Молчаливый ужин

МОЛЧАЛИВЫЙ УЖИН

Часть 1

            … Начнем опять.
            Мы донесли всё до конца,
            Каждый раз мы сталкиваемся
            С этой тихой мукой.
            Я бы принес тебе в жертву себя,
            Прямо здесь, сегодня,
            Ведь ты знаешь,
            Что я люблю тебя.
            Тьма это всё,
            Что я хочу видеть.
            Я никогда не мог выразить словами то,
            Что ты для меня значишь.
            Свеча горит всё тише
            У окна моей души,
            Жнец ждет у моей двери –
            Он пришел забрать меня домой…

Слышался голос Шона Бреннана, вокалиста группы London After Midnight. Лицо Кейла, на которое падал свет фонаря, казалось бледной восковой маской, со стеклянными, смотрящими в никуда, глазами. Нет, это не Шон Бреннан, это будто бы голос Бэтти, напевающий:

I’d sacrifice,
sacrifice myself to you-
right here tonight
because you know that I love you

Этот голос продолжал напевать-нашептывать слова песни. Кейл сидел совершенно один. На лавочке под большим раскидистым деревом, из-за которого выглядывал фонарь. Он не соображал, где сейчас находится, и зачем сидит тут. Границы, разделяющие обычную реальность, будто бы стерлись на какое-то время. Болезненный свет фонаря освещал асфальт, на котором лежала куча осыпавшихся зеленых листьев, сброшенных деревом. Это было весьма странно, потому что на улице царило лето. Такое же болезненное дерево, как и тусклый свет фонаря, дерево, поедаемое какими-то насекомыми-паразитами. Такое же болезненное, как теперешняя душа Кейла, поедаемая паразитами-воспоминаниями. Все блеклое, нездоровое. Зловещая тишина, которую нарушали сорвавшиеся с веток листья, будто стояла глубокая осень. Кейл сутулился, как будто бремя страшной трагедии гнуло его все ниже. Вот, сейчас он дотронулся до руки Бетти, который сидит рядом, как всегда. Рука Кейла разрезала пустоту. Неизменный тусклый свет фонаря. Листва, падающая с больного дерева. И никого. Он совершенно один.
Кейл громко закричал. Крик нарушил зловещую тишину. Плейер упал на асфальт, из наушников доносились слова песни:

   I’d sacrifice,
   sacrifice myself to you…
   Я бы принес тебе в жертву себе…

   « I’d sacrifice,
   sacrifice myself to you…» — пел Бетти, сидя за рулем в тот день, когда они ехали домой из рок-клуба. В тот день, когда выпито было слишком много, чтобы садиться за руль…

Бетти был похож на большую куклу. Скорее на манекена. Кейл вспомнил, когда увидел его в первый раз. Это был тот самый день. Рекламная вывеска совершенно случайно завела Кейла в ателье по пошиву одежды. Он увидел огромную женщину. одетую куклой, всю в кружевах и оборках. Красивое раскрашенное лицо улыбнулось ему. Когда женщина-кукла произнесла свою первую фразу, что-то вроде: «Чем могу вам помочь?», Кейл понял, что перед ним вовсе не женщина. Это было нелепо-забавно и повергло Кейла в шок. Живая кукла с нарумяненными щеками и родинкой над верхней губой протянула большими, не по-женски, хоть и стройными, руками, визитку ателье. На обратной стороне визитки был небрежно записан номер телефона и подпись. Бетти. Кейл улыбнулся. Но, разумеется, не позвонил.

— Бетти, ты слишком пьян, чтобы садиться за руль!
— Не бойся, Кейл, ты же знаешь, что я и с закрытыми глазами умею водить. Я же безупречен…

I’d sacrifice,
sacrifice myself to you…

В следующий раз Кейл заметил взгляд. Пристальный. Принадлежащий лишь ему, взгляд. Он давным-давно забыл про ателье, но лицо так внимательно изучавшего его человека, показалось знакомым. На ум пришла нарумяненная кукла, работающая в ателье по пошиву одежды. Кейлу стало смешно. Этот парень выглядел теперь совершенно по-другому. Он казался слишком громоздким для женщины. Кейл в тот вечер пил много виски и много смеялся. Он подсел к парню и спросил что-то типа того, не транс ли он. Парень ответил, насколько позволили запомнить затуманенные алкоголом мозги Кейла, что не любит шаблонов и ярлыков, поэтому не относит себя ни к какой из соответствующих категорий.

   — Бетти, по-моему, ты пьян!
   — Не скули, Кейл, все будет хорошо. Я люблю тебя.
   Поцелуй с привкусом виски — вот все, что осталось. Последнее, что осталось.
   Кейл схватился за голову. Если бы он обратил внимание на раздражающий свет фонаря, то давно бы уже выбил его. Но Кейл больше ничего и никого вокруг не видел. Он полностью погрузился в другой мир. Поцелуй с привкусом виски. Чудовищный грохот — вот все, что осталось. Последнее, что осталось…

Обычно, когда Бетти спрашивали, не гей ли он, он отвечал демонстрацией среднего пальца. Ему было наплевать, что о нем скажут или подумают. «Жизнь слишком коротка, чтобы заморачиваться подобной ерундой», — всегда говорил он. Жизнь и вправду слишком коротка…

Тогда, в рок-клубе, Кейл был настолько пьян, что не отдавал себе отчета в своих действиях. Тогда Бетти в первый раз поцеловал его. Они целовались, как сумасшедшие. Кейлу было все равно — он был пьян.

   Где твоя любовь?
   I’d sacrifice,
   sacrifice myself to you…

Листва, уцелевшая на ветках больного дерева, зловеще шелестела, дополняя нездоровую картину чего-то ненормального. Какой-то непоправимой трагедии, с которой никак не могло смириться сознание.
Он не знал, что жизнь покажется адом без этой огромной размалеванной куклы с длиннющими нарощенными ресницами. Тогда еще не знал.

   — Где мое платье?! Показ через сорок минут! — Бетти нервничал, как женщина, хмурил нарисованные брови, щеголяя в кружевных панталонах. Был показ коллекции одежды, сшитой для андрогинов.
Кейл прекрасно помнил, какими теплыми были его губы, когда они уединились, пьяные вусмерть, в каком-то ателье. Лед постепенно таял в руках Бетти и сердце Кейла уже не было таким цинично-ледяным, как раньше. Зависимость, как от маковой соломки, от большой размалеванной куклы.

   Твой образ по-прежнему
   Нарисован на моем сердце,
   Вцарапан в мою душу,
   Выгравирован в моей памяти, детка!
   По-прежнему твои поцелуи
   Горят на моих губах,
   Чувствую прикосновение кончиков твоих пальцев
   Любовь к тебе так глубоко во мне…

   Да, тогда играла The Cult – Painted On My Heart, и пальцы Бетти лежали на плечах Кейла. Это был мир, где никто не вмешивается в чужую жизнь, где можно делать все, что ты сочтешь нужным.

