Том 1. Глава 0.
Пролог: начало
― «Что за шум… Как же громко… Как же мерзко… Как же плевать». ― Лязг мечей, крики ужаса, пронизывающий вой ветра, шелест опавшей листвы, брань и вопли. Чьи? Вроде бы, мужские, а вроде бы и женские. А может быть, это вовсе кричат и плачут дети? Слышу, как крупные капли падают на землю, отбивая своеобразный ритм, похожий на удары в маленький барабан, который часто используют на осенних фестивалях, тематических праздниках и пиршествах. Весьма иронично, что в такой обстановке на ум приходят мысли о торжестве. Может быть, так будет лучше?..
Капли. Отовсюду слышны их удары о землю, а истощённое сознание никак не может понять, что же это? Я не чувствую, чтобы сверху на меня опускались маленькие влажные кристаллики, которые часто вводят в тоску, падая на землю серыми промозглыми вечерами. Неужели, это кровь? Так много? Не могу понять, откуда доносится этот звук. Словно, отовсюду…
Каждый кровавый стук о землю взрывается эхом недоумения и страха, сопровождаясь шёпотом погибших товарищей. Ветра уносят с собой обрывки старых воспоминаний, где души, истекающие кровью, ищут покой в бездонных тайниках времени. Разрушенные стены, ранее узорчатых белоснежных фасадов, становятся свидетелями невидимых битв, а улицы, пропитанные кровью, шепчут о судьбах, разорванных на куски. Сознание путается. Одна мысль стремительно сменяется другой, и сосредоточиться практически невозможно. Искалеченный рассудок мечется в круговороте мыслей, которые пытаются собраться в одну единственную картину, чтобы помочь вспомнить, что же стало причиной этого буйства смрада и смерти вокруг. Но, к сожалению, в голове стоит только один вопрос: ― «Почему?».
Почему всё так обернулось? Ощущение, что уже порядком приевшийся запах крови плотно забился в нос, а её омерзительный привкус навсегда поселился на языке и губах. Алый дождь обрушивался на землю, покрывая её жутким багряным покровом. Страх разливался по улицам, пронзая тела тех, кто осмелился выйти из своих домов и с честью отдать свою жизнь на благо павшей страны. Каждая капелька, что тоненькой струйкой стекала по серым камням, оставляла после себя память о несчастьях, о гибели, об ужасах, охвативших страну. В воздухе повис туман из металлических искр, смешиваясь с горечью паники и тревоги.
― «Как же я это всё ненавижу, но теперь как-то… плевать? Не помню, чтобы мне когда-либо было так легко…»
Как по мгновение ока, стоило только подумать о том, что пришло время успокоиться, мысли снова переметнулись и зациклились на очередном непривычном шуме. Такой странный гул в ушах, словно тысячи колоколов разом решили устроить состязания, чей же издаст более чистый и пронзительный звук, который проберет от самых корней волос, до кончиков пальцев на ногах. Точно, ноги! Где же мои ноги? Почему я ничего не чувствую? Не чувствую ни конечности, ни всё остальное тело. Совсем скоро стало казаться, что я вообще перестал ощущать себя в этом мире. Странно… но, отчего-то, наплевать.
Я потерял контроль над своей плотью, над своими чувствами, над собой. Это так странно и одновременно, приятно. Да, именно приятно. Словно, можно выдохнуть, отдохнуть, ничего не контролировать, отпустить все мирские суеты. Но, что-то всё же удручает меня: на душе не спокойно, тоскливо, мрачно, боязно, мерзко, неприятно, гадко, гнусно, противно. Да я могу сколько угодно перечислять всё это, но вряд ли смогу передать весь тот спектр неприязни и отвращения, который я сейчас испытываю. Будто бы что-то потеряно, упущено. Но что это может быть? Что же сейчас я могу сделать? Верно, ничего. Почти ничего.
Я могу видеть. Но что открыто моему взору? Перед моими глазами повисло тяжёлое небо. Серое, блеклое, без единого облака. В это время года, в это время дня. А сколько сейчас? Вроде бы был час обезьяны? Или же уже перевалило за час петуха? Да и не важно, плевать.
