый виток игры Сиире близок – в этом Влад Цепеш не сомневался.

Глава 16. Она мешала всем.

–Нелепая какая! – поморщился слуга креста, отходя от привязанной Крытки Малоре.

            Крытка дёрнулась, призывая всю скопленную вампирскую силу, и уже ясно представила себе, как лопаются, не выдержав её мощи, верёвки, назначенные смертным, напряглась, и…

            Ничего не произошло.

            Слуга креста, привязавший её, расхохотался, но хохот его оборвался.

–Умолкни! – велел ему чей-то холодный голос и у Крытки Малоре по спине от этого голоса побежали мурашки. Голос этот напугал даже её. – А лучше – ступай.

            И слуга креста выметнулся прочь, точно сила какая-то вышвырнула его, так быстро это произошло.

            Крытка Малоре замерла. Она не могла развернуться, не могла повернуть головы, привязанная к стулу верёвками, которые не смогла разорвать, а кто-то со страшным голосом стоял позади неё безо всякого движения…

            Запоздало Крытка Малоре понимала – сопротивляться надо было ещё при аресте. Вот только тогда, когда слуги Креста вошли в деревню и надо было сопротивляться – ясно же было, Святой Престол прислал их и полномочиями наделил, а тут ещё и король Стефан в такой мрачности и таком гневе, что ясно – пощады не ждать!

            Надо было Крытке Малоре, с её-то нелепым умением перед смертными свою натуру показывать против собственной воли, и бежать тотчас, надо было! ан нет! решила она, что подозрение вызовет, а так – пройдут воины Креста, да Слуги Святого Престола и всё как прежде будет.

            От того и не сопротивлялась при аресте – не хотела показывать всем собравшимся любопытным, что она сильнее мужчин, схвативших её, что вампир она.

            «Совет по голове не погладит, много нелепости я им принесла», – думала Крытка Малоре в тот миг, и предполагала, как ловко освободиться где-нибудь вдали от лишних глаз и уйдёт лесами и болотами в новую жизнь, и снова припадёт к тяжёлому труду, как к единственному своему спасению и первой своей радости.

            А теперь её верёвки не пускают. Смешно! Кому расскажешь – не поверят!

            Крытка Малоре, конечно, слабая вампирша, но всё-таки вампирша. Ей все эти смертные верёвки – ниточки, прутики заточения, но…

            В путах! И страшно. По-настоящему страшно. И ещё этот голос. Увидеть бы…

            Пытка эта длится недолго и скоро появляется перед лицом Крытки Малоре слуга Святого Престола. И в лице его есть такое, что не оставляет Крытке и тени сомнения – всё кончено!

            Он молод, ещё молод, едва ли ему больше тридцати лет. У него тёмные волосы, сам он худ и довольно бледен, но как заострены его черты! а глаза?..

            В этих глазах нет и проблеска сострадания, одна суровая, стальная беспощадность. И сам он, облачённый в чёрные одежды, без украшений, без знаков отличия, с наглухо застёгнутым воротом, не человек, а воплощение этой самой стальной беспощадности.

–Отпустите меня! – Крытка попыталась справиться со своим страхом. Она захлюздила по-бабьи жалостливо, надеясь, что этот человек дрогнет. Но даже стену разжалобить было, наверное, проще.

            Человек ничего не сказал. Его беспощадные глаза продолжали изучать Крытку Малоре.

            Зашелестело, и Крытка вздрогнула совсем по-людски, дёрнулась, пытаясь увидеть со своего позорного стула, кто там ещё вошёл, и увидела низенького человечка с пачкой пергаментов и чернильным прибором.

–Господин Томас, – пропищал человечек, стараясь не смотреть на Крытку Малоре, – вы хотели меня видеть?

–Да, – обозначенный Томас не улыбнулся и не взглянул, словно пришедший человечек был ему предметом мебели, не больше, – займите светлый угол, Розарио, вам придётся много записать сегодня – это я вам обещаю.

            Розарио нервно сглотнул и скользнул в темноту. Да, ему был предложен светлый угол, но из него была видна Крытка Малоре, а Розарио предпочёл портить зрение, выводя в полумраке свечей нервные строки, чем видеть её и то, что слуга Святого Престола – Томас будет делать с нею.

            Томас это понял, но ничего не сказал. Он давно уже знал, что мир, в основном, состоит из малодушных людей. Винить ли их за это? да, если это ведёт к преступлениям и карат, если уже привело.

            Но перед ним сегодня был не человек.

–Ваше имя? – спросил Томас, обращаясь к пленнице.

–Отпустите меня! – захныкала Крытка Малоре, – я ничего не знаю. Я посты соблюдаю, в церковь хожу…

–Кровь людей выпиваю и от дневного света сторонюсь? – подсказал Томас.

            Крытка Малоре осеклась. Будь она умнее – она бы возмутилась прямо сейчас, но ум не стал её сокровищем даже несмотря на тот срок, что она уже прожила на этой земле.

–О чём вы? – голос вампирши дрожал, она снова попыталась рвануться из верёвок.

–Не советую, – предостерёг Томас, – в них вплетены тернии, так что, если ты не хочешь себя поранить, то сиди спокойно.

            Терния? Что ж, она не причинит заметного вреда, но поранит. Слова о крови, о солнце и верёвка, с вплетёнными в неё терниями?.. это что-то запредельное. Впрочем, Крытка Малоре, хоть и чуяла всё больше страха, усиленно изображала из себя смертную. Она надеялась, что её отпустят, что поймут как она слаба и ничтожна и она…

            Убежит, не вернётся!

–Имя? – спросил Томас. Он перешёл к креслу, приготовленному для него, придвинул его так, чтобы сесть напротив пленницы, и устроился с удобством.

–Отпустите меня, я ничего не дела-а-ааа!

            Томас даже в лице не изменился, когда его рука, держащая крест, коснулась её руки, нарочно, чтобы выжечь немного тьмы и греха вампирского посмертия.

            Розарио заёрзал, не зная, как записать и на всякий случай упрямо ткнулся в пергамент.

–В моём арсенале много чего есть, – предупредил Томас, отнимая крест от её обожжённой ладони. – Железные башмаки с шипами, закалённые в святой воде, или вилка еретика…

            Малоре отходила от боли и теперь она демонстрировала удивление.

–Не знаешь? – сочувственно спросил Томас и крикнул, – Элмар!

            Снова движение за спиной, но на этот раз Крытка увидела вошедшего. Откровенно говоря, не увидеть его было сложно. Он, казалось, занимал собой половину комнату – до того был высок и грозен. Но его грозность состояла в массе и в изувеченном, изрезанном лице, а ещё в маленьких блестящих глазках, неприятно неподходящих для его громадного тела.

            И всё-таки, эта мощь была понятна и Крытка Малоре предпочла бы его общество обществу того, кого называли Томасом.

–Вилку, – коротко молвил Томас и Элмар, криво ухмыльнувшись так, что обнажились изрядно подгнившие зубы, исчез. Он был удивительно ловок, несмотря на все свои размеры.

            Вскоре появился. В его руках был железный ошейник, из которого торчало нечто, видимо и являющееся «вилкой» – два шипа, торчащие вверх, два вниз.

–Вилка, – сказал Томас, поднимаясь с места. Он схватил Крытку за волосы и придвинул её голову к самым шипам и тон его не изменился совершенно, словно совершал он привычное действие. – Два вопьются в твою поганую грудь, два в твой подбородок. Ты не сможешь двигать головой, а твоя шея, которую давно надо бы переломить, будет сжата ошейником. Ты вампир, тебя это не убьёт, но будет больно, я обещаю! Каждый предмет из моего арсенала либо обработан святою водою, либо выкован в Святом Огне. Вы научились защищаться от смерти, что властвует над людьми, но это не делает вас бессмертными. Вы научились жить долго и не меняться, но это не помешает вам чувствовать боль…

            Томас посильнее намотал волосы Крытки на руку, и дёрнул её голову, чтобы шепнуть прямо в ухо:

–Я обещаю.

            И отпустил. Резко, безо всякой распутки волос, отшвырнул…

            Голова Крытки бесславно мотнулась. Она заплакала. По-настоящему заплакала. Этот смертный грозил ей, он унижал её и пленил верёвками, которые она не в силах была разорвать! Всё это было совершенно унизительным и невозможным, но, тем не менее – это было! это происходило с ней и ясно как луна – никто не придёт её спасти.

–Крытка…– простонала пленница, задыхаясь от слёз. Она никого не убивала от злости, она хотела трудиться, она любила деревню и физический труд, любила ходить в поля, копаться в земле. Разве её это вина, что её обратили вампиром? Она не плела интриг. – Крытка Малоре.

–Так! – Томас был доволен. – А теперь скажи мне, поганая тварь, сама будешь отвечать на вопросы, или мне провести допрос по всей форме?

            Крытка молчала. Она уже поняла, что спасение не придёт. Боль была реальной угрозой. А что за нею – смерть?

            «Может, если я буду говорить, он меня отпустит?» – подумала Крытка Малоре, которая так и не научилась таиться и понимать людей. Глупая и ничтожная она верила им.

–Есть у меня и другие приспособления. Например – колыбель, – Томаса не устраивало её молчание. – Я разорву тебя пополам, и ты испытаешь настоящую боль, когда святая вода пройдёт в твоё тело через те же отверстия, что и наконечники колыбели. Или ты сменишь своё удобное кресло на моё, допросное…в нём сто двенадцать шипов на сидении, и твоё нагое тело почувствует их все – все железные шипы, выкованные в Святом Пламени. Выживешь? Может быть. Но будет больно.

            Крытка Малоре была слаба. Никогда прежде она не сталкивалась с такими угрозами. Никогда прежде не слышала о подобном от людей. И от вампиров тоже. И теперь, когда фантазия рисовала ей все эти картины, когда живо вставали перед нею все образы, описанные Томасом, она хотела только спрятаться от него, от боли, от его беспощадного взгляда…

–Я скажу! Скажу! – заверила она. Слабая, ничтожная Крытка Малоре, мешающая всем – вампирам и людям, за глаза проклятая Советом, свалившая на Совет много хлопот, законопослушная, но совершенно бесполезная и даже причиняющая хлопоты.

            Она мешала всем. И её исход был ясен.

–Что ж, твоё право, меня устроит и ответ через боль, – согласился Томас¸– но учти – я пойму, если ты солжёшь и тогда…слыхала про коготь, которым можно вытащит рёбра?

            Крытке бы осечься, задуматься об этой фразе, не про коготь, а про ложь, но… ума нет – весь ответ.

–Когда ты стала вампиром? – спросил Томас, сделав знак Розарио. Тот, отчаянно притворяясь, что никакой Крытки нет, принялся писать. Элмар же по знаку Томаса, перешёл за спину Крытки, готовый, видимо, к самым радикальным действиям. От этого было погано. Его присутствие было страшным. Казалось, что за спиной уже есть коготь и что-то ещё…

            Крытка ответила. Она была угодлива. Ей почудилось, что честные ответы – путь к спасению и она выложила про то, что обратилась случайно, что хозяин хотел обратить другую, но не смог остановиться, и что она – дурнушка Крытка – стала её заменой, и что хозяин был не всегда добр, что бил он её, но она никогда не желала себе другого и сносила всё спокойно.

            Томаса это не тронуло. Скрипело перо Розарио, дышал за спиной Крытки страшный Элмар, а Томас – ещё более страшный – был тих. Малоре сдуру привиделось, что он тронут её историей и она даже воспряла духом и заторопилась скорее рассказать о своих невзгодах и попытках жить как крестьянка.

–Где скрываются другие вампиры? – спросил Томас, прерывая её слезливый рассказ о муже и брошенном огороде.

            Крытка заморгала. Её вырвали из её истории в жестокую реальность.

–Дру…другие?

–Где они? – повторил Томас. – С тебя взять нечего – ты дурная и бесполезная, но с паршивой овцы хоть шерсти клок.

            Элмар тихо хмыкнул за спиной Крытки, и ей показалось, что за её спиной хлестануло холодком.

–Не знаю других! Не видела других! Отпустите меня, пожалейте, я никогда и ничего…– зашептала Малоре, и забилась в путах, показывая, что их неплохо бы и снять, ведь она всё сказала.

            Элмар с размаху, не примериваясь, ударил её по затылку. Ладонь его была тяжёлая  и громадная, но Малоре не почувствовала особенной боли. Зато почуяла её, когда Томас – куда более слабый и хилый на фоне своего помощника, сжал её запястье…

            Это было больнее.

–Мои руки знают святое касание, – объяснил Томас, довольный её болью. – И той плоти, что грешна они страшны.

            Больно, как больно и как несправедливо.

–Имена! – громыхнул Томас. Всего лишь человек, которому Крытка могла переломить шею, только бы кто-то освободил её!

            Он сильнее сжал её запястье, Малоре заверещала и принялась выдавать. Выдавать всех, кого знала. Слабая, ничтожная Крытка Малоре, лишённая ума и не умеющая смотреть в будущее, она с этим будущим прощалась. Она сама вырезала себя из этого будущего.

–Это всё, – сказал Томас, когда Малоре выдохлась и затряслась мелкой трусливой дрожью.

–Отпустите…– прошептала она. Плакать она не смела – на её щеке уже красовался ожог от руки Томаса. Он снова даже в лице не изменился, когда хлестанул её по щеке за очередную сказанную глупость – за попытку вымолить себе прощение.

–Элмар, распорядись! – велел Томас, и душа Малоре забилась. Неужели всё-таки свобода? Неужели…

–Розарио, копию королю и копию Престолу! – Розарио поспешно выбросил свою тушку из-под власти беспощадного Томаса, умудрившись так и не взглянуть на Крытку.

            Крытка и Томас остались один на один.

–Я не сделала ничего плохого, – в очередной раз повторила Малоре, словно это могло ещё хоть что-то изменить.– Я…

–Костёр встретит тебя на рассвете, – Томасу это было явно неинтересно. – Элмар распорядится.

            И он улыбнулся, точно сообщал приятную новость. Впрочем, она ему и была приятной.

            И здесь Крытка Малоре не выдержала. Смертный держал её в плену, терзал её, пугал, унижал, и она… неужели она ничего не стоит? Неужели испугается она боли?

            Нет! хотя бы раз надо быть смелой, надо презреть находящую боль и пусть верёвка причинит ей страдание, на костёр она не взойдёт, только не по воле этого поганого служки!

            Она рванулась вперёд, призвав на помощь всю свою вампирскую силу, все свои шансы, последние, тающие шансы, к свободе! К свободе!    

            Она рванулась и верёвки, натянувшись до предела, впились в неё вплетёнными терниями. Напоминая Крытке о том, как слаба её натура, как она греша и как виновата. Тернии прошли сквозь мягкую её плоть, но Крытка выдержала. Она боялась боли, очень боялась, но оказалось, что от этой боли не умрёшь.

            Мгновение и она свободна!

            Вскочила, стул отлетел сам собой, змеино сползли верёвки – для Крытки всё было быстрее, чем для смертного, и она, рассудив, что лучше не рваться к дверям, рванула к окну, рассчитывая в вампирском прыжке выбить стекло и выметнуться на улицу, на ходу обращаясь в летучую мышь. Пусть видят люди! Пусть ругается Совет, но это жизнь, жизнь и неважно, что пройдёт она в посмертии!

            Она уже была у окна, готова была выпрыгнуть, разбить стекло своим мощным вампирским телом, но…

            Сила, превосходящая людскую, швырнула её на пол. Потянула за волосы и со всей силы швырнула! У Крытки сбило зрение – в глазах потемнело на мгновение, она хватанула ртом затхлого воздуха комнатёнки против воли, и только тогда, овладев собой, попыталась подняться.

            Пол был разломан, но вампирская суть удерживала её от разрушения и серьёзных повреждений.

            Подняться ей не дали. Томас, в котором что-то изменилось, что-то глубоко внутреннее, не оставляющее никакой тени волнения на беспощадно-равнодушном лице, пнул, не примериваясь, её в живот и Крытка Малоре ощутила, как расходится невиданная прежде боль.

–Куда собралась? – спросил Томас всё также спокойно. Он не относился к ней как к человеческому созданию, а потому лишён был всякой жалости и сострадания.

            Он даже с болью ей не считался, считая что всё это Крытка Малоре заслужила.

–Я не хочу…не хочу! – она всхлипывала, жалкая, ничтожная глупая вампирша, которая никак не могла научиться жить и смотреть вперёд. Она не хотела расставаться с тем подобием жизни, которое было ей отпущено, пусть её посмертие было нелепым, она цеплялась за него.

            Крытка Малоре не делала зла. Крытка Малоре тянулась к земле, но что это значило, если всё перечёркнуто было её вампирской сутью? Это преступление перевешивало все добродетели. Кто бы знал вампирский голод? Вечный, неутолимый, жгучий? Но Малоре не пила кровь, не убивала без нужды, обходилась животными, а не людьми, не охотилась на них.

            Но этого было недостаточно, чтобы сохранить своё посмертие.

            Крытка Малоре не участвовала в интригах (ума не хватало!), не искала власти, с удовольствием работала в садах и огородах, в полях и лесах – но это не перевешивало её греха.

–Ты умрёшь, – сказал Томас и Малоре почудилось, что в его голосе что-то изменилось, обнажая что-то, похожее на радость?

            От изумления Крытка взглянула на своего мучителя и вскрикнула: она так и не догадалась даже задуматься о том, откуда простой сметный мог бы знать столько о вампирских слабостях и почему выспрашивает столь настойчиво о вампирах, да и вообще смог её остановить. Не догадалась даже подумать об этом и теперь правда сверкнула в глубине глаз Томаса красноватым пламенем.

–Ты вампир! – охнула Крытка и всякое сопротивление оставило её. Пришло возмущение. – Предатель! Мерзавец!

            Он винил её, он терзал её, пугал, унижал, а на деле оказался ещё хуже, чем она! Он был не просто тем, кто принадлежал к проклятому миру, он был ещё и предателем. Есть ли преступление страшнее?

            Томас ухмыльнулся, да так широко, что передние зубы его, словно по приказу, выдвинулись вперёд, удлинились, заострились. Затем зубы снова стали обычными.

–Вампир, – подтвердил Томас.

            Он сам был о себе куда лучшего мнения. Он полагал себя тем, кто очистит мир от скверны. В том числе и от той, к которой он, по злой воле небес, принадлежал.

–Ты будешь молчать, – продолжил Томас и его ладонь, мгновенно леденея, лишаясь жизненной силы, легла на рот Крытки Малоре. Она бешено вращала глазами, билась, но он был сильнее. И запоздало, не догадывающаяся прежде о многих вещах Малоре, вдруг задалась простым вопросом: а почему, собственно, те же тернии, крест, святая вода, которыми так грозил Томас, не причиняют ему боль? Он ведь такой же вампир, такой же, как она!

            Или нет?

            На неё уже никто не давил своим весом, никто не пинал её, её грубо, не заботясь о теле, связывали. Она не могла сопротивляться: тяжесть предательства вампиров всего вампирского рода подкосила остатки её рассудка. Она не сопротивлялась, сообразив окончательно, что в мире, где вампир предаёт весь вампирский род, чудес не будет.

–Уберите эту тварь, – холодный приказ Томаса доносился до неё словно сквозь вату. – Она очень буйная, закуйте её в цепи, приставьте стражу.

            Её подхватили, Крытка почувствовала себя пушинкой в чьих-то тяжёлых, явно умевших карать и убивать руках. Потащили её грубо, словно мешок.

–Разве не надо дождаться воли Престола? – пискнул кто-то невидимый Крытке, но она не посмела надеяться и в кои-то веки оказалась права.

–Престол наделил меня и моих братьев особыми полномочиями, – едко заметил Томас и невзрачный, невидимый защитник Крытки,  тотчас поспешил сдаться. Видимо, даже среди своих Томас выделялся особенной беспощадностью.

            Но всё это Крытку не волновало – всё было кончено, она ощутила небывалое разочарование, и весь мир перестал её интересовать. И даже когда её втолкнули грубо в клетку, когда она пропорола коленями каменный пол, не удержавшись, а чьи-то беспощадные руки застегнули на ней цепи и разлили вокруг неё святую воду, чтоб она и ступить не могла, Крытка осталась один на один со своим молчанием…

            Рассвет приходил быстро. Понемногу начинало припекать, но ни Зенуним, ни Амар, ни другие, посланные Советом вампиры-охотники за Варгоши, Агаресом и Крыткой, не двинулись с места. Надо было убедиться в прошедшем слухе: неужели Крытку казнят? Неужели с этой занозой, простота которой хуже бесшабашных Варгоши, сегодня будет кончено?

–Она должна была попасться людям однажды, – сказала Зенуним, – это лучше, чем если бы её казнили мы. Не люблю карать своих.

            Она была по рангу выше других вампиров, но Тёмный Закон гласил: «Каждый вампир равен другому и почитает Хозяином и Господином лишь того, кто его обратил и выучил Тёмному Закону…» , поэтому Зенуним, даже принадлежа Совету, не была главной.

            Но с речью её нельзя было не согласиться: Крытка Малоре должна была плохо закончить – её глупость стала нарицательной, а неумение всего лишь скрыться от людей – показательной нехваткой ума.

            Слова Зенуним были подхвачены шепотком согласия, но Амар воздержался. Он вообще был мрачен и собран – его интересовало лишь дело, лишь приказ Цепеша!

–Ведут! – вдруг спохватились вампиры и, незамеченные никем, скрытые лесочком и лёгким вампирским мороком, действительно увидели как расступилась толпа любопытных, ещё сонных зевак, пропуская слуг Престола. Облачённые в чёрное, мрачные и неулыбчивые слуги, казались похожи на воронов, по случайности залетевших на ярмарку. Даже в сравнении с бедными одеждами зевак, они были мрачны и черны.

–Какой фрукт! – выдохнула Зенуним, не сводя глаз с поднимавшегося на наспех сколоченную трибунку слугу.

            Слуга, страшно и мрачно оглядев собравшихся, громко и холодно провозгласил:

–Все вы знаете, что ест закон людской, а есть превосходящий закон – закон Света, закон Небес. Все вы знаете, что нарушивший закон людской, получает наказание от людей – от своего короля или господина. Но есть суд, стоящий выше всех королей и господ и суд тот – Небесный. И перед небом отвечать будут те, кто выбрал тьму своим домом, а дьявола – повелителем. И небесный суд спросит строже смертного.

            Снова расступилась толпа, на этот раз провели саму Крытку Малоре. В цепях, шатающаяся, серая тень самой себя…

–Эта дура что, от цепей не избавится даже? – рассмеялся кто-то из вампирского отряда, но никто ему не ответил. Даже Зенуним не обернулась.

            Что-то было неправильно. Даже Малоре по силам было бы сбежать от людей, но почему она не сделала этого? На мгновение Зенуним решила, что должна вмешаться и всё-таки спасти эту дурную особь от людского позорного суда, но мгновение прошло и Зенуним осталась на месте.

            Чего уж таиться? Крытка Малоре мешала всем своей недальновидностью и глупостью! Должна же она была однажды ответить  за это? да и то. Что Малоре не избавилась от цепей…

            Нет, что-то было определённо не так!

–Именем Небес, я, служитель Престола, Томас, прибывший сюда по воле света…

            «Томас…надо запомнить!» – Амар сам не знал для чего. Но и ему что-то казалось подозрительным в этом слуге Престола. Что-то было не так как всегда.

–Приговариваю тебя, тварь тёмного мира, к костру!

            Вспыхнуло тотчас. Крытку Малоре практически швырнули на прежде незамеченное вампирами ложе, тут же умелые руки смертного приковали Крытку.

            Она могла бы вырваться даже сейчас! Но она и попытки не предпринимала.

–Бесполезная! – хохотали среди вампиров, и никакого сострадания в их смешках не было – Крытка Малоре мешала всем. Даже жизни.

            Томас спустился со своего возвышения, сам принял факел и сам поднёс его к костру. То же повторили и другие слуги с трёх сторон. Запылало нервно и бешено, запахло осиной и ещё чем-то едким, страшным…

            Крытка не сопротивлялась. Можно было без  труда видеть её лицо – беззащитное, затравленное, и прикрытые глаза. Пламя лизало её ноги, подступало, но вампиры на тои  вампиры – они горят не так как люди.

            Они вспыхивают вдруг в один миг, точно столп света и огня проходит через их поганые тела, прошивает насквозь небо и землю своим мостом через ничтожную грешную зажившуюся плоть и вот уже ничего не осталось – только чёрный дым и обугленное, рассыпающееся на глазах тело.

            Крытка Малоре взвизгнула на самый короткий миг и этот визг столп огня унёс куда-то вверх, может и впрямь – на Небесный Суд?

            Зенуним замутило – она никогда не видела прежде как горят вампиры. Амар тоже отвёл глаза – он уже видел подобное, но это всё ещё было страшно. После костра у людей остаётся хотя бы плоть, какие-то куски, что-то, что можно похоронить. А от вампиров ничего не остаётся.

            Ветер подхватил прах Крытки Малоре и взвил его в небо. Толпа охнула единым порывом – неделю будут пересуды, не меньше, зато власть Престола непоколебима – они и впрямь уничтожили тёмную тварь.

–И так будет с каждым! – сказал тот, кто назвал себя Томасом и вдруг, словно угадывая присутствие вампиров, повернулся в их сторону, простёр руку, – с каждым, кто отдал себя тьме!

            Он не мог их видеть, не мог! Но будто бы видел. Толпа зашевелилась, поворачивая головы за рукою слуги Престола.

–Уходим! – сказала Зенуним. Она не могла приказывать, но тут уже было не до веселья. Она ощутила впервые за долгое время угрозу. И от кого? От смертного?!

            Но это было так. Страх, давно забытый, презренный людской страх охватил её и она отчётливо поняла: та, что мешала всем, была лишь началом!

–Уходим, живо! – повторила Зенуним, на этот раз в её голосе прозвучало уже что-то паническое и она, не дожидаясь, последуют ли за ней другие, рванула в лесную чащу, нисколько не заботясь о том, как это выглядит для неё, для советницы позорное бегство от смертного.

Глава 17. Предатель, вино и ещё одно убийство

–Это абсурд! Это совершенный абсурд! – ярость Марии Лоу была вполне понятна и объяснима. Любой боится неизвестного, даже вампиры не исключение.

–Тем не менее, это правда, – Зенуним стояла среди членов Совета  –  ради такого случая собрались всем составом. Взглянуть на Зенуним было страшно: от молодой уверенной и ловкой на выводы вампирши ничего не осталось, вся её удаль и вся её сила остались где-то там, позади, у костра, забравшего посмертие Крытки Малоре.

–Давайте решать вопрос, а не рассуждать о правде и неправде? – предложил князь Малзус. Среди всех собравшихся он единственный остался полностью спокойным. Во всяком случае, держал лицо куда лучше даже принца Сиире, который не удержался от восклицания. – Давайте к фактам? Первый факт – Крытка Малоре была дружна с лордом Агаресом, уважаемый Влад Цепеш сообщил нам об этом не столь давно.

            Цепеш, почувствовав на себе взгляды, коротко кивнул:

–Да, Крытка Малоре сообщила мне о том, что иногда виделась с Агаресом, но ничего толком не могла объяснить. По её рассказу выходило, что они чуть ли не о деревенской жизни беседовали.

–Благодарю, – кивнул Малзус, – и лорд Агарес пропал?

            Пропал…

            Цепеш не удержался от злого взгляда на герцога Гриморрэ – да, для Совета они оставались в прежних отношениях, но Влад не мог больше доверять ему. Он уже жалел о том, что в своё время поручил свою тайну именно Гриморрэ. Теперь выходило так, что и Гриморрэ мог быть замешан в исчезновении Романа Варгоши!

–Пропал, – подтвердил принц Сиире, – полагаю, надо позволить его вампирам выбрать себе нового хозяина. Во всяком случае, пока участь лорда Агареса не будет решена. Он ещё не ответил нам за Романа Варгоши, напомню вам!

–Который тоже пропал! – кивнул Малзус, – я помню, принц, и поддерживаю ваше предложение. Господа, дамы?

            Проголосовали единогласно: пока лорда Агареса нет, а его участь не решена окончательно, вампиры должны получить контроль в новом лице. Хотя бы временный.

–Каждый из них должен быть подвергнут допросу, – хмуро промолвил маркиз Лерайе, и это вызвало вялую дискуссию. Вступаться за вампиров, тем более за чужих – себе дороже. Но как иначе? Кто-нибудь из них мог действительно что-то знать о местонахождении своего господина, мог иметь какой-то намёк, но не понять его, а Совету нужна правда, а в поиске этой самой правды методов выбирать не приходится.

            Словом, вялая дискуссия пришла к единогласию: каждый вампир, служивший под началом лорда Агареса, должен быть подвергнут допросу, в дальнейшем, в качестве извинения, каждый из них получит право выбрать самостоятельно себе нового господина, пока участь прежнего не будет решена.

            Этого было мало, но это было лучше, чем совсем ничего. Это был сдвиг.

–Теперь дальше – Роман Варгоши. Где может быть Роман Варгоши?

            На самом деле, только один из присутствующих на этом заседании вампир знал расположение Романа Варгоши – принц Сиире. Но поскольку заподозрить его в похищении и укрывательстве такого ничтожного вампира было нельзя, то никто и не вслушивался в его вялые ответы, кроме, пожалуй, герцога Гриморрэ, который Сиире не доверял всё больше, и которому, по иронии судьбы, одному было известно расположение лорда Агареса.

            Что-то мог подозревать ещё и Цепеш, конечно, но он уже не верил Гриморрэ, а потому и сторонился своих подозрений, чтобы окончательно не разочароваться в своём недавнем доверии к нему. Что-то ещё мог знать маркиз Лерайе, пославший на добычу бумаг Цепеша орда Агарес, но тот точно ничего не скажет, да и заподозрить этого мрачного недружелюбного вампира?..

–Значит, пока придерживаемся той версии, что Роман Варгоши и лорд Агарес действуют как сообщники и могут знать местонахождение друг друга. Значит что? поиски надо продолжать.

            После спора, уже более оживлённого пришли к следующему раскладу: каждый из членов Совета выставляет по одному вампиру для поиска негодяев, все вампирские логова проверяются, Совет допрашивает всех вампиров, служивших Агаресу…

–А ещё Зенуним выходит из охоты! – провозгласила Мария Лоу.

            Звенящая тишина наступила всего на краткий миг, пока поднималась со своего места Зенуним – она, член Совета,  и её отстраняют от охоты, в которую она сама себя не так давно поставила?

            Но Зенуним поднялась и согласилась с Лоу:

–Я столкнулась с человеком, который уничтожил вампиршу. Пусть не самую лучшую, но всё-таки вампиршу. Возможно, он знает о нас. И знает куда больше, чем мы хотели бы. В этот час я нужна своим вампирам, полагаю, как и нужны другим членам Совета выставленные ими изначально охотники.

            В общем-то правильно: Цепеш лично уже жалел о том, что послал Амара от себя, надо было взять кого слабее! Амар – верный слуга, самый нужный. Так что выходка Зенуним очень кстати, но Мария Лоу истолковала её по-своему и не преминула заметить:

–Нам всем порою свойственно пугаться. Это нормально.

            Зенуним так взглянула на Лоу, что Самигин, сидевший между ними, предпочёл вжаться в стол – ему почудилось, что Зенуним сейчас нападёт.

            Но она не напала. Она сдержалась и предложила обсудить гибель Крытки Малоре:

–Всё-таки она была одной из нас.

–Туда ей и дорога! – Самигин не преминул высказаться. Теперь это было безопасно.

–Я вот чего не понимаю, – Сиире не отреагировал на выпад Самигина, – как так вышла, что Крытка – слабая вампирша, но всё-таки вампирша, попалась смертным? Половины даже её силы хватило бы, чтобы вырваться из плена! Но она сгорела. Почему?

            Это были уже настоящие вопросы. Если исчезновение Варгоши и Агареса ещё можно было притянуть к тому, что они оба просто боялисьь расплаты за свои преступления, то гибель Крытки – это что-то неясное. Даже если опустить рассказ Зенуним о чувстве страха перед, прости тьма, смертным!

–Что мы знаем про этого Томаса? – в дело вклинился герцог Гриморрэ. Он вёл себя так как всегда, словно не было между ним и Цепешем недоверия, словно и он сам по-прежнему с теплотой относился к принцу Сиире и ни в чём того не подозревал. – Есть его биография?

–Только краткая, – Цепеш не хотел отвечать именно Гриморрэ, но избегание ответа, когда именно у него ответ и был, было бы ещё хуже. Это было бы впадением в детство.  – Амар, прошу тебя…

            Цепеш сделал знак своему слуге и тот, не удивившись, ловко и тихо проскользнул вокруг всего стола, перед каждым из сидящих за ним укладывая сшитые между собой листы. Между прочим, это было инициативой самого Амара – он понимал, что его Хозяин захочет узнать о странном слуге креста больше и поспешил опередить его желание.

–Это то, что известно на сегодня, – объяснил Цепеш.

–Немного! – мрачно отозвалась Мария Лоу, разглядывая первую страницу.

            Почти все члены Совета с большим или меньшим увлечением разглядывали уже поданную копию. Только Зенуним осталась сидеть, не трогая первого листа – она была уверена, в этих листах нет ничего о причинах обуявшего её страха, а ведь она точно знала что почувствовала ужас, настоящий ужас!

–Всё что имеем, – ответил Цепеш. – Итак, Томас Авила, больше известен как Томас – слуга Креста уже шестой год. Прибился к Святому Престолу и сразу же начал восхождение. Имеет сан священника, экзорциста, но специализируется на выездных, так сказать, работах.

            Цепеш поморщился против воли. Что-то во всём этом не вязалось, но он не мог понят что именно.

–Разумеется, этот человек не женат, про его семью сказать что-либо пока нельзя. Похоже, он одинок, может быть по своей воле, а может быть, от него отреклись его родственники, кто знает?

–Не вдохновляет, – признал принц Сиире.

–Был священником в Вальядолиде, в Леоне и Сеговии. К слову…

            Цепеш прервал свой мрачный доклад и взглянул через весь стол на одного из самых редких гостей заседания – на вампира Эрнардо.

            Эрнардо Пульгар как раз был распорядителем перечисленных Цепешем земель, но вся проблема была  в том, что он был таким же распорядителем этих земель, каким и членом Совета – то есть никаким, практически отсутствующим и не снисходящим до обязанностей. Все дела он перепоручал верным своим вампирам, а сам размышлял о природе вещей, писал стихи, говорили, что даже открыл театр в своей резиденции.

–Я подниму информацию, – пообещал Эрнардо и это означало, что он непременно забудет и надо будет ещё три раза напомнить, чтобы получить хоть что-то. Вампир хороший, очень сдержанный, очень милосердный, порядочный, он чтил закон, но как руководитель, распорядитель и просто управляющий – отвратителен.

–Любой руководитель, управляющий и распорядитель, это, прежде всего, тот, кто умеет быть жестоким и не боится наживать себе врагов. А я боюсь! – в хорошие минуты объяснял Эрнардо Пульгар о своём мировоззрении.

            Регион был спокойный, за вампирами там никто не гонялся, а Эрнардо собирал вокруг себя законопослушных, чтущих законы вампиров, поэтому проблем не возникало.

            До этого дня.

–Благодарю вас! – Цепеш не удержался от смешка.  – А что касается Томаса Авилы…ну, пожалуй, это вся его биография, которая нам пока известна.

–Если это всё, – Зенуним подала голос, – то почему этого не написано на одном листе? К чему всё это?

            Она ткнула пальцем на сшитые листы перед собой, другие за столом тоже зашевелились.

–А, это! это не совсем биография, – признал Цепеш, – но я позволил себе вложить и эти листы.

–Это имена, – Сиире уже раскрыл другие листы, – что за имена?

–Это список тех, кого казнил Томас Авила, – объяснил Цепеш. – Те, кого он сжёг, утопил, замуровал в стену живьём, ну, если захотите, могу рассказать подробнее.

–То есть как ты, только большая часть из этого по-настоящему? – Гриморрэ не изменил себе, и, хотя Влад Цепеш был зол и недоверчив по отношению к герцогу, всё же не удержался от улыбки. На какой-то миг Владу даже захотелось, чтобы невиновность Гриморрэ была доказана, и чтобы всё стало как прежде.

            Чтобы вернулось доверие.

–Просто садист, который кошмарит народ, – вынес вердикт Самигин. – Ну а Крытка…что ж, убил и убил. Я всё ещё не вижу проблемы.

–А она есть, – не согласился князь Малзус. На этот раз он опередил Цепеша, уже открывшего рот для объяснений беспокойства. – Если честно, я вижу здесь три знакомых мне имени. Три женщины из числа практиков. Они не были ведьмами в широком смысле слова, но имели определённые способности.

–Всё так, – подтвердил Цепеш, – в этом списке есть и множество других имен. Те, кто практиковал магию, те, кто гадал и у него сбывалось, пара ведьм настоящих, маги, целители, и, как мы теперь можем добавить, вампиры. Если верить спискам, то большая часть казнённых, если не полностью, то наполовину принадлежала определённым силам. Надо признать, что у Томаса Авилы есть сила чуять тех, кто стоит близко к нереальному и побеждающему людское. И вот это уже повод задуматься.

–Совпадение! – уверенно возразила Мария Лоу. – Каждая баба знает какие травы запарить от желудка. Это же не делает каждую бабу ведьмой?

–Может и так, – принц Сиире вступился, опережая Цепеша, – но случай с Крыткой Малоре доказывает, что смертные не всегда слабы. Этот Томас явно знает больше!

–Знает и как будто чувствует, – вставила Зенуним. – Мы были скрыты от людских глаз, а он будто бы нас видел!

–Может и сам он с каким-то завихрением типа силы? – предположил Самигин. – Но, в любом случае, он всего лишь смертный! Мы что, теперь ещё от смертных шорохаться будем?

–Не шорохаться, а остерегаться! – поправил Лерайе, – мы не знаем его. Кем он был до вступления в слуги Престола, Цепеш?

–Этого я не знаю, – признал Влад. – Мои источники не нашли ничего о его детстве и юности. Он как будто бы и не жил до вступления в сан.

–Но ведь так не бывает! он где-то учился. Кто-то должен знать о нём больше. Где его родители? Кто они? – Мария Лоу прятала панику в голосе, но все уже не первый  год её знали и чувствовали, что вот сейчас в Лоу рождается испуг.

–Поступим проще!  – Сиире призвал к миру и тишине, обрывая начавшийся шум и перебранку, – он смертный, так? если смертный прознал некоторые вампирские ловушки, это его дело, в любом случае, тайна эта далеко не уйдет. Кто всерьёз будет верить в вампиров. Верно говорю?

–Что вы предлагаете, принц? – с непередаваемой иронией спросил герцог Гриморрэ и Цепеш снова улыбнулся протии воли – ему отчаянно не хватало поддержки герцога, его дружбы.

–Я предлагаю назначить посла от вампиров. Того, кто встретиться с этим господинчиком и посмотрит, из чего тот скроен. Посмотрит и доложит. Чего мы будем гадать и прикидывать, если у нас кроме страха Зенуним и смутной биографии ничего нет?

–Прошу вас, не упрекайте Зенуним за страх! – возмутилась Мария Лоу, но её заступничество носило унижающий, едкий характер. Зенуним не могла ей пока ответить – упрёк был справедлив.

–Кто пойдёт? – спросил Сиире, – кого назначим?

            Молчание было едким. Идти кому-то из членов Совета? Не мелковато? Не много ли чести для какого-то слуги креста?

–Я пошлю своего, – вздохнул принц Сиире, – никто не против? Нет?

            Пришли к единогласию. Да, так всегда проще – пусть кто-то сходит и прояснит ситуацию. А Бертран вампир немолодой, уже повидавший разных чудес, если что, он и разберётся с этим смертным.

            Пусть идёт Бертран!

***

–Редко люди так хотят меня видеть, что приходят в ночи, – Томас приветствовал ночного гостья с холодной улыбкой. По нему, впрочем, нельзя было даже предположить, что он устал или ложился спать или вообще был поднят с постели. Его костюм был также чёрен и чист, как и утром, волосы лежали аккуратно, и не было в его лице никакой помятости, беспощадно наносимой днём. Всё, что Томас Авила сделал при появлении нового гостя, и единственное, что могло служить каким-то знаком о прерванном отдыхе – отставил в сторону кубок с вином.

–Простите за беспокойство, – извинился Бертран, склоняясь перед слугой креста в почтительном поклоне, который сам принимал за крестьянское приветствие.

            Он одновременно оглядел и комнату, в которую его привели, и самого владельца её – ему нужно было сделать как можно больше выводов, напрямую, с глазу на глаз поговорит со странным человеком, который легко победил вампиршу.

–Проходите, – предложил Томас, и даже пододвинул сам стул к Бертрану, но на этом его радушие кончилось, так как вина или даже воды Томас предлагать не стал.

            Бертран уселся, продолжая играть свою роль. Он был крестьянином и держал это в голове. Его привёл сюда «испуг» – тщательно продуманная история, сотворённая членами Совета. Бертран должен был рассказать о том, что в его деревне, что выше по реке, завелась колдунья, которая, возможно травит скот. Прикрытие, конечно, слабое, но оно было рассчитано на человека фанатичного и этим можно было объяснить приход Бертрана именно ночью – всё-таки в свете дня вампиры могут себя случайно выдать и Томас может оказаться внимательным.

–Так что вас привело, господин?..– спросил Томас, в свою очередь оглядев простую крестьянскую одежду своего гостя.

–Я Бертран, – тут лгать смысла не было. Имя еще не определяет принадлежность к вампирской сути. – Я живу в деревне, что вверх по реке.

–Так, ну и? – Томас не оставил без внимания ни манеру Бертрана сесть на стул, ни скрещенные его ноги, ни руки…

            «Таких рук не может быть у крестьянина!» – подумалось Томасу, и он сразу всё понял. Теперь был его черёд играть.

–У нас в деревне происходит что-то странное! – горячо заверил Бертран, не подозревая о том, что его уже разоблачили, в отличие от самого Бертрана, Томас справлялся со своими задачами. – Мне кажется, в моей деревне есть ведьма!

–Ведьма? – переспросил Томас и холодная, ни разу не сделавшая его лицо приятнее улыбка разорвала его тонкие губы.

–Ведьма! Там женщина…я видел у неё в доме травы. Она бормочет что-то. Почти всегда бормочет. И животные…у нас умерло три свиньи, а ещё…

            Бертран вдохновенно лгал, и Томасу пришлось призвать на помощь всю силу воли, чтобы не расхохотаться ему в лицо. Деревню вверх по реке он знал. Вампиры, пославшие Бертрана, конечно, тоже. Но они навещали её редко, а Томас был буквально накануне. Он чувствовал местную атмосферу, ничего не слышал ни о каких свиньях, о ведьмах и вообще не встречал никого, кто был бы напуган какой-либо ведьмой больше, чем приходом слуг креста.

            «Руки свинопаса!» – со смешком подумал Томас, ещё раз оглядев тонкие пальцы и чистые, нетронутые грязью хлева и тяжёлым трудом руки своего гостя. – «Даже обидно, хоть бы постарались немного!»

            Но Бертран продолжал лгать, он подбирался к нужному ему вопросу:

–Ведь вы, говорят, сразу всю нечисть чуете? Что дана вам сила небесная врагов видеть…

–Кто говорит? – спросил Томас и приложился к отставленному несколько минут назад вину. Церемониться смысла не было. Того, кто пришёл к нему, вино не интересовало. Как и самого Томаса когда-то, когда он предпочитал пить кровь.

            Кровь и только кровь.

            Это было давно. С тех пор утекло в Ничто много крови.

–Ну…люди.

            Бертран потерялся от вопроса. А может сыграл растерянность? Томасу хотелось, чтобы лучше он сыграл, а то выходило слишком обидно – как же они не ценили свою же дурочку, раз не оценили настолько его силы?

            Ей-богу, он начинал уже думать, что даже вампирам была выгодна гибель этой блаженки!

–Скажите, Бертран, а вы сами когда-нибудь были связаны с чем-то мистическим или магическим? – присутствие ночного гостя Томаса больше не забавило, у него резко испортилось настроение.

–А? я? никогда! – пылко отозвался Бертран. – Я никогда не связан был ничем с тьмой!

            С тьмой, вот именно, с тьмой. Любой служитель креста или Святого Престола знает, что «с тьмой» – именно так, могут солгать лишь те, кто с нею связан. Человек чистый скажет «со злом» или «с дьяволом». Но во тьме нет дьявола, и слуги тьмы это явно знают, а потому и отрекаясь от неё, сами себя выдают.

–Может, ты ещё и по всем канонам живешь? К обедне ходишь, жертвуешь?.. – теперь Томас откровенно издевался и Бертран что-то почувствовал.

            Но списал на панику и ответил с возмущением:

–Конечно, а как же! хожу! И посты соблюдаю, и жену в строгости к постам держу, и детишек… так вот, говорят, что вы…

–А осени себя знамением, – предложил тихо Томас и жадно впился взглядом в лицо ночного гостя, вызвав в нём усиление смущения.

            Одно дело слова, другое дело – ледяной, беспощадный взгляд.

–З…зачем это? – ещё один признак тьмы. Что стоит выступлений простое действие, которое должно быть заученным, судя по предпоследним фразам?

–А покажи как делаешь, – усмехнулся Томас. – Я делаю это вот так.

            Он легко осенил себя крестным знамением, при этом глаза его не только не отвели своей беспощадности от лица Бертрана, но даже не моргнули.

–Да я сам люблю, в одиночестве, как приходишь один…

            Бертран пытался выкручиваться. Неладное ширилось в его ощущениях, он понимал, что кажется увязает, но не мог понять в чём? Перед ним был всего лишь человек, который не спал в этот поздний час и был собран, точно вовсе не нуждался в отдыхе.

–Покажи! – легко, точно веса в нём не было вовсе, не было никакой тяжести в его теле, Томас поднялся со своего места. Бертран поднялся следом, понимая, что схватки ему не избежать. Вернее – не избежать ему убийства.

–Это радикальный, но метод, – сказал принц Сиире, отправляя Бертрана на встречу с Томасом. – Если не будет выхода, то убей его и закроем этот вопрос, всё равно перед Святым Престолом отвечать.

            И это было тоже единогласно.

            Но они не знали, они были слишком самонадеянны, чтобы перестраховаться и всерьёз принять страх Зенуним. А он возник не просто так. он был обоснован. Но они этого не поняли, они слишком высоко залезли и отдалились от людей, и теперь Бертран, не понимая происходящего, мог видеть как полыхнули красные огоньки в глазах Томаса.

            Не людские огоньки, не вспышки бешенства и триумфа, присущие фанатику, а вампирские.

–Вы-ы…ты…– у Бертрана пропала всякая уверенность и связанность слов, зато сработал инстинкт и он выставил перед собою щитовую вампирскую защиту.

            Но Томас смял её как лист бумаги, даже не посчитавшись с этой попыткой, а в следующее мгновение настиг уже и самого Бертрана. Завязалась короткая, но безобразная драка, в которой людское зрение не могло бы ничего разглядеть – только мельтешение рук и ног, да ещё клочки чего-то чёрного, тягучего – это Бертран пытался обернуться летучей мышью и поспешить с докладом в Совет, но Томас не дал ему такой возможности и подрал его в клочья.

            Но вскоре всё было кончено.

–Элмар, подай мне коробку! – приказал Томас, поднимаясь с пола. Тело вампира Бертрана ещё дергалось у его ног, но безнадёжно распадалось, сожжённое прикосновение перстня Томаса – этот перстень он сам освящал в Священном Пламени Святого Престола, удивительно ли, что на такое оружие Бертран не рассчитывал?

            Тело рассыпалось, но это не устраивало Томаса. Элмар чего-то медлил и никак не шёл, смертный, что с него взять? И надо было действовать самому. И тогда Томас, призвав на помощь вампирскую силу, рванул голову от тела.

            Голова Бертрана распахнула глаза, глядя на своего убийцу и посмертного мучителя, но не смогла ничего сделать – мгновение и она уже отделилась от тела с уродливым хлюпающим звуком.

            Тело рассыпалось. Голова, оторванная от прочей плоти, уцелела.

            На это Томас и надеялся. Потому и торопился.

–Я зде-е…о? – у Элмара пропал дар речи, когда он увидел царящий беспорядок на полу – гору праха, пыли и чего-то смрадно-серого, а ещё голову в руках того, кто безнаказанно давал Элмару издеваться и мучит людей.

–Подай коробку! – велел Томас и Элмар покорился, не задавая, как и следует хорошему слуге, лишних вопросов.

            Томас опустил голову, всё ещё моргающую и хлопающую глазами в коробку, закрыл её крышкой и велел:

–Передай в почтовую лавку. Разумеется, говорить о том, что в ней, не надо.

–Куда отправить? – деловито осведомился Элмар, привыкший к разного рода поручениям.

            Томас кивнул, признавая правоту прислужника, и торопливо вывел на чистом листе нужные строки. Это послание не только к Владу Цепешу, не к его людям, которые знают, что служат не-человеку, но и ко всем вампирам.

            Томас идёт по их следу. Томас найдёт каждого.

–Ловко вы! – Элмар позволил себе восхищение. – Я бы так не смог.

–Тебе и не надо, – Томас взял так и недопитый пока кубок. Вино приятно горячило его нвавечно мёртвую проклятую плот. – Элмар, нельзя ли кого-нибудь прислать, чтобы убрать этот беспорядок?

            Элмар закивал, что, мол, можно, проблемы нет.

–Отлично, – Томас отставил пустой кубок в сторону, – тогда я иду спать, а ты займись. Завтра будет тяжелый день.

            И он пошёл прочь, совершенно не нуждаясь во сне и отдыхе, но неизменно привязанный к этим людским привычкам.

Глава 18. Закрывайте на ночь двери!

–Эва! Ну где ты? – Регине хотелось просто сесть и зарыдать от усталости. С тех пор как скончался её муж, оставив её вдовой с двумя детьми, у неё не было ни одного светлого дня. Урожай гиб, в доме завелись крысы, потом пошли плесенью углы, весною чуть не умер Морко. Но если сына Регина выходила, влезла в долги перед половиной деревни, но выходила, то вот что делать с остальным, она не знала.

            Дом слабел, слабел огород, слабела сама Регина – она была ещё молода, но тяжёлый крестьянский труд пригибал её к земле раньше срока, а ещё – и это было самой страшной тайной – в последние две недели Регина тяжело ходила.  Каждый шаг давался с болью, ей казалось, что в её стопе образовался какой-то противный шарик, мешающий ей двигаться как прежде. Иной раз наступить было совсем нельзя, и тогда Регина мужественно собиралась идти к целителю. Но в другой вроде бы вполне терпимо и Регина решала, что надо бы подэкономить и потерпеть, а там – быт может – оно пройдёт как-нибудь.

            Регина прикладывала тёртые корешки и перевязывала стопу, чтобы легче было. иной раз будто бы и становилось, но всё это могло бы вылиться в тяжёлые и мрачные последствия в недалёком будущем.

            Но сегодня было терпимо передвигаться. Пугало другое – старшая дочь – Эва. В отличие от своего брата, девочка была настоящим вьюном и пропадала по всей деревне. Раньше бы Регина только махнула бы рукой – пропадает, и ладно, там подкормят, тут перехватит, всё легче. Но в последнее время, с возвращением короля (да будет его правление долгим), после гибели его дочери, после приезда слуг Святого Престола отпускать девочку казалось Регине неразумно.

            Кругом завелась нечисть. Поговаривали, что дочь короля убил вампир. Регина бы в это не верила, но король привёз Слуг Престола и те начали искать не ведьм, а вампиров. И даже кого-то сожгли недавно – Регина не пошла, и Эву не пустила, хотя та рвалась, всё ей, дурной голове, было интересно.

–Опасно, опасно это! надо дома сидеть, на глаза не попадаться! – в сотый раз втолковывала мать, но Эва только хмурилась, не понимая, чего опасного вокруг? Та же речка, тот же лес, та же тётушка Нанделла, у которой всегда есть пирог с яблоком или каша с грибами, и та же бабушка Роза, которая рассказывает страшные истории, и старый рыбак Йелле, у которого собирается вся детвора – он знаток рек и озёр, и всегда интересно помогать ему чинить сети, пока он рассказывает истории. А какую он варит уху! Воды наливает Йелле мало, чтобы рыбный аромат плотнее был, рыбка в супе мелкая, поблескивает боками, играет, да пара картофелин, да лук…  сочетание простое, а всё-таки есть что-то такое в этом супе, в самом запахе, что даже если не хочешь есть, даже если сыт, всё равно не отказаться от котелка. Йелле это знает, его супа всегда хватает на всех, никто не отказывается, а Эве двойную порцию.

            Добрый рыбак Йелле.

            Сейчас, правда, детвора всё по домам сидит и Эве это непонятно, для неё ничего не изменилось. Тише только разве стало? Но разве же повод это дома сидеть? Она наспех матери поможет, дом прометёт да двор, покормит кур, какие ещё не взяла хворая, пронесётся к речке, да свободна. Вьюнок!

            Болит сердце у Регины за дочь. Вот сын – на радость! Тихий, скромный, дома и сам сидит, не рвётся. Регина пока была в здоровье, сама его чуть не гнала из дома, сходи, мол, погуляй, а он лишь отмахивался – неинтересно ему.

            А вот Эва…

            Уж и бранилась Регина, и запрещала, и плакала, а толку? Всё этой девчонке не по делу. Всё      этой девчонке не сидится. Вот и сейчас – ступать надо осторожно, пока нога не заболела сильнее, а Эвы опять нет. Морко признался мрачно:

–Ты, мама, пока была у тёти Нанделлы, она и убежала. Сказала, что ей надо щенков посмотреть.

            Регина только вздохнула, да на двор пошла – может и докричится? Может видел кто чего? Каких щенков? И отлучилась-то на полчаса до Нанделлы, муки у неё спросить на лапшу, да пока дошла на ногах своих, пока там передохнула…

–Эва?! Эва-а!

            Жалобно позвала Регина непутёвую дочь, да сердце сжалось как от предчувствия дурного. Жалко ей стало и себя, и детей, и жизнь саму непутёвую. Ну что ж такое7 никто из них ничего хорошего не увидел да и неизвестно – увидит ли?

            Этот месяц Регина ещё протянет – у неё всё подсчитано, помогают люди добрые, да только на доброте тоже далеко не уйдёшь. До зимы, быть может, лучше станет. А зимою что?

            Надо идти к управителю, в ноги надо пасть, а как пасть, если дом управителя на другой стороне деревни, а она на ногах едва стоит?

–Что, опять умчала? – Йелле как раз вовремя мимо прошёл. Увидел её, кивнул.

–Не видел её? – безнадёжно спросила Регина

–Не видел, – признался рыбак, – но наверняка встречу, скажу, чтоб домой шла. Недобро сейчас шляться одной.

–О том и речь, – вздохнула Регина, – учу её, учу. Всё об камень! Не слушает, не желает, всё ей не сидится дома. Ну вот что с ней делать?

–В город пошли на будущий год. У ней натура подвижная, – Йелле говорил серьёзно, точно и сам уже думал, куда пристроить девчонку, – нечего ей у нас здесь делать, пусть мастерство осваивает. Швейное там или лечебное.

            Регина и сама думала о том. Но думала так, испуганно. Знала – не потянет она дочь снабжать даже хлебом, а куда на хлебе уйдёт молодое, едва начавшее зреть, тело?

–Не тушуйся, – Йелле и здесь угадал её мысли, – поможем, что ж мы, не люди какие? Опасно, конечно, да страшно, но, думаю, сможем отправить её в город, там пристроит в мастерскую, глядишь – в рост пойдёт.

            Задумалась Регина. Всерьёз задумалась о том, как повезло ей жить в мире добрых людей, как несчастна и незавидна судьба вдовья, но всё же – надежда есть. Не забывают люди! Может и впрямь сложится чего?

–Пойду, Регина. Твою увижу – пошлю к тебе.

            Так и ушёл Йелле. Регина ещё немного постояла у порога, да тоже в дом пошла. Недаром же муку брала у тётушки Нанделлы – надо похлёбку готовить. Дело это спорое – продуктов толком нет, подготавливать и нечего, ещё и Морко помогает и  движения его уже аккуратны, заточены под чистку овощей.

            Он серьёзный и тонкий, Регина часто думает о том, что его надо бы подкормить, да только как и чем? Тут концы бы с концами свести. Его бы тоже в город, в подмастерья бы отдать, да ведь и этого не потянуть. Разрывается материнское сердце. Смотрит Регина на детей своих, на дом их шаткий, да понимает – одна она им в опору и осталась. Никому другому до них дела нет.

–Мама, может лапши больше сделать? – спросил Морко. – Ну, чтобы в запасе была? Пока тётушка Нанделла муки дала…

            Маленький ещё, а уже наперёд думает. Довела жизнь! Но нельзя удивляться, нельзя ужасаться, нельзя волю давать отчаянию – в нём погибель.

–Так и хочу. Только…давай ты мне поможешь?

            С сыном Регине проще. Он покладистый и мягкий, но за него страшнее – что его ждёт? Эва в обиду себя не даст людскому злу, сопротивляться станет, а Морко?

–Смотри, раскатываем сначала, – деревянная скалка уже в трещинах, Регина смазывала её раньше жиром, чтобы не так заметно было, теперь лишь водой смачивает – всё одно – трещины. Но показывать надо, и она даже изображает веселье, Морко перехватывает её движение и очень вовремя – проклятый шарик в стопе ноет.

            Регина охнула даже от боли.

–Садись, мама, – вздохнул Морко, – тебе нужно.

            Ей отдохнуть нужно, поспать, к целителю, в самом лучшем раскладе в постели поваляться бы, но куда там? Хозяйство, дети, дом… была бы Эва надёжнее, было бы лучше, а то она вьюнок лихой – что-то сделает, да убежит, а там уж на качество сделанного лишь рукой махнуть.

–Да куда уж мне! – горько произнесла Регина и спохватилась – нельзя сына такому учить, нельзя.

–Всё образуется, справимся, – возразил Морко, – я думаю летом пойти с Йелле на рыбную ловлю. Всё легче будет.

            Далеко лето, да и сейчас Морко слаб, и летом едва ли сильнее будет, если и переживут они зиму, конечно. Какая там ловля? Там ловкость нужна, быстрота. Эву бы туда, честное слово. а не слабого Морко!

            Но улыбнулась Регина. Улыбнулась надежде. Наивный мальчик её, но славный. Может бог её одну приберет, а детей пожалеет? Не виноваты дети ведь!

–А Эве бы учиться чему-нибудь дельному, – продолжал Морко, раскатывая пласт получившегося теста. Пласт выходил неровный, где тоньше, где толще, но Регина не стала его исправлять, пусть будет так как будет! Пусть учится. Пусть сам понимает.

–Да куда уж, сынок…

–Ну не в этом году, не в следующем, но здесь ей не то, – Морко рассуждал по-взрослому, и Регине было страшно от этого. Она осознавала в который раз, что пытаясь защитить детей своих, ничего не добилась, что познали они горести, и кто знает сколько ещё их ждёт несчастий? Хотелось ей уберечь их, дать им детство, но не могла она, не в её это было власти.

–Мама! – скрипнула старая, рассыхающаяся дверь (к ветрам надо забить её плотно), ворвалась Эва. В волосах солома, сама растрёпа…

–Явилась! – проворчала Регина, а Морко и не взглянул на сестру, продолжил раскатывать тесто. – Говорила я тебе – не ходи из дома лишний раз, опасно это!

            Эва пожала плечами. Чего опасного? Ничего опасного нет. А то, что Слуги Престола прибыли – так она их видела, люди как люди, и ничего нет дурного.

            Они же помогать приехали, а не грабить! Впрочем, и брать-то у них нечего.

–Где была-то? – проворочала Регина, уже не так сурово как прежде. Чего толку браниться с дочерью? Не переделать её. Если к десяти годам такою стала, дальше такой и останется. Не справишься, не изменишь.

–У Варко щенки теперь. Такие маленькие, смешные. У одного ухо…

            Эва уже и забыла про тревогу матери, про всё забыла, кроме щенков. Ей хотелось, всегда хотелось, чтобы и у них был один. Но куда там? Себя бы прокормить, а тут щенка ещё. Он маленький, виться будет, а матери и без того нелегко. Вот Эва и не заикалась даже о своём желании, зато к соседке бегала каждый раз, когда могла только, лишь бы на собак посмотреть её, а теперь и щенки добавились. Варко не заговаривала с ней о них, о том, что Эва могла бы взять, Варко всё понимала…

            Но договорить, выплеснуть свой восторг, Эва не успела. В дверь постучали. Странно даже было, что стучат. Дверь была такой рассохшейся и слабой, что все деревенские жители лишь открывали её настежь сразу, предварительно крикнув:

–Регина! Регина, это я.

            Значит, пришёл чужой.

            Регина подобралась, Эва примолкла, и Марко оторвался от своего занятия, которое уже отдавалось ему болью в  пальцах, но он мужественно терпел.

–Кто там? – пискнула Регина.

–Хозяева дома? – из-за дверей ответили холодным незнакомым голосом. Эва оглянулась на мать с испугом, кажется, до её детского сознания стало доходить слово «опасно».

–Дома, – Регина поднялась со стула и даже охнула, ноги отозвались болью. Марко, забыв о том, что руки его в муке, подхватил её. Регина зашипела от неожиданной боли, и сделала знак дочери, мол, открой дверь.

            Эва, бледная и непохожая на себя, приблизилась к дверям и распахнула их, стараясь, чтобы не отвалился кусочек от дверного косяка.

            Её взору предстал человек прежде ей незнакомый. И только по холодному его взгляду, да по форме его чёрной Эва догадалась, что это служитель Престола.

–Здравствуйте, – пропищала Эва, разом утратив весь свой азарт к жизни.

–Здравствуйте, – вежливо приветствовал девочку Томас – это был, конечно, он. – Могу ли я войти?

–Входите, – разрешила Регина, когда Эва просто молча посторонилась, а ость остался на пороге, вежливо дожидаясь приглашения.

            Служитель быстро поднялся по ступеням, прикрыл за собою дверь, равнодушно скользнул взглядом по убогой обстановке, по детям, по самой Регине, кивнул каким-то своим мыслям:

–Меня зовут Томас. Я служитель Святого Престола. Король Стефан не так давно обратился к нам за помощью, и мы прибыли, чтобы исполнить свой долг. Я вижу, что вам тяжело стоять, пожалуйста, сядьте.

            Регина послушно опустилась на стул. Покровительственный тон служителя озадачил её ещё больше, чем его визит.

–Нас в чём-то подозревают? – испугалась она, понимая, что ещё одного несчастья она просто не вынесет.

–Вас? – удивился Томас и демонстративно оглядел жилище, – пока не в чем.

            Его ответ был ясен. Он был не в словах, а во взгляде. Откровенное: это вас-то, убогих, подозревать?

–Чем мы можем помочь вам? – спросила Регина, чуть успокоившись. Она слышала, что иногда служители Престола слишком рьяно исполняют свои обязанности и хватают без разбора людей. Но всё это были слухи, лишь на мгновение колыхнувшие неверную её память. – Мы всегда живём по закону креста, и мы чтим нашего короля, и если мы можем что-то сделать…

            Она осеклась. Она прочла в его глазах насмешку – вполне, впрочем, объяснимую. Что она и два её несчастных ребёнка могли предложить в помощь?

–На самом деле, слышать это довольно отрадно, – Томас был всё ещё вежлив. – Не все принимают нас так радушно, опасаются за свои тайны. Но рядовые тайны нас не интересуют. Нас интересует нечисть и те опасности, что она в себе таит. Мы выступаем за безопасность людей. Мы ратуем за матерей, которые боятся ночи, зная, что в ночи ждёт ужас. Мы за покой и мирный сон. Но мы не можем сделать большего при сопротивлении.

–Сопротивлении? – Регина перестала понимать что-либо. – Мы вам не сопротивляемся.

–Вы? Нет. Но ваша дочь…– Томас перевёл взгляд на Эву. Эва юркнула к матери, прижалась к ней. Регина оцепенела, Морко приблизился к матери и сестре, показывая, что они едины, и что он готов защитить их как сможет, но Томас поспешил разъяснить:

–В этих лесах водятся твари, само существование которых противно для воли небес. Мы начали свою борьбу, но местные жители должны её поддержать, иначе все наши усилия уйдут в ничто. Мы требуем, чтобы родители сами пока следили за безопасностью своих детей, чтобы дети не появлялись поодиночке на улицах, чтобы без нужды не выходили из дома. Это, конечно, касается всех, но вы, кажется, и без того из дома не сильно-то и выходите. Так что я больше по поводу вашей дочери. Никто не может гарантировать её безопасности. Опасная, злая сила висит над этими краями, и мы готовы рисковать собой, чтобы эту силу изгнать обратно в породивший её мрак, но помогите нам, хотя бы немного образумьте своих детей!

            Его речь была пылкой, но глаза оставались холодными и равнодушными. Это было очень странное  сочетание горячей добродетели и ледяного спокойствия.

–Я говорила тебе! Говорила! – Регина отвесила лёгкий подзатыльник Эве, на которую в кои-то веки чужие слова произвели должное впечатление. Девочка ткнулась в колени матери и зарыдала. Регина положила ей руку на голову, утешая, жалость наполнила её сердце.

            Виновата ли Эва в том, что у неё просто подвижная натура? Не всем же быть такими как Морко.

–Я вас предупредил, – холодно подвёл итог Томас. – Ваш сын, кажется, более домашний… решать вам, но я рекомендую всё-таки соблюдать меры безопасности и не плодить нам новых трагедий.

–А кого сожгли Слуги Престола? – Морко, на которого Томас едва ли обратил внимание, вдруг подал голос. Он не трепетал перед слугой Престола, а был серьёзен, как взрослый и обращался к Томасу как к равному.

–Не Слуги Престола, а я лично, – уточнил Томас и едва заметно улыбнулся. – Мы сожгли вампиршу. Эта тварь пила кровь людей и скота, летала в облике летучей мыши и очень не хотела умирать. Но крест сильнее тьмы, а вера сильнее злобной силы.

            Морко был потрясён и молчал. Эва всё рпижималась к матери. Томас направился к дверям и уже у них остановился и сказал:

–Ваши условия паршивы, это даже без сомнений. Я полагаю, вы нуждаетесь в помощи?

            Регина только судорожно вздохнула.

–Как я уже сказал, мы защищаем людей, – объяснил Томас, – мы приходим на помощь тогда, когда можем. Я поставлю вопрос о вашем бедственном положении. До скорой встречи.

            И он ушёл, оставив после себя тёплое предупреждение, произнесённое холодным тоном и слова поддержки и надежды, брошенные с равнодушием.

            У Регины даже помутилось ненадолго. Слишком большой контраст был между словами и тоном, взглядом и предупреждением.

–Мамочка, я больше не буду! Не буду убегать. Буду сидеть дома! – обещала Эва, лишь сейчас успокаиваясь.

–Мы можем сходить к щенкам вместе, – вздохнула Регина, – только по пути мне надо будет отдохнуть. Ты не против?

            Эва не была против. Она была счастлива. Будущее счастье вытесняло из её памяти страшный образ и страшные слова Томаса. Понемногу она оживилась и даже помогла Морко оттереть стол от муки.

            А потом была похлёбка. Пресноватая (соль стремительно заканчивалась), но зато горячая, и с лапшой, и репой, и луком. И сухари к ней. И было тепло и уютно. И был рассказ о щенках у соседки…

***

–Как это произошло? – голос Томаса оставался прежним, но тот, кто знал бы его достаточно давно, сказал бы, что в тоне была досада. Такая досада, которая граничит с жалостью, но не переходит за эту границу. Жалость – это слишком глубокое чувство, досада – чувство более примитивное и тот, кто удерживает себя от проявлений чувств, остаётся на стороне примитивной досады.

–Ну как… – служитель Престола – Гвиди,  знакомый уже Томасу по множеству дел, был смущён и даже подавлен увиденным. Но слезливости не допускал, и за это Томас его ценил, – похоже, что работали вампиры. Видите? Крови совсем нет.