— Глупый Кейл, — говорил Бетти, поглаживая его руку. — Эта песня скажет все за меня. Она для тебя.
Бетти казался еще выше — его любимые сапоги на платформе. Его любимый колючий ошейник с шипами и цепями. его пирсинг в соске. Все напоминало о еще недавнем, но невозвратимом уже прошлом. Каленые стрелы пронзали душу Кейла насквозь. «Я потерял половину себя», — твердил Кейл. — «Теперь я ничто. Меня нет больше. Я в аду!»

Кейл не подпускал Бетти близко. Он не знал еще, чего хочет. Избегал до тех пор, пока не поняло, что зависим от его глаз с длиннющими нарощенными ресницами. Три года как единое целое. От Бетти нельзя было устать, он удивлял каждый день.

   Когда Кейл пришел в себя, он услышал шум. Много людей. Все суетились. покореженная машина. Осколки страшной догадки покалывали внутри.
   — Где водитель?! — закричал Кейл.
   — Он разбился насмерть…

   Твой образ по-прежнему
   Нарисован на моем сердце,
   Вцарапан в мою душу,
   Выгравирован в моей памяти…

   — Я всегда мечтал быть девочкой! — говорил Бетти. — И мне к тому же идут женские платья!
   Он был кокетлив, как женщина. Часто надевал женское белье. Как он был красив! И одновременно нелеп.
   — Со мной еще никогда не было ничего подобного, — говорил Кейл.
   — Я самый лучший из твоих девочек, — говорил Бетти, присаживаясь к нему на колени в кружевном белье. Три сережки в языке Бетти доводили его до экстаза.

— Разбился насмерть?! — продолжал кричать Кейл. — Но на мне и царапины нет, как же ОН мог разбиться насмерть?!
Глаза огромной куклы навсегда закатились. Она сломалась. Почину не подлежит.

   Любовь моя, люби! — да не развяжешь
   Вовек ты жгучий узел этой жажды
   Под ветхим солнцем в небе опустелом!

   А все, в чем ты любви моей откажешь,
   Присвоит смерть, которая однажды
   Сочтется с содрогающимся телом…(Ф.-Г. Лорка)

   Не было смысла ни в чем. Кейл ждал ночи, как спасения. Когда было можно провалиться, как в кому, в могилу, в глубокий бесчувственный сон.
   Вся жизнь Кейла превратилась в ожидание этого спасительного сна, который хоть на какое-то время облегчал жгучую, как расплавленный свинец, боль внутри его естества. Воспоминания заполонили собой все. Он просыпался, но все еще не отойдя ото сна, чувствовал на дне своей души гибельную катастрофу. И сознание образ за образом возвращало его к той роковой ночи. К ночи, когда погибло все, чем он жил, да и сам он погиб в ту минуту. Он теперь зомби, молящийся Ночи, которая, как заботливая сиделка облегчит нестерпимые муки тяжело больного, похоронившего себя заживо. Унылые, одинаковые лица прохожих, идущих навстречу, не сулили противоядия от смертельного яда воспоминаний прошлого, которое уже никогда не вернется. О губах, заледеневших навеки, которые больше никогда не споют той песни, от которой оживала душа…
   — Где твоя любовь? — послышался сзади голос, как во сне.
   Кейл приостановился. Длинная, выкрашенная темно-красная прядь, упала на отточенно-белое лицо. Кейл снял темные очки, обнажив свету впавшие, как могильные ямы, глаза, которые очернили на бледном лице чудовищные переживания.
   — Что? — спросил он.
   — Где твоя любовь? — повторила цыганка, обнажив безобразные гнилые, наполовину обломанные, зубы. Ее мерзкий облик, как нашатырь, привел Кейла в чувства хотя бы на несколько секунд. Заставил выйти из транса, в котором он существовал все это время.
   — Моя любовь умерла, — с каким-то холодным цинизмом ответил Кейл.
   — Хо-хо-хо, — щегольнула гнилыми зубами цыганка, положив коротенькие толстые ручки на здоровый живот, обтянутый цветастой юбкой, которая была надета едва ли не по самую грудь.
   — Несколько долларов — и мальчик к тебе придет, — просвистела цыганка наполовину беззубым ртом.
   — Мальчик?! — злобно изумился Кейл. Как она-то могла знать?! Цыганка захихикала, показав серьгу у себя в ухе, она затем указала себе в область соска:
   — Вот такое у него было.
   Будто какие-то силы глумятся. Так казалось Кейлу в тот момент. У него земля ушла из-под ног. Ему захотелось схватить мерзкое существо за короткую толстую шею. Но что-то не давало ему сделать этого, будто невидимая стена. Рука Кейла понапрасну обожгла воздух.
   — Мы все знаем, — глаза цыганки, дьявольско-пронзительные, из глумливых превратились в серьезные и даже, казалось, какие-то злобные.
   — Мы?! Кто такие мы?! — закричал Кейл. Он перестал соображать. Он даже не заметил, как из кармана исчез кошелек. Он не видел, как исчезла цыганка, и, разумеется, не понимал, что в его руке делает странная книжонка в черной обложке с надписью «Молчаливый ужин». В нелепом трансе Кейл побрел домой, не разбирая, по каким улицам идет. Он прижимал к груди обтрепанную книжонку, как сокровище. В тишине зависло имя. Бетти. Кейл, как вор, оборачивался по сторонам, пытаясь узнать, кто бы мог сказать это. Но прохожие шли, не замечая его.
   Кейл заперся в доме. Он сидел некоторое время, закрыв уши руками. После общения с цыганкой стало что-то еще больше давить, угнетать.
   Пошел дождь. Кейл давно послал всех друзей и знакомых к чертовой матери. Среди них ему места не находилось. Одиночество. Дождь. Тоска. Слезы дождя стекали по стеклу. Тихая, монотонная дробь. Безысходность. Хотелось выть волком. Чтобы не сойти с ума, Кейл раскрыл странную книжонку.
   «Собираясь вызвать тень умершего возлюбленного, подберите такое время, чтобы оно совпадало с датой рождения, либо смерти»…
   — Что за ересью нас потчуют! — возмутился Кейл. — Деньги делают даже на смерти!
   Но почему-то ему подумалось, что сегодня как раз 16-е число, а Бетти родился как раз 16-го числа. И Кейл стал читать дальше.
   «Приготовьте символическую гробницу к востоку на запад. Она составляется из фотографии или портрета умершего, задрапированного черной материей и обрамляется по бокам цветами».
   Почему-то идея насчет символической гробницы очень понравилась Кейлу. Будто частичка Бетти будет у него прямо в комнате! Сценическое кладбище прямо перед носом! Он украсит его самыми лучшими цветами! Кейл немедленно принялся за дело. Кроме того, возня отвлекла его от раздирающей душу тоски.
   Вскоре в комнате стоял фотоплакат Бетти, самый лучший и самый красивый, в черном шелке, атласе и бархате. Кейл помчался и купил красных, как загустевшая кровь, роз и украсил фото с обеих сторон. На душе несколько полегчало.

   Все выплакать с единственной мольбою —
   Люби меня и, слез не отирая,
   Оплачь во тьме, заполненной до края
   Ножами, соловьями и тобою.

