Марина негромко постучала и открыла дверь с надписью: «Главный психиатр А.Р. Каргин»:
— Артем Романович, можно?
— Заходите, Мариночка, заходите. – Марина в очередной раз обратила внимание, какой у Каргина добродушный, обволакивающий голос. Профессионал, ничего не скажешь. Но она уже давно не маленькая наивная девочка. За десять лет выучила почти все хитрости главного психиатра поликлиники. – Как у вас дела? Как университет? Не надумали к нам идти после сдачи диплома? Нам нужны специалисты, как вы.
Марина улыбнулась:
— Вы мне льстите, Артем Романович. Какой с меня специалист? Практики – ноль. Диплом еще не получила. А специализация у меня помните какая? Нейрофизиология. Не чета ее величеству Психотерапии.
— Но ведь твои разработки как раз подходят нам. – Каргин пропустил колкость. Некогда сам же утверждал, что будущее за психотерапией, а Марине не стоит и пробовать поступать в медицинский университет, так как туда берут или умных, или богатых, – Я хорошо помню, как ты ребенком меня спрашивала про память, воспоминания, методы лечения психических травм. Кто бы мог тогда подумать, что через десять лет твоя детская фантазия сможет осуществиться. Твоя идея до сих пор мне кажется фантастической, но исследования профессора Васильева доказывают обратное.
— Знаю, это он помог доказать и воплотить мои теории.
— А я чувствовал, что из тебя выйдет отличный ученый. – Улыбка была под стать рекламной, что показывала качество зубной пасты, но глаза и отсутствие морщин вокруг них, выдавали неискренность слов. – Если от меня что-то понадобится, ты обращайся.
— Я, собственно, поэтому и пришла к вам. Именно к вам, а не… — Марина запнулась и сглотнула, — к маме.
— Да? – Каргин откинулся на спинку стула, сцепил пальцы на груди, закинул ногу на ногу. И продолжил уже совершенно другим тоном. Тоном торгашей на рынке. – Чем могу тебе помочь, Мариночка? – Фальшивое добродушие так и осталось приклеенным к лицу главного психиатра, но в голосе появились нотки не наигранной заинтересованности. Этот бульдог психиатрии никогда не упускал случая поживиться за счет других.
— Моя мама под вашей опекой уже двадцать лет. По вашим же словам, у нее в последнее время редко случаются рецидивы, но я по-прежнему не могу с ней видеться, как дочь с матерью. Вы правильно заметили, что моя детская фантазия вскоре может воплотиться. И у этого «скоро» даже есть дата – первое июля, то есть через две недели.
— Поэтому ты хочешь попросить меня… — Каргин специально сделал паузу, чтобы посмотреть, как Марина его будет упрашивать.
— Поэтому я забираю свою маму. – Марина протянула официальный документ, разрешающий забрать пациента Екатерину Семенову из психиатрической больницы, чтобы перевести ее в Исследовательский центр мозга и памяти имени Зинченко.
Главный психиатр не спеша взял протянутый лист бумаги и внимательно изучил содержимое документа. Улыбка Каргина таяла, словно смола от июльского солнца. Желание прославиться так и останется всего лишь желанием. Об исследованиях в одном из самых престижных центров мозга не слышали только глухие, но это не говорило об их неосведомленности.
— Ну что же, раз профессор Васильев подписал приказ о переводе, не могу не поздравить вас с успехом. – Последнее слово произнеслось сквозь зубы, словно его прорычали.
— Еще рано говорить о каком-либо успехе… — Марина думала о своем. Для нее успех – убедить хитрого психиатра, что документ — не липовый, а подпись Васильева — настоящая. Кто же разрешит ставить эксперименты на людях, без предварительных расчетов и проверок, которые могут занять не один год?
— Ну как же? – Каргин сбил Марину с мысли. Этим вопросом он помог ей быстро прийти в себя. – Ты так близко подобралась к цели. А кажется, будто еще вчера пришла впервые ко мне в кабинет и даже не знала, чему посвятить свою жизнь. Помнишь тот день?..
