Лошадь

В один из тех дней, когда погода на улице до того студеная, что и нос на улицу не хочется показывать, а вьюга завывает снаружи словно дикий зверь, в дверь дома местного доктора раскатисто постучали. Дверь отворилась и через порог в комнату ввалился крупный бородатый мужчина, в полушубке до колен и с толстым кнутом, собранным в несколько колец. Он хлопнул дверью, заставив только что ворвавшиеся в вместе с непогодой снежные хлопья плавно опуститься на пол.

Навстречу ему, словно курица, размахивая руками вылетела горничная.

— Куда же ты прешь, окаянный? — накинулась она на мужика.

— Доктора просят, очень нужно. Срочно видеть хотят — оправдался мужик. Стянув шапку в знак покаяния.

— Сядь сюда! — бросила ему горничная, указывая на табурет при входе — Сейчас позову доктора.

Переваливаясь на коротких ногах, она поднялась по лестнице на второй этаж.

Доктор сидел за столом своего кабинета. Он нахмурился и поднял голову к двери, когда услышал шаги на лестнице. Обычно старуха-горничная в это время к нему не поднималась. Исключением была лишь крайняя нужда. Вечер был его личным временем, когда он закрывался в кабинете и занимался научной работой. Пациентов он принимал днем, в пристрое, специально отведенном для этих целей. Раз горничная решила его потревожить, значит случилось что-то серьезное.

В дверь коротко, но настойчиво, постучали.

— Войдите — ответил доктор, немного помедлив.

— Простите, Федор Алексеевич, возничий приехал. Говорит, доктора просят.

— Что случалось? Не спрашивала?

— Нет. Торопит. Не стала вопросами докучать.

— Хорошо, хорошо. Скажи, сейчас спущусь. Вещи мои дорожные собери. Наверно поеду.

— Да куда же? Метель такая, хозяин собаку на улицу не выгонит.

— Работа такая, Антонина Митриевна… — устало ответил он и встал из-за стола.

Горничная вышла из кабинета и за дверью послышались ее торопливые шаркающие шаги.

Доктор вышел из-за стола и поднял саквояж стоящий на полу поблизости. Поставил его на стол, открыл, покопался рукой, проверяя все ли на месте. После, не мешкая направился к двери и уже было открыл ее, да так и замер. Затем повернулся, нехотя, словно превозмогая себя, вернулся к столу. За цепочку вытянул из брючного кармана ключ, открыл им ящик стола и осторожно извлек содержимое — большой сверток, замотанный в плотную холщовую ткань. Не разворачивая сверток, он осторожно положил его в саквояж. Закрыл ящик стола и вышел из комнаты.

Когда появился доктор, кучер бросился к нему навстречу.

— Спаситель — причитал кучер, снова стягивая с головы мокрую от пота меховую шапку.

— Полноте. Что случилось? Рассказывай, не тяни — остановил его доктор.

— В соседней деревне барину плохо стало. Очень просят явиться, бояться как бы не помер.

— А что случилось с ним?

— Да говорят — ужинали они. Только-только смеялся, чарку пил, как вдруг замер и побледнел сразу, будто смерть его поманила. Думали подавился, давай по спине хлопать, живот толкают, а не помогает — дурно ему. Ну они сразу за вами послали. Только и крикнули в дорогу, мол, немного отпустило, но слаб, совсем слаб. Вы уж поторопитесь, спаситель! Как бы барину поправиться, ведь горе же какое, не пережить! Он мне бывало и копейку давал, под хорошее настроение. Святой, можно сказать, человек.

— Ну будет. Сейчас соберусь и поедем. Кони как у тебя? Свежие? Снега много, доедем ли?

— Ой доктор, да кобыла одна у меня в санях. Крепкая она, выдержит.

— Ну хорошо. Сиди, сейчас вернусь

Доктор вернулся к лестнице на второй этаж. Там располагалась кладовая с мощной дубовой дверью под замком. Он открыл дверь и теперь разглядывал содержимое шкафа, обхватив длинными тонкими пальцами подбородок и крепко размышляя. Там, в темноте и прохладе, на рядах полок, стояли бесчисленные склянки всех мыслимых размеров — с мазями и порошками, бальзамами и настоями неведомых цветов. Одна из склянок так возбудила любопытство кучера, что ему померещилось будто один из настоев поставлен на диковинной ящерице о двух головах, от чего кучер даже привстал на цыпочки, пытаясь разглядеть хоть немного из-за спины доктора. Но кстати появившаяся горничная цыкнула на него, от чего кучер покорно плюхнулся на табурет, словно пойманный с поличным малолетний шалопай.