И всё-таки, куда с неба подевались все цвета? В такой момент меня заботят такие мелочи, это даже смешно. Глупо. Но что мне ещё остается сейчас? Так, хоть и незначительно, но я отсрочу тот момент, когда мой разум поглотит беспросветная тьма, из который нет выхода, в которую нельзя войти, и в которую лучше никогда не попадать.
Казалось, будто бы кто-то использовал большую волшебную кисть, способную превратить краски в плотное серое вещество, которому подвластно перекрыть все яркие тона, коими обычно пылает небосвод. Интересно, а сможет ли эта кисть, как в той самой невероятной легенде, нарисовать всё то, что я захочу? Исполнить все мои желания, вернуть в этот бренный мир всех тех, кого я потерял и потеряю в будущем? Способна ли она утолить всю ту боль, которой пропитано моё тело, мой разум и моя душа. Чувствую себя романтиком. На пороге смерти ведь самое время, чтобы вспомнить старые сказки. Глупо.
Где всё это? Багрово красные, словно клён, пурпурные, словно полевые цветы, золотистые, словно само изобилие цвета. Где же? Почему только одинокое, унылое нечто, которое пытается, словно, раздавить меня. Облаков не видать, да даже не единой тучи! Поднебесье кажется совсем пустым, одиноким, безжизненным. Но так только кажется, ведь оно, на самом деле, совсем другое.
Я вижу птиц, черных, больших, которые кружат надо мной, словно хищники, готовящиеся напасть. Я вижу пепел, который развивается по ветру; вижу тот самый дым, который исходит от разгорающихся языков пламени где-то там вдали. Но этот смрад совсем не тот, который все привыкли видеть, когда горит сено на полях, или слегка пригорел ужин в котелке во время похода, а черный, удушающий, зловещий, цвета воронова крыла, прям как самая настоящая скверна. Может, это она и есть, но, как ни странно, мне по-прежнему абсолютно наплевать.
И вот снова: только я подумаю о том, что пришло время опустить свои уставшие веки навсегда и упасть в пучину небытия, как мои мысли всё равно возвращаются к рассуждениям. Пережитки воспитания? Воспоминания о прошлой благородной жизни? Или это всего-навсего близится моя смерть, которую я безумно боюсь? Поэтому и пытаюсь поддерживать свой разум в здравом рассудке, цепляясь за каждую мелочь? Даже не знаю, что из перечисленного лучше.
Всё вокруг заволокло тьмой, но не небо. Для него была уготована другая задача: поглотить меня, раздавить как букашку, изничтожить, выломать все мои кости, расплющить все мои органы, разорвать душу, чтобы та рассыпалась тысячью искрами, словно погасший фитиль свечей, которые я так любил зажигать по вечерам. Что значит «любил»? Почему в прошедшем времени? Неужели, сейчас не люблю? Но что же тог…
― Нет, нет, нет! Я все-таки нашел тебя, ты не можешь просто так взять и уйти, ты слышишь меня?! ― громкий мужской голос раздался где-то слева, над ухом. Кто это такой? Он обращается ко мне? Так странно, голос кажется таким добрым, и до боли в груди… родным? Знакомым? Но кто он такой? Я чувствую, как моё дыхание, которое медленно угасало, внезапно замерло. Я хочу вдохнуть, открыть шире глаза, но у меня не выходит. Почему? Чёрт, мои руки по-прежнему меня не слушаются, не могу никак себя сдвинуть, не могу ухватиться за этот таинственный голос, который зовёт меня, и не даёт мне уйти в забвение. Может, я смогу повернуть голову? Ха-ха, это всё бессмысленно, правда? Как же всё это глупо. Я больше не хочу пытаться!
― Ли Вэймин, ты меня слышишь? Скажи хоть что-то! Я же вижу, что ты в сознании. Я слышу, что ты дышишь! Я чувствую твою душу, я ощущаю твой пульс. По твоим духовным каналам все ещё течет жизнь! Она слаба, но всё еще там есть! Прошу тебя, не оставляй меня, я так долго искал тебя! ― раздавался всё там же, уже ставший истерическим, крик.