   И пусть на сад мой, отданный разбою,
   Не глянет ни одна душа чужая.
   Мне только бы дождаться урожая,
   Взращенного терпением и болью.

   Розы улыбались, как и губы Бетти с фотоплаката. Острое чувство любви, которой уже не суждено сбыться, пронзило душу насквозь, будто шипом розы, которой Кейл успел пораниться. Охватило отчаяние. Он принялся читать дальше:
   «…и как-нибудь связанного с умершим предмета или личной вещи умершего, которая может оказаться в вашем распоряжении»…
   — Вещь! — усмехнулся Кейл. — Да тут каждая вторая вещь — ОН!
   На ум пришел гребень в красивой оправе из снежно-белых светящихся орхидей, которым Бетти любил расчесывать свои чудесные длинные светло-русые волосы.
   Далее Кейл прочел, что должно быть 13 подготовительных ночей.
   — Сегодня будет первая! — торжественно решил он, зажигая светильник на востоке комнаты. Он прочел состав ладана для вызывания умерших.
   — Вербена, полынь, сандаловое дерево, алоэ, розовые лепестки… Ясенец белый с острова Крит, бензойная смола, камедь…
   Оказалось, что ингредиенты достать было не так-то просто. Кроме того, нигде не было ясенца с острова Крит, за который Кейл готов был расплатиться чем угодно. Так пропала первая ночь. Задернув драпировку из черного бархата, за которой находился фотоплакат Бетти, Кейл погрузился в спасительный сон. Розы благоухали в ночной тьме, а сквозь приоткрытую форточку проникал свежий воздух, напоминающий о прошедшем недавно дожде.

   Странное дело, но на утро, у своего дома Кейл обнаружил пакет. В пакете трещало что-то сухое. Сначала он хотел вышвырнуть пакет в мусорное ведро, но из него доносился такой странный аромат, что пакет пришлось развернуть. В пакете были травы, все подписанные. Там лежал даже ясенец белый с острова Крит! Не по себе сделалось Кейлу.
   — Что мне терять! — услышал он. — Все, что было у меня, я уже потерял… Эта уродина-цыганка следит за мной!
   Кейл принялся смешивать травы, смочив их оливковым маслом, красным вином и собственной кровью из порезанного запястья.
   Пришлось сотворить заодно и любовный ладан. Из мускуса, алоэ, красного кораллового порошка, настойки серой амбры, розовых лепестков и белка яйца.
   Комната наполнилась волшебным ароматом трав.
   Кейт сел лицом к портрету, зажег любовный ладан и ладан для вызывания мертвых.
   «…мысленно позовите умершего так, как вы звали его ранее, удерживайте взгляд на изображении. Пытайтесь вызвать чувство любви к умершему. Вложите самые сильные чувства к умершему в воспоминание»…
   Кейл криво ухмыльнулся:
   «…вызвать чувство любви! Все мое естество пронизано этим чувством, что же здесь вызывать!»
   «Бетти!» — мысленно позвал Кейл. — «Это я, Кейл. Любимый мой, каждая клетка моего тела живет мыслью о тебе!»
   Кейл приковал взгляд к фото Бетти. К этим губам, которые столько раз целовали его. Это действительно получилась медитация, ибо ни одна мысль, помимо воспоминаний о Бетти, не волновала мозг Кейла. Он растворился в фото Бетти. Погрузился в воспоминания того времени, которое они проводили вместе, в воспоминания о той страсти, которая до сих пор раненным зверем бушевала в его жилах.
   Из глаз Кейла потекли слезы. Не от того, что время, проведенное с Бэтти, никогда не вернется, они просто текли и Кейл сам не осознавал этого. Текли по непонятной причине. Кейл растворялся в фотографии Бэтти, сливался с его образом и воспоминаниями о нем, которые ему так живо удалось воскресить, что он снова почувствовал горячие губы Бетти на своих плечах, его большую ладонь на своей руке. Он погрузился в наваждение, пока что-то не кольнуло его невидимой тонкой иголкой. Светильник начал гаснуть, нужно было заканчивать. Кейл посмотрел на фото Бетти, по-прежнему улыбающееся ему.
   «Бетти, не уходи», — взмолился он, с тоской посмотрев на фото. «Будь со мной хотя бы в этом дьявольском трансе… в котором я еще могу чувствовать твои губы»… Кейл завесил портрет и лег на кровать. В одинокой темной комнате, через окно которой проникал такой же одинокий свет луны. В голове звучала Лунная соната Бетховена. Он трогал рукой пустое место перед собою.
   Тринадцать ночей Кейл провел в медитациях возле фотоплаката Бетти, едва не доводящих его до сумасшествия. Все эти 13 ночей по его лицу текли слезы, которых он даже не замечал, пока не задувал догорающий светильник. Наконец пришел канун главной ритуальной ночи. Кейл накрыл стол новой белой скатертью и поставил кресло к западу от него, лицом к востоку, а другое наоборот. На стол он поставил букет сладко пахнущих цветов. Зажег перед фото два светильника и ладан.
   Кейл поставил на стол два прибора. Он приготовил самые любимые блюда Бетти, принес его самое любимое вино.
   Все движения нужно было исполнять задом наперед, передвигаться бесшумно, накладывая очень маленькии порции — четверть.
   Часы показали полночь. Кейл подошел к фото Бетти задом наперед, медленно раздрапировал его и подумал про себя:

   Таинствами темноты!
   Мирской страстью!
   Силой востока!
   Молчанием ночи
   И святым обрядом Гекаты
   Я заклинаю тебя узами любви.
   Дух Бетти,
   Нарушь со мной свой вечный пост!
   Да будет так!

   Как и было указано в книге, задом наперед, Кейл подошел к своему стулу и начал есть свою порцию ужина.
   «…избегайте смотреть на место напротив себя во время ужина. Это самое важное».
   Кейл погасил лампы, стоящие у фото. Ему очень хотелось посмотреть на стул на западе, но он боялся все испортить. Кейл сел на свое место, закрыл глаза.
   «Бетти, Бетти, Бетти», — повторил он. — «Allay Fortisson Fortissio Allynson Roa!»
   «Здравствуй, Бетти!» — подумал Кейл и начал медленно открывать глаза: на стуле напротив никого не было.
   — А-а-а-а! — взревел Кейл. — Везде обман! Проклятые цыгане! Это я, легковерный дурачок, убитый горем, купился на их удочку и эту чепуху! Будьте вы прокляты!
   Он перевернул стол. Все приборы побились, по всему полу разлилось красное, как кровь, вино. Его запах смешался с запахом ладана для вызывания мертвых и сладковатым запахом цветов. поломанных и прилипших к разлитому на полу вину. Тут же валялась и книжечка, раскрытая на странице:

«…повторите для тени бессловесное разрешение уйти…»
Но Кейлу больше не было дела до того, что было написано в этой книге. Он наступил на нее ногой. Красное вино, будто пятно крови, украсило пожелтевшую бумагу.

