Решил Никодим пикник организовать, но чтобы и от дома недалеко. Зачем куда-то переться? И здесь места хватает. Конечно, Клавдию пригласил. Договорились в магазине «Атак» встретиться.
Ну, заходит в магазин Никодим, а кассирши ему и говорят доверительно:
— Ты нашу Клавдию не обижай. Она и кассир, и человек хороший. И добрая до ужаса, можно сказать — сердобольная. Кто ее о чем не попросит — всегда даст. Даст даже, когда и не просят. Уж мы ее увещевали: «Ты, — говорим, — Клавдия, не всем давай». А она не слушает. Дает и дает. Безотказная! Вот такая она у нас, Клавдия!
Тут и сама Сироткина появилась, да не одна. Пригласила она на этот пикник подругу свою закадычную — Люкину Ирину Алексеевну. Ну, а за ними охранники магазинные увязались, прихватив с собой ящик с Зубровкой.
Тяжело идут охранники, пыхтят, грузом придавленные, но несут, как зеницу ока берегут. Да и недаром говорят — своя ноша не тянет.
Хотел к ним присоединиться Никодимов мрачный сын. Но Никодим его отсоединил, сказав тому: «Нишкни!» Семен хоть и осерчал поначалу, но все-таки отвязался от них, — пошел кошек и собак бродячих мучить.
Пришли наконец в условленное место. И что неожиданно для всей компании было, — глядят, а на месте заветном уже Иван Иванович, сосед Никодима, сидит, консерву кушает, вино из пакета допивает. Но по всему видно, что мало ему, и очень он обрадовался их увидев. Засуетился, стакан стал салфеткой использованной чистить, себя в порядок приводить, веточек в костерок разведенный подбросил, бормочет подобострастно: «Не ожидал-с… Очень, очень приятно».
Но Никодим его радость не разделял. Как, впрочем, и остальные. Не хотели они делиться своими запасами с Иваном Ивановичем. Взяли и прогнали того с места облюбованного. Да не просто прогнали, а еще вдобавок в шею надавали, отчего Иван Иванович почувствовал сильное недомогание. С потухшим взором и разбитым сердцем ушел от них Иван Иванович, продолжая сжимать в руке чистый, но пустой стакан, который так и не удалось ему наполнить.
А компания, удалив соседа, в состоянии духа, близкого к довольству, стала припасы извлекать, к костру, Иван Ивановичем разведенном, ближе жаться.
Клавдия извлекла из своей кошелки баночку с соленой пробойной икрой.
Охранники стали извлекать из ящика бутылки с Зубровкой.
Люкина Ирина Алексеевна достала из заплечного мешка банку соленых грибов и батон вареной колбасы.
Никодим помялся, хотел сырок плавленный извлечь, но раздумал, так и подсел к костру. И вдруг представилось ему, что ресторанные слуги подают на серебряном блюде: гатчинскую форельку, мясо дикой козы, филе из цыплят с трюфелями, холодных омаров с рябчиками и гусиной печенкой, опять же филе говядины с кореньями, индейку, артишоки с грибами, горячий ананас с фруктами, мороженое и десерт в завершении.
Обильно заработали слюнные железы.
— Мозги с горошком, — простонал Никодим.
Он помотал головой, пытаясь отогнать видение, и стал жадно кусать колбасу с солеными грибами.
— Как разливать будем, по сто грамм или по двести? — спросила Люкина Ирина Алексеевна.
— Нам хоть по сто, хоть по литру наливай, — ответил бравый охранник. — Мы ребята здоровые, нам все мало… А мозги с горошком нам ни к чему. Вот соленая пробойная икра нам в радость. Зубровка, конечно… И Люкина Ирина Алексеевна. А Сироткина нам теперь не нужна…
Немного погодя, первый охранник сказал второму:
— Слушай, надо бы подвязать с Зубровкой. А то, как начал с Нового года…
— С какого?