            Томас видел. Он вообще видел это лучше других.

            Растерзанное тело Регины, которая ещё днём имела надежду в сердце, лежала на полу. Уродливая рана на шее бросалась в глаза. Уже иссохшая рана, нанесённая голодным вампиром. Неумелым вампиром, который не умеет ещё кусать аккуратно.

            Или умелым, который не желает делать это аккуратно. В том и другом случае – у Томаса было только отвращение к подходу.

            В лачугу набилось слишком много народу. Тут был и Гвиди, дававший Томасу вводную, и сам Томас, и ещё пара молчаливых слуг Святого Престола, и писарь, старавшийся смотреть в сторону, и управитель…

            Под окнами стояли местные из числа смелых. Отвлекали.

–Погань, – мрачно отозвался Томас, оглядев тело Регины.

–Она всё равно мало бы прожила, – сказал Гвиди, – у неё на ноге скапливался гной. Наверное, ей было больно ходить, а к целителю не шла. Экономила, похоже.

–Ну и?

–Ноги бы лишилась вскоре, – объяснил Гвиди. – Это как заражение. Сначала больно, потом чернота по пальцам и выше, выше…

            Томас поморщился – подробности людского его не интересовали.

–В доме бедно, не думаю, что что-то могло пропасть. Скорее всего, тварь залезла подкрепиться, – продолжал выводы Гвиди.

            Это видел и сам Томас. Что тут брать-то?

–Ещё тело, как сообщили нам – это её сын, – голос Гвиди был металлическим, он кивнул в сторону управителя. Гвиди тоже пришлось измениться, стать более бесчувственным к людскому горю, чтобы от этого горя людей и защищать.

–Да, это он, – Томас кивнул. Он узнал это маленькое тело – сейчас опустошенное и ставшее ещё более мелким.

–Боже…– простонал управитель и лишился чувств. видеть мёртвую Регину одно, а видеть мёртвое дитя – что ж, это куда страшнее.

–Вытащите этого идиота! – ответствовал Томас, не оборачиваясь. Он привык к людским слабостям. Привык к ним со стороны, а для себя старался их отвергать.

–Чудовище, скот, не иначе, – сказал Гвиди, – ну вот крови-то в ребенке!

–А девочка? – вдруг спросил Томас. –  У неё ведь была ещё дочь.

            Гвиди оглядел два тела, словно проверяя нет ли среди них тела девочки, затем мрачно кивнул и вышел на двор, чтобы отдать приказ.

            Томас задумался – девочка! Куда она делась? Убежала? Хорошо, если так. а если её забрали как подкормку? Нелогично. Сколько крови в ребенке, который недоедает? Лучше бы управителя забрали тогда, что ль! Вон он, какой плотный и грузный.

            И всё же…

–Ищут, – отчитался Гвиди, появляясь в дверях.

–Окна чистые, не битые. Как вампир попал сюда?

–Двери открыты, – объяснил Гвиди с тихой ненавистью. – Оказывается, здесь так почти что принято. Видать, у этих так и было!

–Сколько же раз было сказано о том, что двери надо на ночь запирать! – Томас вздохнул, – а толку в словах? Хоть палкой бей, хоть штрафуй, всё одно – не думают эти…

            Он осёкся. Хватит откровенности.

–Нашли! – на его спасение послышались голоса. И действительно, очень скоро, в лачужку внесли Эву. За ней ворвался старик с воплем:

–Пощадите ребёнка! Не дам, не пущу!

            Это был старый рыбак Йелле, который изо всех сил пытался уберечь девочку от страшного зрелища.

–Выбросьте его! – тотчас последовал приказ Гвиди и старика спустили с лестницы. Милосердие – это не для борьбы со злом. – Она?

–Она, – Томас легко её узнал.

            Зато было неясно – узнала ли его Эва. Она не дёргалась в руках принесшего её служителя. Она висела тряпочкой в могучих руках его и только моргала. Она видела маму, видела брата, а может и не узнавала их.

–Тронулась? – с тревогой спросил Гвиди. Это было бы совсем некстати, но с детьми оно так, не угадаешь.

            Странно было то, что она уцелела.

–Не похоже, – Томас жестом велел поставить девочку на пол, и служитель покорился, лишь придержал её за плечи. – Эй, ты меня помнишь?

            Эва не посмотрела на него. Вообще не отреагировала. Так и продолжала смотреть вперёд и моргать.

            Томас выругался. Будучи и сам вампиром, он мог бы залезть в её голову, но это был бы совсем радикальный метод, применять который при лишних взглядах было бы совсем некстати. И потом – всегда есть риск, что от шока после такого вмешательства, да от шока после увиденного сознание человека помутится окончательно.

            Это бы Томаса не остановило, конечно, но это было бы нежелательно.

–Эва, ты меня помнишь? – поэтому Томас продолжил попытки достучаться до девочки. Он уже успел оценить – на её шее не было ран, значит, либо её отпустили, что интересно, либо она просто успела сама скрыться, что было бы понятнее. – Я приходил к вам вчера. К тебе и к твоей маме.

–Мама-а…– пискнула девочка совсем чужим голосом.

            Но хотя бы слово. Хотя бы не совсем её вынесло от ужаса.

–Эва, – Томас очень старался быть терпеливым, – ты помнишь что произошло ночью? Ты что-нибудь видела? Слышала?

            Молчание. Мрачный, невидящий ничего взгляд вперёд. Моргание.

–Отпустите ребенка! – громыхнул Йелле со двора, но, судя по смешкам и грохоту – безуспешно. Видимо, старика отправили пересчитывать ступеньки повторно.

–Нашёл время! – проворчал Гвиди. – Если это был вампир, он был вхож в дом. Вампиры не могут войти без приглашения.

            Это было понятно и ослу! Томас едва удержался, чтобы этого не заметить. Именно по этой причине он и ждал, когда ему скажут «входите», и дело тут не в вежливости, а в Тёмном Законе, который запретил появляться вампирам нежелательными гостями за пределами своих владений. Оттого вампиры и нападают на улицах чаще, чем в домах. Чтобы войти в дом, надо проявить выдержку и хитрость, надо втереться в доверие жертве, а это не каждому кровососу дано!

            Томас сдержался. Не надо злиться, не ровен час ещё глаза красноватым полыхнут, а Гвиди не идиот, сообразит ещё, объясняй ему потом, что он против вампиров, а не за них, и принадлежность тут не виновата.

–Эва…– начал Томас очередную попытку, но тут Эва тихо и разборчиво произнесла сама:

–Мама не закрыла на ночь двери…

Глава 19. Ужин, снова вино и голова.

–Девочка отказалась от еды, – сообщили Томасу.

            Новость была предсказуемой, но всё равно неприятной. Девчонка в одну ночь потеряла мать и брата, потеряла страшно – в дом пришло чудовище и для Эвы всё закончилось бы тоже печально, если бы…

            Она всегда была непоседой. Но не настолько вед, чтобы вырваться из дома в ночь? но тут ответа не было. Девочка отказывалась от еды, упрямо смотрела в стену и твердила:

–Мама не закрыла на ночь двери, всё началось с того, что мама не закрыла на ночь двери…

            Ничего больше она не могла объяснить, хотя в начале ещё пыталась. Она просто не помнила, что произошло ночью, помнила только то, что мама не закрыла на ночь двери и как сама она пряталась за поленницей. И страх.

            Томас, в конце концов, велел отстать от девчонки. Толку от её памяти? Даже если он залезет ей в голову, даже если вывернет наизнанку и она что-то явит ему – что он увидит? Чудовище, явившееся в их дом, было быстрее человека, едва ли оно показало себя полностью, а вызывать лишних подозрений Томасу не хотелось.

–Куда деть девочку? – Гвиди всегда подходил к вопросу конкретно. – Может быть стоит написать Святому Престолу? Пусть отдадут её в приют?

            Томас с трудом удержался от смешка. О да, приют при Святом Престоле!  Знал он, Томас, что это за приют, принадлежащий Марии Лоу – одной из тварей, одной из представительниц ненавистного Томасу отродья, одной из тех, кого он поклялся однажды уничтожить.

–Напиши королю Стефану, – решил Томас, подумав. Всё-таки девчонка не была виновата в том, что родилась человеком. Не виновата она и в том, что какая-то вампирская сволочь определила её семью в жертву.

–Королю? – Гвиди позволил себе удивление, но овладел собой. Что ж, Томасу виднее. Королю так королю!

–Король Стефан обещал помогать нам всем, – напомнил Томас. – Пусть покажет своё милосердие и свою мудрость, пусть займётся судьбой сиротки.

            На самом деле причина была в другом. Томас полагал, что король Стефан, ещё не перенесший смерть своей любимой дочери, может устроит жизнь девочки куда лучше, чем Святой Престол. Даже если допустить, что Эва попадёт в приют, не имеющий в своих тайных тенях  тёмной твари Марии Лоу, что её ждёт? Служение Престолу? В лучшем случае – да. А тут, при дворе короля Стефана несчастная девочка могла получить образование и устройство судьбы…

            Что делать – даже беспощадному Томасу было свойственно милосердие, пусть мимолётное и далеко не ко всем, но всё же – оно в нём было. Томас сам поражался тому, как оно, живущее в его навечно спящем сердце, вдруг подаёт голос. Однажды Томас был в Валькенбурге – охотился там на местного кровососа, который презрел Тёмный Закон, и точно знал с чем сравнить это своё внезапное милосердие. В Валькенбурге всё укрыло снегом – зима налетела ведьмой, было гадостно и мерзко, от холода не спасал даже тёплый меховой плащ, и тут Томас увидел…

            Чудо. Иначе как чудо он толковать увиденное не мог. А как ещё объяснить появление яркой жёлто-красной бабочки посреди снега? Видимо, и на неё зима налетела, хотела закружить да умертвить, но не вышло. Бабочка даже крыльями могла ещё шевелить, хоть сонно-лениво, хоть едва-едва, но могла!

            И странно было Томасу видеть в заснеженном Валькенбурге такое внезапное чудо, такую неожиданную яркость, уже уходящую, но уходящую на своих условиях, до конца непобеждённую злой зимой.

            Вот и своё милосердие Томас сравнивал с той бабочкой. Зима налетала в виде лиц чудовищ, в виде их оскалов, гримас, являлась людьми  из числа еретиков, практиков магического искусства, поклонников тьмы и из числа настоящих отпрысков её – вампиров и прочих презренных тварей. Но где-то среди этой зимы ещё жила бабочка милосердства, и она советовала сейчас устроить для сиротки Эвы жизнь получше.

            Тем более, это было вполне в его силах.

–Велю Розарио, – решил Гвиди. – Так всё же, что это было? Ведь вампир?

–Нет, что ты! Это был ночной кот! – усмехнулся Томас. – Конечно же, вампир. Причём – он бывал у них раньше. Может быть был им хорошо знаком. Впрочем, не может быть, а точно был.

–Из-за дверей?

–Не только, – покачал головой Томас. Он уже успел кое о чём подумать. Вернее не подумать с чистого листа, а привести всё, что успел узнать, к общему итогу. Выходило паршиво.

–Могу я?..– Гвиди не закончил своего вопроса. Он склонил голову в тихой просьбе – своего покровителя он уважал и крепко ценил, да так, что старался не примечать за ним ничего странного.

–Всё просто, – Томас не был гордецом. Он знал, что его путь однажды закончится, и едва ли это будет конец по его собственному выбору. А значит – надо готовить смену. – Вампир действует быстро, всегда быстро.

            Это Томас знал из своего опыта, конечно.

–Значит,– продолжил он спокойно, – если бы вампир напал на семью, он бы сделал что?

–Убил всех, – согласился Гвиди. За мыслью Томаса он следил, теперь и ему стало открываться страшное.

–Но девочка спаслась. Она не могла быть быстрее вампира. Раз вампир был им знаком или был у них в гостях, он точно не мог ошибиться в том, сколько людей в семье.

            «И он обязан был учуять», – подумал про себя Томас, но вслух не стал высказывать этой мысли. Лишняя она была, мысль-то.

 –Вампир мог её убить, но не стал. Если бы он передал через неё послание, он бы сделал это иначе и убил бы всех или показался бы ей. Но он её оставил. Почему?

–Может, не в его правилах? – пожал плечами Гвиди. – Или он её знал.

–Он легко убил мальчонку, что младше её, значит, детей убивает. Легко убил женщину. А её не тронул? Нет, второе вернее. Вампир может знать девочку. Потому и не тронул.

–Пожалел? – не поверил Гвиди. – Эти твари не могу жалеть!

            Томас с трудом подавил смешок. Он тоже был из числа тварей. И этот факт не могла скрыть ни одна ряса Святого престола и не могла смыть даже святая вода. Но он мог жалеть.

–Видимо смог. Может он хорошо знал девочку, а может пожалел её зара…

            Томас осёкся. Простое решение, до того очевидное, что аж смешно ему самому стало, проявилось как-то сразу и вдруг.

–Что такое? – напрягся Гвиди. – Что-то стало ясно?

–Помнишь того старика, что пытался заступиться за неё? Кажется, его спустили с лестницы.

–Точно спустили, – подтвердил Гвиди, – думаете это он? Но за долгие годы тут не было смертей от вампиров. Неужели он бы удержался? Говорят, что у него часто бывали дети, что это местный рыбак, все говорят про его уху…

            Уха, рыбак, дети – это всё слишком далеко от вампира. Но Томас сам вампир и прекрасно знает, что такое ложь и что такое маскировка. Солнце – это ничего, можно ему противостоять. Отсутствие вкуса у еды – это тоже пустяки. А вот вопрос почему вампир не убил девчонку, хотя явно мог? – это повод к раздумьям. Печальным и мрачным раздумьям.

–Без шума только. Скажи, что-нибудь в духе…– Томас задумался, как же это там по-людски сказать-то?

–Что Эва просила его прийти? – подсказал Гвиди и подсказал вовремя.

            Томас едва не спросил что это за «Эва»? так далеко ушёл он в раздумья, но мысль ему понравилась.

–Да, хороший вариант. Без шума!

            Гвиди понял всё что нужно и кивнул. Томас, как существо упорное, решил ещё раз узнать о девочке.

–Не ест, – сообщили ему. – Отказалась от завтрака, обеда и от ужина тоже отказывается.

–Давайте-ка мне, – велел Томас, принимая нетронутый поднос с мисками.

–Вы что…сами? – и снова – удивление и восторг в глазах. Томас не переставал поражаться тому, как этих крестьян легко удивить.

–Разумеется, девочке нужно поесть, – но это было ему на руку. Он знавал времена и места, когда таких как он, слуг Святого Престола боялись, презирали, а то и откровенно пытались гнать. Не всем нравились их методы, не всем нравились их слуги, часть из которых, чего уж таиться? Принадлежала всё-таки к людям, а люди странно ведут себя, завладев властью. А власть Престол давал. Власть на борьбу с тьмой, и всё же…

            И всё же Томас, сущность которого знал сам Хранитель Престола, был одним из немногих, кто ни разу не попадал в серьёзный скандал и уж точно никогда не был замечен в злоупотреблении властью.

            Помня об этом, Томас заботился о репутации. Он собирался навестить сироту, найти подтверждение или опровержение своей догадке и никому не будет вреда, даже наоборот! – если он попытается уговорить её поесть.

–Мама не закрыла дверь, не закрыла…– Эва не отреагировала на его появление. Она сидела с ногами на простеньком соломенном тюфяке, брошенном тут же для хоть какой-то иллюзии приюта, и смотрела в стену.

–Зато я закрою, – сказал Томас.

            Он не стал ждать её реакции, просто поставил поднос на пол, сел рядом сам. Эва примолкла, но не взглянула на него.

–Ты меня помнишь? – осторожно спросил Томас. Он не умел общаться с детьми. Но сейчас приходилось как-то учиться на ходу.

            Молчание.

            Томас вздохнул. Тяжело-о! что ж, она ребёнок. Нужно что-то хорошее, привязаться к чему-то хорошему.

–Как ты себя чувствуешь?

            Тишина.

–Хочешь что-нибудь? Может быть…– Томас осёкся, пытаясь понять что там в мисках и чашках. Он давно уже не ел людской пищи, только притворялся, за ним закрепилась слава малоежки, но сейчас она была дурна. Он не мог понять, что это там плавает… курица? Или нет, курица другая. Кажется, это картофель. Свет, как же сложно!

–Чего-нибудь хочешь? – сдался Томас. – Может сладкого? Или ухи?

            Эва дёрнулась. Томас оживился. Он понял, что нащупал какую-то ниточку. Возможно, эва всё-таки что-то помнила или блокировала в своей памяти – такое Томас тоже видел. И можно было бы открыт и посмотреть самому, покопаться, но это было низко и подло по отношению к сироте.

–Ты любишь уху?

–Да-а, – у Эвы был очень тихий голос. Взгляд оставался безучастным, но она всё-таки смогла ответить.

            Так! уже победа! Томас пытался припомнить что-нибудь об ухе, но его познаний отчаянно не хватало. Если тот старик рыбак, значит…

            Да ничего это не значит!

–А мама готовила уху? – спросил Томас, про себя решив, что ему нужно всё-таки найти помощника, который будет служить переводчиком с забытого людского мира. Того же Гвиди хотя бы!

–Когда была рыба, – ответила Эва.

–А ты её ловила? – разговор завязывался. Уже хорошо.

–Мы все ловили, – но голос был безучастен. Что ж, в нынешних условиях победой было то, что он хотя бы звучал!

–Хочешь для тебя приготовят? Или может ты хочешь половить рыбу?

–Сейчас плохо идёт, – ответила Эва и впервые за весь их нехитрый разговор сменила позу. – И рыбу я не люблю больше. Я никого не люблю.

            Томас стал терять терпение. Это было нелепо ему – вампиру, борцу со всеми отродьями, злиться и терять терпение. Но у него складывалось ощущение, что он теряет время, а это было непозволительной роскошью! Даже при условии того, что он сам мёртв.

–Эва, тот старик…рыбак, кажется, он к вам приходил в гости?

–Йелле.

–Что?

–Его зовут Йелле.

–Ах это…  Эва, скажи, когда он приходил в последний раз? Ты можешь это вспомнить?

            Эва взглянула на Томаса не по-детски серьёзно и мрачно. Даже какое-то торжество на её лице отразилось.

–Той ночью, когда мама забыла запереть дверь.

            Старый рыбак вошёл торопливо и был суетлив.

–Как девочка? Она ела? Напугана? плачет? – с порога он начал сыпать вопросами.

            Но его встретило ледяное равнодушие Томаса.

–Заходите, садитесь, будем разговаривать.

–Я думал, Эва ждёт…– растерялся рыбак, но его уже усадили.

–Ждёт, – согласился Томас, – но не вас, а мести. Её можно понять.

–М…мести? Разве ж может она, такое невинное создание…

–Мести, – перебил Томас, – мести тому подлецу, который отделил её от семьи. Тому подлецу, который так долго скрывал своё настоящее лицо, который пользовался доверием детей и местных жителей, и до поры не трогал их.

            Старый рыбак Йелле молчал. Он не пытался больше строить удивления или ужаса, он был мрачен и собран. Слушал.

–Хочу знать кто ваш хозяин, – объяснил Томас, – кто ваш хозяин, отдавший вам приказ кого-нибудь напугать, убить?

            Йелле резко поднялся со стула, но куда там? Наготове были и другие служители Святого Престола, и они накинули коварную терновую верёвку на жалкого вампира. Накинули грубо и больно, чтобы наверняка.

            Йелле зашипел и выдал себя.

–Повторяю, – Томас оставался спокоен, – кто твой хозяин?

            Теперь он перешёл на «ты». Для того, кто его не знал, это едва бы что-то значило, но на самом деле это означало всегда одно и тоже – жертва обречена. Впрочем, жертва ли? Старик был хищником, вампиром, отродьем.

–Ты выдал себя, ты не убил девочку. Твой хозяин велел тебе показать вампирское присутствие, так? и ты напал на семью. Но девочку не тронул.

            Милосердие, поганое милосердие! Томас был прав – Йелле, давно ушедший на покой, не мог не послушаться своего Хозяина. Он не мог ничего возразить и сделал то, что ему велели, он напал на семью, чтобы Томас и все слуги Престола поняли – вампиры будут мстить за своих! Даже если мстить надо за какую-то там Крытку Малоре.

            Хозяин так и сказал:

–Мы выше их, а преклонимся? Никогда! Покажи ему нашу силу, наши возможности и нашу жестокость. Если они не идиоты, они уедут. Если идиоты…мы будем рвать их в клочья.

            Йелле убил Регину и её сына, но Эву – забавную Эву, которая всегда прибегала к нему первая, всегда рвалась чинить сети и любила его уху, которая обещалась уйти однажды в море и поймать самую крупную рыбину…

            Нет, он бы смог. Он не захотел. Он позволил ей спрятаться и не пошёл за ней. Он обошёл приказ, притворившись, что не видит и не слышит её. Потом Йелле собирался привести девочку к своему хозяину, просит его о милости, но это должно было быть потом.

–Уезжай отсюда, прислужник! – прошипел Йелле. Судьба была решена, он это понимал, но надеялся ещё на то, что тьма помнит детей своих. – Уезжай, тебе здесь не рады!

–Кто твой хозяин? – повторил вопрос Томас, вопрос радости ближнего его мало занимал. Ему было важнее другое.

–Думаешь, я тебе скажу, человечинка? – поинтересовался Йелле и хрипло засмеялся, может ему и впрямь казалось что это весело?

–Уверен в этом! – улыбнулся Томас и поднялся с места.

            Пытать человека ради информации можно разными способами, преград лишь три: ограниченное время, ограниченная фантазия и хрупкость человеческого тела. Но для Томаса, в котором умирал, наверное, славный палач, этих преград не было.  Времени ему было дано сколько угодно – никто не подгонял и не дышал в затылок, не висел над душой (которой и не было, наверное?). фантазия была у него хорошая – чего только стоят изобретённые им верёвки с тернией, или же святая вода на шипах допросного кресла или сапожок с гвоздями, выкованными в святом пламени, ну или насильное поение из Грааля?

            У Томаса всегда были идеи. За это его ценили. За это и боялись.

            А что касается хрупкости человеческой ничтожной плоти, так с вампирами и это отпускало. Вампиры имеют усиленную прочность и могут регенерировать, так что выходит даже интереснее – они страдают, страдают ещё, восстанавливаются и как новенькие!

            Томас не ошибся. Старый Йелле рвался и пытался сопротивляться, но делал себе только хуже. В один момент он даже вырвался из терновых пут, рванул к порогу и тут его ждал сюрприз –перемахнуть через порог было невозможно – святая вода и знаки Святого Престола держали крепче железа.

            Йелле попытался пройти сквозь собственную боль, наплевав на плоть, но его регенерации не хватило. Он упал, и пока задыхался, царапался и кусался, перемежая попытки выжить с бранью, его уже скрутили по новой. На этот раз цепями. Не простыми, конечно, не для смертных.

            Словом, Томас опять оказался прав. Через три четверти часа измотанный вампир хрипло попросил о смерти.

–Слишком просто, – возразил Томас, у которого даже тени волнения на лице не проступило. – Скажи сначала кто твой хозяин.

            И снова Йелле пошёл в отказ. Он пытался говорить о том, что жил и никого не трогал, даже детишек, что привязался к девочке и был настоящим рыбаком, что никогда не имел проблем с законом и вообще ведёт добродетельное посмертие.

            На Томаса это не производило впечатление. Он был беспощаден и неумолим.

–Скажи имя своего хозяина, падаль, и я упокою твоё тело, – предложил он, в очередной раз отшвыривая щипцы. Обожжённые в пламени Святого Костра, они рвали плоть по кусочкам с особенной болезненностью, вырывали уже мёртвое мясо вполне себе по-живому.

            Йелле тяжело дышал, примерялся. Наконец прохрипел тем, что осталось от его языка:

–Маркиз…Маркиз Лерайе.

–Умница! – похвалил Томас и сделал знак прислужникам, которые уже многого навидались в его работе, покинут комнату. Следующего действа им точно не надо было видеть.

            Прислужники выбросились в коридор спешно и довольно – вампиры вампирами, а Томас их пугал.

            Через минуту или полторы, когда всё было кончено, Томас позвал:

–Элмар!

            Элмар появился тотчас. Он был один из немногих, кого полностью устраивали методы Томаса.

–Подашь мне ещё одну коробку? – поинтересовался Томас, глядя с интересом на моргающую, открывающую рот голову вампира Йелле.

–Кому на этот раз? – деловито осведомился Элмар, не скрывая своего восхищения.

–На этот раз…– Томас подумал немного. Надо было их всех стравить между собой. Едва ли у них за сотни лет не накопилось обид, значит, надо было действовать просто и нагло. – Пусть на этот раз Мария Лоу.

–Мария Лоу? Настоятельница приютов? – не понял Элмар, но встретив взгляд Томаса, не стал спорить.

–Адрес напишу, что в коробке никому знать необязательно, – ответствовал Томас. – Иещё, нельзя ли кого-нибудь…

            Он брезгливо поморщился, указывая на горку пепла и праха на полу.

–Пришлю! – пообещал Элмар воодушевленно – работу он любил.

            А пока Элмар занимался своими прямыми поручениями, Томас, довольный собой и гордый, направился к Эве по знакомому маршруту.

            Она отреагировала на его присутствие вяло, но по сравнению с полным отсутствием реакций – это уже было где-то рядом с чудом и самой жизнью.

–У нас был договор, – напомнил Томас, указывая на нетронутый поднос.

–Ему было больно? – Эва, не знавшая до сих пор ничего хорошего, не знавшая, куда детьь свою боль, во что её обратить, в какую силу, нашла с помощью Томаса выход.

            Томас всё равно собирался убить поддонка, почему бы не позаботиться о девочке, которая не знает что ей делать с горем?

–Было, – не стал скрывать Томас.

            Эва взглянула на него внимательно. Её глаза были красными, опухшими, но ей было всё равно. Ей уже на всё, что только осталось в несчастной её жизни наплевать. Жизнь закончилась ночью. Осталось тупое существование и какой-то странный человек, который требовал от неё принятия пищи, но обещал…

            О, как славно он обещал!

–Можно посмотреть? – спросила Эва хрипло. Горе ещё не накрыло её истеричными слезами и паникой. Она не думала о том, что осталась одна и что будет с её жизнью. Она не понимала ещё что её брат и мама никогда не смогут обнят её, отругать или сесть вместе с нею есть лапшу.

            Это всё было впереди.

–На что? – уточнил Томас. Показыват горстку праха от вампира – так себе идея. Показывать голову? Ну уж нет, он с таким трудом запечатал коробку! Показывать тела её брата и матери?..

            Не такая он скотина, чтобы показывать такое.

–На его труп, – ответила Эва.

–М…боюсь, что нет. Он нам нужен для следствия, – солгал Томас, хотя меньше всего он думал о следствии. Его занимало возмездие.

            Эва насупилась.

–Ешь, мы договаривались, – напомнил Томас мягко и поднялся, собираясь уходить. Что ему тут было делать? человечинка – это не его стезя.

–Ему точно было больно? – вопрос Эвы догнал Томаса у самих дверей.

–Больно. Он долго мучился, – это было странным утешением, но это сработало.

            Эва кивнула и взяла миску с подноса. Всё давно остыло, но она обещала, в самом деле обещала этому странному человеку, что съест весь ужин, как только узнает что Йелле умер, поплатился за всё.

            Смерти было мало. Она была всего одна, но если он страдал – что ж, это стоило холодного куриного супа и рагу с куском хлеба.

            Она съела, даже не почувствовав вкуса. Что-то в её душе не могло никак вскипеть, прорваться каким-то решением или слезой, хоть чем-нибудь прорваться!

            Эва отставила пустую чашку и снова уставилась в темноту. До недавней ночи она не боялась темноты, а что она могла сказать про темноту теперь? В ней что-то жило, в ней кто-то был!

–Это было ловко, – признал Гвиди, войдя уже поздним вечером к Томасу, – вы заставили девочку съесть ужин и раскрыли дело. Что сказать народу?

–Пока ничего, – ответил Томас. – Ты написал о девочке королю?

–Розарио написал и отправил, полагаю, король примет её ко двору или что-то такое. Едва ли он её оставит и это, наверное, правильнее, чем отправлять девчонку в приют.

            Томас не ответил на это, лишь спросил с явным намёком:

–Что-то ещё?

–У меня нет, но вас спрашивает какая-то дама. С виду знатная.

–Все они с виду знатные! – проворчал Томас. – Ну что ж, впусти и иди.

            Гвиди поколебался ещё немного, он не хотел оставлять Томаса один на один со всякими странными гостьями, но что он мог противопоставить прямому приказу? Пришлось подчиниться.

            Томас недолго провёл в тишине и одиночестве. Дверь скрипнула, являя гостью – она действительно умела казаться знатной, но Томас прекрасно знал, что это именно «казаться», а не быть.

–Поздновато, – укорил он, мельком глянув на вошедшую.

–Так получилось! – весело ответила гостья.

–Закрой дверь, – велел Томас, поднялся.

            Гостья покорилась, задвинула щеколду, чтобы никто не вошёл в неудобный момент и не сразу, но всё-таки обернулась к нему. На этот раз она была уже не так весела и уверенна как при входе. Она оставалась один на один с чудовищем и знала это.

–Ну? Чего ждёшь? – спросил Томас спокойно и у вошедшей задрожали руки. Она опустила глаза, неловко схватилась за шнуровку плаща, прошелестела:

–Всё снимать?

–Избави меня! – возмутился Томас, – за кого ты меня принимаешь? Запястья будет достаточно.

            Она стянула непослушными пальцами узкую перчатку, закатала тяжёлый рукав платья, цена которого превышала всё, что было в комнате Томаса, села на стул, держа обнажённую руку другой, но так, словно та была чужая, и её надо было отрезать.

–Закрой глаза, – посоветовал Томас, – будет не так страшно.

            Как деревянная и безвольная она покорилась и зажмурилась.

            Томас опустился на колени перед нею. Его манила заманчиво пульсирующая, еле-еле заметная венка, синяя, ярко выраженная, полная вина…вина его жизни, вина его посмертия – самого терпкого, самого кислого и самого сладкого одновременно.

            Это особенно вампирское вино, поганое и порочное, греховное, тайное угощение, посланное насмешливой тьмой.

            Гостья терпела пока он пил. Томас не хотел выпивать её сразу же подчистую.  Это было лишнее, он ведь не зверь! Она умудрилась не смотреть и не вздрагивать от ледяных его касаний к своей коже, выдержала всё.

–Хватит с тебя! – холодно и равнодушно вдруг сказал Томас, и она с облегчением и отвращением поняла, что всё кончилось, и она осталась жива, и более того – ей придётся жить с этим.

            Она дрожащими, ослабевшими и будто бы не своими руками неловко спрятала исковерканное укусом запястье, натянула перчатки. Взглянула с ужасом и благоговением на своего мучителя и надежду в одном лице:

–Вы не…

–Уходи, – посоветовал он брезгливо. Она только что была ему так желанна, но теперь стала ему неприятна. Так бывало всегда. – Я помню своё слово, не раскрывай рта и всё будет хорошо, поняла?

            Она кивнула, он не видел, но почувствовал, и торопливо бросилась к дверям как к спасению. Томас только хмыкнул ей вслед: куда только делась бабочка милосердия? Он нисколько её не жалел. Никого сейчас не жалел.

Глава 20. Тени приходят…когда хотят

–Я рад тебя видеть, – герцог Гриморрэ был искренен в своих словах, что, в общем-то, не редкость для вампира, но редкость в диалоге двух вампиров. Вампир может быт честным с человеком, и в этом не будет ничего удивительного – в конце концов, на вампиров работает много людей по всему свету, но вот искренность одного вампира перед другим – это уже удивление. Вампир рассуждает просто – человек умрёт, так или иначе, но быстро, а с ним умрёт и неудобная, неловко когда-то брошенная искренность. А вампир живёт долго…

            Но герцог Гриморрэ сейчас не пытался скрыться за стеной напускного снисхождения или холодной вежливости, он сказал то, что думал на самом деле.

–Я ценю. Я тоже рад…вернуться, – тихо произнёс Влад Цепеш.

            Откровенно говоря, для того, чтобы Влад Цепеш навестил вновь герцога Гриморрэ, пришёл к нему с прежним доверием, сам герцог приложил много усилий. Он понимал – прямое столкновение Цепеша с принцем Сиире невозможно, надо сделать так, чтобы сам Цепеш начал разочаровываться в своём покровителе.

            Здесь хорошо показал себя лорд Агарес, в кои-то веки не опозорившись. Герцог Гриморрэ запретил ему всякую самодеятельность и повелел искать след Романа Варгоши, тайно искать.

            Как можно отыскать вампира? Легко, по крови. Кровавый след – самый верный. Лорд Агарес тайком проник во владения Сиире, и там выяснил, что с недавних пор принц, который редко прикасался к живой крови, загубил, используя своё право на кровавое вино, сразу две жизни. На него не похоже!

            Выходить на вампиров Сиире было опасно – они тотчас сдали бы всё подозрительное своему Хозяину, и были бы хорошими, честными вампирами. Но на Сиире работали и люди, и здесь уже лорд Агарес смог аккуратно выведать о том, что у Сиире скрывается кто-то ослабленный, принадлежащий к их роду.

Кого он может скрывать? И зачем? Это были хорошие вопросы, очень хорошие…

Лорд Агарес по приказу Гриморрэ отправил письмо Цепешу, подписался своим именем и  предложил об этом поразмышлять самому Цепешу.

            Ответа не последовало, но и в Совет Цепеш о письме не заявил. Зато заявил о полученной по почте голове. Вернее, сначала он заявил об этом принцу Сиире, искал спасения у него:

–Надеюсь, это часть плана по обновлению Совета? – поинтересовался Цепеш, стараясь не заглядывать в коробку, где всё ещё вращала глазами страшная оторванная голова.

–Ни разу, – честно признал Сиире, – но сделано цинично. Кого-то подозреваешь?

            Но в голосе Сиире не звучало удивления или ужаса. Да, он смотрел на оторванную голову своего собрата-вампира, лишённого жизни кем-то, кто презирал суд Совета, кто хотел обозначиться, показать свои знания, но не удивлялся.

            И это Цепеш отметил, а потому осторожно спросил:

–Может быть это Роман Варгоши?

            Он хотел убедиться в том, что присланная Агаресом записка лжива и является какой-то интригой. Он ждал подтверждения разума.

–Почему не лорд Агарес? – спросил Сиире. Ничего в его лице не дрогнуло при упоминании Варгоши, да и не должно было! Он не вчера стал вампиром, и не вчера вошёл в Совет.

–Лорд Агарес ищет моего заступничества, видимо, по этой причине недавно прислал ко мне записку.

–Записку? Надеюсь, она уже в Совете?

–Нет, поскольку она содержит обвинения для вас, принц, – Влад Цепеш усмехнулся. Он получил подтверждение, правда, совсем не то, какое желал. Агарес – этот трусоватый, возомнивший о себе вампирёныш, оказался сейчас ближе к правде, чем принц Сиире, за которым следовал Цепеш.

–Ну что ж, это благородно, но незаконно. Мы разыскиваем и Агареса, и Варгоши.

–То есть, у вас, мой дорогой принц, даже нет вопросов в чём вас обвиняет лорд Агарес?

–А меня разве должны пугать или интересовать обвинения преступника? – принц Сиире совершил ошибку, но понял о ней с досадным опозданием. Надо было пришибить этого Агареса, а теперь Цепеш выходит из-под контроля!

            Хотя можно ли было винить в этом одного Агареса? Влад Цепеш и сам много и тяжело размышлял о том, какие могли бы быть причины у герцога Гриморрэ похитить Варгоши. Выходило что никаких причин не было. Цепеш крутил так и иначе, и всё равно не складывалось. Да и не хотелось ему разрывать дружбу с Гриморрэ, пусть всё выходило и странно. Но если бы герцог Гриморрэ всерьёз играл против Цепеша, то давно уже передал документы в Совет или кому-то из Совета, а этого уже не утаить. Да и не в его это стиле затевать такие интриги, он больше за прямоту.

            А тут ещё эта голова!

–Разумеется, не должны. Но нет ли праздного любопытства? – Влад уже не скрывал насмешливости в голосе, ни к чему скрываться, когда маски почти сняты.

–Если настаиваете! – Сиире перенял насмешку, желая показать как ему безразличны все обвинения Агареса.

–Он полагает что вы скрываете в своих владениях Романа Варгоши.

–Какой наглец! – восхитился Сиире. В его мыслях уже шла работа. Он понимал, что никогда до лорда Агареса не дошло бы подобного. И тут выходило одно из двух: либо воду мутит сам Цепеш, проверяя или чего-то сообразив (но как?) или, что ещё хуже, лорд Агарес с кем-то связан и нашёл чьё-то покровительство. Впрочем, к гадалке не ходи, и так можно понять чьё, если этот вариант верен.

–И я поражён, – согласился Цепеш. Больше опасную тему он не желал поднимать, всё нужное он уже почерпнул и когда Сиире, так ни к чему и не придя, кроме рекомендации дать знать Совету о присланной посылке, ушёл, Влад отправился к герцогу Гриморрэ.

            Там ему были рады.

–Что думаешь? – спросил Цепеш, коротко обменявшись любезностями с герцогом.

–Дерьмовая ситуация! – отозвался Гриморрэ. – Вампира этого, в смысле остаток его, я хорошо  знаю. Он слабым был, конечно, но не настолько, чтобы ему голову оторвать. Рыбалку любил.

–Не хочешь же ты сказать, что он так плохо рыбачил, что ему кто-то оторвал голову? Или, если хочешь, я тебе напомню, куда и к кому мы его послали.

–Не хочу, – согласился герцог и потянулся за крышкой. – Знаешь, если ты не против, я закрою. Не могу смотреть.

            Цепеш кивнул, он и сам не мог этого выносить, слишком жестоким зрелищем оказалась оторванная голова, всё ещё моргающая, растерянно глядящая слепыми глазами в мир.

–Первое, что я хочу сказать – тот, кто это сделал, большая сволочь. И ещё хорошо знаком с нашей породой, – вынес вердикт Гриморрэ, оценив ящик. – Сам посуди, он знает, как сохранить часть вампирской плоти нетронутой, при этом умертвив его.

            Цепеш вздохнул. Об этом он как-то не подумал, вылетело из головы то, что все они уже ходячий прах. Убьёшь – они осядут горсткой праха. И не будет плоти, и похорон не будет.

            Но кто-то это предвидел, хорошо знал их породу!

–Ну разве мог тот служитель Святого Престола это сделать? – в этом Гриморрэ сомневался, но оторванная голова была слишком красноречивой. – С этим Томасом точно неладное, но не настолько же! откуда он так хорошо знает о нас? Ладно, он мог бы разоблачить Бертрана, в это верю. Но вот убить?.. ещё и так?

–А если это не он? Мало ли что может в пути случиться? Может он и не добрался до этого Томаса?  – это было маловероятно, но Цепеш помнил дороги в своих людских владениях, как-то за время его отсутствия, и у него завелись налётчики и свора отбросов, жадная до лёгкой наживы. Пришлось тогда проявить много жестокости, чтобы обезопасить собственные дороги, но это было необходимо, и Влад не жалел. А у людей и вовсе ведь бардак!

–Ага, его медведь порвал, а потом запечатал коробку и…

            Гриморрэ осёкся. До него вдруг дошло:

–А откуда он знал куда отправлять?

–Да это через людскую почту было, – Влад не уловил того, что встревожило герцога, – приходится иметь дело с людьми, сам знаешь.

–Ага, – мрачно согласился Гриморрэ, – так и вижу, идёт человек с ящиком. В ящике голова, и думает – сейчас подойду к вон тому человеку и отдам ему, скажу что для Влада Цепеша, авось дойдёт!

            Несмотря на жестокость ситуации, Влад расхохотался.

–Я бы на это посмотрел.

            Но смех быстро стих.

–На самом деле ты прав. Он не мог знать к кому идти и к кому отправлять. Почему именно мне? Это ведь даже не мой вампир.

–Может, он тебя знает? – предположил Гриморрэ. – Мало ли… про тебя много пишут!

            В глазах Цепеша страшно сверкнули кровавые огоньки. Не переносил он созданной о себе чёрной легенды, не выносил. Всякое бывало, но и времена были другие! И надо было быть жестоким, но всё-таки таким, как рисовали то людские сказки, он не был никогда!

–Ты известен, – со странной интонацией насмешливого сочувствия объяснил Гриморрэ, – куда больше известен, чем я, Сиире или Лоу. Может поэтому тебе и посылка.

–А адрес? А связной откуда? Или об этом тоже в сказках уже написано? – Влад не скрывал бешенства.

–Голову надо передать Совету, – Гриморрэ был непреклонен. – Во-первых, нехорошо получать такие посылки. Во-вторых, Бертрана мы отправляли на определённое дело и вот итог и вывод – надо заняться этим Томасом вплотную! В-третьих, это уже опасно получат такие вещи, он знает нашу природу, и знает, как найти одного из членов Совета…

–В-четвёртых, объясни-ка Совету что я себя не компрометировал! – хмыкнул Цепеш. Он был печален. Вечный последователь логики, всегда осторожный в посмертии, не показывающийся никому, кто мог бы его опознать, он сейчас терял свою репутацию. Кто-то, Томас, вернее всего, этот странный служитель Святого Престола, запросто показал, что неприкасаемых и недосягаемых нет.

            «Я знаю кто ты и где тебя отыскать!» – вот что означало получения ящика. «Я знаю, как справиться с вашей породой!» – вот что гласило содержание ящика.

–Дерьмовая ситуация, – согласился Гриморрэ. – Слушай, ну ты и в самом деле известный вампир, мало ли…

            Он осёкся. Говори или нет, утешай или нет, а Цепеш попадал под удар. Какой-то слуга Святого Престола нашёл способ связаться с ним!

–Но от Совета это утаивать нельзя, – подвёл итог Гриморрэ, – это уже не дело. Можно скрывать разборки в своих землях, но это слишком.

–Я знаю, – заверил Цепеш. Конечно же, он всё понимал. Ему не хотелось терять свою репутацию, на создание которой ушло слишком много времени, но что он мог сделать? Гибель Бертрана не скроешь, да и сам факт такой посылки уже влёк беду.

            Всем им. Что если не только Цепеша можно легко достать? Что если этот странный слуга Святого Престола знает ещё кого-нибудь?

–Я не буду скрывать, не беспокойся, – решил Влад. Он был твёрд в своих словах, да Гриморрэ и не сомневался, что будет так – Цепеш своих братьев не подведёт. – Сиире говорил мне о том же, о том, что надо раскрыть Совету правду. И это правильно.

–Сиире знает? – уточнил Гриморрэ. В его голове рождалась смутная идея, он сам пока не понимал её ценности, но вцепился в неё интуитивно. Если Цепеш под ударом?.. если это провокация? Если кто-то, пусть тот же Томас, хочет с какой-то целю вывести Цепеша из круга доверия Совета?

–Да, знает. Я хотел посоветоваться с ним. Заодно рассказал о том, что лорд Агарес послал мне письмо, – Влад взглянул на Гриморрэ, с интересом ожидая реакцию.

–Ну что ж…лорд Агарес всегда любил писать письма. Его вампиры сообщают на допросах о том, что он вообще часто писал, – герцог улыбнулся, обнажая острые вампирские клыки.

–Лорд Агарес рискует, очень рискует.

–Это его решение, мы должны уважать решение вампира, – заметил Гриморрэ, – и, кстати, насчёт риска. Ты не думаешь, что это провокация?  Если кто-то рассудил также как ты? Мол, пошлю ему голову, Совет решит, что он себя скомпрометировал, открылся где-то не тому…насчёт человека не знаю, я не так плотно общаюсь с людьми, но не припомню, чтобы кто-то мог отрывать головы.

–А у меня в солдатах такой был. Ну почти такой. Руки отрывал влёгкую, правда, и с виду был громадиной. Может быть и провокация, но я не могу утаить информацию от Совета, мы, кажется, только что пришли с тобой к этому.

–Давай я скажу, что её прислали мне? – предложил Гриморрэ. Он сам не знал чего хочет больше – сбить с толку принца Сиире, который уже знал о том, что голову прислали Цепешу, или в самом деле защитить Цепеша от провокации.

–Зачем? – Влад в изумлении воззрился на соратника. – На кой мрак тебе это?

–Если это провокация и Совет заподозрит тебя в невнимательности и неаккуратности, ты вовсе можешь потерять пост советника.

–Также как и ты, – напомнил Влад. Ему не хотелось думать о последствиях, которые отчётливо вырисовывались после такого сообщения Совету.

            Но молчать было нельзя.

–Если кто-то играет против тебя, надо подумать, есть ли смысл позволить ему этот ход? Влад, ты сам знаешь, какая на тебе тайна…

–И какие на тебе документы!

–Пусть голову получу я. В конце концов, это мой выбор. Я понимаю риск, но у меня и нет особенно ценной репутации. Но Совет должен увидеть угрозу, при этом тебе лучше сохранит свои позиции, ты связан с Сиире.

–Он не особенно удивился голове, – вспомнил Влад. Теперь предложение Гриморрэ казалось ему не лишённым смысла, но всё равно оставалось опасным. Он не понимал, как должен принять такую жертву от него.

–Я не думаю, что он сдаст наш ход Совету, – усомнился Гриморрэ, не поняв колебания Цепеша.

–Я не об этом, он не сдаст, конечно, но поймёт! Поймёт, что мы в прежней дружбе.

–Сиире – та ещё сволочь, да простит меня Тьма, но он – сволочь известная, – рассуждал Гриморрэ, – а вот этот Томас пугает меня болше. Как-то неправдоподобно он играет в человека, как-то очень вовремя прибывает он в деревеньку, и он уже убил двух вампиров – Крытку и Бертрана! И мало того – послал тебе его голову!

–Если это он! Мы с тобой не знаем Томаса.

–Чую, скоро узнаем, но речь не об этом. Я считаю это провокация и считаю, что надо сообщить Совету что голову прислали мне. Если ты под угрозой, подыгрывать ему нельзя.

            Влад покачал головой:

–Твои слова звучат справедливо, но это тоже риск. Я не могу позволить тебе так подставляться. Если я в самом деле где-то себя скомпрометировал? Если недоверие Совета будет разумным? Я мог не заметить кого-то, меня моги узнать…

            Цепеш не изменился! посмертие всегда было одинаковым для него. Даже сейчас, со сложенной не одним веком репутацией, он был в сомнении – а если это всё-таки его вина? Если всё-таки где-то кто-то что-то пронюхал, узнал, и этот Томас был очень даже милосерден, послав всего лишь посылку, а не отряд Слуг Престола?

            Да кто же такой этот Томас?

***

            По расчётам Томаса Влад Цепеш уже должен был получить ящик с головой вампира-неудачника. Откровенно говоря, Томас очень хотел посмотреть на реакцию поганца, но не всё было в его власти, и об этом стоило пожалеть…

            Ровно как и о собственной доброте и привычке принимать всех, кто только желает попасть к нему на приём.

–Вы обдумали моё предложение? – вежливо спросил принц Сиире. Он не настаивал, нет-нет, что вы! Он был поразительно вежлив и спокоен, очень аккуратен со словами и не торопил. Он понимал, что такому как Томас нужно время, но не для того чтобы решить, нет, такие решают всё быстро, а для того, чтобы почувствовать свою власть и силу.

–Обдумал, – в голосе Томаса ничего не шевельнулось. Он был равнодушен и холоден как всегда. Его ничего не могло потревожить. Он принял в себя посмертие, принял его как яд и как лекарство одновременно.

–И каким будет ваше решение?

–Прежним, – Томас только сейчас соизволил взглянуть на своего гостя, титул которого и сила не имели здесь никакого значения и становились тем же прахом, что и вампирская плоть. – Прежним остаётся мой ответ, и вы были глупы, если полагали, что я что-то изменю.

–Я не полагал перемены, я полагал разумности, – заметил Сиире. – Грядут новые эпохи!

–Все новые эпохи кончаются одинаковым ничто. Мне лично новое всегда претило, я житель старого мира и сторонник фразы «где родился, там и пригодился». Так что не зовите меня в ваше новое, оставьте меня в моём старом! – Томас улыбнулся, но лаза его оставались холодны. Да и улыбка…только глупец счёл бы что она настоящая и полна хоть какого-то искреннего чувства.

–Я пришёл к вам как друг.

–И напрасно – вы навсегда останетесь моим врагом, – равнодушно напомнил Томас. – Просто потому что вы служитель тьмы.

–А вы, любезный, разве не такой же служитель тьмы? Разве вы не вампир? – поинтересовался Сиире с издевательским удивлением. – Мне казалось, что и вам необходимо пить кровь, и что вы также не любите солнце, как и мы.

            Вместо ответа Томас извлёк из кармана Святую Книгу – карманный молитвенник, изготовленный специально для него, в подарок, от Хранителя Святого Престола. Он повертел молитвенником перед носом Сиире, при этом Сиире очень старался оказаться как можно дальше от него, но не выходило.

–Я не служитель тьмы. Я не как вы, – сказал Томас всё с тем же убийственным равнодушием. – Я не боюсь читать молитвы, кланяться Святому Престолу, хранить Огонь, брать распятия и прочее… это уже говорит о том, что я не из тьмы.

–Но вы не из света, друг мой! Вы пьете кровь.

–Да, это моё проклятие. Это та вина, за которую я ищу искупления, – признал Томас, – но это меня с вами не уравнивает!

–По-моему как раз уравнивает.

–Ваше право, – согласился Томас, хотя глаза его блеснули красной злобой, той самой, что доступна лишь вампирам.

–И вы заблуждаетесь, если полагаете, что Святой Престол не избавится от вас как от ненужной шавки, – продолжал Сиире. Ему надо было добиться полного поражения, конфликта, чтобы навсегда поставит точку в этих переговорах. До тех пор пока не будет сказано именно грубое слово, пока они не расстанутся окончательно врагами, ещё ничего не кончено!

–Мои заблуждения не ваша забота! – Томаса это не тронуло или же он спрятал свои мысли под ледяной маской равнодушия.

–Он избавится от вас как вы от нас. А вампирское сообщество – это братство, скреплённое кровью, узами, которые…

–Имя которым преступление!  Я повторюсь – то, что вы называете моими заблуждениями, это не ваша забота!

–Моя забота – это благо вампиров.

–Тогда вам стоит как можно скорее покинуть меня и начать об этом благе заботиться. Пока вы ещё можете, конечно, а то мне всё меньше хочется отпускать такую тварь как вы в подлунный мир.

            Томас произнёс все эти беспощадные слова с привычным для себя равнодушием.

–Мы с вами сойдёмся, и очень скоро! – пообещал Сиире и поднялся. Он выждал – вежливо и покладисто, что ему на это скажет Томас, но тот лишь пожал плечами и ничего не сказал. Принц Сиире не имел тут власти, рядом со Слугами Престола, среди тех, кто его не боялся и даже мог бы одолеть при большой удаче.

            Томас легко отказал принцу в этом удовольствии, и Сиире оставалось исчезнуть. Но недолго Томас оставался один.

–Простите! – в двери просунулся Гвиди.

–Кто-то ещё умер? – с мрачной надеждой поинтересовался Томас.

–Нет, я просто хотел узнать…у вас всё в порядке?

            Это была очень странная подача вопроса, но Томас давно уже предполагал, что из Гвиди выйдет много толка, если тот, конечно, не испортит всё излишней подозрительностью и не сделается параноиком, а ещё если он приучится молчать о том, о чём следует промолчать доброму слуге Святого Пррестола.

–Кажется да, а у тебя? – Томас был против разборок среди своих. Да, Святой Престол знал кто он, он помог ему прийти на путь искупления и берёг его тайну, но знать об этом всем слугам его было необязательно.

–Мне казалось, что вы с кем-то разговаривали, – признался Гвиди. Выглядел он смущённым и настороженным.

–Полагаю, я говорил сам с собой, – усмехнулся Томас. От дальнейшего поведения Гвиди зависело очень многое, и Томасу не хотелось, чтобы Гвиди продолжал свои расспросы. Но он продолжил:

–И часто вы так делаете?

–Считаешь меня сумасшедшим? – Томас попытался увести подозрение Гвиди в сторону, ещё одна попытка спасти человечинку от правды и от разочарования.

–Вы слишком добродетельны для этого, – ответил Гвиди, он не отводил взгляда от Томаса, и это начинало нервировать.

–Ты хочешь услышать правду? Я бы не хотел чтобы ты знал её, скажу честно. Скажу лишь, что Святой Престол всё знает, даже то, чего я сам бы о себе знать не хотел. И доверяет мне.

            Это было тяжёлое признание и ещё более тяжёлая минута. Теперь всё точно зависело только от Гвиди. Он помедлил на пороге, затем кивнул:

–Тогда я спокоен и приношу извинения.

–Они принимаются, ровно как и надежда на то, что это останется нашей тайной.

–Я не подведу вас! – вот в это уже верилось легко. Такие люди как Гвиди действительно не подводят, даже если их вынуждают подвести. Они держатся до конца, в этом их идея, в этом их стержень.

–Я верю,– улыбнулся Томас, – можешь идти, у нас сегодня небольшая прогулка по окрестным лесам и, как знать – может быть эта прогулка принесёт нам много новой работы!

            Сказано было очень ясно и настойчиво, сопротивляться было бы явно дурным знаком, Гвиди покорился и уже потянул дверь на себя, когда пальцы предали его, дёрнулись и отпустили ручку.

–Намекните, молю вас!

            Молю? Что ж, Томас очень любил когда его молят. Он был беспощаден, и ни одна мольба ещё не смягчила его решения, но почему бы не пойти на уступки?

–Дело в тенях, Гвиди, в тенях, что приходят, когда их меньше всего ждёшь. У всех нас есть прошлое, и оно всегда нагоняет в самый неподходящий момент.

            Если бы кто-то сказал Томасу лет двести назад что он так отвернётся от Сиире, он бы не поверил! Двести лет назад, когда у него было другое имя и другое лицо, когда они вместе задумывали переворот, когда хотели передела всего мира, казалось, ничего не может их разделить. Но их не просто разделило – бурная река жизни разнесла их по разным берегам, швырнула без всякого сожаления.

–Ступай, – попросил Томас. Ему нездоровилось. Что делать, в посмертии, что было очищено, бывает и не такое.

Глава 21. Варгоши находит опору

            Принц Сиире не любил раскидываться ресурсами. Даже самые ничтожные могли на перспективу оказаться ценными – в конце концов, Сиире жил слишком долго, чтобы не помнить множество исторических примеров, когда тот, на кого и подумать нельзя, кто ничего, кроме смеха и презрения не вызывает, вдруг берёт и совершает что-то такое, что влияет на всех великих.

            В этом плане принц Сиире считал себя настоящим мудрецом.

            К сожалению, он сам не следовал своей нелюбви. Да, он не любил раскидываться ресурсами, да, он жил долго и знал множество примеров, но смирило ли это его гордыню? Едва ли. Примеров, когда ничтожная личность вдруг совершала что-то роковое, было на его памяти много, но примеров, когда ничтожная личность оставалась ничтожной личностью, было ещё больше, поэтому принц Сиире хоть и не любил, когда ресурсы идут впустую и мимо, всё-таки ничего не мог сделать со своей гордыней и так и не научился смотреть на людей как на что-то ценное. Впрочем, слабых вампиров, зарекомендовавших себя исключительно с худших сторон, как тот же Роман Варгоши, это тоже касалось.

            Принц Сиире вроде бы и планировал использовать Варгоши, вед всегда в историческом событии нужны те, на кого можно свалить самую грязную работу, а вроде бы и не ценил его всё равно.

            С тех пор, как Сиире поселил Варгоши где-то в своих владениях, Варгоши был в плену. Нет, его не трогали, даже поили кровью, не мешали ему ходить по комнате, а понемногу даже и выходит в ночной сад, но на этом всё. Сиире не навещал его, не давал ему никаких поручений, и Роман уже скучал по хоть какому-то общению и развитию своего посмертия. Он чувствовал, что время вокруг него загустело и не движется, и он сам как будто бы и есть воплощение ничто.

            Терпеть это оказалось унизительно. Варгоши понимал, что его использовали. Причём много раз и безо всякого сожаления. Он ненавидел своё посмертие, в котором не было ничего хорошего, ненавидел своего отца, которого справедливо прибили ко всей тьме, ненавидел этих снобистых вампиров, которые только и умели что презирать его…

            Но что значила его ненависть? Он был в заточении и от него ничего не требовали.

–Прохлаждаешься? – спросил принц Сиире, возникнув в отведенных ему покоях после очередного томительного, беспутно-скучного дня.

            Варгоши даже обрадовался и поторопился высказать свою готовность к действию:

–Принц, я восстановился. Я…долго мне тут быть?

–У тебя жалобы? – удивился Сиире. – Тебя не кормят или с тобой плохо обращаются?

–Нет, жалоб нет, кормят меня хорошо, я регулярно получаю свежую кровь, обращаются со мной…принц! Если бы я был псом, мне было бы этого достаточно, – Варгоши не скрывал своего отчаяния. – Но ведь я больше, чем пёс и больше, чем человек.  

–Это для меня новость, – сообщил Сиире, – но я не понимаю суть твоего недовольства.

–Вы меня забрали для дела, вы это ясно дали понять.

–У меня нет провалов в памяти, – заверил Сиире. Он понял к чему ведёт Варгоши, откровенно говоря, именно этой покорности он и ждал, потому что одно дело запугать или подкупить, и совсем другое, когда имеется добавочное воздействие, когда кто-то сам молит о задании, о внимании, о действии.

            Он понял, но хотел, чтобы Роман сам сказал об этом, помогать ему означало сбить настрой.

–Так я готов! Готов к делу! – для Варгоши всякая тонкость манипуляций была незнакома. Его отец и он сам жили силой, силой и кровью.

–Да? – Сиире изобразил задумчивость, – то есть ты хочешь сказать, что ты мог бы что-то сделать? Мог бы быть полезным мне?

–Вы обещали мне свободу, обещали дать мне свободу, если я помогу вам.

–Обещал, – согласился Сиире. – Но напомню, что ты должен будешь покинуть мои земли и земли, ближние к Владу Цепешу. Ты здесь будешь лишним.

            Сиире лгал. Посмертие научило его что оставлять жизнь тем, кто знает больше, чем заслуживает и не имеет разума в нужный момент смолчать – неблагодарное дело. А Варгоши был впутан в серьёзную историю и при этом не имел мозгов. Но если сказать ему об этом, то можно вызвать нежелательный эффект самодеятельности, а самодеятельность Сиире не переносил, от неё всегда были одни проблемы. Ложь же была добродетелью и спасением.

–Я покину, покину!

–Не кричи, у тебя не настолько приятный голос. Я вообще начинаю сожалеть о своём благородстве в твою сторону, впрочем… – Сиире сделал театральную паузу, вроде бы оценивая Варгоши. Её хватило, чтобы Роман откровенно занервничал, ещё бы, теперь от Сиире зависело его посмертие!

            Хотя, если бы Роман Варгоши имел бы самообладание, он бы понял и игру Сиире и то, что ему самому невыгодно убивать Варгоши или передавать его в руки Совета. Во-первых, мало ли что он успеет поведать Совету, а во-вторых, мало ли какой след останется…

            И, в конце концов, в-третьих, никто в здравом уме не стал бы, не имея полной уверенности в необходимости, похищать у члена Совета пленника, пусть даже и незаконно и тайно содержащегося в заточении. А Сиире сделал это, увёл Варгоши от Цепеша и Гриморрэ, а теперь что – передумал? Бред!

            Но Роман Варгоши был молод, глуп и напуган, а потому разум покидал его, паника побеждала.

–Я всё смогу, принц! Только дайте мне свободу…

–Ну хорошо, посмотрим что ты можешь, – Сиире даже был разочарован такой легкой победой, но что поделать? У него давно не было равных и действительно опасных соперников, давно не было острых фраз, сплетающих дуэль более опасную, чем бой на мечах.

–Я смогу! – заверил Варгоши, но это Сиире не интересовало.

–Мне необходимо, чтобы ты узнал кое-что об одном человеке…

            Впрочем, Томас давно не был человеком. Да и Сиире изначально похищал Варгоши не для этого, но планы меняются и Сиире уже перестроил прежний план, включив в него фигуру слуги Престола, который был частью их мира. Предавшей частью.

–И всё? О человеке? – казалось, что теперь Варгоши был разочарован.

            «Потерпи, скоро этот идиот сам себя придушит», – Сиире удержался от насмешки и успокоил себя.

–Человек человеку рознь, – напомнил Сиире. – Этот нам нужен. Он уже убил Крытку Малоре и прибил вампира, посланного на разведку. Правда, если Крытку он сжёг, то вот второму оторвал голову.

–Это как? – вот теперь Варгоши был в ужасе. Он о таком не слышал. – Человек оторвал голову вампиру? Крытка блаженка, она может быть сожжена и людьми, она себя скомпрометировала…

–Кто бы говорил!

            Варгоши смутился, но Сиире вздохнул – была здесь правда.

–Ты прав, – неохотно признал принц, – Крытка нарывалась, но вот Бертран… да, он потерял голову. Этот подонок обезглавил его так, чтобы рассыпалось тело, но уцелела голова.

            Романа передёрнуло. Сиире, заметив это, подумал, что Роману ещё повезло – он не знает, что Томас не просто обезглавил их сородича, но и голову отправил Цепешу по одной, какой-то ему одной ведомой причине. Это ему не нравилось. Право на интриги должно было быть священным, постоянным и принадлежать одному, но двум-трём особям его мира.

            А тут появляется предатель, ведущий свою игру…

–Я никогда о таком не слышал, – поёжился Роман. – Но что я могу сделать? Я должен узнать о нём? Но как? Что?

–Всё, – просто ответил Сиире, – ты должен узнать всё, что он делает, что пишет, ведёт ли дневник, как давит на перо, как спит и как ест.

–Но…я не понимаю, – признался Варгоши.

            Сиире и не ждал иного.

–Я отправляю тебя на работу, – улыбнулся он. От его улыбки понятнее и спокойнее, однако, не стало.

            Разумеется, Сиире не торопился сообщить Варгоши, что Томас – вампир. Он хотел узнать – поймёт ли это сам Варгоши, узнать из чистого любопытства, а ещё – ему действительно был нужен свой шпион. Раз Томас так предал самого Сиире, то Сиире больше не считает своим долгом выбирать методы борьбы против Томаса, и пусть победит сильнейший!

***

–Брат Роман? – Варгоши вздрогнул, услышав за спиной уже знакомый голос. Голос брата Томаса – слуги Святого Престола.

–Добрый вечер, брат Томас, – но надо было играть до конца, и Варгоши, которого сейчас не узнал бы даже лорд Агарес, да и весь Совет, слишком уж постарался принц Сиире над его обликом, поклонился новому соратнику.

            Сиире действительно изменил облик Романа Варгоши, но действовал не магией, которая была бы заметна любому сильному вампиру, а людскими средствами, на которые вампирский снобизм не был приметлив.

            Варгоши изменили цвет волос с помощью едкой краски, которая любому смертному обещала, пожалуй, после пары применений, облысение, нанесли на его лицо тонким слоем пасту, хранящую от ожогов и скрывающую излишнюю белизну, дали флакон с каплями…

–Ядовитая дрянь, – предупредил Сиире, – но ты уже мёртв. Так что нормально, зато красноты в глазах не будет.  А вот клыки не вздумай продемонстрировать!

            Варгоши вооружили парой флаконов с каплями и пудрами, ещё раз напомнили о важности сокрытия клыков, иными словами – ни мысли о крови! И отправили в путь. На слабые попытки уточнить хоть что-нибудь, Сиире сказал:

–Тебя уже ждут.

            И его ждали. Роман понял всё сразу – деньги, к которым Святой Престол должен был испытывать отвращение, достигли сердец не самых устойчивых душ-прислужников Престола. Романа Варгоши встретили, выдали ему бумагу на имя брата Романа Крелецкого, свидетельство об обучении на это же имя и молитвенник с чётками. Молитвенник  и чётки не обожгли рук, Варгоши не сдержал изумления, и слуга Престола, замаравший всю честь своего служения, объяснил тихо:

–Это специальный, он не освящён, но будьте осторожнее. Советую читать молитвенник внимательно, вдруг вас попросят о слове…

            Перспектива становилась всё поганее и страшнее. Роман Варгоши, будучи вампиром, отправлялся в стан врагов своих в роли священника и слуги Престола, который охотился и убивал таких как он! И всё это ради призрачной надежды на спасение и защиту от принца Сиире.

            «Может того…сбежать?» – мелькнула панически-спасительная мысль, но тут же сменилась мрачным насмешливым взглядом Сиире и его тихий голос, проникший через земли, спросил с тихой ехидцей:

–Полагаешь, что я тебя не найду?

            Роман не был готов к такому повороту, но признаваться не стал. Сиире был силён, очень силён, так что в его власти было дотянуться до него через многие земли, хотя сам Варгоши о таком не был предупреждён.

            Странное это было чувство! Чей-то взгляд, чей-то голос через такое большое расстояние. Странное, пугающее и вызывающее трепет.

–И потом, – продолжал Сиире, – ты же вампир. Если что-то пойдёт не так, ты просто обернёшься летучей мышью и свалишь ко всей тьме. Он человек, а ты вампир, и чего бояться?

–Но он убил Крытку. И ещё вашего…

–Они могли подставиться сами и не были предупреждены о его возможностях, – здесь Сиире не солгал, но упустил то, что и сам Варгоши не предупреждён о возможностях Томаса, хотя бы по факту того, что и Томас далеко не человек.

            Но Романа это успокоило. Всё равно, как ни крути, его круто обложили и сам он себя загнал в безысходность. Либо Совет, либо Цепеш с Гриморрэ, либо Сиире, либо Слуги Престола… и где-то среди всех этих рычащих, кусачих морд был один выход, один маленький шанс…

–Святой Престол не предупреждал меня, – Томас встретил его с холодным любопытством, без враждебности, но и без тепла. 

–Меня, знаете ли, тоже…– неосторожно брякнул Роман и испугался, вообразив, что попался. Мог ли слуга Святого Престола так небрежно отзываться о нём?

–Ну всё…новый рекорд, минута и провал, – Сиире, который был, конечно, в голове Варгоши и тоже слышал, был такого же мнения.

–Мы не выбираем когда и где встречать нам нашу работу, приветствуем тебя, брат Роман! – Томас, однако, отреагировал иначе. – Тебе покажут твою комнату. Найдётся что-нибудь?

            Нашлось. Каморка, в которой не было оконца, стала прибежищем для Романа Варгоши. Тут кое-как разместилась кровать с соломенным тюфяком и скрипучий столик. Это было странно, но Варгоши неожиданно для себя не нашёл ничего плохо в такой бедной обстановке. Она была ему в новинку.

            Целые сутки Роман Варгоши  был не при деле. Томас отсутствовал, как сказали ему – ушёл на допросы. На чьи допросы, по какому поводу, Варгоши, конечно, не посвятили.

            Зато вскоре, на вторые сутки, ему нашлось дело. Перед ним поставили тазик мыльной воды и велели перемыть посуду после трапезы всех слуг Святого Престола, на которой не было Томаса, и на которой сам Варгоши ел мало, давился безвкусной для вампиров едой и изображал воодушевление от её присутствия.

–Я? помыть? – в ужасе спросил Варгоши, который в жизни не мыл посуду.

–Мы все трудимся, у нас тут слуг нет, мы сами слуги народа и Престола, – ответили ему и вручили губку.

            Роман Варгоши – вампир, воплощавший хаос, достойный продолжатель дел своего отца, стоял в кухоньке и мыл ледяной водой (правда, холода не чувствовал), глиняные тарелки и ложки. И странно ощущал себя.

            Это было так странно, непривычно, и вместе с тем, было в этом что-то правильное. В первый раз, взявшись за тарелку, что оказалась его собственной и хранила на себе кусочки присохшей каши, он полагал, что его охватит омерзение. Но ничего страшного не произошло. Он просто опустил тарелку в тазик с водой, принялся мыть губкой и…

            И остался вроде бы собой.