   Зашевелился могильный холм, и из свежей земли, обильно изрытой дождевыми червями, показалась рука.
   — Какого хрена! — раздалась ругань из-под земли. Могильный холм казался живым.
   — Кейл, что за шутки, блин! — из могильной ямы, в которую продолжала сыпаться земля, вылезла перепачканная грязью голова Бетти со слипшимися волосами. Он собственными руками разодрал гроб, будто был сказочным богатырем.
   — Бля, — Бетти присел на могильном холме. Его привлекла странная надпись на камне с собственными инициалами и датой. — Да вы что все, охренели в самом деле! Кейл! Что это за идиотизм?
   Его внезапно охватила паника и страх: что он делает ночью на кладбище в гробу, да еще с камнем, на котором его собственная фамилия! На шутку не похоже… Он ничего не помнил… Бетти стал листать книгу собственной памяти. Последнее, что он помнил, как они нажрались в рок-баре и ехали домой.
   — Может я заснул летаргическим сном и меня сочли мертвым?! — испуганно подумал он. — Какой сейчас день, год? Боже мой!
   Он побежал бегом и запрыгнул в какой-то фонтан, с непреодолимым желанием смыть с себя все, всю эту грязь и поскорее избавиться от ужасного тлетворного запаха разложения. Он полчаса не вылазил из воды, даже не ощущая холода. Но запах разложения не пропадал.
   — Полежи в могиле хренову тучу времени, еще и не такой вонью пропитаешься!
   Его единственной мыслью было — прийти домой и обнять Кейла, которого не хватало сейчас особенно.
   Бетти хотелось привести себя в порядок, прежде чем будить Кейла. Смыть с себя всю эту трупную вонь. Он тихонько зашел в ванную, включил свет и посмотрел на себя в зеркало. Дикий ужас обуял его: он увидел в зеркале начавший разлагаться труп с уже вытекающим глазом. Закричав чудовищным голосом, Бетти кунулся прочь из дома.
   Кейл подскачил на подушках.
   — Бетти! Бетти… Я схожу с ума… В ушах стоит твой пронзительный крик, но ты никогда больше не закричишь, ты не можешь кричать… И вся эта цыганская ересь…
   Он с удивлением увидел, что дверь распахнута, а в нос ударил едкий запах мертвечины.

   Бетти был в ужасе. Он увидел, во что превратился.
   — Черт, так ведь я же начавший разлагаться труп! Зомби, восставший из могилы! Этого не может быть!
   Весь день он просидел в кустах, прячась от людей.
   — Джон, там что, падаль в кустах разлагается? — спросил дворник у своего напарника.
   — Не знаю, я все проверял, может собака сдохла.
   Дождавшись, когда Кейл выйдет из дома, и прячась за розовым кустом, Бетти влез в окно. Здесь были все его вещи. Переодевшись в пайту с глубоким, скрывающим лицо, капюшоном, он натолкнулся на заголовок газетной статьи: «Двое пьяных молодых людей попали в аварию. Один из них разбился насмерть»…
   — Один из них… и это конечно же я… — он посмотрел на фото своего изуродованного автомобиля. — Боже мой! Как такое возможно! Хорошо хоть с Кейлом все хорошо… Но почему я, преданный земле, встал?! Так не бывает!
   Но собственное, начавшее гнить, тело, говорило ему обратное.
   — Бедный Кейл! Что мы теперь будем делать! Я ни за что не покажусь ему в таком виде, он умрет от ужаса…
   Бетти взял из сейфа деньги, чтобы на них купить одежду, хорошо скрывающую его безобразную внешность и с тоской. которая казалась ему хуже самой смерти, вылез в окно.
   — Колдовство! Колдовство… Вуду, не знаю, что это! Трупы не могут оживать, я в это не верю…

   Бетти больше не хотелось есть, пить, спать. Он был обреченным на вечные скитания мертвецом, живым мертвецом, который способен чувствовать душевную боль, но никогда больше не сможет обнять самое дорогое, что осталось у него на этом свете — Кейла.
   Бетти купил длинный плащ с капюшоном, который бы скрывал его, ставшим изуродованным, лицо. Начавшие гнить руки он покрыл черными бархатными перчатками. Но не один парфюм не мог спрятать запаха разложения того, кому надлежало лежать в земле.
   Тоска по Кейлу и безысходность собственного положения сводили с ума. Бетти прятался в подворотнях рок-клуба, чтобы хоть мельком увидеть того, кто был и остался самым дорогим существом на земле.
   «Я воскрес из мертвых, чтобы снова увидеть тебя», — думал Бетти, стоя у него за спиной. Как хотелось обнять! Но он умер для всех, его больше не существует… Кусок начавшего разлагаться мяса, покрытого опарышами, вот, кто он…

   — I’d sacrifice,
   sacrifice myself to you…
   Кейл вздрогнул и обернулся.
   — Зачем вы это поете? — сказал он. — Откуда вы знаете эту песню?
   Бетти встрепенулся.
   — Я поклонник Шона Бреннана, — ответил Бетти, изменяя голос как только возможно. — А что, эта песня что-то значит для вас?
   — Больше, чем вы можете себе представить! Хотя, откуда вам знать, вряд ли вы способны так сильно любить… — пробурчал Кейл.
   — Я способен… — не выдержал Бетти. — Ведь я тот, кого ты любишь!..
   — Не смешно! Тот, кого я люблю, умер! — он развернулся, чтобы уйти.
   — Кейл! — закричал Бетти. — Не уходи!
   — Бесполезно, — ответил Кейл. — Я даже не удивляюсь, откуда вы знаете мое имя! Вы, цыгане, почему-то преследуете меня, видимо, вам приглянулся мой кошелек. Какое кощунство издеваться над отчаявшимся человеком, подсовывая ему книги по воскрешению мертвых!
   — Боже мой… — прошептал Бетти. — Кееейл!! — его крик унесло эхо. Начал накрапывать дождь. Бетти опустил голову, смотря в ту сторону, куда ушел Кейл. Книги по воскрешению мертвых! На какие муки ада он обрек его!
   Когда-то он был красив. Когда-то им любовались. Даже не человек теперь… Сможет ли он теперь по-настоящему умереть? Или вечность будет скитаться в гниющем теле? Боль защемила в душе. Это была тоска по Кейлу. Обида за то, что он не узнал его голос, не поверил… Но ведь так же лучше! Это правильно. Он ни в коем случае не должен видеть его таким. Бетти бродил по ночному городу. Пьяная компания прицепилась к нему. Кто-то содрал капюшон.
   — Ты что, придурок, все еще Хэллоуин отмечаешь? Снимай маску! — один из парней попытался сорвать воображаемую маску с лица. Его рука погрузилась в зловонную, мягкую, как у гнилого яблока, жижу.
   — Мать твою! — закричал он. — Что это, черт возьми, происходит! — он кинулся бежать, запах мертвечины заставил содрогнуться.
   Бетти шел к дому, который уже навсегда потерян для него, как Кейл, как весь этот мир, созданный из плоти и крови. Он, будто вор, пробирался в собственном доме. Он, чудовище, с тоскою в глазах смотрел как спит Кейл с разметавшимися по подушкам красными прядями. Невозможная любовь… Нужно найти эту книгу. Вдруг там написано, как уложить урода-зомби обратно в гроб. Слезы навернулись на глаза Бетти. Он подумал о том, как Кейл когда-нибудь забудет о нем, найдет и полюбит кого-то другого, будет петь ему другие песни… А его тело будет гнить в могиле, изъеденное червями.
   «Я сам виноват. Я набрался тогда, сел за руль… Нельзя так халатно относиться к собственной жизни. Ведь я мог убить и Кейла. Когда ты пьян, тебе кажется, что ты Бог, что ты бессмертен и тебе все подвластно. Но как же тяжела расплата!»
   Бетти едва слышно дотронулся до щеки Кейла. «Любимый мой… Никогда не оскверню тебя, пикасаясь обезображенным ртом к твоим чудесным губам»…
   — Бетти отвернулся в сторону и заплакал. Зачем, зачем ты сделал это, Кейл? Поднял из могилы то, чему надлежало обратиться во прах! Теперь и я буду страдать о тебе целую вечность…
   В окно заглядывала девственно-белая роза, распустившаяся на кусту. Близился рассвет. Бетти взобрался на чердак. Он решил поселиться на чердаке, чтобы всегда быть рядом с Кейлом, хоть и невидимым для него.
   Как красиво играет рассвет! Бетти смотрел на улицу в маленькое чердачное окошко. Тот, кто больше никогда не уснет… Кто есть и кого одновременно нет… Кто одновременно живой и мертвый. Проделав щель в полу, он мог смотреть, как спит Кейл, как судорожно он сжимает одеяло и называет его имя.

