Масяня

Мы склонились над открытым капотом. Из нас троих, я, как истинный гуманитарий, без полной уверенности, мог показать, ткнув пальцем, где двигатель. Санёк, муж моей сестры, сведущ был значительно лучше. Мы терпеливо ждали, когда моторист Михалыч выдаст своё авторитетное мнение на вопрос «И чего ж оно так троит-то?», когда к нам присоединился четвертый, весьма забавный персонаж. На крыло запрыгнула кошка. Она примостилась поудобнее и с умной мордой, не менее умной, чем у меня, стала рассматривать подкапотное содержимое Санькиного «субарика».
— Глянь, а рожа-то, как будто разбирается, — хохотнул Михалыч.
— Да кто их знает, что у них там в головах, — философски изрёк я.
Санёк стал закрывать капот, но кошка прошлась по крылу и уселась прямо перед ним пристально глядя в лицо.
— Брысь! – хотел согнать её Михалыч.
— Не надо, вишь, она беременная, — Санёк погладил кошку по голове.
— Так она у тебя тут ещё и спать ляжет, а ты ждать будешь.
Кошка привстала на задние лапы с намерением поточить когти о рукав Сашкиной куртки, но вместо этого запрыгнула ему на плечо. Попытки снять или согнать её оттуда ничем не увенчались.
— Дай Бог, чтоб не бешеная была. А ты вези её, Санёк, вези домой. Вот Настёна обрадуется! — похохатывал Михалыч.
Пришлось нам ехать с кошкой. Причём даже в машине она не пожелала покинуть широкого Сашкиного плеча. Реакцию Настёны предсказать никто не мог. Характер у сестрицы моей – войском командовать. Когда мы вошли в дом, она хлопотала на кухне и не сразу отреагировала. Мы, два бугая, один из которых с кошкой на плече, стояли молча, как провинившиеся школьники. Настя оглянулась:
— Мама дарагая! Ну прям капитан Флинт! Она у тебя «Пиастры!» не кричит?
— Не знаю. До сих пор молчала, — оправдывался зять.
— Слышь, кошка капитана Флинта, ты есть хочешь? Кис-кис! Пошли покормлю!
Кошке досталась сырая куриная голова и молоко.
— Надо ж ей имя придумать, если ты её оставишь, Насть, — предложил я.
— А куда её деть прикажешь, беременную?!
— Нарожает тебе…
— Масяня, — голос сестры вывел меня из задумчивости.
— Что…
— Масяня, говорю. Звать её так будем. Премудрая, как Масяня.
Наутро Настя притащила из магазина большую картонную коробку, вырезала в боковой части отверстие, засунула внутрь старое полотенце и пристроила в уголке у прихожей.
— Рожать будешь здесь! – обратилась она к кошке. Та, словно понимая, о чем речь, влезла в предложенное помещение и видимо осталась довольна, судя по тому как усердно терлась о ноги хозяйки.
В ближайшую неделю Масяня навела полный порядок в доме и среди небольшого Настиного хозяйства. В первую очередь моя племяшка научилась убирать свои заколки и резиночки для волос. Как только они попадались Масяне на глаза, тут же превращались в игрушки, которые она сначала гоняла дому, а потом могла запулить куда угодно. Резиночки находили даже на грядках. Когда Масянино внимание привлекли Сашкины носки у дивана, он сразу согласился:
— Всё-всё, Масяня! Я всё понял, — и отнёс их в корзину для белья.
Дня три понадобилось беременной кошке, чтобы отучить Настиного кобеля носиться по грядкам. Зимой сестрица подобрала того, от роду не больше месяца, брошенного у магазина. Из-за тонкого длинного хвоста, похожего на крысиный, щенок получил имя Шнурок. Сейчас, крупная полугодовалая дворняга хоть и исправно выполняла роль звонка, любила носиться по Настиному огородику, стоило только ему проникнуть туда. Сначала Масяня, застав Шнурка на грядках, просто бросалась на него как мегера и наблюдала каким путём он покинет грядки. В первый же день она обнаружила все пути проникновения пса в и через заборчик. Потом, пару дней, расположившись в тени под кустами сирени или жасмина, ждала, когда Шнурок предпримет попытку пролезть и выскакивала перед ним как чёрт из табакерки. Настя, наблюдая за процессом воспитания с крыльца, обращалась к кошке:
— Масяня! Не переусердствуй! Он у тебя так недержанием мочи страдать начнет!
Занимаясь воспитанием кобеля, Масяня познакомилась и с котом по кличке Кирпич. Почему Кирпич? Настя говорила, что у него с детства морда кирпича просит. Этот гулёна был обожаем всеми кошками в их районе и потому домой приходил пару раз в неделю отоспаться на детской кровати. Шнурок выражал дикий восторг по поводу прихода Кирпича, бежал навстречу, хватал кота за шиворот зубами и волок через Настины грядки к дому. Кирпич же, не проявляя никаких эмоций, спокойно позволял транспортировать себя таким способом до крыльца. В детскую комнату Масяня Кирпича даже не запустила. Пару секунд его морда выражала удивление. Потом он просто развернулся и пошёл спать на веранду, расположившись в старом кресле.
