Мертвый город

Холод. Это первое, что чувствовал. Пронизывающий, костяной холод, пробиравшийся сквозь остатки когда-то теплой одежды, липнувший к продрогшей коже. Солнце, висевшее мертвым, тусклым диском в пепельном небе, не грело. Оно лишь обозначало контуры разрушенного мира, мира, в котором я, кажется, остался единственным.

Вокруг – руины. Безмолвные свидетели былой жизни, теперь покрытые толстым слоем пыли, пепла и чего-то еще, неуловимо жуткого. Высокие, когда-то величественные здания, зияли черными глазницами выбитых окон, напоминая черепа. Дороги, некогда гудящие от рева моторов, поросли странной, мертвенно-бледной травой. Тишина. Гнетущая, абсолютная тишина, нарушаемая лишь редким завыванием ветра, проносившегося сквозь разбитые стекла и пустые глазницы домов.

Я не помнил, как все началось. Отрывки воспоминаний, словно осколки разбитого зеркала, всплывали в сознании: вспышки света, крики, паника. А потом – пустота. И вот, я здесь, в этом мертвом городе, один.

Я иду. Просто иду, куда глаза глядят, в надежде найти хоть что-то, хоть какой-то знак, что я не одинок. Но каждый шаг лишь усиливает чувство безысходности. Каждая разрушенная улица, каждый пустой дом кричат о том, что надежды нет.

В одном из домов, я нашел книгу. Вернее, то, что от нее осталось. Истрепанная, обгоревшая, с вырванными страницами. На обложке, еле различимо, угадывались слова: ”История Человечества”. Ирония судьбы, не иначе. История, которой больше нет.

Я сел на обломок стены, прислонившись спиной к холодному камню, и начал перелистывать уцелевшие страницы. Фотографии. Лица. Смеющиеся, счастливые лица людей, которых больше нет. Они строили города, запускали ракеты в космос, писали книги, любили. И все это в одночасье обратилось в прах.

Что случилось? Болезнь? Война? Ядерный взрыв? Не знаю. И, наверное, уже никогда не узнаю.

Вечерело. Солнце, словно стесняясь своего присутствия, медленно скрывалось за горизонтом, окрашивая пепельное небо в багровые тона. Красиво. Но эта красота – красота смерти.

Я встал и пошел дальше. Не знаю, куда. Просто иду. Потому что остановиться – значит сдаться. А я пока еще не готов. Пока еще во мне теплится крошечная искра надежды. Надежды на что? На чудо? На то, что я не один?

Вдруг я увидел это. Вдали, на горизонте, среди руин и пепла, возвышалась фигура. Человек? Не может быть. Я побежал, не чувствуя холода, не чувствуя усталости.

Чем ближе я подбегал, тем отчетливее видел силуэт. Это был действительно человек. Женщина. Она стояла, смотря на закат.

Я остановился, не смея нарушить тишину. Она медленно обернулась. Наши взгляды встретились. В ее глазах я увидел все: боль, страх, отчаяние. И… надежду.

– Ты… – прошептал я, не веря своим глазам.

Она молча кивнула.

– Я думал, я один…

– Я тоже, – ответила она. Ее голос был хриплым, слабым, но в нем звучала жизнь.

Мы стояли, молча, глядя друг на друга. Два последних человека на Земле. Два осколка разбитого мира. Две искры надежды в кромешной тьме.

Может быть, это и есть конец. А может быть, это только начало. Кто знает? Но сейчас, в этот момент, я знаю одно: я больше не один. И это – все, что имеет значение.

Я сделал шаг вперед. Она тоже.

Начался новый день. День, в котором все возможно. Даже жизнь. Даже после Апокалипсиса. Даже когда все потеряно. Даже когда осталась только надежда. И мы, вдвоем, стали этой надеждой.

Солнце окончательно скрылось за горизонтом, и пепельный мир погрузился в сумрак, лишь изредка прорезаемый лучами бледной луны. Холод усилился, пробирая до костей. Я посмотрел на женщину. Она дрожала. Сняв с себя истрепанный плащ, я накинул его ей на плечи. Она благодарно взглянула на меня. Нужно было найти убежище.

