Мария

Май. Дождь. И молодой мастер кисти и холста.

Сизые жемчужины звонко разбиваются о чёрствое и серое полотно земли, теряя свой чистый блеск и идеальную форму; в воздухе легко и свежо, пахнет цветущей сиренью и летом, что совсем скоро настанет.

Несётся, как будто ласточка, он, художник в одном плаще и с открытой своею кучерявой головою, обходя солнцем тучных людей. Его жгучие карие глаза старались смотреть одновременно и вниз, и вперёд, выражая какое-то волнение. Ещё немного и сердце откажет в дыхании тревоги! Сжал в руках чехол с холостом и чемодан с художественным инвентарём, пытается отвлечься от мыслей. Не выходит.  Куда же так летит? Знакомые дорожки, та же душистая сирень, шаг, другой – художник остановился и со спешкой посмотрел на часы, которые показывали почти семь вечера. Он выдохнул и вошёл в небольшое помещение из восьми комнат. Тихо и светло. Молодой человек взглянул на пожилую даму, что напросилась работать и охранять, как она выразилась, «слёзы души и робость искусной руки над чистым полотном» и обратился к ней, сдерживая порывы сорваться на крик:

— Тут?

— Уже как час не выходит из седьмой комнаты. – почти шёпотом ответила дама.

— Романтизм… Пойду.

— Бегите.

И действительно чуть ли не побежал через две комнаты реализма, городского пейзажа, импрессионизма, символизма и ню. Остановился у порога романтизма, увидел её. Она обернулась.

Лучи заката укрыли фарфоровое личико и золотистые локоны. Изумрудный цвет глаз бесконечно нежен и волнителен нотками пламени жизни; губы – прохладная и туманная роза в жаркий летний день, которая так и манит к своим невидимым шипам; тонкие изгибы пальцев напоминали мелодию арфы, а эта тонкая струна – точно стан, боишься прикоснуться, боишься сделать больно. Художник, позабыв о своём «мокром» виде, лицезрел самый лучший портрет в своей жизни. Девушка, словно по велению ветра, сделала шаг навстречу к художнику, который тоже приблизился. Аура картин окружила молодых людей, захватила их, унесла в свою страну романтизма.

Минуту они молчали и смотрели друг на друга, но эта минута – вечность для художника, вечное духовное наслаждение, вечное наказание его слабого сердца. Истинная красота – слабость творца, за которую он будет вечно расплачиваться. И наш художник только рад. Он рад страдающе задыхаться и чувствовать всю красоту. Они не знают друг друга – пускай. Они и так поняли друг друга.

— Скажите, поведайте тайну вашего творчества, — начала девушка, — как вы научились так изображать то, что не каждый понимает?

— Я живу тем, что пишу; тем, чем дышу, ибо нет тогда для меня смысла жить на этом свете. Что же вы здесь делаете? Как нашли и узнали?

— Дышу, здесь я дышу. Меня привёл дождь, он загнал меня сюда и до сих пор не выпускает, — она посмотрела в окно.

Сизые жемчужины разбиваются уже медленнее, реже, тише.

— И какая же из моих работ заставила вас дышать?

— Почти все, но больше всего эта.

Она подошла к картине, у которой стояла, когда они встретились с художником.

— «Два солнца» — очень чувственная работа.

— И что же вы чувствуете? Что видите?

— Вас вижу. Себя вижу. А чувствую тесную связь между двумя божьими созданиями. Они созданы друг для друга. А глаза…

— Что глаза?..

Их голоса становились легче воздуха, внутри их цвели удивительные чувства, заполняя пустоту двух сердец.

— А глаза – ваши. Простите мне мою дерзость, но вы должны знать, что ваши глаза полны какой-то влюблённой тоской, какой-то вечной синевой страдающего вздоха…

— Прошу!.. – перебил он, взяв её за руку, — прошу вас, скажите мне всё о других моих работах… Я изголодался по такой речи, по такой прекрасной тишине ваших слов.

Она покраснела, понимающе улыбнулась, а он понял, что нашёл нечто большее, чем просто красивую девушку. Они говорили ещё два часа. Она довела его, довела его душу и сердце. «Нет! Не может быть, чтобы кто-нибудь так меня понимал!» — думал он, борясь с первыми чувствами. Задавая сам себе вопросы, не находил ответа в голове, но в её глазах сразу же мелькало то, что он пытался найти. Как же счастлив художник!

— Ох, который час? – спросила она.

— Уж скоро десять. Уходите? Не уходите.

— Должна… Уезжаю…

Дрогнула ваза хрустальная – разбились сердце и мечты. Руки опустились, а она к нему! Что-то говорит, он не слышит её, слышит лишь как бьётся хрусталь, как бьётся его сердце, отдавая в уши. Он взглянул в её глаза и обнял. Обнял как родную, как первую и единственную.

— Погибну… — прошептал.

— Напишите это, но не погибайте… Пора! До свидания, милый художник, обязательно встретимся! Не в живую, так в мечтах и снах…

— Стойте! Как вас зовут?

Выйдя уже за порог, она сказала:

— Мария.

И ушла. Гром. Гроза. Разбитая ваза.

К художнику прибежала пожилая дама.

— Ну что? – суетливо спросила.

— Ушла.

— Вернётся, не печальтесь.

— Ушла. Навсегда. Чувствую это.

— Драматизируете…

— А как иначе?.. Оставьте меня.

Дама покинула его, закрыв дверь.

Он пробыл там до глубокой ночи, но не просто так. Дрожащим телом он водил кистью по полотну, вспоминая этот ангельский образ перед ним. Вторил имя, много и часто, словно боялся позабыть её. Расписав портрет, расписал себя, истерзал свои руки, лицо и одежду краской, но так он даже ближе к ней, он рядом с ней.

«Будешь ты в декабре вновь со мной дорогая…» — подписал он в углу картины и сел на пол, смотря на портрет.

Подорвался! Встал на колени как перед иконой, что-то шепчет, точно, бредит.

— Декабрь… Декабрь!..

Декабрь. Мучительные месяцы. Она не вернулась.

Дата написания: 20.05.2021

Еще почитать:

Сосед

Пропажа

Летний день без конца

Суперсвятая — Парт пятый. Куколд головного мозга.