Окотилась Масяня в день защиты детей. Сама она была обычной серой кошкой, но пять котят, четыре кота и одна кошечка, были совершенно разными, такой палитры в одном помете нельзя было вообразить. Эта разноцветная малышня быстро подросла. Масяня, оказалась исключительной мамой. Она строго следила за тем, чтобы её детки сразу учились ходить пи-пи на улице. Настя всё лето кормила кошачье семейство у крыльца. И единственно, с кем у Масяни не получилось справиться, было семейство ежей, которое много лет проживало под дощатым полом веранды. Ежиха вечерами выводила своих деток на ночную прогулку. Но обнаружив, что кошачьи чашки гораздо доступней, сначала они подъедали, то что оставалось, потом обнаглели. Вечерами мы потешались, наблюдая, как Масяня, увлеченно смакуя куриную голову, вдруг замирала и широко раскрытыми глазами смотрела, как из-под веранды выбирается ежиха с тремя детками и семеня короткими лапками, приближается к кошачьему застолью. Ежата деловито вклинивались между котятами и лакали молоко. Ежиха прямиком направлялась к чашке, куда Настя клала головы или сухой корм. Если в чашке ничего не оказывалось, Ежиха подходила к Масяне, хватала зубами куриную голову, которую та не выпускала изо рта и начинала дергать, пока кошка не отпустит свою еду. На попытки Масяни отбить у нахалки свой ужин, ежиха фыркала и подпрыгивала, но всякий раз уносила свою добычу.
Как-то поздним вечером я заехал к Насте с Саньком. Мы стояли у ворот прощаясь и обсуждая то-сё. В свете фар приближающейся машины вдруг увидели одного из ежат. Они к тому времени осваивали близлежащие территории. Дальнейшее произошло в доли секунды. Рядом с ежонком возникла Масяня. Он, ослепленный светом фар и испугавшийся внезапного появления кошки, свернулся клубком. Одним молниеносным движением Масяня лапой отшвырнула его с дороги. Но сама спастись из-под колёс не успела. Настя плакала полночи.
Котята достаточно подросли, и мы с племянницей сфотографировали и разместили фото в Инстаграм в группе нашего курортного городка. За неделю разобрали всех Масяниных деток. Двоих забрали и увезли отдыхающие. Но судьба троих мне известна.
Леон – этот родился не просто рыжим. По его шерстке средней длины апельсинового оттенка на боках и на мордахе были яркие, цвета ржавчины, полосы и пятна в форме окружностей. Его забирали в первом часу ночи. Позвонила бизнес-леди, не владелица заводов, газет, пароходов, но клиники эстетической хирургии и сети салонов красоты. Она среди ночи погнала своего водителя за 120 километров из областного центра, чтобы никто не успел забрать это рыжее чудо. Недавно её водитель прислал видео: Леон в позе сфинкса возлежит на высоком табурете возле обеденного стола. Хозяйка с вилочки кормит его кусочками краба. Кто знает, может он такой и есть, кошачий рай.
Арчи – его окрас и характер тоже весьма примечательны. Это монохромная версия Леона. По дымчатым с охристым оттенком бокам очень ярко очерченные полосы и пятна черного цвета. Шерсть тоже средней длины. Этот обладатель глаз оттенка морской волны с детства отличался флегматичным характером. Он проживает у одной милой дамы вблизи парка. Арчи любимец всей детворы этого района и отдыхающих в летний сезон. Он выходит в парк и развалившись на скамьях или парковых скульптурах с удовольствием позирует для фотокамер. Не сопротивляется, когда его берут на руки для фото. За это он получает разные вкусняшки, даже мороженое.
Персеваль.
— А с этим-то что делать? – всплеснула руками Настёна.
— А что с ним нужно делать? – ответил я вопросом на вопрос.
— Да кто его заберёт? Это же не котёнок, а чупакабра какая-то!
В самом деле, этот из сыновей Масяни был самым примечательным. С окрасом вроде ничего особенного, цвет топлёного молока. Худое короткошерстное созданье на очень длинных лапах, расширяющихся книзу, как в рисованных мультиках, длинный крысиный хвост, маленькая голова на тощей шейке, и огромные, размером с саму голову два уха. И… как он орал! «Мияу» такой громкости мало кому посчастливилось слышать.
— Насть, у меня к нему слабость со дня его появления на свет.
— Прикалываешься!
— Над сестрой – никогда! Клянусь горшком нашего детства.
— Не, правда, заберёшь? Мама дарагая, что же из него растет?!
— Наська, вот ты у нас баба умная, а дура дурой. Ничего в котах не понимаешь.
— Назовёшь-то как это чудо природы?
— Персик, пока маленький. Вырастет, Персевалем будет.
Ныне от того уродца не осталось и следа. Пять с половиной килограмм железных мышц, гроза всех окрестных котов и любимец кошек. Правда, орать тише с возрастом он не стал. Зато каждый день сидя у ворот встречает меня с работы.