Вместе мы отправились на поиски. Осторожно, шаг за шагом, продвигаясь по руинам, мы проверяли каждое здание, каждую щель. В одном из полуразрушенных домов, в подвале, мы нашли остатки запасов: несколько банок консервов и флягу с водой. Этого хватит, чтобы продержаться какое-то время. Мы развели небольшой костер, используя обломки мебели. Огонь плясал, отбрасывая причудливые тени на стены подвала, и немного согревал нас.

Сидя у костра, мы молча ели. Каждый из нас был погружен в свои мысли. Что нас ждет впереди? Сможем ли мы выжить в этом мертвом мире? Сможем ли мы построить что-то новое на руинах старого? Вопросов было больше, чем ответов. Но сейчас, в этот момент, мы были вместе. И это давало силы идти дальше.

Закончив есть, женщина заговорила. Она рассказала о себе, о своей жизни до катастрофы. О семье, о друзьях, о работе. Ее голос дрожал, когда она говорила о потерях. Я слушал ее, молча, стараясь понять ее боль. Когда она закончила, я рассказал о себе. О своих воспоминаниях, о своих страхах, о своей надежде. Рассказал о том, как нашел книгу и как эта находка чуть не сломила меня окончательно. Закончив, я почувствовал, как тяжелый груз немного отпустил меня. Мы оба знали, что впереди нас ждет много трудностей. Но вместе мы сможем их преодолеть. Вместе мы сможем выжить. И, возможно, даже построить новый мир.

Угли костра медленно тлели, окрашивая лица мягким, теплым светом. Тишина между нами больше не давила, а казалась уютной и необходимой. Мы будто обменялись частицами своей души, став ближе и понятнее друг другу. Я посмотрел на женщину. В ее глазах, уставших и полных боли, теперь светилась тихая решимость. Она больше не казалась такой хрупкой и беззащитной. Внутри нее, как и во мне, горел маленький огонек надежды, раздуваемый общей бедой и неожиданно возникшей близостью.

Наутро, когда первые робкие лучи солнца проникли сквозь щели в стенах, мы решили двигаться дальше. Оставаться в подвале было небезопасно. Рано или поздно нас могли обнаружить мародеры или кто-то еще, более опасный. Собрали немногочисленные пожитки, проверили оружие – старый, ржавый пистолет, который я нашел в одном из разрушенных домов – и вышли на улицу. Пепельный пейзаж все так же угнетал, но сегодня он не казался таким безнадежным. Рядом со мной шла женщина, и это придавало мне сил.

Нашей целью был заброшенный бункер, о котором я когда-то слышал. Говорили, что там могут быть запасы продовольствия и воды, а главное – защита от внешнего мира. Путь предстоял неблизкий и опасный, но мы были готовы. Мы шли, не зная, что нас ждет впереди. Шли, надеясь на лучшее. Шли, вместе.

По дороге нам встретилась группа людей. Одетые в лохмотья, голодные и озлобленные, они окружили нас, требуя отдать им все, что у нас есть. Я встал перед женщиной, приготовив пистолет. Я не хотел стрелять, но был готов защитить ее любой ценой. В глазах этих людей я увидел отчаяние и безысходность, но также и жестокость. Они были готовы убить, чтобы выжить.

Прозвучал выстрел. Не мой. Кто-то из окруживших нас людей упал, сраженный наповал. В рядах нападавших возникла паника. Они оглядывались, пытаясь понять, откуда пришла пуля. Воспользовавшись замешательством, я оттолкнул женщину в сторону и открыл огонь из своего пистолета. Ржавый механизм заедал, пули летели неточно, но эффект неожиданности сыграл свою роль. Несколько человек, получив ранения, отступили.

В этот момент из-за развалин ближайшего дома выскочила группа вооруженных людей. Они были одеты в военную форму, правда, изрядно потрепанную.

— Прекратить огонь! Всем лечь на землю! — скомандовал командир, с автоматом наперевес. Окружившие нас мародеры, поняв, что им не справиться с хорошо вооруженными военными, бросились врассыпную. Мы с женщиной остались стоять, не зная, что предпринять. Командир подошел к нам, внимательно оглядывая.

