Мертвец идёт

В одном царстве небольшого государства, жил да был…

В этом рассказе нет героя. То есть, одна ключевая фигура присутствует, но это вовсе не герой. И даже не злодей. Он просто выполняет свою работу. Но сейчас не об этом, его время ещё не пришло.

История эта происходила во время чумы. Мор обезлюдил множество городов, словно лавина, переходил из одной страны в другую. Никто не был готов к такому, никто не ожидал такого. Чума приходила внезапно и забирала всех, никого не жалея. Первыми всегда шли дети и слабые, потом уже все остальные. Многие умы медицинских наук того времени пытались остановить заразу, но ничего не помогало. Молитвы и обряды тоже были бессильны. Священники твердили о том, что Бог разочаровался в людях и послал Мор для очищения. Сумасшедшие кричали о наступлении конца света.

От отчаяния многие ушли из жизни по собственной воле. Кто-то от страха, кто-то просто не хотел пасть жертвой чумы. Другая часть покорно ждали своей участи, забросив все дела или продолжая «жить». Лишь малая доля всё ещё пыталась бороться, несмотря на неуспешные попытки докторов и священников.

Если посмотреть со стороны, не вникая в суть происходящего, то может показаться, будто все сошли с ума. То в петли лезут, то просто сидят, словно куклы, то имитируют повседневную рутину – марионетки под властью невидимого кукловода. Вот, например, кузнец – бьёт по наковальне, сильно бьёт, чтобы меч был острее и крепче. Зачем? Ведь этот острый и крепкий меч не нужен будет доброму молодцу, решившись отдать свою жизнь на защиту Родине. Но кузнец всё ещё надеется на светлое будущее, надеется, что этот меч возьмёт благородный юноша, надеется, что и дальше будет ковать такие мечи. Время от времени у кузнеца мелькает огонёк сомнений, на миг остановится, задумается, потом вновь продолжит работу, развеяв все сомнения. Но не приятный осадок всё равно оставался.

Теперь давайте посмотрим на портниху. Сидит себе, шьёт платья. Тоже спрашивается – зачем? Это уже она по привычке, надежд никаких нет, просто занимается своей работой и всё. Если придёт её участь умирать – на то воля Божья. Но всё же дрожит при упоминании заразы, боится жуткой участи. Нередко подумывала сама уйти из жизни, только слаба духом. Конечно, она тоже порой надеялась на лучшее, что будет дальше шить платья для прекрасных дам, что и дальше будет шить одежду бедным и нуждающимся. Но все эти надежды рушились, когда она видела проносящий по улице гроб и колокольный звон. Оставалось только просто так вышивать пиджаки и платья, которые вряд ли теперь кому нужны. Если только мертвецам.

Далеко за «куклами» ходить не надо. Вот, например, красавица Долорес. Славная на весь город танцовщица одного старого паба, всегда поражавшая своей ангельской невинностью, местами глуповатая, и в тоже время всеми любимая добродетельница. Сейчас её бледная кожа потускнела, голубые глаза слепо смотрели в никуда, потеряв свой блеск. Полное тело стала мешком с костями. Нет, она не ела, просто стресс так повлиял на бедняжку. Так считала мама Долорес, так усердно заботящийся за своей прекрасной дочуркой. Просто ела она с трудом, без особой охоты.

Самоубийцы. Они были всегда. Не смотря на то, что подобное карается законом Божьим, некоторые решались на такой ужасный поступок. Как, например, вечно пьяный и молодой Грегори. Дамский угодник, частый гость балов и постелей, всегда жизнерадостный Грегори пришёл к такому выводу; пусть уйду я как грешник, но Мору я не отдамся. Он больше не видел смысла дальше жить, надеяться на лучшее. Ему хотелось верить, что чума уйдёт, что вновь будет посещать балы, что будет вновь лезть под платья прекрасных девиц, но при виде мёртвых на улице, слёзы наворачивались на глаза, и вся вера разбивалась, словно стекло. Грегори посмотрел на петлю, крепко весящую на балке. Встал на табуретку, просунул голову через петлю, и в последний раз посмотрел на окно. Когда-то ему открывался красивый вид на город, а теперь лишь серые дома и мрак, и так уже долгое время. Ведь и правда – когда пришла чума в город? Те, кто видел, не скажут, давно под землёй спят. Но Грегори и не собирался встретиться с Мором. Один толчок, и уйдёт в незабытие.

Теперь мы перешли к гостю всего этого карнавала ужаса и страданий. Сам Мор – ходячий мертвец, с опухшим лицом цвета сливы. Он парил по городу, из-под серого балахона его распространялась тёмная дымка, проникая в каждый дом, заражая всех присутствующих. В руках держал открытый мешок, куда попадали души умерших. Единственный целый глаз, крутившийся в разные стороны, успевал находить живых и контролировать поток мёртвых. Вокруг Мора кружились два уродливых карлика, горбатых и кривых, уведомляющие об его прибытие.

— Мертвец идёт! – радостно кричали они, — Мертвец идёт!

В его мешке полгорода было. Оттуда доносился печальное песнопение сотни голосов. И только Мор наслаждался своим собственным хором.

Смертоносная дымка дошла до кузнеца, покрыв его тело наростами. Глаза стали кровоточить, чёрная рвота вырвалась из уст. Силы покидали кузнеца. Он выпустил молот из могучей руки своей, прямо себе на ногу, но боли он не почувствовал. Ступня его превратилась в кровавую кашу из костей и плоти. Кузнец упал замертво возле наковальни, ударившись головой. Словно фарфоровая кукла, с разбитым лицом, никому ненужный, лежал кузнец. Огонь в печи всё ещё горел, недоделанный меч остался на наковальне – вряд ли возьмёт теперь доблестный воин.

Подобное повторилось и с портнихой, и с красавицей Долорес. Портниха случайно прокола наросты, когда билась в агонии, рукой задев банку с иголками, тем самым ускорив свою гибель. Бедняжка Долорес просто истерично смеялась. Она протянула руки ввысь и прокричала:

— Пусть Господь позаботиться обо мне хотя бы там, у себя! – откашлялась чёрной жижей и закрыла глаза.

Очередной город пал жертвой чумы. Ещё один мешок был полон. Мор отдал мешок карликам, а сам пошёл дальше, тихо напевая колыбельную. Впереди ещё полно душ: хороших и плохих, сладких и горьких, светлых и темных. Придёт время, когда он соберёт все земную коллекцию. Если, конечно, не найдётся тот, кто остановит его. Но Мор надеялся, что успеет всё-таки завершить своё дело.

Вот и сказочке конец. Кто дожил — тот и молодец.