Ловушка

Сегодня я проснулся раньше обычного, около пяти утра. Слабый солнечный свет безуспешно пытался пробиться сквозь плотные шторы, с улицы доносился свист птицы. Я налил стакан воды прошел в комнату, где обычно занимаюсь своим ремеслом. Ноутбук, который у меня для работы я не выключил, в надежде, что ночью пойду в туалет, мне придет мысль, и я её заброшу на страницы моего романа. Но крепкий сон не оставил для этого ни одного шанса. Я посмотрел на последний абзац, вспомнил, о событиях этой главы, зевнул и застыл.
— И что дальше, творец великого? – задал я вопрос себе вслух.
Последние месяцы я начал замечать, что говорю с сам собой, вслух. Нет, я не сошел с ума. Это вызвано, творческим одиночеством – заключением по личной инициативе, без которого писательский процесс невозможен. Не обязательно он должен идти в глухом заточении, многие известные коллеги работают в общественных местах, дело в дисциплине, прижал задницу – пиши и не пищи.
Сейчас я уселся в творческой стойке перед экраном компьютера – толпа внутри винчестера стоит и ждет моих распоряжений, галдит, злится. А передо мной чистый, как совесть младенца лист. Он слепит как сварочный зайчик, вгоняет в клинч с литературным бесплодием. Слышатся крики недовольства, проклятия. Крестьяне не знают когда собрать урожай, кузнецы что ковать мечи или плуг, фискалы с кого и сколько брать налогов, палач – кому рубить голову, король с кем мериться или где воевать. Уже на подходе звери из леса вперемешку с охотниками, орки из черной страны и тролли с гор, на подлете феи с цветущих лугов с золотыми мотыльками.
С ужасом я понимаю, что как только дам распоряжения, как вся эта куча сорвется по своим делам. Случится паника, подавится до кишков телегами и троллями много народа, ратники с испугу пустят в ход копья, палач казнит невинных, кузнецы вместо мечей и орал накуют катки для танков, крестьяне засеют поля морской галькой, в конце налетит серая туча и кислотный дождь польет посевы.
-Ну и нагородил же ты братец дел, — посмотрел я на себя в мониторе. Мне нравится блестящие экраны, одиночество разбавляется другом оттуда. Не скучно, когда из нутра плоской крышки смотрит точная копия тебя. С ним даже можно говорить. Я приврал про заточение.
— Ловушка. Где я поставил эту чертову ловушку? И какого черта вы здесь собрались? Что смотрите на меня зло? Сейчас как закрою крышку, и будет вам вечная ночь! – я хлопнул по столу лепешкой ладони.
В толпе протестующих жителей Страна Зеленого Солнца появились плакаты – «Кто не пишет, тот заслуживает обрезания», «Либо пиши, либо умри». Собравшиеся в рой полевые феи скандируют «Лентяй, лентяй, прочь руки от романа».
— Батюшки, да это же революция! Они восстали против Меня, против Творца Мира, против Отца народов! Сейчас я вам устрою! – тяну руку к крышке.
Дзынь, дзынь!
— Кто это, уж не свергать меня пришли? — гляжу верной глазок, мужики стоят, между собой переговариваются. В руках вместо мечей и топоров монтерские сумки и приборы с проводами.
— Чего хотите? – спрашиваю на всякий случай, не открывая двери.
— Ноль четыре, плановая проверка газового оборудования, глухо звучит из парадной.
— Заходите, обувь только пожалуйста снимите, тапочки вон там.
— Газом не пахнет? Так, хорошо. В любом случае помылим, понюхаем. Плита хорошая, с газовым контролем. Уважаем. Так, спасибо, распишитесь. Что-то вы не очень выглядите. Не употребляете? Ааа, дома работаете, вон в чём дело! Выйдите на улицу, посидите на скамейке, лето в Питер пришло.
Газовики ушли. Тишина. Экран ноутбука зло белеет на столе.
— Подождите уважаемые граждане Зеленосолнцевцы, вызывают на совещание! — вру, знаю, что они не смогут проверить.
— Ну, смотри, устроим мы тебе веселую жизнь, будешь все ночи напролет писать, а то и укоротим на одну голову, — уже орут из ноутбука.
— Не понял, кто недоволен, кажется крестьяне, совсем плохо, значит уже и низы не хотят жить по-старому. Феи уже высказали своё недовольство.

Три дня уже не был на улице. Раньше выходил каждое утро и вечером гулял, а сейчас обленился, только до «Пятерочки» и обратно. Плохо когда все удобства дома: по нужде выходить во двор не требуется, вода по трубам доставляется, еда в холодильнике хранится неделями, да и готовить ее не на костре – сунул в микроволновку и жуй от живота.
Во дворе земной рай. Не заметил, как прилетели птицы. Зимой по утрам только кар-кар да чик-чирик. А сейчас многоголосая мелодия, Шостакович отдыхает. Кот рыжий топает к мусорным бакам, толстый в ошейнике, домашний, а всё равно налево тянет. Из окна крики, пора к народу, надо успеть до начала беспорядков. Довел же жителей до восстания! Сейчас домой приду, а там уже для меня плаху подготовили и топор наточили. Хорошо если просто голову отрубят, а то и четвертуют. Бррр. Все из-за того, что железную дорогу решил построить. Прошла она по полям, где рожь сеют и феи порхают, через горы, где тролли живут, через лес, там поезда всё зверье распугали, конкуренты из Желтой страны дешевые железки понавезли — кузнецы разоряться начали. Самое страшное, что с королём стройку не согласовал. Он-то товарищ стрелянный, отговорил бы меня от этой затеи. Что ж, под давлением общественности придется идти на уступки. А какие уступки? Компромисса даже не получится. Какая вообще железная дорога в раннем железном веке? Всего одна мелкая деталь, как у телеги пятое колесо и работающий механизм уже сбой дал! Сдурел, исписался.

— Ваше Величество, извините! Граждане, тише, пожалуйста, дайте слово! Не кричите! Принято решение – железную дорогу закрыть, шпалы раздать крестьянам на дрова, рельсы кузнецам — компенсировать убытки. Паровозы куда? Их законсервировать и ждать наступления индустриального века. Там они точно пригодятся. Ура, граждане!