   Твой образ по-прежнему
   Нарисован на моем сердце,
   Вцарапан в мою душу,
   Выгравирован в моей памяти…

   Это ли не настоящая кара, смотреть, как страдает о тебе любимый человек и не иметь возможности открыться ему! Влачить печать уродства гниющего тела! Смотреть на свои прекрасные портреты и сравнивать их с отражением в зеркале…
   Кейл проснулся.
   — Какая-то чертовщина! Почему мне постоянно кажется, что ты здесь!
   «Потому, что я здесь», — прошептал Бетти. — «Но ты этого никогда не узнаешь»…
   Кейл, словно в каком-то кошмаре, снова заснул, а когда проснулся — на столе стоял завтрак и чашка кофе. По всему дому разносился запах ароматической сигареты, которые любил Бетти, смешанный с запахом гниения.
   — Что-то не так, — сказал сам себе Кейл.

Часть 2

   Все знают, чем окончится существование биологического организма — старостью, смертью и гниением. Все знают, что мир несет боль и разочарование. Но все спешат привнести в этот мир новую жизнь. Это происходит всего лишь из-за того, что человеческое эго говорит — нужно что-то оставить после себя. Для человеческого эго — боль, разочарование, старость и смерть ничто по сравнению с тем фактом, что все равно нужно оставить что-то после себя.
   Многие знают о том, как умирает любовь, без которой, казалось бы, невозможно прожить ни минуты. Люди разочаровываются друг в друге. Люди пресыщаются друг другом. Люди перестают ценить друг друга. Чувства умирают, оставляя за собой боль или равнодушие. Все пройдет, все скроет время. Люди изменятся. Станут другими. Они поймут, что слова Оскара Уайльда из «Кентрвильского привидения» о том, что «Любовь сильнее Жизни и Смерти» всего лишь утопия. Любовь — бабочка, которая упорхнет от тебя, когда ты попытаешься ее поймать. Бабочка, которая в один прекрасный момент растворится в воздухе и, когда ты оглянешься, поймешь, что ее и не было, что это был всего лишь плод фантазии, взрощенный обманчивой и несбыточной надеждой.
   Кейл ночами оплакивал гибель Бетти. Бетти терзался намного сильнее, оплакивая себя самого и невозможность их любви. Бетти решил стать ангелом-хранителем Кейла. Кейл привык, что каждое утро на столе стоял завтрак, чашка кофе и сигарета, а когда возвращался домой — дом всегда был чисто убран. Кейл склонен был поверить в домового, потому что никак не мог объяснить происходящие в последнее время чудеса.
   Бетти, закутавшись в длинный плащ с глубоким капюшоном, часами ждал его под дождем возле рок-клуба. Дождь пел свою тихую и печальную песню. Бетти молча слушал его.
   Шло время. Время сглаживало боль, как размывка в фотошопе линии изображения. Все забывалось, и Кейл все меньше стал оплакивать Бетти, все меньше тосковать.
   Один раз, когда Бетти стоял под дождем возле клуба, он заметил, как Кейл вышел в сопровождении незнакомого и очень красивого парня. Если бы сердце Бетти было живо, оно трепетало бы в груди. Но сердце разлагалось вместе с другими органами. Бетти сделал шаг навстречу Кейлу.
   — Это ваш… новый друг? — сорвалось с языка.
   — А это так важно вам? — с озлобленным презрением ответил Кейл.
   — Выходит, нет любви? — спросил Бетти.
   Кейл помрачнел.
   — Любовь умерла.
   — Но любовь же сильнее жизни и смерти?
   В глазах Кейла вспыхнул какой-то давно угасший огонек, но вскоре потух.
   — Я устал от этого напыщенного романтизма. Моя любовь умерла…
   — Твой образ по-прежнему
   Нарисован на моем сердце,
   Вцарапан в мою душу…
   Кейл вздрогнул. Его спутник, длинноволосый блондин с явным высокомерием спросил:
   — Кейл, это кто?!
   — Не поверишь, но в последнее время меня преследуют домовые и цыгане.
   Они ушли.
   Из глаз Бетти потекли слезы. Они скорее напоминали сок, вытекающий из гнилого яблока. Лил дождь, текли слезы. Плачь на брудершафт с дождем! Бетти медленно побрел по улице. Где же ты, Вечная Любовь, которая сильнее Жизни и Смерти?? Оскар Уайльд обманул! Сказочник-утопист. Где же то милое время, в доме, увитом плющом и белыми розами! Безжалостное время, в доме, увитом плющом и белыми розами! Безжалостное время… Вокруг кипит жизнь, а он — гниение, испорченный биоорганизм, которому место на кладбищенской свалке! В каждом зеленом листочке, на которое село насекомое, кипит жизнь. В каждом жучке, в каждой травинке! В каждом лучике Солнца. Он — разложение. Гниющее чрево. Засохшее дерево. Мертвый свет луны. Скопище могильных червей.

— Бетти, я люблю тебя! Ты всегда будешь моим.

— Да, я всегда буду твоим… — проговорил скитающийся по городу под дождем сосуд для могильных червей.