            Закончив с горой посуды, Варгоши понял две вещи: он устал и горд. Руки, непривычные к такому труду, ныли, хотя едва ли могли ныть. А горд…да, впервые за долгое время, он что-то сделал сам и это принесло пользу.

            Странно, всё было странно!

            Затем его послали на огород – пропалывать. Он смотрел как прополку делают другие и старался сам, и, хотя отставал сам, всё-таки приловчился. Потом была чистка рыбы и приготовление ужина на всех, где к Варгоши присоединились и другие слуги Престола, желавшие поговорить с ним и о нём. Варгоши вдохновенно солгал о том, что учился в деревне, потом был отправлен в город, затем только, годы спустя, переведён под служение Святому Престолу.

–Брат Роман, ты впервые работаешь на выездной охоте? – спрашивали его.

            О чём речь Роман не знал. Он знал отдельно охоту, но едва ли его спрашивали о ней.

–Ну, как сказать…– он мялся.

–Ничего дурного в этом нет, – заверил его громадный и жуткий Элмар, который в разговоре с братьями оказался добродушен. – Не всем из нас дано сразу оторваться от бумажных дел. Я так и вовсе не умею писать, но я служу Престолу!

            Варгоши сообразил, о чём речь и ответил:

–Да, я работал много на бумагах…я был в архивах.

–В архивах города? – тотчас последовал вопрос, но вопрос пристыдили:

–Братья, полно вам! Мы же не допрос чиним, что же вы накинулись на человека? Он освоится ещё…

            И это тоже было странно. Его спрашивали, им интересовались, и Роман Варгоши задумался о том, что у него могла бы быть другая судьба! Такая странная новая судьба!

–Не увлекайся, не забывай своего дела! – беспощадный голос Сиире оборвал всё веселье.

 Но Томас не появился и на ужин. Слуги Престола смотрели на нетронутую его тарелку.

–А брат Томас? – нерешительно подал голос Роман, – он же не останется голодным?

–Он много работает, – объяснил ему Гвиди, – в свободное время он пишет письма, даёт отчёты. Он вообще всегда в еде скромен, и я полагаю, что он может даже забыть про еду, если ему не напомнить. Я отнесу ему ужин.

            Варгоши только и оставалось что пододвинуться, пропуская брата Гвиди с тарелками для Томаса.

            А потом была ночь, полная бессонной свободы и размышлений. Слишком много впечатлений свалилось на голову Романа Варгоши и он не смог даже изобразить ночного сна, хотя понимал, что это необходимо. Но он всё-таки рискнул и вышел в ночную прохладу, в деревенскую жизнь, которую не понимал,  и которая всегда была так далеко от него. Что он знал прежде о деревне? В деревне есть еда – люди. Что он видел теперь? По-настоящему видел?

–Брат Роман? – его вырвали из мыслей, смутных, далёких, непонятных на счастье и горе непонятных.

–Добрый вечер, брат Томас.

            Варгоши только обрадовался тому, что не поддался на людскую необходимость и не стал изображать сна. Ему ведь было дано задание!

–У вас бессонница? – спросил Томас. Он был всё также холоден и спокоен, но в ночной тишине его холод не выглядел враждебным, он был силой. Роман подумал, что этому человеку очень идёт быть слугой Престола, камень, а не человек, хранитель людей!

–Я…да, – Роман вздохнул, – я мало сплю.

–Я тоже. Что не даёт вам сна?

            Что не даёт сна? Да буквально то, что он вампир и в принципе не очень-то нуждается во сне! Но так не ответить, надо лгать:

–Размышления, – и ещё надо сказать правду, хотя бы частично, – о прошлом.

–Быть слугой Престола – тяжёлый выбор, – Томас ответил неожиданно мягким тоном, – не каждому дано выбирать этот путь, ещё меньшему количеству людей дано пройти его до конца. Это кажется со стороны, что мы только сидим, опрашиваем тех и этих, ведём протоколы, расследования и составляем отчёты. На нас ответственность. Ответственность за души и жизни.

            Никогда Варгоши не слышал таких слов, да и ответственность для него существовала только одна – за свои поступки, и то, он всячески перекладывал её на других, шёл на сделки, искал защиту.

–А почему вы не спите? – спросил он с интересом, запоздало сообразив, что вопрос, наверное, нетактичный.

–Я? – Томас будто бы удивился, – что ж, брат роман, я не сплю потому что меня терзают мысли. Например, мысль о том, что люди тратят на сон ужасно много времени. Если бы они имели долгую жизнь, или жизнь вечную, это было бы объяснимо, но так…

            Томас покачал головой, а Роман не удержался от возмущения:

–Ничего нет хорошего в долгой жизни!

            И спохватился. Ночь, непривычная обстановка, присутствие рядом необычного человека, в голосе которого звучала серьёзная усталость, показывали самому Варгоши как он безнадёжен и слаб, как смешон. У него-то долгая жизнь, пуст и посмертная. И чего он сделал? Чего достиг? А тут человек с убеждениями страдает бессонницей, жалея краткость своей жизни.

–Я хотел сказать, что долгая жизнь – мучение, – нашёлся Роман, заметив, как смотрит на него Томас.

–Ты ещё табличку повесь: «я – вампир!» – посоветовал ехидный голос принца Сиире и Роман вздрогнул, поморщился, пытаясь заглушить этот ставший вмиг неприятным голос, вызвавший ещё недавно трепет в нём.

–Вы правы, – холодно согласился Томас, – долгая жизнь – это не просто мучение, но ещё и оскорбление неба.  Людям не дано долгой жизни, так нечего о ней молить.

–Вот засранец! – прошелестел Сиире.

            Сиире-то знал, в отличие от Варгоши, что сам Томас тоже живёт слишком уж долго для человека, по одной простой причине – он не человек! его искренне возмущали слова Томаса, но причину возмущения он, конечно, раскрыть не мог.

–Извините, я не хотел вас обидеть, – Варгоши не извинялся искренне очень давно, если вообще извинялся. Если отец требовал от него извинений за деяния вроде «нежелания пить кровь ребенка», Варгоши извинялся, но от страха, также было и с Советом, который ещё терпел его собственные выходки. Но сейчас Варгоши извинялся сам, по своей воле, не из страха, а от смущения и перед кем? Перед человеком!

            Сиире мрачно молчал, уже смутно жалея, что не послал Варгоши на раннее запланированное дело. Тут что-то шло не так. Но с другой стороны, один разговор – это ведь ещё ничего, и потом, это Варгоши – трус и ничтожество, да что он сделает? А так может удастся чего узнать!

–Меня нельзя обидеть, – заверил Томас, – у меня есть свой долг перед народом и небом, и обида ослабляла бы мой путь.

–Пафосный индюк! – не выдержал Сиире, но его замечание прошло незамеченным для Варгоши.

–На вас большая ответственность, – сказал он, чтобы что-то сказать. Молчать не хотелось, в молчании было что-то настолько искреннее, настолько правильное, что становилось страшно.

–На каждом из нас ответственность, – ответил Томас. – И от этого бессонница. Вы видите мир, брат Роман?

–Я вижу деревню.

–Разве она не часть этого мира?

            Роман Варгоши ощущал себя всё больше и больше ослом.

–Видите дома? – допытывался Томас. – Спящие окна, тишину эту слышите? Буквально через несколько часов вернётся жизнь, раскроются ставни, начнётся выгул скота и утренние хлопоты. Что вы думаете о них?

            Варгоши не думал о таком примерно никогда и неопределённо пожал плечами:

–Это хорошо.

–Хорошо и красиво, – согласился Томас, – вы верно заметили. Это хорошая часть мира, но кто-то не проснётся…вы знаете, что недавно было совершено в этом мирном месте?

–Сожжение вампира? – предположил Варгоши, вспомнив про Крытку.

–Да чёрт с ней! – беспечно отмахнулся Томас, – тоже мне вампир… нет, недавно, здесь было убийство. Жестокое. Одна нечистая тварь, которая скрывалась в этой деревне годами, влезла в дом, где часто бывала, и убила мать и сына, а дочь не тронула, пожалела…

            Нет, об этом Варгоши не слышал.

–Девочка была в ужасе. Ещё больше она была в ужасе, когда узнала, кто это сделал. Сосед, добрый сосед. Она потеряла за ночь мать и брата. Она едва не сошла с ума. Что вы об этом думаете?

–А где она сейчас? – тихо спросил Варгоши. Он не знал, что думать и к чему ведёт Томас.

–Отправлена ко двору короля Стефана, – ответил Томас, – но что вы об этом думаете? Разве не отвратительна мысль о том, что мы уничтожили не всё зло? Что есть ещё та сволочь, что может разрушить хорошее в этом мире?

            Роман молчал. Он никогда не считал себя злом, во всяком случае, до этой минуты. Он убивал, но так это от того, что ему надо было есть. Он никогда не знал сожаления и не представлял, что это чьи-то близкие. Сейчас он чувствовал себя крайне странно и был сбит с толку.

–Мы должны это исправить, – жестко сказал Томас. – Я, вы, Святой Престол, наши братья. Мы все. Зло должно прекратить существование. Понимаете?

–Понимаю, – тихо сказал Роман, – я никогда не думал об этом…так.

–Вы были недолго священником?

–Я вообще едва ли им был.

–А сейчас Престол направил вас сюда?

            Варгоши нервно вздохнул:

–Вам кажется это подозрительным?

            Взгляд Томаса ему не нравился. Тяжёлый взгляд, в котором нет ничего милосердного. В свете луны взгляд казался ещё страшнее.

–Я не подозреваю братьев, – улыбнулся Томас.

–Ну и зря! – это уже, конечно, Сиире.

–Я предлагаю вам завтра поприсутствовать в качестве моего писаря на допросах, – сказал Томас.

            Варгоши кивнул, чувствуя облегчение и ужас одновременно:

–Спасибо за такое доверие.

–Спокойно ночи, брат Роман, – ответил Томас, – от бессонницы помогает одно упражнение. Нужно лечь и досчитать до ста без движения. Понимаете?

–Да, – сказал Роман, – спасибо за совет, брат Томас. Спокойной ночи.

            На самом деле он солгал и ничего не понимал. Вообще ничего и особенного того, что сейчас шевелилось в его душе, представая перед его внутренним взором совсем в ином свете. В одном Варгоши мог признаться: это задание было ему полезно, ему было о чём подумать, и эти мысли впервые за всю его жизнь и все его посмертие, касались не его существования, а важных, по-настоящему важных вещей.

–Вот идиот! – веселился Сиире, не подозревая о мыслях в голове Варгоши.

            Но Томас не был идиотом. Ровно как и Гвиди. Верный помощник сразу высказал свои подозрения:

–Сказал, что рос в деревне, а на деле не может посуду помыть и полоть? Готовить и то не может… обман всё это. Тем более, вы видели, кем скреплена бумага. Он же взяточник – известный факт, верить тем, кого он сюда посылает – нельзя.

            Это Томас учёл. Он и впрямь предположил, что человек, которого прислали ему в помощь, всего лишь шпион для врагов, что ждали провала Томаса, склонившись перед Святым Престолом. Но теперь, одну беседу спустя, Томас знал – нет, к людям этот посланец не имеет отношения. И ещё знал одну вещь – это темное отродье было небезнадёжно, оно слушало, внимало, и крепко задумалось…

Глава 22. Три признака глупости

            Боль была самой настоящей, но Томасу и в голову не приходило на неё пожаловаться. Он знал, что заслуживает её, заслуживает полностью за то, кем явился в этот свет.

            В городе Святого Престола сам Хранитель указал ему ясно: если Томас хочет искупления, если хочет исправить всё то, что греховно жило в нём, он должен всегда помнить о своей тьме и всегда укрощать её.

–Как сделать мне это? – спросил Томас. Он не выждал положенной по престольной вежливости паузы, а сразу задал вопрос, выдавая своё нетерпение и решительность. Он действительно хотел покончить с грехами.

            Хранитель  Престола, однако, был милосерден. Он не стал выговаривать Томасу за то, что тот нарушает формальные правила, на которых и покоилось устройство всей Святопрестольной власти, власти креста и спасительного пламени. Напротив, он улыбнулся вампиру и ответил:

–Ты должен помнить кто ты есть. Всегда помнить. И не забывать о том, что ты отродье тьмы. А поможет тебе в этом боль.

–Боль? – удивился Томас. Он давно не чувствовал боли в том, забытом общечеловеческом смысле. Вампирская регенерация, которую он научился побеждать и знание о которой принёс как в дар Святому Престолу, защищала от много.

–Боль, – согласился Хранитель Престола. – Знаешь, какой человек глуп? Который боится боли. А боль – это учитель, это напоминание, это тяжёлая ноша, избавляться от которой будет совсем не мудро. Без боли приходит забвение. И тебе нужна боль. Ты должен помнить кто ты есть и что ты нуждаешься в искуплении.

            Томас кивнул:

–Благодарю вас, Хранитель, ваши слова мне отчётливо ясны, мне неясно лишь одно – какая это должна быть боль?

–Ты же рассказал слугам Престола о том, как бороться с подобными тебе, ты и реши – какой боли ты заслуживаешь.

            Ответ был правильным.  Какое бы наказание не придумал бы для Томаса Хранитель – Томас теперь был устроен так, что счёл бы его малым для своего тяжёлого греха. Значит, выбирать наказание должен был сам Томас. Правильно это было и с точки зрения переложения ответственности – выбери сам чего ты заслуживаешь, покарай себя сам. Ещё это можно было считать проверкой: во сколько ты оценишь свой грех? И испытанием: выдержишь ли ты называться слугой Святого Престола?

            Иными словами: заслужи, дорогой, право на искупление!

            Нет, определённо Хранитель Святого Престола не зря был его хранителем – он знал, что нельзя отвергать от Престола врагов его, что жаждой искупления можно получить куда больше, чем страхом или преданным убеждением. Нельзя отвергать разочарованного.

            Томас долго искал для себя ответ. В первый раз он отрубил себе руку освящённым клинком. Было больно, и жгло отчаянно, пока рука восстанавливалась. Хранитель одобрил боль. Но не одобрил другое:

–Ты полагаешь, что это будет разумно? У людей не отрастают руки и ноги, на этом строится вся суть церковного воинства. Твоя боль не должна быть заметна, если ты показываешь себя настоящим, показываешь, что ты истязаешь себя – ты глуп.

            Это было разумно. Позже Томас только клял себя за то, что сам не догадался до такого простого предостережения.

            Томас перешёл к другому. Он пробовал разные способы, но следовал одному общему правилу: незаметности. Он принимал святую воду, он отирал ею лицо, оставаясь один и всю плоть, трижды им самим презренную, жгло, щипало, и кожа отвратительно пузырилась, обнажая естество.

            Он жёг себя крестом, обжигал плечи у святого пламени, когда выпадала ему ночь дежурства у его святилища. Он не щадил себя и изводил отчаянно и рвано, надеясь достигнуть в боли дополнительного искупления. Именно дополнительного, ведь Хранитель рёк неумолимо:

–Ты глуп, если полагаешь, что за твои грехи достаточно одной боли. Ты грешен по своей сути и должен искупить свою греховность деянием.

–Укажите мне это деяние! – молил Томас, – прошу вас, спасите меня.

            Но молчал Хранитель – невыгодно было пускать такого ценного и фанатично преданного, по-настоящему раскаявшегося слугу Престола на какое-либо из текущих дел. Такой шанс, такой воин, пришедший из тьмы и тьму эту с себя отчаянно пытавшийся смыть, нужен был для чего-то важного. Но важное не возникало на горизонте и тяжело длилось молчание Хранителя – не было Томасу той самой, главной роли.

            Но для Томаса это выглядело иначе: Хранитель не даёт ему искупления!  Хранитель не верит ему! Хранитель не верит в его покаяние!

–Хранитель, взываю к вашему милосердию! Скажите, что я должен сделать, чтобы искупить себя? – у Томаса не было сил терпеть. Но он был должен научиться терпению, чтобы послужить Престолу.

–Не торопи воли света, Томас, – у Хранителя был ответ на эти мольбы. Ответ без чёткости, но с определённой нужностью. Он позволял в дальнейшем изгибать все происходящие события в самую выгодную сторону безо всякого вреда. – Не торопись обрести искупление. Даже сын небесный и то не сразу пришёл к своей роли, не сразу нашла его задача, а прежде должен был он взрасти…

–Вы нашли меня когда моя душа умирала, когда гнила. Вы дали мне надежду. Вы дали мне веру, – Томас дрожал перед человеком, и если бы кто сказал ему хотя бы полсотни лет назад что такое вообще возможно, он бы этому сказавшему легко бы голову оторвал. – Вы дали мне смысл…

–Так не потрать его зря, – посоветовал Хранитель. – Не потрать его, а жди божественной воли, ибо ничего никогда не происходит просто так. И если пришло к тебе озарение – значит так было велено. И если нашёл я тебя – значит так было начертано. И если обрёл ты смысл в словах света – значит так было предрешено.

            Томас долго обдумывал эти слова. Как вампир он давно уже отвык от предначертанности и предрешения, от повеления, данного незримой силой, ведь он и был той самой силой, которая может больше смертного, которая живёт дольше и может пережить даже самого властного царя! Как тут верить в бога, если за века он не встретился? Как тут оставаться верным кресту или повелению, если ничего не попалось на пути, что подтвердило бы хотя бы существование чего-то высшего? Чего-то, что выше вампира?

            Таким был и Томас. Был, пока его не захлестнуло, как волною, безысходностью и бессмыслицей.

            А теперь он возвращался из посмертия памятью и удивлялся – как же, оказывается, приятно почувствовать вновь на своём жизненном пути длань Господнюю, как славно нести на своих плечах высший смысл, данный не тобой самим, не жаждой крови, а благом, которое вовсе названо общечеловеческим!

            Наконец-то был смысл в посмертии, в существовании, и, если подумать, даже в вечном голоде вампира.

–Томас, не открывай своей сущности, – наставлял Хранитель каждый раз. – Не все слуги Святого Престола, не все слуги Креста будут рады знать, что и такие как ты обретают искупление. Они не поверят тебе.

            Это Томас знал и сам. Это было его болью, но уже не физической, а неосязаемой, которую он таил даже от Хранителя Престола по вампирской гордыне: не стоило ему знать о том, что Томас страдает от недостатка общения и возможного недоверия товарищей.

–Не буду, Хранитель, – обещал он вместо этого.

–Не будь глупцом, – Хранитель вдруг взглянул мрачно, – не будь глупцом, Томас, иначе тебя ждёт не искупление, а падение. Не бойся боли, а приветствуй её. Не будь нарочитым – скрывайся, пусть тебя лучше овеют тайны, чем правда. И ещё одно – не будь нетерпелив, твоя суть выведет тебя на нужный путь, если ты преодолеешь своё нетерпение.

            И Томас принял эти добрые советы за истину. И сейчас он находился в рассвете бессонницы и возвращал к себе своего наставника – боль. Ту боль, что была им забыта на долгое время, но которая была необходима, чтобы почувствовать суть.

            Его лицо было освещено нервным пламенем свечи. Свеча как свеча, но Томас знал – сейчас будет больно, сделана она из освящённого воска, а не из обычного, значит, имеет над ним особенную силу.

            И он был готов к боли. Он стянул рубашку, чтобы обжечь самого себя, но чтобы ожог пришёлся на плечо – негоже, если кто-то из братьев увидит его раны, взял свечу. Она неприятно холодила пальцы, хотя на самом остриё её плескал весёлый огонёк.

            Так всегда было с освящёнными свечами – они были мертвы для кожи и ощущались странно-холодно, жгло лишь пламя.

–Боль – учитель, боль – память. Amen, – это было короткой, привычной фразой, заменившей ему молитву. А затем была настоящая боль. Кожа вспучилась, побелела, зашипела, лопнула, обнажая чёрный надрыв вампирской сути. Томас сложился пополам от боли, клыки выдвигались против воли, но он заставил себя молчать, закрыв нетронутой рукой рот.

            Нельзя кричать. Нельзя…придут ведь!

            Стук в дверь. Томасу показалось, что в кровавой краске боли он просто спятил. Но стук повторился – нервный, нетерпеливый. Как невовремя!

–Брат Томас! – это был Роман Варгоши, который не подозревал, что его личность уже понята Томасом. – У нас новость.

            Новость! Какая у них может быть новость? Луна не в ту сторону пошла? В огороде крестьянки украли три огурца?

            Томас не отвечал. Он знал – попытка открыть рот и выдавать из себя хоть сколько-нибудь допустимый ответ может обернуться просто открытием своей боли. А открываться тому, кто не ступил на путь искупления? Открываться так?

–Брат Томас! – стук стал паническим.

–И…иду, – прошелестел Томас. Он рывком надел на себя рубашку, кожу, лопнувшую от свечного святого жара, обожгло мгновенно, он сморщился, но счёл что справится с болью, не выдаст себя.

–Брат То…– Роман осёкся. На очередной стук его слуга креста всё-таки открыл и Роман замер на пороге, как будто бы застигнутый врасплох мальчишка, что пытался подглядеть в замочную скважину. Собственно, так себя Роман и чувствовал. Он никогда не видел ещё Томаса таким потрёпанным и несчастным. И ещё – без привычного плаща, в одной рубахе. А на плече вампирский взгляд Варгоши, превосходящий остротой людской, увидел пятнышко крови и слизи. А ещё…

            Крылья носа Романа Варгоши жадно расширились, он учуял запах крови. Что-то примешивалось к этому запаху, но капелька крови проступила, и ему стоило огромного усилия сдержать себя.

            Он сдержал.

–Молодец, – похвалил Сиире. Голос его был отчего-то очень напряжённым.

–Итак? – Томас не сводил глаз с Романа. Он видел как жадно затрепетали крылья его носа, как яростно сверкнуло, на короткое, незаметное человеку мгновение, красным в его глазах и угасло.

            Томас не был человеком и видел больше, но пока не спешил открывать этого Роману.

–А…– гость взял себя в руки, вспомнил, зачем явился, – простите, брат Томас, там женщина…Эльмина. Она сказала, что видела огромную крылатую тень. Как летучая мышь, только много больше.

            У Томаса возникло стремительное, совершенно глупое желание посоветовать, именно посоветовать, а не пригласить Роману перейти за порог своей комнаты и понаблюдать, как тот будет мяться. Но желание было глупым. Оно вело к разоблачению вампира, а к чему разоблачение, если этот вампир мог стать чем-то большим?

–Иду, – решил Томас.

            Гвиди был уже на месте. Рядом с ним плакала женщина. Красивое лицо, сдобное пышное тело, и совершенно несчастный вид. Она плакала.

–Напугалась, – коротко объяснил Гвиди, мельком оценив внешний вид Томаса. Вот кто угодно, но только не он, нет, не Томас, мог прийти в  рубашке. Даже в ночной час Томас всегда появлялся в своём походном плаще или мантии служителя и никогда не был так небрежен к себе. Но Гвиди ничего не сказал на этот счёт. Он не был идиотом, он умел наблюдать и собирать все собранные наблюдения в одну цепочку. Звено за звеном, аккуратно, понемногу…

–Расскажите что случилось! – велел Томас, жестом приглашая за собой топтавшегося неловко у порога Романа. – Заменишь моего псаря, не стой столбом!

            И это Гвиди тоже заметил.

–Я-я…– женщина сбивалась и тянула гласные буквы протяжно, – вышла-а, а он тут. Страшны-ый…

            Томас покачал головой: нет, никогда эти люди не научатся быть полезными.

–Как зовут? Кто ты? Чем занимаешься? Почему вышла? Что видела? Что слышала? – холодно спросил Томас. Эти вопросы были наводящими и, на взгляд самого Томаса, очевидными. Но по опыту выходило, что ни разу не очевидными. Люди говорили всё что угодно, кроме нужного и несущего информацию.

–Эльмина я, – женщину вопросы, а главное строгость тона Томаса заставили собраться. – Прачка.

–Трое детей, девочка неделю назад билась в лихорадке. Муж занят на каменоломне в городе, приезжает раз в месяц, – Гвиди сократил путь для женщины и для себя. Терпеть завывания было тяжеловато.

–Лихорадка? – Томас глянул на помощника.

–Они всей семьей переболели за месяц до того, но девочка тогда не подхватила, слегла позже.

            Эти сведения не имели особенной ценности, но возможно могли указать на что-то. Томас не знал пока их веса, но сделал знак Роману записать.

–Да-да, – подтверждала Эльмина. – Ночью… шум был. Как крыльями кто.

–И обязательно надо выйти посмотреть? – поинтересовался Томас. – Не в вашей же деревне объявлен час непосещений! Не в вашей же деревне убили Регину с сыном и с ума чуть не свели её дочь!

            «Надо бы узнать как девочка…» – подумал Томас, но при мысли о девочке добрее не стал.

–У вас трое детей и муж в городе! Вы чем думали? Во имя креста, что вас понесло на улицу? Вы идиотка? Вы не понимаете, что существо, расправившись с вами, нападет на ваших детей, если оно там, за окном? Вы полагаете, что Регину с сыном заяц выпил? А мы, служители Святого Престола, здесь так, по грибы приехали?

–Так не сезон…- невовремя влез Гвиди, но осёкся. Он был согласен с Томасом.

            Роман не записал гневной отповеди Томаса, хотя и он был согласен с вампиром. По его мнению, женщина была неразумной. Как и все люди. Больше его потрясли слова Томаса, который так яростно, явно переживая за глупость людскую, накинулся на неё с обвинением.

–Вот же истеричка…– ответствовал голос Сиире, но Роман лишь дёрнулся от недовольства его присутствием.

            Эльмина ахнула и залилась ещё больше слезами. Томас мрачно взирал на неё. Он не понимал почему люди так стремятся плакать. Это непродуктивно. Важнее получить от неё сведения, а дальше пусть сама грызёт себя чувством вины.

–Вышла она на шум, увидела летучую мышь. Размером с человека, – объяснил Гвиди, – мышь, вроде бы с красными глазами была.

–Ой дура-а я…господи, прости! прости меня, грешную! – выла Эльмина, именно выла, а уже не рыдала.

–Молчите, – попросил Томас, – бог сохранил тебе жизнь, глупая женщина, чтобы ты помогла нам поймать это чудовище, если оно, конечно, было.

            Равнодушный холод возвращался к нему.

            Эльмина мелко закивала и согласилась сотрудничать. По её рассказу выходило, что мышь имела большие размеры.

–Просто вот…и даже больше! – объясняла она, показывая руками это «вот».

            В целом показания были безнадёжны. Летучая мышь, красные глаза, чёрная дымчатая шерсть – это если верить Эльмине. Прилетела, полетала над огородом и у её дома, Эльмина вышла, мышь посмотрела…

–Она усмехнулась! – Эльмина вошла во вкус. Видимо, прежде внимания ей было мало, и она сейчас чувствовала себя удивительно, даже страх отступил. – Ну словно как человек!

–А дальше? – Гвиди не скрывал иронии в голосе.

–Улетела, – призналась Эльмина. – Но она прямо вся такая…ну вот! Глазища – во!

            И она снова принялась показывать «вот» и «во».

–Ну хватит, – велел Томас. Голос его был прежним – холодным, бесстрастным, равнодушным, – мы вас поняли. Значит, сделаем так. Вы сейчас идёте домой, успокаиваете детей. И в следующий раз думаете о них. Если есть возможность провести следующую ночь с ними у соседей – воспользуйтесь ею. На улицу ночами не ходим, с летучими мышами не водимся. Завтра воздайте молитву господу за сохранение вашей глупой жизни. Вас проводят.

            Томас сделал знак одному из слуг креста и Эльмину, хлопающую глазами, растерянную, повели прочь.

–Думаешь, это был вампир? – спросил Гвиди, когда шаги Эльмины стихли на улице.

–Может быть, – Томас сел. Но сделал это он резко и пожалел тотчас. Руку свело болью, он дернулся, но всё прошло вроде бы незаметно для других. – Может быть да, а может быть и нет. Меня пугает и приводит в негодование другое – совершенная беспечность местных. Недавно убили жительницу их же поселения, убили жестоко. Так что же?

–Идиоты, – отозвался Гвиди. – Всегда такие есть и будут.

–Они идиоты, – согласился Томас, – но нам отвечать за их души. Завтра же…брат Роман, напомни мне завтра выпустить новое обращение к местным. Отныне ночной час будет строже.

–А за нарушение? – тихо спросил Гвиди. – Они же все нарушать полезут.

–За нарушение плети. От десяти ударов, – ответил Томас. Он не задумывался надолго, он и сам понимал, что для быстрого увещевания нужны настоящие меры. Нужен страх. Он не хотел принимать на себя эту роль, но если местные не понимали что подвергают себя опасности, их  надо было спасать! Ценой их же боли спасать.

            Воистину, не бойтесь боли – она учитель, она спаситель, и только глупец отвергнет это!

–Вот же садист. Так оно и начнётся. Сначала плети. Потом за дурное слово клеймо. Затем за дурной взгляд на костёр! – Сиире, конечно, был тут как тут. Он всё видел и слышал, если ему было нужно.

            Варгоши не был этому рад. Сейчас он был согласен с Томасом. На его месте он, пожалуй, поступил бы также. Если надо спасти стадо, которое неумолимо выходит за забор в волчий час, что делать, как не наколоть на забор шипы?

–Это ради их блага, – мысленно сказал Роман, не зная, услышит его Сиире или нет.

–Конечно, ради всеобщего блага. Людского блага! – Сиире глухо хохотал где-то в разуме Варгоши. – Ох, молод ты ещё, преступно молод, не знаешь, что людским благом прикрыты все дурные идеи. И, помяни моё слово, не раз ещё под этим соусом будут поданы! Всё оно начинается как рдение за благо ближнего, а обращается светом костров, наживой и борьбой за власть!

–Это не так. Нужно защитить людей. Он поступает так, потому что…

–Потому что ты ничего не знаешь. Радуйся, Варгоши, что в нашем посмертии нет церкви. У нас свобода и правит Тёмный Закон. Общий. Не нарушай и всё будет хорошо, будешь существовать долго и сладко.

–Брат Роман? – от противного голоса Сиире Романа отвлекли. Зрение стало острее и Варгоши осознал, что перед ним неизвестно сколько стоит Томас. Гвиди уже не было в комнате.

–А? простите, я…– Роман не знал как оправдаться. Он не знал, что сказать и как показать Томасу, что он не опасен, а просто ушёл в свои мысли. Давно он не делал этого, не лгал смертному.

–Ушёл в размышления? – Томас пришёл на помощь.

–Да, я ушёл в размышления, да…– Роман кивнул. – Простите, брат Томас, а долг я был в размышлениях?

            Томас не ответил. Он оглядел лицо Варгоши и Варгоши почувствовал себя неуютно. У него возникло глупое ощущение, что Томас видит его насквозь и вот-вот заорёт, что Роман – вампир, а не слуга креста и надо сжечь его и запылает ночь костром.

–Вы поняли, что я ранен? – вместо этого Томас сказал совсем другое. – Вы увидели моё плечо, что оно причиняет мне неудобства.

–Я…– Роман нервно сглотнул. Этот человек был непонятен. – Да, мне показалось, что я вижу на вашей рубашке кровь. Позвать брата Гвиди или лекарей?

–Я не нуждаюсь в лечении, – заверил Томас. – Знаете, как я получил рану?

            Роман не знал этого. Не знал он и того – хочет ли он вообще знать что-либо от Томаса. Странный это был человек, какой-то очень уж жуткий, холодный и от него шла опасность.

–Нет, брат Томас, я не знаю этого.

–Я обжёг себя освящённой свечой, – ответил Томас, при этом голос его не изменился, точно они о погоде говорили.

–Мне жаль.

–Почему? – удивился Томас. – Я сделал это нарочно.

–Что-то даже я нервничаю, – признался Сиире в голове Романа Варгоши. – Может вытянуть тебя…

–Нет! – вдруг ответил Роман, сам поражаясь своей смелости. Ответ его был послан и Сиире, и Томасу. И если Сиире понял это, то Томас не мог. Пришлось выкручиваться: – нет, это невозможно! Неужели вы хотели сделать себе больно?

            Томас отошёл от Романа и сел на своё место. Теперь он устроился с удобством, ему было удобно смотреть на вытянувшегося по струнке Романа Варгоши, ошалевшего от сумасшествия людей.

–Брат Роман, ты знаешь признаки глупости? – спросил Томас спокойно.

–Чего? – Роман совсем потерялся. В глубине души он надеялся, что Сиире ему что-то подскажет, но и тот молчал – или обиделся, или не знал, как ответить. – Ну, наверное, неумение читать, говорить…

–Это не глупость, а необразованность, – поправил Томас. – Её легко создать и легко искоренить. К тому же, как известно, даже тот, кто не умеет читать и писать, а иной раз и говорить, может быть весьма умён в бытовом плане и сметлив. Я вот знал одного поэта… он не прочёл за свою жизнь и двух строк, букв вообще не знал, но он складывал потрясающие, умные стихи, потому что был слугой народа.

            Правда, это не помешало Томасу однажды перекусить горло этому поэту, но это уже неважно.

–И я сталкивался, – признался Варгоши, – много раз. У моего отца была служанка. Она не умела писать и читать, была стара, её обязанность была следить за мной какое-то время, но она умела слушать природу и всегда могла приготовить отвары из трав…

            Правда, потом эту служанку его же отец и порвал в клочья, когда впал в кровавое безумство, но это сейчас неважно.

–А ты разве не из деревни? – поинтересовался Сиире. – Идиота кусок!

            Роман спохватился и в страхе глянул на Томаса – в самом деле, каким надо было быть идиотом, чтобы забыть о подложной биографии?

            Но Томас молчал и на лице его было благосклонное любопытство.

            «Не заметил!» – обрадовался наивный Роман Варгоши.

–Ну-ну…– отозвался Сиире.

–Так что с признаками глупости? – напомнил Томас. – Если это не необразованность, то что тогда?

–Безверие? – предположил Роман. Разговор его неожиданно увлёк. Это был простой разговор, не о насущном, не о масштабном, а размышление, но было интересно.

–Безверие – это всего лишь точка зрения, – и на это Томас возразил.

–Тогда…– Роман сдался, – тогда я не знаю, брат Томас.

–У глупости есть три признака, – Томас улыбнулся, но глаза его остались холодными. – Первый – это нетерпеливость. Человек забывает о том, что душа его вечна и стремится следовать за телом, а тело стареет и умирает. Человек, помня об этом, превращается в глупое, суетливое животное.

            Роман молчал. Начало ему не нравилось.

–Второй признак – это нарочитость, отсутствие скрытности там, где она должна быть.  Это когда кто-то, таясь от очевидного неприятия, не заботится о том, что нужно скрываться особенно тщательно.

            Роман почувствовал в горле знакомый комок. Он не знал – это камень в его сторону, мол, я всё знаю, в следующий раз ври лучше? К чему разговор? К чему эти странные речи?

–И, наконец, третий, – Томас поднялся, теперь он снова оказался рядом с Романом, но на этот раз никакого благосклонного любопытства в его чертах и близко не было – один холод, камень, смерть, – самый важный признак – страх перед болью. Боль проходит, но оставляет память. Боль учит. Боль напоминает. Боль не оставляет нас никогда, и не должна оставлять, если мы не хотим потерять смысл.

            Роман испуганно молчал. Третий признак был ещё страннее предыдущего. Он не понимал, чего хочет от него добиться брат Томас. Понял ли? Пугает? Подозревает? Или это просто их стиль общения? Роман плохо знал людское общество с точки зрения сосуществования, а не гастрономического потребления.

–И я спрашиваю вас, – Томас понизил голос до шёпота, – вернее, нет, не так.  Я предлагаю вам, да, так точнее, предлагаю подумать, брат Роман – глупец ли вы? Глупы ли вы настолько, чтобы быть пешком в чужих играх до своего бесславного, а я вас уверяю, что он будет бесславным, исхода?

            Всё. Теперь у Романа не оставалось сомнений. Он растерялся. Напасть? Вырваться? Что делать-то?

–Уходи! – велел Сиире.

–Ответьте себе на вопрос, брат Роман. Если вы хотите покинуть эту деревню, вас никто не станет держать. Но если вы хотите подняться над собственной глупостью, то оставайтесь, – Томас легко отпихнул Романа Варгоши со своего пути и скрылся за дверью, шаги его быстро стихли.

–Уходи, немедленно уходи! – Сиире орал ему прямо в сознание. – Он приведёт тебя на костер. Он всё понял!

            «Мне всё равно… они все хотят моей смерти. Я всё равно ничтожен», – мысли путались. Роман понимал что останется вопреки воли принца Сиире, вопреки здравомыслию. Просто потому что он не хочет быть пешкой в их играх.  А ещё потому что для Романа приоткрылся странный, непознанный, незнакомый прежде мир. И что-то таилось, ждало его прихода на дорогах этого мира.

–Да, гибель!

            Роман был согласен – гибель была очевидна. Но если нет? в конце концов, как его задержит какой-то человек? да хоть двое или десяток. Он вампир, а вампир сильнее, вампир – это вершина…

–Как же я ненавижу идиотов, – ответствовал принц Сиире мрачно-ехидно и его голос истаял в сознании Романа Варгоши, посмертие которого стремительно раскалывалось на «до» и «после».

Глава 23. Она не верила

            Для Марии Лоу вампирская жизнь была настоящим даром. Даже в минуты особенно тяжкого голода или бессилия перед солнечным днём, она никогда не жаловалась. О прошлом её мало что было известно – да оно и не могло быть известно, ведь вампирская благодетельница Мария Лоу жила свою людскую жизнь совершенно незаметно.

            Что могло быть заметного, или хоть сколько-нибудь интересного в простой кармелитке, заброшенной в монастыре с глаз долой? Её родители были бедны и не могли позволить себе содержать троих дочерей в равной степени довольства – пришлось делать выбор…

            Мария проигрывала про красоте своим сёстрам Луизе и Терезе, более того – она немного прихрамывала после неудачного падения в далёком, непомнящем детстве. Иными словами – она была обузой. Так её было решено отправить в монастырь, чтобы не тратиться на содержание и представление ко двору, на сбор приданого и всё прочее, на что полагается тратиться заботливым родителям, выстраивая будущее своей дочери.

            Мария не плакала. Она пыталась улыбаться матери, что обнимала её на прощание и шептала ей что-то успокаивающее про то, что это временно и что Мария получит там образование, что нанять для неё домашнего учителя невозможно, и она обязательно вернётся домой…

            Мария пыталась верить. Она пыталась себя убедить в том, что всё происходящее – это действительно временно, ведь так говорит мама, а мама не может обмануть, но разум говорил ей, что это навсегда, и что она покидает отчий дом, что от неё просто избавляются и никогда она не вернётся.

            Уже тогда её разум не верил чувству и чужим словам.

            Так и случилось. Мария попала домой только через пятьдесят лет. Уже вампиром. Прежде было не до того, совсем не до того. Её сестра Луиза, которая, как оказалось, жила богатой вдовой последние лет десять, ушла в могилу незадолго до возвращения Марии в дом. Зато теперь в родовом замке обитала Тереза с племянниками и детьми.

–Ты не изменилась, – сказала Тереза вместо приветствия. – Ты молода…

            В голосе сестры не было страха или обиды. Была констатация факта – безжалостная, полная отвращения. Разумеется, Тереза кое-что уже слышала о своей сестре, учинившей в монастыре кармелиток пару скандалов с каким-то забредшим монахом и что-то ещё про пожар, но отказывалась верить.

            Теперь она видела молодую сестру и понимала, что глаза не лгут ей, а вот Мария…

–Кто это, тётушка? – люди, незнакомые люди, сколько их было? Мария, сменившая теперь своё родовое имя на местечко обитания монастыря – Лоу – не узнавала никого и не могла даже толком сосчитать всех любопытных обитателей семейного замка.

            Её захватило воспоминаниями и слабой надеждой – сердце, или что там вместо него – омертвевающее, отжившее свою людскую жизнь, говорила, что сейчас всё будет хорошо, что сейчас Тереза назовёт её близкой родственницей и Мария останется, останется с ними всеми и будет постигать тут многое.

            Но она не верила омертвелому. Она знала, что не была нужна своей семьей даже когда ещё была человеком, на кой чёрт она им теперь?

–Это внучка одной маминой подруги, – объяснила Тереза. Назвать молодую женщину своей сестрой она не могла. Назвать её своей родственницей тоже. Надо было отвести подозрения. – Франческа, Элиза, попросите слуг устроить гостевую комнату!

            Две хорошенькие светловолосые девушки умчались тут же, с интересом оглянувшись на Марию.

–Твои племянницы, – объяснила Тереза тихо. – Но им не следует об этом знать.

–Стыдишься? – усмехнулась Мария, которая, конечно, всё понимала.

–Есть что-то дьявольское в твоём виде и в твоей молодости. Не место тебе здесь, Мария. Уезжай. Во имя нашей семьи уезжай.

            Мари стало обидно. Вампирская суть призывала её тут же совершить месть за такие слова, призвать на помощь всё то уязвлённое прозябанием в монастыре и ненужностью, но…

            Людское ещё жило. Не могла Мария устроить кровавую резню в своём доме. Не могла убить всех, кто приходился ей родственником, пусть того и не знал.

            Мария не осталась на ночь. И даже на ужин. Она уехала в тот же час, теперь уже точно одинокая и ненужная, теперь уже точно неверящая ни во что.

            С годами, наблюдая за угасанием своих племянников, Мария переосмыслила это неверие и ненужность, она обратила это в очередной дар и извлекла урок – спасение в себе самой.

            Вот себе можно верить – своим глазам, мыслям, планам, своему слуху и своему чутью. А другим, даже близким, нельзя.

            Именно по этой причине, получив такой вывод в посмертии, Мария Лоу никогда не делилась своими планами и находками в полной мере с Советом. И сейчас, когда фигура слуги креста Томаса была всё более мрачной и всё более зловещей тенью повисала над их миром, Лоу снова действовала в одиночку, отмахиваясь  от Совета обыденными, лишёнными настоящей ценности, выводами.

            Она утверждала в Совете, что Томас мог быть вооружён по заказу Святого Престола, что может иметь шпионов среди вампиров, но для себя давно остановилась на одном: он сам вампир.

            Другой вопрос – что он делает возле Престола? Престол не может не знать его сути, значит что – одобряет? Принял? А как он вооружил его крестом, если само прикосновение святынь для вампира губительно?

            Эти вопросы были для Марии интереснее, чем допросы прислужников-вампиров пропавшего лорда Агареса или попытки Совета раскопать биографию Томаса. Лоу пошла по другому пути – она направилась в архивы Престола.

            Пришлось, конечно, раздать взяток, а пару жизней и забрать тихой сапой – не верила Лоу в то, что людишки смогут промолчать и не похвастаться тем, что к ним обратились вампиры! Но зато Мария получила доступ в архивы Престола и крепко задумалась о том, с чего ей начать поиск информации.

            Разумеется, над Томасом, который был и остаётся вампиром, провели какой-то обряд – иначе те же костры, кресты и святая вода со Святой Книгой его самого бы сожгли. Доступ к такого рода обрядам может быть только в архивах, и то – чёрт его знает на каком уровне…

            А уровней, без малого, пять – три наземных, два подземных. А зная паранойю Престола, кто гарантирует то, что информация где-то в залах именно архива, а не ещё в каком-то тайнике? По-хорошему, надо бы разделить с кем-то поиск, но у недоверия есть один большой минус – одиночество. Выбирая себя, доверяя только себе и ища спасение в себе, ты и будешь всегда один.

–Два минуса, – возразили Марии из полумрака архива. Мария дёрнулась, не закричала, конечно – это было бы совсем дурно и глупо, но вскинула боевой щит, готовясь драться.

            Драться не пришлось – из полумрака сверкнули глаза Зенуним.

–У недоверия два минуса, – спокойно сказала вампирша, – первый – одиночество, второй – недооценка. Ты полагала что никто не догадается до того, до чего догадалась ты, ты полагала, что другие глупее?

–С кем ты в сговоре? – Мария опустила руки, показывая, что драться не намерена, но и вступать в беседу с противной советницей тоже не желала.

–А ты? – поинтересовалась Зенуним, – или так, от любопытства забрела в архивы Престола?

            Напряжение стало невыносимым. Зенуним откровенно издевалась, показывала своё бесстрашие и явную осведомлённость – будь на месте Марии Лоу какой-нибудь герцог Гриморрэ – Зенуним вылетела бы сквозь стену.

            Но Мария Лоу не верила вспышкам гнева – она верила в своё чутье и в факты, которые постигала сама.

–Чего ты хочешь? – спросила Лоу как можно дружелюбнее.

–Того же что и ты, – отозвалась Зенуним лениво, – я хочу найти информацию о том, как из нормального вампира сделать ненормального служителя креста.

            Будь они людьми, Мария стала бы возмущаться, мол, с чего тебе в голову взбрело, что я ищу именно это, и почему ты думаешь, что можешь мне хоть чем-нибудь помочь, и кто ты такая, чтобы следовать за мной?

            Но посмертие делает такие истерики и возмущения бесцельными. Ну порете вы, поскандалите и что изменится?

–Давай к делу, – предложила Мария, – почему ты так рвёшься мне помочь?

–А почему ты так рвёшься утаить от Совета свои поиски?

            Вопрос был хороший, но ответить на него было легко – ложь давно давалась Марии безо всякого труда:

–Я хочу убедиться, что мне ничего не угрожает. А ещё – я пока не знаю, на верном ли я пути.

            И в глазах добродетельная невинность! Мол, как же я, Мария Лоу, пущу по непроверенному следу Совет? Как же я оторву его от дел, Зенуним?

            Это могло сработать с Цепешем, который сам по себе был достаточно порядочным человеком и остался порядочным, верным слову вампиром. Это могло сработать с Варгоши – тот был идиотом и доверял всему и всем. Это могло, в конце концов, сработать с человечинкой…

            Но с Зенуним это не сработало – она не верила словам и добродетельным глазам. Тем более, если эти глаза и слова принадлежали Марии Лоу. Но Зенуним умела не показывать недоверия и кивнула, вроде бы как примиряясь с решением вампирши.

–Ты знаешь где искать? – спросила она вместо того, чтобы тыкать Лоу в недоверие.

–Где-то…– Лоу развела руками, показывая объёмность помещений престольных архивов. – Здесь пять залов. Нам нужна информация о древних обрядах и всё, что касается вампиров, и…

–И возможности перехода вампира в почти людское состояние, – подтвердила Зенуним. – Позволишь мне тебе помочь?

            Будь они людьми – Мария бы начала отнекиваться и отвечать, что всё это совсем не нужно, и вообще, она сама справится, ни к чему беспокоится; будь они менее сдержанны, Лоу бы просто расхохоталась, показывая, насколько она ни во что не ставит Зенуним.

            Но они были вампирами. Они были в Совете, входили в самый вампирский цвет и, стоя в архивах Престола, уже были союзниками.

            Или заговорщиками – как толковать!

–У меня нет особенного плана, – признала Лоу. И это было ответом – да, она согласна видеть Зенуним своим союзником, даром, что она не верит Зенуним ни на мгновение, ни часть мгновения! – Можем разделиться, например, я пойду в подземные, а ты поройся здесь.

–Мы можем сократить путь…– глаза Зенуним снова опасно блеснули.

            Мария не сразу поняла, что она имеет в виду. Но зато когда поняла, то даже коротко раздосадовалась – и почему не она догадалась до этого? Ведь решение-то очевидное и явилось шаркающей походкой.

            Шаги выдавали служителя архива ещё задолго до появления самой его невысокой и убогой на фоне величественных полок фигуры. Согбенный, скукоженный, с желтоватым осунувшимся лицом – что мог он противопоставить силе двух вампирш, залегших тенями в архиве?

            Он – скромный переписчик архивных дел, держатель каталога материалов, забытый на своей неблагодарной службе?

–Стоять…– голос был негромкий, но не послушаться его было нельзя. В подкрепление слов на его плеча легла когтистая, серая рука – рука Марии Лоу.

            Смотритель попытался вдохнуть и пискнуть, но вышло бездарно – глухой звук отозвался от стен и безразличных полок со множеством свитков и книг, и потонул в череде шелеста отживших своё страниц.

–Как твоё имя? – спросила Лоу, сдавливая худое плечо смотрителя. Плечо ныло и должно было будто бы лопнуть под могучей вампирской рукой, но напуганный человечек не дернулся и не запросил пощады, он глотал слёзы, проступившие от боли, мелко подрагивал и не мог отвести своих глаз от её – кроваво сверкнувших в полумраке.

–Ру…Руфус, — проскрежетал людишка и Мария кивнула, принимая ответ:

–Скажи-ка, Руфус, где в этом архиве материалы о вампирах?

–Не…не знаю, – Руфус не мог лгать. Боль и вампирская власть безжалостно сминали его, но он не отвечал нужного. Он всё больше терял связь с реальностью.

            Лоу разочарованно вздохнула. Какой прок с человечка, если он так бездарен?

–Где твой каталог, Руфус? – спросила Мария уже без всякой тени дружелюбия. В человечке не было нужды.

            Руфус указал негнущейся, одеревеневшей рукой на книгу, покоившуюся на почетном каменном столбе. Книга была массивной. Её толщина была примерно сравниться с толщиной туловища Марии Лоу.

            Зенуним уже метнулась к книге. Загремели стальные цепи, торопливо спадая под её властью. Лоу отвлеклась на звук – непозволительно для вампира, но рядом был только человечек, так что она позволила себе это – от Зенуним неприятностей было бы больше.

–Нашла? – спросила Лоу и почему-то голос её упал до шёпота. Хотя чего она могла бояться? Она была вампиром! Но всё же часть её, та часть, связанная с жизнью, монастырём и памятью о том, что Престол не выносит слуг тьмы, убили громкость её голоса.

–Подожди, – отмахнулась Зенуним и тоже шёпотом, – ты видишь сколько здесь страниц?

–Да чего ты копаешься? – возмутилась Мария Лоу. Почему-то вся её мёртвая кожа зачесалась невыносимо, желая побыстрее вырваться из архива. А для этого…да чего она возится? Не может вампирскую скорость применить?

            Закашлял согбенный человечишка, приставленный сюда Престолом на контроль и службу.

–Чем ворчать, решила бы вопрос! – попеняла Зенуним.

            Лоу хотела возмутиться и на это, но зуд стал невыносимым. Кажется, зачесалось даже во рту. Тревожный знак, нехороший.

            Но отступать? Куда? Раздражение же выплеснуть было нужно и Лоу с большим удовольствием прикончила служителя архива. Правда, к крови его не прикоснулась – так, со всей силы приложила его голову об пол, та и треснула.

            Зенуним и глазом не повела. Да и не до того ей было – не зря Мария Лоу не верила ей. Не только про Томаса здесь она искала, не только из-за него выслеживала все тайные подкупы и сговоры Марии, но и ещё ради одной, проскользнувшей и обещавшей большую победу информации.

            Можно было пойти к Владу Цепешу, чтобы найти наверняка, но принц Сиире рекомендовал этого не делать:

–Это тайна, которую он укрыл от нас, своих братьев. Он не станет раскрывать её тебе, зато поймёт, что ты тоже в курсе и знаешь, чем это грозит?

            Так что Зенуним выбрала отмолчаться и порыться в архивах самой, благо, ещё и повод попался удобный.

–Да что ты там…– недоумевала Лоу, – дай я сама посмотрю.

–Я уже, уже! – заторопилась Зенуним, она уже швырнула часть тома в сторону, перелистывая множество страниц в едином порыве. Она увидела имя. Нужное ей имя и адрес. Тепреь можно искать и про Томаса.

–Что…– Лоу не сдержалась. Она не была дурой. Она прекрасно видела порыв перевёрнутых страниц. Она видела торопливый отход Зенуним и спешно соображала, что это могло значить, кроме очевидного предательства.

–Ты не лезешь в  мои тайны, я не лезу в твои? – предложила Зенуним, в полумраке сверкнули белые клыки вампирши.

–Погань! – сплюнула Мария, но спорить было уже некогда. Для обид у них всё посмертие впереди.

            А вот для того, чтобы найти информацию…

            Но вроде повезло – под вампиров у Престола был отведён целый раздел. Начинался он списком известных вампиров и вампирских преступлений и не представлял никакой ценности. Дальше речь шла про оружие вампиров и их власть. Это было уже интереснее, но всё ещё не то. Вампирские обряды? Вот это уже то, что следовало бы посмотреть. А что дальше?

            Лоу судорожно переворачивала страницы. Человеческий глаз не уследил бы за стремительностью её движений. Но она успевала. И так увлеклась, что не сразу услышала позади себя грохот.

            Обернулась, вскидывая защиту. Краем глаза заметила пустоту на том месте, где была Зенуним. Ещё не осознавая происходящего, она осознала произошедшее: Зенуним свалила ко всем чертям, оставив её!

            Её против чего?

–Отойди от книги, тёмная тварь! – громыхнул беспощадный голос, усиленный множеством полок и книг. Сверкнул факел, выхватывая из полумрака замершую в ожидании Марию Лоу, полагавшую ещё что можно как-то вырваться без расправы, и двенадцать служителей креста, вооруженных крестами, цепями (явно смоченными в святой воде и обожженные на святом костре).

            Лоу остолбенела. Но не от того, что её застали врасплох – в конце концов, и служителям креста иногда везёт напасть на преступника, а не остаться в дураках. Нет, не это удивило Лоу.  Её удивило то, что она прекрасно видела и хорошо узнавала того, кто возглавил этот отряд крестовых служителей.

            Оставалась ещё надежда на то, что всё неправда.

–Варгоши? – не поверила Мария, выступая из осквернённого полумрака, – какого…

–Взять её! – беспощадно велел Роман Варгоши и слуги креста двинулись на Лоу, которая отступила на шаг, примериваясь, как лучше и удобнее напасть.

            Оглядывая проходы и книжные стеллажи для выбора более удобного пути отступления, Мария против воли, с какой-то горькой насмешкой подумала о том, что она совсем не зря не верила ни в помощь  Зенуним, ни в исправление Варгоши.

            Правда, это недоверие в итоге ей не очень помогло.

            Пока в одной точке мира Зенуним, которая не верила в необходимость выживания мари Лоу и в её реальную пользу, брела по городским улицам, ища того человека, которого выдала ей страница из каталога, а сама Мария Лоу пыталась спасти своё посмертие, кляня всех вокруг за предательство, в другой точке мира, в землях короля Стефана была ещё одна тонкая душа, которая не верила уже ни во что хорошее.

            Эва – сиротка, потерявшая в страшную ночь и брата, и мать, пригретая королём Стефаном, обряженная по его приказу на манер придворной дамы, обложенная сладостями, фруктами и игрушками…

            Она ни во что не верила.  И в первую очередь – в Бога, что допустил такое. Она ни разу не была в часовне, хотя однажды её туда даже принесли, полагая, что девочка просто боится. Но эва убежала тотчас, выкрикнув зло, что Бога, наверное, и вовсе нет, если он позволил расплодиться по земле чудовищам.

            Эва сама себя не узнавала. Она сама не понимала что ей делать и как ей жить, и её сердце – детское сердце, так преисполнилось горя и отчаяния, так наполнилось жаждой мести, что начало черстветь и чернеть, взращивая в нежных когда-то глубинах, беспощадное недоверие ко всему и всем.

            Но если у Марии Лоу и Зенуним не было никакой надежды на то, что их недоверие растает, возвращая хоть какой-то смысл миру, то у Эвы эта надежда ещё была и даже подкрепилась она…

            Впрочем, обо всём понемногу.

            Короля Стефана девочка увидела в саду – в глухой, лишённой фруктовых деревьев его части. Туда она сбежала от нянечки, которая неизменно пыталась развеселить Эву то игрушками, то сладостями, то платьицем, не понимая, что всего этого ей не нужно.

            И, может быть, никогда не будет нужно.

            Там Эва и встретила короля Стефана – своего благодетеля, спасшего её от заточения в монастыре и тоске. Она не узнала его – прежде они не встречались, да и короны на нём не было, так что Эва могла увидеть только измученного и усталого, вмиг постаревшего от горя человека, прикорнувшего за спасительной тенью сада.

            По-хорошему, надо было бы уйти. Но Эва почувствовала, что в этом человеке есть что-то такое, что похоже на то, что в ней. Она, не знавшая тонкостей мира, была лишена всяких штампов и шор, а потому почуяла в нём ту же скорбь, что и в себе.

            И не смогла уйти.

–Ты кто, дитя? – человек обратил на неё внимание. Трудно не обратить внимания, когда на тебя смотрят в упор.

–Эва, – ответила она, словно это было объяснением её поведения. Впрочем, человек понял всё:

–А…это тебя привезли? Что ж, у тебя всё есть?

–Нет, – ответила Эва. Она не хотела грубить. Она просто хотела, чтобы этот человек понял, что у неё нет самого важного.

            Он не был глуп. В нём была скорбь, и он понял, что она хочет пожаловаться ни на какое-то отсутствие платья или мармелада.

–У меня тоже, – тихо сказал человек. – У меня тоже нет.

            Эва приблизилась нерешительно. Разум говорил ей никогда и никому больше не верить, никогда и ни к кому более не приближаться, но она не слушала разум, и поэтому у неё был шанс на оттаивание души.

–Чего нет у вас? – спросила Эва. Вся её ребячливая непокорность сошла с неё в короткий срок. Сменилась строгостью и скорбью. Глубокой скорбью, залегающей шрамами на душе навсегда.

–Дочери, – ответил человек, – Мирела. Моя Мирела…

–А почему нет? – Эва чувствовала что она вправе задавать вопросы. Это право было продиктовано их общей скорбью утраты.  – Её убили вампиры? Как мою семью?

            Человек вздрогнул, закрыл руками лицо. Он помнил, помнил на остаток дней, как нашёл он бесчувственное, обескровленное тело своей дочери. Как он тогда кричал, кричал, не переставая, надеясь, что криком своим он достанет самого бога.

            Не достал. Она осталась мёртвой.

–Да, – сказал человек. – Она должна была занять моё место, выйти за принца…

–Вы король Стефан? – спохватилась эва. Что такое «король» она знала, а вот никогда прежде и не видела. Ей пришло в голову вложенное глупыми взрослыми,  что она не так выглядит, не так себя ведёт, не так говорит. Она заметалась перед ним, напуганная, маленькая и взрослая одновременно. – Ой, ваше величество…простите, я не хотела. Простите…

–Успокойся, – попросил король, – и сядь, девочка. Не мельтеши в саду, не пугай яблони.

            Эва покорно метнулась к скамье, села как можно прямее, как можно прямее разгладила юбки, которые были ей непривычны и неудобны, попыталась держаться с достоинством, которое видела при дворе у молодых девушек.

            Она не знала что делать и как себя вести. Король это заметил, пришёл на помощь нежному детскому смущению:

–Ты, наверное, плохо спишь?

–Я…ваше величество,– Эва замялась, но всё же решила признаться, – да, ваше величество. Мне кажется, я дома.

–Мы накажем тех, кто это сделал, – сказал король.

–Господин Томас уже наказал, – ответила Эва.

            Король Стефан нахмурился, но больше от того, что сам сглупил – ему ведь докладывали, что религиозный фанатик оторвал кому-то голову, причём буквально.

            Но он сам просил защитить свои земли, сам обещал престолу всякое содействие в погони за вампирами.

–Тогда всех его сородичей, – поправился король.

            Эва хотела верить, но не могла. Её сердце радостно встрепенулось, довольное тем, что кто-то исполнит месть. Но разум возразил: «девочка, ты же видишь, как он слаб. Он человек и он один. А что сделал один вампир? Только один. А если их много? Нет, они не могут быть уничтожены одним королём».

            И недоверие к обещанию заставило Эву покраснеть – можно ли так думать о короле? Можно ли думать, что он простой смертный? А те, что приходят по ночам…

–Всех пожжём! – пообещал король. Он и сам не верил. Он, в отличие от Эвы, имел беседу с вампиром лордом Агаресом и знал, что их много. И они сильны. И держат у себя множество подданных. А сколько предположить страшно.

            Неужели это такая зараза, которую не остановишь? Дожили же они как-то сквозь пепел веков до этого дня. Пугают, ходят, чтут свои чёртовы законы!

–Я тоже думал что всё в мире кончено, – сказал король, чтобы отвлечь самого себя от дурных мыслей и только во вторую очередь для того, чтобы поддержать девочку. – Я думал, что это конец, что моя дочь, мой свет – это и моя смерть. Но оказывается, что жизнь может идти. Оказывается, есть для чего жить и дальше.

            В это Эва не верила и верила одновременно. Она не верила в то, что жизнь может идти дальше, но верила в то, что можно найти для чего жить. Проведя с Томасом пару дней, с братьями креста, она поняла, что месть – это опора. И местью можно жить.

–Эва! Эва! Где ты? – когда-то так звала мать и Эве показалось на краткое и обидное мгновение, что это снова так. Но реальность расступилась – появилась нянька. Увидев короля Стефана, нянька распласталась тут же в поклоне и принялась объяснять:

–Ваше величество, простите, не уследила за девочкой, думала, она будет…но она как всегда, простите.

–Ничего, всё хорошо, познакомились хоть, – король улыбнулся и его улыбке Эва не поверила. Не могло быть такой улыбки для того, кто скорбит. Но она поднялась за нянечкой, понимая, что её снова ведут в её покои, где сладости и игрушки, и нет самого важного.

–Ох, дитя! Ну чего ты с королём говорила? Что ты к нему пристала? – выговаривала ей нянька, пока вела Эву обратно через сад, – ну что же ты убегаешь? Ах, ну ничего, пройдёт, верь мне, пройдёт, будет легче.

            «Не пройдёт, никогда не пройдёт!» – думала Эва, мысль её была очень злой и почему-то от этой злости приятной.

Глава 24. Когда тайны начинают отступать

            Найти человека всегда легко. Пусть человек убежит, пусть спрячется он хоть на самом краю земли! Он всё равно жив, он всё равно общается и говорит, и даже если придумывает о себе факты насквозь лживые, он создаёт свой след.

            Человеку легко найти человека, а уж отыскать человека вампиру…

            Зенуним попыталась не напугать его. Ей это было ни к чему. Во-первых, это было лишней кровожадностью. Во-вторых, это могло дать основание для обвинений в её сторону. В-третьих, и самое важное, Сиире рекомендовал не открываться Цепешу насчёт их изысканий. Да, Цепеш мог бы сократить им путь, но Сиире не хотел его спрашивать явно не просто так.

            Именно по этим причинам Зенуним пыталась быть мягкой и доброй к человечку.  Она даже ему ослепительно улыбнулась, предусмотрительно скрыв прежде клыки, показывая, как хорошо она расположена к этому старику, которому Цепеш по какой-то причине вверил столь важную тайну. Да и вообще – тайну! Вампиров, что ли, не нашёл? Какой идиот доверится человеку?

            Впрочем, принц Сиире не считал Цепеша идиотом, значит и Зенуним не следовало.

–Доброго вам дня, господин, – Зенуним отучилась общаться с людьми. Она забыла про сословия и акценты, она забыла очень многие знаки, по которым люди сразу понимают, кто перед ними и какому роду принадлежит. Она говорила так, как говорила ещё при своей людской жизни. И в этом была её ошибка, ошибка сноба, полагающего, что после его смерти всё людское развитие остановилось ко всем чертям.

–Доброго…– старик отвечал настороженно. Он уже видел платье своей гостьи, слышал её голос и странное положение фраз – слишком уж старое даже для него. И понимал что это может значить.

–Вы ведь господин Бесник? – Зенуним была само очарование. Сейчас она могла расположить к себе самого подозрительного человека.

            Если этот человек, конечно, прежде не сталкивался с вампирской сутью. А Бесник сталкивался.

–Это я, – согласился он. Подозрение его укрепилось – в этой местности он жил уже последние сорок лет и называл себя немного иначе – не Бесник, а Бесмир. За сорок лет эта разница стёрлась, а гостья назвала его именно старым именем.

            Так что шансов остаться неразоблачённой у Зенуним не было.

–Очень, очень рада тому, что я вас наконец-то нашла! – Зенуним даже руки к сердцу прижала от переизбытка чувств. Отучилась она общаться с людьми, вот и наигранность появилась. – Понимаете, мне нужно с вами поговорить. Серьёзно поговорить.

–Говорите, – разрешил Бесник. Он смотрел на неё без всякого страха. А чего ему её бояться? Ну убьет она его, и что? Он что, смерти не видел? или он что, полагал себя бессмертным? Так нет, из плоти и крови состоит, и старые кости всё чаще ноют, напоминая ему об этом.

–Здесь? – Зенуним не выдержала и показала всё-таки некую нервность. Разговаривать на улице ей не хотелось. Во-первых, здесь было немноголюдно, конечно, но люди всё-таки были, и поскольку это было явно место где все друг друга знают, она выделялась легко. а это, в свою очередь, грозило открытием тайны её визита.

            Преждевременным открытием тайны.

            Во-вторых, при людях воздействовать на старика, а при случае, воздействовать и физически, были сложнее. Нет, люди бы её не остановили, если бы это действительно было нужно, но к чему лишняя бойня и лишние слухи?

            А в-третьих…чёртово солнце! Оно не жгло Зенуним так, чтобы это было очень заметно, но оно причиняло ей дискомфорт и обещало в скором времени знатную мигрень. В самом лучшем раскладе – только мигрень!

–Отчего нет? – Бесник был спокоен. То ли он и впрямь не боялся, то ли просто испытывал её.

            Зенуним предприняла ещё одну попытку:

–Понимаете, – она понизила голос до заговорщического шёпота, – я только хочу вам намекнуть, чтобы вы не сомневались от чьего имени я к вам пришла. Вы ведь знаете Влада?

–Какого Влада? – теперь Бесник откровенно улыбнулся, – Влада Айоргу? Или Влада Йонцу?

            Бесник, конечно, знал, какого именно Влада ему следует знать. Но он не был глуп, хотя и был человеком.

–Це-пе-ша, – Зенуним почти не разжимала губ, пока произносила. И не из почтения, как могло показаться, а из страха. Всё-таки, эти земли так или иначе относились ещё недавно к владениям Цепеша, и кто его знает, насколько далеко он может слышать? И кто его знает – не оставил ли он какой-либо связи со своими прежними владениями?

–Он мёртв уже, – Бесник знал что это и правда, и неправда. – Уж больше трёх сотен лет как!

            Бесник покачал головой, показывая, как ему все эти люди уже надоели.

–Пригласите меня в дом! – попросила Зенуним, именно попросила, так как солнце начинало вызывать в ней уже ощутимое недомогание.

–Зачем? – Бесник посмеивался. Он не скрывал отсутствия страха. Не скрывал и издевательского настроя по отношению к незваной гостье.

            Зенуним с трудом сдержала злой ответ. Нет, не при людях. Услышат ещё, увидят. В конце концов, она вампир! Она сейчас этого человечка просто подчинит своей воле. Вот только…

–Не поранилась, милая? – с притворной заботой спросил Бесник. Он знал, что никакое влияние ему не грозит. А вот Зенуним не была к такому готова.

            Она привыкла не получать от людей сопротивления и даже не догадалась проверить нет ли у старика какого-нибудь амулета. Это казалось ей невозможным. И эта невозможность вдруг обернулась против неё, восстала зубастой страшной правдой. И всякая вампирская магия Зенуним отразилась от тонкой цепочки, висевшей на шее старика, словно как от зеркала и ударила в саму Зенуним.

            Вампирша охнула и согнулась пополам, на драгоценную секунду выйдя из строя. Надо же! Влад Цепеш обезопасил старика! А что это значит? Ровно две вещи: Зенуним на верном пути и Зенуним попалась, потому что нельзя потревожить амулет незаметно для того, кто этим амулетом наградил.

            Значит Влад Цепеш в курсе того, что к Беснику заявились.

            Значит – Зенуним попала.

            Но она была готова. Её не пугало столкновение с Цепешем. Она была уверена в том, что сможет хитростью отболтаться. В конце концов, она может сослаться на принца Сиире – тот, конечно, за это её по голове не погладит, но вопрос разрешится.

            Вот только это был явно неудачный день для Зенуним.

–Отойди от него! – голос, раздавшийся за её спиной, не принадлежал Владу Цепешу. Он принадлежал герцогу Гриморрэ.

