Мир Никодима. Фантасмагория. 4. Сон мандрила

И снилась мандрилу дрянь какая-то. Будто он и не мандрил вовсе, а Никодим Прялов, и что бежит он сейчас в магазин «Атак с целью обольщения продавца-кассира Клавдии Сироткиной, а бдительные охранники из вышеупомянутого магазина всячески стараются этому воспрепятствовать.

Очень были недовольны те охранники, увидев Никодима: весь из себя расфранченный, а из верхнего пиджачного кармашка залихватски торчит фиалка.

— Никак к Клавдии идет, — обеспокоился один из них. — Нельзя его к ней допустить. Она женщина слабая, против фиалки не устоит.

— Оно так, — согласился второй охранник и закричал на Никодима: — Эй! Ты зачем к нам в магазин пришел?

— В магазин, как правило, за продуктами ходят, — с достоинством ответил Никодим. — Вот и я с той же целью, — легко соврал он, но был уличен охранником.

— Врешь! — убежденно сказал тот. — Цель у тебя совершенно другая. А хочешь ты из нашего общества Клавдию исключить и увести ее в зоопарк — на мандрилов глядеть.

— А если и так? — задиристо ответил Никодим. — Что, арестуете меня или дубинками побьете? В таком случае я в администрацию жаловаться буду.

Стоят, переминаясь с ноги на ногу охранники, а сделать ничего не могут. Так и пропустили Никодима. А тот прямиком к Клавдии на кассу побежал.

Растолкал очередь и закричал: — Клавдия! Попал я твой капкан, как молодой Вертер! Бросай все, поехали в зоосад, будем за мандрилами наблюдать!

Только занята была в этот момент Клавдия клиентом беспокойным, приставучим, как банный лист. И требовал этот липкий лист водки типа Зубровки, громко выражая недоумение по поводу ее отсутствия на прилавках магазина.

Попыталась Клавдия отшутиться, сказала, что сама все выпила. Но не в игривом настроении был покупатель небритый, видом грозный, глаза настороженные, смотрел на Клавдию с прищуром. Вперился в нее взглядом тяжелым, непонимающим, и похоже, поверил ей. И так он ее этим едким взглядом сверлил, что бледнеть стала Клавдия, потом краснеть и пятнами покрываться, и вдобавок голова разболелась.

Передалась та боль товаркам ее — кассирам. Закричали те в негодовании неподдельном:

— Ты, хек отмороженный, Клаву нашу зря не утомляй! Сами всю Зубровку выдули, а теперь с нас спрашивают. Нет, чтобы Перцовки взять. Перцовки-то у нас навалом.

— В нос его зацепи, Клавдия, мерина этого! Расцарапай глаза фасеточные! Зубровку ему подавай… Пусть на другой сорт переходит. А то охрану вызывай, надо хулиганству конец положить! Живо о Зубровке забудет, носорог неопрятный!

— Как будто у нас других дел нет, как этого злыдня, ишака беременного Зубровкой отоваривать, да икрой соленой пробойной. Этак завтра все за Зубровкой прибегут, работой нас перегрузят. А у нас дома дети малые, да и немало их. Вот от таких любителей Зубровки рожденные…

— Ты нас, еж кудрявый, своим тяжелым взглядом не проймешь! Не пытайся даже! У нас взгляды потяжелее будут!

Наконец ретировался неуступчивый лысый клиент с неприятным взглядом.

— А кто на самом деле водку выпил? — поинтересовался Никодим.

— Как кто?.. Охранники и выпили, — ответила утомленная Клава. — Они по этой части — доки. Ну, еще подруга моя, кассир Люкина Ирина Алексеевна. Она тоже, при случае, зашибить может. Особенно, когда в перерыве грибов соленых с колбасой налопается — тогда у нее все внутренности горят, вот она вместе с охранниками пожар и тушит.

— Да… — промямлил Никодим. — При случае, я бы тоже зашибил… — А потом и говорит проникновенно: — Клавдия, поехали в зоосад, я тебе мандрилов покажу.

— Тут у меня за день тысяча проходит, мандрилов этих… А! — махнула она рукой. — Черт с тобой! Поехали. Развеюсь немного. Может, в голове прояснится.

И провожаемые злобными взглядами охранников, отправились они в зоосад.

Вот приехали они на место. Торопится Никодим ей мандрила показать, за руку ее хватает, за собой тянет, где словом, а где и делом — ногой ускорение ей придает. Подошли наконец к клетке, где мандрил содержится.

Смотрит Никодим на мандрила, а тот в него мутный взгляд вперил. Так и уставились друг на друга, глаз оторвать не могут, и не поймут — кто из них кто?

Но стряхнул с себя морок Никодим, и объявляет Клавдии торжественно:

— Вот это мандрил…

— Не слепая. Без тебя вижу, что не крокодил, — отрезала Клавдия.

— А питаются они…

— Мандрил он и есть мандрил, чем его не корми, — опять прервала его Клава.

