Содержание

     И снилась мандрилу дрянь какая-то. Будто он и не мандрил вовсе, а Никодим Прялов, и что бежит он сейчас в магазин «Атак с целью обольщения продавца-кассира Клавдии Сироткиной, а бдительные охранники из вышеупомянутого магазина всячески стараются этому воспрепятствовать.

     Очень были недовольны те охранники, увидев Никодима: весь из себя расфранченный, а из верхнего пиджачного кармашка залихватски торчит фиалка.

     — Никак к Клавдии идет, — обеспокоился один из них. — Нельзя его к ней допустить. Она женщина слабая, против фиалки не устоит.

     — Оно так, — согласился второй охранник и закричал на Никодима: — Эй! Ты зачем к нам в магазин пришел?

     — В магазин, как правило, за продуктами ходят, — с достоинством ответил Никодим. — Вот и я с той же целью, — легко соврал он, но был уличен охранником. 

     — Врешь! — убежденно сказал тот. — Цель у тебя совершенно другая. А хочешь ты из нашего общества Клавдию исключить и увести ее в зоопарк — на мандрилов глядеть.

     — А если и так? — задиристо ответил Никодим. — Что, арестуете меня или дубинками побьете? В таком случае я в администрацию жаловаться буду.

     Стоят, переминаясь с ноги на ногу охранники, а сделать ничего не могут. Так и пропустили Никодима. А тот прямиком к Клавдии на кассу побежал.

     Растолкал очередь и закричал: — Клавдия! Попал я твой капкан, как молодой Вертер! Бросай все, поехали в зоосад, будем за мандрилами наблюдать!

     Только занята была в этот момент Клавдия клиентом беспокойным, приставучим, как банный лист. И требовал этот липкий лист водки типа Зубровки, громко выражая недоумение по поводу ее отсутствия  на прилавках магазина.

     Попыталась Клавдия отшутиться, сказала, что сама все выпила. Но не в игривом настроении был покупатель небритый, видом грозный, глаза настороженные, смотрел на Клавдию с прищуром. Вперился в нее взглядом тяжелым, непонимающим, и похоже, поверил ей. И так он ее этим едким взглядом сверлил, что бледнеть стала Клавдия, потом краснеть и пятнами покрываться, и вдобавок голова разболелась. 

     Передалась та боль товаркам ее — кассирам. Закричали те в негодовании неподдельном:

     — Ты, хек отмороженный, Клаву нашу зря не утомляй! Сами всю Зубровку выдули, а теперь с нас спрашивают. Нет, чтобы Перцовки взять. Перцовки-то у нас навалом.

     — В нос его зацепи, Клавдия, мерина этого! Расцарапай глаза фасеточные! Зубровку ему подавай… Пусть на другой сорт переходит. А то охрану вызывай,  надо хулиганству конец положить! Живо о Зубровке забудет, носорог неопрятный!

     — Как будто у нас других дел нет, как этого злыдня, ишака беременного Зубровкой отоваривать, да икрой соленой пробойной. Этак завтра все за Зубровкой прибегут, работой нас перегрузят. А у нас дома дети малые, да и немало их. Вот от таких любителей Зубровки рожденные…

     — Ты нас, еж кудрявый, своим тяжелым взглядом не проймешь! Не пытайся даже! У нас взгляды потяжелее будут!

     Наконец ретировался неуступчивый лысый клиент с неприятным взглядом.

     — А кто на самом деле водку выпил? — поинтересовался Никодим.

     — Как кто?.. Охранники и выпили, — ответила утомленная Клава. — Они по этой части — доки. Ну, еще подруга моя, кассир Люкина Ирина Алексеевна. Она тоже, при случае, зашибить может. Особенно, когда в перерыве грибов соленых с колбасой налопается — тогда у нее все внутренности горят, вот она вместе с охранниками пожар и тушит.  

     — Да… — промямлил Никодим. — При случае, я бы тоже зашибил… — А потом и говорит проникновенно: — Клавдия, поехали в зоосад, я тебе мандрилов покажу.

     — Тут у меня за день тысяча проходит, мандрилов этих… А! — махнула она рукой. — Черт с тобой! Поехали. Развеюсь немного. Может, в голове прояснится.

     И провожаемые злобными взглядами охранников, отправились они в зоосад.


     Вот приехали они на место. Торопится Никодим ей мандрила показать, за руку ее хватает, за собой тянет, где словом, а где и делом — ногой ускорение ей придает. Подошли наконец к клетке, где мандрил содержится.

     Смотрит Никодим на мандрила, а тот в него мутный взгляд вперил. Так и уставились друг на друга, глаз оторвать не могут, и не поймут — кто из них кто?

     Но стряхнул с себя морок Никодим, и объявляет Клавдии торжественно:

     — Вот это мандрил…

     — Не слепая. Без тебя вижу, что не крокодил, — отрезала Клавдия.

     — А питаются они…

     — Мандрил он и есть мандрил, чем его не корми, — опять прервала его Клава.

     — Позвольте вам сказать, — мягко произнес мандрил, — что питаемся мы тем, что посетители дадут, поскольку сторож местный, Гавриил, две трети положенного нам пайка себе забирает, мотивируя это тем, что у него большая семья.

     — А он говорящий! — удивилась Клавдия. — Я думала, только попугаи говорить умеют.