   — Какой ты красивый, — проговорил Кейл, проведя пальцами по бархатистой коже.
   — Я знаю, — самодовольно ответил Алоис. — Знаешь, сколько людей говорили мне эти слова?
   — Тогда почему я?
   — Ты нравишься мне, — ответил Алоис, встряхнув белыми, струящимися как шелк, волосами, зная, какой эффект возымеет этот маневр. У него живая теплая кожа! Прекрасное лицо, хорошо сложенное тело. Без следов разложения! Кейл, Кейл, на что ты обрек меня! На какие невыносимые муки… За свою глупость я расплатился смертью и должен был гнить в земле.
   — У меня еще никогда не было такого замечательного секса, — проговорил Кейл, очарованный вниманием красавца.
   — И наверное его у тебя не было давно, — ухмыльнулся Алоис, расчесывая гребнем Бетти свои роскошные волосы.
   — С того момента, как я похоронил своего парня…
   — Так ты вдовец, и в трауре? — снова ухмыльнулся Алоис, небрежно кидая гребень на тумбочку. Все движения его были чинные, медленные, будто бы он был самим королем, и сидел он с монархической осанкой.
   — Тварь! — вскричал Бетти, увидев, как из-под кожи показался могильный червь. Он вытащил непотребство и начал топтать ногами. Это была истерика. Он разглядывал собственное тошнотворное уродство,к которому все никак не мог привыкнуть.
   — Переезжай ко мне, — проговорил Кейл, положив руку на плечо Алоиса. — Я одинок. Мне очень одиноко…
   — Посмотрим, — проговорил Алоис, словно кокетливая женщина и снова принялся расчесывать волосы.
   — Послушай, — сказал он, — тебе не кажется, что тут из каждой щели разит падалью?
   Кейл задумчиво пожал плечами.
   — Наверное где-то сдохла и разлагается крыса.

   Бетти доделал маску. Он натянул ее на размякшее лицо. Его омертвевшие волосы потускнели, но какие они густые и длинные! Мертвые, будто парик.
   — Нужно приготовиться как следует ко встрече нового жильца! — никто не узрел ухмылку, которую изобразил искривленный, гниющий рот под маской.
   С того дня, как Алоис поселился у Кейла, завтрак, кофе и сигарета перестали появляться на столе.
   — Домовой от меня сбежал! — прикалывался Кейл. — Даже чего-то не хватает.
   Он вспомнил, как раньше Бетти готовил ему завтрак и кофе, и всегда клал сигарету. И какое совпадение! Завтрак очень напоминал тот, который готовил ему Бетти, когда был жив. И лежала точно такая же ароматическая сигарета.
   «А это молчаливый ужин!» — будто засмеялся кто-то в голове. Кейл вздрогнул.
   — У тебя лицо, будто ты призрака увидел, — беззаботно рассмеялся Алоис, играя гребнем Бетти. — Ты думаешь ужин готовить?
   — А что будешь делать ТЫ?
   — Я устал. Кроме тогою, моя тонкая, чувствительная натура не сможет позволить себе потрошить мясо. когда это делают, я выбегаю в другую комнату. Пусть это делают другие. Например ты!
   — А Бетти был вегетарианцем, — вырвалось у Кейла.
   — Так и что теперь! — начал злиться Алоис. — Может хватит постоянно повторять его имя? Он уже сгнил в могиле с червями!
   Бетти, ютящийся на чердаке и наблюдающий сцену, презрительно ухмыльнулся.
   Кейл удрученно пошел чистить картошку.
   — Фу! — скривился Алоис. — Здесь будто мертвяк пробежал, я сейчас задохнусь!
   — Так беги на улицу и дыши свежим воздухом! — раздраженно ответил Кейл.
   Алоис вышел во двор, хлопнув дверью. Кейлу показалось, что послышался какой-то приглушенный смех.
   На улице было свежо. Небо усыпано звездами. Но Алоиса мало волновала красота звездного неба. Он смотрел на звезды только тогда, когда сравнивал себя с одной из них. Тонкий аромат роз, которые ползли по стенам дома, как маленькие белые пучки, резко разбавила вонь разложения. Подул ветер. Алоис психовал, что ветер спутал его шикарные волосы и что опять начал доноситься тлетворный смрад. Он увидел, что на ветке дерева блестит в темноте что-то белое. Какие-то огоньки. Это орхидеи светились на гребне. На том самом, которым он только что играл в комнате. Но как такое возможно!
   Алоис отцепил гребень от ветки и его пальцы погрузились во что-то мягкое. Он увидел, что вместо зубьев на гребне копошатся могильные черви! Алоис громко закричал. Кейл даже порезал палец. Он кинул чистить проклятый овощ и выбежал на улицу.
   — Что такое? В чем дело?
   — Что у тебя здесь твориться?! — визгливо, как женщина, закричал Алоис. — Посмотри на этот гребень, — он указал на землю тонким пальцем с ухоженным розовым ногтем, на котором красовалось дорогое кольцо, подаренное бывшим любовником. На земле валялся гребень, некогда принадлежавший Бетти.
   — И?.. — спросил Кейл.
   — На нем могильные черви! — закричал Алоис, скорчив лицо в театральную гримасу.
   Кейл поднял гребень и внимательно посмотрел:
   — У тебя паранойя, ты сумасшедший!
   Кейл вернулся в дом.
   Алоис проклинал все — небо, звезды, тонкие белые розы, тлетворное зловоние. Его все раздражало. Но деваться было некуда. Жить было негде, своих денег не было, т. к. его обычно содержали богатые любовники или любовницы.
   Кейл был привлекателен внешне, но казался слишком мрачным. Видимо, все еще не мог отойти после трагедии.
   — Где он? — вошел в дом Алоис. Картошка уже шкварчала на плите. С грибами и свининой.
   — Кто? — не поворачивая головы, ответил Кейл.
   — Твой Бетти?
   Кейл, так же, не поворачивая головы, указал в конец комнаты. Алоис развернул драпировку из черного бархата, украшенную свежими розами. Внимательно он начал разглядывать человека на фотоплакате.
   — У меня более пропорциональная фигура, — наконец сказал он.
   Кейл не ответил, засунув в рот палец, из которого потекла кровь. Он сдерживался из последних сил.
   «Когда его не будет, нужно будет повесить здесь свой фотоплакат», — подумал Алоис. При Кейле он этого сделать бы не посмел.
   — Все, — наконец сказал Кейл. — Собирай свои вещи! Я устал тебя терпеть!
   Алоис понял, что запахло жареным. Как в прямом, так и в переносном смысле, потому что горела еще и картошка с грибами и свининой.
   Обычно, когда любовников или любовниц выводил характер Алоиса и он видел, что лишается покровительства и денег, ушлый юнец пускал в ход все свое обаяние. Вот тонкие руки его уже обнимали Кейла за шею, а мягкие шелковые волосы нежно касались плеч. Губы его шептали на ухо слова, о которых содрогалось все внутри и не было еще ни одного человека, которого не подкупил бы этот сладкий обман.