***
— Бабушка, ты обещала, что, когда мне исполнится десять лет, расскажешь про маму и папу.
Марина все сильнее желала узнать правду о том, что случилось с ее родителями. Одноклассницы часто обсуждали, какие подарки им дарят папы. Какие мамы — хорошие подруги. Как здорово всей семьей в праздничный день пойти покататься на аттракционах. Бабушка уделяла все свободное время любимой внучке, но это совершенно не то. Хотелось иметь папу. Хотелось иметь маму. Хотелось иметь семью. Если же этого не будет, то хотелось знать хотя бы причину.
Бабушка переводила неудобную тему в другое русло, но более не выдержав напора, пообещала рассказать все о родителях, когда Марине исполнится десять лет.
— Я помню, внученька, – тяжелый вздох смирения не обратил на себя внимание девочки, – поэтому одевайся. Мы кое-куда поедем.
Медсестра провела пожилую женщину с юной девочкой в кабинет ко врачу. Тот стоял у стола и перебирал бумаги.
— Добрый день, Артем Романович. Сегодня я не одна. Вот, держу обещание, что давала внучке.
Каргин повернулся к посетителям:
— Так-так, неужели это та самая Мариночка? – Дежурная улыбка появилась мгновенно. – И нам сегодня исполнилось целых десять лет? Вот же время быстро летит.
Марина посмотрела на бабушку, как бы спрашивая разрешение говорить с незнакомцем. Увидела одобрительный кивок и спросила у психиатра:
— Вы мой папа?
— Нет, Мариночка. Присядь. – Дождавшись пока она устроится поудобнее, продолжил, – Я лечащий врач твоей мамы.
— Правда? Она жива? Я хочу ее увидеть. Мне так хочется ей столько рассказать…
— Постой, Марина. – Оборвал ее Каргин. — Не торопись. Тебе нельзя с ней разговаривать. – Последовал жест, останавливающий ее вопросы. – Сейчас я все объясню. Но ты должна меня выслушать очень внимательно и не перебивать. О чем захочешь – спросишь, когда я закончу, хорошо?
Марина кивнула.
— Когда твоей маме было шестнадцать лет, — психиатр негромко принялся рассказывать, — ее с одноклассницей пригласили прогуляться по парку. Подруга отказалась, а твоя мама пошла с ними… – Глаза рассказчика поймали движение за спиной Марины. Бабушка достала платок и вытерла слезы. – В тот вечер она пришла домой в крови и синяках. А через девять месяцев на свет появилась ты, Мариночка. Твое рождение ухудшило психическое состояние мамы, а присутствие напоминало ей тот самый вечер. Через месяц после твоего рождения, твоя мама попыталась… — Каргин снова посмотрел на бабушку. Та, не выдержав, быстро вышла из кабинета. Из коридора доносилось рыдание. – Твоя бабушка пришла вовремя домой, Марина. Минутой дольше и младенец бы захлебнулся в ванночке под колыбельную своей матери. Понимаешь ли, причина появления тебя на свет стала психологической травмой для твоей мамы. Мы пробовали избавиться от ассоциативных связей в ее голове, но… Это сложно объяснить, чтобы ты поняла. В общем, получается так, что стоит твоей маме услышать хотя бы твое имя, как она впадает в ярость и кидается на стены, или в уныние и плачет, пока не подействует успокоительное. – Психиатр глубоко вздохнул, подводя свой рассказ к завершению. – Так что, тебе увидеть маму можно, но ей тебя – нет. Когда ты немного подрастешь, если захочешь, мы можем познакомить вас друг с другом. Но она не должна знать, что ты ее дочь, поэтому придется назваться другим именем.
— Маму можно вылечить? – У Марины все не выходили из головы образы воссоединения дочери с матерью.
— Увы, мы еще не научились стирать воспоминания из памяти, не нарушив психику. Мозг – величайшая тайна мироздания, к разгадке которой, люди не приблизились даже на миллиметр. Конечно, исследования ведутся в этой области, но никаких прорывов нет.