            А вот этого она уже не предвидела! Она даже обернулась, желая убедиться в том, что не обозналась. И это правда, был он – герцог Гриморрэ. Весьма мрачный, озлобленный и готовый к бою – он даже не скрывал клыки, те блестели в солнечных лучах, и не скрывал когтей своей вампирской сути.

            Зенуним знала, что Влад Цепеш в хороших отношениях с герцогом, но она не была готова к тому, что Гриморрэ примчится защищать того, кто награждён амулетом Цепеша. Это было уже не актом вежливости или дружбы. Это было уже…соучастие.

            Но нельзя теряться!

–Доброго дня, герцог! – Зенуним изображала благое неведение, вот только если этим можно было бы и пронять Влада, то Гриморрэ провести уж точно бы не получилось.

–Отошла от него! – повторил своё требование вампир, – иначе, клянусь тьмой…

–Отошла-отошла! – Зенуним даже руки подняла, показывая, что в отличие от него, она-то себя в этих самых руках держит. – Уж и в гости зайти нельзя?

            Гриморрэ не ответил. Он не сводил настороженного недоверчивого взгляда с Зенуним.

–Кстати, не знала, что ты теперь охранник Цепеша! – продолжала она, – думала, что встречу всё-таки его.

–Думать не твоя стезя, Зенуним, – на это герцог ответил, – чего пришла?

–Хотела кое-что узнать. Думала, Цепеш мне поможет.

–Тебе только бог сейчас поможет, – отозвался герцог, – убирайся отсюда по доброй воле, а не то я не посмотрю на твой статус и порву. Поверь, мне хватит силы.

            Зенуним молчала. Желание вступать в перепалку с герцогом таяло. Всё-таки он не был так добр и воспитан как Цепеш, он и впрямь мог свести всё к банальной безобразной драке, исход которой Зенуним даже представлять не хотела.

–Вы как? – Герцог обратился к Беснику, – она что-то спрашивала у вас? Узнавала?

–В дом просилась, – Бесник не был удивлён герцогу. Либо он был уже с ним знаком, либо полагал что всякий, пришедший от Влада Цепеша, имеет право получить ответ.

–Железный старик! – восхитился герцог. – Зенуним, ты почему ещё здесь?

–Мне нужно узнать кое-что у Цепеша. Или у тебя, – она представила как отреагирует Сиире, если она не добудет вообще никакой информации, но зато провалится и будет обнаружена. К гадалке не ходи – Гриморрэ с удовольствием расскажет Цепешу о её визите.

            Так что стоило попытаться.

–Ну так и шла бы к Цепешу, чего к людям пристаёшь? Не к своим людям, замечу! Или Тёмный Закон тебе на бумаге Закон? – Гриморрэ становился прежним. Такой же развязный, насмешливый,  с ленцой в голосе.

–Да видно занят он, раз ты здесь, – ответила Зенуним ему в тон, хотя сама она с трудом удерживалась от противной липкой дрожи. Не нравилась ей такая близость к герцогу Гриморрэ, от которого всегда можно было ожидать чего угодно.

–Бесник, иди в дом! – Гриморрэ махнул старику. Тот медленно кивнул и степенно, показывая каждым своим движением, что он не мальчик, которого может гонять вампир, направился к себе, скрылся за сухонькой дверью.

            Зенуним и Гриморрэ остались один на один. Где-то были люди, проходили по кованым тропкам жизни, огибали их и дом Бесника, поглядывали, переговаривались о своём.

            Знали эту местность люди и странных гостей в ней видели, да только уже не боялись – знали, Хозяин хоть и мёртв, хоть и не его это земля уже, а всё же их он не бросит. И пусть врут легенды и пусть сочиняются сказки о нём, о его жестокости и о его безумстве беспощадном – они-то знают, кто он и что он для них значит. И что они сами для него значат.

–С кем в сговоре? – напрямик спросил Гриморрэ. Маски были сброшены в тот самый момент, когда Гриморрэ увидел её тут.

–Не в сговоре, а в любопытстве!

–Слушай, ты не ехидствуй и не выворачивайся, – посоветовал герцог, – с кем ты в сговоре мы и без того подозреваем. Ибо сговор наш общий, да видно – он хочет больше знать, чем следует. А мы ведь не просто так безопасность возводим. Не от того что нам заняться нечем.

–Я не…

–Всё ты поняла! – с раздражением возразил Гриморрэ. – Сиире у Цепеша бывал. И я с ним беседовал. Теперь, видно, и ты в доле.

–Я не в доле, это всё ради блага!

–Значит точно Сиире, – кивнул герцог, –  а я ещё колебался – он или Лерайе суету наводит. Что ж, не удивлён.

–Я не понимаю, – призналась Зенуним, – он сказал, что это важно. Он сказал, что я должна добыть информацию, потому что то, что вы скрываете…

–Вы? – Гриморрэ усмехнулся. – Я? Цепеш? Или мы с Цепешем?

            Зенуним поморщилась. Сиире говорил про Цепеша, про Гриморрэ умолчал. Нарочно? Или не знал? Или не видел в нём опасности? С ума сойти с этими заговорами! И как существовать в них, если знаешь лишь кусок правды?

–Вы, – на всякий случай ответила Зенуним. – Я пришла предупредить. Если то, что вы скрываете…

–Так мы не просто так скрываем-то! – рассмеялся герцог, – а чтобы у Совета соблазнов не было. У Сиире всяких, у Лерайе… знаешь сколько труда нам это стоило? Знаешь, скольких мы положили?

            В глазах Гриморрэ сверкнуло вампирское красноватое пламя. Он явно не шутил. Зенуним стало не по себе.

–И Крытка что-то знала, блаженка! И Агарес что-то там мявкал. И где они все? а мы ничего, стоим. И храним тайну. Так что, Зенуним, делай выводы.

            Зенуним поняла что всё кончено. Она придёт к Сиире раскрытая ими, но не принесшая никакой пользы. Позор!

–Позор, – согласился Гриморрэ, – можешь сказать, что я тебя гнал метлой поганой. Да плети что хочешь, но правду ни я, ни Цепеш тебе не расскажем. По доброй воле уж точно. А в недобрую пойдёшь… ну что ж, посмотрим, какая ты храбрая в битве будешь! Если тебя от костра Крытки затрясло, то что будет, когда ты с нашей силой столкнёшься!

            Это были уже серьёзные речи. Их хватило бы на то, чтобы начать судебный процесс в самом Совете. Гриморрэ не скрывал присутствия тайны и практически угрожал ей войной.

            Но Зенуним не была глупа. Она прекрасно поняла, что не пожалуется в Совет ни за что. А ещё она поняла что лучше сейчас отступить. Бесника она видела и спрячь они его – она его всё равно найдёт. И там… что ж, не одной магической силой вампиры живут, есть у них и физическая. Заявится, сломает.

            И что-нибудь да вытащит. Не просто же так имя Бесника внесено в каталог в самих архивах Святого Престола? Не просто так он сидит на земле Цепеша. Не так просто и Сиире занялся этим вопросом – Зенуним не помнила, чтобы он на пустяки разменивался. Да и ждали их в Святом Престоле, а вот почему ждали и почему там был Роман Варгоши…

            Впрочем, хватит с неё тайн. У неё вполне ясная задача. И сейчас она отступит.

–Ладно, ладно! – Зенуним вздохнула, – твоя взяла. Ухожу я. Дай только Цепешу знать, что мне  с ним поговорить надо.

            Она нарочно не дождалась ответа и исчезла в воздухе прежде, растворившись чёрной, похожей на тень летучей мыши дымке. Она позволила ему думать, что он победил.

            Гриморрэ тоже собирался уходить, когда Бесник показался на пороге дома. Явно старик всё видел в окно, явно и сообразил кое о чём.

–Герцог, – позвал он, – не уходи, герцог. Сказать тебе надо.

–Ну…говори, – разрешил Гриморрэ.

–Придёт она, – в этом Бесник не сомневался.

–Как придёт, так и вылетит!

–Не о том речь, – покачал головой старик, – уйти мне надо. Совсем уйти.

            Гриморрэ хотел возмутиться, мол, чего несёшь, старик? Но осёкся. Прав был Бесник. Уйти ему надо. Туда, где не достанут. В смерть. Иначе Зенуним опять придёт. Или Сиире. Или Лерайе. Знает она – знают все они.

            Благое дело, в общем-то! Во имя безопасности и вампиров, и людей. Подвиг, который никто никогда не заметит и никто должным образом не почтит.

            По-своему понял его молчание Бесник, поспешил объяснить:

–А вдруг скажу ей чего? А вдруг не успеете вы? Вернётся она, герцог! Любой слепец тебе скажет это. Так что кончено.

            Гриморрэ вздохнул. Не по себе ему было от такой жертвенности. Стар он, конечно, Бесник-то, но сколько лет хранил тайны? И сколько б мог ещё хранить! Они бы жизнь ему ещё продлили. Но нет, теперь всё кончено, куда они его бы не увели сейчас, какими амулетами бы не увесили, уверенности уже у них нет. И не будет.

–Я скажу Владу, – пообещал Гриморрэ, – я не вправе сам…

            Бесник кивнул, приложил ладонь ко лбу – так в этом веке выражали благодарность, так прокололась Зенуним.

–Прощай, старик. Спасибо тебе за службу.

            Гриморрэ не позволил себе дождаться ответа. Человечек, конечно, всегда ничтожен, но всё-таки не по себе ему было от спокойной готовности жизнь свою отдать, смертную, единственную короткую, а всё из-за их делишек вампирских, из-за их тайн, из-за их власти и их голода, вечного вампирского голода…

            Гриморрэ вошёл в мрачности.

–Ну? – Цепеш уже ждал результата вылазки. Когда пролилась тревога по залам его, рассказывая о вторжении вражеском, о попытке воздействия на амулет, Гриморрэ сам вызвался пойти вместо него, объяснил коротко и в своём духе:

–Опасно.

            Теперь Влад встретил его в нетерпении.

–Ну что там?

–Зенуним, – Гриморрэ выплюнул имя вампирши с ненавистью. – Она!

            Зенуним? Есть о чём подумать, впрочем, главное и без того ясно.

–Сама?

–Сиире, – покачал головой герцог. – Я её прогнал, но она вернётся. И есть ещё кое-что.

            Цепеш воззрился на герцога. Самый лучший разговор – это разговор без слов. Гриморрэ прикрыл глаза, заставляя себя вспомнить в деталях и встречу с Зенуним, и слова Бесника. Он знал, Влад увидит всё, что видел и пережил Гриморрэ в эти моменты.

            Но скрывать ему было нечего.

–Разумно, – со вздохом согласился Цепеш, и Гриморрэ открыл глаза. – Разумный старик Бесник. Прав. Но почему-то не легче.

–Не легче, – подтвердил герцог. – И всё же – не можем мы думать обо всех. Надо закрывать всё, что расползается по швам. Иначе…

–Иначе.

            Помолчали немного, подыскивая варианты. Тщетно! Все варианты уже были известны и оставался один реальный – смерть Бесника. Причём в самое ближайшее время.

–Хорошо, я займусь, – сдался Влад. Да он давно сдался, просто признать это было нужно. Признать и решиться. Сколько лет он был в посмертии? Сколько людей убил ещё при жизни? и почему-то легче ему не становилось. Не ради пищи он должен был убить сегодня. Ради тайны. – У меня, к слову, тоже новости. Причём весёлые!

            На слове «весёлые» Влад странно усмехнулся и предложил Гриморрэ ознакомиться с лежавшим на его столе письмом. Гриморрэ взял лист, вгляделся в спокойные строгие строки: «Сообщаю с прискорбием, господин Влад, о том, что этой ночью была арестована ваша соратница Мария Лоу. Арест произвели в архивах Святого Престола святым братством под руководством брата Романа Варгоши. Ваш друг – Л.С.».

            Сначала Гриморрэ решил что это шутка. Поняв, что шутить здесь никто не собирается, он выругался.

–Согласен, – кивнул Цепеш, – даже не знаю с чем больше согласен.

–Лоу в архивах? Арест от Варгоши? что вообще…

            Гриморрэ разразился новой бранью, суть которой сводилась к тому, что он перестал понимать поступки отрицательно одарённых вампиров.

–И кто такой Л.С.? – спросил Гриморрэ. – Что это за птица?

–Взяточник и казнокрад, – объяснил Влад, – но информатор хороший. Видишь, как порадовал?

–Варгоши в братстве Престола. Варгоши… возле креста. Не пойми меня неправильно, но твой Л.С. живёт под дурман-травой?

–Я хотел бы на это надеяться, но мы не знаем где Варгоши. последнее, что мне стало известно – это то, что некоего нового брата Романа по ходатайству приняли в слуги Креста. И даже направили к некоему Томасу…

            У Гриморрэ закончились ругательства.

–Согласен, – кивнул Влад. – Словом, сам видишь – надо потолковать с этим Томасом. Не простая он птица. Не человек, это мы уже знаем.

–Я скучаю по тем дням, когда самым страшным созданием был я, – мрачно ответил Гриморрэ, – а что с Бесником?

            Этот вопрос его тревожил. Влад даже глазом не повёл:

–Ты и сам знаешь.

            Он знал, действительно знал. Просто хотел получить подтверждение. Подтверждение о том, что не в нём одном проклюнулась странная жалость.

            Да и к кому? К человеку! К человеку, который виноват только в том, что он человек, в своё время согласившийся приберечь кое-какие их тайны.

            Клонился день к закату, к закату шла и жизнь.

–Ты пришёл, господин! – Бесник склонил голову в почтении.

–Это лишнее, – мягко заметил Влад Цепеш. Он был вхож в его дом. Давно получил приглашение.

            В доме этом ничего не изменилось. Ни прибавилось и капли уюта. Бесник жил одиноко и всегда готовился к смерти, знал он, чем заканчивается хранение тайн, и всё-таки никогда не жаловался и всё-таки с радостью предложил свои услуги.

            Один лишь предмет выделялся – шкатулка, вырезанная из ледяного чёрного блестящего камня на простом деревянном столе. Шкатулка, закрытая без ключа, закрытая памятью и заклинанием крови. Она – хранящая их общую тайну. Она – хранящая вести о силе, смерти  и жизни. Небольшая – всего-то высотой в ладонь, узкая, её можно спрятать под плащ…

–Всё как велели, так и сберёг! – в голосе Бесника слышалась гордость.

            Но Цепеш и сам видел что всё в порядке. Ни одной царапины не легло на камень. Не всегда им везло с хранителями. Одно время они держали шкатулку в земле – так в землю пришла война. В другой раз хранили её в стенах замка – так в замок пришёл пожар. В третий раз отправили её на дно озера, так и там надежды и веры не было. И только у человечка, у ничтожного человечка, на которого никто никогда бы из них, снобов-вампиров, и не подумал бы…

            Ни царапины!

–Спасибо тебе, добрый человек! – искренне сказал Цепеш. Его руки уже держали шкатулку. Сколько раз преодолевал он соблазн пропороть чью-нибудь невинную жизнь и свою собственную ладонь и, смешав две эти крови – людскую нетронутую пороком и свою, пороком тьмы и посмертия отравленную, пролить на разрез крышки…

            Нельзя. Никогда нельзя допускать даже мысли, даже видения!

            И шкатулка скользнула под его плащ. Сегодня же они найдут нового хранителя. Далеко. Не в землях Цепеша и не в землях Гриморрэ! Такого, кто до своей смерти будет хранить их тайну.

            Во имя общего спасения.

–Спасибо за службу, – сказал Цепеш. Его тень уже стояла за спиной Бесника, а он сам стоял перед ним, перед смертным. – Спасибо за твою преданность и смелость. Тебе не воздадут почестей, но мы тебя не забудем.

–Спасибо, господин, – Бесник склонил тяжёлую седую голову.

–Будет не больно, – пообещал Влад. Он умел убивать. Ещё из людской своей жизни знал как можно убить без боли и как можно убить одной болью.

–Я верю вам, господин, – Бесник закрыл глаза и откинулся на скамье. Тень Влада Цепеша – лёгкая, бесплотная, обхватила его сзади, не причиняя никакого вреда, скользнула к самому сердцу бесплотными руками.

            Цепеш дождался. Дождался, когда преданное сердце старика перестанет биться и только после этого коротко простился:

–Да будет лёгок твой путь к небу. Пусть служил ты вампиру, ты делал всё для блага людей.

            И это не было ложью. То, что хранилось в шкатулке, сбережённой Бесником, могло снести добрую часть людского мира. А он хранил. И неважно, кто дал ему эту силу на хранение.

            Цепеш вышел из дома Бесника той же тенью. Ему не хотелось жечь дом старого слуги. Но это было необходимо. Никакая смерть не может быть чище, чем смерть в огне для преданной души.

            Дом зашёлся быстро, но Цепеша огонь уже не застал.

–Всё, – сообщил Влад, ставя между собой и Гриморрэ чёртову шкатулку.

            Гриморрэ нервно сглотнул, заметив её, и набросил на неё лист чистой бумаги, чтобы не видеть соблазняющей черноты.

–Давай выпьем за него? – предложил герцог, справляясь с собой. – Нашего, кровавого?

            Влад кивнул. Бесник стоил того, чтобы почтить его память.

Глава 25. Когда вы разочарованы…

–Я точно знаю кто вы есть, – Роман Варгоши трепетал перед Томасом и сейчас, точно зная, что этот разговор не может закончиться трагедией. Не станет Томас его обличать перед братья Креста, да и сам он разве не подводил его к сдаче всех позиций?

–Это не секрет, – спокойно ответил Томас. Он понимал о чём говорит Роман. Он уже всё давно знал, понял и поразился тому, насколько неисповедимы пути Владыки, раз тот, кто был послан дознавать за ним – теперь трепещет, ищет помощи, спасения, совета.

–Я не о вашей сути слуги креста, – уточнил Роман, – не об этом, брат Томас.

–Я знаю.

            Роман осёкся. Разговор выходил одновременно таким простым и таким тяжёлым. Могло ли это быть наяву? Могло ли это быть тем долгожданным шансом на исцеление от собственной смуты, от собственного же ничтожества?

–Как? – спросил Варгоши, голос его сдался, охрип, – как, во имя Тёмного Закона, вы сделали это?

            Томас впервые показал свой интерес. Он взглянул на Варгоши – жалкого, ищущего без всякой удачи и надежды спасения в этом странном, спутанном мире, но смилостивился, спросил:

–Тебе зачем? Поспешишь сдавать мои тайны принцу Сиире?

            «Выходит, и про принца Сиире он знает! Всё-то ему известно!» – с досадой подумал Варгоши, с удивлением отмечая, что едкий голос Сиире не прозвучал в его голове. Либо вампир не оценил откровенности Варгоши, либо выжидал, либо же…

            Нет, надеяться на то, что этот голос совсем исчез – нельзя. Все надежды по сути своей губительны.

–Кроме надежд, что даёт крест, – вклинился в его мысли Томас. Умел их читать? Или у Романа было всё написано на лице?

            Варгоши снова вздрогнул. Разговор становился тяжелее и воздух, кажется, в этой деревеньке, из которой они уже должны были отправиться обратно, в Город Святого Престола, густел. Их миссия была кончена. Престол ждал их возвращения. Да и потрудились они, надо сказать, всё-таки на славу. Скольких реальных вампиров уничтожили? Прочесали леса, сожгли подозрительные заброшенные избы, ну и людей, что шибко противились, приструнили.

            Пора возвращаться. Пора возвращаться и докладывать об успехах.

–Я хочу спастись, – ответил Роман, и ему стало легче, словно душу его покинул тяжёлый камень, который не давал шевелиться и действовать свободно столько десятилетий. – Я хочу спастись от бессмысленности самого себя.

–Ты всегда можешь взойти на святой костёр, – Томас улыбнулся одними губами, глаза его остались ледяными, лишёнными сочувствия.

            Он не верил Роману. Имел на это право.

–Я хочу быть полезным! – в отчаянии признался Варгоши. – Меня всегда…они тянули меня во все стороны. Отец, потом Совет, который из-за поступков моего отца, видел во мне лишь его тень.

–А ты? – спросил Томас. – Что ты на это делал?

            Что он делал? Он развлекался, веселился, творил неприятности для Совета, бесновался в своём могуществе и виделся сам себе непокорённым.

–Я соответствовал, – наконец признал Варгоши, – всего лишь соответствовал. Потом влип. Искал помощи, влип ещё хлеще, попытался выбраться и был оставлен. И нигде нет мне места. И не будет.

–Святой костёр, – напомнил Томас, – он принимает всех. Всегда и всех.

            Роману стало обидно. Он тут изливал остатки своей души, пытался обрести спасение, а Томас…

            Но обида не сплелась со злостью, не проявилась ядовитой змеёй, осталась где-то в мёртвой его груди новым камнем.

–Я хочу быть полезным, – упрямо повторил Роман. – Я хочу быть таким же как вы, брат Томас. Вы спаслись, не знаю как, но спаслись! Так помогите же мне! Помогите мне спастись.

            Томас молчал долгую минуту. Вампиры живут очень долго, но эта минута, эта чёртова минута показалась Варгоши вечностью. Он не мог понять почему Томас так упрямо молчит? Советуется сам с собою? Взвешивает риски? Копит отказ?

            Он не знал, чего ещё ждать от молчания Томаса. Полагал лишь, что ничего хорошего. И ошибся.

–Когда я говорю про святой костёр, я не говорю про погибель, – ответил, наконец, мучитель. – Я говорю как раз про спасение. Я взошёл в своё время и вот я здесь. Я могу касаться креста, служить святости, использовать терновые ветви и святую воду, даже молитвенник у меня настоящий.

            Варгоши почувствовал как бледнеет. Его-то молитвенник не был освящён! Но мог ли Томас знать и это? Да конечно мог и глупо будет, если он не знал.

            Да и имело ли это серьёзное значение?

–Костёр – это спасение, это не всегда смерть. Надо знать как сложить и кому, – объяснил Томас.

            Варгоши задумался. Слова Томаса звучали как самоубийство. С другой стороны – разве не самоубийством была вся эта миссия с самого начала? Не к самоубийству ли вёл его и принц Сиире, а до него Влад Цепеш? Они все хотели его использовать, так велика ли разница от чего умирать и кем?

            И потом – есть ли шанс, что это правда?

–Разве это возможно? – Роман тянул время.

–Посмотри на меня, – предложил Томас, – я жив. На мне крест, ты видел не раз как я работаю со святой водой и молитвенником. Так почему ты ещё не веришь?

            Да как в это можно было поверить?

–Кто-то не верит в вампиров, – улыбнулся Томас. Он знал и разделял сомнения Варгоши. он помнил и себя, как сам услышал о костре, на который должен был взойти. Впрочем, тогда он был в больше отчаянии и ему что костёр, что горнило ада, что долгожданная смерть – всё едино!

            Но он не умер опять. Напротив, оставшись вампиром, он всё-таки воскрес!

–И как…как это устроить? – Варгоши сдавался, в нём не было столько отчаяния, сколько было в Томасе, но тоска и бессмысленность существования уже разложились в нём с достаточной щедростью, отравляя всё, что ещё оставалось.

–Устроить? – Томас задумался. Что ж, к этому шло давно. Но надо оставить выбор. Выбор, после которого Томас либо убьёт Варгоши, как ненужного и опасного, либо поможет прийти к спасению.

–Я хочу очиститься, – Роман был вполне серьёзен. – Помогите мне. Я хочу служить Престолу, потому что больше нечему. Мне некуда деться.

            Он и сам поразился той смелости, с которой обращался сейчас к Томасу. Служить Престолу? Предать Совет? Предать всю вампирскую братию? Это преступление, после которого от него и мокрого места не оставят. Но почему так спокойно? Почему так спокойно внутри?

            Почему нет сомнения, и так стремительно тает страх?

–Мы поговорим об этом позже, если правильны твои намерения, если не продиктованы они алчностью, страхом или пустой жаждой наживы…

–Не продиктованы!

–Подумай, – предложил Томас, – в последний раз подумай, брат Роман. Лгать не буду – будет больно, и на костер, и после. И потом будет голод. И потом будет также… многое будет также. изменится только смысл. Подумай, брат Роман.

            Томас пошёл прочь от густеющего, словно кисель, ночного воздуха. Он поступал честно. Он предупреждал Варгоши о последствиях. Его самого никто не предупредил о боли, что его ждала. Да откровенно говоря, никто и не верил, что этот опыт действительно чего-то будет стоить. Все посвящённые ждали смерти вампира, злорадствовали и сочувствовали, но ждали одного конца.

            А но вышел из святого пламени. Вышел слугой креста.

            Роман Варгоши остался стоять на ночной прохладе. Голос Сиире более не звучал в его голове, не звал, не бранился…это было странно, непривычно, но приятно – Роман начинал чувствовать, что его голова принадлежит только ему. И ему решать, сколько этой голове ещё оставаться на его плечах.

            И ему решать про то, что будет дальше. Никто не держал его в эту ночь, не было бы погони, сорвись сейчас Варгоши в лесную чащу. Но куда бежать? Куда бежать, если ты – тот, кто сам себя преследует? Бежать на поклон к Совету? Под власть Сиире?

            И что дальше? Всё одно – гибель.

            Бежать на волницу? Ото всех залечь на дно? Жить всё оставшееся посмертие в тенях?

            Подло. И ещё трусливо. Это куда ничтожнее, чем то, что Варгоши сам видел в себе. Проще уж взойти на костёр и тогда – или спасение, или гибель. И тогда хотя бы у него была попытка на то, чтобы всё изменить.

            Варгоши оставался стоять на ночной прохладе, не зная, что брат Томас вёл уже другой разговор. На этот раз с Гвиди.

            Гвиди давно чуял неладное. В эту ночь он решился на подлость и решил подслушать о чём говорят Варгоши и Томас. Подозрение или ревность, зависть ли к тому, что Томас говорит с новичком, который и прочесть молитвы не может?

            Томас знал, что Гвиди слушает. Он позволил ему это.

–Разочарован? – спросил Томас, входя к своему помощнику. – Я знаю, что ты слышал всё. Уже сочиняешь письмо Святому Престолу?

            Перед Гвиди действительно лежал лист бумаги и стояла чернильница. Но сам он был неподвижен, когда Томас вошёл к нему. Неподвижен и мрачен.

–Сочинял, – буркнул Гвиди, – пока не понял, что он всё знает. Не может не знать.

–Хранитель Престола спас меня от тьмы, от моего посмертия, – объяснил Томас, – ты прав, он знает. Он помогал мне освоиться в мире людей, помогал мне быть человеком.

–Тебе не быть человеком, – заметил Гвиди. – Ты можешь меня убить, но тебе не стать человеком никогда. Ты вампир, ты отродье, ты такой же, против кого мы боремся.

–Мы все боремся, – уточнил мягко Томас, – я знаю, ты сейчас на распутье, но разве ты видел за мной милосердие к врагам? Разве ты слышал, чтобы я называл наших общих врагов как-то иначе? Разве знал ты за мной дрожь в решениях?

            Это было справедливым замечанием. Всего этого Томасу в упрёк поставить не мог никто. Даже самый привередливый судья. А Гвиди привередливым не был. Он был разочарованным. Разочарованным сокрытием такой тайны и того, что Престол вообще пошёл на это в своё время. Разве это не творило тени на его подножии?

–Я не был тебе врагом, – сказал Гвиди, – и не хочу быть им теперь. Я знаю как ты сражаешься с тьмой и отребьем. Не знаю только почему ты не сказал мне. Зато сказал ему!

            Гвиди не сдержался от красноречивого презрительного жеста в сторону дверей, обозначая таким образом Варгоши.

–Ему нужна помощь. Он такой же как я. Но ты это уже знаешь. Он желает спасения, и если желание его чистое и ясное, он его получит. Каждый заслуживает право на спасение и искупление своего греха.

–Что-то он не торопился! – заметил Гвиди с тихой ехидцей. Как реагировать дальше он не знал. Как и то, что его всё-таки больше задевает? То, что ему не доверили тайны, но зато доверили ее какому-то Варгоши? То, что эта тайна вообще существовала?

–Сам решай как поступить, – предложил Томас. – Я знаю, ты разочарован…

            И снова – чем больше разочарован? Знанием Престола? Его попыткой спасти вампирское отродье?

–А Престол согласится спасти ещё одного вампира? Он ведь не похож на тебя, – Гвиди действовал более рационально. Его разрывало от возмущения и разочарования, но тем не менее, он заставил себя мыслить логически. – Ты доказал свою преданность, а он?

–Это я…– Томас смутился на мгновение, и Гвиди с удивлением понял, что попал в точку. Томас и сам не знает ещё как отреагирует Святой Престол на ещё одного вампира, который желает обрести спасение в священном костре.

–Убить его мы всегда успеем, – Гвиди поборол разочарование. Он вернулся к преданности и службе. В конце концов, так ли было важно, в какую суть обличён был слуга креста Томас, который и в самом деле доказал абсолютную беспощадность к врагам креста?

            Зато Хранитель Престола разочарования скрывать даже не пытался. Когда Томас предстал перед ним и изложил сначала подробный доклад, а затем и свою просьбу насчёт так и не передумавшего вампира Романа Варгоши, Хранитель помолчал. И в этом молчании был удивительный холод, да такой, что даже Томас, к холоду посмертия привыкший, поёжился.

–Ты пытаешься спасти отродье? – уточнил Хранитель Престола. – Потому что это выглядит так.

–Однажды вы спасли меня, я теперь могу спасти других. Он хочет пройти тот же путь, хотя предупреждён о боли и о последствиях.

–Пока это всё ещё выглядит как попытка захвата позиций у Святого престола. Сначала этот вампир, потом будет другой… Томас, дорогой Томас, мне кажется, мы были и с тобой весьма щедры. Тебе не кажется, что это неблагодарно – тащить к нам остальных, тащить тех, кого надлежит уничтожить?

            Хранитель Престола – это не Гвиди. Гвиди знает, он уже видел и понимал Томаса давно, и ни разу не было у него возможности упрекнуть Томаса в сочувствии к отребью. А у Хранителя не было возможности наблюдать за ним. Да, отчёты радовали, слухи радовали ещё больше – воин, сплетённый из беспощадности, пошедший против своих же – это внушало!

            Но теперь он предстал перед Престолом и попросил об очищении другого вампира. Это вызывало подозрение.

–Прошу вас, вы дали мне однажды возможность искупить и очиститься от моей греховной тёмной сути, – Томас робел перед человеком. Кто бы такое мог представить? Робость вампира перед человеком! Робость силы перед слабостью.

            Для вампира – немыслимо. Для слуги креста…допустимо. И даже почтительно.

–Ты пришёл в отчаянии. Ты искал спасения. Ты заслуживал его, – Хранитель размышлял, – и мы позволили этому свершиться. Но готов ли ты поручиться за этого вампира? За то, что он такой же как и ты?

            Поручиться? Да смертный за смертного ручаться не должен, ибо жизнь человека, хоть и коротка, но всё-таки имеет уродливые изгибы предательства и лжи. А тут посмертие за посмертие? Вампир, живущий дольше, за вампира? Да ещё и за сына Варгоши?

–Готов, – ответил Томас, чем Хранителя Престола удивил.

–Ты готов взять за него ответственность?

–За меня её тоже однажды взяли и ничего не произошло. Если  он не оправдает доверия, я лично его уничтожу. Да так, что он будет ещё очень долго мучиться перед тем, как сгинуть в Ничто!

            Вот это были слова уже Томаса. Настоящие слова.

–Я, конечно, немного разочарован тем, что ты занимаешься самоуправством, и тащишь в наш город таких ничтожеств, да ещё и просишь за них, – медленно заговорил Хранитель. Он думал, что Томас вскинется, начнёт возражать, но тот только опустил голову – суть разочарования он понимал и одобрял. Он сам не подозревал за собой такой готовности вести и спасать кого-то из вампиров, недавних своих братьев.

            Хранитель Престола увидел реакцию Томаса, заговорил увереннее:

–Да, Томас, разочарован. Я думал, это очевидно – спасение даётся, да, даётся шансом. Но искупление надо ещё заслужить. Это людям проще, нам всё равно быстро умирать, мы живём мало. А он? Он уже заслужил своё искупление?

–Нет, – признал Томас. – Ни доверия, ни искупления.

            Хранитель Престола смягчился:

–Я понимаю тебя, в тебе взыграло людское желание спасти ближнего. И не твоя вина, что ближний для тебя – это всё ещё вампир. Пусть потерянный, пусть жалкий, но вампир. Что ж, может ты и прав. Может быть, это верная дорога для него, такая же верная, как и для тебя. Но в любом случае, никто сейчас не будет складывать ему очистительного костра. Но и арестовывать его я, пожалуй, не буду. Я позволю ему передвигаться по нашему городу, позволю служить…пока позволю. Если ты прав и он не разочарует меня и не подведёт, я задумаюсь о том, чтобы дать ему право на искупление.

–Благодарю вас! – Томас прижал ладонь к давно застывшему сердцу, – благодарю, Хранитель! Это разумно, я передам ему.

–Передай, – согласился Хранитель, – передай ему и амулет защиты. Здесь ему придётся работать, работать с крестами и водой. От боли от их прикосновения это его не убережет, но лично меня это не тревожит. Если он сдастся на этой стадии – так тому и быть. На этом всё!

            Томас покидал Хранителя со смешанными чувствами. В его представлении задачей Престола было как можно больше спасти душ. Душ, а не плоти. И если душа Романа Варгоши ещё не догнила, если нуждался он в спасении, почему нужно было оттягивать этот срок? Почему нельзя было его просто спасти?

            Томас всегда верил Престолу. Не было дня или ночи, когда он усомнился в нем. Но сейчас что-то новое было в его мертвой груди, что-то точащее, раздосадованное, ну почему, почему нельзя было просто сделать с Варгоши то, что сделали с ним? Почему надо было ждать, когда он вымолит себе искупление и шанс на очищение?

            С другой стороны…речь шла о враге. Об опасном враге, которого надлежало уничтожать, а не спасать. О бездушном, как говорили, вампирском отродье…

            Мог ли Престол подвергать себя опасности, приближая к себе без минимальной проверки всяких Варгоши? суть самого Томаса была для братьев по кресту секретом. Как они примут то, что он вампир? А то, что этот вампир привёл ещё одного вампира на службу?

            Томас понимал и не понимал Хранителя. И досадовал – на себя, на него, на чёртового Романа Варгоши, который появился на его пути и заявил о том, что нуждается в спасении.

            Тем временем разочарование принца Сиире обрело вполне себе осязаемую форму. Если Гвиди в своём разочаровании смирился и принял сторону брата Томаса, Хранитель Престола из своего разочарования извлёк выгоду, а Томас просто разрывался между тем, как правильно и как хотелось бы ему, принц Сиире действовал потребительски: он призвал к себе человечинку и с огромным удовольствием перекусил ей артерию.

            Потекло вязкое, тёплое, ещё пульсирующее сгустками жизни вампирское вино, наполняя его рот.

            Облегчения это не принесло, но зато даровало возможность выплеснуть своё разочарование на кого-нибудь кого не жаль, и уже после этого приняться за дело и оповестить Совет о том, что в их рядах появился перебежчик: Роман Варгоши.

–Кого-о…– присутствовали не все. Но информация была столь шокирующей, что даже немногих собравшихся здесь потряхивало. Подумать только Роман Варгоши! в слугах креста! Это же немыслимо! Это последний, кого можно было ожидать увидеть в слугах креста! Со времён грехов его отца, со времен посмертия самого Варгоши не было ни одной предпосылки, указывающей на то, что у Романа вообще есть какая-либо совесть и тяга к спасению души.

–Тем не менее – это правда, – мрачно доложил Сиире, оглядывал немногочисленных собравшихся. Странно, что не было Марии Лоу. Она бы сейчас ему пригодилась. Впрочем, Сиире не особенно расстроился – Зенуним была тут, а её амбиции в последнее время перекрывали амбиции Лоу. Почему бы не использовать её?

            Дальнейшую часть заседания вампиры на все голоса костери и бранили Варгоши и обещали ему самые страшные кары. Но кончилось и это – добраться до него, пока он в городе Святого Престола – это опасно, слишком опасно. Тем более учитывая то, что там ошивается этот странный Томас.

–Да тьмы ради! – возмущался герцог Гриморрэ, – почему у нас до сих пор нет толком биографии этого Томаса? Настоящей его биографии, а не этого…этого доклада лжи?

–Вот и добудьте, – предложил принц Сиире и улыбнулся.

            Гриморрэ обменялся красноречивым взглядом с Цепешем и спорить не стал. Сиире это заметил, но сделал вид, что это его не тронуло. Зато когда расходились, он попросил Зенуним задержаться.

            Сговорились они быстро. Зенуним хотела власти, а Сиире знания.

–Проникни в архив Святого Престола, – наставлял он, – там должна быть информация…

–Может спросить у Цепеша? – спросила Зенуним, и принц Сиире с трудом сдержал разочарованный вздох. Ну не дура ли, а? кто такие вещи будет напрямую спрашивать? Тем более, Цепеш не разбежится говорить! Его и пытками, похоже, не сломать. Уж если не одну сотню лет молчит, то сейчас точно не заговорит. А знать Сиире надо.

–Нет, Зенуним, сделай как я сказал, – Сиире улыбнулся, стараясь выглядеть дружелюбно. Получилось неубедительно, но всё же лучше чем прежний разочарованно-раздражённый оскал.

            Она, хвала тьме, спорить не стала, согласилась, капитулировала, избавляя его от окончательного падения веры в благоразумие.

            Одной проблемой стало меньше ровно до тех пор пока не пришло новое разочарование. На этот раз Мария Лоу…

–И какая тьма её понесла в архивы Престола? – задавались вопросом все советники. – Очевидно же, что просто так она лезть бы туда не стала.

–Сходите и спросите, – предложил князь Малзус, – а я слово своё так выдам: нарвалась, заслужила и получит то, что должна.

–Может быть, вызволить её? – предложили самые добрые советники, но поддержки не нашли. Меньше Марии Лоу – меньше необходимости делить с нею власть. Её вампиров, в случае чего, можно разобрать по своим владениям. А уж защищать, рваться  в город Святого Престола для того, чтобы защитить её? это слишком много!

–Я сниму с Варгоши шкуру!– воинственно пообещал маркиз Лерайе. – Он не просто предатель, который прячется в городе Престола, он пошёл против нас.

            Но Сиире это мало интересовало. Его интересовало, получила ли Зенуним данные, которые он настоятельно рекомендовал ей добыть. Та покаялась, когда они остались вдвоём:

– я добыла информацию и пришла даже. Это смертный.

–Так, – Сиире почувствовал начинающее расползаться по мёртвой его душе удовлетворение. Впрочем, оно быстро стухло, так как Зенуним не выглядела победительницей.

–У него был амулет Цепеша. И Гриморрэ явился вместо него… он прогнал меня.

            Зенуним рассказала про свою встречу с герцогом Гриморрэ, который неожиданно явился вместо Цепеша на защиту человечка. Она рассказала и о том, как пыталась уклониться от ответов, как настоятельно просила провести себя к Цепешу, как просила встречи.

–Чем кончилось? – Сиире уже понял что всё пропало. И здесь его подвели!

            Зенуним совсем сникла:

–Я ушла, чтобы вернуться потом. Потом, когда Гриморрэ тоже бы ушёл.

–Дальше, – велел Сиире, и в голосе его не было ничего хорошего.

–Всё было уже кончено, – призналась Зенуним. – Они убили этого человека. И от дома его тоже ничего не осталось.

            Вот это был удар. И он был куда хуже, чем то, что Цепеш и Гриморрэ теперь отчётливо знали про союз Сиире с Зенуним. И про цель их исканий.

–Бездарная тварь! – ответствовал Сиире и Зенуним, не посмев возразить, отшатнулась в тёмный угол, обернулась летучей мышью, готовая в любую секунду вылететь в окно подальше от гнева Сиире.

            Но Сиире уже не гневался. Он прикрыл глаза, собираясь с мыслями. В конце концов, чего он ждал от бездарности и наглости? Чего он ждал от всех них? Самый умный вампир, которого он знал, теперь служил у Креста под именем Томас. А остальные были слабы и не понимали даже с чем имеют дело.

            Может быть в этом проблема? Может, если он раскроет им всё или почти всё – они поймут как всё серьёзно?

            Нет, это крайняя мера. Пока надо потолковать с Цепешем самому. Честно потолковать. Не ввязываясь ни в какие союзы с бездарностями. Да, самому проще – самому перед собой и отвечать за все разочарования.

Глава 26. Когда заблудший выходит к свету

–Роман, пожалуйста, будь разумнее! – Если бы кто-то мог предположить раньше, что Мария Лоу способна заискивать и просить помощи у какого-то презренного Романа Варгоши! Ох, тогда Мария Лоу сама бы себе не поверила и убила бы того, кто предположил бы за нею это. Не сразу, конечно же, но убила бы, выждала бы, затаилась и нанесла смертельный удар.

            Просить помощи у Романа Варгоши – это оскорбление для любого уважающего себя вампира, а Мария Лоу была не просто рядовым вампиром, она была членом Совета.

            Просить помощи у Романа Варгоши – это не уважать себя, дойти до такой точки отчаяния, где посмертие уже стирается и лучше б тебе уже умереть и не позориться.

            Просить помощи у Романа Варгоши – это то, чего не пожелаешь самому заклятому врагу.

            Просить помощи у Романа Варгоши – это неожиданная и неприятная реальность для Марии Лоу.

            Ей не на что больше рассчитывать. Она в плену Святого Престола и единственный, кто ещё, кажется, мог бы ей помочь – это перебежчик Роман Варгоши. Не поможет он – никто уже не поможет. Вампиры не приходят на выручку друг другу без особенной нужды, а Мария Лоу прекрасно знает о том, что она не настолько уже ценна для Совета, более того, для того же принца Сиире она уже едва ли не раздражитель.

            Так что надеяться на чудо не стоит. Это по-людски. Это глупо. Но Мария Лоу пытается дозваться до Романа Варгоши, пытается схватиться за последнюю ничтожную соломинку и не утонуть.

            Делать это надо быстро. Жизнь или смерть. Нет, не так. Посмертная жизнь или ничто? И если пытаться спастись, то сейчас, пока Томаса нет, пока он вышел, пока его вызвали в коридор и пока Мария Лоу осталась один на один с Романом Варгоши.

            Он перебежчик, но ведь не до конца ещё сволочь?

            Он перебежчик, но разве Лоу сдаётся?

–Освободи меня, освободи…– губы Лоу шепчут бессвязные мольбы, в эту минуту она жалкая и ничтожная. Она не вызывает ничего, кроме отвращения.

–Ты ничтожна и должна умереть, – слова Романа Варгоши звучат иначе, чем все прежние его речи. В прежних речах его звучала всегда нагловатая пристыженность, он вроде бы и каялся, а вроде бы не чувствовалось в нём вины.

            Настоящей вины, той, за которую и простить можно.

–Ничто…– Мария Лоу осекается, страшно проворачивается ключ, скрипуче и жутко отодвигается дверь, пропуская Томаса.

            Проклятого Томаса. Служителя креста Томаса. Ещё одного перебежчика, тьма знает как попавшего в свой сан и в своё положение!

            Но оно и неважно. У Марии Лоу распороты руки и немалая часть туловища. Распорота аккуратно, терновыми колючками, освящёнными именем света и оттого столь губительными для вампира. Нет, Томас не убивал Лоу. Он её пытал. И, что было хуже, он даже не задавал ей вопросов, он просто причинял ей боль.

–Это очищение, – вот и всё объяснение. – Ты слишком давно живёшь во тьме, пора обратиться к свету, а обращение к свету – это искупление. Вину можно простить, врага можно назвать другом, но только после того как он пройдёт через всю положенную ему боль.

            Томасу не нужны были её ответы. Томасу не нужны были информация или какие-то навыки. Ему нужно было, чтобы она пришла к искуплению, а для этого…

            Для этого он разрезал её кожу, но не позволял вновь сойтись, не позволял регенерации сделать своё дело и вставлял в разрезы терновые колючки. И кожа болела, и отекала, не имея возможности схлестнуться и вернуть Лоу к прежнему виду.

            Томас и вырваться ей не дал. Святая вода на пороге и стенах, на окне крест, повсюду зерна терна и терновые же переплеты змей. Даже если Лоу и вырвется из плена освящённых пут, то она не сможет ни ступить по полу, ни взмыть в воздух, ничего уже не сможет.

–Ты есть орудие злой силы, ты есть гниль и падаль, морок и тьма! Твоё присутствие – богохульно, твоё существование – это скверна. Твой путь – это грязь и кровь. Твои руки по локоть в крови невинных. Твоя душа давно истлела, ибо отдана была на откуп тёмной стороне…нарекаю тебя вестницей смерти и вестницей скверны, поганой дочерью тьмы и смрадной бездны.

            Было больно, но Лоу, ещё хранящая гордость вампирши, нашла в себе силы спросить:

–Разве ты не такой же как я? ты и сам вампир.

–Я своё искупление уже прошёл и ещё пройду, – голос Томаса всегда оставался спокойным и от этого спокойствия не по себе. Такой покой дан только тем, кто готов ко всему и ни перед чем не остановится, так как верит без тени сомнения в свою правоту.

            А потом гордость ушла из Лоу. Было больно. Было страшно. И она не знала куда деться, и всё вымело из сути её, осталось только нервное желание остаться в посмертии, хоть как-то, но остаться, хоть сбежать, унизиться, умолять…

            И в ту минуту Томас вдруг вышел, бросив не проронившему и слова Варгоши:

–Стереги.

            Он вышел и вот уже губы Марии Лоу шепчут бессвязные мольбы. Она не знает даже как дошла до того, что унижается и просит помощи у Варгоши, но ведь просит, просит! И губы шепчут, повторяя сами собой:

–Пожалуйста, пожалуйста…

            Но Варгоши остаётся твёрдым. Усилия Марии Лоу – это волны, находящие на скалистый берег. Разбиваются волны, разбиваются мольбы о камень его души. Бесполезно, Мария, не плачь, не рыдай! – всё тщета. В душе Романа Варгоши камень, и твои слёзы, твои рыдания и мольбы, твои уговоры и жалкие попытки договориться его не тронут.

            Это раньше он был бы счастлив от того, что ты говоришь с ним.

            Это раньше он согласился бы получить от тебя защиту, лишь бы получить самому очередную увёртку от очередного же гнева на свои проступки.

            А сейчас в его душе иное. В его душе есть свет, но не такой, мягкий, который выводит из самой глубокой тьмы, нет. На этот свет нельзя пойти как на надежду. Это свет ярости и гнева, всей скопленной за годы, долгие десятилетия ненависти и испытанных унижений.

            Роман Варгоши уже не прежний, он не похож на себя, в его душе есть стремление и потому он легко понимает: то, что он один на один с Марией Лоу – это испытание от брата Томаса. Нужно пройти, нужно не поддаться на увещевания зла, принявшего знакомый облик, нужно показать своё величие над грешной душой и тогда брат Томас увидит, что Роман Варгоши достоин получить искупление и очищение.

            Ради этого можно окаменеть душой.

            Томас даже улыбается, когда вернувшись застаёт вконец сломанную молчанием Варгоши Лоу. Что ж, то, что Роман не поддаётся зову прежних, подобных себе, это обнадёживает. Значит, его ещё можно спасти.

–Ты ничтожество! – Лоу сплевывает тоненькой чёрной дрянью изо рта. У вампиров кровь темна и полна комков. А Лоу ранена. И кровь не может восстановить её плоти, которую так усердно терзает терном Томас. – Ты ничтожество! Ты же и сам подобен нам! Только чести у тебя ещё меньше, и…

            Она не успевает договорить. Рука у Томаса тяжёлая и умеет сбивать обвинительную речь на полуслове. Мария Лоу тяжело дышит, выдыхая не сколько боль, сколько очередное унижение от предателя, но это неинтересно Томасу. Он смотрит на Варгоши, на его реакцию: выдержит? Не выдержит ли?

            Роман выдерживает. Ни в глазах его, ни в лице, ни в теле нет и намека на движение негодования.

            Что ж, это к лучшему.

            Значит время для розжига святого пламени. Пламя податливо и разжечь его можно всюду, где только захочет лихая твоя душа. Бесноватость огня сменяется добродетельной силой и кончики пальцев Романа Варгоши обжигаются об этом пламя, хотя он далеко.

            Брат Томас берёт клеймо. Железный прут, заканчивающийся каленым, много раз знавшим мёртвую и живую плоть штампом с вензелем смерти – перечеркнутый крест – знак бездушности преступника – с одной стороны и удобной, не пропускающей нагрев ручкой с другой. Впрочем, не только в нагреве дело.

            Томас уже не страшится давно пламени и боли. Он очищен через костёр. А Варгоши ещё нет. Варгоши больно, но в боли вся суть, весь смак искупления!

–Бери, – предлагает Томас спокойно и протягивает ручку Варгоши.

            Тот не понимает, но пальцы сжимаются, покорные пальцы новоявленного, пусть ещё и непрощённого слуги креста.

–Поднеси к пламени, чтобы раскалилось железо, – спокойно Томас показывает, что нужно сделать и Роман тянется к пламени, не переступая и шага. Ему больно. Его тоже обжигает у костра.

            Мария притихает. Униженная, сломленная, напуганная.

–Живо! – шипит Томас, видя нерешительность Варгоши. – Это всего лишь боль!

            И окрик срабатывает. Он взывает к яростному свету, который уже живёт в душе Варгоши и свет бросает тело вампира к костру. У Варгоши по рукам ползут уродливые ожоги-пятна, тотчас затягиваются и снова лопаются уродливые волдыри на пальцах и ладонях, что-то попадает на лицо, сминая его как маску и тотчас восстанавливая природной тьмой вампирской сути.

            Но руки делают. Руки не замечают боли, хотя дрожат под нею. Краснеет железный штамп и Томас уже подталкивает его к Лоу:

–Клейми её! Клейми!

            Лоу орёт от боли, от боли заходится криком и Роман Варгоши. Но уродливый знак уже отпечатывается на лбу Марии Лоу и она на мгновение проваливается в спасительную тьму, лишь бы не умереть сразу от святого пламени. Варгоши отползает в сторону, волдыри идут по его телу, лопаются хаотично, выплескивая кроваво-серую муть, затягиваются, точно и не было их…

–Вставай, брат Роман! – голос Томаса полон торжественности. Он даже руку протягивает. Ему спокойно удаётся поднять несчастного вампира и даже приобнять его за плечи. – Это было храбро.

–Пёс…– Лоу подаёт голос, сознание возвращается к ней. Странное дело, как боль по-разному влияет на всех. Одних она заставляет признаться во всём и сдаться, других сойти с ума, третьим дарует отрешение.

            Третий случай – случай Марии Лоу.

            Ей резко всё равно. Она понимает – отчётливо и резко, что надежды нет. А если нет надежды, то достойная смерть – это единственное, что теперь ей остаётся.

–Пёс, – повторяет Лоу, когда Варгоши и Томас оборачиваются к ней, – ты пёс, служака! Ты просто сменил хозяина, а возомнил себя рыцарем добродетели.

            Боль всё равно придёт, всё равно придёт за нею и смерть, но почему бы не сказать в последний раз всё, что она действительно думает? Скрываться не от чего и не от кого. Здесь их трое. И все трое вампиры. И то, что двое из них служат Святому Престолу, не обеляет их деяний – кровь они пьют одинаково.

            Втроём!

–Нам всем дано быть разными, Лоу, – Томас не выходит из себя, не злится. Он твёрд и уверен в своей правоте. А страшнее непоколебимой веры в правоту ничего не изобрело человечество. Вампиры, впрочем, тоже. – Но твоя проблема в том, что ты не понимаешь своей сути, гордишься ею, а должна заниматься поиском искупления. Ты грешна, Лоу. Ты великая грешница.

–Ты пьёшь кровь! Как и я, – Лоу открывает широко рот, демонстрируя удлинение и заострение клыков.

            Томасу тошно, это видно, но он не отводит взора и от ответа не уходит:

–Я беру кровь у тех, кто дает её добровольно. Ты просто убиваешь. Ты плетешь интриги и вместо закона Божьего, следуешь закону Тёмному.

–А ты предал своих! – шипит Мария, – тебя тоже касается, поганец!

            Варгоши выцветает. Его трясёт от бешенства – бешенство его идёт изнутри, от яростного комка света, колюче оживающего в его мертвой груди.

–Я пришёл к своим! – поправляет Томас. – Через страдания и муки, через ответы, через ожидание, через мольбы, но я обрел истину, я обрёл спасение души. Мы все смертны, даже те, кто почитает себя как бессмертных. Наша жизнь куплена другими жизнями и нам всем предстоит отвечать за это. Но мой счёт будет меньше, потому что я уничтожаю тех, кто стал врагом людям, кто презрел проклятие, называя его даром, и искал себе славы, а не искупления.

–Лучше убей меня, – Мария заходится смехом, – но больше не желаю слушать твоих речей. Фанатичная ты сволочь! Чёртов безумец, прикрывший фанатичную жажду к пыткам верой. Ты больше грешник чем я…

            Варгоши ещё не умеет держать себя в руках. Да и кровь у него, как все знают, дурная, весь в отца он и гневом, и отсутствием разума в критические минуты.

            Варгоши бросается на Лоу, в голове стучит одно: она должна умереть, она должна закричать ещё и ещё, чтобы сошла с её лица эта издевательская отвратительная усмешка, чтобы всё лицо стало маской боли, чтобы расползлось как воск под его ударами и ударами железного клейма.

–Брат Роман! – Томас перехватывает Варгоши, Роман подчиняется силе Томаса, но грудь его бурно вздымается от гневных вдохов. – Брат роман, её не убивать, а казнить надо! Такова суть правосудия. Таков путь добродетели. Только казнь…

            Варгоши успокаивается. Казнь Лоу его устраивает. Да, это очень здорово на самом деле. Пусть все видят. Да, пусть все видят, и Совет тоже, что бывает с теми, кто не ищет искупления!

–Казнь, – повторяет Томас, отпуская Романа Варгоши из своей хватки, – таков закон небесный. Мы не убийцы, мы те, кто очищает этот мир от такой грязи и как она и гонит такой грех, как она. Именно поэтому казнь!

            Роман Варгоши совсем тускнеет, опускает голову, отходит в сторону, признавая за собой вспыльчивость и недальновидность гнева. Как же так? как же и почему он до сих пор не умеет думать наперёд, как подобает думать слуге Престола? Почему он раз за разом совершает такую досадную оплошность, позволяя чувствам завладеть своими поступками?

            В этом его грех, великий грех!

–Тебе нужно на исповедь, – замечает Томас, и Роман кивает, благодаря одним взглядом своего наставника за такую чуткость.

            Исповедь – это хорошо. Это нужно душе и плоти. Это отрезвление и боль, а боль – это ещё один шаг по длинному пути искупления за свою поганую тёмную сущность.

            Лоу смеётся. Хрипло, точно каркающая ворона, неприятно:

–Пёсик-пёсик…– но смеётся она зря. То, что Томас не позволяет её убить сейчас же, не означает того, что он не сделает ей больно.

            Смех Лоу обрывается на полуноте, словно ей зажимают рот рукой, он сменяется криком – рваным и резким криком, полным боли, новой боли.

            Не до шуток ей больше. Никому не до шуток и не до воспоминаний, когда вкручивают в разверзнутые кровоточащие запястья ещё и раскаленные, освященные в святом огне гвозди. Не до шуток когда больно.

***

–Её казнят на рассвете, – сообщает Томас спокойно, когда караул заступает на свой пост. Сейчас Лоу в таком состоянии, что её охрану можно поручить хоть ребёнку – ближайшие часы она всё равно себя из кусочков не соберёт. Да и для того чтобы начать собираться надо сначала в чувство прийти, а она без сознания, где-то в тёмном мире, куда её унесла предусмотрительная тьма, прикрывая от гнева и боли.

–Как это будет? – Роман Варгоши старается перенять от Томаса и поступь его шагов, и скорость его движения, и даже этот спокойный, полный веры в свою правоту тон.

            Получается пока слабо, но Варгоши гордится собой, чувствует, что находится на правильном пути и ему наконец-то комфортно.

–Так, как и всегда в таких случаях. Соберут костёр на городской площади – каждому разрешено принести связку сухих листьев или прутьев для костра. Её приведут и скуют освящёнными цепями, она не сможет дёрнуться, не сможет никому навредить. Откровенно говоря, я поначалу даже думал о том, чтобы ей и рот закрыть, но крик – это свидетельство очищения…– Томас задумчив. Он понимает, что если Лоу соберется к рассвету из собственных обломков, то будет браниться и кричать гадости, в том числе и о том, что он вампир может брякнуть. Но с другой стороны – никому и никогда Томас не отказывал в праве на крик, как и не отказывал ему самому Святой Престол, когда загорелся его костёр.

            Это просто неправильно, если он не позволит ей кричать. В конце концов, разве так важно что там крикнет полоумная вампирша? Народ едва ли поверит ей! Так что нет, отказывать в праве на последние крики нельзя – это трусливо и безбожно!

            Она заплатит завтра за свои грехи, за грехи своей сути костром, так к чему лишний раз издеваться и лишать её опоры в виде возможности кричать всё что вздумается, кричать в последний раз?

–Так что рта ей никто затыкать не будет.

–А если она скажет лишнее? – у Романа в голосе прозвучала осторожная трусость.

–Пусть, – отмахивается Томас, – ей держать ответ перед людьми, что соберутся на площади, чтобы посмотреть на её смерть, а после – держать ответ перед богом. Кто мы, в конце концов, такие, чтобы запрещать ей кричать в последние минуты перед судом великим и страшным?

            У Варгоши даже дух перехватывает от такого подхода и бесстрашия.

«Велик, воистину велик!» – с восхищением думает он и надеется на то, что однажды всё-таки сможет стать таким же каменным и найти путь, настоящий путь к свободе.

–Ей объявят приговор, – продолжает Томас, не зная о мыслях в голове Варгоши, –  далее ей предложат покаяние. Но, скажу честно, что с её казнью для нас только начинается работа.

–Ну да…Совет ведь, – неумело соглашается Варгоши, всё ещё завороженный тем, что Томас, могучий Томас, общается с ним как с равным.

–Нет, брат Роман, дело не в Совете. Совет – это клоака, это сборище мерзавцев и подлецов, которые никогда не вступаются друг за друга, зато с удовольствием пользуются слабостями друг друга.

            Варгоши согласен. Он вспоминает Цепеша, вспоминает Агареса… кто из них был хотя бы раз с ним честен? А Сиире? Нет, они все стоят друг друга, они все используют друг друга и пытаются использовать его! Вот и всё! И никто никогда не хотел всерьёз заступаться за него. Только использовать, чтобы в нужный момент убрать. Такое же было и с Крыткой Малоре, в итоге убитой Томасом, и такое же было с пропавшим Агаресом…

            Почему с Лоу – хитрой и коварной Марией Лоу должно быть как-то иначе?

            Разве она заслуживает иной участи? Разве сама она не продукт своего же Совета, не полноправный его участник?

–Я говорю о другом, – продолжает Томас, –  я говорю о том, что останется после самой Лоу.

–О её слугах? – Варгоши очень хочет догадаться. Ему нужно, чтобы Томас понял –  с ним можно советоваться, Роман не глуп! Нет, ни в коем случае он не глуп, он всегда готов предположить и подойти к разгадке, и…

–Слуг, полагаю, разберут себе другие, – но догадка неверна. Томас едва заметно усмехается. – Не хочешь спросить куда мы идём?

–Откровенно говоря, – Роман сбит внезапным переходом темы, – я верю вам, брат Томас, я просто следую за вами, полагая, что вы не предадите меня и не убьёте, ведь иначе вы сделали бы это раньше.

–Ты прав, – соглашается Томас, – и в том прав, что мне нет резона тебя убивать или казнить. Я верю в то, что ты можешь обрести искупление.

            Искупление! Как сладко это звучит, как радостно трепещет в груди от одного слова. Неужели искупление? Неужели Томас всё-таки отмечает в нём всё усердие, что усердно пытается демонстрировать Роман Варгоши, подкрепляя важность и искренность своего выбора?

            Похоже на то!

–Но неужели тебе неинтересно? – продолжает Томас и Роман чувствует, что это очередное испытание, из числа тех, которые так любит давать и Томас, и сам Святой Престол, да и все слуги его, пожалуй, тоже.

            Ему интересно. Но ответить надо правильно, а как правильно? Колючий шарик света из мёртвой груди, помоги!

–Я верую в любой путь, – отвечает Варгоши. Это правильный ответ. Идти, просто идти – это уже выбор и он демонстрирует его. Не стыдится, а гордится. Не скрывается тенью за спиной брата Томаса, а идёт рядом, идёт гордо, пытаясь заставить всё существо своё поверить в то, что обретет однажды искупление.

            Томас доволен. Он улыбается, но едва-едва заметно. Однако Роман Варгоши уже знает улыбку брата Томаса и умеет её улавливать.

            Ему важно её улавливать.

–Мы идём к Хранителю Святого Престола, – объясняет Томас, довольный ответом Варгоши. – Нам нужно получить от него несколько бумаг. Во-первых, о казни Марии Лоу. Во-вторых, бумаги, позволяющие нам посетить любой из её приютов. Полагаю, для тебя не новость то, что Лоу была наставницей в нескольких домах для сироток?

            Не новость, нет, ни для кого в мире вампиров это не новость, но у Варгоши даже шаг сбивается.

–Почему? – искренне изумлён он. – Почему нам нужно попасть в приюты Лоу?

            В голосе Томаса холодное спокойствие. На первый взгляд оно такое же как и всегда, но уже вымуштрованный Варгоши понимает – это разочарование!

            И ему хочется на стены бросаться и камень грызть за глупость и несдержанность!

–Она отбирала из детей тех, кто в будущем сможет стать вампиром. Достойным вампиром. Это и есть та самая проблема, которая начинается с её смертью. Нам придётся проверить все приюты, находившееся под её крылом, проверить всех детей и всех, кто там работает. Ведь если кто-то окажется нечист…

–Убивать? – голос Варгоши даже охрип от волнения.

            Томас смотрит со снисхождением, но отвечает всё также спокойно:

–Карать!

            Да, карать. Именно карать. Варгоши кивает, мелко-мелко, спеша согласиться с поправкой. Да, они не убийцы. Они каратели. Они пришли вести к искуплению.

–По моим сведениям у Лоу приютов шесть на сегодня, – Томас продолжает прежним тоном, но слегка ускоряет шаг, улицы вот-вот заполнятся вечерне-радостным народом, который поспешит на службы да на радостные встречи с друзьями и близкими, а это значит, что надо спешить.

            А ещё это значит что Варгоши нельзя отставать и он также ускоряет шаг, снова желая попадать в ритм шага брата Томаса. Это оказывается несложно – маленький шарик колюче-яростного света подталкивает всё его существо, ускоряет, наделяет какой-то новой силой и Роман идёт, идёт, соглашаясь со словами Томаса как с единственно верными.

Глава 27. Полезность

–Мой принц, я всё ещё могу быть вам полезен! – в глазах лорда Агареса отвратительная липкая надежда. В былое время Сиире бы не стал с ним связываться и высмеял бы такое подобострастие, но сегодня изменились времена и события – и даже в самом ничтожном кусочке сущности может таиться что-то важное.

            Поэтому принц Сиире взял себя в руки. Более того, вернулся в состояние милосердия. В последнее время его все подводили, и кому-либо доверять свои размышления больше не имело смысла. Но лорд Агарес был так виноват и так слаб, что, в общем-то, ему и не нужно было доверять. Достаточно было лишь использовать.

–Полезен? Может быть и так, но я не желаю проверять тебя, – самое главное, выбрать для ответа правильный тон. Такой, в котором жестокий отказ, но в котором одновременно и открыта надежда на то, чтобы тебя можно переубедить. – У меня нет времени, Агарес, выяснять, насколько ты можешь мне пригодиться.

–Принц! – Агарес в отчаянии. Конечно, ему хотелось к своим вампирам, которых уже прогнали по всем допросам, разобрали каждую личность, проверили всю память…

            Всё, лишь бы найти Агареса. А Агарес в плену Сиире. В безнадёжном.

–Лорд! – в тон отозвался Сиире, – я говорю серьёзно, Агарес. Я, быть может, и хотел бы дать тебе ещё один шанс на исправление, слишком уж ты запутался во всём, перестал отличать верное от неверного, но, право слово…

            Самое главное – это подтолкнуть дурака к нужному ответу.

–Я могу быть полезен. Все мои силы – это ваши силы! – Агарес давно забыл про стеснение и гордость, пластаться у ног вампира, пусть и того, кто выше тебя по рангу, будучи самому вампиром, да ещё и тем, кто и сам недавно был вхож в Совет?

            Это унизительно. Слишком унизительно. Но вечность длинная.  Посмертие вампиром длиннее посмертия людей, а память коротка.

–Дать тебе шанс, что ли…– Сиире размышлял сам с собою. Разумеется, это тоже было уловкой, но уже куда более тонкой. Сиире давал Агаресу запомнить и уяснить навсегда: принц Сиире ему царь и бог!

            Только он один.

–Принц, я сделаю всё, лишь бы вернуться к прежнему.

            К прежнему вернуться не получится, лорд Агарес. Ты был слишком самовлюблён, чтобы решить посоветоваться однажды с Советом. Скажешь, что это одно преступление и нельзя тебя за него судить? Может быть, ты и будешь прав. Но именно это преступление, именно эта одна попытка самому справиться с ситуацией, вышла тебе боком и не выбраться тебе, Агарес!

–Ну хорошо, – согласиться тоже надо уметь. Надо выждать паузу, чтобы твой собеседник успел подумать, успел испугаться, и чтобы облегчение упало такой же плитой на его плечи, как и отказ. – Хорошо, Агарес, ты поедешь с маркизом Лерайе. К старому знакомому поедешь!

            Агарес выслушал всё, не бледнея. Общество маркиза Лерайе, вышедшего из-за спины принца Сиире – пугало, да ещё как. Учитывая же то, что теперь Лерайе очевидно был в сговоре с принцем и вёл дела мимо Совета, становилось ещё страшнее, но не для того пластался и унижался лорд Агарес, чтобы сдаться и спасовать сейчас.

            Хотя не нравился ему спутник, ещё больше не нравился пункт прибытия –  замок короля Стефана, но он не отказался.

–Передадите ему это письмо, – объяснил Сиире, поколебался, как бы решая кому из них отдать запечатанный и клейменный собственной печатью конверт. Для себя он решил всё давно, но вся жизнь его и всё его посмертие всегда были набором театральных жестов.

            Поколебавшись для вида,он отдал письмо маркизу Лерайе, тот криво ухмыльнулся, демонстрируя уже пожелтевший вампирский клык.

–Передадите королю письмо, – повторил Сиире. В последнее время его подводили даже на самых простых инструкциях, поэтому приходилось убеждаться, что каждый шаг его поручений поставлен чётко и не может толковаться как-то иначе.

–А что в письме? – лорд Агарес невовремя поверил в себя. Он решил, что уже прощён или почти прощён, а значит, вроде бы имеет право на знание. Сиире его веры не разделил и ответил мягко, но всё же так, чтобы не возникало сомнений в том, что препирательство и попытки выяснить содержание можно продолжать:

–Важная информация для короля. Он должен получить письмо запечатанным. В обмен он отдаст вам свёрток. Его вы тоже трогать не будете. Ясно?

            Им было всё ясно. Агареса вёл страх, что вело Лерайе? Агарес размышлял об этом краешком сознания и не мог определиться – власть? Страх? Давние счёты?

 –Точно ясно? – Сиире сомневался. – Лерайе, будь добр…

            Лерайе повторил хрипло. С лёгкой насмешливостью, но покладисто:

–Письмо передать королю. Запечатанным. Получить от него свёрток. Передать сюда. Не трогать содержимое.

–Агарес? – Сиире откровенно демонстрировал недоверие к интеллектуальным способностям и выдержке обоих. Но Агаресу это было обиднее, он был моложе и, хотя понимал, как шатко его положение, попытался вывернуться:

–Я всё понял.