— Не помню уже. Давно это было.
— И я не помню.
— И я с трудом припоминаю, — призналась Ирина Алексеевна. — А все грибы…
— Кстати, — вдруг озаботился первый охранник, — нас тут не повяжут?
— Кто же нас вязать будет?
— Ну, милицейские…
— Полицейские, ты хочешь сказать.
— Да какая разница! Если осла назвать верблюдом, он что, перестанет быть ослом?
— А мы им Зубровки предложим, — сказала Ирина Алексеевна Люкина. — Они сперва для виду растеряются, вроде как непонимающими прикинутся, а потом все равно выпьют.
— А если откажутся?
— Тогда что-то неладное с ребятами происходит. Врача вызовем, а надо — и в больницу отвезем.
— Правильно, там им спирта медицинского дадут
— Может дадут… А может, и пожалеют, сами выпьют.
— Где-то здесь, неподалеку, один кекс разрушил мой оплот невинности, — вздохнула Клавдия.
— Чего разрушил? — спросил первый охранник.
— Оплот, — пояснил второй.
— Так мы тоже всегда готовые, если что, разрушить… какой бы он, этот оплот не был. Да против нас никакие оплоты не устоят! — гордо заявил первый охранник.
— И вот тогда, — не слушая его, продолжала Клавдия, — я и решила пойти работать в магазин «Атак». Забыться. Да и деньга, какая-никакая идет. А потом с Ириной Алексеевной познакомилась. Ну, и к Зубровке ближе…
— Ближе некуда, — с удовлетворением сказал первый охранник, и извлек из ящика очередную бутылку. — Зубровка — это гуд!
— Зер гуд! — в тон ему отозвался второй.
И здесь, словно по волшебству, нарисовалась жена Никодима. Идет, хромает, синяк под глазом, и кричит:
— Никодим, я вернулась!
— Э-э… — опешил тот.
— Негодяем он оказался. Ты, Никодим, хотя тоже подлец, но в меньшей степени. Я выбрала тебя. Ты рад?
— Э-э… — по-прежнему не находил слов Никодим.
— Ты Семену щи кислые варил? Или только кашу холодную даешь, да икру соленую и пробойную?
— Э-э…
— Ну что ты мычишь? Тебе что, враги язык отрезали?.. Ну-ка, плесни мне грамм триста. Умаялась я…
Пикник заканчивался. Стали собираться. Кто домой — как Никодим со вновь обретенной супругой, кто в магазин — как охранники с затяжелевшими дамами.
— В подсобке отдохнут, — сказал первый охранник, подталкивая кассиров в спину, — пока пары винные не выйдут.
Никодим же, когда вернулся к себе на Болотниковскую, лениво поковырял холодную кашу, да и заснул, утомленный Зубровкой и женой, что-то зудевшей ему в ухо.
А во сне крутила перед ним своим тугим бедром, обтянутым черной паутинкой, Клавдия. И тут же оттолкнув ее, в свою очередь демонстрировала тоже ничего себе ляжку — Люкина Ирина Алексеевна. Так что, какое-то время пребывал Никодим в смятении. Но время в сновидениях течет по своим законам — то быстро, то медленно, то совсем его не замечаешь. Так вот: по прошествии оного, Никодим бедро Люкиной отверг, а бедро Сироткиной приласкал.
Утром, как только проснулся, и даже не позавтракав, помчался он в магазин «Атак» с целью планомерной осады оплота продавца-кассира Сироткиной Клавдии.
В магазине же, от изобилия продуктов, выставленных на прилавках, помутился у Никодима рассудок. И как он не сдерживался, но не устоял, и слямзил плавленный сырок.
Это преступление не осталось незамеченным бдительными кассирами — Сироткиной Клавдией и Люкиной Ириной Алексеевной, и в сопровождении двух охранников был Никодим препровожден в пыточную подсобку под негодующие крики продавцов-кассиров…