     — Заговоришь тут, когда сторож, Гавриил, почти всю еду забирает. Надо же как-то на контакт с посетителями выходить. Так что, если есть захочешь — всяким штукам научишься. А вообще-то, на нас, мандрилов, много напраслины возводят, что у меня лично, вызывает сильную досаду. — И здесь мандрил подмигнул Никодиму. — У вас, кстати, с собой ничего нет?

     — Был кусок колбасы, да я его съела, — вздохнула кассир Клавдия.

     И они оставили мандрила — пусть у других попрошайничает.

     Мандрил смотрел им вслед и ухмылялся.

     Пришли они к попугаям. И один из них обозвал Клавдию неприличным словом, к тому же пребольно долбанул ее клювом. Та, в отместку, повыдергивала из него приличное количество перьев, так что, бедняга, мог и всех лишиться, и общипала бы его Клава непременно, словно куру какую, если бы не вмешался Никодим, не прекратил этого безобразия, и не спас птицу от окончательной расправы. 

     Но Клавдия долго не могла успокоиться и решительно заявила, что птица ее ославила, и она совсем не такая, какой ее расписал противный попугай. Никодим с трудом заставлял себя ей поверить.

     Задержавшись же возле вольера с ослами, Никодим дал такой комментарий:

     — А вот ослы, — чтобы им не говорили, и чтобы с ними не делали, — все равно только одно кричать будут: «И-а! И-а!»

     — Надо же! — опять удивилась Клавдия. — Век живи, век учись.

     Но еще больше она удивилась, когда увидела, что им навстречу по аллее идет ее подруга, Люкина Ирина Алексеевна, в сопровождении двух охранников.

     — А вы почему здесь, а не в магазине?

     — Да вот, зашибили немного, — односложно за всех ответила подруга. — Дай, думаем, на зверей посмотрим.

     — Посмотрели?

     — Вот сейчас и посмотрим.

     — Все, Клавдия! Расстаемся мы с тобой! — вдруг закричали охранники. — Не будет тебе больше от нас презентов в виде чулков черных — в драных ходи, гастарбайтерам на потеху. Пусть они тебе тюбетейки дарят. А мы теперь — Люкиной Ирине Алексеевне чулки презентовать будем! 

     Та несколько раз довольно икнула, и ушла вместе с охранниками на мандрила смотреть.

     Потом настала пора удивляться Никодиму, который встретил своего мрачного сына, двоечника и второгодника.

     — Уроки в школе отменили, — сказал тот. — Вот я и решил сюда намылиться.

     — Отчего же отменили? — спросил Никодим, ударяя по загривку отпрыска.

     — Не докладывают мне, — раздраженно ответил второгодник. — Отменили и все.

     Врал, конечно, Семен. Но проверить в ту минуту нельзя было ничего.

     — А жена моя не вернулась?

     — Нет. А должна? — И уходя смотреть на крокодила, бросил: — Да не вернется она. Вот я бы не вернулся…

     «А вдруг она здесь объявится? — сердито подумала Клавдия. — Только ее еще до кучи не хватает…» 

      Крокодил, на которого мрачно смотрел Семен, был стар и мудр. А прожил он много лет, потому что на всякие дурацкие крючки не ловился. О людях же имел самое низкое мнение. «Глуп человек, — думал он, — если оставляет на берегу ребенка, козу и буйвола. Кто же виноват, если крокодил свой шанс использовал? А человек и виноват: не оставляй ребенка, козу и буйвола рядом с речкой, там где крокодилы водятся». А мудрым крокодил стал, когда его все-таки поймали, уже здесь в неволе.

     И когда уже Никодим удивляться перестал, то встретил соседа, Ивана Ивановича. Тот же вообще никогда и ничему не удивлялся.

     — Что, Никодимыч, — закричал сосед, — крокодилов пришел кормить? — И засмеялся

     — Я тебя самого им скормлю, — мрачно ответил Никодим. — Вот сейчас и скормлю.

     Иван Иванович сразу смеяться перестал, и побежал прочь из зоосада, пока Никодим свое обещание не сдержал.

     Так и шатались они до самого закрытия зоосада, до смерти надоев его обитателям. Потом усталые охранники, вместе с уставшей Люкиной Ириной Алексеевной, отправились в ближайший магазин в поисках Зубровки на предмет немного зашибить. Немного поколебавшись, к ним присоединились также сильно уставшие Никодим с Клавдией. Им тоже очень зашибить захотелось…

     Семена же отправили домой и велели ему делать уроки, если он опять не хочет остаться на второй год. Тот, неуставший и недовольный, уехал, тихо про себя ругаясь.


     Сон этот несуразный долго и утомительно сверлил мозг мандрилу. А когда он проснулся — вокруг никого не было. Только стоял у клетки усатый сторож Гавриил с вечно голодным лицом, и протягивал ему банан.

     — Бери, — говорит.- Человек, по кличке Никодим, велел тебе передать. И просил не забывать.

Еще почитать:
Бессонные ночи
Странствующая Мари
Мария Басова
Перевал Дятлова. Помощь душам.
Роман Кузнецов
Открытых браков не бывает
25.09.2024


Похожие рассказы на Penfox

Мы очень рады, что вам понравился этот рассказ

Лайкать могут только зарегистрированные пользователи

Закрыть