–повтори, – настоял Сиире и Агарес решил не испытывать судьбу, и всё-таки повторил всё то же, что прежде повторил маркиз.

            А дальше была дорога. Быстрая для вампиров, но тяжёлая, ибо прошла она в молчании и полном презрении. Маркиз Лерайе не поддерживал ни одной попытки к беседе. Он не отвечал на вопросы, он не желал размышлять о содержимом письма или будущего свитка. И здесь Агарес был ещё молод, чтобы понять, в чём причина такого молчания. Она была не только в презрении Лерайе к Агаресу, она была в уязвлённой гордости!

            Насмешничая, улыбаясь, словно ему известно больше, чем Агаресу, упиваясь, маркиз тоже играл – ему самому не было ничего известно ни о письме, ни о каком-то, очевидно существовавшем договоре между Сиире и Стефаном, но он делал вид, что знает, и ложь этого вида, начавшаяся как игра, жгла больно.

            Потому он отмалчивался. Принцу Сиире можно было показать, что он не знает чего-то, принц Сиире был сильнее, в его руках было больше власти и знания. Ему можно было открыться, тем более и ставки были высоки.

            Но ничтожеству вроде Агареса? Нет уж, молчать приятнее!

            Тем более – молчать не так и долго, если сосредоточиться на визите к королю Стефану, у которого нет ни одной причины любить вампиров! Более того – у него сто причин для ненависти к ним, и возглавляет эту причину Роман Варгоши, убивший дочь короля Стефана.

            Но приняли их хоть и мрачно, а всё же так, словно они были почётными гостями. Даже не стали унижать обыском или вопросами о том, куда и зачем им нужно. Их ждали.

            Стражи было много, и она вся была сосредоточена в зале для приёма. Когда-то величественном тронном зале, в котором хорошо было бы устраивать пышные приёмы послов. Но сейчас тут всё ещё царил траур – чернота покрывал, приспущенные знамёна короля Стефана, чёрные драпировки на троне и ближайших к трону скамьях, да и сам король встретил их в тёмных одеждах.

            Говорить стал, конечно, Лерайе.

–Ваше величество, – сказал он, выступая вперёд, – мы благодарим вас за то, что так скоро приняли нас. Это большая честь, и мы…

–Я не имею ни малейшего желания видеть вас здесь. Я знаю кто вы. Наслышан. Более того, с некоторыми из вас знаком, – король Стефан не желал дослушивать. Маркиз Лерайе растерялся ненадолго – он не был дипломатом даже в лучшие свои дни и сам был удивлён тем, что принц Сиире выбрал именно его для дипломатической поездки.

            Даже хотел отказаться. Но Сиире сказал, что другие его верные соратники уже заметны, примелькались, а Лерайе доберётся легко и безопасно, никто и не заметит. Это было похоже на правду. Лерайе очень хотелось, чтобы Сиире хоть немного чувстовал себя ег должником, потому маркиз и согласился. Но сейчас, встретив холодную, неприкрытую враждебность короля Стефана, он запоздало спохватился, что это всё-таки была не лучшая идея!

            Но куда отступать?

–У нас письмо! – выпалил Агарес, проламывая паузу неловкости. Маркиз наградил лорда Агареса тяжёлым, многообещающим взглядом, но это, пожалуй, был лучший выход. Король Стефан не желал церемоний, что ж, можно было и уважить его, тем более, если они приехали к нему действительно с письмом, и, видимо, с важным, раз Сиире не послал кого-то из своих вампиров, а воспользовался совершенно вроде бы несвязанными с собой.

–В самом деле, ваше величество, – согласился Лерайе, поклонился ещё раз, и, выставив перед собой руку с письмом, сделал шаг к трону. Стража отреагировала незамедлительно, но король Стефан отозвал её взмахом руки и позволил вампиру приблизиться. Взял брезгливо конверт из руки его, Лерайе понял и, передав письмо, тотчас отошёл назад.

            Король сломал печать, вгляделся в строчки. Лицо его пошло красными пятнами, затем побелело, и затяжелели черты его, будто бы налились камнем.

            Лерайе вздохнул. Он прикинул возможную драку. Едва ли этого хотел Сиире! Да и стражи много! Не такой план они получили, не такую инструкцию, неужели не сработает?

            Но король Стефан боролся с собой. Видимо, письмо удивило его. Разгневало, обеспокоило и всё же привело к нужному Сиире решению.

–Хорошо, – тяжело молвил Стефан, – вы получите то, что просите, но если и в этот раз обман…

–Никакого обмана! – на всякий случай поручился ни разу не дипломатичный Лерайе.

            Король не отреагировал, подозвал к себе одного из ближайших стражников и шёпотом сказал ему наухо несколько слов.

–Но, мой король…– стражник в изумлении воззрился на него.

–Выполняй! – велел Стефан, и стражник поклонился, принимая какую-то удивившую даже его волю. Мгновение, и он исчез за спинами других стражников.

            Вернулся он быстро, Агарес и Лерайе не успели прожить ещё одно неловкое молчание, а стражник уже вернулся, бережно неся в руках свёрток. Это был кусок ткани, прошитый по всему контуру, а в нём что-то будто бы пульсировало…

–Мой король, — стражник передал принесённый свёрток осторожно, словно ребёнка, своему королю. Стефан принял его с поклоном и сам, держа его в руках, сошёл к вампирам.

–Я расстаюсь с этим, повинуясь договору, тому слову, что я получил от принца Сиире. Если вы нарушите своё же слово – на вас сойдёт кара, – сказал Стефан и передал маленький пульсирующий свёрток из ткани Лерайе. Сочтя, по логике, его главнее Агареса.

            Свёрток был лёгкий – теперь Агарес это видел, но Лерайе взял с тем же вниманием и почтением его из рук короля Стефана и тот демонстративно отёр руки о свой плащ.

–Благодарим, – сказал Лерайе и пошёл из зала. Как человек. Видимо, имел на этот счёт тоже инструкцию. Агарес, неловко откланявшись, метнулся за ним.

–Вроде нормально…– шепотом попытался порадоваться Агарес, нагнав в черноте коридора своего спутника, но Лерайе не ответил, во-первых, потому что не желал и всё ещё не понимал значения свершённого. Во-вторых, потому что не ожидал столкнуться с маленькой девочкой в коридоре.

            Вернее, в самой девочке вроде бы и не было ничего особенного. В конце концов, даже Агарес научился давно себя сдерживать, что уж говорить про маркиза? Но она смотрела на них с такой ненавистью, с таким бешенством, что становилось страшновато…

            Она будто бы точно знала, кто они.

–Ох, Эва! Не убегай так больше! – к девочке приблизилась красивая женщина, бледная, худая, но с усталыми добрыми глазами. Она взглянула на вампиров, улыбнулась им, — простите, Эва просто любопытный ребёнок.

–Ничего! – отозвался Лерайе, овладев собою, и двинулся дальше, по коридору, вспомнив, что есть такая категория чувствительных людей, что видят вампиров, даже не зная про них. Просто чувствуют как-то иначе. Он когда-то даже хотел это изучать. А теперь? Теперь не времени. Теперь у него много забот, а ещё обуза, в виде спешащего следом лорда Агареса.

***

            Оставаться здесь было нельзя. Ещё вчера, да какой вчера – сегодня утром она верила в то, что король Стефан – добрый и милосердный король, что он заботится о благе своих поданных, что он действительно может защитить их всех, и её тоже.

            Ведь он был таким милым и таким потерянным, когда она ещё не знала что он король. И она думала, что здесь о ней правда позаботятся.

            Но она заигралась, захотела вырваться от неуспевающей за ней нянечки, рванула по уже знакомым коридорам, пробежала вверх по галерее и увидела вампиров. Теперь она их видела точно. Узнавала.

            Их было двое и они несли что-то. Они были гостями в этом замке, судя по тому, что стража не бросилась на них. и они явно поняли, что она их узнала, поняла, кто они есть.

            У Эвы не укладывалось в голове. Она не была готова к тому, что теперь вдруг начнёт узнавать вампиров – ведь прежде такого не было! но потеряв всё, оказавшись здесь…

            Вампиры должны были остаться позади, а они были здесь. Зачем они пришли? А может за ней? да нет, глупости какие, тогда они бы её убили  и всё дело с концом! Но оказалось, что они гости короля Стефана, а это означало только одно: король Стефан – друг вампиров.

            Да, все говорили, что вампир убил его дочь. Но почему он тогда вообще принимает их, пускает на порог? Почему его стража не накинется на них и не изрубит в куски? Почему не разведут святого костра?

            Потому что им не отдано приказа! Потому что король Стефан не против того, чтобы в его замке были вампиры – вот и весь разговор, вот и весь ответ. А это значит, что Стефан не лучше вампиров, а хуже их, ведь он человек, а всё же с ними в сговоре.

            Значит это и то, что здесь нельзя оставаться!

            У Эвы мир захлестнуло горем. Она видела мир ярким и славным, шумным и весёлым, а теперь он выцвел, и осталось всего два цвета: чёрный и белый. Будь она старше, она пошла бы к королю Стефану, спросила бы у него о визите недругов. Он бы не отказал ей в ответе и, отчаянно скорбя, поведал бы:

–В обмен на благословение Святого Престола, на луч Святого Пламени вампир принц Сиире отдаст мне того, кто погубил мою дочь.

            Эву бы затрясло, но она бы сдержалась, и, может быть, поняла бы его. Может быть, они бы даже вместо пошли бы молиться об упокоении их общей боли.

            Но Эва была ребёнком. В её мире после гибели родных осталось лишь два понятия: плохое и хорошее. Хороший, хорошее, всё, что благо – это против вампиров. Всё, что с ними – это плохое и плохой.

            И король Стефан стал плохим в её глазах, а его замок увиделся ей темницей, из которой нужно бежать и бежать как можно скорее, пока не настигли и её вампирские когти!

            Бежать – это лёгкое слово. Но куда бежать? С чем? На улице холодно ночами. А сама она и костра не добудет, и потом – есть на свете и плохие люди, и много их – это Эва понимала. 

            Она, прежде всего, утащила мешок. Кто их вообще считает, эти бесчисленные хозяйские мешки? Надо было наполнить его с умом. И Эва скрутила в него своё одеяло, молитвенник вложила между слоями одеяла – ей казалось, что так слова не замёрзнут, а дальше плотную флягу с водой. Это тоже сделать просто! Несколько лепёшек с кухни, да сухарей, яблоки, кусок сушеного мяса добылись легко.

            На себя Эва надела сразу два платья и жалела, что может взять только одни туфли – в мешок уже не входило. А обувь обещала истрепаться. Зато плащ на шею, да выскользнуть, пока молится нянечка, в сторону кухни, а там капюшон на голову, мешок – кто обратит внимание на скрытую плащом фигуру девчонки с мешком? Дождило! А девочку из служанок отправили на рынок или в деревню. Это ничего, это бывает.

            И пошла девочка Эва прочь. Прочь, пока её не хватились. Свернула в лес, сообразив, что могут её искать в сторону деревни, и, хотя тянуло шаги туда, к теплу и уюту, да мешок был тяжеловат, а всё же пошла она именно в лес.

            Вскоре и скрылась в чаще. На судьбу она уповала, а больше того – на слово святое. Куда идти не знала, знала, что идти нужно дальше от вампиров, да от королей, что с вампирами в сговор вступают…

***

–В кои-то веки вы меня не разочаровали! – Сиире был доволен. Он бережно взял свёрток из рук  маркиза Лерайе и осторожно ощупал его, – о, тьма! Как же я ждал этого дня! Как вас встретили?

            Доложил Лерайе. Слова его были сухи и касались лишь дела – об ином он распространяться не желал. Даже то, что Агарес вмешался в итоге в беседу с королём, опустил, рассудив, что сделано всё было в целом правильно.

            Сиире был доволен.

–Ну, что же… откровенно говоря, я ожидал, что и вы провалитесь! – признался вампир, – но раз такое дело, то я, пожалуй, даже предложу вам угадать, что в мешке. Ну? Хотите?

            Они хотели. Причём оба, правда, это приходилось скрывать маркизу Лерайе – он шёл на поводу собственной гордости.

–Там какой-то артефакт, – предположил маркиз Лерайе. Если принц спрашивал сам, значит, угадывать и правда можно.

–Явно не камень! – веселился принц. – Агарес, что скажешь ты?

–Там вампирский артефакт? – предположил Агарес и тотчас понял, что сглупил. Ну какого, спрашивается, чёрта вампирский артефакт будет храниться у короля людского?

            Лерайе не упустил возможности спросить об этом и захохотал.

–Ну-ну, маркиз, грешно смеяться над дураками! – принц Сиире и сам развеселился, но посерьёзнел. Его руки покоились на свёртке, глаза посверкивали опасно, предвещая неладное и даже дурное. – Друзья мои, вы помните Каина и Авеля?

            Переход был неожиданным. Лерайе, однако, решил, что это намек:

–Это камень, которым Каин убил Авеля?

–Я же сказал, что здесь не камень, – напомнил Сиире без раздражения. – Вы сейчас поймёте. Обещаю. Я хочу лишь сказать кое-что. Позволите?

            Кто б не позволил-то?

–Я всегда восхищался Каином, – продолжил Сиире, его руки замерли на свёртке, касаясь его бережно и осторожно, словно он и впрямь был живой. А свёрток продолжал пульсировать, отзываясь на холод его присутствия. – Кем надо быть, чтобы не побояться впервые поднять руку на себе подобного? и не по воле Владыки, а по воле собственных желаний? Это был первый мятеж, настоящий мятеж людей… и это надо помнить. Я долго размышлял о Каине. Он мог обвинить Владыку в том, что тот любит Авеля больше, мог просто попросить прощения и его бы простили, но он не сделал этого, хотя, конечно, знал, что мятеж его будет недолог. Это заслуживает уважения.

            Руки Сиире коснулись шва на свёртке и медленно повели по нему. Нитки, покорные его движению, словно зачарованные поползли в стороны.

–Убить подобного себе, убить близкого себе, – продолжал Сиире,– это, конечно, не почётно, но это дорого стоит. Ради щелчка по носу бога!

            Агарес и Лерайе переглянулись.  Они были разные в званиях и поведениях, в мировоззрении и в надеждах, и всё же им обоим стало одинаково не по себе. Что-то было зловещее в словах Сиире и в его поведении, в его спокойствии и в его равнодушных движениях.

            И в нитках, что ползли под его руками.

–Так что же там? – скучным голосом спросил Лерайе. Он маскировал свою тревогу под этой скукой.

–Иди и посмотри, – предложил Сиире, когда нити расползлись и осталось лишь отдёрнуть край ткани, чтобы увидеть.

            Лерайе пошёл. Неосторожно, падкий на гордыню, амбициозный…как зря он пошёл!

            Его руки скользнули к ткани, Сиире отошёл в сторону, позволяя маркизу первому прикоснуться к очевидному чуду. Но чуда не случилось, вернее, оно случилось, но не было названо бы чудом самим Лерайе.

            Из мешка полыхнуло белым, таким ослепительным и чистым белым, что стало больно глазам. Агарес пригнулся, пытаясь проморгаться, пытаясь спастись от ослепительной белизны, а маркиз Лерайе, прохваченный сразу с четырёх сторон пламенем, страшно и жутко кричал, пытаясь бороться с карающим пламенем.

            Именно карающим.

            Добродетельному пламени не может быть дано такой уничтожающей, всепоглощающей силы. Добродетельное пламя не жжёт с таким жутким треском и не плодит такого едкого смрада.

            Лерайе горел заживо, он бешено вращал глазами, он пытался сбить с себя пламя, но делал себе лишь хуже. Он метался – безудержно и страшно и не мог спастись, пламя прохватило его так, что он оказался как в клетке заперт и как в ней заглушен.

            А пламя подступало.

            Агарес не выдержал, бросился на помощь – Лерайе был ужасен, но он не заслуживал подобной участи. Её, по мнению лорда Агареса, вообще никто не заслуживал!

–Ну что же ты? – поинтересовался Сиире, легко перехватывая его благородный порыв спасти вампира Лерайе, – не истери!

            Легко Сиире отшвырнул Агареса на пол, а сам повернулся к маркизу, не желая, видимо, пропустить ни одного мига из догорания его. А тот горел, и плавилась, словно восковая, его кожа, и оплывали его глаза, вытекали, смердели.

            И вдруг всё ушло.

            Погасло пламя, словно его не было, ушла отравляющая, всепоглощающая белизна. Дрогнуло, качнувшись, пространство, и всё стало прежним – и даже комната. Остался только серый смрад, в который обратился Лерайе, и всё. Даже пепла не осталось.

–Это…как это…– у Агареса голос охрип от ужаса и тошноты. Первой тошноты за не первую сотню лет.

–Это Святое Пламя, – объяснил Сиире весело, – вернее, один из его лучей. Занятно, да? Святой престол даровал это пламя еще прадеду короля Стефана, так хорошо известного тебе. Я хотел его получить. Сначала как артефакт, потом просто как реликвию, и наконец, как полезность. Но чтобы получить подобное, надо и отдать что-то ценное. Причём – пламени и отдать.

            У Агареса не находилось слов. Его трясло, его знобило, хотя холод смерти был так хорошо ему знаком, а всё равно прохватывало!

            От ужаса, что вампира можно низвести до серого смрада. От страха перед Сиире, что смотрел на это, не позволяя помочь, и от того, что он жестоко позволил Лерайе пойти на смерть.

–Пламени нужна жертва, чтобы понять ему, против кого идти. Оно пойдёт против вампиров.

–Как Каин против Авеля? – слабым, каким-то совсем чужим голосом спросил Агарес.

–Начинаешь понимать! – одобрил Сиире, – да, это цена, которую нужно платить за мятеж. К тому же, маркиз Лерайе так хотел доказать что он может быть полезен. Он говорил, что в нём много полезности для моего дела, что же, не соврал, старый двурушник.

            Сиире захохотал, но Агарес не присоединился к его веселью.

–Не смешно? – усмехнулся принц Сиире, – а ты ведь тоже хотел доказать свою полезность, Агарес…

            У Агареса пересохло во рту.

–Вы меня тоже…тоже, – он ткнул рукой в страшный сверток, который сейчас выглядел тихо и мирно, и даже не пульсировал.

–Зачем? – удивился Сиире. – Нет, Агарес, ты мне пригодишься в другом месте. Понимаешь ли, чтобы получить что-то ценное, нужно кое-что отдать, а что отдать? Выигрывает тот, кто отдаёт меньше, чем получает. Король Стефан очень хочет получить убийцу своей дочери.

–Её убил Варгоши! – Агаресу показалось, что он стал понимать, – вы отдадите ему Варгоши?

–Да ну его, доберись еще до него, – вздохнул Сиире. – Про Варгоши мы знаем. Ну Стефан догадывается. А мы ему другое скажем.

            Вот теперь Агаресу окончательно поплохело.

–Мы скажем ему, – доверительным шепотом сообщил Сиире, – что её убил лорд Агарес, да?

            Агарес дернулся, пытаясь взмолиться, сделать что-то для спасения, но не успел. Свет померк слишком быстро.

Глава 28. Последняя из рода

            Надо было притвориться, надо было принять вид путницы, что случайно набрела на этот дом, да и вообще на эти земли, надо было лгать до последнего о тяжёлых дорогах, на которых залегли разбойники и о дождях, что эти самые дороги размыли…

            Всё это было бы правильно и разумно, и всего этого Зенуним не сделала. Она понимала, что снова поддаётся безрассудству, но всё-таки поступила так, как велела ей поступить интуиция – она не стала скрываться.

            Впрочем, госпожа Беата Албеску и не думала скрываться. Она была стара, и, хотя держалась ныне гордым людским одиночеством, глаза её светились необычайным спокойным светом. Гостьи она не испугалась.

–Ко мне часто ходили, но раньше, – сказала Беата, вежливо кланяясь вампирше, и в самом поклоне этом была такая стать, которая Зенуним, прожившей куда больше, чем Беата, и не снилась.

            И почему-то Зенуним даже устыдилась неловкого своего приветствия.  С каким вожделением она добиралась сюда! С какой яростью она искала информацию хоть о ком-то из людишек, кто мог ей помочь, и вот, нашла, добрела, и…устыдилась, словно сама принадлежна была к людям!

–Простите за беспокойство, – Зенуним овладела собой. Она и предположить не могла, что какая-то человечинка сможет ей смутить.  – Я не хотела вас потревожить…

-Не хотела бы, не плелась бы в такую даль, – возразила Беата, оглядывая складную и сухую фигуру Зенуним. – Ты хотела, девушка, но да боги тебе в судьи! Пойдём.

            Зенуним опешила. Конечно, вампира надо пригласить в свой дом, но такая беспечность от Беаты? Такая беспечность от человека? Давненько Зенуним с таким не сталкивалась.

–Ты ко мне, девушка, вижу, – Беата заметила удивлением вампирши, – породу вашу уж знаю. Да и предупреждена.

            Предупреждена? Ну конечно! Разумно, если Влад Цепеш, поняв, что Зенуним пытается выведать его тайну, перестрахуется на каждом уровне знания. Что ж, значит госпожа Беата вполне может позвать Цепеша…

–Предупреждал он меня, что придут, – продолжила Беата, – что пытать будут, если сглуплю. А я всё равно сглуплю. Ты завладеть тайной хочешь, но я тебе расскажу как есть, и если не дура, откажешься. А если…

            Беата махнула рукой, словно не с вампиршей говорила и явно знала о том, а с торговкой пуговицами:

–Всё равно стара я. нет никого у меня. Прокляты мы. Пойдём в дом, не стоит здесь держаться. Улица глаза всегда имеет да уши.

            Зенуним никогда не сталкивалась с таким отношением к себе и к своему визиту. Разумеется, ей приходилось использовать людей не только как пищу, но и как мелких шпионов и своих агентов, но она делала это неохотно, а Цепеш, не в пример ей, видимо, пользовался людьми часто, уповая на вампирский снобизм. Пока помогало!

            Зенуним покорно прошла за странной госпожой Беатой Албеску, не сводя напряжённого взгляда с прямой спины…нет, не старухи. Зенуним знала старух – они были склочными и едкими, а Беата не походила на склочницу и ехидну. Нет, было очевидно, что она может ужалить и даже весьма ощутимо, но для этого ей нужна причина, а не повод к самоутверждению.

            Дом Беаты Албеску походил на саму Беату. Чистый, небольшой, в подчёркнутой строгой вежливости – он не походил на обычный деревенский дом, где всё равно находятся лишние, крикливор-яркие вещи. У Албеску была строгость цветов и линий, подчёркнутая холодность обстановки, в которую, очевидно, уже не вкладывались, не перегружали мебелью и излишеством. При этом всё было из хороших материалов, да и в доме был такой порядок и строгость, что становилось понятно даже Зенуним: Беата Албеску и все, кто здесь жили, ни разу не знали тяжёлого грязного труда, нет, они были какими-то холёными, дисциплинированными, не тянущимися к лишнему, но держащиеся достоинством.

–Моё родовое гнездо, – объяснила Беата, заметив, как Зенуним оглядывает стены, шкафы, столы… – Последний приют рода Албеску.

            Она вела себя как радушная хозяйка, и неважно, что гостьей её была вампирша.

–Очень милый дом, – похвалила Зенуним. В обществе этой пожилой женщины ей было неуютно, она самой себе казалась меньше – странное чувство для вампира.

–Да, это так, – Беата склонила голову, оглядывая на сто раз знакомую ей скатерть, – но он одинок. Он уйдёт с тем же одиночеством что и я. Вы заметили, что у меня нет слуг?

            Зенуним заметила. Дом явно предполагал прислугу, но её не было.

–Заметила.

–Я живу одна. Давно одна. Но вы, наверное, это и без того знаете? – Беата пытливо глянула на Зенуним, и вампирша ответила честно:

–Про вас мало информации. Некоторые полагают, что вы сумасшедшая затворница, уж простите.

–Так и есть! – Беата улыбнулась, тепло и как-то печально, словно всё ей было уже наперёд известно. – Я предложила бы вам нашего лесного чая или яблочный пирог, но сдаётся мне, что для вашего рода такая пища неприемлема.

            Прозвучало спокойно, но Зенуним почудился лёгкий смешок.

–Я не нуждаюсь в пище, – признала Зенуним. – Я пришла за ответами.

–Я знаю, – вздохнула Беата, – как я уже говорила вам – я предупреждена. Мне предложено было сразу же вызывать помощь.

–Но вы этого не делаете! – глаза Зенуним полыхнули торжеством.

–Чтобы здесь была драка? – усмехнулась госпожа Албеску. – Если вам будет надо, вы и без того меня убьёте. Но мне не страшно за себя. Зато мои слова, может быть, смогут вас предостеречь.

            Это вряд ли! Зенуним прорву лет не слушала людей. Да и зачем? Они не рассуждали о Каине как о мятежнике, что заслуживает восхищения, не строили планов на сотни лет вперёд. К чему их слушать?

–Тогда хотя бы предупредить, на этом мой долг кончен, – Беата прочла по лицу Зенуним, что та думает о предложении слушать людей. – Вы не поверите, девушка, как он мучил меня!

–Вы знаете Влада Цепеша? – Зенуним не стала расспрашивать и уточнять что-то насчёт мук долга. Она не за этим сюда пришла.

            Беата не удивилась, только кивнула своим мыслям, видимо, что-то подмечая о Зенуним, но ответила спокойно, также ясно и светло глядя на гостью:

–Влад Цепеш – это вампир, но более того – он господин этих земель. Володыка.

            Зенуним слегка дёрнуло. Она не знала этого. По её сведениям, эти земли были под владением ряда мелких феодалов – амбициозных и не особенно умных, но рьяных.

–Он всегда любил собирать земли, – объяснила Беата, от взгляда которой не укрылось лёгкое удивление Зенуним. – Одни земли он перекупал, другие он завоёвывал, а иные…выигрывал.

            Госпожа Беата выделила слово «выигрывал», чтобы на что-то указать Зенуним, но та не поняла, спросила:

–Эту землю он купил?

            Беата оценивающе оглядела свои руки, оттягивая момент, затем сдалась – тень тайн давно висела над её семьёй, и задала вопрос сама:

–Что вы знаете о нашей семье, девушка?

–Зенуним, – вампирша назвала своё имя.

–Так что вы знаете? – Беата не отреагировала, казалось, ей вообще было всё равно кто именно и зачем пришёл к ней, а может быть, Цепеш уже называл ей имена тех, кто может прийти?

–Вы владели большой землёй, – Зенуним пожала плечами, – ваш прадед служил у короля, а ваш дед…

–А моя прабабка хорошо вышивала жемчугом, а моя мать слегла от лихорадки! – Беата тихо рассмеялась, казалось, Зенуним рассказала ей что-то по-настоящему забавное. Вот только Зенуним этого смеха оценить не могла. Она не привыкла к тому, что люди так себя ведут.

–Я ошибаюсь? – спросила Зенуним.

–Вы правы, – признала Беата, – так оно и написано в наших родословных. Но вы не знаете нас. Вы не знаете ничего. Мы владели не просто большим куском земли, мы владели практически полностью всей той частью земли, по которой вы сегодня так вежливо ко мне добирались!

–Всей? – переспросила Зенуним. На всякий случай, маскируясь от возможной слежки, она прошла путницей, то есть ногами и как человек от самой реки, а это…

–Реки, поля, угодья, леса…– Беата Албеску пожала плечами, – мы никогда не имели титула, но всегда умели жить на земле и брать на ней всё. Про мою прабабку говорили, что у неё даже палка начнёт яблоки нести, понимаете, девушка?

            Нет, ничего этого Зенуним решительно не понимала. Её представление о яблоках было далёким. Она даже не знала – ела ли она их? Память вампира не хранит всех дней его.

–Не понимаете, – кивнула Беата, – но оно и не нужно. Мы были богаты, мы всегда знали это и всегда умели жить торговлей и землёй. В последние поколения больше торговлей – возделывать землю проще, но молиться на землю сложнее. С рынком проще договориться, да и молитв нужно меньше.

–Ваша семья была богатой, – кивнула Зенуним, – я поняла.

–Не поняли, – грустно возразила Беата, – но вам и не дано. Да, мы были богаты. Мы приобретали земли. И однажды приобрели…

            Она замолчала. Руки – холёные, лишённые печати тяжёлого земляного труда, дрогнули, но она переплела пальцы по-новому и овладела собой:

–Деньги ли тянутся к проклятию или проклятие к деньгам? То, что та земля непростая, мы поняли сразу. Там ничего не цвело. Там метались животные. Серая трава… вы знаете, что значит серая трава? Нет, не знаете. Это страшная безжизненность земли.

            Зенуним притихла. Она не лезла с замечаниями. Слова Беаты, её повадки, её глаза, её желание держаться вопреки всей памяти рода, это восхищало!

–Там не удалось ничего посадить или построить. Там не было жизни. Ничего не было. Я читала позже, что такое бывает с землёй, если та проклята. Не верите в проклятия? Что ж, тогда скажу, что жизнь вытекает. Не может вся земля быть плодородна всегда. Мой прадед был игроком. Люди, которые не нуждаются в ежедневном труде физического толка приобретают пороки. Ему нравилось играть в карты. Иногда ему везло, иногда нет…

–Он проиграл эту землю? – предположила Зенуним. Она вспомнила, как госпожа Албеску выделила слово «выигрывал», говоря о приобретениях Цепеша. – Проиграл Цепешу?

–И был горд тем, что избавился от куска земли, на котором нет ничего, – кивнула Беата. – Мой дед такого не оценил и попытался оспорить у Цепеша. Но Цепеш вцепился в этот мёртвый клочок земли, как в нечто ценное и заставил моего прадеда написать долговую расписку, которая давала Цепешу право владения над землёй. Позже и моя прабабка, да и пара тётушек пытались выкупить обратно эту землю, но Цепеш был твёрд. Более того – наши собственные дела пришли в убыток. Мы слишком долго держались рядом с проклятой землёй. Урожаи пошли на спад, ударило засухой, а потом дождями, разбойники налетали на наши обозы, а потом и мой дед был призван на войну…

            Беата замолчала, позволяя себе уйти в память родовой книги, которую заучивала с самого детства. Молчала и Зенуним, формулируя вопросы.

            Вампирша не выдержала первая:

–Вы всегда знали кто такой Цепеш?

–Господарь, – спокойно ответила Беата. – Он покровительствовал нам, когда мы начали нищать, он снабжал нас деньгами… впрочем, дело было не только в них. Вы знаете, девушка, от чего род приходит в упадок? В нём не достаёт силы, краски могущества.  И у нас её перестало хватать. Мы измельчали, стали изнеженными и избирательными, и внутренние склоки поставили во главу угла, оттесняя труд. Мы держались семьёй, а потом разделились – одному карьеру военного, другая в  чужие земли уехала с мужем, третий с лихорадкой слёг и в смерть. Ослабели.

–И он покровительствовал вам?

            Что-то в тоне Зенуним не понравилось Беате. Она ответила холодно:

–Он всегда был благороден и щедр по отношению к нам.

–Что в его землях? – Зенуним щедрость Цепеша не интересовала.

–Сила, – просто ответила Беата, – сила, в которую вам, девушка, лучше не лезть. Сам Цепеш не лезет, а просто хранит её. Вместе с тайной того, что эта земля его. Мы знаем эту тайну, мы обязаны ему, и он всегда говорил нам, что эта земля – величайшая слабость всего вампирского мира.

            В голосе Беаты проскользнуло восхищение. Она не хотела его даже пытаться скрыть. Да и  от кого? От девчонки? Нет, Беата своё пожила, ей нечего было стыдиться того, что было прежде. А прежде её душа замирала, когда Влад Цепеш появлялся во дворе их родового гнезда и подолгу беседовал о чём-то с её отцом, и отец – мягкий и очень робкий человек, держался с восхищением и строгостью, призывая на помощь всю сдержанность. А она – молодая совсем, красивая, непонимающая, глупая и наивная – следила за ними в окно. И только когда однажды взгляд её был полон неизведанного желания, когда надежды переполнили её разум, и смотреть в окно безо всякого движения было невыносимо, он обернулся. Один раз обернулся, чтобы печально и ясно улыбнуться ей, и в этой улыбке она нашла разбитие всех надежд.

            Руины. Руины иллюзий, мечтаний и грёз.

            Ей казалось, он ходит для неё – хотелось так думать. Его натура манила и туманила ей разум, но улыбка – вежливая, холодная и чужая – поставила всё на место. Она ему была не нужна. Если только в виде пищи.

–Вы говорили с Цепешем о земле? – у Зенуним трепета перед Цепешем не было. Он не принц Сиире, он добрее, а значит и бояться его нет смысла, а где нет страха – там нет и трепета.

–Говорила. Спрашивала, нужно ли ему что-то на ней, или я могу…– Беата смутилась, но Зенуним перехватила поток мыслей пожилой женщины, с удивлением развернула в нём ясную картину: Беата бродит по куску серой земли, принадлежащей Цепешу. Так она тянулась к нему. Люди, люди, ну что с вами не так?

–И что он ответил? – в голосе Зенуним было обречение.

–Что долговые расписки хранятся в тайном месте, – улыбнулась Беата, – в месте, которое он никому не доверит. Я сказала, что он всегда может доверять мне, но он ответил, что не хочет досаждать мне.

            Да, она уговаривала его. Предлагала взять на хранение бумаги своего рода. Предлагала ему верную дружбу свою, не постигая даже, что за тайна в земле, нужной ему сокрыта, готова была жертвовать собой и своими интересами, готова была к риску…

            Такой Беата Албеску была в молодости. Такой она предстала сейчас перед Зенуним.

–Никого не останется от нас, – продолжила Беата, приняв прежний величественно-строгий вид, – я не выходила замуж, я не завела семьи, потому что моя угасала. И это было правильно. Тень тайны нашего господаря уйдёт со мной, и это тоже будет правильно. Он сказал мне, что его тайну будут выведывать, а я так считаю – если до меня доберутся, значит, часть тайны уже знают. Где хранятся его бумаги, расписки долговые – не знаю, от того, вы, девушка, хоть пытайте меня – не скажу ничего. Нельзя сказать того, о чём не знаешь. А если место указать – так это не особенный секрет, только что вам с места? Проку много? Если что и понял кто – так господарь. Но с нашего рода хватит. Мы своё пожили. Поберегли своё, пора отдать.

–Кому? – тихо спросила Зенуним.

            Беата вопроса не поняла.

–Кому отдавать? Нет у вас никого – сами говорите, так кому отдавать собираетесь? – объяснила свой вопрос вампирша.

–Цепешу, – ответ Зенуним уже не удивил. Она только вздохнула – люди! Как же она отвыкла от их идей и слов, от их предложений и мечтаний. Она перестала их понимать, и, быть может, к лучшему?

–Не обидно? – спросила Зенуним мрачно. – На что прожили-то?

–Берегли историю семьи, берегли землю, приглядывали…если господарь просил, значит, важны мы ему были, – серьёзно ответила Беата.

            «Не нужны. Просто Цепеш знает как ладить с людьми. Увидел, как его волю и дружбу ценят, вот и сделал из вас покорных слуг!» – подумала Зенуним, но вслух почему-то ничего не сказала, хотя вроде бы и отвыкла уже давно считаться с людьми и их душами.

            Зенуним поднялась из кресла. Собственно, делать здесь нечего. Что она узнала? Что Цепеш скрывает долговые расписки. На кусок земли. Зачем скрывать? Зачем таить столько лет? Это уже не дело Зенуним – она направится к принцу Сиире и расскажет ему всё, что узнала от Беаты Албеску.

            Хотя, тайна ли это? скорее ниточка. Да и то – нить эта больше ведёт к портрету самого Цепеша, чем к его тайнам.

–Уходите, девушка? – Беата поднялась с нею. Смотрела внимательно, изучала, и почему-то Зенуним это не нравилось. Было что-то в лице Беаты нехорошо знакомое ей, и от этого тянуло сетью новых вопросов, а Зенуним не любила неопределённости ответов.

–Ухожу, – согласилась Зенуним. – Спасибо вам за ответы.

–Не ищите документов, не ищите тайн этой земли. Земля, на которой трава посерела – проклята, – Беата покачала головой, – мы за то поплатились нашим ослаблением и вырождением. Тайна это, дурная тайна. Не ищите, именами всего святого заклинаю вас.

–Разберемся, – грубо отозвалась Зенуним. – Вы меня не убедили. Да и не рассказали ничего особенного. Но что ж, хоть избавили меня от необходимости лезть в вашу голову – и на то уже благодарю.

            Зенуним не лукавила – влезать в чужую память – гиблое, неблагодарное дело! Но кого же напоминает ей Беата, всё отчётливее и отчётливее? Чей лик формируется в памяти самой Зенуним, когда взирает она на эту жалкую смертную?

–Девушка, –  подала голос Беата, – не дурны вы, как хотите казаться. Просьба у меня…

            Просьба? К вампирше? Да за одно это уже горло надо пожать со всей жлезной силой вампирской руки!

–Говорите, – предложила Зенуним, не реагируя на негодование, что в груди её поднималось, уязвлённое простотой обращения от смертной.

–Устала…– призналась Беата смущённо, – слышала, что вампиры могут облегчение принести. Лёгкие у них руки…на смерть заточенные.

            Зенуним поняла сразу. Ей не понадобилось вопросов и возмущений.

–Почему к господарю не обратитесь? – поинтересовалась она. – Вы же так верно ему служили!

–Слабость это. Слабость и грех, – объяснила Беата Албеску.

            Она оставалась женщиной. Преданной, любящей своего вампира-господаря женщиной. Она не хотела показаться ему слабой. Она хотела держаться до конца в силе, и неважно, сколько лет отмерило её солнце.

            А к Зенуним можно было обратиться. Чего терять?

–Можете выпить мою кровь, – предложила Беата, словно это было щедрым предложением и Зенуним изголодалась без пожившей, отравленной годами и скорбью утрат крови.

–Не стоит, – возразила Зенуним, – я помогу. Просто помогу.

            Вампирское милосердие! Как боятся вампиры проявить милосердие и как неотступны они, если решаются на него. Зенуним сама не знала, почему она согласилась помочь этой ненужной никому женщине, хранящей не такую уж и важную тайну, как казалось Зенуним.

            Но она согласилась и призвала тень крови на свои руки. Огонь побежал по её венам, полыхнул алым в глазах, вытравил осторожность черт, искривил губы…

–Уверены? – хрипло спросила Зенуним. – Назад дороги не будет.

–Да, – твёрдо ответила Беата и прикрыла глаза, откинула голову, позволяя горлу остаться беззащитным. Её губы дрогнули, когда Зенуним склонилась над ней, шевельнулись, складывая нужное имя в последний раз.

            Зенуним даже замутило. Она никогда не признавала такой слабости, как эта женщина. Да ещё и к кому? к Цепешу, который даже не потрудился её перетащить подальше? К Цепешу, которому она не нужна, как и все смертные?

            Он дал её семье право хранить тайну. Одну из многих, и они приняли это как тяжесть креста и как долг и хранили эту тайну. Они не знали, что она весит мало, что она ничтожна. Ну что узнала Зенуним наверняка? Цепеш хранит в своих владениях какую-то землю? Документы на неё скрывает? А откуда он её взял? А выиграл. У кого? Да вон, потомок – последняя из рода этих утративших эту землю сидит, готова подставиться под вампирские клыки.

            И клыки эти будут, не сомневайтесь!

            Зенуним даже выпивать Беату не стала. Неприятно ей было. странное дело, но неправильность происходящего отменила нахлынувшую жажду творить милосердие и стало страшновато. Кровь текла ненужная, преступно текла на строгий пол, а с нею уходила и жизнь последней из очередного людского рода, который привлек к себе на службу Цепеш. Для чего? Для путаницы? Для сокрытия? От тоски?

            Зенуним не понимала Цепеша. Почему он связывался с людьми? Скучал по ним? Надеялся, что так его тайны проживут дольше?

            Но да ладно. Пора было уходить, нужно было ещё вернуться к принцу Сиире и поведать ему про всё, что Зенуним услышала сегодня. Он умнее Зенуним, он может больше знать и понять, это теперь его головная боль!

            Зенуним отерла затронутые кровью клыки, но к крови Беаты Албеску, что уже умерла, не притронулась. Не та это кровь. Нехорошее в ней что-то всё-таки было, а может Зенуним не могла внезапно преодолеть своё внутреннее смущение перед этими ясными застывшими глазами…

            Глазами, губами, чертами лица. Такого знакомого лица!

            Лица Крытки Малоре. Вампирши-дурнушки, сожженной Томасом. Если только бы её состарить – так точно Крытка Малоре!

            Зенуним выругалась – происходящее и без того ей не нравилось.

Глава 29. Бесприютные

            Проверять приюты оказалось делом мрачным. Во-первых, для этого пришлось долго объяснять Святому Престолу о сути их интереса – Святому Престолу тяжело было признать тот факт, что над рядом приютом простиралась вампирская длань Марии Лоу. Во-вторых, в любом деле, где речь шла о детях, Святой Престол проявлял особенную бдительность – негоже было пугать людей, да и в будущее надо было заглянуть – эти дети были строителями нового времени и среди них были слуги Святого Престола, только ещё не нашедшие свой путь. В-третьих, и самое главное – вопрос был в том, что делать при обнаружении реальных вампиров среди детей.

–Она готовила их сначала идеологически, – объяснял Томас, – только потом, среди лучших…

            Он не договорил. На память пришло его собственное, такое далёкое детство, когда он был всего лишь человеком. Или, вернее сказать, настоящим человеком и так далеко были дни его скорби.

–Их надо уничтожить, – резюмировал Святой Престол. – Это сегодня они всего лишь дети, а завтра – это враги. Тех, кто ещё не обращён, а всего лишь пропитан идеологией, по мере возможностей отдать на перевоспитание.

–Монастырь Магдалены подойдёт, – решение нашлось тут же.

            Томас, конечно, не симпатизировал будущим потенциальным вампирам, но даже его передёрнуло при упоминании монастыря Магдалены. Это было больше тюремное, чем священное место. Там царствовал голод, холод, сырость в комнатах. Там практиковались и куда обширнее, чем в других, телесные наказания. Вдобавок, там не учили, вообще не учили. Выпускники Магдалены кое-как читали, да и то, если счастливилось им выжить. А так – труд, труд и только труд. Туда отправляли детей отверженных членов общества, из которых не чаяли вырастить хоть что-то достойное. Дети убийц, рожденные в тюрьмах, дети проституток, дети, что уже сами встали на путь преступлений…

            Но это было хоть каким-то решением. Когда были улажены все формальности, наконец, приступили к проверке. Ситуация оказалась не столь страшной, какую мысленно представил себе уже Томас – под властью Марии Лоу на сегодня оказалось всего четыре приюта и ещё один она пока только спонсировала, но не владела им.

–Земельные налоги ныне что золото! – пошутил Варгоши. В отличие от Томаса он пребывал в прекрасном расположении духа и это почему-то Томаса тоже нервировало.

            Зато Варгоши оказался прав. Даже Мария Лоу не могла управляться со всеми налоговыми сборами и держать больше учреждений под своей властью. Снобистская вампирская суть не позволила ей держать свои приюты где-нибудь в далёких провинциях, где налоги и сборы куда ниже. Ей нравился крупный город, город Святого Престола, нравилось чувствовать свою близость к нему, творить незримую опасность…

            Так что сама она и оказалась виновата.

            Составлены были списки воспитанников. Началась тщательная обработка. Началась она с проверки анкет детей. Это было долго, но зато позволило отсеять сразу же целую группу из тех, кто имел заболевания или чьи родители были психически нездоровы или погибли от болезней.

–Она бы брала здоровый материал, – каждый раз говорил Варгоши, откладывая очередное личное дело. И это тоже раздражало. Всё-таки Томас считался с людьми, и ему не нравилось называть их «материалом».

            И в этом между ними всё отчётливее залегало…нет, не пропастью, но трещиной, несогласие. Томас не одёргивал Варгоши, он перешёл в позицию наблюдателя. Восторг, который он прежде испытывал, переманивая вампира на службу кресту, угасал стремительно. Ему не нравилось то, как Роман рьяно принимается за детей, явно зная, что будет, если обнаружится реальная опасность. Пока Томас брал каждое личное дело со страхом, боясь прочесть, что у ребёнка едва ли не абсолютное здоровье и при этом нет родственников, от которых потом могли бы поступить вопросы, Варгоши яростно хватался за каждое дело, словно это давало ему личный азарт.

            И в этом тоже залегала тревога. Нельзя так. Неправильно было это. И прошло мыслью: «а не рановато ли Томас тащит Варгоши в очищение? Не мало ли ему искупления? Не мало ли тому сознательности?»

            Но ничего дальше мыслей не пошло. Надо было ждать и смотреть что будет дальше. В конце концов, такое поведение могло быть от желания выслужиться. Это тоже плохо, но хотя бы объяснимо. Плохость она ведь тоже разная и от разного мотива голову поднимает.

            Но приглядеться определённо стоило!

            После работы с анкетами начались осмотры. И это было ещё хуже. Дети не понимали почему к ним такой интерес, и страх, возня и любопытство создавали такой постоянный шум, что у Томаса заболела голова, хотя он и не полагал, что это ещё возможно.

            Варгоши не церемонился с детьми. Отбор его методов был куда жёстче, чем у других служителей Престола. Он не пытался обращаться к детям по именам, не пытался не пугать их, напротив, кажется, ему даже нравилось то, что дети испытывают перед ним страх. Он грубил, кричал, хватал их за руки, подтаскивая к себе, чтобы осмотреть глаза и рот на предмет вампирских признаков, после отталкивал, не заботясь о том, что ребёнок даже не сможет устоять на ногах и непременно упадёт, увеличивая и без того шумную атмосферу.

            Не выдержал Гвиди. Понаблюдав, он всё-таки сказал:

–Роман, вы работаете не с мешками, а с живыми существами, повежливее как-то!

            Роману не понравилось – это было видно, но в присутствии Томаса Варгоши всё-таки не посмел спорить и даже предпринял попытку вести себя мягче. Хватило его ненадолго и снова Гвиди пришлось его одёргивать:

–Они живые, Роман! Жи-вы-е!

            Томас был благодарен за то, что Гвиди взял на себя эту заботу. У самого Томаса не хватило бы внутренней силы, чтобы поставить Варгоши на место, хотя именно у него и была возможность это сделать, и всё-таки Томас не смог себя заставить. Ему было мрачно и хмарно на душе, он чувствовал, что происходит что-то неправильное, и всё равно не вмешался.

            По итогам осмотра выявили большую группу детей, которые вызывали подозрения. Их уже начали приучать в ночному образу жизни, явно готовя к вампирскому существованию, изменили и их рацион, добавили больше мяса и убрали почти до конца гарниры, взращивая в них будущую силу.

            Так что пришла пора третьей части отбора. Беседы.

            Здесь Томас уже не допустил Варгоши до работы, перенаправив его на работу с бумагами. Беседы должны были быть тяжёлыми, но дети и без того были напуганы, и Томас не хотел, чтобы эти несчастные создания, виновные лишь в том, что родились на свет не у тех родителей и попали не в те приюты, страдали и пугались ещё больше. Гвиди поддержал затею одной простой фразой:

–Мы справимся.

            Томас не отреагировал, хотя благодарность в его душе возросла. Гвиди, человек и служитель Престола, оказался ближе его пониманию, чем вампир, который вроде бы ступил на путь искупления.

            Результаты беседы определили, что из сорока здоровых и уже начавших менять образ жизни детей, целая дюжина пропитана не той добродетелью.

            Тем же вечером Томас подал доклад Святому Престолу: двенадцать детей подлежало заточению в монастырь Магдалены, ещё двадцать восемь из числа подозрительных следовало распределить под особое наблюдение в монастыри и рабочие школы, остальных пристроить за счёт Святого Престола в подмастерья и на чёрные работы.

            Лучшего предложить не удалось. Может быть, если было бы время, они бы что-то все и придумали, но времени не было, зато было несколько десятков детей, заражённых в разной степени, идеей величия вампирской сути. Теперь надлежало изменить эти идеи, выбить их трудом и строгостью или…

            Или уничтожить носителей этой идеи.

            Расклад был мрачным и тяжёлым, но Гвиди заметил, пытаясь подбодрить, что всё могло быть ещё хуже. Подумав, Томас согласился – да, благо, Мария Лоу не имела достаточно времени для того, чтобы испортить большее количество детей.

–Надо бы тщательно их ещё раз проверить! – Роман был недоволен. – Мне кажется, у Лоу могли быть ещё приюты и ещё тайны…и эти дети, они умеют прикидываться, за ними надо следить! Даже за теми, кто не виноват.

            Ага, а ресурсы на это должны были возникнуть, видимо, из воздуха! Святой Престол – это, конечно, не бедное место, но следить за всеми подряд? Знаете, есть дела поважнее.

            Но ни Гвиди, ни Томас не стали ничего отвечать на это Варгоши. Вместо этого Гвиди заговорил о пустяковых делах и письмах, позволяя Варгоши вплести свою неуёмную жажду действий в беседу. Томас же шёл с ними молча, и тревожное чувство, росшее внутри него, пульсировало, накатывало странной волной, утверждая, что Томас чего-то не заметил.

–Это не Эва? – Гвиди остановился так резко, что два вампира, шедшие с ним, едва не столкнулись с его хрупкой людской плотью.

–А? – не понял Роман, а вот Томас уже увидел.

            По площади, сторонясь ото всех, в простеньком, изрядно потрепавшемся платьице шла девочка. Уже знакомая и Гвиди, и Томасу. Эва. Сиротка, потерявшая всех своих родных, отданная на защиту королю Стефану.

–Она что, одна? – не понял Томас. Это не вязалось. Определенно, это была Эва. Но как девочка оказалась здесь? Рядом с нею никто не шёл, сама она тащила в руках маленький мешочек, и куда-то шла, не разглядывая ни стены города, ни причудливые витрины. Это было умно – маленьких девочек, которые разглядывают витрины и замирают, поражённые красотой города, легко примечают те, кто давно уже наплевал на свою совесть и по кому плачет виселица. А так – девочка как девочка, идёт целенаправленно, по сторонам не смотрит, точно привыкла…

            Не гарантирует это безопасности, но уже не всякий захочет покуситься на местную. На приезжую, на странницу всегда больше внимания. Их и запудрить легко, и увести.

–Может не она? – предположил Гвиди. Он искал объяснение. Логическое объяснение. То, что девочка оказалась здесь, за три земли от королевства Стефана – это было подозрительно.

–Она, – тут ошибки быть не могло. Томас уже шёл через площадь к Эве.

            Она его увидела, остановилась, обрадовалась, а когда он подошёл, даже улыбнулась.

–Здравствуйте, – вежливо сказала Эва. Вблизи становилось понятно, что платье её давно истрепалось, да и мешочек тоже. И обувь видала лучшие дни. – А я вас искала.

–Меня? – удивление Томаса росло с каждой минутой. – А ты как здесь?

            Эва смутилась:

–Я убежала.

            Вот так просто! Убежала она! Убежала!

–Куда убежала? – строго спросил Томас. Он не умел работать с людьми столь сложного возраста, а потому призывал на помощь всё своё терпение. – Эва, мы оставили тебя при дворе короля Стефана, и…

–А он преступник! – девочка топнула ногой и вскрикнула так громко, что некоторые прохожие даже оглянулись на неё, но фигура Томаса, скрытая в одеждах служителя Престола, отбила у них интерес подслушивать и люди заспешили дальше. – Он преступник! Знаете, с кем он водится?

–Неужели с ведьмами? – Гвиди тоже подошёл. Мрачной тенью появился и Роман Варгоши. Ему девочка была смутно знакома.

–Нет! – Эва не смотрела на Гвиди и Романа. Она доверяла только Томасу. Избирательное детское сердце выбрало самого несчастного из этой троицы и привязалось к нему, увидев в глубинах вампирской сути настоящую жизнь.– Он водится…

            Эва оглянулась, словно собиралась сообщить страшную тайну и боялась, что кто-то их подслушает.

–С вампирами, – понизив голос до трагического шёпота, закончила Эва. И важно добавила: – я сама видела.

            Варгоши захохотал. Его можно было понять. Девочка сообщала вампиру, что король, которого сделали её покровителем, водится с вампирами.

            Гвиди нервно улыбнулся. Томасу не было смешно и капли. Он знал, что Эва потеряла мать и брата – те были убиты вампирами, и если она преодолела такой путь до него, чтобы сообщить об этом, если не смогла терпеть и минуты при дворе короля Стефана, где было красиво и сытно, где было ей внимание – какая же глубокая рана была в её душе?

–Ты что, одна здесь? – голос Томаса дрогнул. Он не верил в то, что это возможно.

–Да, – призналась Эва. –  Я как увидела, так сбежала, чтобы рассказать вам. Он преступник!

–И как ты добралась? – Гвиди не мог понять. – Этот путь не каждый взрослый проделает безопасно, а ты?

            Эва пожала плечами. Она не задумывалась об опасности. С тех пор, как не стало её мамы и брата, весь мир стал бессмысленным и перестал быть страшным. Она легко приняла это со всей ещё детской непосредственностью и не задумалась о том, что прошла пешком три земли, пусть разные и относительно мирные, но одна и не сбилась с пути, не была схвачена грабителями и теми кто похуже, и ограблена не была, и даже зверьё её не тронуло.

            Бог есть! Эва думала, что его нет, ведь он не защитил её родных от вампира. Но теперь её разум, прокручивая весь путь – спокойный, полный добрых, желающих подкормить её по пути, подвезти на телеге или устроить на ночлег людей, Эва стала догадываться, что бог всё-таки есть. Путь был долгим, а её никто и не подумал обидеть! И она прошла, не задетая ни голодом, ни болезнью, ни зверем, ни человеком…

–Чудеса, – только и выдавил Гвиди. Сказать что-то ещё он не мог. Нечего тут было говорить. Девочка прошла до них от земли короля Стефана! Одна! И ничего, стоит, ничем не смущённая, ничем не задетая.

            Такое бывает?

            Видимо, бывает.

            Эва же не разделяла их удивление. Нетерпение прорвалось, сменило всякое собственное размышление о пути, она не понимала, почему они не реагируют на её слова? Неужели не верят ей?

            Бедная девочка не понимала, в силу юности лет не могла понять ту ошибку, которую сама только что совершила. Она думала, что мир имеет только два цвета: либо плохой, вампирский, либо хороший, как Томас, который обещал ей справедливость когда-то. Она ещё не знала о сути цветов, о том, как причудлива бывает самая простая и, казалось бы, примитивная душа. Благо, у неё было много лет впереди, чтобы постичь не одну ещё тайну, но даже позже, много лет спустя, повзрослев и выйдя замуж, став из простой Эвы госпожой Эвой Ван Хельсинг, она будет часто вспоминать именно этот день, и зная о сути Томаса, зная многие грехи его, не сможет ничего сказать о нём, чтобы для себя решить чего же он всё-таки достоин в её памяти?

–И что ты…– у Томаса путались мысли. Она была не к месту. Она не должна была здесь быть! Но что делать? Отправить её назад с сопровождением? Очевидно, что она не захочет быть с тем, кого сочла преступником.

            Да и выслушать бы её надо. Но не при Варгоши, нет. Тот был мрачен, но губы его растягивала неприятная ухмылка.

–Какая же неожиданность, – всё-таки признал Томас. – Эва, ты зря так опрометчиво поступила.

–Он преступник! Он на троне и дружит с вампирами! – Эва стояла на своём. – Я сама видела двух вампиров.

–Надо допросить девочку, – Роман подал голос.

            Гвиди, видя взгляд Томаса, поспешил опередить и заступиться за девочку самостоятельно:

–Разумеется, с ней поговорят, но прежде давайте не забывать, что она прошла много дорог до нас. Наверняка, она голодная и хочет спать.

            Он попытался выиграть время, позволить Томасу самому заняться судьбой Эвы, не допуская до этого Варгоши. Но девочка сама сыграла против себя, ей так не терпелось поделиться сведениями о преступности короля Стефана, вызвать против него гнев Святого Престола, что она доверчиво сообщила:

–Я понимаю, что есть дела важнее. Я готова сначала всё рассказать, а потом уже…

            Она застеснялась и не позволила себе сказать о том, что голодна просто ужасно и ноги давно уже ноют.

–И всё же, у нас пока есть дела. Гвиди, найди девочке безопасное место и не говори никому о её присутствии, позаботься, чтобы её накормили и напоили, – сказал Томас. Ему всё-таки пришлось вступиться за Эву и самому оградить её от Варгоши.

            Гвиди торопливо кивнул и взял девочку за руку. Эва, услышав слова Томаса, покорилась Гвиди и не выказала никакого опасения. Но уйти им не дало вмешательство Варгоши:

–А если она шпионка? Если её научили так говорить? Если её подослали, чтобы разведать тайны Святого Престола?

            Обвинение было абсурдным, сама идея была настолько сырой, что Томас только и ответил, что презрительным взглядом, позволяя Роману самому осознать степень бреда произнесённых слов. Но тот не пожелал уняться:

–Мы должны допросить её в присутствии всех братьев Престола! Мы должны…

–Заниматься своими делами, – перебил Томас, которому изрядно наскучила рьяность, вызванная не тем и не для того, от новообращённого служителя Престола. – Каждый должен заниматься своим делом. Ты, например, должен озаботиться организацией перевоза детей до приюта Магдалены.

            Роман прищурился. Он не понял.

–Это приказ, – подтвердил Томас. – Приказы надлежит исполнять, не забывай этого, брат Роман!

            Вот теперь до Варгоши дошло. Его отстраняли. Нагло указывали ему его место, напоминали, что он может быть одет во что угодно, но это не сделает его равным тому, кто его привёл. И приказы отдавать ему будут ещё очень долго и очень многие. Вампирское самолюбие Варгоши было уязвлено, но он не стал продолжать конфликт, лишь склонил голову, демонстрируя покорность, но глаза его всё же полыхнули ненавистью. Благо, Эва этого не видела.

–Дело, конечно, ваше, – осторожно заметил Гвиди, когда Варгоши уже отошёл на двадцать шагов, и мог не слышать их, – но я бы на вашем месте не спешил бы делать его…ну, чистым.

            По заминке Гвиди было понятно, что ему и самому неловко произносить эти слова, ведь очистительный костёр, который он имел в виду, указывал и на сущность самого Томаса, которого Гвиди, вообще-то очень ценил и уважал.

–Ничего, – успокоил его неловкость Томас, – мы посмотрим на его поведение. Займись девочкой, я зайду позже.

            Гвиди больше не спорил. Он взял Эву, та ещё раз оглянулась на Томаса, но он, хоть и чувствовал её просящий взгляд на себе, всё-таки нашёл в себе силы не обернуться, и поспешил закончить некоторые бумажные дела, которые требовали его вмешательства.

            Всё, однако, было сделано им сквозь пелену размышлений. Его мысли были не там, и не с бумагами. Его чертовски занимал вопрос об Эве – как она поняла про короля Стефана? Были ли у короля вампиры и если да, то зачем? Как она достигла их земли? И, самое главное – почему она не боится Томаса, ведь он и сам вампир?

            Так что, наскоро покончив с основными делами и отвертевшись от череды новых, Томас поспешил к девочке. Гвиди указал ему расположение маленькой гостевой комнатки. Эва уже не спала, а наполовину опустошенные тарелки говорили ясно, что она уже насытилась. Она ждала. Уже переодетая, причёсанная – всё явно заботами Гвиди, готовая к встрече с Томасом.

–Рассказывай, – велел Томас. Он решил не говорить с Эвой как с маленькой девочкой, решил не заискивать и не выпрашивать правду, решил не путать её ложью. Может быть, это было неправильно для детских сердца и ума, но Томасу смутно казалось, что с Эвой лучше держаться откровенно.

            Эва покорно и последовательно рассказала о том, как случайно встретилась с двумя вампирами, навестившими короля Стефана.

–Как ты поняла, что это вампиры? – задал вопрос Томас. Это был важный вопрос и для него самого, и для всего вампирского сообщества.

–У них были глаза…такие, – Эва как-то неуверенно раскрыла ладони, поднесла их к своему лицу.

–Красные? С огоньками? – уточнил Томас. Становилось яснее – вампиры не ожидали встречи с девочкой, видимо, инстинкты выдали их.

            Эва закивала и ещё раз попыталась показать какие именно глаза были у вампиров.

–Короля Стефана надо арестовать и казнить! – заявила девочка. – Он водится с вампирами.

–Ты знаешь, о чём они говорили? – спросил Томас, едва-едва улыбаясь. Очень уж забавной выглядела маленькая девочка, рассуждая о казни короля.

–Нет, – признала Эва.

–Тогда ты не можешь сказать, что король Стефан виновен, – Томас развёл руками. – Понимаешь, они могли прийти к нему с каким-нибудь предложением или вопросом. Ты говорила о свёртке? Может они приносили его в дар, да король его отверг?

            Эва притихла. Когда подобное звучало от Томаса, то звучало куда убедительнее, чем в её собственных мыслях.

–Король Стефан вызвал нас на борьбу со злом, которое сгубило его дочь, – продолжал Томас. – Его дочь убил вампир. Неужели ты думаешь, что после этого он примет вампиров как своих друзей?

            Теперь Эва уже сникла. Её так захватила идея того, что король Стефан однозначно преступник и его надо судить и сжечь за связь с вампирами, что она не представила даже толком никаких других обстоятельств. Теперь она чувствовала себя виноватой, а ещё – дурой.

            Пытаясь хоть как-то себя оправдать, она осталась на своём:

–Все вампиры плохие!

            Упрямство! Мол, вот вам моё последнее слово!

            Томас вздохнул. Он не знал и сам стоит ли раскрывать девочке свою суть. С точки зрения логики и здравого смысла это было ни к чему, а с точки зрения какой-то внутренней совестливости? Он чувствовал, что будто бы обманывает её, оставаясь в её глазах не тем, кто он есть на самом деле и от этого липкого чувства ему хотелось избавиться.

–Думаешь, все? – хрипло спросил Томас. Совестливость побеждала. Он понимал, что не стоит, что сейчас она может среагировать совсем по-разному, начиная от простого крика и заканчивая бегством.

            Но всё же он начал этот тяжёлый разговор. Почему-то было важно ему очистить собственные слова от лжи, открыться.

–Все! – уверенно ответила Эва. – Они пьют кровь. Они убивают людей.

–Люди тоже убивают людей, – заметил Томас, – но если вампиры делают это для пропитания в основном и стараются не брать много, я, разумеется, говорю о законопослушных вампирах, то люди делают это из-за того, что им просто нравится или из-за того, что они хотят кого-то ограбить.

            Уточнять, что и среди вампиров есть грабители и те, кому просто нравится убивать, Томас не стал.

–Вампиры тоже люди, – это было единственное, что он позволил себе заметить, – в прошлом только. А люди не бывают только плохими, верно? Тебе ведь по пути сюда попадались только хорошие люди, так?

–Но вампиры пьют кровь!

–А люди держат овец и баранов, коров и коз для пропитания, – Томас вздохнул, – понимаешь, с точки зрения питания, мы тоже вампиры. Если бы козы и овцы могли говорить…

–Но их выводят для еды! – возмутилась Эва, – а не для того, чтобы говорить.

–Пусть так, – не стал спорить Томас, – но вампиры…понимаешь, не все из них убивают каждого человека, которого видят. Некоторые учатся бороться с голодом, некоторые живут на добровольной подкормке, то есть на тех людях, что приходят и сами предлагают взять у них кровь.

–Зачем они это делают? Зачем кормят вампира? – у Эвы не сходилось.  – Вампиры же зло!

–Не зло, – возразил Томас, – многие вампиры помогают людям. И даже открываются им. Приходят на помощь, живут вместе с людьми, служат, защищают…

–Но пьют кровь! Мою маму и брата…

–Преступники есть и среди людей. Вампиры не всегда выбирают свой путь. Понимаешь, иногда в вампиров людей обращают другие вампиры. Насильно. Или когда набирают себе слуг. И выхода нет. Но от человека зависит как ему жить – грабить ли людей и убивать их, или строить им дома, понимаешь? Вот и у вампиров также. От него, от его души зависит как он будет себя вести – например, одна вампирша содержала приюты.

            О том, что она в них отбирала тех, кого собиралась обратить в вампиров, Томас не стал говорить. Не надо. В конце концов, другие дети были накормлены, в тепле и в заботе, не на улице, хотя и не давали нужного потенциала!

            Эва нахмурилась. Разговор ей не нравился. Она была уверена, что Томас, как и она сама, ненавидит вампиров и хочет их уничтожать, а теперь он плёл что-то неладное.

–Они всё равно плохие. Все! – категорично заявила девочка.

–И я? – тихо спросил Томас и у Эвы мир рухнул.

            Она не видела его глаз до этого момента, он скрывал свой настоящий вампирский взгляд, а теперь, задавая этот вопрос, позволил красноте проступить. Эва дёрнулась, отползла в сторону, её затрясло, в глазах появился ужас и ещё – отвращение.

            Она смутно догадалась ещё до его вопроса о том, что он тоже…

            Но позволила себе не верить. А теперь вопрос прозвучал и спасения не было. Это не могло быть шуткой. Это не могло быть правдой, но всё-таки явилось ею!

–Не-ет, – простонала Эва. – Не может…

–Я не выбирал, – грустно ответил Томас, – не бойся, я не чудовище. Я служу Святому Престолу, я искупил своё происхождение и сейчас я занимаюсь тем, чтобы привести других к свету и спасению. Разве я плох из-за того, что не ем мясо, а питаюсь добровольно отданной кровью?

            Он думал, что она закричит, попытается швырнуть в него что-нибудь, выбежать…

            Она не сделала ничего похожего. Она только сидела и смотрела на него, пытаясь осознать всем своим существом, что тот, кому она больше всех верила, оказался из числа чудовищ.

            Что-то менялось внутри неё. Что-то рвалось, и рождалось заново. Недоверие к миру? Недоверие к людям? К себе, не сумевшей распознать врага? Всё вместе, в одной дикой смеси обиды и гнева, и странной боли, что раздалась где-то у самого сердца, да там и осталась, ноющая, неприятная, непроходящая.

–Вы убьете меня? – прошептала Эва. Смерти она не боялась. Разочарование было сильнее, и она бы с удовольствием сейчас бы уснула навсегда, чтобы не жить с ним.

–Нет, не убью. Я не убиваю людей. Я их защищаю, – объяснил Томас. – От себе подобных защищаю. Ну так что? Я плох?

–А они…знают? – она мотнула головой в сторону собора Святого Престола.

–Главные знают, – Томас не стал отрицать. – Они дали мне искупить мои грехи. Но большему количеству слуг знать не надо. Ты сможешь молчать?

            Она подумала, кивнула. Страх понемногу отпускал её, а вот разочарование нет. Но у Томаса был готов ответ и на это:

–Если хочешь защищать мир от вампиров, то попроси у Святого Престола остаться на службе здесь. Я научу тебя.

            Да, он колебался ещё немного, но нужно было как-то помочь Эве выплыть из моря разочарований и тоски, когда мир, который она вроде бы знала, оказался не таким.

–Я буду убивать вампиров? – спросила Эва, когда он решил, что она уже не ответит и направился к дверям.

–Если захочешь защищать людей, – подтвердил Томас, – но нужны годы. Годы тренировок. У тебя есть время решить. Время подумать.

            И он вышел, оставив позади себя разрушенный напрочь мир одной маленькой девочки, а в самом себе возродив давнюю, как ему недавно ещё казалось истлевшую скорбь. Он всё равно останется чудовищем. Навсегда.

Глава 30. Когда к земле тянет – бегите!

–Спасибо, что пришёл так скоро, – в последние дни они и без того проводили достаточно много времени в бесконечных обсуждениях ни о чём и обо всём, но в этот раз у Влада Цепеша была действительно серьёзная просьба.  Она давно уже сплеталась в его рассудке, становилась тенью-предвестием и висела, давила на душу, напоминая о том, что и вампирский век бывает короток.

            Особенно, когда Совет разваливается на глазах, принц Сиире плетёт свои интриги и явно не желает никого слушать, и когда с другой стороны всё отчётливее вырисовывается угроза в лице вампира Томаса.