   Когда Кейла не было дома, Алоис подошел и грубо сорвал драпировку. Он раздраженно смял плакат, на котором был изображен Бетти, и вышвырнул его в мусорное ведро. Вместо этого он повесил туда свой портрет и снова завесил его драпировку. Лицо Алоиса довольно ухмылялось. Теперь никто ему не конкурент — ни живой, ни мертвый. Вдруг послышалось будто бы жужжание каких-то насекомых. Снова раздался запах гнили и тления. Он вспомнил тех червей, извивавшихся на гребне и скривился от омерзения. Алоис глянул еще раз на портрет и содрогнулся. Чувство первенства ослепило его и он даже не подумал о том, что вешает свой портрет на место фото мертвеца за траурную драпировку. Это будто бы вызов Смерти. Ему захотелось немедленно сорвать свой портрет с этого гибельного места. Но в этот момент скрипнула дверь и раздались шаги. Это пришел Кейл.
   — Что случилось, у тебя лицо, будто ты Смерть увидел?
   — Ничего, — покачал головой Алоис и сам бледный, как смерть. — Тебя не было, я подумал, что-то случилось.
   — Есть же мобильный, глупыш.
   — Идем спать, я устал, — сказал Алоис, увлекая его в спальную. На самом же деле он думал только об одном — как поскорее снять свой портрет с этого траурного угла, принадлежащего тлетворному мертвецу. Но Кейл не думал униматься, домогаясь его ласками. Алоис ответил, что устал и притворился спящим. Через некоторое время Кейл утихомирился и заснул. Алоис потихоньку выбрался из спальни и пошел к тому месту, где висел портрет, подсвечивая себе небольшим светильником. Судорожно он раздвинул драпировку и увидел… свой портрет, изъеденный могильными червями, которые ползли по пустым бумажным глазницам. Алоис издал истошный вопль и лишился чувств.
   — Что происходит? — шептал Кейл, держа стакан холодной воды. — Ты чем-то болен? Дорогой мой, что-то с тобою происходит…
   — Происходит?! Что-то?! — к Алоису медленно вернулась сознание. — Мой портрет висит, изъеденный могильными червями!
   — Алоис, ты серьезно болен… У тебя горячка… Тебе повсюду мерещатся черви!
   — Мерещатся, да?! — он раздвинул драпировку. Висел фотоплакат Бетти. Так, будто его никто не снимал. Алоис засмеялся.
   — Тебя подкупил кто-то из моих любовников, чтобы ты медленно свел меня с ума? — он накинулся на Кейла.
   — Это ТЫ психбольной! — разозлился Кейл, скрутив его. — Сумасшедший. Сейчас же ты пойдешь в кровать и проспишься, иначе я потащу тебя за волосы.
   — Если ты притронешься к моим волосам, я убью тебя! — кричал Алоис. Кейл был сильнее.

…»Вам легко отворить врата Смерти, ибо с вами Любовь. А Любовь сильнее Смерти»… — Бетти начал рвать книгу, что было сил. Руки не слушались его, они становились все мягче, все больше напоминали вареное яйцо.
— Уайльд, зачем ты врал! Нет любви! Так зачем же отворять врата смерти, если нет любви! — он беззвучно заплакал.

   — Что это за зловонная слизь по всему дому?! — кричал брезгливый Алоис. — Кейл! Кейл! — но его нигде не было. — Можно подумать, что этот дом — прибежище мертвецов! Вонь нестерпима!
   Свет погас, Алоис продолжал ругаться. Лестница заскрипела, будто по ней кто-то спускался.
   — Кейл! Что со светом?! Кейл!
   Алоис увидел, что спускается что-то большой, громоздкое, и это был вовсе не Кейл. В нос ударил сильнейший запах разлагающегося мяса, что Алоис едва снова не лишился чувств. Он машинально попятился к выходу — сработал инстинкт самосохранения. Кто-то продолжал спускаться по жалобно скрипящей лестнице, будто громадная кукла на ватных ногах. Существо остановилось и к ногам Алоиса упал гребень с белыми орхидеями, тот самый. Алоис выскочил на улицу.
   — Я больше не вернусь в этот нечистый дом! Я лучше буду спать на улице!
   Наутро Кейл нашел Алоиса спящим возле розового куста, свернувшегося подобно гусенице. Он продрог и вымок от росы.
   — Что происходит? — спросил Кейл.
   — Это у ТЕБЯ надо спросить, что происходит! — закричал Алоис. — Или ты слепой, или делаешь вид, что не видишь, не чувствуешь этого тлетворного запаха, который с каждым днем становится все сильнее. Этой зловонной слизи на полу. Червей. Твой дом полон жужжащих насекомых, будто в склепе! Они роятся и жужжат! По твоему дому ходят зомби! И ты МНЕ говоришь, что происходит!
   Кейл не мог не согласиться, что Алоис был прав. В доме действительно недавно завелись насекомые, которые нестерпимо жужжали. Стояло гудение, которое услышать можно только там, где поблизости был мертвец.
   — Я не знаю, что это… — обессиленно сдался Кейл.
   — На нас навели порчу! — в ужасе прошептал Алоис.
   — Ты веришь в эту ерунду?
   Глаза Алоиса испуганно заблестели.
   — Ты же сам видишь. И я вижу. Нужно пригласить кого-нибудь, кто знает в этом толк… Давай прямо сейчас займемся этим и поищем людей в интернете. Жить в этом доме давно уже стало невыносимо!

Бетти с ужасом смотрел, как с каждым днем его тело все больше напоминает печеное яблоко. его тело было наполнено червями, глаза вытекали и он скоро совсем ослепнет. Скоро он не сможет встать на ноги, ибо они гниют, кк и все остальное. Его тело — зловонная жижа с червями. Он восстал из мертвых, чтобы понять, что любовь — лишь утопия, что ее на самом деле нигде нет. Что это — красивая иллюзия для книжек и фильмов. О, продлись, моя безумная любовь… Ведь все уходит в никуда. Скоро он весь вытечет. Останутся одни кости. Муки ада прекратятся. Боже, но почему, почему оно так медленно гниет, почему они так медленно точат его!