— А когда вы научитесь?
— Что, прости?
— Вы сказали: «мы еще не научились стирать воспоминания», значит, этому можно научиться? И когда вас научат?
— Мариночка, ты меня неправильно поняла. Способа стирать воспоминания не существует.
— Но я хочу, чтобы у меня была мама. Мама, которая будет готовить завтраки, провожать в школу, целовать, обнимать, говорить, что любит. Придумайте этот способ.
— Эх. Если бы это было так легко. Не родился еще тот гений, который поймет природу человеческого мозга.
— Если вы не можете, тогда я сама придумаю этот способ, когда выросту. Сотру мамины плохие воспоминания и будем вместе: я, мама и папа, кататься на аттракционах.
Вечером того дня, когда Марина вернулась к реальности, вырвавшись из лап фантазий, до нее дошло, что папу никогда не увидит. И не захочет увидеть.
***
Разобраться в строении мозга и вывести теорию об изменении воспоминаний оказалось трудной, но выполнимой задачей. Подделать подпись профессора Васильева – начальника, коллеги, соавтора в одном лице, — даже не преграда, так, лежачий полицейский на фоне десятилетнего пути к цели.
Когда ученые, не без помощи Марины, создали мнемомодулятор — прибор, влияющий на участки мозга человека, которые отвечают за память, осталось сделать последний рывок на финишной прямой. Марина не однократно уговаривала Васильева перейти к финальной фазе исследований – опробовать новый аппарат на тех, кто хочет поменять плохие воспоминания на светлые, но профессор не любил спешить и постоянно дотошно придерживался правил. Проверка мнемомодулятора, влияния его на животных, выявление побочных эффектов, поиск отклонений.
Загвоздка лишь в том, что животные не могут сообщить, справился ли мнемомодулятор со своей задачей. А значит, исследования затянутся на неопределенный срок, возможно, навсегда. Но Марина придерживалась принципов, отличающихся от правил Васильева. Это не его мать желает прикончить единственного сына, всякий раз, когда слышит его имя.
Найти женщину с похожей историей, как у мамы, Марине оказалось не трудно. Лариса не сходила с ума, но после «того самого случая», жила одна, замуж не выходила, детей не имела. Все мужчины олицетворяли насилие и грубость. Вечным напоминанием об этом служили шрамы на запястьях.
Лариса работала уборщицей в детском саду. Марина под предлогом пройти ежегодное обследование у психиатра, пригласила ее в исследовательский центр.
— Не переживайте вы так, это обычная процедура. Все будет хорошо. – Успокаивала Марина.
— Какая же это обычная процедура? Сколько лет проходила психиатра для галочки в медицинской книжке – никогда такого не было, чтобы кто-то ложился на диван и рассказывал о своем прошлом. – Лариса возмущенно припечатала к столу обходной лист.
— Вы ведь перенесли шок и ужасную депрессию в юности, не так ли? – Марина не хотела давить на больное, но выбора не было. – Двое насильников, неудавшийся суицид, молчание… сколько? Год? Замкнутость в себе, избегание социума. – Заметив нарастающий гнев Ларисы, Марина оперативно сменила направление эмоционального воздействия, перейдя от кнута к прянику. — Дело в том, что я разработала одну методику, которая может помочь вам.
— И что это за методика такая? Вообще, какое вам дело до моих проблем? — Недоверчивый взгляд Ларисы давал понять: одно неосторожное слово, и она устроит скандал.
Марина пару секунд пристально смотрела в глаза собеседницы и спокойным, но уверенным голосом спросила:
— Как вы думаете, как изменилась бы ваша жизнь, если бы вы смогли избавиться от воспоминаний о тех событиях? Смогли полностью забыть то, что осталось в прошлом и чего не изменить, но что до сих пор продолжает терзать вас?
— Но если я просто забуду — что с того? Ведь прошлого это не изменит. – В глазах Ларисы читалось, как надежда борется с недоверием.