–Я пришёл раньше, просто не хотел заходить, – герцог Гриморрэ и сам не знал – пошутил ли он. Разумеется, постоянное присутствие во владениях Цепеша, не открывало для него никакой свободы. У него были свои вампирёныши, о которых следовало позаботиться – у самой молодой вампирши начали меняться клыки, и она дико нервничала и тряслась, да и вообще – мало ли забот?

            Гриморрэ полагал их неприятными и рутинными, изматывающими и скучными долгое время, но оказалось, что когда на горизонте появились более реальные угрозы, грозящие откровенной дракой да противостоянием, рутина уже не так отвратительна, и, хотя Гриморрэ был очень привязан к Цепешу, всё-таки он поймал себя на том, что не спешит к нему.

            Путь Цепеша всегда был чуть иным, чем у других вампиров. Во-первых, Цепеш стал чёрной легендой. Во-вторых, сохранил близость к людям. в-третьих, на нём висела тяжёлая тайна одного кусочка проклятой земли…

–Не хотел? – Влад развеселился, в глазах его полыхнули оранжевые искорки веселья, хотя губы и остались плотно сомкнутыми, вырисовывая жёсткость черт.

–Ага, стоял, пялился на границу, – Гриморрэ снова и шутил, и всё-таки шутка была не до конца шуткой.

–И всё же пришёл – я ценю.

            Они помолчали немного. Гриморрэ чувствовал висевшую в воздухе серьёзность момента, но никак не мог разрядить её.

–Пройдёмся? – предложил Цепеш, поднимаясь из своего кресла. – Тут недалеко. За моими пределами, но моё.

            Гриморрэ кивнул. Какой смысл было ему сопротивляться и требовать объяснений сейчас, если изначально вся их дружба строилась на постепенном открытии? Гриморрэ покорился и вскоре они с Цепешем оказались на клочке земли…

            Для больного, лишённого вкуса человека тут было бы даже красиво. Поэт нашёл бы здесь символизм – грань между жизнью и смертью. Но Гриморрэ не был поэтом, не был болен и даже не был человеком, так что ему убогий сероватый пейзаж, вплетавший в себя выщербленную сероватую, словно бы обожженную траву, да жалкое, будто заморенное деревце, показались противны и чудаковаты. Да и было от чего чудиться – буквально в пяти шагах трава была уже зелена, а тут её словно бы прибило.

–Что за погань? – осведомился герцог и спохватился, сообразив. – Это что…то и есть?

–То и есть, – признался Цепеш. – Здесь слишком много силы било из земли. Я, когда выиграл этот кусок, не понял сначала. Кругом почва плодородная, богатая, жирная, а здесь как мел… потрогай.

            Гриморрэ не очень любил касаться земли – та напоминала ему что-то дурное, но покорился, опустился на колени рядом с Владом и коснулся земли. Цепеш был прав – земля под его мёртвой ледяной ладонью была сухой и больше напоминала пережженный мел, чем что-то, на чём может расти что-то живое.

–Люди считают, что эта земля проклята, – сказал Влад, – они правы. Земля, на которой зелень не набирает цвета – проклята. Вот только проклятие это из древности идёт. Тут исток силы, тут клубилась тьма, тут все эпохи, если захочешь…под нею.

            Гриморрэ не понял этого разумом, но понял тем, что заменяло ему людское сердце. Влад Цепеш говорил об истоке сил – о тёмном источнике, который, как говорили вампирские и людские легенды, где-то есть на земле. Познай источник, обнажи его, подчини себе, и тебе откроются эпохи мира, и двери между мирами будут стёрты – ибо источник есть мост, по которому хлещет сила, живая уходит во тьму – мёртвая приходит и всё подчиняет себе.

–Я случайно нашёл, – продолжил Влад, – решил посмотреть, что я там выиграл… для людей это место дурное – трава не растёт, скот боится, причём как круг получается, видишь? На пять-семь шагов в сторону и всё нормально, а тут оно и сходится. Вся сила, считай. Благо, вампиры не слушают людских сказок и отдалились от них.

–Сиире не отдалися, – заметил герцог, не отрывая взгляда от сухой, чёрной-чёрной мёртвой земли. – Охотится.

–Охотится, – согласился Цепеш, – он не знал долгое время, что этот кусок земли, вернее, источник под нею, есть. Полагал что сказка. Кто-то его надоумил проверить или показал чего. Он попробовал поискать, да я тоже не вчера родился, всё прикрыл… он меня на свою сторону решил перетащить, думал, я ему всё открою. Я в отказ.

            Цепеш поморщился. Не нравились ему те плиты, что давили не первое уже столетие на его сущность. Мало ему греха было – стать вампиром, мало греха – обратить в вампира верного людского слугу, пусть и по его просьбе, но Амару теперь платить за суть в вечном пламени, так ещё и эта тайна.

            Но ничего – ничего! Всё от слабости мига, от слабости воли. Это проходит, всегда проходит!

–Я следы долго путал, – Цепеш поднялся с земли, она налипла на его мантию, сделанную из лучших тканей, но он даже не заметил этого. Земля, хоть и сухая, держалась крепко, да и держала тоже. От того Гриморрэ и спохватился, запоздало сообразил неладное, принялся судорожно  стряхивать её с пальцев, и поразился – как неохотно она отходит, точно с мёдом её намешали!

            Цепеш смотрел на его старания, но не говорил ничего об этом. Движения были знакомы и ему. И искушение, бившее от этой земли, от того, что таилось под нею, травило поверхность, выедало траву – всё было знакомо. Оно вползало неслышно, тихо и робко, а потом вдруг обрушивалось.

            Однажды Цепеш пришёл в себя в тот момент, когда руками, на манер собаки или безумца, разрывал проклятую землю.

            В другой раз его рот и клыки были в ней – он грыз её…

            В третий раз его пальцы только по ней скребанули, но он был готов и заставил себя отказаться от всякого соблазна. Теперь ему надо было видеть, как поведёт себя Гриморрэ и к огромному облегчению Влада, герцог был полон твёрдости.

            Что ж, хотя бы здесь ещё существовало «просто».

–Я путал следы, – повторил Влад, – проигрывал эту землю, снова перевыигрывал, перекупал, короче говоря, надеялся на то, что если кто-то будет искать, то потратит время. Но – сам знаешь – время временем, а и мы не вечные. Тем более сейчас, когда Зенуним и Сиире заинтересованы.

–Погань…– повторил Гриморрэ, смущённый землёй и поднялся, – нехорошая земля.

–Не то слово, – Цепеш не стал спорить, – но я защищаю её. Если Сиире доберётся…

            Он не договорил, но и без этого было ясно – принц Сиире явно не для того ищет выход на Влада Цепеша, на его тайну, чтобы полюбоваться на мёртвую траву. Он считает себя каинитом, считает себя проводником мятежа высшей силы, и не задумываясь он попробует использовать этот клочок несчастной тьмы, истинной тьмы, чтобы перевернуть весь мир по своему замыслу.

–Здесь висят обереги, сигнальные заклинания, а попасть может только тот, кому я позволю или кого приведу с собою, – Цепеш взял деловой тон, помедлил, – или у кого будет ключ к этой земле.

–В смысле – ключ, как для скважины? – этого Гриморрэ не понял и против воли оглядел клочок серой мертвелой земли, вроде бы ища отверстие для ключа.

–Ну почти, – усмехнулся Цепеш, – ключ – это любой носитель магии, связанный с доступом. Совсем без защиты оставлять нельзя было, сам понимаешь, а я ничего лучшего на тот момент не придумал. Словом, попасть сюда без травм и шума может либо тот, кого я приведу, либо тот, кому я позволю, сняв барьер, либо тот, кто раздобудет эту шкатулку…

            Шкатулку Гриморрэ уже видел, но сейчас она изменилась. Находясь на земле, с которой было связано её содержимое, шкатулка – узкая и тонкая, подрагивала в руках Влада Цепеша, словно и сама была живой.

–В ней долговые расписки. За все времена, что она не на людях, а так или иначе за моей властью, – Цепеш спрятал шкатулку в плаще, та сопротивлялась и попробовала вылезти, но вампир слегка ударил по ней и та позорно уползла.

            Гриморрэ сглотнул. Близость силы, бьющей из-под земли, уже касалась его сознания. Ему пришло в голову, что если бы он был обладателем такой силы, то весь мир приобрёл бы совершенно другие черты! о да, он стал бы прекраснее – Гриморрэ занялся бы постройкой городов и флотов, занялся бы обустройством мира, и добродетелью, и…

            «Себе не ври!» – ехидный внутренний голос не спал. – «Ты можешь заняться всем этим хоть сейчас, хоть вчера. Ты вампир. У тебя есть всё. На кой тебе сила? Не нужны тебе города. Да и власть тоже. Ты ведь не Сиире, чтобы мир переделывать да Каина в боги избирать? Ну так и не рыпайся, не изображай из себя оскорблённую добродетель!»

–Бодрит? – поинтересовался Цепеш, внимательно глядя на друга.

–Да обалдеть просто, – буркнул Гриморрэ, – счастье ещё, что я устойчив.

–На том и стою! – серьёзно ответил Влад, – другому и доверить сложно было, а ты ничего…

            Он смутился, понимая, что сболтнул правду, хоть и лишняя она была.

–Такие тайны нельзя доверять всякому, – Влад извиняющее развёл руками, – это и бремя, и соблазн.

–Да понимаю! – заверил Гриморрэ. – Какой-нибудь Сиире точно с катушек слетит, если вблизи окажется. А там – поминай как звали. И против своих пойдёт, и против людей.

            Гриморрэ стало жутко.  Только сейчас он понял, что древнего вампира Сиире от победы отделяет так-то не такое уж и сложное препятствие. Что ему хитрость вампира Цепеша? Да даже если Цепеш всех своих обращенцев выставит против него, да даже если Гриморрэ со своим сбродом присоединиться – выстоят ли они? Да никогда! И будет у Сиире доступ полный и власть полная. Для начала он дочистит Совет, а потом…

            А в «потом» лучше не заглядывать. Да и сомневался Гриморрэ, что Сиире бы ему позволил досмотреть до «потом». Не нужны в идеальном мире, где властвует прогресс, где переписан Тёмный Закон, те, кто упорно отбивался от власти Сиире, хотя в самом начале вроде бы и не возражал против неё. Пока не стало совсем темно и страшно.

            Всё-таки, мир не просто из прихоти сложно устроен. Всё  в нём уже сложилось и перекраивать его нельзя – неверный это путь.

–О том и хочу сказать, – Влад даже немного обрадовался от того, что Гриморрэ и сам понимает всю тяжесть, да всю ответственность принимает уже вроде бы с ним наравне. – О том и беспокоюсь. Если с одним Сиире ещё, быть может, мы бы сладили, то этот Томас…

–Фанатик! – рыкнул герцог.

–Слуга Святого Престола. Да и Варгоши наш там – перебежчик, – Влад не позволил себе скатиться в откровенную брань, но тон его явно выдавал все чувства, которые вампир испытывал к неприкаянному, утомившему всех и вся Роману Варгоши. – Но не об этом. Я о том хочу сказать, что если что-то случится…

            Правильнее надо было бы сказать «когда что-то случится», но даже вампиры хотят надеяться на хорошее.

–Так вот, если что-то случится, то я прошу тебя принять на себя защиту этой земли. От всех, – закончил Цепеш. Его взгляд мрачно впился в лицо Гриморрэ, подыскивая метания и сомнения.

            Гриморрэ выругался. Он так-то ещё в начале фразы понял к чему всё идёт, но даже вампиры хотят иногда ошибаться.

–Ну, мать твою тёмную, если иначе никак…– герцог вздохнул, – приму, что делать-то?

            Дальнейшее могло оскорбить Гриморрэ – Влад понимал этот риск, но без него он не был бы спокоен.

–И клятву дашь? – спросил он.

            Гриморрэ попытался обидеться, но не смог. Он понимал тяжесть этого решения, да и Цепеша он знал давно – тот бы не стал оскорблять по поводу и без.

–И клятву дам, – тихо сказал Гриморрэ. – Принесу её в твоём доме.

            Он мог бы дать её и тут, у этой самой земли. Но из неё тянуло силой, а ещё внезапным холодом… находиться тут стало неуютно, не добавляла красоты и серость мертвой земли.

–Спасибо, – слишком много было в этом простом слове.

            Но Гриморрэ не позволил себе раскисать в ответных любезностях и заверениях, вместо этого он проворчал:

–Только давай уберёмся уже отсюда?

            Цепеш хмыкнул и вскоре чёртов клочок земли был оставлен. Вернулись прежние краски и свобода. Налипшая земля сама собой рассыпалась, точно не выживала она в реальном мире и даже вампирский холод жилища был ей губителен.

            Гриморрэ выдохнул – стало легче. И приносить клятву было тоже веселее.

–Может сжечь всё это дело? – спросил он, пока Цепеш отдавал соответствующие распоряжения верному Амару о подготовке всего для клятвы. – И шкатулку, и землю. Пусть расползается.

–Я думал об этом, – неохотно признал Цепеш, – но мы не знаем точно что будет при взаимодействии с огнём. Закрыть ключ, уничтожить его, можно, но если он попадёт в недобрые руки?

–А если передать этот клочок Святому Престолу и пусть роют они? – у Гриморрэ идейность заработала. Сказывалось отсутствие соблазнов поблизости.

            Влад Цепеш посмотрел на него недоумённо – такая мысль ему в голову не приходила и её нужно было ещё обдумать.

–Всё готово! – объявил Амар, появляясь перед своим господином. Цепеш от неожиданности – он уже успел забыть о своих же распоряжениях, подхваченный идеей Гриморрэ – едва не поперхнулся словами.

–Ладно, сначала клятва! – зато герцог был бодр.

            Проводить ритуал клятвы мог только верный, преданный обоим, держащий тайну на молчании слуга. Гриморрэ даже не удивился тому, что у Цепеша этим занимался Амар. В самом деле, кому как не ему проводить подобное? Кому ещё? Кто был бы ближе к Цепешу, как не человек, который последовал за вампиром?

            По своей воле последовал, не желая разлучаться с хозяином.

            Гриморрэ не понимал такого. Нет, за ним влеклись люди – бывало! – но они шли, желая что-то получить от него: могущество, власть, жизнь, молодость…

            А так, чтобы из преданности? Но Цепеш как-то всегда по-особенному относился к людям, и те платили ему тем же, и, хотя плелась за спиной его посмертия чёрная легенда о нём же, всё-таки он неизменно находил среди людей сочувствие.

–Клянёшься ли ты принять моё бремя, если меня не станет? – у Цепеша глаза полыхнули чернотой, той самой, что вроде бы их и явила в этот мир – вампиров.

            Ритуалы клятвы между вампирами – это редкость. Обычно всё приходит к договору и вере, чаще всего – в банальном понимании, что выгода должна победить амбиции.

            Но сейчас Цепеш был настроен серьёзно, да и случай был не тот. Угроза висела, вырисовывалась отчётливо ликом Сиире и его мощными планами на тайны, ему не принадлежащие, и это нельзя было не заметить, нельзя было проигнорировать.

            Поэтому клятва.

            Как хорошо что Гриморрэ всё-таки вырос уже помыслами и деяниями из людских иллюзий, нарочитости оскорблений и отчасти от гордыни смертных освободился.

–Клянусь, – Гриморрэ был в ужасе. Он понимал, что сейчас его судьба делает последний разворот, и что от этого долга он уже не скроется. Нарушь вампирскую клятву и темнота, дающая кров вампирам, тебя разорвёт.

            Амар всё с тем же спокойным видом, не нарушая в себе этого покоя и не выдавая и тени волнения, коснулся запястий обоих вампиров – слева Цепеш, справа Гриморрэ…

            Вампирская кровь черна – в ней нет жизни. Вампирская кровь густа – в ней едва-едва есть движение, и чем древнее вампир, тем тягостнее и тяжелее кровь его. Но проступили на запястьях соратников капли чёрной крови – чуть светлее у Влада, хотя, казалось бы, какое там различие среди черноты крови? Но видишь – века поживёшь и видишь – кровь Цепеша светлее, он моложе Гриморрэ.

            Но тяжесть бремени выпала на Цепеша.

–Клянёшься ли ты не допускать врагов до тайны, что была тебе открыта? – у Влада Цепеша голос уже проседал, дрожал от непривычного напряжения – отвык он от подобных усилий, отвык. Всё же посмертие его было рутиной.

            Ну и ещё цепочкой дел, на которые можно было бы и не обращать внимания. И не обращали ведь, сколько веков не обращали, пока принц Сиире не вылез из теней своих амбиций!

–Клянусь! – зато Гриморрэ второй раз произнести слово клятвы было проще. Второй раз отозвался в нём уже чем-то человеческим, забытым. Оказалось, что говорить и обещать было так легко и так привычно! И что-то из древней, почти забытой им жизни, проступило на краткий миг в памяти, отозвалось не то дождём, не то солёным морем, хлестануло и отступило, оставляя на его запястье вторую каплю чёрной крови.

            Вторая капля крови. Второе слово клятвы.

–Клянёшься ли ты следовать тайне…

            Цепеш не просто не привык к подобным усилиям, он вообще уже не помнил последней клятвы. Когда ж это было? И с кем?

            Мысли путались. Словно ожившие в едином клубке, они стремились создать что-то единое и цельное, но каждая из этих мыслей тянула в свою сторону. Мысли сделались похожими на змей, хвосты которых были связаны, и каждая рвалась из этой связки, но каждая на свой лад и в своей резкости.

            И вспыхивали, вспыхивали далёкими огоньками какие-то забытые моменты прошлого и неприкаянного настоящего, что-то из отрывков чёрных легенд о нём…

–Клянусь! – Гриморрэ был сильнее, а его память устойчивее. Он не выдержал, да и не захотел выдержать муки друга и потому перехватил его клятву, поняв, что Цепеш не может закончить фразы.

            Амар взглянул на него с укоризной, но что значила эта укоризна? Да и не была она настоящей – Амар тоже тревожился за Цепеша, и видел не хуже герцога, что Влад находится уже не в той бодрости сил, и надо спешить!

            Третья тягучая капля крови. Третий раз чернота – такая разная, ведь даже тьма неоднородна и Амар разжал руки, выпустил запястья обоих и снова сделался не хранителем тайн, а простым слугою, что уже склонился над рухнувшим в кресло хозяином.

–Господин? Повелитель, вы слышите меня?

            Влад Цепеш слышал. Он коротко кивнул и едва повёл рукою, прося Амара удалиться. Верность верностью, а перекладывать бремя на кого-то ещё – это и самому быть дураком, и проявить удивительную жестокость…

            А Цепеш не хотел быть жестоким без причины. Ещё когда был человеком – уже не хотел. Жизнь и войны вынуждали его, приходилось проявлять себя с самых дурных сторон, приходилось жертвовать репутацией, показывая черноту души и мыслей, выдумку извращённого рассудка, но Влад раз за разом убеждал себя в том, что это его вынуждают, а сам он не испытывает никакого желания поступать грубо и жестоко и кровью вести свой путь.

            Но больше всего он боялся даже сейчас, в посмертии, когда восставали за его спиной чёрные легенды о днях его славы, потерять для себя это оправдание и понять краешком, хотя бы самой малостью своего чувства и сознания, что ему нравилось быть грозным, и в боли и огне он видел величие.

            Но посмертие стирает границы. Сейчас он не показался бы даже себе грозным, скорее наоборот – жалкой тенью, посмешищем.

–Всё не так плохо, – Гриморрэ тоже ослабел. Всё-таки клятва – это непочётное занятие среди вампиров. Отдавать на какие-то там обещания собственную, такую драгоценную кровь?

            И всё же он пошёл на это. И сейчас даже бодрился, желая обмануть этой бодростью и Влада, и себя.

            Цепеш слабо улыбнулся – силы возвращались к нему, но всё равно требовалось время. В этом и трагедия посмертия – ты бы и не зависел от времени, но оно всегда  тебе необходимо. И неважно что ты мёртв.

–Да, не так плохо, – согласился Цепеш. Он действительно начинал думать что это так. В конце концов, он был больше не один в этой тайне, и даже если что-то произойдёт, Гриморрэ обязательно позаботиться обо всё и попытается исправить ситуацию.

            Когда что-то произойдёт – Цепеш не сомневался, что времени у него мало. Так или иначе, но Сиире будет продолжать действовать, и что-то подсказывало Владу, что принц просто так не отступит.

            Гриморрэ, конечно, тоже теперь был в опасности. Впрочем, он был в опасности ещё давно, ещё до клятвы, но герцог принимал на себя этот риск, знал, на что идёт и был согласен принять клятву всё равно – и как это могло не радовать и как это могло отрицать то, что всё не так уж и плохо?

–Как поступим? – спросил Гриморрэ, видя, что к Цепешу возвращаются силы. – Может и правда отдадим права на этот клочок земли Святому Престолу и пусть они гребут всё это дело сами?

            Предложение было соблазнительным. Но от него пришлось отказаться:

–У Сиире есть верные прислужники в городе Престола. Тот же Варгоши…

–Не думаю, что Варгоши вернётся к Сиире, – заметил Гриморрэ, хотя, конечно же, вопрос был совсем не в Варгоши. Вопрос был во множестве других, из числа людей, слуг, которых мог поймать или перетянуть на свою сторону вампир Сиире и сделать это без лишнего усердия.

–А если Хранителю Престола? – что-то было в самой этой идеи, кощунственно-весёлое, дерзкое, из породы той дерзости, что определяет победу или поражение. И Гриморрэ не мог оставить этой мысли, цеплялся за неё хмуро и недовольно, но цеплялся.

–А он что, не человек? Сиире до него не доберется? – поинтересовался Цепеш.

–Это сложнее, – Гриморрэ продолжал упорствовать, – согласись, это такое дело, которое решать не только нам. Не ты один должен охранять мир от этого проклятого клочка земли и того, что под этим клочком!

–Я не один, – возразил Влад, – это раз. Ты сам подтвердил это своей клятвой. И потом – да, я хотел бы не быть в одиночестве за подобное дело, но всё же – кому довериться? Пока Сиире не знает точно где искать, кого спросить и как проникнуть – это время, это возможность выгадать себе победу.

            Цепеш был прав и за одно это Гриморрэ очень хотелось познакомить лицо друга со столешницей. Но он сдержался. В конце концов, нельзя ненавидеть кого-то за его правоту, даже если хочется. Так уж выходило, что положиться невозможно было даже на своих собратьев-вампиров, а людской век? Впрочем, Гриморрэ уже перебирал в памяти вампиров, начиная из числа Совета.

            Мари Лоу нет, да и нельзя ей верить. Сиире –  с ним всё ясно. Самигин… нет, он не сделал ничего дурного и всегда был открыт к переговорам, но и Цепеш, и Гриморрэ испытывали к нему какую-то необъяснимую неприязнь, так что этот вариант отпадал. Зенуним на стороне Сиире. Малзус…в ад ему и дорога! Лерайе…

            Нет, среди советников никто не подходил по мнению Гриморрэ. Либо будет попытка перетянуть власть источника силы на себя – всё-таки, это страшный шанс! Либо будет передача всей информации Сиире. Некоторых же членов Совета Гриморрэ и вовсе не видел уже не один десяток лет и не мог сказать насколько те ещё разумны.

            Гриморрэ хмурился. Но не от того, что у него не было решения, а от того, что дерзкий план всё же вырисовывался в его мыслях. Вот только ему не нравился этот ответ.

–Томас, – коротко рубанул Гриморрэ, будто бы само это имя было ответом. Но герцог уже взвесил многое. Тот служитель престола, во тьме не заинтересован, фанатичен…

            Вот только собратьев своих-вампиров рубит, скотина, но, с другой стороны, у всех есть какие-то изъяны, да? Или это не изъян, а конкретное влипалово?

–Вообще-то, я Влад, – у Цепеша ещё хватило сил на нервную шутку, хотя, конечно, никакой шутки быть не могло, и Цепеш уже понимал, куда ведёт мысль Гриморрэ.

–Ты не понял! – в горячке мыслей, захвативших его деятельную сущность, Гриморрэ и не заметил нервно-иронического тона Влада Цепеша и принялся вышагивать по комнате, сослепу натыкаясь на кресла. Всё это было неважно, всё это не значило, ведь его захватила идея. – Томас может нам помочь! Если мы откроем ему тайну, он…

–Непременно воспользуется этой силой против нас, – к несчастью, у Цепеша хватило уже времени на раздумку. – Он мог бы устоять против Сиире, но мы получим врага на хвост. Ты понимаешь?

            Этого Гриморрэ не учёл. Он забыл, что фанатики тем и опасны, что не умеют договариваться, и всегда будут биться, биться со всяким злом, с тем, что себе определяют злом, не обращая внимания на то, что зло тоже бывает разное и оно тоже неоднородное по черноте и глубине мотивов.

            Герцогу безумно захотелось возразить, переубедить Цепеша, но что он мог? Логика и правота вставали каменной стеной, преодолеть которую он был бы и не в силах.

–А если попробовать? – уняться бы Гриморрэ, начать бы всерьёз раздумку о том, что делать. Но нет – люди разные. Вампиры и подавно. Посмертие оттачивает их черты, полирует характеры, и каменеет во времени суть.

–Договориться? – Цепеш даже усмехнуться забыл, так он был удивлён. План был дерзким и грозил потерей посмертия.  – С Томасом?

–Ну-у…– Гриморрэ был старше, но тон Цепеша не оставлял сомнений в том, что именно Цепеш сейчас думает об умственных способностях друга. И это, надо сказать, смущало.

            Влад покачал головой, как бы себе не веря.  Гриморрэ проворчал:

–Сжечь эту землю было бы проще!

Глава 31. Вина есть на всех.

            Вызов к Хранителю Святого Престола – это всегда мощь: либо случилось что-то дурное, либо случилось что-то зловещее, либо хорошее, но это вряд ли – уж больно редкий случай. Сам тон вызова уже был тяжёлым – резкий, не терпящий возражения. От такого тона нельзя уклониться и нельзя сделать вид, что ты не услышал – тебе же будет хуже.

            Впрочем, у Томаса и мысли о подобном уклонении не было. Он – покорный слуга беспокойной своей сути, пришёл мгновенно, как и положено. И сразу застал обеспокоенное и встревоженное сборище братьев по кресту.

–Король Стефан зарвался! – объяснение было коротким и от него сразу повеяло раздражением, которое дошло до высшей точки. – Он решил, что мы ему больше не нужны.

            Томас пока воздержался от реакции и предпочёл ознакомиться с копией письма, полученного на рассвете, и взбесившего своим содержанием весь Город Святого Престола. Письмо, помеченное королевской ветвью, содержала в себе мрачное издевательство, хотя и было коротко: «Слуги креста, ликуйте! Ваша ничтожная помощь мне боле не нужна. Я казнил убийцу своей дочери и не нарекаю себя вашим слугой, ведь моя кара, моя месть стала возможной благодаря моему врагу – вампиру.

Король Стефан»

            Коротко, содержательно и непонятно. Письмо вырисовывало только общие черты произошедшего и говорило о бунте одного из недавних друзей Святого Престола.

            Копящееся возмущение прошлось по залу, но это было ещё не всё. Это было обязательство – высказать своё пренебрежение к королю, который, похоже, забыл, что такое Святой Престол и как этот самый король ещё недавно увивался у подножия его, упрашивал о помощи…

            Второе письмо, посланное уже одним из верных советников короля Стефана и куда более верным другом Святого Престола по совместительству, было более развёрнутым и понятным.

            «С сожалением сообщаю о душевной болезни короля Стефана, да будут дни его долги, а жизнь его милостиво отмечена перстом Пресветлого. К несчастью, наш король вступил в сговор с неустановленным вампиром, и в обмен на луч Святого Пламени ему был выдан убийца его дочери.

            С сегодняшнего дня король Стефан сообщает о прекращении всех мер поддержки городу Святого Престола, а также отзывает своё покорное согласие о служении Престолу. Все оставшиеся слуги его будут выдворены за пределы земель в течение трёх дней…»

            Далее шли привычные подписи, на которые Томасу было глубоко плевать.

–Хитро, – прошелестел Гвиди, – будь я на месте вампиров, я бы тоже попытался рассорить Престол со всеми союзниками.

–Стефан – ещё не все союзники. Он всего лишь один из многих! – Томас возразил довольно резко, злясь на себя за то, что Гвиди прав. Идеальная вампирская тактика: стравить Святой Престол во внутренней войне, отвлечь его ресурсы от себя на непокорные земли, тем более, если эти земли клялись в верности.

            Обязательный гул недовольства и возмущения уже вился в воздухе и крепко травил, отвлекал от мыслей – а подумать о  чём, конечно, было. томас, прежде всего, занялся поиском подходящей кандидатуры на роль переговорщика. Кому хватило бы наглости и знаний, чтобы так вывернуться и пойти на сговор с королем, да еще и людским? Кому была нужда вытаскивать древний артефакт, когда-то врученный городом Святого Престола на хранение? Для чего7 не для потехи такое делают и не от гордыни. Это продуманный план, плетение ходов, и была у Томаса только одна кандидатура на примете, способная провернуть подобное…

–Покарать! – уже бушевал кто-то смутно знакомый и Томас, вздрогнув, вынырнув из своих мыслей, увидел, что этот смутный знакомец – Роман Варгоши. Очень довольный от своей ярости, от её допущения, от того, что ярость эта разрешена.

            Ничего иного от него Томас уже не ждал. Он уже понял, как ошибся в своём желании перетянуть Варгоши на сторону креста. Его планы были полны сентиментальной надежды, но сейчас они оборачивались кровавым кошмаром – Роману Варгоши – вампиру без чести, морали и мозгов, запудрить голову оказалось легко. Он стал идеальным оружием для служителей Престола. Идеальной карой, которую можно оправдать, если придётся оправдывать рвение, или которую можно смести, если будет хотя бы намек на неповиновение.

            Даже Томас начинал проигрывать Варгоши. Томас имел больше свободы, но он был не так удобен Престолу, как карманный каратель Варгоши, который уже втягивался во вкус власти, и свою принадлежность к Святому Кресту воспринимал как абсолютное разрешение.

            Ничего иного от него Томас и не ждал, но всё равно неприятно скребануло по душе. Нельзя так радоваться каре. Суть её – в работе. Любое убийство, даже во имя блага – это работа, а не развлечение. Любой костёр – это мука и надлежит помнить об этом в мыслях, а губами беззвучно шептать о прощении и славе высшего света.

            Но не радоваться, нет.

–Покарать! Покарать! – но Варгоши попадал в настроение служителей креста и в настроение самого Хранителя Престола. Едва ли от расчёта, скорее просто момент был удачный, но «покарать» пришлось ко двору и было подхвачено всеми братьями. Отмолчались двое – Томас, да Гвиди, на него глядя.

–Возразишь? – спросил тихо верный друг.

            Томас покачал головой. Не стоило говорить ему при всех, показывать себя в дурном, мятежном свете. Но поговорить стоило, определённо. С глазу на глаз. Не возразить, но напомнить, напомнить, что кара – не единственное, чем можно достигать. Да и покарают они, а дальше что, пепелище?

            Всё это изложил Томас аккуратно и осторожно, тщательно подбирая слова получасом позже Хранителю Престола. Он специально подбирал фразы так, чтобы напомнить сначала о милосердии служителей креста к заблудшим, а потом только к судилищу воззвать.

–Покарать можно, – признал Томас, – но только кара должна разумной быть, меру знать…за нами много дурного плетётся, стоит ли множить?

–Мягчеешь! – с неодобрением ответил Хранитель Престола. – Не таким ты был, Томас, за головы счёт ведь не вёл. За кровь тоже. Что сейчас-то размяк?

            А Томас и сам не знал ответа. Чуял, что меняется в нём что-то, смешно даже – в вампире и меняется! Но менялось, взывало к прощению, к милосердию, к забытому одиночеству.

–Он будет святыми дарами с врагами обмениваться, а мы ему и слова не скажи? – усмехнулся Хранитель престола. – Луч Пламени был дан ему на хранении. А он его вампирам. Что они сделают с ним, а?

            И испытующе поглядел на Томаса. Томас не знал ответа и признал это:

–Я не могу предположить.

–Явно осквернят, – Хранитель был доволен, – и скажут, что пламя почернело, и дано оно было им. А оно же святое!

            Святое, и от того понадобилось вампирам? Томас очень хотел бы знать для чего. Хотя бы от любопытства!

–Мы обещали ему отмщение, – но он попытался увести разговор в нужную ему сторону, – мы обещали, что отомстим за его дочь.

–И славно поработали.

–Но убийцу его дочери не нашли, – Томас предпочёл не отвечать на последнюю фразу Хранителя. – А он отец. Он в горе. Неужели нельзя его понять? Появился тот, кто мог дать ему отмщение – то, чего мы не дали. Удивительно ли то, что он вцепился в это? едва ли себя он помнит! Так можем ли мы не понять его горя?

–Понять-то можем, – согласился Хранитель, – а вот простить – нет, сам посуди, Томас! Ну что будет, если каждый король будет искать заступничества не у города Святого Престола, а у вампирского отродья? Если начнут такие короли раздавать артефакты нашего престола вампиренышам? До чего мы можем дойти?

            С этим Томас был согласен.

–Я не говорю, что наказывать не надо, – заверил он, – я говорю, что в каре надо знать меру.

–Меру? – кажется, Хранитель впервые задумался об этом, но не согласился. – Чушь несёшь! Уж больно много меры мы знаем! Даёт шансы вампирам, жалеем королей теперь? А король этот – враг! Враг, враг, иначе с врагами бы не заключил союза! Он враг, а мера не вечная. Один раз наказать одного, жестоко наказать, чтобы все вздрогнули, и покончим…  со всеми покончим.

            Томас был готов возразить, но Хранитель устал препираться, а может не захотел, неважно, но он привёл роковой аргумент:

–И в том добродетель будет.

            Против добродетели не пойдёшь. Это Томас понял давно. Значит – разговору конец, решение ясное и обжалованию не подлежит. Остаётся уйти, а то ещё пошлют возглавить карательный отряд, в назидание, так сказать, да чтобы преданность его проверить.  Свет знает в какой там раз по счёту!

            Томас развернулся, пошёл уже к дверям, когда…

–Томас, подожди! – его всё-таки окликнули.

            Томас помрачнел. Меньше всего он хотел проступающего из теней будущего поручения, впрочем, и вампирам свойственно ошибаться, и людям удаётся иногда угадать настроение мира, что окружает их. Хранитель престола не заставил Томаса возглавить карательный отряд, не стал требовать доказательств верности, вместо этого он сказал:

–Я пошлю Варгоши. Он очень старательный.

            Старательный! Конечно, это ведь так полезно сейчас.

–Ваше право, – глухо согласился Томас. Воспротивиться этому решению он не мог. Да и что бы он сказал? И как бы это выглядело?

–А после возвращения, полагаю, надо его наградить, – продолжил Хранитель, словно говорил о чём-то совершенно обыденном. – Думаю, Роман заслужил право взойти на очистительный костёр и перестать нуждаться в подпитке артефактов, скрывающих от него истинную суть вещей.

            Да, наградите Варгоши – он будет вашей лучшей марионеткой! Наградите его, дайте ему силу и способность легко, безо всякого дозволения ходить, где ему захочется, брать в руки любые предметы, принадлежащие слугам креста и даже молиться. Наградите его, сделайте его равным братом.

            Но высказывать это вслух? Нет, в этом определённо мало смысла, не стоит и пытаться. Проще увильнуть, притвориться равнодушным:

–Ваше право.

            И заслужить таким равнодушием право покинуть общество Хранителя Престола, направиться прочь, как можно дальше, чтобы не думать, постараться не думать о том, что будет с королём Стефаном и ближайшим его окружением.

            Томас знал что их ждёт. И даже того добродетельно-лживого советника, что сдавал сведения о своём короле на благо Святого престола. Пощады не будет. Никому, кого достанут. Людям земли бояться не стоит, но обитателям замка точно конец. Томас знал это – в своё время и ему пришлось заслужить очистительный костёр.

            И он заслужил, не оглядываясь ни на кого, ни на кровь, что текла по земле, ни на дома, что горели за его спиной… всё во имя добродетели и во имя очистительного костра.

            А сейчас оставалось идти по знакомым проулкам и коридорам и не думать, не думать! Но всё равно – куда деться от мыслей? Томас слишком хорошо знал, что в скором времени произойдёт при дворе короля Стефана – он видел подобное много раз, он сам участвовал в подобном. Не гордился, конечно, нет, это было другим – искуплением было, да ещё скорбью и тяжестью, да ещё…

            Много и много чем.

            Он видел, не находясь в землях короля Стефана, не стоя в пределах границ земель Святого Престола, как двинулась страшная конница карателей, а впереди, кто бы сомневался? – Роман Варгоши, довольный своей кровавой яростью, и тем, что она ему дозволена.

            Страшная конница… сколько их? Томас обычно брал отряд человек в десять, а чаще того – вовсе семь. Надо было быть показательно быстрым и жестоким, а большой отряд будет и заметен, и долог. А так – лихом пронеслись, вроде бы приехали с миром, а вот уже резня. И на подступах к мятежному городу или селению уже рядовая, наводящая пепелище и разгребающая его же,  расширенная, но уже пешая армия слуг Святого Престола.

            Скольких же с собою возьмёт Варгоши? Шесть? Десять? Дюжину? Томас не задавался этим вопросом, он знал, что Роман Варгоши отправится с людьми, и будет возглавлять их, и его конь, будет впереди всех, ведь лошади так чуют вампиров и так желают быстрее от них избавиться…

            А дальше дорога. Сначала узкая, проехать лишь одному всаднику – за пределы города, к Тракту. И сам Тракт – широкий, опасный, и бесконечно подвижный в каждом своём камне. На Тракте и заработок, и потеря, и удача и провал, и любовь, и скорбь – всё тут бывает. Разумеется, если ты не ведёшь с собой карателей – тут уж с тобой едва ли кто рискнёт связаться.

            А дальше въезд…

            Томас едва не натыкался на стены – так ясны и чисты были видения его же собственного измученного сознания, что он был будто бы с этими же карателями, а не в городе, не среди стен и людей, а среди тех, кто торопился наказать наглеца.

            Нелепо извиняясь, запоздало спохватываясь, Томас всё глубже и глубже увязал в видениях.

            Вот могучая чёрная конница прибывает в замок короля Стефана. Ветер жёстко треплет их плащи и волосы, неприветливый этот ветер – не любит он чужаков, от которых веет угрозой. Стража отпирает врата – ждут переговорщиков, ждут реакции, не бойни.

            Почему-то на памяти Томаса никто из мятежников – градоправителей, королей, графов, князей, управителей селений – никто не верил в то, что Святой Престол будет мстить, что заявится он не просто уточнить о новых соглашениях и не с попыткой договориться, а с местью, и даром всё то, что он будет говорить при встрече, и даром улыбки делегации, насквозь лживые. Не подмечают мятежники ни скрытых в плащах мечей, ни кинжалов, хитро вложенных в рукава, ни насмешливых взоров прибывших…

            Томас иногда думал что мятежники не хотят этого замечать, что понимают они свои преступления и от того что считают себя сами преступниками, становятся слепы и глухи, желают выслужиться перед прибывшими, потчуют их лучшими блюдами и винами.

            А наутро пожарища скрывают перерезанные глотки или отравленные туши никчёмных мятежников и их приближённых…

            Сколько раз это было? И сколько раз повторялось вопреки тому, что уже случалось? Томас не понимал – ну закрой ты врата, ну обыщи слуг, налей себе вина сам, и уже всё будет иначе! Уже слуги будут действовать куда более открыто, а там шансы равнее!

            Но нет. Глупость одна и та же! доверие! Надежда на то, что пронесло. Неужели это свойственно людям?

            Томас не понимал, зато видения его были остры – они знали как и он сам, что и в этот раз всё будет тихо, и что впустят Романа Варгоши с его делегацией в замок, и приведут к королю Стефану, и заведёт Варгоши ничего не значащий разговор, мол, Святой Престол желает предложить вам то и это, обновить соглашения о том и другом, и вообще…

            Томас обнаружил себя у стены. Какая эта была? Он не знал. Знал лишь, что дело Варгоши осложнится – король Стефан признает Романа, увидит в  нём убийцу своей дочери. Как её там? Мела? Мелина? Мирела. Да, кажется так. Впрочем, Томасу-то какая разница?

            Это у короля Стефана мир рухнул, разделился на две жизни – до трагедии и после, а Томасу всё едино!

            Но Томас не сомневался – Стефан узнает Романа Варгоши. И тогда…кого же он казнил? Он не задастся вопросом? Стерпит ли? С кем заключил договор?

            Томас прислушался к себе, пытаясь представить, как он повёл бы себя на месте короля Стефана и предположил, что он бы лично сдержался и мстил бы кострами, на которых горели бы собратья лжеца – то есть вампиры.

            Но он и не терял дочь! У него её вообще не было, ровно как кого-то близкого в принципе!

            Хотя, не было ли?

            Томас представил, что девочку Эву, сиротку, несчастную, знающую его секрет, сейчас бы убил какой-то вампир, а после…

            Ему было страшно от этих мыслей, но он заставил себя представить всё в красках – и выпитое её тело, и испуг, и тихую, нетронутую пороками жизни кровь.

–Порву…– пообещал Томас непонятно кому, и видение услужливо подсказало ему сцену расправы Варгоши над королём Стефаном. Тот не сдержится – Томас это ясно видел, он сам бы не сдержался на его месте, и сорвал бы любые переговоры, значит, поднялась бы стража, вбежали бы солдаты. Но что толку, если в числе врагов вампир?

            Впрочем, от этого может быть и плюс! Ведь если подумать – такое нападение к лучшему: братья по кресту увидят суть Романа Варгоши и возмутятся. Они поймут что он вампир. И не простят.

            И не будет никакого очистительного костра Роману Варгоши! Будет только презрение от братьев, а то и суд от них.

–Ты так думаешь? – Гвиди оказался рядом слишком внезапно. Томас мог его бы и убить, если был бы менее сдержанным.

            Но он не убил. Зато обнаружил себя сидящим прямо на полу, жалко сползшим по стене, словно он смертный какой!

–Что…– Томас закашлялся. Смущение от собственного вида и внезапное обнаружение Гвиди было очень уж неловким для него.

–Ты тихо говорил…я думал, что у тебя крыша едет, но понял, что ты размышляешь, – объяснил Гвиди. – Так что, думаю, я вправе вмешаться.

            Томас молчал. Он чувствовал себя жалким и ничтожным. Он не понимал, как люди могут жить с таким унизительным состоянием.

–Я тоже думал, что наши братья погнали бы вампира из своих рядов. На этом держалась твоя легенда. Но теперь я другого мнения. Враг, ставший на сторону креста – это страшно. Враг, показавший себя другом и беспощадным карателем – это то, что сейчас им нужно. Я боюсь, что они не погонят его, а принесут на руках.

–Хранитель всегда говорил…

–Чтобы ты держался ото всех, – перебил Гвиди. Он уже знал о чём хочет сказать ему Томас, всё-таки не зря он был столь долго его помощником – кое-что выучил, перенял, научился и соображать. – Ты не марионетка как Варгоши, ты можешь выйти из-под контроля, а он удобно плывёт по течению. Тебя можно держать на жажде искупления и убеждать что ты чужой. И ты будешь рьяным слугой, и будешь держаться ото всех, боясь сближения, боясь открытия тайн. И этот страх будет тебе цепью покорства, причём хитрой, такой, что ты, вроде бы и сам был бы не против её тащить. Другое дело этот Варгоши. Покажите ему что он нужен, что он кровав, что он страшен и люди будут его любить.

–Братья не позволят вампиру!

–Позволят, – спокойно сказал Гвиди, возразил и не дрогнул даже, – люди всегда шли за всякими безумцами. Вот, например, я слышал про Влада Цепеша…говорят, он один раз сжёг ради собственной прихоти во время пира, прямо в пиршественном зале – три сотни человек! и ничего, кость не застряла в его горле. А люди его убили.

            Томас расхохотался. Цепеша он знал, правда, как вампира и как обитателя многих чёрных легенд.

–Что? – не понял Гвиди.

–Это неправда, – объяснил Томас, совсем промолчать было нельзя, смех его можно было истолковать весьма неприятно, потому надо было рассказать хоть что-то, – это придумали после. А может и его враги…представь себе – небольшой средневековый замок, пиршественный зал, в котором и без того горят очаги, маленькие окна, чтобы хранить тепло, и горящие в зале люди? Цепеш бы с гостями задохнулся!

–Как-то я об этом не думал, – признал Гвиди. – Прочитал…пишут убедительно.

–Цепеш, говорят, обиделся на многие легенды о себе…когда стал вампиром.

            У Гвиди глаза расширились от ужаса.

–Это правда?

–Но люди его любят. Он о них заботится, – Томас тряхнул головою. – Но люди не братья креста! они не присягали свету. Они просто живут.

–Братья креста тоже люди. С таким воином как Варгоши, они могут решить о себе, что стали всемогущи. Понесут на крестах и клыках Варгоши свет.

–Они? А ты? – Томас криво усмехнулся. Он снова почувствовал себя чужим, снова проняла его холодом пропасть, которая лежала между ним и всеми людьми.

–А я не люблю Романа Варгоши и не уважаю его, – объяснил Гвиди, – всё, что он делает – просто подчиняется более сильному. А свои убеждения? Они у него есть?

            Томас вспомнил как Варгоши сначала договорился с лордом Агаресом, потом с Цепешем, потом с Сиире…

-Убеждение одно – выжить, – сказал он.

–Похвально убеждение, – здесь Гвиди не стал спорить, – но если бы он занимался благими делами, а не тем, что умеет лучше всего, право, было бы лучше.

            Видение услужливо подсказало Томасу, не спросясь, конечно, кровавый триумф Варгоши. Почему-то в этом видении голова короля Стефана была оторвана, и Варгоши показывал её другим карателям, показывал гордо, и те ревели, забыв позади себя тело своего сражённого собрата и не замечая мук и корчей тех несчастных приближённых к королю Стефану, что пытались его защитить или просто были здесь…

            Привиделось и тело какого-то мальчика. Томас прогнал это видение. Он знал, что будет дальше. Пожар в замке и банальный грабёж. А далее Святой престол выпустит скорбную речь о том, как заблудилась душа короля Стефана, как связался он с врагами и как за то поплатился, и вообще – дурной был король. То ли дело…

            Что всегда удивляло Томаса – всегда находились те, кто перехватывал управление над сожжённым и разрушенным. Даже у бездетных графов и князей, королей и баронов находились вдруг наследники, которые с готовностью присягали Святому Престолу и становились его верными слугами, позволяя, особенно по первости, братья креста шнырять безо всяких препятствий по владениям и творить то, что им вздумается.

            И даже если выкашивали целую семью – с наследными принцами и принцессами, виконтами и княжнами – всё равно находились такие податливые, трогательно-скорбные, обещающие молить за упокоение душ мятежных предков люди, занимавшие новые для себя места.

            Томас поражался этому. предложил бы кто-то ему занять место покорного слуги и править землями или уделами, он бы отказался. А тут всегда соглашались и вроде бы даже с радостью или мирским смирением.

–Поганое дело, – Томас поднялся с пола. Хватит. Всего этого хватит!

–Поганее будет, – заметил Гвиди, поднимаясь следом. – Он же получит костёр… очистительный костёр!

            И снова видение, но на этот раз из собственной памяти – это пламя его собственного костра. Он его заслужил – кровью и преданностью. И помнил. Пламя не жгло, пламя не карало, пламя всего лишь больно щипало, проникало в него едким дымом, щипало изнутри, вызывало слёзы, змеёй текло по его телу, заставляя кожу вампирской сути лопаться и исходить множеством кровавых пузырей.

            Его костёр был тайной! Его несли с костра окровавленного, напоминающего уродливый обрубок, а Варгоши?

            Похоже, он получит другой костёр. Костёр славы.

            Томасу требовалось что-то хорошее. Срочно. И это хорошее также нашлось в его памяти. Всплыло сиротским именем.

            Томас наспех простился с Гвиди и направился к девочке. С последнего их разговора, когда Томас раскрыл свою суть Эве, они не говорили. Сейчас же он застал её у окна.

–Что там была за конница? – спросила Эва вместо приветствия. От Томаса она не отшатнулась, хотя теперь, когда девочка точно знала его суть, Томасу кащалось, что её взгляд ожесточился.

–Каратели, – он не стал лукавить. – Пошли наказывать того, кто предал Святой Престол.

            Он не знал, как сказать ей, да и стоит ли сказать о том, что она прекрасно знает того, кто сегодня получит наказание. Более того, она сама также обвинила короля Стефана в сговоре с вампирами. И это оказалось не фантазией.

–Ну и правильно! – грозно согласилась Эва. – Пусть сгорит в огне всё зло!

–И тебе совсем не жаль? – удивился Томас. Всё-таки стоило сказать. – Ты знаешь куда они поехали? К королю Стефану. Догадываешься для чего?

            Она забыла про окно да и про всё другое. Смотрела в изумлении, ужасе и трепете.

–Это потому что я…я сказала? – она приняла вину на себя, испугалась и возгордилась одновременно. – Ой!

–Нет, – поморщился Томас, – он сам не стал скрывать ничего. Сам виноват, конечно, мог бы и промолчать.

            Мог, действительно мог! Томас же объяснил себе такое неразумное поведение короля Стефана, пожалуй, правильно сказать – покойного короля Стефана – его помешательством. В конце концов, он был человеком!

            А людям это свойственно.

            Эва помолчала, размышляя и пытаясь взвесить тяжесть своей же души.

–Жаль его, – сказала Эва, решив что-то себе, но в другом осталась непоколебима: – но он сам виноват.

            Виноват? Да, может быть, но показал бы Томасу кто-нибудь кого-нибудь одного ни в чём невиноватого?

–Тебе надо служить здесь, этому городу и престолу, – улыбнулся Томас, – ты просто вылитый воин!

            Эва зарделась.

–Я тоже таким был, – продолжил Томас, – а потом стал из вампира слугой креста. Я думал, что обрёл искупление, что так я замою все свои кровавые грехи. Но оно не получается так, Эва. Быть воином можно, быть непоколебимым судьёй нужно, но судить нужно очень аккуратно. Иначе пустота станет невозможной, она придёт из сердца, а потом заменит его. И ничего не останется.

            Она не понимала, не могла понять в силу возраста, но взгляд её был полон сочувствия.

–Я зло, ведь ты считаешь всех вампиров злом, но сделал ли я тебе что-то дурное? – Томас знал, что она сейчас не поймёт его, а может быть и никогда не поймёт, ведь жить в мире, где есть только благо или зло – удобно. Несчастно, но удобно.

            Зато у Эвы сработало её воображение, и она тотчас нашла тот ответ, на который мало кто, кроме детей, был способен:

–Ты просто хороший вампир!

            Томас покачал головой, но больше не стал спорить – сил не было.

–Научишь меня всё-таки быть убийцей вампиров?

–Научу, – согласился Томас, – только вырасти. И подумай ещё.

            Эва попыталась надуться, но окно снова приковало к себе её внимание.

–А что там такое?

            Томас выглянул тоже.

            А там был костёр. Торопливо складывали его прислужники креста, мирно переговариваясь, спеша, торопясь…

            Знакомый Томасу костёр, назначенный, к гадалке не ходи, Роману Варгоши. Что ж, Томас помнил как это было с ним – все окна завесили чёрными тканями, оцепили проулок и он горел. Горел без крика – потому что когда в тебе дым кричать не получится. А сегодня через это пройти предстояло Роману Варгоши и стать полноценным братом креста, и Томас не мог этому помешать, как не мог помешать он расправе над королём Стефаном и его приближёнными.

            Как ничему не мог помешать столько последних лет! И вот это было нужно искупить. Самому, без указки Престола и его Хранителя.

Глава 32. Ещё одна сказка

–Я тебе не рад, – честно сказал Цепеш. Он не думал, что тут уместна вежливость. Да и к чему? Сиире и сам мог догадаться о том, что его визит не принесёт никакого удовольствия.

–Тем не менее, ты меня не гонишь, – заметил принц Сиире. Он знал, что ему не рады. Но его встречали не битвой, не войной, а мирным презрением. И это значило многое.

–Разумеется, не гоню, – Влад, казалось, даже обиделся. Ещё при жизни он считал себя гостеприимным хозяином и никогда не отказывал в приюте гостям. Другой вопрос был в том, что не все его гости покидали потом его приют, но это вопрос совершенно из другой сферы. Это было другое время и он был другим, был жестоким. Да, чего уж таить! Но не таким всё же, как писали о нём все, кому только было не лень писать.

–Значит, мы можем договориться, – принц Сиире принял всё иначе, чем думал Цепеш, и тот поспешил его не обнадёживать:

–Я хочу тебя отговорить от того, что ты задумал.

            В молчании прошли в залу, устроились в креслах. Ни Цепеш, ни Сиире не проронили и слова до тех пор, пока не появился Амар и не поставил перед обоими по кубку с тёплой ещё кровью, поклонился и вышел.

            Куда им было спешить?

–Угощайся, – предложил Цепеш и сам пригубил кубок, – она молода и прекрасна.

–Была молода и прекрасна?

–Нет, пока ещё есть, – Влад невольно поморщился. – Ты же знаешь, я не люблю убивать людей ради крови. Гораздо проще и удобнее держать нескольких на усиленном и нужном питании и иногда…брать.

            Вампиру его лет не следовало уже смущаться от своей же сути, но Влад смутился. Он знал пленницу, кровь которой пил. Она была не просто молода и прекрасна, она была удивительной обладательницей не той хрупкой красоты, от которой нет в темнице толку, а напротив – в глазах её было пламя, диковатое, безумное; капризные пухлые губы её кривились в смешке, когда к ней приходили с пищей; а её шея…

            Нет, хватит. Цепеш старался лишний раз не спускаться к ней, посылал Амара. За себя он боялся, боялся не сдержаться и выпить всю её жизнь. Ему казалось, пленница того и добивается – дразнится, выводит его из себя, насмешничает.

–Интересно, – согласился Сиире, оценив кровавое вино вампирского посмертия, – в самом деле, интересно.

–К делу, – попросил Цепеш.

–Хорошо. Раскрой мне тайну местонахождения всего, что ведёт к известному тебе…клочку земли.

            Влад не удержался от улыбки. Он думал, что Сиире всё-таки не будет столь прям, начнёт юлить, зайдёт издалека.

–Тебе известно местонахождение, не так ли? – настаивал Сиире.

–Ну а то, – Цепеш не стал отпираться. – Это моё бремя уже много лет. Я случайно обнаружил эту силу. Эту проклятую землю, под которой исток силы.

            Глаза Сиире полыхнули зелёным, но он овладел собою.

–Покажи мне, – сказал он хрипло. – Ты же помнишь нашу цель? Пора внести изменения в мир вампиров, пора заменить старые вампирские ряды…

–Не о них твоя забота! – Цепеш перебил его излишне резко, но он и правда не мог выносить больше этого вечного желания Сиире спрятаться за мнимой добродетелью. Впрочем, не только Сиире это было свойственно. Отчасти за этим скрывался и их мир целиком.  – Не о них ты заботишься, не о вампирской сути, не о переменах в правление вампирами, не о том, чтобы вампиры обрели лидерство, а о том, чтобы ты власть свою сохранил.

            Это было так просто и так сложно. Власть – она проста, но как сложен её механизм! И ещё сложнее – удержание власти. Сиире придумал для себя выход. Он сохранит власть навсегда, до конца своего посмертия, но при этом станет выше всех, ведь если в Совете прежнем его голос был голосом одного из многих, то в новом Совете, собранном им, его голос будет высшим, решающим, голосом Бога.

            И он сможет переделывать Тёмный Закон так как захочет. И исток силы, бьющий под слоем земли, той самой, проклятой земли, по случаю доставшейся Цепешу, это ещё один механизм власти.

            Сиире долго не верил в это. Но всё вело к тому, чтобы Сиире мог убедиться в истине. И Агарес, и слухи про Цепеша… и вот, теперь он точно мог убедиться – Цепеш оказался хранителем столь драгоценной мощи!

–Все мы хотим что-то сохранить, – принц не смутился обвинений. Какая разница – отметать их или нет? это было правдой, и Сиире, устав уже притворяться перед своими сторонниками вроде Зенуним и Самигином, мог быть открыт. – Люди хотят власти, мы хотим власти… я её хочу.

–Мы не люди. Больше нет, – возразил Цепеш. – Мы должны быть сильнее этой слабости.

–Моралист! – Сиире расхохотался. – Лицемер. Сколько ты убил людей при жизни? Сколько после смерти?

–Это разное. В жизни я убивал ради жизни. Я защищал свои территории, я берёг свои армии и своих людей. И я убивал врагов. И предателей я убивал и был жесток, это так. Я сажал их на кол, отсекал им головы и жёг в собственном дворе, а также разбивал их головы о камни замка. Но я был человеком. Это было давно. А кровь… это малая плата. Мы должны быть выше. Мы должны не брать силу из тьмы, а скрывать её.

–Я сейчас усну, – пригрозил Сиире, – Влад, ты себя слышишь? С чего такая добродетель? Мы можем перекроить мир. Ты можешь ещё присоединиться ко мне и облегчить мне задачу. Я легко отдам тебе новые территории и владения, я возьму тебя в новый Совет с большим удовольствием и куда охотнее, чем ту же Зенуним или Самигина, или…

–Или Гриморрэ, – подсказал Цепеш.

–Могу и его наградить, – Сиире решил, что из-за мелочей вроде герцога не стоит ссориться.

–Наградить кровью и землями?

–Будешь править. Будешь сам определять новый закон, будешь пить столько крови, сколько захочешь…

–И к чему придёт? – Цепеш поднялся из кресла и приблизился к окну. За окном царила ночь – любимое время для вампиров, опасное для всех, кроме них. – Принц, я рассуждал о многом. Я же говорю – это бремя на мне долгие годы. Я рассуждал, я много ходил вокруг того клочка земли, я греб руками землю, хотел почувствовать…

            Пальцы Цепеша сжались, будто хотели поймать что-то в воздухе.

–Там великая сила. Ход, если угодно, дверь, врата… и это ужасная мощь. Она не поможет перекроить мир, но вот уничтожить его – это запросто. Я прикидывал, я считал. Это большой соблазн, правда, но я горжусь тем, что устоял.

–Ключевое тут то, что прикидывал и считал именно ты, – отговаривать Сиире было бесполезно. Но Цепеш обещал себе попытаться. – Ты, Влад. Не обижайся, но где ты и где я.

–Мы все одинаково слабы. И тебе не удастся обидеть меня этим. Я уже обижен другим. Бременем тайны.

–Я могу от него избавить. Я возьму на себя ответственность. Просто расскажи мне всё, открой это место.

            Хорошая идея. Вот было бы здорово, если бы Цепеш и впрямь бы так мог поступить. Просто взять и забыть про всё, всё отвернуть, забыть, передать на разборки другому. Но он не мог. Он был собою, и этого не изменило бы ни одно посмертие. Он не мог стоять в стороне. Точно также раньше он шёл в битвы, точно так искал союзов и войны, потому что не мог стерпеть, смолчать и притвориться невидящим и незнающим.

            А надо бы. Может быть, в том и есть великая мудрость?

–Передай, передай мне это знание, – уговаривал Сиире. – Я сильнее тебя и древнее, я смогу охранять этот исток силы от других, от всякого алчного посягательства и обещаю тебе быть осторожнее. Я обещаю не забыть твоей дружбы. Я…

            Он обещал и уговаривал, увещевал и настаивал, объясняя, в каком потрясающем мире они все заживут, если только Цепеш откроет всё. И вампиры сменят правление, изгонят из своих рядов закостенелость, будут развиваться, меняться, изменится и Тёмный Закон.

–Мы станем новыми каинитами. Но наш мятеж удастся, – напоминал Сиире.

            Цепеш встряхнулся. Хватит с него этого морока.

–Ты спешишь, принц? – спросил он.

            Переход был неожиданным. Сиире некуда было спешить, о чём он с настороженностью, но не без надежды сообщил.

–Хорошо, – кивнул Цепеш, – тогда позволь рассказать тебе сказку. Я услышал её в одном далёком городе. Этого человека считали безумцем и глупцом, но я видел в нём нечто большее. Я свёл с ним дружбу…

            Ох, опять этот Цепеш с желанием сближаться с людьми! И за что они его так любят? Почему тянутся?

–Расскажи, – разрешил Сиире, удобнее устраиваясь в кресле.

            Цепеш так и остался стоять у окна.

–Эта сказка о двух братьях, – сказал он, – про Каина и Авеля.

–Тьфу ты! – Сиире расхохотался. – Я уже…

–В переложении человека, который не знал с кем говорит, – закончил Цепеш спокойно. – Итак, жили на свете два брата – Каин и, конечно, Авель. Оба они трудились на полях и пастбищах, оба строили дома, оба работали и оба были весьма набожны.

–Пока знакомо, – Сиире не могу удержать острого и едкого замечания. Он восхищался Каином, видел в нём мятежника и не понимал, к чему же ведёт Цепеш. – Пока ничем не отличается от принятого в Писании.

–В моё время говорили, что Каин убил Авеля из зависти, мол, жертва Авеля была лучше и потому Господь её принял, но позже, по мере посмертия, я слышал и другие версии.  Вы позволите?

            Сиире кивнул. Цепеш стоял к нему спиной и не мог видеть, но ему это было и не нужно.

–И пришёл новый срок приносить дары Владыке. И Каин собрал лучшее, и Авель собрал лучшее. Но у Авеля было мясо. А у Каина были плоды и зёрна. И Владыка принял жертву Авеля, а жертву Каина отверг.

            И это тоже было знакомо Сиире. И Цепеш уже говорил о Каине, и сам Сиире много читал подобного.

–Тогда, как нам всем известно, Каин убил Авеля. Я напомню, что мы говорим о версии одного из людей… и в ней этот человек утверждал, что Каин сделал это не из зависти, и не из обиды, а из мести. Мести богу. И когда мёртвое тело Авеля осталось в траве, всё поднялось против Каина. Зашумели ветра, зашелестела трава и даже птицы стали задавать ему один вопрос: «Каин, где брат твой – Авель?».

            Сиире молчал. Он начинал понимать к чему ведёт Цепеш. Что ж, этого следовало ожидать. Ему изначально не шибко нравилась идея по уничтожению одних вампиров другими, но таков путь! Таков путь величия – отсекать слабых, чтобы являлись новые. Если древо гниёт, надо убирать гниль, а не надеяться, что через гниль пройдёт свежая листва!

            Сиире всё-таки надеялся на то, что Цепеш останется в его союзниках. Да, с самого начала это было сомнительно, но надежда не умирает даже в посмертии. Сиире верил, хотел верить в то, что Влад, находясь на его стороне, либо станет более податливым и сам откроет тайну той земли, либо будет просто откровенен. Но Цепеш согласился, а потом пошёл на попятную, словно не смог довести этой сделки до конца.

–Каин бежал от травы и птиц, от зверей и листвы, и даже от ветра, – продолжал Влад, – но отовсюду – от солнца и дождя вопрос доходил до него, и всё тот же: «Каин, где брат твой – Авель?». Человек, что рассказывал мне это, говорил, что вопроса не было, что он звучал в голове самого Каина, а птицы и древа тут не при деле. Но Каин бежал всё дальше, до пустыни… он был безумен и в припадке ярости он стал строить город.

–Баальбек, – подал голос Сиире. – Город Баальбек…

–Да! – Цепеш соизволил обернуться к Сиире, – город, который был основан проклятием и построен безумцем. Заселённый потомками Каина, он был сметён Потопом. И после, если ты помнишь, не познал счастья.

–Как и тот человек, что рассказал тебе эту сказку, – хмыкнул Сиире. – Верно?

            Лицо Цепеша исказилось от бессильной ярости, но делать нечего – пришлось признавать.

–Да. Он был несчастен. Вечно бос и худ, бит и нищ… всё кончилось тем, что его повесили. Я пытался заступиться, но я вёл тогда другую жизнь, вернее, другое существование и не мог быть слишком уж открыт. К тому же я был зол на его сказку обо мне. Он писал, что я, то есть живой я, не начинал есть, пока в моём зале не начнут мучить пленников. А такого не было!

–Сказочник чёртов! – хмыкнул Сиире, – что ж, я понял твою мысль. Ты полагаешь, что если вампир пойдёт на вампира, как Каин на Авеля, то непременно будет несчастье, и никакого будущего не будет. Я понял. Но ты был в Баальбеке? Не на руинах его, а в годы могущества? Не был? А я бывал. И это был богатый город, и много в нём было храмов, а после и мечетей, и много было в нём рынков и торговых площадей. Всё богатство государств стекалось туда, продавались мечи и сабли прекрасной работы, дорогущие и ароматные специи, рабы любых мастей и видов… а беды случаются. Возьми Рим, Неаполь, Париж, Мадрид… везде были беды.

–Пусть так, – Цепеш был упрям, – но я убеждён: на братоубийстве не построить нам счастливого правления. Действуй как хочешь, принц, но тайн я своих тебе не выдам.

            Сиире не разозлился, он допил из своего кубка, храня молчание, Цепеш, устав стоять, вернулся в кресло и тоже пригубил, а молчание продолжалось. Где-то далеко властвовали жизни, кто-то плёл заговор, кто-то готовился к завтрашнему тяжёлому утру, вооружая людишек, чьи имена навечно будут вмараны в историю.

            Но люди спешили, а вампиры нет. У вампиров было преимущество, данное в дар и проклятие.

–Тогда я тебе сейчас расскажу сказку, – Сиире нарушил молчание. – Представь себе, живёт во тьме один молодой вампирёныш. Условно назовём его лордом Агаресом.

            Цепеш поперхнулся. Такого начала он не ждал.

–Да-да, – кивнул Сиире, живёт себе этот вампирёныш, чего-то там бредёт, ну, пока не совершает известную нам ошибку и не решает попробовать себя в роли всемогущего вампира, который в одиночку может принять решение насчёт Варгоши и тем скомпрометировать нас всех. Но я не про то. Про что же? Ах да. Любит он читать, размышлять – словом ведёт праздную жизнь.

–К чему это? – Цепеш нервничал.

–А к тому всё, что пока ты, я и все мы, чего уж таиться-то, считали всякую Крытку Малоре блаженкой и дурой, тот же лорд Агарес был ближе к разгадке!

            Цепеш побелел. Ну конечно! Блаженка, головная боль всея Совета – Крытка Малоре, сожжённая Томасом на костре для устрашения…а он-то всё думал, кого же ему Крытка напоминает? Он видел её редко, да и давно, но кого же она ему напоминала?

            Лицо в лицо – Беата Албеску. Мир ей. Она была верной своей тайне  и даже попыталась отговорить Зенуним…

–Крытка случайная наследница, – объяснял Сиире, – знаешь же этих людей – они весьма…несдержанны в желаниях. А там уж и не суть как важно было. Крытка даже не знала из каких земель и от какого рода идёт. Дело простое. Она не знала, а Агарес подбирался. Времени у него было много, да как-то и набрёл на то, что есть некая земля… он и водился с Крыткой.

            Цепеш тряхнул головою, собирая мысли. Крытка была причастна к тайне, сама того не ведая. Ну и хорошо, что не ведала – эта дура даже своей тайны хранить не умела, куда ей до других? Но Агарес? Как он проведал?

–Есть такая поговорка, – Сиире внимательно следил за Цепешем, – мол, шила в мешке не утаишь. Вот и твоё знание оно как шило. Люди смотрят, видят – земля дурная, трава на ней седая, ничего не растёт. И скотина той травы не трогает. Опасается. А вампиры слышат, проведают со временем. Если Агарес почти дошёл, если Крытка была связана, и, если помнишь, то и Лерайе кое-что ведал и даже просил Агареса раздобыть твои бумаги…

            Помнил, Цепеш всё помнил!

–То где гарантия того, что никто больше не пройдёт, а? Где гарантия, что никто не узнает и не обойдёт твоих защитных барьеров и не воспользуется истоками силы, которая столь могуча?