   Алоис и Кейл нашли номер одной старухи, которая имела некие навыки в области магии. По крайней мере она так писала. Войдя в дом, старуха скривилась и стала делать какие-то знаки, приговаривая:
   — Фу, фу, фу! Чур, чур!
   — Вы тоже заметили? — смущенно спросил кейл.
   Старуха скривила тонкие губы в ухмылке.
   — Что это, скажите, порча, да? — Алоис испуганно спрятался за Кейла.
   — Кто вызывал, тот и знает, — ехидно проговоила старуха, стоя у двери.
   — Кого вызывал? Кто кого вызывал? — спросил Алоис.
   — Вот кто вызывал, тот пусть и расскажет. Того вызывал, кто в этом доме поселился.
   Дрожащими руками Кейл протянул старухе деньги.
   — Обряд не был завершен. Завершите обряд и он уйдет, — уже более серьезно сказала старуха, пряча деньги. — А я порог этого дома больше не переступлю.
   Она молча ушла.
   — О чем она говорила?! — Алоис начал трясти Кейла за плечи. — Какой обряд?!
   Кейл удрученно опустил голову.
   — Он здесь… Я призвал его. Вот откуда появлялись кофе и завтрак каждое утро…
   — Кто?! Кого ты призвал, Кейл?!
   — Бетти. Он здесь.
   — Этого не может быть! Твой Бэтти умер!
   — А чем ты тогда все это объяснишь?! Он здесь. я знаю. я чувствую это… — Кейл засуетился. Он достал из сейфа деньги. — Держи. Немедленно съезжай отсюда. Сними себе номер. Меня пока не ищи. Пока я все не улажу…
   — Кейл…
   — Иди! — крикнул Кейл. Алоис был безумно рад поскорее съехать из этого зловонного склепа, в котором творилось черт знает что. Он побежал собирать вещи. после тго, кк Алоис закрыл за собой дверь, Кейл начал подниматься по лестнице. Он видел следы, ведущие наверх, на чердак. Везде были лужицы зловонной жижи, в которой копошились черви. Кейл медленно поднимался наверх. Дрожащими руками он подергал чердачную дверь.
   — Бетти? — тихо и неуверенно позвал он. — Открой дверь, я знаю, что ты там.
   Никто не ответил. Сильнейшая вонь разложения ударила в нос.
   — Бетти, открой мне двери, — тихо добавив: — любимый мой…
   — Не смей меня так называть! — послышался голос за стеной и глухие рыдания. Кейл дернулся. В голове с трудом укладывалось, что все реально. Над головой вились мухи-падальщицы, издавая жуткое гудение.
   — Ты предал нашу любовь! — снова послышался голос из-за стены.
   — Бетти… открой дверь… я не люблю его!
   — Не лги! — снова послышались рыдания.
   — Я не предавал любовь. Ты навсегда со мною, в моем сердце. Но я больше не мог терпеть эту муку один… в моей душе поселилась пустота…

   — Которую ты поспешил заполнить юным спесивым красавцем!
   — Я люблю тебя до сих пор… открой мне пожалуйста двери…
   — Я не верю тебе…
   — Бетти, пожалуйста… Я так тосковал по тебе!..
   За стеной воцарилось молчание, нарушаемое прерывистыми всхлипываниями. Наконец щеколда повернулась, дверь открылась нараспашку. Из чердака с гудением вылетел рой каких-то насекомых. Кейл заглянул в комнату. Он увидел фигуру, с которой капала слизь. Ту самую, которая столько раз поджидала его возле рок-клуба в длинном плаще.
   — Боже мой… — прошептал Кейл. — Бетти…
   — Прости, что не обнимаю тебя, Кейл, я не в лучшей форме…
   Увидев копошащихся под плащом червей, Кейл остолбенел.
   — Зачем ты сделал это со мной, Кейл? — Бетти уставился на него глазами из-под маски, которых почти уже не было. Из которых бежала жидкость.
   — Прости, Бетти. Я был одержим безумием любой ценой вернуть тебя. Я не ведал, что творю… Я все исправлю. Я найду книгу… ту самую… я довершу обряд…
   Из-под маски послышался глухой смех.
   — Не терпится избавиться от меня, Кейл? Чтобы уйти к молодому любовнику? Читал Антуана де сент Экзюпери? Ты навсегда в ответе за тех, кого приручил? Рекомендую, кстати.
   — Бетти, я люблю тебя. Но это бессмысленно. Ты мучаешь и себя и меня…
   — Хорошо же ты любишь меня, что едва встретишь, спешишь уложить в могилу, теперь я вижу искренность твоих чувств, Кейл.
   — Это ужасно… все это…
   — Это только оболочка! — сказал Бетти, махнув рукавом, из которого упал могильный червь. — И пусть оно разлагается, мой дух остался прежним.
   — И какое у нас будущее?! Смотреть, как ты медленно разлагаешься, как наш дом наполняется могильными червяками?
   — Чем ты раньше думал, когда делал это! — Бэтти сел в старое кресло. вскоре возле него образовалась лужа слизи. — Ты прав… Я просто хотел убедиться… Неси книгу. Я спрятал ее за камин. Жду тебя здесь.
   Уже сам ступая, будто на ватных ногах, Кейл стал медленно спускаться вниз. Книга действительно была за камином. Будто в трансе, он поднялся наверх и дрожащими руками раскрыл ее.
   — Читай, — сказал Бетти, безо всяких эмоций в голосе. — Я готов.
   — Я не могу, — сказал Кейл и книга упала к его ногам. — Я все еще люблю тебя, Бетти… — из его глаз потекли слезы.
   — Нет выбора, — холодно сказал Бетти. — Читай…
   — Я не смогу расстаться с тобой… не хочу… Я люблю тебя, — продолжал Кейл.
   — Читай, — все тем же тоном сказал Бетти. — Скоро я растекусь и расплавлюсь. Окончи наши страдания. Твои и мои.
   кейл опустился на колени. Взял книгу. Глаза застилали слезы. Он листал страницы, залитые вином.
   — Иди, иди, уходящая тень Бетти, — дрожащим голосом начал Кейл. — Именем Omgroma Epik Sagos Satony, Dedony, Eparigon, Galiganon, Zogogen, Ferstigon, я разрешаю тебе вернуться на свое собственное место…
   Фигура Бетти затряслась, будто ее стал трясти некто невидимый. Задом наперед он попятился к выходу и шел так, будто его сзади тянула невидимая рука. Это было похоже на сцену из фильма ужасов, только наяву. Кейл выбежал на лестницу, по которой, все так же продолжая трястись, задом наперед шел Бетти. Он точно также и вышел из дома. куйл так и остался стоять, смотря на раскрывшуюся дверь. Так он стоял какое-то время. Потом на его лице появилась улыбка облегчения. Жизнь продолжается! Прах к праху. Из земли взят, в землю отыдешь. Живое — живым, а мертвое — мертвым. Кейл возрадовался. Он раскрыл все окна, какие были в доме, чтобы избавиться от тлетворной вони и принялся за генеральную уборку дома. Этому дурдому пидет конец! наконец он заживет нормальной полноценной жизнью, ведь он имеет право на счастье! Кейл принялся драить полы.

Кейл поймал такси. Как хорошо, как спокойно стало теперь! Он наслаждался умиротворением души. Но песня, игравшая у водителя, заставила его вздрогнуть.

Ведь ты знаешь,
Что я люблю тебя.
Тьма это всё,
Что я хочу видеть.
Я никогда не мог выразить словами то,
Что ты для меня значишь.
Свеча горит всё тише
У окна моей души,
Жнец ждет у моей двери –
Он пришел забрать меня домой…

— Выключите, пожалуйста, эту песню, — попросил Кейл. Ему ударил в нос тлетворный запах разложения. И только тут он понял, что сидит в катафалке. Кейл с ужасом выглянул в окно: вокруг могильные холмы. Водитель повернулся к нему и Кейл увидел изъеденное червями лицо Бетти.
— Эх, Кейл! — сказал он. — Если бы ты не пролил вино на страницу, то разглядел бы последнюю строку и завершил бы ритуал, и мы с тобой никогда не встретились бы. Но, видно, судьба… А, знаешь, какими там были последние слова: «И пусть воцарится между нами любовь навсегда, да будет так!» — он издевательски захохотал.