— Конечно, нет. Но это изменит ваше настоящее. – Марина сама верила в то, что говорила. Заметив, как Лариса задумалась, продолжила: — Подумайте сами: что вы теряете? Вы ляжете на диван, поговорить со мной, специалистом в своем деле. Между прочим, выговориться полезно и незнакомцы для этого подходят как нельзя лучше, даже если вы считаете, что мой метод не сработает. И потом, я без проблем поставлю галочку в вашем обходном листе. Договорились?
Лариса не ответила. Медленно и неуверенно подошла к дивану и устроилась на нем.
— Расслабьтесь, Лариса. Закройте глаза. Хорошо. Расскажите, что вы помните…
Марина минут двадцать расспрашивала о детстве, о приятных моментах из прошлого, о мечтах и фантазиях цветущей девочки, какой Лариса была до рокового события, переломавшего всю жизнь. Чтобы максимально расположить к себе испытуемую, Марина применила зеркальный метод из психологии. Ведь ничего так быстро не сближает двух незнакомцев, как общее хобби, одинаковые случаи из жизни, любимые фильмы, книги и мнения об происходящем в мире.
После полного налаживания контакта с Ларисой, пришло время сделать то, ради чего и завязалась вся эта авантюра. Марина достала мнемомодулятор.
— Я понимаю, вам не приятно вспоминать тот день, когда вас… — Марину учили: чем мягче поставлен вопрос о неприятном инциденте, тем легче, если это возможно, опрашиваемому отвечать, — когда у вас вся жизнь пошла наперекосяк. Но, пожалуйста, расскажите все, что помните. И с того места, когда вы проснулись.
— Это был будний день. Я проснулась в шесть утра, чтобы приготовить еду, позавтракать, успеть к первой паре, что начиналась в восемь утра. По окончании занятий, в три часа дня, Кирилл, мой однокурсник, пригласил меня в кино на вечерний сеанс. Я согласилась. Потом дорога домой, обед, он же – ужин, подготовка к свиданию. – Тут Лариса остановилась и наморщила лоб. – Я вышла из дома около семи вечера в любимом голубом сарафане. От нас до кинотеатра ходил автобус, но так как погода стояла теплой, решила прогуляться по парку, что лежал как раз по дороге к назначенному месту встречи. Я не заметила, как очутилась на одной из тропинок, что пролегали среди берез. Перешла через декоративный мостик и увидела впереди трех мужчин лет сорока. Они громко разговаривали. Я слышала через слово мат. Двое слегка пошатывались, держа в руках по бутылке пива. Третий же смеялся и толкал своих товарищей. Я напряглась, захотела развернуться и убежать, но понимала, что так только сильнее привлеку внимание, поэтому решилась пойти им на встречу. – Лариса взяла из-под головы подушку и прижала сильно к груди. Затылок положила на мягкий подлокотник. Лицо побледнело. – Стоило подойти к ним на расстоянии пяти метров, те, что с бутылками обходили меня со сторон, а тот, что толкался, засвистел, гнусно ухмыльнулся и…
— Не продолжай дальше, Лариса. – оборвала рассказ Марина, включила неопробованный мнемомодулятор, занесла его над головой испытуемой. Тихо заиграла мелодия Грига «Утро», – Мы вновь возвращаемся к тому месту, когда ты собралась выходить в кино. Теперь ты слушай меня и повторяй слово в слово, что я скажу, — Лариса кивнула, — и как можно четче представь это в воображении: «Я вышла из дома около семи вечера в любимом голубом сарафане. Подул легкий ветер. Моя кожа покрылась пупырышками. Я продрогла. От нас до кинотеатра ходил автобус, поэтому я решила согреться в транспорте, пока буду ехать до нужной остановки. Когда вышла из автобуса, меня с цветами уже ждал однокурсник. Это оказалось неожиданно и волнующе. Я почувствовала свое учащенное сердцебиение. Но лучше всего запомнила, как Кирилл отдал мне свой пиджак, который хранил его тепло и запах.»
-… его тепло и запах. – Закончила повторять Лариса. Марина замолчала, а музыка продолжала играть. Когда композиция закончилась, она заиграла по-новому. Мнемомодулятор выключили.