— Вы кто такие? Что здесь делаете?” — спросил он грубым голосом. Я рассказал ему о нашем путешествии к бункеру, о надежде найти там спасение.

— Бункер? Мы тоже туда направляемся. Можем взять вас с собой, но учтите, дисциплина у нас жесткая. Иждивенцев не терпим. Придется работать, чтобы выжить.

Я посмотрел на женщину. В ее глазах я увидел согласие. У нас не было выбора. Мы кивнули в знак согласия, готовые принять любые условия, лишь бы выжить в этом безумном мире. Командир усмехнулся, обнажив желтоватые зубы.

— Вот и славно. Солдаты! Обыскать их на предмет оружия и ценностей. Если что найдете – в общий котел.

Двое солдат, повинуясь приказу, грубо ощупали нас, вывернули карманы. У меня отобрали нож и несколько патронов, у женщины – небольшой крестик на цепочке.

— Ладно, хватит. Ведите их к остальным. И следите за ними в оба, — скомандовал командир и махнул рукой в сторону полуразрушенного здания.

Нас провели во двор, где уже собралось около двадцати человек. Большинство – мужчины в военной форме, но были и женщины, и даже несколько подростков. Все они выглядели измученными и настороженными. В центре двора горел костер, над которым на треноге висел закопченный котелок. От него исходил слабый запах тушенки.

— Ну вот, пополнение прибыло, — проворчал кто-то из солдат, бросив в нашу сторону презрительный взгляд.

Вечером, после скудного ужина, состоявшего из водянистой похлебки, командир вызвал меня к себе. Он сидел за грубым деревянным столом, освещенным тусклой керосиновой лампой.

— И так, как тебя зовут? — спросил он, не поднимая глаз.

— Анар, — ответил я.

— Анар, — повторил он, словно пробуя имя на вкус. — Хорошо. Слушай меня внимательно. Нам нужны люди, которые умеют стрелять. Ты стрелял, я видел. Поэтому ты будешь помогать нам охранять периметр. Посменно. Отказа не принимаю. Понял? — Я кивнул, понимая, что это мой шанс хоть как-то заслужить право на жизнь в этом отряде.

— И еще кое-что, — добавил командир, глядя мне прямо в глаза. — Эта женщина… как ее зовут? Ирая? Она будет помогать нам в медпункте. У нас там фельдшер еле живой, руки трясутся. А Ирая выглядит смышленой. Она нам пригодится. Но помни, Анар. Любые попытки саботажа, дезертирства или просто неповиновения будут караться самым жестоким образом. У нас здесь не курорт. Здесь выживают сильнейшие. И ты должен быть одним из них, чтобы остаться в живых.

Ночь выдалась на редкость тихой. На посту, у покосившейся стены, ветер трепал остатки моей гражданской куртки. Автомат ощущался в руках чужим и неудобным, но я старался не выпускать его из виду. В голове роились мысли о том, что привело нас сюда, о Ирае, о командире с его желтыми зубами и стальным взглядом, о выживании.

Утром я застал Ираю в полумрачном помещении, больше похожем на сарай. Она ловко перевязывала рану молодому солдату, приговаривая что-то успокаивающее. Лицо ее было сосредоточенным, без следа вчерашней растерянности. Она выглядела сильной, готовой бороться. На секунду наши взгляды встретились, и в ее глазах я увидел благодарность, и еще что-то – надежду.

Дни потянулись однообразно. Охрана, скудная еда, редкие перестрелки вдалеке. Я привыкал к оружию, учился различать звуки, предвещающие опасность. Ирая целыми днями возилась с ранеными, отдавая им последние крохи своего внимания и заботы. Командир наблюдал за нами, словно хищник, оценивающий добычу. Его взгляд не сулил ничего хорошего, но пока он оставлял нас в покое мы жили в подвешенном состоянии, между надеждой и страхом, в ожидании неизбежного.

Однажды утром, когда солнце едва пробилось сквозь дыры в крыше, командир созвал нас. Его голос, скрежещущий, как металл о металл, эхом разнесся по сараю. Он объявил о готовящейся вылазке. Необходимо было разведать окрестности, найти запасы провизии и, если повезет, установить связь с другими группами. В его словах чувствовалась не отчаянная необходимость, а холодный расчет. Мы были расходным материалом, пешками в его игре.

