Милосердие

Пустынная гряда низменных холмов расстелилась над моими слабыми глазами. Из незаметных, ели видимых развалин вдалеке мерцают люди. Их фигуры пытаются скрыться, незаметно проскочить развалены, спрятаться под камни, исчезнуть с нашей территории. Но их фигуры, словно на показ, даже с моим слабым зрением. Они мельтешат как крысы, пытаясь хоть как то спрятаться, но выстрелы в воздух останавливает их бесполезного мельтешение. Все кто услышал, обернулись посмотреть на нас. Их глаза, наверное, были в ужасе, их мысли думали о самом плохом. Всего нечего их отделяло от убийц, бандитов, благородных воров и джентльменов. Они понимали, что сбежать на своих двоих не могут, у нас были Уазик и пара Пазиков что легко пройдет здешние холмы. Кто то как всегда начал молится, кто решил спрятаться, а кто то радоваться, видя в нас силу, к которой он может присоединиться.

Подъехав к ним мы увидели грязную одежду, много хлама и необузданную ненависть в глазах. Все это были беженцы, бежавшие от войны, голода и людей. Их морды, немного кривые, немного черные передавали страх перед нами и, особенно перед нашей силой, автоматами и гранатомётами. С этих овец состричь было не так и уж много, у кого золото, кто отдавал картины, одежду, но не было самого важного, еды. Их голодные сердца уже пожрали весь провиант не так давно, ведь исхудалость на их лице еще не проявилось. Осознав, что партия больше не чего не принесёт, отобрав двух — трех парней, что согласились идти, и девушек. И посмотрев на оставшиеся стад, во мне проявляется, жалась к этим овцам. Их будущие страдание, угнетение. Ужас войны, что их будет преследовать до конца, пока пуля или голод не заберет их. Проходя мимо них, я заметил маленькую девочку, ей лет семь, долго она не протянет, ее жизнь закончится через два — три дня в руках каких-нибудь педофилов или некрофилов, что живут дальше и наслаждаются объедками нашей работы. Жалость заиграли еще сильней, осознание ужаса и боли отпечаталась на моем лице. Мои слабые глаза видели их будущие, их неуместные страдание. Как они горем и болью, продут свой путь и окажутся в аду войны. Война везде и от нее не сбежать.

Я не могу такого допустить. Не могу. И оборачиваюсь к своим ребятам. Я свистнул.

Мой громкий свист привлекает всех моих парней. Стадо, не понимая, стоит, ждет своей судьбы. Все собрались, каждый держал свой ствол, новенькие удивлённо смотрели. Я подымаю руку. Кто то из стадо закричал, кто то попытался убежать, но как моя руку опустилась, рокот пуль остановил их все. Я освободил их от мучений, и совесть освободило меня. Слабая улыбка удовлетворенности появилась на моих устах.

Где то вдалеке вновь появилось стадо и, мы направляемся к нему.