— Лариса, расскажи мне еще раз про тот день, когда ты сходила с Кириллом в кино.
На диване спокойно дышала будто другая женщина. Черты лица оставались те же, но морщин убавилось, уголки рта приподнялись, щеки порозовели. На груди так и лежала подушка, но стало заметно, что Лариса именно обнимает ее, а не ищет защиты у неодушевленного предмета. В голосе страх бесследно исчез, а вместо него появилась нежность.
В конце импровизированного психотерапевтического сеанса Марина порекомендовала Ларисе как можно чаще слушать «Утро» Грига. Когда передавала в руки листик с названием музыкального произведения, взгляд зацепился за гладкие запястья, на которых явно никогда не рубцевалась кожа. Но захлестнувший восторг мигом согнал все мысли, не касающиеся успешной ментальной операции.
***
— Доброе утро, Николай Дмитриевич. – Марина настолько источала радость, что хорошее настроение передалось мрачному профессору Васильеву.
— Видимо, оно у тебя действительно доброе. Ты так и сияешь вся. Неужто влюбилась? Смотри, ревновать буду. – По-отечески улыбнулся тот. Но улыбка не смогла скрыть усталость, что легко читалась на лице.
— Да будет вам, ревновать удумали. Вы лучше скажите, когда спали в последний раз? – Марина искренне переживала за старого профессора. В семьдесят лет у него ум был острее самой тонкой иглы, но тело время не пощадило. – Опять проводили тесты и расчеты? Вы уже раз десять все перепроверили, неужели этого недостаточно?
— Как оказалось, нужно было двадцать раз проверить влияние этих странных магнитных волн на мозг. Я тебе уже не однократно говорил, что твоя теория, Марина, гениальна, но воплотить ее, к сожалению, нам не удалось. Вот я болван, поверил, что с первого раза создадим аппарат для изменения памяти. Я провел расчеты и обнаружил, что не учел два фактора. Первый – зависимость цепочки воспоминаний, связанной с тем, что мы изменяем. Представь себе дерево с множеством веток. А теперь мысленно убери ствол. Что случится с ветками? Они погибнут, так как не смогут существовать без ствола, из которого выросли. Тоже и с воспоминаниями: убери из памяти одно и те, что строились на нем, исчезнут. Но ведь на месте старого воспоминания будет новое – то, которые мы внедрим. Правильно? Правильно. А если так, то образующие воспоминания от него, получается, создаст уже сам мозг. Но как он это сделает?
— Как? – автоматически повторила Марина.
— Тут включается второй фактор – эти самые электромагнитные волны. Еще Зощенко утверждал, что человеческий мозг излучает электрическую энергию, а значит на него можно влиять извне. Человек постоянно живет в среде, пропитанной тысячами разновидностей электромагнитных волн, но почему-то не ощущает их воздействия. Твоя же находка имеет влияние на людей. Вот я и хочу понять, как именно!
— Разве это так важно, если волны делают то, что мы хотим? – Марина уже убедилась в действенности экспериментального аппарата на примере с Ларисой, но решила рассказать об этом позже – когда еще раз использует мнемомодулятор. Осталось только заехать к Каргину в психиатрическую больницу, забрать маму к себе домой, и давняя мечта воплотится.
— Конечно важно. Вдруг у этих волн есть побочный эффект? – Слова профессора на секунду заставили засомневаться Марину в мнемомодуляторе. Мысль о чистых запястьях Ларисы не успела толком сформироваться, как вспомнилось ее счастливое лицо, румянец на щеках, радость и нежность в голосе. Лариса до и после процедуры, сравнимо, как перекати-поле и цветущий подсолнух. Совершено разные внутри и снаружи.
— Вы правы, Николай Дмитриевич. Тут главное – не спешить. – Профессор услышал то, что и хотел.
***
— Здравствуйте, приемная Исследовательского центра мозга и памяти имени Зинченко слушает. – Протараторил женский голос вызубренную фразу.
