Никодим Прялов спал беспокойно: то провалится в сон, то из него вывалится. И вот, провалившись в очередной раз, видит, что перед ним Луи-Филипп. И не знал его, чертяку, Никодим до этого сна, а вот во сне узнал сразу. А тот, как Никодима увидел, затряс от радости похожей на грушу головой, подбежал к нему, стал теребить его за пустой рукав, жестикулировать оживленно, да лопотать по-французски.
Хоть и не понимал Никодим этого языка (впрочем, как и другие языки тоже), как-то удалось ему разобрать, чего от него Луи хочет. А хотелось тому, чтобы поступил к нему Никодим на службу.
«Надоело! — вопил Луи. — Покушаются и покушаются. Житья не дают. Извести меня хотят! Так что давай ко мне, Никодим, приходи в охрану служить».
«Не пойду, — отказывается Никодим. — Нечего мне там делать. Да и безрукий я. Как же мне в таком случае с врагами драться? К тому же я охранников не люблю. Чуть что, так руки отрывать…»
«Так я тебе старыми франками платить буду», — обещает Луи.
«Да на что мне твои франки? Нашел дурака», — отвечает Никодим.
«Чем дураков больше, тем государство крепче»,
«Это мысль спорная».
«А ты не спорь, а иди в охрану ко мне служить».
Отнекивается Никодим.
А Луи все настаивает.
А Никодим отнекивается.
Так он и проснулся после очередного отнекивания. Жены дома не было. Свое обещание она сдержала — ушла к другому. И когда придет — неизвестно. Хотел сына своего, второгодника мрачного Семена, по шее треснуть, в воспитательных целях, конечно, но опять забыл, что без рук он. И тогда Никодим рассказал Семену свой сон. Раз пять рассказал, отчего последний помрачнел еще больше. А Никодим, с досадой в сердце, побежал в магазин «Атак».
По дороге же встретил стариков-соседей, и стал им свой сон рассказывать. Те, прослушав его в пятый раз, расстроились и задрожали губами. Лица, вначале приветливые, посуровели и потускнели от злости, плеваться надумали, в драку лезут. «Ох, и достал ты нас, соседушка! — говорят. — Хоть ты и калека безрукий, а по мордасям все равно получишь, если не прекратишь наши уши терзать».
Испугался Никодим, дальше побежал. Наконец добрался до магазина, разыскал охранников, которые накануне его рук лишили, просит обратно вернуть, если их еще в утилизацию не пустили, поскольку кашей и творогом без них ему питаться неудобно. Да и вообще — непорядок. Отвечает охранник:
— Нам они ни к чему. Иди и забирай. Они там в подсобке в шкафу валяются.
Нашел их Никодим, стряхнул пыль накопившуюся, приладил кое-как. Но ничего — держатся крепко. И сильно обрадованный помчался обратно к охранникам, сон свой рассказывать. После пятого повтора один из охранников попытался его задушить. Его остановил другой и предложил на этот раз оторвать Никодиму ноги. Но первый не согласился.
— Тогда он от нас не уйдет никогда Будет опять про сон свой рассказывать, сведет нас с ума, и окажемся мы скоро в дурке. Жены нас бросят и уйдут к другим мужикам.
— Моя уже ушла, — заметил Никодим.
— Черт с ней! — закричал второй охранник. — Нам ближе наши. Да еще Сироткина Клавдия, которой мы чулки черные подарили. Ты с ней не шали!
В конце концов, решили ноги Никодиму оставить в пользование, а самого просто прогнали, да дубинкой напоследок попотчевали, отчего тот некоторое время скрипел зубами от неудовольствия, но потом оправился и пошел на кассу Клавдию проведать, как она там с работой справляется, предварительно взяв с полки пакет с медовыми пряниками, до которых был очень охоч. А к пряникам присовокупил бутылку пива. И растолкав очередь, скопившуюся у кассы, церемонно к ней обратился:
— Ты меня, Клавдия, за причиненное вчера беспокойство — не ругай. Очень я к тебе сердцем прикипел. Крепко мне в душу твое бедро запало, не забыть мне его! Хочу дружить с тобой и вместе в кино ходить. А выпадет случай — в зоопарк пойдем на мандрилов смотреть. Переписываться с тобой желаю, а в письмах буду тебе картинки рисовать. И тебя могу изобразить: хочешь — обнаженной, хочешь — в анфас.
Клавдия же, как его увидала, так вся мелко затряслась, побледнела даже, и вдруг, как взвизгнет, да и ударила недоеденным яблоком в лоб Никодиму.
— Так его, так, Клавка! Замочи этого барбоса незатейливого! Да сильней бей, сильней!
Яблоко расплющилось. Но вошедшая в раж Клавдия распалилась, красная от ненависти сделалась, тут же взяла другое яблоко и опять стала яростно ударять им Никодима.
«Ладно яблоко, — подумал Никодим. — А если она арбузом шарахнет, или дыню сортом «Колхозница» метнет?»
Воображение услужливо нарисовало ему эту сцену, и она ему не понравилась.
Хотел он еще сон Клавдии рассказать, но раздумал и побежал к выходу.
А продавцы-кассиры кричали ему вдогонку:
— Вон вали, исчезай скорей, прелюбодей юродивый, квазимода наглый, питон недорезанный!
Хотел было у них спросить — зачем сюда Квазимодо-то приплели, чем же так пресмыкающееся перед ними провинилось, и для чего его надо непременно резать? Но тоже раздумал.
«А в зоопарк с женой пойду, — подумал он, взбираясь вверх по лестнице — когда вернется. Если вообще вернется…». И уже очутившись на улице, не удержался и сказал с обидой:
— Вот зараза гуленая, все отношения семейные изгадила!
Но домой пришел довольный, что опять при руках. Дал несколько подзатыльников сыну Семену — руки работали исправно, без сбоев, и силу свою не потеряли. А поев холодной каши и пряников, и запив все это бутылкой пива, пришел Никодим совсем в хорошее настроение. И решил он пойти к песочнице — вдруг встретит там Ивана Ивановича. Тогда он ему сон свой расскажет, а если тот не захочет слушать, то заставит его съесть весь песок из песочницы.
С тем и вышел во двор.
Еще почитать:
Герра Мудрый
Циклоп. Вопросы высшему Я.
Улыбка Моны
Дети войны
«
»
25.09.2024