-«Вот как! Значит, меня зовут Ли Вэймин, но я от чего-то совсем не могу вспомнить. Не могу расслышать все до конца. Мешает этот чёртов звон в ушах. Мешает это чёрное гнусное марево вокруг! Как же я устал, сколько можно! Либо пусть перестанут звонить колокола, либо пусть он замолчит!» ― метались в голове мысли, помогая тающему сознанию, хотя бы на мгновение, прийти в норму.
― Я.…я … Прости меня, я не успел. Я старался, спешил, но не успел… ― его холодные руки легли на мои щеки. Что он делает? Кажется, большими пальцами обеих рук, он поглаживает моё лицо. Это так странно и необычно. Никогда ранее не видел этот жест вживую. Что он вообще означает? Но что более ужасает, — это даже не вызывает у меня неприязнь и раздражение. Он старается как можно аккуратнее меня касаться. Это выглядит до смешного глупо! Разве сейчас мне поможет его нежность? По-моему, меня уже поздно беречь…
Как же дрожат его руки, мне не по себе. Похоже, он ранен? Чувствую резкий, ненавистный мне запах, исходящий от его одежд. Пальцы шершавые, наверное, он постоянно держит в руке оружие. Хотел бы я на это посмотреть. Судя по голосу, он совсем ещё молод, значит, полон сил и вполне мог показать мне что-то впечатляющее. Как же жаль…
― Ли… Ли Вэймин, скажи мне что-нибудь? Я не могу так, я готов сойти с ума, я готов в любой момент рассыпаться на мелкие осколки, если ты этого пожелаешь. Только ответь мне. Даже если ты прикажешь мне умереть, я буду готов, если ты прикажешь мне уйти навсегда, я тоже буду готов, только пророни хоть одно слово! Хотя бы посмотри на меня! ― дрожащий низкий голос все не унимался, от чего в груди все сжималось, скручивалось в жгут, и от каждого оброненного слова начинало саднить и кровоточить. Я очень хочу заплакать, я очень хочу кричать, я очень хочу…
― «Посмотри на меня, пожалуйста, посмотри! Наклонись, подвинься ближе, наклонись, наклонись, приблизься, посмотри мне в глаза, я хочу знать, как ты выглядишь, я…» ― ещё никогда душа Ли Вэймина не рвалась наружу с таким остервенением, как в этот раз. Но, казалось, что уже было поздно.
― Склонившийся к ручью цветок полон желания, но воды ручья бесчувственны. Поникший цветок тоскует от любви, бессердечный ручей течет дальше. Цветок у воды, тоскующий от любви, роняет лепестки, а бессердечный ручей продолжает журчать… Так же и ты. Ты всегда был ко мне так жесток! ― тихий шепот раздался возле уха, ― но я все равно шел за тобой. Я всё равно здесь. Даже если ты мне не ответишь, я… ― голос дрогнул, ― я всё равно не буду злиться. Вопреки всему, я продолжу быть тем самым цветком, который ждёт, когда ручей перестанет журчать, унося своим течением мои лепестки, и обратит на меня внимание. Такая ирония! Когда-то именно ты сказал мне эту фразу, а теперь я говорю её тебе. Ты помнишь? Тогда ты думал, что я страдаю от тёплых чувств к Сяо Мао, но ты был так слеп… Ты тогда так и не понял…― холодные руки опустились на туловище, которое безвольно лежало на земле.
Тёмно-синие одежды приобрели грязно фиолетовый оттенок, поскольку смешались с алой, всепоглощающей жидкостью. Некогда роскошные, расшитые золотыми нитями верхние одеяния, приковывавшие к себе восхищенные взгляды, теперь походили на грязные, изодранные тряпки, которые кидали животным в хлев. Нижняя рубаха, которая ранее всегда хрустела от чистоты и свежести, налилась багряным, прилипая к телу, испещрённому глубокими ранами. Они больше не затягивались.
― «Видимо, духовных сил совсем не осталось. Неужели, его золотое ядро совсем иссякло? Не верю…» ― думал про себя незнакомец, то и дело, вытирая накатывающиеся слёзы.
Черные длинные волосы, обычно собранные в изящный пучок, придерживаемый шпилькой из голубого нефрита, беспорядочно распластались по земле, склеенные запекшейся кровью и осквернённые грязью.