— Профессор Васильев у себя? – После ухода Марины, Каргин захотел не столько проверить слова девушки, сколько попытать удачу. Вдруг все же удастся засветиться в многообещающем проекте.
— Кто его спрашивает?
— Это Артем Романович Каргин, главный психиатр первой психиатрической больницы. – Важность и гордость слышались между строк.
— Одну минуточку…
— Это Васильев. Слушаю вас. – Не прошло и полминуты, как раздался старческий усталый голос.
— Добрый вечер, Николай Дмитриевич. Я – Каргин Артем Романович, лечащий врач матери Марины. Хотел бы сказать, если вам еще нужны будут пациенты для эксперимента, смело обращайтесь ко мне. Кстати, я сам уже длительное время изучаю вопрос о…
— Что значит «еще»? – Опешил профессор. – Марина кого-то забрала у вас?
— Да. Вы же сами подписали документ, чтобы я отдал Екатерину Семенову…
— Кого?
— Ну как? Мать Марины – Екатерину Семенову.
— Когда и куда уехала Марина? – Васильев быстро для своего возраста надел куртку и подошел к столу Марины в поисках каких-либо подсказок.
— Минут десять назад вышла из моего кабинета. А уехала… – психиатр уже понял, что девушка действовала без ведома своего наставника и старался угодить тому. – Я предполагал, что она повезет мать в ваш центр, но раз вы были не в курсе и она так до сих пор считает, значит первым делом надо искать дома.
— Дома говорите… — Профессор замолк, так как наткнулся на опросник некой Емельцевой Ларисы Андреевны. Под ним лежал лист с заметками Марины. Обе бумажки не только дали понять, что Марина использовала мнемомодулятор, но еще и сообщали об успешности эксперимента. Но этого не может быть. Расчеты, ведь, не врут. Тут что-то не так. — Марина ведь живет с бабушкой? У вас есть ее номер телефона? Можете продиктовать?
— Да, конечно. Сейчас. – Каргин полез в личное дело Екатерины Семеновой, которое достал, как только ушла ее дочь. Там были адрес и номер телефона бабушки Марины. — А почему бы не позвонить самой Марине?
— Зная ее, если задумала свое, точно не возьмет трубку. Диктуйте, я записываю.
Профессор узнал у бабушки, что Марина послала ее за клюквой, которая продается только в другом конце города. Чтобы добраться домой, понадобиться не менее часа. Марина будет занята, а значит никому не откроет дверь.
Васильев вызвал такси и уже через десять минут забрал бабушку. Заплатив водителю за скорость, выхватил у бабушки ключи, открыл дверь и сразу направился к лифту. Тот медленно опускался. Ждать времени нет. Бегом по лестнице. Второй этаж, третий. На четвертом, сердце дало знать, что для семидесятилетнего старика переступать через ступеньку целую минуту подряд – плохая затея. Вместе с тем, в голове сложились все детали, и пришло осознание, что на самом деле они с Мариной создали. Наконец-то, долгожданный пятый этаж.
Васильев из последних сил ворвался в квартиру, заглянул в гостиную и… понял, что опоздал. Из его уст вырвалось всего три слова.
***
— Здравствуйте, Катя. – Марина обняла свою маму, но та продолжала смотреть в потолок. – Опять меня забыли? Это же я, Виолетта – ваша подруга, которая два раза в неделю гуляет с вами по парку. Сегодня мы отправимся в новое место. Врач разрешил, так что поедем ко мне домой.
Взгляд Екатерины переместился на лицо дочери.
— Сейчас я вам сделаю один укольчик и в путь. – Девушка закатила маме рукав рубахи и для подстраховки ввела в вену легкий седативный препарат.
— Проходите, Катя. Не стесняйтесь. – Дочь разула маму и завела под локоть в гостиную. – Присаживайтесь на диван, а хотите, можете и прилечь.
Екатерина присела, а затем легла, куда ей указали – двумя десятками лет выработанная привычка слушаться врачей и медсестер давала о себе знать.