Я попал в группу из пяти человек. Ирая осталась в сарае, ухаживать за ранеными. Перед уходом она крепко сжала мою руку, вложив в это пожатие всю свою тревогу и веру в то, что я вернусь. Вылазка оказалась тяжелой. Мы пробирались по опустевшим улицам. Город дышал смертью, в руинах домов таились призраки прошлого.

Мы наткнулись на старый супермаркет, заваленный обломками. Глава группы, угрюмый сержант по кличке Ворак, отдал приказ проверить его. Внутри царила зловещая тишина, нарушаемая лишь скрипом покореженных металлических конструкций. Мы осторожно продвигались вперед, освещая путь фонариками. На полках валялись пустые банки, обрывки одежды, истлевшие фотографии. Внезапно, из темноты раздался хриплый стон. Ворак знаком показал залечь. Мы приготовились к бою, но вместо врага увидели истощенного мужчину, лежащего на полу. Он был тяжело ранен и едва дышал.

— Кто ты? Что здесь делаешь? — грубый голос Ворака пронзил темноту.

Мужчина прошептал что-то невнятное о мародерах, о том, что они забрали все, оставив его умирать.

— Сам виноват. Нечего было здесь шляться. — Ворак повернулся к нам — Бросаем его. У нас нет времени на милосердие.

Я посмотрел на умирающего. В его глазах отражалась безысходность. Я не мог его оставить.

— Сержант, позвольте мне ему помочь. Может, у Ираи найдется что-нибудь, чтобы облегчить его страдания, — сказал я.

— Делай что хочешь. Только не задерживай нас — презрительно, сквозь зубы, прошипел он.

Я осторожно поднял мужчину и понес его к выходу. Он был невероятно легким, словно птица. Ворак и остальные молча наблюдали за мной. Я чувствовал их неприязнь, их презрение к моей слабости. Но я не мог поступить иначе. Когда мы вернулись в сарай, Ирая, увидев нас, бросилась навстречу.

— Шансов мало, но я попробую, — сказала она, и принялась за работу. Я смотрел на нее, на ее заботливые руки, на ее светлое лицо, и понимал, что надежда еще жива, пока есть такие люди, как Ирая.

Я уложил раненого на соломенный матрас в углу сарая. Его лицо было серым от боли и истощения. Ирая говорила с ним тихо, успокаивающе, словно с ребенком, пока обрабатывала раны. Ворак демонстративно игнорировал происходящее, точил нож у стены, поглядывая на нас искоса. Остальные тоже держались в стороне, занимаясь своими делами, будто нас с умирающим здесь и не было. Но я чувствовал, что они все равно наблюдают, ждут, чем все закончится.

Ирая долго возилась с ним, промывала раны отварами трав, накладывала повязки. Наконец, уставшая, но довольная, она откинулась назад.

— Я сделала все, что могла. Теперь все зависит от него, — прошептала она. Я поблагодарил ее, чувствуя, как тяжесть немного отступает от сердца. Мы остались с раненым вдвоем, наблюдая за его медленным, прерывистым дыханием.

Ночь прошла в тягостном ожидании. Мужчина метался во сне, бредил, звал кого-то по имени. Под утро он вдруг открыл глаза. Он смотрел на меня долгим, пристальным взглядом, в котором читалась благодарность и что-то еще, что я не мог понять.

— Спасибо… за милосердие… — прошептал он и закрыл глаза навсегда.

Я накрыл его старой тряпкой.

— Я же говорил. Зря потратил время — хмыкнул Ворак.

Но я не слушал его. Я знал, что поступил правильно. В этом мире, где смерть подстерегала на каждом шагу, где жестокость стала нормой, милосердие было единственным, что отличало нас от зверей. И даже если это всего лишь капля в море, она имеет значение. Ирая молча подошла и обняла меня. В ее глазах я увидел то, что искал — подтверждение тому, что надежда еще жива.

Тама Анисимова
__________________

Telegram-канал — https://t.me/tama_anisimova_rasskazi

Telegram-канал — https://t.me/chitay_smotri_obsuzhday