― Помню эту шпильку. Искусная работа мастера. Жаль, что ты так и не узнал, ведь это я сделал её, во время обучения в монастыре. Помню, как ты похвалил эту работу. Ты так редко что-то хвалишь, и именно её выделил из всего изобилия роскоши, которая тебя окружала. Моему счастью не было предела. Но я не решился рассказать об этом. Ведь где тогда был мой молодой Господин, и где был я. Но, в ту секунду, это вселило в меня уверенность, что я смогу дотянуться до тебя. Хотя бы одним пальцем коснуться полов твоих одежд. О большем я и мечтать не мог. И сейчас не могу…
Некогда изящное лицо осунулось, под глазами пролегли синяки, губы иссохли и потрескались, а в уголках рта залегла странная, слегка пугающая улыбка. Даже сейчас он улыбался. Раньше его надменная физиономия казалась очень раздражающей и вызывала только один негатив, но сейчас… Пусть он лучше улыбается, пусть живет, пусть дышит! Готов терпеть её хоть до скончания времен, но она хотя бы будет наполнена жизнью.
Его глаза, цвета созревающего персика, которые всегда отличали Господина Ли от всех остальных людей во всём мире, теперь походили на стеклянный драгоценный камень, не живой, холодный, с острыми краями, обжигающий своим холодом и одновременно изяществом. Казалось, если прикоснуться к ним, то можно порезаться о его грани.
― Всегда было приятно наблюдать за твоими глазами, ты знал? По вечерам, во время посиделок у небольшого костра, они принимали такой жаркий, яркий оттенок, в них всегда отражался пылкий нрав. То ли пламя костра, то ли пламя жизни и благородства, но чем быстрее догорал огонь, тем скоротечнее в них пылал тот самый жар, из-за отсутствия которого они принимали более приглушенный светлый цвет. Когда ты злился, они становились более притененными, и в них можно было разглядеть нотки более серого и бежевого цветов. Ты всегда хотел быть таким грозным и сердитым, но твои глаза всегда выдавали в тебе нежность, статность, мужественность. Мне кажется, ты ненавидел свои глаза, ведь персиковый цвет — это цвет любви, ласки, нежности и женственности. Не подходит для мужчин. Думаю, ты думал именно так, поэтому старался не смотреть на свое отражение. Но я всегда считал иначе. Я всегда смотрел.
― «Вот как значит, видимо я правда был дураком, раз не понял тогда твоих истинных чувств…» ― так хочется засмеяться. Но из горла наружу рвались только хрипы, да кровь, готовая в любой момент новой волной пойти в наступление, угрожая полностью уничтожить и высушить ослабленный организм.
― А может, всё к лучшему? Может, мне тоже стоит лечь и умереть рядом с тобой? Ведь, мне больше и не нужно ничего… ― смешок. Ещё смешок, потом третий, четвертый, пятый, которые позже превратились в истерический смех, сменяемый снова криком отчаяния. Он так кричал, словно у него на руках умирает его самый близкий и родной человек. Но кричал он не долго. Крик быстро сменился слезами, которые горячими каплями упали прям на мертвенно-бледное лицо. Руки на талии сжались, прижимая бездыханное тело к себе, голова юноши легла на изуродованную грудь, а в воздухе послышались приглушенные всхлипы. Он прощался, он был готов.
― «Нет!» ― пыталось вырваться из груди. Он не может, не должен умирать! Нет! Почему эти его слова так больно меня ранят? Почему он прощается со мной? Я же здесь! Посмотри на меня! Я чувствую его слёзы, я чувствую его тепло, но почему по-прежнему не вижу лица?! Что происходит… Что же…
***
― «Мой милый ученик, ты знаешь, мне сейчас так тепло… Мне всегда было тепло, когда ты был со мной рядом. И даже сейчас, я снова это чувствую: жар твоего тела и жизнь, которая течёт по твои венам…» ― спокойствие медленно разлилось по телу молодого Господина Ли, застывая улыбкой на его лице.
― «На небесах мы будем птицами, летящими бок о бок, а на земле мы будем двойниками, цветущими веточками на одном дереве…» — слеза покатилась из остекленевших глаз, прощаясь с этим жестоким миром, а из груди вырвался последний вздох, прощаясь с болью, обидой, со страхом, с небом, с тобой…
― «Наконец-то я смог тебя разглядеть, Вэй Жолань…».