            Цепеш молчал. Ободрённый Сиире продолжал:

–Выбор у тебя очень и очень прост. Либо ты сидишь и ждёшь, что никто и никогда не откроет твоей тайны, что, конечно, невозможно, ведь все тайны выходят на свет. В мире, где иссыхают моря, и тлеет камень – и это выйдет, и тогда ты уже ничем не защитишь этой тайны. И никого не защитишь. Либо, если ты не безумец, есть второй вариант – ты отдаёшь знание мне и остаёшься, как бы сказать, у штурвала. Влад, нельзя нести на себе одном такое бремя. Столь долгий срок вызывает уважение, но что дальше? Однажды не будет тебя и будет кто-то другой. И что же? А? а так у тебя будет шанс, даю тебе своё слово, определять правление, самому решать всё, что хочешь. Позволь помочь тебе!

            Речи, речи! Как бы Цепеш хотел им верить. Но он знал Сиире и знал людскую породу, от которой вампиры не ушли далеко, хотя и притворялись, что  сделали это. Речи, полные лжи и фальши. Сейчас Сиире и сам может верить себе, но всё изменится, если дать слабину, а дать слабину – открыть тайну.

            Но как открыть тайну тому, кто восхитился Каином? Да, Цепеш тоже едва не повлёкся за принцем, но всё же сумел выбраться и не вступить в уничтожение своих же. Пусть недостойных. Но своих – без суда, а главное – для чего? Разве их мир в опасности? Разве их мир в угрозе? Нет, просто Сиире хочет соревноваться с людьми, хочет достижений и правлений, хочет власти и почитания, хочет страха и могущества, а прикрывается добродетелью и заботой о вампирском благе.

–Нет, – Влад качнул головой, – нет и ещё раз нет. Твоё предложение соблазнительно, но твои сказки всегда будут только сказками. Убивать меня бесполезно – моя тайна закрыта глубоко. Ищи, если хочешь, действуй как хочешь, но я храню её. От тебя и от себя.

            Сиире молчал. Он знал, что так будет. Он видел колебания Цепеша, но задолго до того, как Влад ответил, уже знал ответ.

–Что ж, – Сиире поднялся из кресла, медленно восстал из него, совсем лишённый дружелюбия, но преисполненный холодного презрения, – полагаю, каждый делает свой выбор.

–Да, – легко отозвался Влад.

–И твоё решение не подлежит раздумьям?

–Нет, всё решено.

–Твоя воля, – согласился Сиире, – но ты пожалеешь, Влад Цепеш, пожалеешь о своём легкомыслии.

–Я жалею, что сел тогда играть, – признался Цепеш, – взял да и выиграл сдуру…

            Сиире не ответил. Он удалился прочь – Амар проводил его, возникнув покорной тенью из самой стены. Влад Цепеш только и смотрел на то, как удаляется принц, не думая его остановить. Да, предложение его было захватывающим, но личность? Нет, нельзя допускать подобного – очевидно, Сиире в последнюю очередь будет думать о реальном благе, зато в первую очередь о благе своей власти.

–Хозяин, чем вас утешить? – Амар заметил состояние Цепеша и не мог сделать вид что не видит его.

            Цепеш покрутил в руках пустой кубок. Кровь уже успокоилась, остыла, но он всё равно испил из кубка до дна – это грех разливать в пустоту кровавое вино.

            Чем утешить? Ничем, верный друг. Впрочем… не зажилась ли у него та пленница? Он обещал не быть алчным до крови и жизни, но сейчас можно отступить от этого правила. К тому же, девушка так отчаянно ждала смерти, так беспощадно дразнилась, что пора и уважить бы её. А это милосердие. Ведь оно же, верно?

–Да, хозяин, – Амар был истинным слугой. Он знал мысли Цепеша и всегда поддерживал их. Не было у Цепеша неправильных мыслей по мнению Амара – и так ему существовалось очень просто.

***

–Я сплю или пьян? – на лице Томаса ни улыбки, ни даже тени её. Одна мрачная тревожность.

–Возможно, – согласился принц Сиире. – Но я прошу тебя не пытаться разогнать этот хмель или сновидения. Нам есть о чём поговорить.

–Я не стану вести с тобой дел! – у Томаса не было сил чтобы спорить или отвечать на насмешки принца Сиире, но реагировать он был должен – недаром прошёл в своё время через очистительный костёр.

            Хотя, надо сказать, после прохождения костра Варгоши, вернувшегося в кровавом триумфе и обнажении своей сути, ценность костра упала в глазах Томаса. Как верный слуга Святого Престола, он, конечно, навестил лежащего на восстановлении собрата и даже поздравил его с приходом к искуплению, но всё же не преминул заметить:

–Ты не так используешь веру. Она прикрытие твоей жестокости.

            Но Роман только махнул заживающей рукой. Кожа ещё висела лоскутами, но волдырей от костра видно уже не было. Ему было всё равно на слова занудного Томаса. В самом деле, что они значили, когда Роман Варгоши обрёл своё место? Он открыл свою суть, дал волю жестокости и его приняли таким!

            И неважно, что роль ему была уготована марионеточная, он был готов смириться с этим, лишь бы снова испытать этот триумф.

–Я не веду дел с такими как ты, – напомнил Томас.

–Тебе по душе такие как Варгоши?

            Укол был безупречным. Никто, совершенно никто, только Томас и был виноват в том, что чудовище в виде Романа Варгоши теперь было на службе Святого Престола в роли карманного карателя. И Томас был таким, но он всё же был не сторонником жестокости, а сторонником праведности.

            Ему хотелось так думать.

–К чему пришёл? – грубо спросил Томас. Задушевных разговоров с Сиире вести не хотелось.

–Договориться, – признался принц, – понимаешь какая вышла штука. Мы сейчас преследуем одну цель. Ты хочешь уничтожать нас, а я хочу, чтобы были уничтожены кое-кто из нас. Мы в кои-то веки совпали в желаниях!

            Томас молчал. Ему не нравилось предложение Сиире, с большим удовольствием он бы убил лучше бы Сиире, чем кого-то ещё, но тот был силён, и надо было окрепнуть. А ещё – лишить его сторонников. И, в конце концов, так ли важно, кого там предлагает убить Сиире? И до него очередь дойдёт. А пока – чем меньше вампиров, тем больше света!

            И Томас молчал, ждал итога.

–Влад Цепеш, должно быть уже известный тебе, ведёт себя совсем не по-дружески. Он пошёл против моей идеи, а должен был её поддержать. Это было в его интересах. И я думаю, что пора его…освободить от бремени, которое на него легло.

            Это уже было интереснее.

–И что же на нём за бремя? – поинтересовался Томас.

–Бремя выбора и посмертия. Милосердно было бы освободить его от него.

            Милосердно, на взгляд Томаса, было освободить от подобного бремени и самого Сиире, а лучше с него и начать. Дело было нечисто, Сиире явно желал чужими руками сделать эту работу, но почему? У него хватило бы силы разобраться с Цепешем. В Томасе заговорил служитель дознания под сутаной слуги креста и он раздумывал.

            Сиире хочет уничтожить Цепеша. Почему? У Цепеша что-то есть. Что-то, что может уничтожить Сиире? Возможно. Тогда лучше заключить союз с Цепешем – Сиире опаснее, чем Влад.

            Интересно!

            Мысли складывались узором, но нужно было отвечать. И Томас поспешил сказать:

–Между мною и Владом Цепешем его вампиры. А я один.

–У тебя, кажется, Варгоши, – хмыкнул Сиире, но тут же посерьёзнел: – я расскажу тебе где его найти, где он будет один. А ты убьёшь его. И все будут в выигрыше.

–Из-за чего у вас вышла ссора?

            Сиире не солгал:

–Из-за власти.

            Это было ещё интереснее.

–Я уничтожу всех вампиров, до каких смогу дотянуться, – отозвался Томас, поразмыслив, – и до тебя, Сиире, надеюсь, однажды дойдёт праведный гнев.

–Не раньше, мой друг, чем до тебя, – Сиире пришёл в хорошее расположение духа. Он понял – Томас готов уничтожить Цепеша. – Помимо него я тебе ещё могу посдавать вампиров. Раз ты так хочешь уничтожить наших братьев, я дам тебе эту возможность.

–А когда твой черёд? – Томас не скрывал издёвки. Да, он был слугой креста, но ещё он был вампиром и это побеждало всякую идею милосердия.

            Это было давним вопросом. Хорошим вопросом. И Сиире надеялся не ответить на него никогда. Как и часто бывало с ним в последнее время, он искренне верил, что умнее и хитрее всех и надеялся, что либо Цепеш будет убит Томасом, либо Томас Цепешем и Гриморрэ… в любом случае – ему победа.

Глава 33. Тень

            Варгоши моложе – он ещё не видел всех дел Святого Престола, не знает, что там процветает взяточничество и торговля должностями, да и прочий порок, против которого Престол должен был восстать. А если и знает, то он ещё слишком молод, чтобы нести на себе это знание как бремя.

            Варгоши управляем – получив очистительный костёр, он стремится доказать свою полезность на каждом шагу и никогда не задаёт вопросов. Если ему велят идти и убивать – он принимает это с радостью. Если ему велят выслеживать – он выслеживает. И всё это ему не ново, но презрения больше нет – на благо ведь, а если на благо, то метод не в счёт.

            Варгоши внушает уважение, не такой страх, как Томас со своей мрачной нелюдимостью и непринятием лишнего веселья, а именно уважение – скор на расправу! Не вина в этом Томаса, не заслуга в том Варгоши, а просто люди, служащие Престолу, желали крови, желали мести и Роман её дал.

            И пусть обнажилась его сущность – это восхитило. Иронично, но обнажи свою сущность Томас в лучшие годы, его бы сожгли, времена были не те, ненависть к вампирам перевешивала всё другое. Но прошли годы и Роман Варгоши принят со всем своим вампиризмом. Да, ненадолго – всё равно скоро поползут шёпоты и шелесты, всё равно скоро заговорят о том, что он лишний, чужой и порочный, но пока Роман Варгоши лучший.

            Варгоши беспощаден. Варгоши неумолим. Варгоши на своём месте, и неважно, что место это временное, продиктованное самой жизнью, чудесным совпадением жажды крови и жестокости от самих людей, что служили добродетели.

– Если бы я знал, что здесь так весело и славно, я пришёл бы раньше, – теперь Роман Варгоши часто это повторяет и его голос звучит то там, то тут по городу.

            У Томаса эти слова вызывают нервную обиду. Казалось бы – сколько лет он живёт на свете? Давно пора перестать обижаться, и уж тем более на несправедливость – её, как известно, нет от самого рождения до исхода посмертия, но обидно, обидно!

            Томас судит по себе – никак не может избавиться от этой привычки. Он помнит себя, ненужного, непомнящего, кровожадного, сломленного этой жаждой и безумием. Помнит, как сам искал спасения у креста, как искал свой костёр, как жаждал спасти ошмётки души…

            Как же это не похоже на то, что творит Роман Варгоши! У Варгоши не спасение. Он та же марионетка, но верит, что обретает путь к величию.

– Наплевать! – решает Гвиди. В эти тяжёлые мрачные дни он по-прежнему держится своего друга, а друг держится теней, не желая лишний раз появляться в обществе своих же братьев по кресту и уж тем более – видеть Варгоши. – Наплевать на него. Он просто болван, скоро он перестанет быть нужным, и тогда…

            Томас улыбается против воли. Гвиди со своей поддержкой удивительно угадывает его мысли. Но улыбка спадает сразу – Томас смотрит в лицо друга и видит, как седина уже коснулась его волос, лишь слегка, лишь тишиной, лёгкостью, но уже коснулась. Скоро он постареет и умрёт. Как тяжело с людьми. Им дано так мало времени, и всё же, они умудряются успевать так много!

            А он что успел? Запутаться окончательно во всех и всём? Молодец! Осквернить Престол такой мерзостью как Роман Варгоши? Замечательное достижение, как раз на спасение души…

– Что ты имеешь против Романа Варгоши? – спрашивает Хранитель Престола сурово.

            Всё видно. Даже если ты умеешь скрывать свои чувства, они всё равно проступают. Напряжение ощущается жизнью.

            Томас может отпираться, а может сказать правду:

– Он не понимает что это не очищение.

–Не очищение? А что же это? он служит Престолу, кресту, богу! Что может быть лучше для вампира? Что может быть очистительнее для души?

            Томасу нужно остановиться, но он не привык лукавить перед Хранителем Престола.

– Это всё слова. Его намерения не сошлись с истинной добродетелью.

            А вот это уже обвинение.

– Престол и есть добродетель. Мы храним её!

– Варгоши убийца. Он марионетка. Он покорен и послушен, он пойдёт и сделает что скажут, но это не добродетель. Добродетель через искупление, искупление через страдание, а он в сплошном наслаждении!

            Это уже точно лишнее.

– Ты, Томас, забываешься…– у Хранителя Престола опасно сверкают глаза. Не по-вампирски, конечно, а по-людски, но в этом сверкании много гнева. Выученного гнева. Не злится Хранитель Престола, не злится, а лишь разыгрывает злость.

            Потому что Томаса надо держать в строгой дисциплине, в страхе, в ненависти к самому себе, и тогда он будет полезен. А если есть ещё дух соперничества, желание показать себя лучше, чем Варгоши…

            Всё знает по поводу Варгоши Хранитель Престола, не хуже самого Томаса уж точно – видит он доклады и отчёты о его деяниях, о допросах, что проводит Варгоши во благо креста, о телах, что нашли на месте сожжённого замка короля Стефана – мир ему, гордецу, пылью!

            Но подразнить, вырвать больше преданности, довести до фанатизма в желании выслужиться и показать себя лучше, можно ведь, верно? И тогда Томас будет куда сговорчивее! Так что, и Варгоши можно показать получше, и разыграть злость ничего не стоит.

– Хранитель, я не забываюсь, – Томас склоняет голову, подчиняясь планам и власти своего господина-смертного, – я просто хочу предостеречь…

– Не ты ли его привёл?

            Это удар. Настоящий удар. Он привёл, он и виноват, ведь так? зачем ты привёл, если Варгоши такая дурная сволочь? Зачем ты просил за него, если Роман того не стоит? Ты не видел его сути? Так кто ты после этого? Ты позавидовал? Достойно ли это брата креста?

–Я, – признать тяжело, но нужно. Самому себе тоже нужно признать.

            Он, всё он! Но ведь как ему это виделось? Всё было совсем иначе, ему хотелось спасти, по-настоящему спасти Романа Варгоши, показать ему как тот может прийти к свету, на его примере, на примере тех сложностей, которые неумолимо бы ждали Романа, и своё увидеть величие – он-то, Томас, прошёл весь путь!

            Гордыня… да, это была она. Он решил что может спасти кого-то, привёл к спасению, как ему казалось, и прикрылся мотивами лживой добродетели, мол, не ради себя, а ради него.  И толку? Честнее было бы сказать – я спасаю его ради себя, чтобы увидеть, что я прошёл долгий путь. Правильнее было бы признаться: я делаю это ради того, чтобы оправдать ещё одним пунктом своё существование. Вернее было бы заявить, хотя бы шёпотом: ещё я делаю это ради того, чтобы не быть одному!

            Гвиди славный малый, но он смертен. И срок его кончится. Томас устал от одиночества и хотел довериться. Гвиди может понять многое, но голод и жажду, бессонницу и смятение вампирской души может понять по-настоящему только вампир.

            А ещё…

            А ещё не хотелось быть предателем. Да, Томас мог сколько угодно говорить, что слова принца Сиире о предательстве братьев-вампиров его не трогают, но были минуты слабости, проклятые минуты слабости, когда он и сам думал о том, что предатель и заслуживает самой жестокой кары!

            А так он был бы не один. Он реализовался бы как наставник, он показал бы, что вампир может сменить сторону, и это не единый акт предательства, а уже данность. Он показал бы всем – и Престолу, и самому себе, чего достиг, раз переманил и спас вампира.

            Мечты, что рисовала гордыня, разбивались осколками чёрной пустоты.

– Я привёл его, – вина на нём одном! – но я ошибся. Я полагал, что он исправился, что нуждается в кресте, в добродетели и в боге.

– А теперь ты отказываешь ему в этом? – голос Хранителя уже не имеет и тени гнева, лишь лёгкий оттенок насмешки. Можно было бы и таиться Хранителю, но он не делает этого. Кому, в конце концов, пожалуется этот вампир?

            Можно понасмешничать.

– Я не отказываю, нет! – Томасу не нравится этот тон и само построение фразы. – Я просто хочу сказать, что он марионетка, которая не искупает своих грехов.

– В своих ты разобрался? – легко поставить на место того, кто потерял это самое место давным-давно, но оставил совесть.

            Томас сминается и слабеет. Ему видится блестящая речь, произнесённая театральным монологом о спасении Варгоши, о том, как неправ тот, кто даровал ему прежде времени костёр, и вообще…

            Но не выходит слов. Не формируются слова в обвинение или в точку зрения, всё кажется мелким, незначительным, и сам себе Томас таким кажется.

– Мне всё сложнее тебе доверять, – Хранитель Престола идёт в наступление, – сначала ты приводишь к нам вампира и говоришь, что тот желает искупления. Потом ты вдруг оказываешься против очистительного костра, а теперь и вовсе говоришь, что всё не по-настоящему и по твоим намёкам выходит вовсе, что мы используем его для грязной работы. Так что ли?

            Томасу следует сказать: «да!», и тогда рассмеялся бы Хранитель Престола и взглянул бы и на него, и на Варгоши, и на всё дело иначе. Томасу следует показать, что он знает о грязных делах Престола, что делать – всякая добродетель имеет под собою смешанный из грязи и благих намерений фундамент. Следует, но он не из этой породы.

– Нет, не так. Просто я обеспокоен…– он ищет слова помягче, но всё, что мягче, не подходит к случаю, а всё, что подходит к истине, ему непривычно и звучит как «да».

– Это я обеспокоен, Томас…– Хранитель Престола вздыхает. – Может быть, следует отправить тебя в отпуск?

            Отпуск? Отпуск, это всё равно что ссылка! А ссылка равна презрению, а оно – забвению!

– За что? – Томас напуган. И ещё – он в отвращении.

            Потому что Томас фанатик. А для фанатиков боги меркнут быстро, и от того страшнее. Только что он возносил Хранителя Престола как спасителя своей души и уже ненавидит его.

– За недоверие к решениям Престола и ещё за запутанность, но это я так, размышляю, – тут Хранитель перегибает. Для фанатиков отдых – оскорбление.

            Хранитель Престола хочет абсолютной, собачьей преданности Томаса, но он сделал лишние шаги на этом пути, и теперь преданность сминается. Болезненное восприятие Томаса  не ищет доказательств того, что Престол в нём нуждается, оно читает другое: я лишний!

            Такие как Томас не терпят быть лишними.

            Аудиенция окончена, Хранитель Престола пока ещё собою доволен – он уверен в том, что Томас будет на его стороне и в случае надобности, сам же приструнит Варгоши. Но Томас планирует уйти.

– Куда? – Гвиди тут как тут. Его никто не звал, но он как чует. Хороший сыщик, чтоб его!

– Ты о чём?

– Куда собираешься? – Гвиди стоит в дверях жалкой комнатёнки Томаса.

            Томас пожимает плечами – можно попробовать отрицать очевидные сборы, а можно просто признать правоту друга, но проще всего не отвечать ничего.

– Я с тобой, – решает Гвиди.

            Это уже лишнее. Это дезертирство в чистом виде. Но одно дело дезертирство вампира, а другое – смертного.

– Нет, это преступление.

– А мне плевать. Престол, взявший на службу такое чудовище как Варгоши, уже не образец закона для меня.

            Как легко ему решиться! Самому Томасу это сложнее!

– Я готовился, так и знал, что к этому всё придёт, – признаётся  Гвиди.  – Можешь обвинять меня в безверии.

            Томас не обвиняет Гвиди, ведь если обвинять его, нужно обвинить и себя.

– А ещё можно просто собрать вещи, – Томас отсекает всякие шансы на обвинения.

            Это уже лучше.

– Ты точно уверен? – Томас старше и сильнее, ответственность других на нём.

– Да кто тебя назначил моим покровителем? – Гвиди смеётся, – я свободный человек и сам могу определять степень своих преступлений. Сейчас мне здесь нечего делать.

            И Томасу нечего. Разве что попрощаться с Эвой. Бедная девочка не поймёт его ухода, воспримет как предательство. Но как подобрать слова? У Томаса их нет.

– Не надо, – они уже на улице. Годы службы, а брать и нечего! Томас ищет глазами её окно, Гвиди угадывает. – Не надо, ты ей не поможешь. Она не поймёт.

– Она не простит.

– Тебя что, все простить должны?

            Хороший вопрос. Грех на грехе. Но уйти так, молча, не прощаясь? Это слишком даже для него. Но и объяснять, что так надо, что он больше не может…

            Она не поймёт.

– Я напишу ей письмо, – решает Томас и Гвиди не спорит. Письмо – это очень хорошо. Письмо – оно бесстрастно само по себе, всё зависит от того, кто читает.

            Подбирать слова трудно. Томасу необязательно прощаться с девчонкой, но почему-то ему кажется это верным. Писать долго – нелепо, будет выглядеть как оправдание. Писать мягко – она уже видела много злого в своей жизни, чтобы бояться правды.

            Наконец, рука выводит: «Дорогая Эва, дорога зовёт меня. Мой путь будет опасным. Если Бог добр к нам обоим, свидимся. Будь сильной. Твоё время ещё придёт.

Томас».

– Она девочка умная, поймёт, – успокаивает Гвиди, – не переживай.

            Он хочет не переживать, конечно же – это было бы удобно. Написал и дело кончено. Но как не переживать, когда он сам обещал научить её бороться с вампирами?

            Но нельзя здесь больше оставаться. Он лишний, тут правит Варгоши, тут больше нет добродетели. И он сам виновен в этом. Искупление сорвано, и надо начинать путь сначала, но на этот раз без указки, без приказов Хранителя, самому!

            Они идут. Гвиди не спрашивает о дороге, но Томас решает не повторять манеру Престола вести дела, и заговаривает сам:

– Я хочу убить столько вампиров, сколько смогу.

– Понятно, – у Гвиди нет вопросов. Убивать вампиров? Ему подходит. – С чего начнём?

            С логова? С поиска свидетелей? С заброшенных лесов? Нет, это всё в прошлом. Хватит идти наслепую.

– С кого, – поправляет Томас, – я имел странный разговор с принцем Сиире.

– Он настоящий принц?

            Да кто его знает? Может и принц – скольких их сожрала история, сколько из них умерли для людей ещё младенцами? Запросто мог быть в их рядах и Сиире. А может это его издёвка.

– Он настоящая сволочь и интриган, про принца не ведаю. Так вот, у нас был с ним странный разговор… – Томас и сам осёкся, пытаясь представить какой-нибудь нестранный разговор с Сиире. Не получилось. – Он сказал, что Цепеш пошёл против него.

            Зацепка от этого призрачная, по мнению Томаса, но всё же не пустыня! Как знать, чем не шутит небо, может и эта вражда на благо?

– Кровушки не поделили? – у Гвиди вырывается нервный смешок, но он тут же смущается, – прости, я не хотел…

            Кажется – рядом с тобой чудовище, которым пугают детей, которые ты, слуга креста (хоть и дезертир сейчас), должен жечь на костре! Но нет, легко, очень легко забывает Гвиди о том, что Томас – вампир.

            Немыслимо? Невозможно? В мыслях нет, но по факту – забывается!

– Ничего, пустяки, – Томасу даже самому смешно от смущения Гвиди, он к такому не привык. – Сиире говорит, они не поделили власть. Я знаю его – это выглядит убедительно, но я наслышан о Цепеше, и это странно. Всё, что я о нём слышал, не получается связать в образ властолюбца.

– Может врут?

– Кто?

– Ну, все, от кого ты наслышан…

            Может и врут, кто в этом времени разбирает ложь и правду? И потом, это ведь как ещё посмотреть! Он для Престола дезертир и мятежник, а для себя?

– Я думаю, если у них конфликт, то это нам на руку. Мы можем узнать что они не поделили и использовать это против Сиире, а может и не только против него. Сиире опаснее Цепеша, злее и коварнее.

– Тогда надо искать Цепеша, – Гвиди даже по сторонам оглядывается, точно готов искать Цепеша прямо сейчас. Но вокруг только хлипкая рощица, полузасушливая, полузагубленная, да вдалеке какой-то клочок земли, где и трава уже пожухла, а может и не росла совсем. Засухи, что ли, бродят?

            Они идут, не разбирая пока пути. Какой смысл? Томас может обернуться в летучую мышь, а так можно хоть пройтись, словно он  ещё человек, вдохнуть свободно и почти по-живому.

            Поговорить можно!

– И я так считаю, – соглашается Томас, – но Цепеш натура хитрая. Как я понял, он по-прежнему у людей в почёте.

– Он же вампир!

– Они знают. Но многие дома и земли, которые на самом деле принадлежат ему и приносят доходы, принадлежат людям. Люди же любят своего хозяина, хоть и знают о его сути, отзываются о нём как о том, кто всегда позаботится и защитит.

– Жечь бы таких людей! – ворчит Гвиди, – сподвижники зла они, как есть сподвижники!

            Томас не спорит. С одной стороны, тут есть с чем ему согласиться. В самом деле – сподвижники! Жечь таких, потворствующих вампирам и прочей нечисти. Но с другой стороны – для Томаса это что-то редкое и новое, он не помнил, чтобы кто-то из вампиров заботился бы о смертных, и смертные знали об этой заботе, и чтобы ещё почитали хозяина?

            Томас давно догадывался о том, что разучился понимать людей. Если вообще их понимал.

– Словом, сети у него большие, – на сподвижников и «жечь бы таких…» Томас не реагирует сознательно, слишком сложно это для него и непонятно.

– Найдём, – успокаивает Гвиди.

– Не выйдет. Он таится. Выйдет только если очень уж попросим. Или заставим.

            Но просить Томас не будет.

– Как заставим? – сразу спрашивает Гвиди, он очень хорошо знает Томаса и его натуру.

– Выкурим мерзавца, – страшная, безжизненная усмешка кривит губы Томаса, – пусть придёт поговорить.

***

– Я буду ругаться, – предупредил Гриморрэ.

            Он хотел немного расслабить обстановку, но Влад его едва ли услышал. Он смотрел вперёд, на догорающие домики небольшой деревеньки, принадлежащей ему через трёх подставных смертных, и едва ли слышал слова друга.

– Влад, – позвал герцог, сообразив, что предыдущая фраза его не затронула, – ну бывает… мало ли костров? Где-то свеча упала, а потом занялось по крышам.

            Но Влад только покачал головой. Нет, не бывало в его, Цепеша, владениях, такого пожара. Никогда не бывало. Миловала его судьба, отчего перестала миловать теперь?

–Ущерб – шесть домов подчистую. Ещё восемь удалось потушить, они в разной степени разрушенности. Четверо задохнулись, двое сгорели, пытаясь их спасти. На одного ещё упала крыша. Пятеро без сознания, уже в ближайшем лазарете, под контролем, – верный Амар докладывал сухо, по существу, но в глазах его стояло всё то же, что жгло Цепеша – боль, обида, непонимание…

            Что сделали эти люди? В чём провинились? Это был поджог. Амар это знал. умышленный, злой.

– Они винят меня? – тихо спросил Цепеш.

– Да как они могут тебя винить? – возмутился Гриморрэ, но под взглядом Амара потух и предоставил слуге разбираться с Хозяином.

– Они…напуганы, – Амар долго подбирал слово, желая смягчить разбитость Цепеша. Получилось не очень, но у Гриморрэ вышло и того хуже.

– Это моя вина. Я их не защитил, – Цепеш не спрашивал, а утверждал. Для себя он решил это точно.

– Да спятил ты? – Гриморрэ снова не утерпел. – Ну с чего твоя-то? Такое бывает. паршиво, да, но бывает, и…

– Хозяин, вы сделали им много хорошего, – Амар тоже не остался в стороне. Неважно, что он считал себе, Влад Цепеш в его глазах всегда был прав и никогда не был виновен. Так было при жизни Амара, в смерти ничего не изменилось.

            Это не утешение. Цепешу нужно перекрыть эту вину чем-нибудь. Он знал, что не обязан людям, что люди для него – прошлое, что теперь это всего-то его пища, но чувствовал перед ними тяжёлую вину.

– У нас есть средства, чтобы отстроить дома заново и выплатить за смерть родственникам? – Влад и сам знал что есть, но не пристало хозяину решать вопросы такого рода, когда рядом верный слуга.

– Сделаем в лучшем виде, – Амар даже вопросом не задался, он и не ждал иного от своего хозяина.

– Займись, – глухо велел Влад и пошёл с Гриморрэ вдоль обугленной земли и руин. Ещё вчера тут были дома, жизни, планы, вера в завтрашний день. А сегодня?

– Хозяин! – к нему бросилась очень тяжёлая, мясистая женщина, упала на колени, –  что же это, хозяин?

– Встань, дитя, – он легко, хотя с виду несчастная весила куда больше, чем сам Влад, поднял её с земли. Вампирская сила помогла, – не оставлю я вас. По моей вине это стало.

– Как же… как же…– она что-то бормотала позади, Гриморрэ не удержался и сверкнул на неё глазами. Она испугалась, стихла.

            Нет, Влада не обвиняли. Напуганные люди тенились, перешёптывались, разгребали разрушенное. Когда он проходил, оглядывались, склоняли головы и прятали глаза.

– Любят они тебя, – не без зависти заметил Гриморрэ, – всё равно любят. Не вини себя, ты сделал всё, что мог, ты не знал, что кто-то…

– Думаешь, это Сиире? – напрямик спросил Цепеш. Его тянуло к действию, а ещё лучше к мести.

– Ну… Он бы не стал так делать, это моё мнение. Он людей не считает за важность, так что ресурсы растрачивать ему не с руки, – конечно, Гриморрэ уже тоже подумал о Сиире. Вероятность того, что кто-то случайно поджёг обвешанные природной защитой земли вампира, была низка. Так что даже унизительна была мысль о том, что это было не спланированным преступлением.

– Хозяин! – Влад не успел ответить. Амар снова спешил к ним. Но не один. Он вёл с собою мальчика лет двенадцати, едва ли старше, напуганного, нескладного, перемазанного сажей, – Хозяин, тут послание!

– Вот это вот послание? – удивился Гриморрэ, когда Амар представил Цепешу мальчика. Да так бодро представил, что у того колени подогнулись и он едва не повалился на землю. Цепешу пришлось перехватить его.

– Прятался, паршивец! – объяснил Амар, – я случайно на него наткнулся, а он верещать начал.

– Сейчас молчит…– заметил Гриморрэ.

– Испугался я! испугался! – Мальчонка дёрнулся из хватки Влада, но он бы в битве со скалою больше преуспел.

– Ну куда ты? – поинтересовался Влад, легко удерживая его на месте. – А?

            Мальчонка захныкал. Слёзы потекли по грязному лицу. Вампир терпеливо ждал, когда он успокоится и даже сам отёр его лицо.

– Он сказал…сожжёт он…– теперь у пленника перехватывало дыхание. – И что его зовут Томас.

– Что?

– В чёрном весь, а с ним ещё один. Сказал, что сожжёт, и что я должен передать послание. И что его зовут Томас.

– Чего ж ты не передал, окаянный? – напустился на него Амар, устав он хныканья.

– Испугался он, – мягко заметил Влад и отпустил пленника, – Амар, пусть его накормят.

– Сделаем, – тот быстро исчез, уволок с собою и ребёнка.

            Влад обернулся к Гриморрэ, ожидая реакции.

– А чего? – хмыкнул он, – я обещал, что буду ругаться? Обещал. Ну так слушай.

Глава 34. Себе на уме

– Исповедуй меня…– прошелестело из-за тёмного угла, и Гвиди, который так и не смог привыкнуть к этому ослабленному голосу, вздрогнул.

– Чего удумал! – обозлился Гвиди, но в гневе его было больше страха. Он понятия не имел о том, что делать, если Томас умрёт.

            А вероятность была.

            Впрочем, отчасти Томас и сам нарвался – Гвиди убеждал его, что идти на встречу с поганцем-принцем Сиире – дурная затея. Убеждал? Убеждал! Послушал его Томас? Не послушал! А теперь что? Ранен Томас. Но чёрт бы с нею, раной, если бы Гвиди знал что делать. так он не знает. Шла бы речь о человеке – это одно дело, тут всякому ясно – покой, бульоны, побольше воды и повязки. А с вампиром?..

            Гвиди сначала ране и вовсе значения не придал. Ну подумаешь – бок разодран, он уже видел и не раз, что Томас исцеляется в считанные мгновения. Да и по сути работы ведал – у вампиров есть собственная регенерация, превосходящая во много раз по скорости восстановление людское, да и посильнее их регенерация будет.

            Но вместо того, чтобы заняться самоисцелением, Томас вдруг как-то охнул и некрасиво и страшно осел на пол. Гвиди задёргался вокруг него, занервничал, даже от испуга крикнул хозяина постоялого двора, где они устроили себе штабницу, да только пока тот по ступеням проскрипел, Гвиди Томаса и сам перенёс на постель – легко оказалось, вампир словно и не весил много.

– Беда-беда, – заохал хозяин постоялого двора, узрев Томаса. – Бульону подать? Может целителя?..

            Гвиди уже пожалел о том, что позвал его. Толк-то от человечины? Но раз уж позвал…

– Бульону, – ответствовал Гвиди, прекрасно понимая, что даже лошадиная доза его не поможет вампиру. Смысл, если он не ест обычной пищи? Если она ему – ничто?

            Но надо было отвлечь внимание. Бульон в итоге он съел сам, а Томас так и лежал – мертвец мертвецом, лишь иногда тихо вздыхал, да пытался повернуться на изуродованный, израненный принцем Сиире бок.

            А ведь Гвиди говорил, Гвиди предупреждал! Кто ж его слушал?

            А начиналось просто – получили они письмо на исходе позапрошлой ночи. Принёс его, позёвывая отчаянно, мальчишка. Конверт был дорогой, бумага тоже, да и посланца отправили с письмом явно за монету побольше привычной – иначе б не пошёл по ночи. А в письме строки, выведенные суровой твёрдостью:

            «Приглашаю тебя на встречу. Есть что обсудить. Предместье Длоуга, полночь, у северных врат.

Принц С.»

– Выглядит сомнительно, – сразу вынес тогда вердикт Гвиди. – Когда ему надо, он не стесняется появляться сам, а тут тащит на встречу?

– Разумно, – согласился Томас, – но не идти – это не наш вариант. Сиире явно преследует свои цели, так было всегда…

– Так это Сиире! – фыркнул Гвиди. – А я думал принц Скотина, ну или принц Свинья!

            Несмотря на неловкость шутки, Томас расхохотался. Слишком уж неожиданной и праведно-гневной была реакция Гвиди.

– Скотская Свинья Сиире! – подвёл итог Гвиди. – Но идти не стоит. Во всяком случае туда, куда он приглашает. Где это, кстати?

– Хороший вопрос, – Томас потянулся за картой города. Такое у него было правило – отправляясь в долгую дорогу, он всегда брал с собой карту, чтобы быть готовым ко всему. Ну или почти ко всему. Сейчас они были в землях, частично принадлежавших власти Влада Цепеша. Рядом были предместные земли вампира герцога Гриморрэ, и это значило, что очень легко они могут встретиться с Владом Цепешем на его условиях. Учитывая же, что вампира на переговоры они вызывали пожаром, пусть тот пока и не явился на их зов, расслабляться не стоило.

            Вдвоём склонились над картой. Длоуг оказался захолустным местом, удалённым от Тракта и от крупных проездных дорог. Судя по всему, это был закуток чьей-то прошлой жизни, на сегодняшний день доходящий в агонии.

– А если это не Сиире? – сомневался Гвиди.

– Цепеш? – Томас и сам колебался. Учитывая пожар, который они развели на землях Цепеша, чтобы привлечь его внимание, могло быть и так. Про Влада Цепеша они уже были наслышаны о том, какой он заботливый хозяин своим землям и людям. Месть? Что ж, она вписывалась в общую картинку. Единственное – Влад Цепеш не пошёл бы мстить окольно.

– А вдруг Варгоши? Святой Престол мог отследить куда мы…

– И что? – перебил Томас, – отследят, и? да и глуповат Варгоши. Он бы так напал. А вот Сиире как раз любит таинственность, интриги, встречи… ему подавай игрища власти, как можно больше загадочности.

– Позёр! А, у нас же «С», – Гвиди задумался. – Принц сноб. Принц…         

            Подобрать не получилось – мысли летели тревожно.

– У Варгоши мозгов не хватит,  – Томас повторил свою мысль, – а Цепеш…не походит он на того, кто будет так играться.

– Тогда надо переназначить место! – Гвиди был неумолим.

– Тут всяко его территория, – возразил Томас, – и потом – может, он этого и хочет. Может он хочет привести меня на территорию Гриморрэ или Цепеша. Или свои.

– А так что, можно?

– Придётся.

            Придётся! придётся, видите ли! Гвиди был против, и оказался прав. Но тогда, конечно, он не смог переубедить Томаса. Томас всё решил.

– Я пойду с тобой, – это Гвиди тоже не смог отстоять.

– Будешь держаться чуть поодаль, – Томас и тут остался верен себе, – человека поблизости он учует. Там посмотрим где тебе схорониться.

            А схорониться было где. Длоуг когда-то в прошлом, наверное, должен был потрясать своим великолепием. Роскошный дом, видневшийся с самих холмов, извилистые, когда-то выложенные, а ныне разбитые дорожки… несмотря на отдаление от Тракта, тут должна была теплиться та самая мирная, ставшая столь чужой, жизнь. Тут находились разломы конюшен, и гниющие лодки – обитатели всё оставили, то ли за ненадобностью, то ли в спешке. А может просто не могли собрать всего?

            Тут и там попадались полуразрушенные комки прежнего величия – обломки беседки, резной колодец, навсегда заколоченный, куски каких-то истерзанных дверей и мотки древних тканей, безжалостно втоптанных в грязь.

            Северный ворота были, похоже, когда-то въездными. Тут ширилось пространство, подходящее для целого воза. Но ворота ныне обветшали, пришли в негодность, и с них спала позолота-краска, и в лунном свете всё это выглядело ныне разбитее и тоскливее.

– Спрячешься тут, – коротко велел Томас, указывая за складилище пожухлых, подгнивающих бочек. Он уже учуял Сиире, и не мог вести Гвиди следом.

            Хотелось спорить, но куда там! Гвиди только успел нырнуть за бочки, стараясь не задохнуться и дышать поначалу мелко-мелко, чтобы свыкнуться со смрадом гниющего дерева, а тень Сиире уже возникла позади Томаса.

– Доброй ночи, – поприветствовал Сиире.

            Томас не удивился, не испугался. Он развернулся к вампиру спокойно, с достоинством, лишив того удовольствия наблюдать собственный испуг. В ночи голоса звучали приглушённо, отражаясь от заброшенных, забытых стен, и большую часть диалога Гвиди слышал.

– Что здесь было? – спросил Томас. Он проигнорировал пожелание о ночи. Для него она не была доброй.

– Одно из моих владений, – вежливо ответил принц Сиире, – когда-то я был тут полноправным хозяином. Но я не смог ответить на зов времени. Как и многие из нашего рода, я был слишком костным и слишком застывшим в своём посмертии. А надо было развиваться. Я этого не понял и потерял это место. Теперь тут разорение и проклятие. Оно продержится недолго, но и этого мне хватит. Может быть, я смирюсь. Я любил это место…

            Кому-то это могло показаться даже сентиментальным, но Томас в это число не входил.

– Какая прелесть! – едко заметил он. – Принц Сиире скорбит о гнезде!

– Мы не люди, мы меняем за свою жизнь очень много мест, – Сиире не стал спорить, – теряем корни и вьём новые гнёзда. Кстати, доброй ночи и тебе, Гвиди.

            Он всё-таки его учуял. Гвиди не стал реагировать.

– В засаде, что ль? – хмыкнул Сиире. – Ну ладно, будь по-вашему. Я пришёл с мирным предложением.

– У меня от твоих предложений желудок сводит, – процедил Томас. – Что ещё?

– Ты начал дело Цепеша?

– Не твоё дело!

– Значит, начал. Заметь – я не спрашиваю как именно ты будешь его гнать. Заметь, не спрашиваю даже, почему ты оставил Святой Престол и почему привязался к человеку. Я всего этого не спрашиваю. Я спрашиваю лишь о том, хочешь ли ты по-прежнему очистить мир от нашего брата? от нашего-вашего, если быть точнее.

            Уколол, всё равно уколол!

– Хочу. Ваша братия, – Томас намеренно выделил «ваша», чтобы подчеркнуть, что он к этой братии больше отношения не имеет, – есть надругательство над всем благим!

– Тогда пора подумать о будущем! – Сиире не стал спорить над «вашей», согласившись как будто с выводом Томаса.  – Нужно решить о том, что будет дальше.

– Выторговываешь себе льготу? – поинтересовался Томас, даже не пытаясь скрыть из голоса яд.

– Не себе, а людям! – возмутился Сиире, но его возмущению и белый кролик бы не поверил. – Я сдал тебе все земли Цепеша и ты идёшь по его следу. Что будет тогда, когда ты его убьёшь? Что будет с его землями?

– Что тебе вдруг до людей?

– Люди наша общая кормовая база.

– Люди наши братья.

– А ты их не пьёшь?

            Разговор зашёл в тупик. Томас пытался совладать с собою, Сиире держался расслабленно. На взгляд Гвиди, самым правильным решением было бы проткнуть чем-нибудь в эту минуту принца, и делать ноги.

            Но кто про его взгляды сейчас спрашивал? Он был человеком, а они – вампирами.

– Я же хочу серьёзно решить, – миролюбиво начал Сиире всё своё, – ну что толку с нашей стычки? Что будет, если ты разгонишь Цепеша, а? он рачительный хозяин. У него много земель, людей…

– И что ты предлагаешь? – с тенью насмешки спросил Томас. Он хотел знать, как далеко зайдёт Сиире в своём стремлении завладеть землями Цепеша. От этого ответа зависело очень многое.

– Предлагаю своё покровительство над этими землями, – ответил Сиире и даже улыбнулся. Луна услужливо высветила остроту его клыков. – Не как вампир, а как такой же рачительный хозяин. Потом мы разберёмся, разделим, если захочешь, а люди будут в безопасности. Они не потеряют сильной руки.

– Твоей?

– Какая разница! Люди всегда нуждались в вождях, руководителях, тиранах, в сильных руках, что могут и голову отвернуть, и по этой самой голове погладить.

– В помещики потянуло? – рассмеялся Томас, но веселья в этом смехе не было.

– Что тебе до людей? А мне плата.

– До земель, ты хотел сказать до земель.

            Томас явно понял куда больше, чем хотел этого Сиире. Но приходилось держать маску.

– Я сдам тебе всех. Всех, кто есть в совете. Гриморрэ, Зенуним, Самигина…

            Как же ему были нужны земли Цепеша! Можно было бы и согласиться ради такого числа жертв, но согласиться – пойти на поводу у Сиире, дать ему то, что он явно так хочет.

– Я тебе не ручной пёс, – Томас с огромным удовольствием произнёс это. Это было опрометчиво, но сейчас оно того стоило. Томас не думал в этот миг о будущем, о том, что будет после столь резкой фразы, но ещё более важно – отказной фразы.

            И будущего не существовало.

            В глазах Сиире полыхнуло злобным огоньком. Всё – Томас не оправдал его ожиданий, значит, время Томаса должно было закончиться. Но убивать вампира по-вампирски? Зачем? Не для того он запасался.

            Агнесса – вампирша-кокетка, сама не знала силы медальона, который когда-то ей надел на шею князь Малзус. Зато её распознал Сиире. Простой медальон, хоть и изящной работы, изображавший крест и свечу на своей крышке, снятый с шеи Агнессы с её смертью…

            Окончательной смертью.

            Сиире не забывал о подобных вещах. Он знал, что убить вампира, который провёл годы на службе Святого Престола, вампирскими способами будет непросто. Здесь требовалась хитрость, задача амулета, который так вовремя подвернулся ему.

            Медальон сверкнул в руках Сиире сначала крестом, затем свечой, а в следующее мгновение острая боль ошпарила Томаса в бок. Он рванул в сторону, на ходу вскидывая усовершенствованную крестом и верой в этот крест, свою защиту. Но амулет жёг насквозь.

            Гвиди, не в силах терпеть такого вероломства, выскочил из своего укрытия, даже не представляя, что ему, собственно, делать. Не с вампиром же тягаться?

            Но он выскочил, и Сиире, ослабляя хватку артефакта, рассмеялся:

– Пёс к псу! – а в следующий миг, то ли положившись на артефакт, то ли осознанно не добивая, он исчез. И Гвиди в ужасе наблюдал за темнеющим по небу пятном – его телом…

            Дальше же всё как в полусне, и сквозь тревогу:

– Исповедуй меня…

– Чего удумал! – можно было ворчать сколько угодно, но рана выглядела плохо – не хватало целого шматка плоти.

            Мёртвой плоти. И она не хотела восстанавливаться.

– Что это хоть за дрянь?

– Малзус…– слабо отозвался Томас, – был собирателем артефактов. Та ещё сволочь.

– развелось их! – Гвиди не знал куда себя деть. – Чем тебе помочь?

– Исповедуй меня, – повторил Томас свою страшную просьбу, – не хочу идти на высший суд без…совсем без…

– Ты не умрёшь. Ты уже умер! – Гвиди сердился, Гвиди нервничал и совершенно не знал что делать. если бы речь шла о человеке, то одно дело, понятное. Но тут-то?

– Я не помню своих родителей. Даже не знаю откуда они родом, – Томас прикрыл глаза, он слабо шевелился, пытаясь удобнее устроить израненный, истекающий чернотой бок.

– Ну и не надо! – злился Гвиди, вскакивал, метался по комнатёнке, натыкаясь всё время то на неловкую скрипучую мебель, то на тарелки и миски с бульоном, который нужен для выздоровления одним лишь смертным.

– Зато помню первую жертву, – продолжал Томас. Он прикрыл глаза, смотреть на свет, даже через плотно закрытые окна, ему было больно. А может уже не было сил. – Корнелия. Дочь сенатора. Её планировали выдать замуж за…как же его…как же…

            Он затих. Его бормотание сделалось совсем невнятным и Гвиди снова заметался по комнате. Целителя? Бульона? Повязки? Всё это было не то и всё это совсем не работало. Впрочем…

            Взгляд Гвиди коснулся миски с бульоном. Это для людей, верно, но и вампиры кое в чём регулярно нуждаются. Томас, конечно, всегда этот вопрос обходил, пока не признался, что Святой Престол тайно снабжает его, покупая ему нищих или добровольных блаженцев на съедение. Вернее – испитие. Но сейчас, что если ответ в крови?

            Поймать, что ль, кого?

            Гвиди представил эту картину – она его не впечатлила. Хиловат он был, да и не убийца вовсе. И потом – вдруг увидят? Нет уж, инициатива наказуема.

            Рискованно. И мерзко. Но если не станет Томаса, то ему куда податься? Престол его не примет, люди тоже. А вампиры наверняка знают о том, что он держался подле Томаса и поспешат с ним свести счёты, раз не сумели свести счёты с самим Томасом.

            Нет, это уже не эгоизм, это спасение.  Хотя мерзко, мерзко.

            Гвиди знал устройство человека, но одно дело видеть на картинке или в пыточной при престоле, а другое прикидывать, как удачнее резануть себе руку, чтобы и кровь была, и кровью сразу не истечь.

            А может не надо?

            Гвиди глянул на Томаса – может так очухается? Да и метод не стопроцентный, сомнительный, просто потому что никому в голову ещё не пришло написать должную методичку по скорейшему восстановлению вампиров!

            Упущение, чтоб его.

            Но Томас был неподвижен. Он казался мёртвым, впрочем, так оно и было – смерть была уже с ним давно, не первый десяток лет, не первое столетие, но никогда не забирала полностью. Она давала ему существовать и, как теперь ясно видел Гвиди, без движения от этого существования не оставалось и тени. Если человек пока спит или лежит без сознания, всё равно дышит, как-то подрагивает, то Томас был упокоен – не вздымались ни плечи, ни грудь, ни шевелилось в его теле ничего.

            Труп, как есть труп. И он собирался попытаться спасти этот труп.

            Колебаться дальше было бы глупо. Гвиди наметил место пореза, и, зажмурившись, резанул себя по коже. Боль обожгла его. Он был живым, и боль напомнила ему об этом, и даже показалась какой-то прекрасной. Но, что важнее, проступила кровь.

            Тёмные, тугие капли его крови – его смерть и чужое существование по возможности, проступили на коже.

            Гвиди, чувствуя себя полным безумцем, склонился над Томасом и коснулся израненным куском кожи его губ, радуясь тому, что на постоялом дворе мало любопытных – со стороны такое действие было бы очень сложно объяснить.

            Ничего как будто бы и не произошло, Гвиди уже подумал о том, что надо еще раз резануть себя по этому месту, когда Томас весь подорвался и вдруг впился в его запястье с такой свирепой жадностью, в которой не было и тени людского. Острые клыки выдвинулись, сверкнули отвратительной белизной, впились в растерзанную руку, полыхнули глаза.

            Гвиди честно пытался не орать, но не вышло. Боль побеждала всё. Томас рассказывал ему, что когда вампир охотится, он усыпляет жертву, погружает её в блаженное состояние полусна-полубреда, и тогда она даже не может сопротивляться, и боли тоже не чувствует. Это было совсем не похоже на то, что сейчас испытывал Гвиди. Он пытался вырвать своё запястье, добровольно вроде бы предложенное, и потому к чему был полубред? Но Томас не слышал и не видел его.

            И только когда Гвиди качнуло и ему показалось, что рука благословенно отваливается, Томас взглянул на него и пришёл в себя.

– Тьфу…– он оттолкнул его руку. Лицо его становилось прежним, клыки скрывались, угасал огонь в глазах.

            Гвиди без сил, в ужасе и отвращении к произошедшему, сполз на пол. Хватит с него геройства!

– Кто тебя просил? – Томас обрушился на него. – Я же мог тебя убить!

– Это я уже понял…

– Кто тебя просил вмешиваться? – Томас никак не мог успокоиться. Он, столько раз сдержавшийся в дни служения Престолу, пил кровь своего последнего друга и единственного соратника! Да, эта кровь была ему предложена добровольно, но от этого она вином не становилась.

– Да пошёл ты! – Гвиди хотелось крикнуть, но крик потонул в шёпоте. Оказалось, что горло пересохло. Он закашлялся.

– Глупец! Безумец! – Томас всё не успокаивался, и когда он вдруг осёкся, Гвиди даже решил, что наконец-то оглох – его выходка перестала ему казаться героизмом сразу, как только Томас впился ему в запястье клыками. Из попытки спасения она стала чем-то мерзким, грязным, от чего ему ещё предстояло оттереть израненную руку.

            Но почему замолчал Томас?

– Это странно, – сдавленно сообщил Томас и Гвиди соизволил взглянуть на странность.

            Изуродованный, оборванный как будто бы невидимой лапой бок, больше не истекал чернотой. Медленно, словно неспешные бабочки шнуровали, он затягивался, нарастала новая мёртвая плоть…

– Мерзость…– отозвался Гвиди честно и перевязал кровоточащую руку полотенцем, брошенным на пол кем-то…когда-то. – Какая же мерзость.

            Гвиди не заметил как жадно проследил за его взглядом Томас. Да, они были друзьями, соратниками, и Гвиди всегда был на его стороне. Но в нём текла тёплая, желанная кровь. И это всегда будет их разделять. Одного от другого. Пропастью.

– Зря ты так, – уже спокойнее сказал Томас. – Ты мог погибнуть. Вампир в болезни себя не контролирует.

            Гвиди мотнул головой – он уже понял, к чему говорить-то?

– Но спасибо, – это сказать было сложнее. – Я не был готов к такому вероломству от Сиире и поплатился за это.

            Можно было сказать, что он, Гвиди, предупреждал, что не надо лезть на эту встречу, можно было упиваться своей правотой. Но, во-первых, для этого нужны были силы. Во-вторых, разве друзья так поступают? Ну доказал бы он, что был прав, и что бы изменилось? как будто без его ехидства Томас об этом не знал!

– Сколько ещё оно будет восстанавливаться? – спросил Гвиди вместо упрёков и напоминаний о своей правоте. Он чувствовал, как слабость находит на него, и знал, что ни за что не встанет пока с пола. Тем более, сидеть на полу, прислонившись к кровати, оказалось так удобно! Рука ныла, и ещё было жарко от крови, налипшей уже на полотенце, но пока не просочившейся…

            Томас покосился на перевязанное запястье, наверное, чуял кровь, но ничего не сказал. Он умел себя держать в руках. Гвиди, однако, понял этот жест и с благодарностью принял ещё одно полотенце от Томаса, завязывая его ещё одним слоем. Рука ныла, невыносимо ныла, и хотелось чего-то холодного, чтобы приложить к ней, чтобы снять эту боль.

– Может сутки…двое, – ответил Томас, пряча взгляд. – Это всё моя вина. Ты мог пострадать там, и мог пострадать здесь.

– Твоя вина, моя вина…какая разница? – осведомился Гвиди, – один чёрт.

– Я попрошу, чтобы тебе принесли что-нибудь поесть, – Томас поднялся, – тебе нужны силы. И, пожалуйста, сделай перевязку.

– Да пошёл ты, – слабо отозвался Гвиди, но всё-таки, когда за Томасом закрылась дверь, принялся освобождать руку. Рана уже не кровоточила, но по нижнему полотенцу растекалось поганое бурое пятно. Придётся уплатить хозяину постоялого двора за испорченную вещицу. Впрочем, это малая забота.

            Гвиди смочил слюной свободный от пятен край полотенца, отёр запястье, чтобы наверняка ничего не оставалось, и приложил к нему абсолютно чистое, верхнее полотенце, завязал. Рука отказывалась шевелиться, благо, он порезал левую, не ведущую руку.

            Перед тем как войти, Томас постучал. Это не имело отношения к вежливости, просто он хотел не видеть крови своего друга. Гвиди дозволил войти.

            Томас принёс ему крепкого мясного бульона, кувшин вина, и большой кусок пирога.

– Тебе нужно всё это съесть, тогда станет легче, – объяснил Томас. – Хозяин был рад видеть меня в здравии.

– Ну хоть кто-то, – буркнул Гвиди. Он хотел взять поднос с едой сам, но рука не позволила ему даже потянуться к нему, отозвалась болью до самого плеча. Томас торопливо поставил всё перед ним.

– Несварение и переедание, – вздохнул Гвиди, но за еду принялся с большой охотой. В этом месте, вопреки всем ожиданиям, вполне прилично готовили.

            Еда принесла действительное облегчение. То ли бульон подействовал, то ли вино отозвалось мягкостью, но свершилось неожиданное –  рука перестала ныть, и у Гвиди улучшилось настроение, захотелось действовать.

– Почему эта скотина готова сдать всех? Он хочет власти? – он сам заговорил о Сиире, хотя со времени ранения Томаса, и не вспоминал о нём.

– Ему нужна земля Цепеша, – возразил Томас, – но не могу понять для чего. Не в фермеры же он заделывается.

– Я бы на это посмотрел! – хмыкнул Гвиди и поморщился, он неудачно повёл рукой, разгорячившись вином, и та напомнила о том, что она, вообще-то, ранена!

            Картинка и впрямь представлялась Гвиди потрясающая. Принц Сиире в гордой повязке от солнца на всю голову, в крестьянской красной рубахе, с косою, выкашивает траву. А на него с умилением оглядываются его люди, подносят ему крынку крови…

– Фу, – Гвиди скривился, вкус крови, как по заказу, отразился на его собственных губах, колыхнул весь рот, подкатил к горлу. Пришлось сделать большой глоток вина, чтобы избавиться от этого вкуса.

– Вино плохое? – встревожился Томас. Он чувствовал себя виноватым.

– Сиире плохо выглядит в моём воображении, – ответил Гвиди, и впервые подумал о том, что вампирская жизнь отвратительна хотя бы от того, что приходится постоянно глотать эту отвратительную кровь.

            Стоит оно того? По мнению Гвиди – ни разу!

– С какой стороны ни взгляни, – Томас не оценил слова Гвиди, скорее всего, не понял их или не был склонен к шуткам, – вот с любой – а всё ведёт к Цепешу. Сиире, конечно, всегда на уме, но что же ему от Цепеша надо настолько, что он готов сдать всех своих вампиров мне, лишь бы получить его земли?

– Золото? – предположил Гвиди.

– Сам понял? – спросил Томас мрачно. – На кой чёрт вампирам золото?

– Тогда…магическое что-то? Запас крови? Не знаю…

            Гвиди развёл руками.

– Цепеш очень хитро сделан, если Сиире не может к нему подобраться сам, – размышлял Томас. – Нам нужно только понять – хорошо это или плохо? Для нас. Именно для нас, а не для Престола или Сиире.

–  Сиире нервничает, – заметил очевидное Гвиди, – это, наверное, хорошо.

– Нам точно нужно встретиться с Цепешем, а он ещё не объявился после нашего пожара.

– И это плохо.

            Помолчали.

– Может ещё где пожар устроить? – размышлял Гвиди. – Или не надо?

– Он нам и прошлого не простит, сдаётся, – возразил Томас. – Надо на поклон идти. или как-то его вывести. Не знаю, но надо.

– Главное, чтоб не как с Сиире! – Гвиди знал, что должен был удержаться от смешка, но не смог. Он смертный, ему можно. Томас даже не отреагировал, только криво усмехнулся, демонстрируя отвратительную остроту клыков.

Глава 35. О Доверии

            Как изменился Зал Совета! Не внешне, конечно, а в содержании. Исчезли Мария Лоу и маркиз Лерайе, и об  их участи не было сказано и слова – все и так знали. Впрочем, молчали и об участи князя Малзуса – он просто не появился на заседании. Это было уже удивительно, ведь он был дисциплинирован и обязателен в своих обязательствах, к которым относил и присутствие в Совете.

            Цепеш переглянулся с Гриморрэ, желая подкрепить свои подозрения: если князя Малзуса нет на заседании, быть может, его и вовсе нет, ведь отсутствие на него не похоже. Да и характер у князя был неуступчивый, как кто-то когда-то пошутил о нём:

– Характер скифа!

            Станет ли такой прогибаться под принца Сиире, который счастливо сел во главе стола, где прежде сидели они равными?

            Ответ очевиден и от того лучше не задавать вопроса. Глупцов тут нет. Зато остались сам принц Сиире, по правую руку от него Зенуним…

            А когда-то она вызывала у Цепеша симпатию! Теперь же сплошное отвращение. Ей пришлась по душе идея вампирского обновления, братоубийства, переход к каиинизму. Что ж, этого Влад от неё не ожидал, она же не Самигин, который сидел по левую руку от Сиире – тот всегда открыт к переговорам и никогда не принимает опасных решений, он выгадывает, старается со всеми держаться обходительно и мягко.

            Такой предаст при первой возможности. Сейчас он на стороне Сиире потому что видит в нём силу. Но собрались сегодня здесь и другие члены Высшего Совета, которые редко появляются на заседаниях, ссылаются на занятость – но сегодня Сиире призвал и их.

            Здесь и Рудольф – когда-то он делал карьеру в мире людей, притворялся фокусником и гипнотизером, и, конечно, тут помогали ему его вампирские силы. Несерьёзное занятие для вампира, на взгляд многих посмертных, но сам Рудольф всегда отвечал неизменно:

– Так мы их лучше поймём.

            Поймём? Зачем понимать пищу? Зачем понимать тех, кто слабее? Чудак, а не вампир! Но только глупец обманется, попадётся на это чудачество, поверит в него. Рудольф – сильный и хитрый вампир, он всегда знает что делать, когда и как, и никогда не оглядывается на собственный страх.

– Я видел многое, интересного мне уже не покажут, – говорит он в хорошие редкие минуты. Людям говорит, своих вампиров-слуг у него всего трое. А у людей он появляется, меняет страны и лица, шествует то философом, то бродягой, то фокусником…

            Сегодня Рудольф смотрел по сторонам, пытаясь угадать пробелы в местах за столом, провалы, в которых, как он точно знал, должны быть соратники. Угадывал он или нет? кто ж знает! Но молчал, ждал, что будет.

            Был здесь и граф Балевс. Поэт, писатель, исследователь вампирского Тёмного Закона, предпочитающий уединение. Он редко появлялся на заседаниях, полагая себя больше теоретиком закона, которого привлекают в редких случаях. Граф полагал, что сегодня как раз тот редкий случай, раз его призвали столь настойчивым образом, но атмосфера в зале была больная, напряжённая и сразу становилось ясно: о Законе тут не вспомнят, пока он не будет удобен.

            Он тоже молчал, ждал слов Сиире. Положение принца во главе стола, где прежде все были равны, не оставляло никаких сомнений: ветер пойдёт оттуда, а вот о чём этот ветер расскажет? – интрига!

            Капитан Ноорт, которого такие же ветра притащили на заседание, о, редкий случай, был недоволен и не скрывал этого недовольства. Он любил море. Море, корабли, солёный ветер. А его вытащили, настояли, пригрозили, напомнили о долге…

            Да пропади они все к морскому дьяволу! Он вампир, да, но разве должен он быть предан только ночи? Он и вампиром стал, когда был матросом, а теперь капитан. Удачливый! Хотя команда знает о странностях, знает о том, что днём он почти не выходит из каюты, передавая управление старпому, и из команды, бывало, ходил то один, то другой, с ранами, а на нижней палубе, если путь был долгий, можно было и пленника какого обнаружить.

            Но в море ещё не то бывает. Команда была мрачная, проверенная и капитану своему, вопреки всему, верила!

            Капитан Ноорт перестукивал пальцами по столешнице, показывал нетерпение, хмурился, в его мыслях были паруса и волны, а не темнота зала, который стал ему ненавистен. Как и бывает то с морскими душами, что выходят на сушу – их качает от твёрдости земли, им неприятна стабильность шага и всё, вообще всё, вызывает в них раздражение и тоску.

            Спокойно держался князь Мстислав. Он сидел рядом с капитаном и их контраст был от того отчётливее. Князь Мстислав – лекарь, известный под разными именами в мире людей и под одним своим в мире вампиров, никуда не спешил. До него доходили слухи о том и другом, шелесты и намёки…

            В напряжении держались Цепеш и Гриморрэ. Но их напряжение было вызвано тем, что они уже знали, о чём пойдёт речь и понимали как беззащитны. Но куда бежать от Совета? От долга? И потом, если получится привлечь на свою сторону?..

            Когда Влад изложил последнее соображение, Гриморрэ только взглянул на него с затаённым сочувствием. Герцог давно уже не верил даже себе, так с чего ему было верить в других?

– Большое спасибо всем, кто отозвался в этот тяжёлый час, – Сиире поднялся со своего места, – мы все вампиры и должны определиться с судьбой нашего общего вампирского рода.

            Да, он всегда начинал издалека, вроде бы плавно подводил к роковому. Владу эти речи были уже знакомы, но Сиире он не перебивал, а тот говорил о костности вампирской общности, о том, что нужно всё изменить, наполнить ряды новизной и тогда встать над людьми, но нет, не подумайте, что это для того, чтобы угнетать этих самых людей, нет! Исключительно ради их защиты от самих себя!

– Идея прогресса, – говорил Сиире притихшим советникам, – всегда состоит в сломе общества. То, что меняется, всегда дорого нам. Но дорогое должно оставаться в памяти, а не тянуться камнем в будущее. В наших руках есть все возможности, которые позволят нам претворить эту идею…

            Влад не слушал его слов. Хватит с него пространных размышлений о прогрессе и о величии Каина! Он смотрел на реакции советников. Зенуним и Самигин, понятно, восторженно молчат, не забывая смотреть на принца, который дал или ещё даст власть. Но остальные? Рудольф мрачен, но по его лицу не прочесть о чём он думает. Ноорт раздражён, и не скрывает этого, правда, не понять – раздражён словами или тем, что не в море? Князь Мстислав всё также мраморно-спокоен. Граф Балевс…

– Вы полагаете, мой принц, что нужно провести очистку в вампирских рядах? – граф Балевс перебил Сиире легко и непринуждённо, словно дело было не на заседании, а на дружеской встрече.

            Гриморрэ и Цепеш снова переглянулись: про Балевса они знали мало, но его откровенное пренебрежение к словам Сиире не могло не вызвать уважения.

– Не очистку, а найти тропу в будущее, – улыбнулся Сиире. – Граф, вы лучше меня знаете, что Тёмный Закон меняется медленно и не успевает, как и всякий закон, подстраиваться под нужды общества.

– А в нуждах что? – это влез уже капитан Ноорт, – жрать людей без продыху? Так то не Закон. А беззаконие!

– Почему жрать? – Зенуним решила заступиться за нового Хозяина, – это контроль. Полный. Мы сильнее, и…

– Люди сожгли вампиршу Крытку Малоре. Люди убили советницу Марию Лоу. Ещё, кажется, какому-то вампиру оторвали голову…– это вмешался князь Мстислав. Спокойствие хранилось во всех его чертах и движениях, но он был удивительно хорошо наслышан для отшельника!

– Это говорит о том, что людям нужен контроль, – Зенуним не видела бреши в логике, хотя князь почти открыто заявил, что за короткий срок было убито несколько вампиров. А людей? Из числа значимых?

– Это всё не до конца людские игрища, – Сиире перехватил слово, – это проделки вампира, который, быть может, вам знаком. Томас.

            Для Цепеша и Гриморрэ это не дало прояснений, но тут были те, кто был заметно древнее, чем они, и кто помнил карьеру вампира Томаса.

– Он один, – заметил Рудольф, державшийся прежде молчанием, – а убил нескольких. Это странно. В любом случае, вампирские ряды, как и людские, не подчинятся без крови. Нужно оружие. Сила, которая не оставит выбора.

– И у нас есть эта сила! – торжествующе провозгласил Сиире. – Правда, Влад?

            Тьма! Великая тьма! Вот оно как!

            Цепеш вскочил. На него уже оборачивались, смотрели, ждали его слов.

– Принц Сиире хочет использовать силу, которую не понимает, ради собственной власти! – Влад пытался не смотреть на самого Сиире, он хотел поймать взгляды вампиров, которые показывали себя небезнадёжными. Капитан, князь, граф, Рудольф, вы же не такие? Вы же не братоубийцы! Вы же не скрываете себя за красивыми речами? Вы же не прикидываетесь, что вы идете за добродетелью, когда единственное, за чем вы идёте – это власть?

            Цепеш пытался быть кратким. Его сбивало. Он пытался объяснить им, так, чтобы они поняли – Сиире хочет использовать исток подземной силы, которого не должно было быть!

            Он так стремился убедить их, что его речь выходила бессвязной. Но вампиры слушали. Сиире, к удивлению герцога Гриморрэ, молчал, позволяя высказываться. Впрочем, Гриморрэ понял быстрее Цепеша – это было ловушкой. Сиире хотел показать, что сила не подчиняется Цепешу и пугает его из-за того, что сам Цепеш слаб! Видите, дорогие советники, как он мечется? Как путается в словах?

– Сиире просто хочет власти! – рявкнул Гриморрэ и даже Цепеш осёкся.

            Глаза Сиире полыхнули злым красным отблеском.

– Осторожнее с обвинениями, герцог! Я могу принять их всерьёз, – предупредил он.

– А это и есть серьёзные обвинения, – Гриморрэ поднялся. Цепеш стоял, задыхаясь от волнения, которое вернулось к нему с людскими чертами. – Влад говорит правду – исток подземной силы, который он охраняет на протяжении стольких лет, это великое зло и великое оружие, которое Сиире желает направить только на свою власть!

– У Влада не было права скрывать столь мощный артефакт от Совета! – Зенуним, отчаянно выслуживаясь, поднялась из-за стола. – Это незаконно!

– Да ну? – Гриморрэ откровенно рассмеялся ей в лицо. – Граф Балевс, что скажете нам на этот счёт?

– Это моя земля, – твёрдо заявил Цепеш, не дожидаясь ответа от растерянного графа Балевса. – Моя земля! И всё, что находится на ней и в ней – это тоже моё. Пока я жив…

            А вот это было уже лишнее.