— Позвольте вам сказать, — мягко произнес мандрил, — что питаемся мы тем, что посетители дадут, поскольку сторож местный, Гавриил, две трети положенного нам пайка себе забирает, мотивируя это тем, что у него большая семья.

— А он говорящий! — удивилась Клавдия. — Я думала, только попугаи говорить умеют.

— Заговоришь тут, когда сторож, Гавриил, почти всю еду забирает. Надо же как-то на контакт с посетителями выходить. Так что, если есть захочешь — всяким штукам научишься. А вообще-то, на нас, мандрилов, много напраслины возводят, что у меня лично, вызывает сильную досаду. — И здесь мандрил подмигнул Никодиму. — У вас, кстати, с собой ничего нет?

— Был кусок колбасы, да я его съела, — вздохнула кассир Клавдия.

И они оставили мандрила — пусть у других попрошайничает.

Мандрил смотрел им вслед и ухмылялся.

Пришли они к попугаям. И один из них обозвал Клавдию неприличным словом, к тому же пребольно долбанул ее клювом. Та, в отместку, повыдергивала из него приличное количество перьев, так что, бедняга, мог и всех лишиться, и общипала бы его Клава непременно, словно куру какую, если бы не вмешался Никодим, не прекратил этого безобразия, и не спас птицу от окончательной расправы.

Но Клавдия долго не могла успокоиться и решительно заявила, что птица ее ославила, и она совсем не такая, какой ее расписал противный попугай. Никодим с трудом заставлял себя ей поверить.

Задержавшись же возле вольера с ослами, Никодим дал такой комментарий:

— А вот ослы, — чтобы им не говорили, и чтобы с ними не делали, — все равно только одно кричать будут: «И-а! И-а!»

— Надо же! — опять удивилась Клавдия. — Век живи, век учись.

Но еще больше она удивилась, когда увидела, что им навстречу по аллее идет ее подруга, Люкина Ирина Алексеевна, в сопровождении двух охранников.

— А вы почему здесь, а не в магазине?

— Да вот, зашибили немного, — односложно за всех ответила подруга. — Дай, думаем, на зверей посмотрим.

— Посмотрели?

— Вот сейчас и посмотрим.

— Все, Клавдия! Расстаемся мы с тобой! — вдруг закричали охранники. — Не будет тебе больше от нас презентов в виде чулков черных — в драных ходи, гастарбайтерам на потеху. Пусть они тебе тюбетейки дарят. А мы теперь — Люкиной Ирине Алексеевне чулки презентовать будем!

Та несколько раз довольно икнула, и ушла вместе с охранниками на мандрила смотреть.

Потом настала пора удивляться Никодиму, который встретил своего мрачного сына, двоечника и второгодника.

— Уроки в школе отменили, — сказал тот. — Вот я и решил сюда намылиться.

— Отчего же отменили? — спросил Никодим, ударяя по загривку отпрыска.

— Не докладывают мне, — раздраженно ответил второгодник. — Отменили и все.

Врал, конечно, Семен. Но проверить в ту минуту нельзя было ничего.

— А жена моя не вернулась?

— Нет. А должна? — И уходя смотреть на крокодила, бросил: — Да не вернется она. Вот я бы не вернулся…

«А вдруг она здесь объявится? — сердито подумала Клавдия. — Только ее еще до кучи не хватает…»

Крокодил, на которого мрачно смотрел Семен, был стар и мудр. А прожил он много лет, потому что на всякие дурацкие крючки не ловился. О людях же имел самое низкое мнение. «Глуп человек, — думал он, — если оставляет на берегу ребенка, козу и буйвола. Кто же виноват, если крокодил свой шанс использовал? А человек и виноват: не оставляй ребенка, козу и буйвола рядом с речкой, там где крокодилы водятся». А мудрым крокодил стал, когда его все-таки поймали, уже здесь в неволе.

И когда уже Никодим удивляться перестал, то встретил соседа, Ивана Ивановича. Тот же вообще никогда и ничему не удивлялся.

— Что, Никодимыч, — закричал сосед, — крокодилов пришел кормить? — И засмеялся

— Я тебя самого им скормлю, — мрачно ответил Никодим. — Вот сейчас и скормлю.

Иван Иванович сразу смеяться перестал, и побежал прочь из зоосада, пока Никодим свое обещание не сдержал.

Так и шатались они до самого закрытия зоосада, до смерти надоев его обитателям. Потом усталые охранники, вместе с уставшей Люкиной Ириной Алексеевной, отправились в ближайший магазин в поисках Зубровки на предмет немного зашибить. Немного поколебавшись, к ним присоединились также сильно уставшие Никодим с Клавдией. Им тоже очень зашибить захотелось…

Семена же отправили домой и велели ему делать уроки, если он опять не хочет остаться на второй год. Тот, неуставший и недовольный, уехал, тихо про себя ругаясь.

Сон этот несуразный долго и утомительно сверлил мозг мандрилу. А когда он проснулся — вокруг никого не было. Только стоял у клетки усатый сторож Гавриил с вечно голодным лицом, и протягивал ему банан.

— Бери, — говорит.- Человек, по кличке Никодим, велел тебе передать. И просил не забывать.