Марина каждый раз ощущала боль, когда видела в маме куклу, марионетку, которой легко можно управлять. И даже когда та выполняла обычные просьбы, словно приказы, становилось гадко на душе.
Но теперь все будет по-другому. Теперь эта безликая женщина снова станет родным человеком с независимым мнением. Станет человеком, с собственным выбором. Станет мамой, которой так не хватало на протяжении двадцати лет.
— Катя, закройте глаза. Расслабьтесь. – Марина решила прибегнуть к легкому гипнозу, чтобы не терять времени на налаживание контакта, и мама без проблем повторила фразы для изменения воспоминания. – Когда я досчитаю от одного до десяти, вы уснете. Один, два…
После слова «десять» Екатерина спала.
— Катя, расскажите, что случилось с вами третьего мая тысяча девятьсот девяносто девятого года с того мгновения, как вы проснулись. – Марина знала историю мамы наизусть, но необходимо услышать оригинальную версию, чтобы определить откуда начать изменение воспоминания.
— Проснулась я в семь утра. Позавтракала. Пошла в школу. Когда уроки закончились, мы с Ритой, одноклассницей моей, решили сходить в кафе «Рассветный город» и поесть фирменное мороженное. По пути нам встретились двое парней. Мы разговорились. Выяснилось, что они учатся на втором курсе в университете и им не с кем пойти вечером на концерт. Мы дошли до развилки, где одна дорога вела к «Рассветному городу», а вторая – в заброшенный парк. Ребята предложили вечером встретиться, а потом сказали, что можно еще немного прогуляться по парку. Рита им предложила сходить в кафе, но они настаивали на своем. В итоге, моя одноклассница сама отправилась есть мороженное, а я…
— Остановитесь, Катя. – Оборвала Марина. Того, что было сказано – достаточно для изменения воспоминания. Но настоящей причиной резкого вмешательства в монолог, оказалось мучительное выражение лица мамы и ее учащенное дыхание. – Успокойся, это в прошлом.
Через минуту тишины, дочь приготовила мнемомодулятор, и фоном включила «Лунную сонату» Бетховена.
— Мы снова возвратимся в тот самый день, Катя. К тому времени, когда вы с Ритой задумали сходить в кафе за мороженым. Но в этот раз – ты внимательно слушаешь меня, повторяешь все, что скажу и представляешь это в воображении. Готова?
Мама кивнула. Марина включила мнемомодулятор над ее головой и продолжила:
— Когда уроки закончились, мы с Ритой, моей одноклассницей, решили сходить в кафе «Рассветный город» и поесть фирменное мороженное. По пути нам встретились двое парней. Они с нами заговорили, но мы проигнорировали их попытки познакомиться, развернулись и пошли на ближайшую автобусную остановку. Дождались автобуса, приехали к кафе и зашли в него. Я окликнула официанта.
— … развернулись и пошли на ближайшую автобусную остановку, — повторяла Екатерина за дочерью, когда послышалось со стороны коридора, как хлопнула об стену входная дверь. — Дождались автобуса, приехали к кафе и зашли в него. – В проеме гостиной, задыхаясь, появился профессор Васильев. — Я окликнула официанта.
Когда мама произносила последнее слово, Марина повернулась к профессору. Тот обречено смотрел на ее тающее тело, но все же выкрикнул:
— Ты. Изменила. Прошлое!
В глазах молодой девушки мелькнули осознание и испуг, но их быстро заменило облегчение. Маме все же удастся насладиться нормальной жизнью.
Марина исчезла. Исчезла комната. Исчез весь мир.
***
— Официант. – Крикнула Екатерина с закрытыми глазами.
— Что ты сказала, мам? – Дочка зашла в спальню к родителям. Папа был в ночной смене на работе.
— Я что, опять вслух разговаривала, Яна?
— Да, ты звала официанта. – Подтвердила восемнадцатилетняя девушка.
— Приснится же такое.
— Расскажешь?
— Да я уже толком и не помню. — Екатерина слегка потянулась, и, уже полностью проснувшись, повернула лицо солнечным лучам, ласково согревающим её кожу. — Это был просто сон.