– Ты давно уже не жив, – Самигин решил не отставать и тоже отметиться. – Давно, Цепеш!

– Я стою здесь, – возразил Влад, – и пока это так, я могу считать себя живым.

– Считай себя кем хочешь, – тут Сиире не стал спорить, – но сила не твоя. Она оказалась на твоей земле и ты должен передать её совету.

– Чтобы пришёл Каин? – Влад не стал скрывать насмешки в голосе. Это было нервное, но подействовало.

– Так, – капитан Ноорт поднялся, – всё с вами понятно. Вы, вместо того, чтобы заниматься чем-то полезным, занимаетесь перетягиванием власти. Это с вами, сухопутными душами, бывает!

– А вы, капитан, вообще на чьей стороне? – Гриморрэ, оглядев Сиире и Цепеша и, встретив их общее недоумение, может быть, последнюю общую черту, задал вопрос.

– Я? – капитан хмыкнул, – я на стороне моря. Я ушёл в море от власти и дрязг, интриг и крови. Только в море держится чистота, в нём начало. Вы грызитесь о чём хотите. Я скажу так: я против прогресса, в котором всё будет завязано на той же власти.

– Вы несёте бред, – заметил Сиире. – Всё в этом мире, как и в мире людей, завязано на власти.

– И я отпускаю себя, – капитан резко поднял ладонь вверх, демонстрируя её загрубелость, такую чужую для вампира, затем поднёс её ко рту, выдвинулся ряд клыков, и он впился клыками в свою же руку.

– Тьма! – взвизгнула Зенуним.

            Даже Сиире оказался в замешательстве и явно занервничал. Он не был готов к тому, что капитан Ноорт подаст в отставку.

– Хорош, чертяка! – а вот Гриморрэ явно завидовал такой решительности капитана.

            Князь Мстислав лишь повернул голову, желая получше разглядеть процесс отречения. Кровь капала из разверзнутой раны Ноорта на столешницу, капала тяжело и черно, неуклюже, мрачно…

– Прощайте, друзья! – Ноорт сжал истекающую руку в кулак, сунул кулак под плащ, чтобы не провоцировать вампиров и быстрыми шагами, как человек, покинул зал.

            Влад и Гриморрэ проводили его долгими взглядами, как и все остальные. Только вот думали они по-разному на счёт поступка капитана. Гриморрэ видел в этом отречении красоту бунта и мятеж, который, может быть, был отголоском моря. А вот Цепеш трактовал это трусостью, желанием умыть руки и не решать уже ни о чём.

            Сиире овладел собою и снова принялся наседать на Цепеша, взывая к другим, чтобы те поддержали его.

– Сила, которой ты не знаешь, может быть, уже подчинила тебя! Нас же много…

            Не желая сталкиваться в открытом бою, Сиире выходил на бой красноречия. Цепеш отбивался тем, что у Сиире только одно на уме – власть и братоубийственная война с теми, кто его власть не примет.

            Гриморрэ, хоть и был другом Цепеша, не мог не признать, что Влад неубедителен в своих речах. Видимо, не он один думал об этом, потому что через некоторое время, устав от одного и того же хождения по кругу, которое перекрывалось разными фразами, но не меняло сути, подал голос князь Мстислав:

– Всё, о чём вы говорите вы оба, представляется лично мне, двумя сторонами одной медали.  Вы  оба говорите правду, ну, как вам кажется. А что видим мы? Мы видим то, что у вас нет общей точки зрения, как и представления о том, куда идти. Вы знаете о земле, но лично я слышу о ней первый раз. А вы?

            Он по очереди взглянул на Рудольфа и Балевса. Как и следовало ожидать, к Зенуним и Самигину князь не обратился, очевидно, допустив, что те уже знают больше.

– Но от нас требуют решить, – продолжал князь Мстислав, дождавшись кивков подтверждения от соратников, – решить, на чьей мы стороне. Я предлагаю так. Уважаемый Влад Цепеш представит в Совет все имеющиеся документы и доказательства по этому делу. Вы, уважаемый принц Сиире, выскажете свои соображения. Нам самим нужно знать об истоке, почувствовать его, узнать как можно больше, чтобы понять – кто из вас в большей степени прав. Может быть, вы оба заблуждаетесь? Или, может быть, оба правы, но сила не подчинится одному вампиру, а вот нескольким…

            Он был лекарем. Разгорающийся спор, за которым неминуемо шла беда, князь Мстислав принял как болезнь, и, будучи хорошим лекарем, принялся отделять болезнь от здорового тела. За лучшее оружие князь выбрал время – это было той микстурой, которой у них было с избытком.

– В конце концов, куда нам спешить? Люди спешат, а мы? – князь Мстислав улыбнулся всем и каждому, показывая, как глубоко он уважает каждого из присутствующих.

            Это было не то, что понравилось Сиире, но это позволяло закончить совещание на относительно мирной ноте.

– Что ж, князь, вы правы, – принц склонил голову, демонстрируя почтение. – Я рад, что вы присоединились сегодня с нами и оказали своё мудрое влияние на наши рутинные распри.

            «Ага, рутинные!» – злобно подумал Гриморрэ и красноречиво глянул на притихшего Цепеша: видел, мол?

            Тот видел. Видел он и большее – мрачно обменялись взглядами Рудольф и Балевс. Сообразили? Поняли?

– Я полагаю, что вы, Рудольф, вы, граф, и вы, князь, примете моё приглашение на обед? Нам есть что обсудить, вас так долго не было!

            Подозрительно? Да вроде нет.

– Ну конечно, – скажет Гриморрэ позже, – он будет их обрабатывать на свой лад. Но князь, по крайней мере, адекватный. Время будет тянуть. Думаю, он всё понял. Остальные тоже не идиоты, чтобы соглашаться на всё подряд. Нет, здесь нервничать не стоит.

            Но Цепеша тяжесть не отпускала. Только позже, к следующей ночи, когда будет ливень и когда придёт, напоминая о своей власти, гроза, Влад Цепеш узнает: Сиире убил князя Мстислава.

            Почему? Ответ очевиден – ужин не задался, и Сиире явно попытался переманить князя на свою сторону.

– Остальных, стало быть…– Гриморрэ побледнеет, без сил опустится в кресло, и Амар тотчас подаст ему стакан горячей ещё, живой крови.

            Гриморрэ не возьмёт его. Не заслужил. Поверил, повёлся. А ведь не доверял, никому не доверял!

– Сиире совсем потерял себя, – Цепеш не упрекнёт его за доверие к ужину принца. Не упрекнёт, хотя имеет на это право. Но нет, Влад так не посчитает – он ведь тоже был на Совете.

– А что же Балевс? Граф всегда чтил закон! – тени надежды уходят остро и бешено.

            Все чтят, но не все готовы за это умереть. Балевс, похоже, не решил уйти из посмертия. Даже ради закона. А как принял смерть, то есть, уход окончательный, князь Мстислав? Цепешу казалось что также – спокойно. Равнодушно даже, мол, ну и пусть, что я там не видел?

– Мы одни, –  ответил Цепеш своим мыслям, – мы совсем одни. Нам остаётся объединиться с врагами.

***

– Они обалдели? – Гвиди не мог найти себе места. Справедливый гнев раздирал его. – Нет, ну они совсем…

            Он выругался.

– Я с тобой, конечно, согласен, но слова черни должны оставаться у черни, – Томас не был удивлён или возмущён. Он ждал чего-то подобного.

            Что-то подобное лежало на грязном столе, выделяясь отвратительной белизной. Свиток. Письмо от Святого Престола, в котором предлагалось в самых гневных выражениях тотчас сдаться и принять суд.

– Они обвиняют нас в дезертирстве! –  не мог успокоиться Гвиди. – Они, взявшие этого мерзавца Варгоши на службу…

– Это было ожидаемо, – возразил Томас. – Я предупреждал тебя, что ты, как и я, станешь дезертиром. Но я к такому был готов.

– Думаешь, я не готов? – Гвиди подобрался мгновенно и резко обернулся к Томасу, задетый за живое. – Думаешь, я трушу?

– Я так не думаю. Но твоё возмущение сбивает с толку.

– Потому что они не смеют так поступать! – буйству Гвиди не было конца. – Они, погрязшие в крови…

            Он осёкся. А можно ли про кровь при вампире? Он всё никак не мог разобраться.

– Можно, – Томас, как всегда, угадал его мысли. – Но речь не об этом. Речь о том, как мы  поступим.

            А как они поступят? Они сидят, словно прилежные ученики на уроке, на постоялом дворе, ждут явления Цепеша. А тот не идёт. Хотя должен!

– Может его в живых нет? то есть, в мёртвых…то есть, – Гвиди совсем запутался в своей мысли.

– Не похоже, – возразил Томас, – тогда Сиире бы уже торжествовал. Мы бы всяко знали. Но вообще, ты подкинул мне хорошую мысль. Давно следовало её обсудить.

            Да, давно, но он не решался. Уклонялся, как мальчишка, будто бы от его уклонений мысль сама собою бы воплотилась.

– Я хочу попросить тебя кое о чём, – решиться было трудно. Хотя что мог сделать против него и его откровенности Гвиди? Рассмеяться? Очень страшно! Но нет, всё-таки страшно, но не в уме, а где-то там, где вроде бы билось людское сердце…когда-то.

            Но где оно вообще билось?..

– О чём? – Гвиди насторожился. А как тут не насторожиться, когда существо, которое смертными характеризуется не иначе как «бесстыжее», смущено?

– Я понимаю, просьба моя необычна  и она накладывает, ну, в случае согласия, конечно, целый ряд обязательств, выполнять которые тебе, быть может, будет непросто…

– О чём? – повторил вопрос Гвиди, чтобы оборвать этот бред.

– Эва, – коротко ответил Томас.

            Они помолчали. Гвиди думал о том, как странна судьба. Сиротка. Девочка. И вампир, который за неё просит.

            Он уже всё понял, но Томас слишком долго общался с людьми и потому успел уже убедиться – людям надо всё объяснять подробнее. Даже если человек – Гвиди.

– Я не хочу, чтобы она была рядом с Варгоши. Отправь её, если выберешься из всей этой заварушки, подальше. Пусть учится. Пусть…

            Он замялся, не зная, что придумать. Что там нужно было детям во времена его, личного, такого далёкого, детства? В его детстве ему нужен был кусочек хлеба. Всего лишь дополнительный кусочек хлеба! И чтобы не били по рукам палкой, когда у него дрожали руки, пока он вырезал кривым ножом по стволу дерева, снимал тонкие пластины, чтобы обвязать их потом, да опустить в кипящее варево.

            А дальше проще – смотри, чтобы не закипело. Закипит – весь цвет в помои. Много их было тогда – мальчишек и девчонок, пришедших из нищих домов своих отцов-красильщиков, подрастающие на их смену.

            Нет, Эве такое не подойдёт.

– Я устрою её, – пообещал Гвиди. – У меня есть сестра за Перевалом. Там природа, реки, и, главное, безопасность.

            Безопасность… Эва уже забыла про неё.

– Я обещал, что научу её убивать вампиров, – с горечью вспомнилось Томасу, – она хотела.

– Милое дитя! – Гвиди не сдержался от смешка. – Вся в тебя! Но лить слёзы по невыполненным обещаниям рано.

– Но не рано давать новые обещания.

            В этом Томас был уверен. Что нёс им день грядущий. А ночь? святой Престол требовал от них сдачи, непонятно где болтался Влад Цепеш, и…

            Влад Цепеш, наверное, зря отрицал своё родство с чертями. А люди знали! Чуяли, видать! вот и сейчас, стоило его вспомнить в очередной благословенный или проклятый раз и случилось –  стук в дверь.

            Томас с удивлением взглянул на дверь, словно та ожила на его глазах. Это, однако, Гвиди, который уже успел вздрогнуть, успокоило, ведь будь за порогом Цепеш, Томас бы его почуял, да?

            Или нет? Гвиди запутался в жизни. В ней совсем не стало однозначности.

– Простите, что беспокою, господа, – это был хозяин постоялого двора, седовласый, смешливый старичок, который, несмотря на внешнюю благость, был содержателем единственного постоялого двора на Тракте, где обитали разбойничьи шайки. А это о чём-то да говорит!

– Всё в порядке, – Гвиди вспомнил, что человек всё-таки он, и ему лучше бы поговорить с хозяином, – что-то не так? кончились деньги?

– Деньги, слава свету, есть, – с достоинством поклонился он, – господа платят щедро. Вам письмо тут.

            Он протянул конверт. Тяжёлый из-за кровавой печати конверт.

– Возьми, – Гвиди сунул монету хозяину и поспешно закрыл за ним дверь.

            Томас принял конверт из рук друга. Он уже знал его содержание, да и печать ему была знакома. Влад Цепеш.

– Он хочет встретиться! – через минуту объявил Томас, и в его голосе проскользнула радость. Забытая…

            Гвиди промолчал о том, что им придётся снова довериться вампиру. В прошлый раз это закончилось раной Томаса. Но в этот…

– Я знаю, прекрасно знаю, о чём ты думаешь, – Томас не был глупцом и прочёл по глазам Гвиди всё то, в чём тот не решился признаться даже себе, – но Цепеш не вызывает во мне столько ненависти, сколько Сиире. Придётся довериться.

            Гвиди не стал спорить. Что он, человек, мог противопоставить в этом споре вампиру? Оставалось спросить его только:

– А Цепеш и правда был таким злобным психопатом, как пишут? Или это не тот?

–Тот, тот, – подтвердил Томас, ушедший уже в свои мысли, – только вот не всё из этого правда даже наполовину. Ну, сам подумай, откуда у него в смертной жизни было бы столько времени? И потом, я тебе напомню – люди его и по сей день чтут и любят. А он о них заботится. Похоже на злобного психопата?

            По мнению Гвиди это было так, но говорить он об этом не стал. К чему? Томас не глупец, а Гвиди, когда пошёл за ним, обещал себе, что не усомнится в друге.

Глава 36. Общее дело

            То, что герцог Гриморрэ очень хочет что-то сказать, было очевидно. Но Цепеш выжидал. Он не знал, не мог представить, как убедить давнего друга в своей правоте. А то, что Гриморрэ в его правоте усомнился, даже не лежало в области каких-либо сомнений. Слишком хорошо знал Влад Цепеш герцога.

– Ладно, – вздохнул Влад, – говори что думаешь.

– А что тут говорить? – возмутился Гриморрэ, – можно подумать, ты меня послушаешь!

            Это было правдой лишь наполовину. Цепеш очень хотел бы его послушать, а в идеальном раскладе и вовсе передать на него всё это дело и там пусть горит оно синим пламенем! Подальше от него горит.

– Я ценю твоё мнение, – напомнил Цепеш, – к тому же, ты первый среди вампиров, кому я открыл тайну того проклятого клочка земли.

– И не последний, – Гриморрэ упал в кресло. Амар появился тенью, научился уже угадывать привычку герцога, подал и гостю, и хозяину по стакану тёплого кровавого вина…

            Гриморрэ отпил, но не подобрел, а напротив – помрачнел ещё больше:

– Моё слово такое – зря ты веришь этому Томасу. Что ты про него знаешь? То, что он вампир и то, что его ищут эти, бывшие святоши!

            Гриморрэ хмыкнул, а Цепеш не стал вмешиваться в мысли герцога, позволяя ему высказаться всласть.

            Откровенно говоря, Цепеш и сам пару часов назад был готов разделить мнение герцога Гриморрэ. Ещё на подходе к постоялому двору он почуял присутствие…нет, не просто людей, а людей, вооружённых Святым Пламенем. Ему тоже пришла в голову мысль о ловушке, но кругом было тихо, и Томас, который уже сидел за столом, ожидая его, был напряжён.

– Я тоже чую, – признался Томас, поднимаясь навстречу Цепешу, – возможно, я выбрал опасное место для встречи, а возможно, это всего лишь приближение врага, а не его уже означенное присутствие.

            Гриморрэ Томас изначально не понравился. Да и не мог.  Герцог уже составил о Томасе своё мнение и всем своим видом демонстрировал: не будь тут Цепеша, не было бы и Гриморрэ!

            Зато Томас произвёл неожиданно положительное впечатление на самого Цепеша. Вежливая нервность, чётко очерченные строгостью манеры, опрятный, даже болезненно опрятный вид…

– Удивлён, что наша встреча всё-таки случилась в мирной обстановке, – сказал Цепеш вместо приветствия. – После того, как вы откровенно выступили врагом вампирскому роду.

– Это что,  человек? – Гриморрэ не дал Томасу ответить на это, он заметил, или, вернее сказать, соизволил заметить, что рядом с Томасом сидел ещё и Гвиди.

            Впрочем, этого человека кое-что с Гриморрэ роднило – в лице недоверие и презрение, и общий вид: если бы не Томас, я бы здесь не сидел!

– Это мой ближайший друг, – представил Томас, – Гвиди. Как и я, он считает, что у нас могут быть схожие мотивы и одна цель.

– Обед с собою! – прошелестел Гриморрэ так, чтобы его услышали уж точно все…

            Нет, ничего не могло выйти хорошего из этих переговоров, ничего! усиленная тревога по поводу присутствия вооружённых святым пламенем людей, ядовитое отношение Гриморрэ к Томасу и Гвиди, и сам предмет беседы.

            Влад Цепеш тогда и пожалел впервые о том, что пришёл на встречу не один. Гриморрэ явно беспокоился, мрачнел.

            Хотя и сейчас он был таким же.

– Он знает Сиире! Хорошо знает этого мерзавца! – гремел Гриморрэ, не находя себе никакого приюта в кресле, – Влад, это всё одна большая ловушка!

– Мы тоже знаем Сиире, – возразил Цепеш, – а я так и вовсе, помнишь? Я едва не пошёл за его речами о вампирском будущем. А вот у Томаса явно больше воли.

            Да, это он оценил. Первый вопрос, который был задан Томасом, это вопрос о Сиире:

– В чём причина вашей вражды? Сиире предлагал мне сдать все ваши земли и владения, желал, чтобы я вас уничтожил.

– Громко сказано! – мгновенно разъярился Гриморрэ, – кроме сожжения людского поселения, ты, поганец, ни на что и не годен!

– Это была вынужденная мера! – невовремя вмешался Гвиди.

– Что люди? – Томас даже не устыдился, – всего лишь средство. Я показал, что я на земле Цепеша.

            Вот только Цепеш всегда был другим. Он заботился о людях.

– Это были мои люди, – веско отозвался Цепеш, выделив особенной интонацией слово «мои», – и трогать их вы не имели права. Нападать, лишать домов, пугать…

            Разумеется, он всё восстановит, но уже сейчас Гриморрэ понял: не простит Влад этого, даже если договорятся они с Томасом, не простит! Это люди, к которым Влад Цепеш всегда был очень мягок, которых любил, даже через посмертие не забывал их и не превращал в собственный ресурс.

– Мы можем посчитаться позже, – заметил Томас. – Мы с вами, Влад. Но сейчас, как мне кажется, у нас есть цель поважнее. И, похоже, очень схожая.

            Сиире. Чёртов принц Сиире, собравший новую силу. Давящий через остатки Совета на Цепеша, вымогающий знание о проклятом месте. Перед Цепеш стоял вопрос: сказать или нет? Томас не выглядел врагом, но и другом не был. Так сказать? Не сказать?

– У него свои крысы с Сиире! – проворчал Гриморрэ из кресла, – а у нас свои. И наши побольше будут.

            Это сейчас он был так резок. Ещё резче, чем при встрече, но Влад помнил, что и Гриморрэ усомнился в строгости своего суждения насчёт Томаса. Ведь у Сиире были союзники, а у них? Никого у них не было! Сиире безраздельно властвовал в Совете, и это означало, что не сдайся Цепеш по доброй воле и не отдай всё о своих землях Сиире, тот пойдёт войной.

            Потому что ему нужен исток силы с одного клочка проклятой, безжизненной земли! Зато ему совершенно не нужны сомнения, дискуссии и Цепеш, который вцепился в этот клочок как в спасение.

            И было, было в Гриморрэ это сомнение: не сделать ли Томаса союзником? И Влад учуял это, и откликнулся, и сказал. Вполголоса, по возможности обходя резкость в своих словах.

            Томас молчал. Гвиди тоже. Они не перебивали, слушали внимательно. Влад был готов к тому, что сейчас они его высмеют или не поверят, или решат, что он спятил, и отвлекает их, но Томас, услышав о силе, что бьётся живым чёрным сердцем на одном кусочке земли, вздохнул и сказал:

– Тогда всё становится на места.

            Сейчас Владу было даже смешно вспоминать, но всё же – это было частью его памяти: собираясь на встречу с Томасом, Цепеш репетировал с Амаром основные моменты о документах, которые ведут на проклятый клок земли, и про силу, и искал слова получше, чтобы объяснить, что там есть то, с чем не справиться! Да-да, никак не справиться, и лучше не трогать, а беречь, обходить кругом и не подпускать до этого ужасного, чарующего истока такого вампира как Сиире!

            Он готовился! Нервничал, выбирал слова, а Томас отреагировал спокойно:

– Сиире может добраться сам до этой земли?

            И никаких возмущений. И никакого требования подтвердить. И никаких лишних вздохов-ахов о том, что Сиире мерзавец, и дело Цепеша опасно. Ничего, кроме рассудительности. Либо Томас жил слишком давно, что отучился удивляться, либо сам склад его характера был таким, что он был готов почти ко всему.

– Не может, – ответил удивлённый Влад. – Пока там держатся мои слова заклятия.

            Пока сам Влад держится, конечно.

– Это всё объясняет, – повторил свою мысль Томас. Ему что-то и впрямь стало ясно. А дальше он сказал то, за что Гриморрэ почти его принял: – нельзя, чтобы Сиире добрался до истока этой силы. Он не справится, но либо выпустит на свободу силу, что его разрушит, либо станет её проводником и тогда падёт сначала вампирский мир, а потом и людской.

            Гриморрэ взглянул насторожено…

– Но за ним пришли! – сейчас он хотел напомнить другую часть Владу, который, по его мнению, потерял связь с реальностью. – Пришли!

            Да, это было неприятной частью. Вообще, сначала Влад и Гриморрэ решили, что это за ними. Присутствие святого пламени усиливалось с каждым мгновением, как будто те, кто несли его, приближались.

– Надо уничтожить этот исток, – говорил Томас твёрдо и спокойно и вдруг осёкся.

            Людей можно было бы и почти не бояться. Но вот людской дух, дух святого пламени как будто бы истончился и пропал, словно те, кто шёл по их следу, нырнули за угол. Или были скрыты.

– Надо уходить! – резко заявил Томас и поднялся с места. – Гвиди!

– А что такое? – Гриморрэ поднялся следом, – в ловушку нас завёл?

– Я и сам здесь! – напомнил Томас спокойно и хотел добавить что-то едкое, но ответ пришёл сам.

            Он ввалился через крышу и две стены разом, разрушая постоялый двор и унося жизни, или, как минимум, калеча, всех тех неловких случайных постояльцев, которым судьба пригрозила несчастьем.

            В щепловом изобилии, в суматохе и возне, нельзя было сразу разобрать огромную чёрную тень, из-за которой выходили тени поменьше. И только когда в глазах стало яснее, Влад понял – вампир.

            Не из их числа. Вернее, уже не из числа, а под его прикрытием служители Креста.

– Варгоши? – Гриморрэ опознал вампира. Люди его не интересовали.

            Это был он. Без всяких сомнений – он. Но как он изменился! От услужливого ничтожества, чья неприкаянность была проблемой долгих лет, не осталось и следа. Облачённый в кроваво-чёрную мантию, он медленно спускался к ним, словно бы упивался самим эффектом своего появления.

– Роман? – не поверил Цепеш. Он уже слышал, да все слышали, что Роман Варгоши теперь со служителями креста, но видеть это было странно.

            Как скрывался Томас и как явно и нагло шёл сейчас Варгоши! Что было иным? Время ли, когда служители были готовы принять на свою службу и чудовище? Или потребность в крови и жестокости, которую не поощрял Томас? Или потребность поклонения чудовищу? Или необходимость скрыть свою жестокость за его спиной?

            Можно было долго размышлять. Но факт оставался фактом: Роман Варгоши – неприкаянный, ненужный, ничтожный для вампирского общества, прекрасно развернулся в обществе людском.

– Какие вампиры! – Роман узнал и Цепеша, и Гриморрэ, – с предателями водитесь?

            Ох, не Варгоши было об этом говорить! Не ему рассуждать и рядить о предательстве! Всё это поспешил заметить ему Гриморрэ, пока служители, под прикрытием Варгоши, приближались к вампирам и Гвиди.

– Ловушка…я же говорил – ловушка! – это герцог обратил уже к Цепешу.

            Погляди, мол, как я был прав! А ты меня не слушал, нет, совсем не слушал. И что вышло? мы в ловушке!

– Вы можете идти, – Роман неожиданно криво ухмыльнулся, демонстрируя уродливо острую пасть, – вы нас не интересуете…пока.

            Это было уже странно для ловушки. Благо, Влад сообразил скорее, обернулся. У обломков стены ещё жался Гвиди, баюкая явно пострадавшую левую руку, а перед ним, закрывая его от других, почуявших кровь вампиров, и служителей, стоял Томас.

– Так вы за ними? – удивился Гриморрэ. Он привык чуять опасность от Сиире, от тайны, которую делил с Цепешем, и тут…

            Оказывается, не всё на него заключено!

– Я же говорю, что вы можете идти, – высокомерие не шло Варгоши, все присутствующие, ну, за исключением Гвиди, помнили его ничтожным и слабым.

            А очень трудно без смеха воспринять это внезапное высокомерие от того, кто ещё вчера был ничтожен!

– Я всё удивляюсь тому, что Варгоши оказался там, – Влад и сейчас не мог справиться с этим удивлением. – Просто я думал, что это неправда. Я не был готов его там увидеть!

– А это его твой Томас туда приволок! – мстительно напомнил Гриморрэ, но и сам он был впечатлён не меньше. Кто бы знал? такое ничтожество, такое ничтожество и где? Уму непостижимо!

– Надеюсь, Гвиди не сильно пострадал, – Влад проигнорировал фразу о Томасе. Тот, конечно, не отпирался. И даже когда они разнесли втроём трактир, справляясь с Варгоши, и когда полетели ошмётки людской плоти.

            Люди, зачем вы полезли к тем, кто сильнее вас? Вы не смогли задержать вампира Томаса, но умерли или оказались порваны его когтями и клыками.

            Люди, вы же видели, что кроме Томаса в разрушенном трактире есть ещё двое таких же как он? Так зачем, зачем вы так наплевали на свою жизнь, что подставились? Вы полагали, что двое не вступятся за третьего? А вот вступятся. Самый захудалый вампир будет всегда ближе самого лучшего человека.

            Потому что Тёмный Закон един.

– Об одном жалею, – проворчал Гриморрэ, – надо было Варгоши убить!

            Надо было. Влад был согласен. Слишком много власти взяло на себя это ничтожество и как воспользовалось? Превратило свою жажду крови и охоту в что-то вроде оправдания! Нашло, нашло, негодное, ответ: я, мол, служу кресту!

            Чудовище, всего лишь чудовище.

            Но они ушли. Остались лишь люди. Люди, которые не пожелали оценить обстановку и пошли всё же против чужой вампирской силы.

– Короче, ты ему не веришь? – подытоживал Влад. – Думаешь, что он…что?

            Гриморрэ было сложно ответить на этот вопрос. Это был не принц Сиире, который хотел дорваться до власти, это было очевидно – Томас был из фанатиков, которые будут отрицать любое усиление своего нечеловеческого существа.

            И этот отказ от власти, от силы, что билась чёрным сердцем, на клочке проклятой земли – уже был плюсом. Гриморрэ опасался, что сам разговор на этот счёт будет сложнее.

– Он сжёг твоё поселение, – напомнил герцог, – не считаясь с людьми.

– И ответит за это, – пообещал Влад, – мы уже договорились на этот счёт. Но сейчас он может быть нашим союзником. Сиире – хоть сильный, хоть слабый, ему опасен.

– Не в Сиире дело, – поморщился Гриморрэ, – а дело в том, что он просто не считается ни с чем. С людьми не посчитался – это его метод. Не посчитается и с вампирами – уничтожить их как можно больше – вот его задача. Он видит в нас, а значит и в себе – тень осквернителя, тень мира. И нет ничего опаснее, чем тот, кто ненавидит себя и сам себя считает предателем мира, бога, креста…

            В словах Гриморрэ было здравое зерно. Но он устал, устал от тайны, от цепей её на своих плечах и не мог переложить на Гриморрэ этой участи. И нужно было решаться.

– Моё посмертие – серость тревоги, – сказал Цепеш, – я не могу жить и защищать людей.

– Ты не должен их защищать.

– Должен, ведь я их сильнее.

            В этом весь Цепеш! За что же у него такая привязанность к людям? и за что у них такая привязанность к нему? Герцог отвык от людей, отвык и разучился их понимать. Может быть, по этой причине и Цепеш временами казался ему непонятным?

– Надо закончить это, – продолжил Влад свою тяжёлую поступь размышлений. – Я долгие годы был хранителем этой тайны. Я знал, что рано или поздно найдётся тот, кто её разгадает. И вот, Сиире разгадал. И даже если Томас убьёт Сиире, есть ещё Зенуним, Самигин, а кто будет после них?

– Можно и их…– глухо отозвался Гриморрэ и осёкся, не доведя мысль до конца. Знал он прекрасно, к чему ведёт Цепеш.

– Томасу не так уж и интересно посмертие, – размышлял Цепеш, – зато ему интересно уйти, совершив какое-то важное деяние. В этом печаль и ужас всех фанатиков.

– ты не из фанатиков! – на всякий случай напомнил герцог.

– Но это моя тайна. Я взял её на себя и должен… нет, не отговаривай меня, я должен.

            Влад Цепеш замолк, размышляя. Решение подбиралось к нему, давно подбиралось, словно тёмная змея-вода.

–  И не собирался! – рявкнул Гриморрэ, хотя и это было неправдой.

            Он уже понял, что хочет сделать Цепеш. Оставить землю нельзя – найдут. Не Сиире, так кто-то, кто будет после. Отдать землю? Нельзя, будет братоубийственная война, а может и вовсе – ничего уже не будет. Надо этот клочок земли уничтожить. Но надо рассчитать с силой. Чернота не терпит добродетельного помысла. Чернота под ним съёживается и слабеет.

            А у вампира есть только один способ совершить искренне добродетельный помысел – самоисход. Нужно отвергнуть посмертие и сила, разошедшаяся по тебе темнотой, вырвется, и тогда, тогда…

            Одной не хватит. А вот двоих?

Цепеша очень хотелось отговорить, но Гриморрэ не посмел бы этого сделать. Во-первых, самоисход – это свободный выбор, истинно свободный, и никто не может на него повлиять, кроме решившегося вампира. Это редкость, но всё же, это то, что случается. Во-вторых, а какие варианты?

У Гриморрэ их не было. ему не хотелось терять друга, не хотелось и видеть его снова с этим бременем тайны, и не хотелось оставаться одному в вампирском мире, который явно потеряет лучшую свою часть после самоисхода Цепеша, но что он, тьма его возьми, мог?

Впрочем, была у Гриморрэ на этот случай и ещё одна мысль, которую он не спешил озвучивать, зная, что Цепеш идею не одобрит. Но пока – молчать, молчать!

– Даже так? – Влад усмехнулся. – Я думал, мы друзья.

– Мы и есть друзья, но ты уже состоявшийся вампир, что я учить-то тебя буду?

            Помолчали. Влад знал, что в этом молчании, как и прежде – в ехидном ответе, растворено нечто большее, чем простое «мне жаль».

            Но не выразишь всего даже в посмертии. Лучше промолчать и не пытаться – будет нелепо и неловко.

– Я напишу ему, – решил Влад, когда Гриморрэ снова увлёкся пустеющим стаканом с кровью. – Он должен знать мой план.

– Одобрит? – с нарочитым равнодушием спросил Гриморрэ.

            Хотя и сам знал ответ. Томас – фанатик. Фанатики не ценят жизнь. Так с чего ценить им посмертие?

– Вот и  узнаем, – Цепеш же суеверно не загадывал ответа. он знал вероятный ответ, но не спешил на него надеяться. Людская привычка? Перешедшая из мира людей в его посмертие или взятая им из людского,  ещё при жизни?

            Но он не загадывал. И старался обойтись намёком в неровном и нервном содержании письма.

            Томас ничем им не был обязан. У него вообще была абсолютная свобода, омрачённая разве что ничтожеством Варгоши, но Влад видел кое-что: Томас ищет покаяния. А покаяние откуда? От дела.

            Когда-то Сиире разглагольствовал:

– Трагедия Каина не в том, что он убил брата и совершил мятеж, а в том, что он не смог с этим жить и нуждался в наказании. Простил бы его Авель? Простил бы! Простил бы Господь? Вернее всего. А вот сам себя Каин не простил. Он не получил кары и сам себе её устроил. Сначала строил до безумия город, а потом, отвергнув всё, умер и пошёл не на суд высший, а в черноту.

            И почему-то вспоминалось, крутилось в мыслях только это. и что-то родственное ощущал к Каину и Влад Цепеш, и понимал от того, что это же ощутит и Томас. Они оба несут на себе печать вины за то, что они вампиры, чудовища.

            И их единственный шанс…

            Нет, лучше не думать, не загадывать ответ, не загадывать!

***

– Ты серьёзно? Ты поверишь ему? – Гвиди откровенно недоумевал. – Ты сжёг его поселение, и думаешь, что вы станете союзниками?

– Рука болит? – вместо ответа Томас сам задал вопрос.

            Гвиди взглянул на замотанную руку. Болело нещадно, но рука двигалась.

– Болит, – признался он, – если встретится мне когда Варгоши…

– Встретится, – усмехнулся Томас. – Он больше ничего не умеет, только охотится на тех, на кого ему укажут. И неважно кто.

            Но за словами привычная тоска и ненависть: это Томас привёл Варгоши! Томас! Да заодно это следует понести наказание! Такое чудовище и в святое место!

– Мне ты скажешь, что в письме? – Гвиди перешёл на другую тему.

            Письмо пришло утром. В отличие от прочих писем, на этом была тяжёлая красная печать. Томас сломал её сам, прочёл письмо, побледнел, и принялся расхаживать по комнатёнке взад-вперёд, погружённый в свои мысли.

            Гвиди не мешал. Во-первых, он понимал, что отвлекать Томаса от столь важного письма, а оно явно важное, иначе почему он так побледнел? – не нужно. Во-вторых, рука болела и хотелось провалиться в полусонную дремоту.

            Но не получалось. Гвиди раздумывал то об одном, то о другом. Образы, разные образы перемешивались в его голове, вызывали невесёлые мысли.

            Что с постоялым двором? Они оставили кучу тел. А до того что стало с постояльцами и хозяином? А с кухарками? Наверное, и их Варгоши не обошёл своей заботой или они сгинули при падении стен и проломе потолка.

            А если нет? Гвиди хотелось, чтобы было «нет», но он сомневался. Не походило это на правду того мира, в котором он существовал.

            И другие мысли посещали его: что в письме? Не подведёт ли Влад и этот – герцог? Герцог явно не в восторге от их общества, как будто бы они очень уж рвались к нему!

– Что? – Томас остановил метание по комнате, взглянул на Гвиди так, будто бы видел его первый раз в  жизни.

– Что в письме? – повторил вопрос Гвиди. Скрытность Томаса была ему понятной, но всё же обидной. Они уже были на одной стороне, кажется, Гвиди доказал, что ему можно доверять, но нет, глядите-ка, всё равно Томас отмалчивается.

– Это…это довольно сложно объяснить, – признал Томас, пробегая глазами письмо. – Особенно человеку.

            Человек – это вторая ступень. Вампир первая. Всё ясно!

– Уж постарайся! – ответствовал Гвиди, от раздражения он даже ноющую боль в руке перестал чувствовать.

            Томас поколебался. Отдавать письмо он не хотел, но в словах Гвиди была логика! Да и потом – имел же тот право знать? Уж если он впутал человека во всю эту историю, позволил идти за собой, то сейчас уже поздно закрывать двери.

– Цепеш говорит о том, что у него есть идея уничтожить тот источник…ту землю, – осторожно ответил Томас.

– Это хорошо, – одобрил Гвиди. – Усиления Сиире, о котором упомянул этот вампир, нам не нужно. И потом, если мы убьём его одного, много ли мы получим? Разве не может прийти другой?

– И Цепеш о том же! – облегчение в голосе Томаса было почти осязаемым.

– Тогда всё не так плохо, – продолжал Гвиди, – если есть способ, нужно попытаться его применить. Мы уже проделали долгий путь, оказались дезертирами для креста, уж тут-то надо устоять и довести всё до конца! А значит –  и попробовать всё исправить.

– И я так думаю! – Томасу стало ещё легче. У него был ужас, он представил, что Гвиди обвинит его в трусости и желании самоустраниться от проблемы, но нет, похоже, Гвиди разделил его мнение.

– Это хорошо, – повторил Гвиди и спохватился: — а что за способ-то?

            Томас надеялся, что Гвиди не задаст этого вопроса, а он всё-таки спросил и вопрос лёг тяжёлой пустотой на его губы, смыкая и уговаривая промолчать…

***

– Ну письмо мы, конечно, вернём! – у Сиире было очень весёлое расположение духа, и это значило, что кому-то в скорое время будет совсем невесело.

– Оно было запечатано, – робко напомнила Зенуним. – Печатью Цепеша.

– Велика проблема! – Сиире даже не попытался огорчиться. У него давно уже была коллекция печатей на множество случаев жизни. Изготовить подделку было делом коротким и простым. И основная роль тут была у Зенуним – она перехватила письмо.

            Перехватила и передала ему.

            Оставалось вернуть получателю, хотя Зенуним и предложила:

– Быть может, нам стоит разбить их союз? Если Томас не получит этой записки, он не появится там.

– Зато мы появимся, – Сиире слишком долго шёл к цели и устал ждать. –  Общее дело, общая жертва – всё это слишком тошно и слишком красиво, чтобы быть правдой. Завтра мы поставим точку в этом вопросе. Завтра мы завладеем источником силы и почистим ряды наших врагов, вернее, они сделают это сами…

            Зенуним молчала, не зная, как реагировать на слова принца.

– Подай записку кресту, – продолжил принц, – расскажи им, что завтра их мятежный Томас будет в известном нам месте, пусть придут и арестуют его. Или низвергнут – мне едино!

– А Цепеш? – Зенуним всё же рискнула спросить. – Вы думаете, он действительно способен на то, о чём пишет?

– Он способен на большее, – Сиире был всё также весел, – завтра ему предстоит определиться – Каин он или Авель? Убьёт он врагов своих или будет убитым. Меня устроят оба варианта – не будет Цепеша, падут заклятие с того клочка земли. Если он будет с нами – что ж, он хороший военачальник и пригодится нам. Запечатай письмо, Зенуним, надо спешить!  Какая ирония – у почти бессмертных мало времени!

            Сиире расхохотался, довольный своей же шуткой.

Глава 37. Каин, где брат твой – Авель?

            Тот, кто сказал, что все люди – братья, либо издевался, либо был слишком хорошего мнения о людях. Так или иначе, но он ошибся.

            И тот, кто сказал, что вампиры ушли далеко от людей, ошибался – никто никуда не уходил! Отрастить клыки, отвергнуть солнце, ещё не значит перестать быть человеком.

            А сегодня здесь собрались все. клочок выжженной земли, над которым само небо не хотело расстилаться и как-то съеживалось. Проклятой земли, на которой и трава не росла, а пожухла…

            Земля, под которой билась сила, ждущая пробуждения.

            Они все собрались здесь и никогда прежде тьма, наверное, не знала такого к себе внимания, как сегодня, ведь здесь были и вампиры, и даже людей сюда принесло – все судьбы, перепутанные долгом и интригами, все жизни и посмертия.

            Принц Сиире – довольный своей многоходовкой, предвкушающий развязку, как истинный мастер длинных шахмат, он был готов к любому исходу и любой находил благоприятным для себя.

            Его сподвижники. Зенуним, напряжённая, с подвижным, очень подвижным взглядом. А за её спиной первая троица вампиров, которым она Хозяйка. Самигин – этого, конечно, не могло здесь не быть! он всегда на стороне силы, а сила явно на стороне принца Сиире, так чего же удивляться Самигину и парочке его верных вампиров, тенями скользящих чуть поодаль, но готовых, в случае чего, к драке?

            Рудольф… в мире людей он делал карьеру. Но мир людей заканчивался для Рудольфа легко и быстро, когда ему это было нужно. Благо, он хотя бы с собой своих  вампиров не привёл, а то было бы слишком низко.

            Граф Балевс. Этот чтил закон, толковал его, но оказался не готов за него умереть. идея пойти за Сиире была куда более соблазнительной, чем идея отдать жизнь, посмертную жизнь, но пойти против него. Граф привёл с собой одного, чтобы было не слишком явно, но не слишком подло.

            Гриморрэ и Цепеш не привели никого. Хотя Амар и падал на колени перед Хозяином, заклинал его именами Тьмы и Крови, но Влад остался твёрд:

– Поднимись, Амар, ты хороший друг и преданный союзник, но ты не пойдёшь сегодня со мной, – он сам поднял своего преданного слугу, перешедшего с ним из далёкой жизни, где Влад Цепеш только стал вампиром.

            Гриморрэ даже стало завидно – у него такой преданности не было. Нет, каждый, имея его приказ был готов пожертвовать собой – тут сомнений не было, но чтобы рваться самому? Умолять?

            Это было странно. Герцог отвык от такого и с досадой ощутил в себе зависть к Цепешу. Любили его! Всё равно любили! Им пугали людей, но люди радовались ему. А слуга? Кем надо быть, чтобы слуга пошёл за тобою в ад вечного голода?

            Лучше и не думать.

– Возьмите меня, Хозяин! – взмолился Амар, преданно глядя на Цепеша. – Я буду полезен.

– Если что-то произойдёт со мною, ты должен будешь распорядиться о моих вампирах и о наших людях, – Цепеш был строг.

– Но, Хозяин, другие…

– Я доверяю тебе, – прервал Цепеш, – это твоя задача. Сберечь вампиров и людей, что доверились мне – приоритет. Понял? Если ты пойдёшь со мною, кто же, в случае чего, позаботиться об остальных?

            И Амар сдался, а герцог Гриморрэ смутно нащупал в этом ответе ключ к людской любви в сторону Цепеша.

            Но сейчас они пришли вдвоём, открыто, на тот же проклятый островок. Пришли, чтобы навсегда уж разрешить эту историю.

– Ты тоже можешь не идти, – напоминал Цепеш.

            Гриморрэ чуть не вызвал его на дуэль за это, благо, Влад сам понял, что сказал глупость и поспешил извиниться.

– Забыли…пока забыли, – мрачно ответил герцог.

            Куда ему было отклоняться сейчас? Как он мог сейчас сделать вид, что он не с Цепешем? Тем более, учитывая, что Цепеш задумал? А они говорил об этом! Этот самоисход – последний путь, если другого не будет.

            И кто, если не Гриморрэ, не допустит этого?

            Томас пришёл один. Да, Гвиди некуда было деться от славы сподвижника Томаса-вампира, и он уже становился дезертиром, но Томас сумел донести коротко:

– А Эва? Ты обещал позаботиться о ней.

            Пришлось Гвиди согласиться. Тем более, что он мог дать против вампиров? Он ведь не знал, что будет не единственным человеком! И всё же, даже сейчас, видя бывших своих соратников – служителей креста, пришедших во главе с Романом Варгоши для его ареста, Томас не жалел о том, что отпустил Гвиди – кто-то должен остаться чистым.

            Кто-то должен будет рассказать о том, что было до всего…

            Роман Варгоши ради такого случая даже облачился в новый плащ. Он был на вершине блаженства и могущества и весь отряд из служителей креста, в половину дюжины, смотрел на него как на воплощение кровавого бога, мстительного, злого и бесконечно сильного. Но ирония! На него они смотрели с восторгом, а на его же собратьев – с отвращением и презрением, как на преступников, богопротивных существ, недостойных жизни.

            И не видели никакого противоречия!

            Под проклятым серым небом, на безжизненном клочке земли собрались безжизненные – либо разумом, либо телом, либо духом. Собрались разрешить дело.

            Роман Варгоши, забывший в людском почитании, как к нему относятся его собратья, вальяжно вышел вперёд и провозгласил:

– Как представитель Святого Креста, я требую выдачу преступника вампира, известно как мятежный служитель креста, носящего имя Томас.

– Замолкни! – насмешливо отозвался принц Сиире, и Роман Варгоши невольно отступил на шаг. Это с людьми он кровавый бог, а здесь марионетка, какой и был всегда, какой и остался, даже перейдя в ранг богов. – Твоё дело сторона, говорить будешь когда велят.

            Томас осклабился:

– Я его не звал, значит, это сделал ты или кто-то из твоих вампиров! Зачем? Спешишь на него спихнуть борьбу?

– Ты мне здесь не нужен, – объяснил Сиире спокойно, – но ты никак не можешь понять того, где надо промолчать. Зачем ты такой? Зачем мне твоя непокорность? Я пришёл сюда в последний раз говорить с Цепешем.

            Сиире обратился к Цепешу, выражая ему последнее уважение.

– Рад, что эти разговоры больше не повторятся, – Влад Цепеш даже поклонился, не желая скрывать издевательского тона в своём голосе, – а то я уже устал повторять всё по сто раз. Принц, вы и бессмертного утомите!

– Дружка взял? – Сиире глянул на Герцога, – Гриморрэ, вы не обязаны быть здесь.

– Как и вы, принц, – Гриморрэ повторил жест Цепеша, но слишком уж склонился к опасной земле, та обожгла сонным теплом.

            Вот же она, сила, вот она! Под ногами! Бери! Да только не удивляйся, если сила тебе не поддастся и обожжёт тебя ко всей тьме.

            Смущённый этой силой Гриморрэ распрямился, может быть куда резче, чем следовало.

– Итак, – Сиире чувствовал себя хозяином положения, – я сейчас объявлю расклад. Он прост! Томас, тебя заберут твои бывшие коллеги – ты им нужнее, чем нам.

            Томас ничего не сказал, только улыбнулся. Почти по-человечески. Варгоши переступил с ноги на ногу – это среди людей он был силён, а здесь, в драке с Томасом…

– А Влад Цепеш снимет тайны со своей земли, разобьёт все заклятия, – продолжил принц Сиире, – и это будет прощением за его нежелание сразу сотрудничать с Советом.

– А я? – просто спросил Гриморрэ.

– Тебя я не ограничиваю, герцог. Иди куда хочешь, – отозвался Сиире. – Можешь остаться. Но ты, Влад, знай – если откажешься… расклад ты видишь, нас больше и мы сильнее. Мы тебя покромсаем и всё равно своё возьмём. А если пойдёшь с нами, своими братьями…

– С Каином? – Влад подал голос. Он не был напуган, и это значило одно – он решился.

            Едва Влад и Томас оказались на полянке, едва обменялись взглядами… что ж, они были готовы. Не жаль посмертия, если за спинами жизни. Быть вампиром – это не иметь клыки и не пить кровь, это уметь расстаться с посмертием, так пресытиться им, что возжелать сохранения жизней и мира для людей, которые знать не знали, что есть какой-то клочок проклятой земли, а под ним сила! У людей свои заботы – их  враги разбойники, голод, болезни. У вампиров свои проблемы и нельзя впутывать одних в другие, и нельзя ценой кого-то решать своё.

            Так они оба считали. На том и сошлись, чем-то неуловимым для Гриморрэ схожие.

– Оставь свои подвиги другим! – Сиире поморщился, – и громкие фразы тоже! Вампиры должны пройти по пути превосходства. Вампиры должны развиваться, а не сидеть костностью, но для этого нужна сила. Ты, помнится, поддерживал меня!

            Да, Влад тоже помнил это. Он и впрямь поддерживал Сиире когда-то давно, в начале. Но теперь утекло много крови.

– Так и Каин с Авелем были братьями, – усмехнулся Цепеш, бросив взгляд на спокойного, как никогда умиротворённого Томаса. – Но имей в виду, я не сдамся. Я своё слово сказал – эту дрянь надо держать подальше ото всех. А убьёшь меня… ну так знай, буду приходить к тебе во сне и спрашивать: Каин, где брат твой – Авель?

            Гриморрэ захохотал. Ему понравилась решительность Цепеша. Долгие годы он видел его куда более мягким и осторожным вампиром, а теперь тот изменил и тон, и сами черты, сделался как-то поцарственнее, помощнее, и в облике его проступал уже не вампир, который бережёт людей, а воин, древний воин.

– Влад, мне кажется, ты не понимаешь всей тяжести ситуации, – Зенуним, которую никто, включая Сиире, не спрашивал, осмелела и подала голос. – Ты взял себе то, что не твоё по праву. И не хочешь отдавать. Разве это честно? Это всё равно что владеть золотом в одиночку.

            Зенуним оглядела соратников, ища поддержки. Кто-то вяло и впрямь поддержал, но вампиры потрусоватее, как Самигин и Балевс, старательно отвели глаза.

– Дельное замечание! – мрачно сказал принц Сиире, – Влад, это не твоя сила, так почему ты забираешь её себе?

– Нашедший клад забирает его себе! – попытался вступиться Гриморрэ, – ведь так заведено у людей?

– Но мы не люди и люди не мы,  – напомнил Сиире и приблизился к Владу. На один шаг, всего на один шаг, и даже старательно обогнул в этом шаге начавшуюся границу проклятой земли, как бы показывая готовность договориться, вопреки всему прийти к соглашению.

– Нет, – возразил Цепеш, – мы люди. Мы боимся, лжём и убиваем.

– Влад, то, что ты порываешься совершить самоисход, конечно, делает тебе честь…– Сиире склонил голову набок, испытующе глядя на Цепеша.

            Цепеш слегка изменился в лице. Он был уверен, что его план гениален и не мог быть обнаружен, но Сиире прямо заявил о его планах, глядя на него! Узнал? Как?

            По вампирским рядам пробежал шепоток. Голос подал Варгоши:

– Сиире, мы торопимся. Заканчивайте свои дела!

– Да, хорошо, что ты всё-таки здесь, – Сиире потерял интерес к Владу и обратился к Роману, – забирай второго потенциального самоисходника и сгинь.

            Сиире обернулся к своим соратникам:

– Друзья, я говорил много раз о том, что вампирская стезя – это высший путь. Но и высшему надо чистить ряды, развиваться, чтобы не застыть в безысходности. Мы должны быть сильнее, а для этого, да, тяжело, но необходимо перерождать общность. Нам тысячи лет, и за эти тысячи лет мы потеряли способность удивляться. И за это время…

            Договорить ему не удалось. Оглушительный треск позади обрушил, вероятно, самую прочувствованную речь Сиире. Пришлось с негодованием обернуться.

            Конечно, Томас не желал сдаваться. Глупо было рассчитывать на то, что группка людишек и какой-то там Варгоши смогут его взять, но он и не было нужно принцу. Возьмут? Хорошо. Не возьмут? Что ж, отвлекут.

            Но вот то, что Гриморрэ бросится Томасу на помощь,  было слегка неожиданно. Зачем? Почему? Принц Сиире не мог этого понять. Не мог этого понять и Влад Цепеш, который точно знал отношение герцога Гриморрэ к Томасу. Ответ мог дать только один герцог, но и он над ним не задумывался.

            Происходящее показалось ему столь неправильным и мерзким, что он даже думать не стал и поддался своим чувствам.

– Какой идиот…– прошелестел угодливо Самигин и взглянул с угодливостью на Сиире, пытаясь понять – угадал он или нет.

            Но по мертвенному лица вампира этого нельзя было понять.

            Что ж, хотя бы Цепеш остался стоять неподвижно.

– Не будь дураком, – Сиире приближался. Тьма проходила через всё его тело, давно уже мёртвое, конечно, проходила, чтобы оплести его могучей защитой. Рядом то же происходило с Зенуним, Самигином, Балевсом, Рудольфом и доверенным вампирам, что таились под тенями Хозяев.

            Влад не сделал ни одного движения. Тьма не заклубилась в нём. Он был готов, можно сказать, что он был готов к чему-то подобному с первого дня своего посмертия.

            Влад Цепеш когда-то верил в бога и сейчас эта вера откликалась в нём странным противоречием: бог всегда твердил что то, что собирался сделать Цепеш – грех, но внутренний мир Цепеша, который должен был, кажется, давно истлеть, твердил, что он всё сделает верно.

– Убивай! – легко согласился Цепеш и сам шагнул навстречу окончательно смерти в лице Сиире.

            Он был далеко от опасного клочка земли.

            Принц Сиире до последнего считал послание Цепеша блефом, ложью, он не был склонен думать про самоисход, и потому не мог всерьёз оценить всей опасности. Он полагал, это будет красивым жестом, и что тело Цепеша дрогнет и взорвётся чернотой праха. И всё кончится.

            Такие самоисходы видел Сиире и ничего в них не было страшного и удивительного, и этого не учёл принц! То, что он видел за годы посмертия у других вампиров, те редкие самоисходы, были продиктованы отчаянием и депрессией, меланхолической разъедающей тоской, а не смирением.

            Влад Цепеш любил жизнь. И посмертие он тоже любил. Даже вынужденный пить кровь, он не считал себя несчастным. И великим себя тоже не считал. Ему нравилось существовать, но он увидел лучшее спасение в самоисходе и сдался.

            И поэтому тело его не пошло привычной чернотой. Свет разошёлся по его телу – алый, неровный, поднимающий тело вверх, тело совсем лёгкое.

– Зараза! – Зенуним едва успела отшатнуться, но алый свет полоснул её по рукаву, вздыбил с её кожи кучу праха.

            Она зашипела, отшатнулась. Отшатнулись и другие, в ужасе глядя на зависшего в алой пучине Цепеша. Казалось, его обвила змея. Алая, дымчатая, она всё наливалась силой, всё краснела и краснела, а он сам становился бледнее…

            Томас отшвырнул Варгоши в сторону, распрямился. Он знал, что и ему нужно так. Он не любил ни жизни, ни посмертия. Но и себя он тоже не любил. Влада вело смирение, Томаса –  ненависть к себе. Умирать через алое было явно больно, и он был готов. Он считал, что заслуживает самой жестокой боли и потому обратился к внутренней пустоте, которая давно уже заменила душу и прошептал:

– Дай мне болезненного самоисхода, всю ярость мою в него обрати.

            И тотчас его также охватило алым лоскутом, приподняло над травой, на глазах изумлённых, живших столь долго, но так и не понявших жизни вампиров.

            Не подойти без риска, не окликнуть.

– Назад! – Сиире потерял благодушие и отшвырнул попавшегося под ноги Рудольфа в сторону, совершенно не примериваясь. – Они сейчас умрут.

            Что ж, это тоже его устраивало. Конец фанатика. Конец Цепеша, который препятствием стал к клочку земли. Тоже выход! Воистину, он не проиграет никогда.

            На других Сиире не обращал внимания. Его взгляд был прикован к Цепешу, которого пронзало новой и новой нитью алого света. Что-то близилось. И даже небо. Почуяв это, захмарилось, затяжелело, но только над ними, а дальше – светлость.

            Ужасы неба!  Пожары неба!

– Ох, Тьма! Великая тьма…– Зенуним потеряла равновесие и ползла по траве, подальше, подальше, безжалостно сминая всех, кто попадался по пути. Она была молода и боялась, по-настоящему боялась того Ничто, которое ждало всех вампиров.

– Да спятили вы все, спятили! – к такому Гриморрэ не был готов. Как и все, он, конечно, боялся смерти. Даже той, что вела из посмертия.

            Он знал что делать. Отплёвываясь от крови служителей креста, которые неровной кучкой подрагивали в сторонке – истерзанные, частично живые, герцог бросился навстречу алому свету. Он жёг, пробирался сквозь кожу. Но это были мгновения, краткие секунды, а что делали они с Цепешем и Томасом?

– Куда ты? Безумец! – даже Сиире не выдержал, попытался окрикнуть, но куда там? Безумный однажды безумен навсегда.

            Цепеш не должен погибнуть так! Гриморрэ уже был готов действовать.

            Алое отозвалось на прибытие герцога, взметнулось через всю плоть Цепеша, а затем вместе с ним упало на проклятую землю, полилось, тут же вспыхнуло. Цепеш был без сознания и алое проходило через него, хлестало, растворяя всё вокруг и его самого.

            То же происходило и с Томасом. Они были готовы к посмертию, к боли, к самоисходу.

– Нет! только не так! нет! – Сиире потерял привычную невозмутимость, его тело оказалось у самой границы алого, попыталось спасти землю, тот самый клочок. Вампир шнырял руками по земле, но алое обжигало его и пучилась мёртвая кожа, волдырями вспыхивала, лопалась, и хлестало из ран чернотой.

– Хозяин, нет! – Самигин и Зенуним навалились на Сиире с разных сторон. В пылу алого кипения Гриморрэ мог бы заметить это «хозяин!» от вампиров, которые сами были хозяевами, но не заметил. Не до мелочей, когда больно.

            А ему было больно.

            Но он не потерялся в этой боли. Он лёг на живот, подполз к Цепешу и закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. Жизнь и смерть это не чёрное и белое, это одно бесконечное – алое, кровавое. Кровь есть жизнь, кровь есть смерть. И в крови зародился мир, и в кровь он уйдёт.

            Черная вампирская кровь герцога Гриморрэ прошла через алое тяжело и надрывно, но достигла, достигла поганого вампирского сердца совсем не поганой сути Цепеша. Давно мёртвое, обнажённое теперь разъедающим алым цветом самоисхода, оно было обнажено и чернело среди красного моря из смирения и боли. Чёрная кровь стекла в сердце, и на миг зарозовело оно, омертвелое, и алое чуть расступилось, отползло от Цепеша, принялось прятаться, ускользать змеёй.

            Вампир не уходил. Вампир был спасён другим вампиром. Спасён от самоисхода. Да, это даровало ему ослабление, да, это даровало ему посмертие куда более короткое, но не отдавало его на растерзание алой силе, что сейчас жгла черноту проклятой земли.

            Томаса он мог бы и не спасать – никто не просил! Но почему-то не смог. Жалость, давно вроде бы забытая, чёртова жалость, ожгла сильнее алого, и следующие капли упали в раскрытое, мёртвое и уже сморщенное сердце вампира Томаса, спасая и его…

– Что же ты делаешь, скотина! – в бессилии бесновался Сиире, который не успел просчитать самого элементарного – людского в вампирах.

            Но Гриморрэ на него даже не взглянул. Не до того.

            А потом полыхнуло. Алое, стекающее на землю змеями, прошло в проклятие, соприкоснулось с пульсирующей, веками скрытой чёрной силой и вспыхнуло. Ужасное пламя, расшвыряв всю негодную вампирскую братию в стороны, не примериваясь, не разделяя тех, кто пленил его и тех, кто пытался его достичь, обошлось со всеми одинаково, всех повергло и выметнулось словно бы до самих небес.

            Прошло мостом, уродливым, нереальным мостом, который так и не соединил власть и вампирский мир, и истаяло в небе, разлившись по нему безобразной чёрной грозовой тучей.

            Небо отозвалось, покорилось, почернело ещё больше, словно бы скрывая внезапную черноту в себе за чернотой общей, громыхнуло, и пошёл благословенный дождь.

            Благословенный дождь, заливающий пожарище уничтоженной алым и чёрным проклятой земли.

            Проклятый дождь!

            Сиире поднялся на ноги первым. Разочарование он даже не пытался скрыть. Как и раздражение – ох и отойдёт кому-то сегодня за всё хорошее! Кто-то попадётся под руку!

            Рядом шевелились, цепляясь друг за друга, его соратники. Вдалеке ползал Гриморрэ, пытаясь поднять обожженного алым Цепеша. Тот был ещё здесь, не ушёл, но ему досталось. Томас пока просто лежал, прихваченный прохладой и дождём.

            Принц оценил их взглядом. Да, он мог бы оторвать им всем головы сейчас, но зачем? Да и разве было это его единственной идеей? Этот кусочек земли был одним из артефактов, который славно было бы получить в коллекцию, но и без того, разве мало Сиире силы? Разве не подчинил он себе весь Тёмный Совет, а следовательно и Тёмный Закон?

            Но кому-то хотелось отомстить. Достойных, а троица вампиров, лежащая в алой, затухающей под дождём грязи, казалась ему достойной, трогать не хотелось.

            Но Сиире повезло. Варгоши завозился совсем рядом, придавленный ужасом и жалостью – нет, жалость эта была не к людям, безвинно пострадавшим сегодня, пришедших с ним, а к себе. Он потерял величие.

            Сиире в два шага оказался рядом, безо всякой ненависти и всякого удовольствия, сливая в движение накопленное раздражение на разрушенный проект, коснулся головы Романа Варгоши. Тот замер, не веря – утешают?

            Он не успел даже удивиться. Взмах был короткий, но решительный. Без ненависти, просто чтобы унять раздражение.

            Закашлялся Цепеш, Сиире метнул на него усталый взгляд, усмехнулся:

– Паршивец ты, Влад, парши-ивец!

            И больше не проронил и слова, отошёл прочь, оставляя позади себя стремительно тлеющее тело Романа Варгоши, а дождавшись, пока все соратники встанут на ноги, и вовсе исчез, как и не было его.

            Дождь отреагировал на исчезновение вампиров, усилился, стал злее.

– Твою ж мать! – непонятно к кому обращаясь, произнёс Гриморрэ и рухнул на ту же грязь. Силы покидали его. Ещё и рука болела.

***

– У нас есть ещё неразрешённое дело, – напомнил Томас. Они стояли у моря. Оно подкатывало к самому берегу, шумело, пенилось, возмущалось. Но в этом шуме была скрыта какая-то особенная мелодия, расставаться с которой не хотелось.

– Разве? – лениво поинтересовался Цепеш. Он всё ещё плотно прижимал ладонь к боку. Прошло уже три ночи с алого пожара, но тело, пусть и мёртвое, ещё не восстановилось до конца. Боль растекалась в Цепеше с каждым движением.

– Полагаю что да, – Томас сжал губы так, что они стали ниткой. – Герцог может это подтвердить, полагаю.

– Герцог может пожелать тебе убираться в пекло, – ответствовал Гриморрэ. Он был нарочито насмешлив, хотя и замучен. Встреча у моря была его идеей. Море, прекрасное море, которое Гриморрэ, кажется, когда-то любил.

–Я пожёг одно из твоих селений, – напомнил Томас. – Мы должны разобраться с этим.

– Лучше займись чем-нибудь полезным, – посоветовал Цепеш, – не буду я больше ни с чем разбираться.

            Томас не понял. В недоумении обернулся к Гриморрэ, ища у того помощи, но Гриморрэ только удобнее устроился на песке.

– Прошу прощения? – Томас всё же решил выяснить до конца то, что не мог объяснить себе.

– Иди своей дорогой, считай, мы всё решили, – объяснил Цепеш, – я больше ничего не буду делать.  Я свободен. Понимаешь?

            Нет, Томас этого не понимал. Он не был свободен. Сначала зов крови, потом зов долга. И сейчас…куда?

– Ну и не понимай, – разрешил Влад, достал из-за плаща тонкую шкатулку и под одобрительный смешок Гриморрэ швырнул её в море.

            Море весело полыхнуло кругами, расступаясь, а потом потянуло шкатулку на дно.

– Что это значит? – возмутился Томас. – Я не…

– И не надо, – заверил Цепеш. – Земли больше нет, силы, под ней тоже. Один ожог. А значит, всё кончено.

            Кончено? Для Цепеша может быть! Сиире больше не на что было претендовать, и он отступил, но разве он умер? Разве был убит или нашёл кару? Нет, он остался при Совете, уже новом, в который Цепеш, как и Гриморрэ вступать отказались.

            Но разве он умер? Разве получил по заслугам? Нет. он просто отказался от одного из проектов.

– Не кончено, – возразил Томас. – Сиире жив. Вампиры тоже.

– Без нас, дружище, без нас, – подал голос Гриморрэ.

            Томас совсем растерялся. Разве не были они на одной стороне? Разве не рисковал Томас и своим посмертием ради тайны Цепеша?  А теперь что? иди своей дорогой, Томас, ты нам не нужен?

– Без нас, – согласился Влад и хлопнул Томаса по плечу. – Мы устали.

            Устали! А он? Он не устал?

– Вот как…– Томас усмехнулся, принимая всю низость ответа. Он бы так не смог, не смог! А они почему смогли?

– Ага, – подтвердил Влад. – Герцог отправится странствовать. А я займусь…чем-нибудь займусь.

– Эгоистично! – сообщил Томас. – Вы должны бороться с остатками зла.

– Придёт новое, – в отличие от Томаса Влад не возмущался. – Мы остановили то, что могли. Так может хватит?

            Нет, они не договорились. Томас не понял их, они не поняли его. Но хотя бы разошлись миром на три разные стороны: Томас на новую борьбу, Влад на долгое и мирное посмертие, а Гриморрэ на странствие.

– Сила ушла, там теперь клочок пустыни, Варгоши нет… в чём проблема? – Гвиди, когда Томас поделился с ним своим возмущением, тоже не понимал. – Не можешь же ты истребить всех вампиров? Сиире собирает Совет? Ну и пусть собирает. Что же теперь…

– Я не смогу так. Я не знаю покоя, – Томас только покачал головой. Его душа измоталась и требовала сна, может быть даже вечной, но неуёмная плоть вела к новым войнам.

– Тогда куда? – спросил Гвиди, отказываясь от спора.

            Томас взглянул на друга. Настоящего друга, даром, что тот всего лишь человек.

– Я навстречу новым войнам, а ты позаботишься об Эве. Она человек и ты тоже. А я вампир и это точка, которая должна развести нас.

            Гвиди такой ответ не понравился.  Но это  и не нужно было Томасу. Самое лучшее, что он мог сделать – отпустить друга жить его людскую, нормальную жизнь и доживать своё ненормальное, но всё такое же насквозь людское посмертие.

            Не пропадёт! А вот девочка Эва…

            Разговоров, конечно, будет много – и среди вампиров, и среди людей. Например, будут рассказывать, что тьма вырвалась в ту ночь и снизошла на землю. И ещё будут говорить, что сам Влад Цепеш был охотником за неким артефактом, который его убил. Скажут и про то, что всё это был сговор мятежника Томаса…

            Правда, если вы человек, который треплется про последнее, вы можете получить кулаком в лицо от старика, который хранит в глазах и уме ясность. Известный под именем Гвиди, старик защищает память Томаса, который, как говорят, сгинул при попытке бороться с тьмой.

            А может и не сгинул. Кто в этих слухах разберётся?

            Коротка память! Взять вот девочку Эву. Она вампира Томаса помнит вроде бы отчётливо, а через годы удивится – не сказка ли это? правда, ей это не помешает выйти замуж за какого-то охотника на вампиров, какого-то безумного Хельсинга или  как там? Чёрт этих иностранцев разберёт!

            Всё перепутается в слухах, всё перепутается в сплетнях, и кто уже вспомнит про вампиров в веке, где правят люди? А они правят, точно вам говорю – недавно некий депутат что-то вещал с трибуны о свободе и костности, которая этой свободе мешает. Призывал бороться. Имя, правда, у него какое-то странное, то ли Ситре, то ли Сирте?

            Кто ж его вспомнит? Да кто ещё как расскажет! Не подобраться к памяти, не вспомнить. Одно лишь помнит вампирский принц Сиире и годы спустя, правя новым Советом и новым Тёмным Законом, насмешливый вопрос Влада Цепеша:

– Каин, где брат твой – Авель?

            И вздрагивает, пытаясь в самом деле вспомнить – где?

Конец.

Спасибо за прочтение и путешествие в небольшой вампирский мирок!

С тёплым приветом и благодарностью,
 Anna Raven

 

Еще почитать:

Истинная Любовь Карлайла — Глава 4

Дорога из алых цветов — Дорога из алых цветов Глава 2

Отряд состоит из кота

Хроники Ренегата. Первые страницы — Начало сна