Открывать дверь без ведома доктора строго запрещалось, да и не было никакой возможности, ибо ключ был только у него. Что хранилось в этом шкафу доподлинно не было известно, но ходили слухи, что там есть самые диковинные лекарства, что могли привлечь любовь всей жизни или даже покарать обидчика. А впрочем правда ли это, спрашивать никто не решался, чтоб не прогневить доктора. Так и ходили слухи о чудесных лекарствах по всем окрестным поселениям, что впрочем могло быть плодом воображения болтунов. Так или иначе, но доктор держал содержимое этого чулана в секрете и особо о нем не распространялся. Да и как иначе, ведь в то время врачевание было сродни алхимии и раскрой доктор все секреты, он бы напрочь решился репутации, а что хуже всего, наплодил бы дураков, что не имея должных знаний и опыта в обращении с этими секретами, принесли бы больше неприятностей нежели добра. И так как в целом ничего дурного за доктором не водилось, то и отношение к нему, не смотря на замкнутость и скрытность, было самое благожелательное. Ходил правда один глупый слух, что доктор промышляет экспериментами с дьявольскими силами, но в наш просвещенный век пойди найди дурака, кто в это поверит. Да и болтал об этом лишь один местный пьяница, мол видел доктора на кладбище в поздний час. Но то людей не сильно потревожило, мало ли что там он делал, может покойного родственника навещал. А так как врачевал доктор хорошо и успешно, то и в болтовню пьяницы особо не верили, кроме может пары приятелей его, таких же непутевых.

Тем временем доктор закончил выбирать необходимые снадобья, сунул их в карманы пиджака и закрыл дверь на ключ. Тут же подошедшая горничная помогла доктору облачиться в теплое пальто чужестранного кроя и подала каракулевую феску с тонкой меховой оторочкой. Он коротко поблагодарил ее и кивнул кучеру, что пора в дорогу. Когда они вышли за порог, горничная перекрестила доктора вслед и закрыла дверь.

На улице доктор поежился и сразу схватился за головной убор. Снежная буря становилась все более яростной. Двигаться пешему было решительно невозможно. Приходилось буквально продираться сквозь непогоду, закрывая руками лицо от шквального ветра. Чистить дороги еще не начали, ибо ждали конца снегопада, да и не традициях этого места было шастать по улицам в такую погоду, а если и понадобится что срочно, то кучер за скромную копеечку на санях мог отвезти куда следует.

— Садитесь доктор — возничий откинул с саней несколько медвежьих шкур, что защищали пассажира от снега, и позволяли ехать в тепле.

Кучер покрутился вокруг саней, очищая их от снега. Потом отряхнул старую лошадку, кажется такую немощную, что ей не то что ехать, ей и стоять было нелегко. Сунул ей в пасть охапку сена и похлопал по шее.

— А кобылка у тебя потянет? Больно тощая — доктор придирчиво оглядел лошадь.

— Досюда доехал — пожал плечами кучер — Она крепче чем кажется, доктор. Не переживайте, устраивайтесь.

Доктор сел и натянул шкуры, чтоб укрыться от непогоды.

— Ладно, поехали. Дело не терпит — сказал он.

Кучер забрался на небольшие козлы и щелкнул кнутом, скорее для порядку нежели для острастки лошади. Старая и опытная, она тронулась и без того.

— Нооо! Давай, родная! На тебя одна надежда. Ты уж довези — воскликнул кучер.

Надежды на другое не было, да так и вышло — лошадь шла небыстро, почти тащилась. Доктор то и дело запускал руку за пазуху, извлекал оттуда часы и с досадой щелкал позолоченной крышкой, сверившись со временем.

— Доктор? Может лесом поедем? Срежем путь. Боюсь не успеем к барину — обернулся кучер.

— Едь, коли уверен — откликнулся доктор — Холод такой, что я не прочь добраться побыстрее.

За полем была развилка. Левая дорога уходила в сторону леса, в котором уже сгущались сумерки, а правая, шла в обход леса, а потом еще и петляла вдоль реки до моста по которому переезжали русло. Река хоть и замерзала зимой крепко, но тянулась через такой овражник, что пересечь ее напрямки по льду, было решительно не возможно. Дорога через лес была короткая, да разухабистая, летом быстро не проедешь, того и гляди колеса по дороге оставишь, а вот зимой, на санях, да в светлое время можно было проскочить побыстрее. Вот и кумекал каждый кучер, как бы ему побыстрее проехать.

Наш кучер направил сани по левой дороге, через лес. Лошадка разогрелась и теперь бежала споро. Опушка леса быстро приближалась и с первыми сумерками сани въехали под своды могучих темных сосен. Там, как под пуховым одеялом, ветер стих, а снежные хлопья почти не долетали до земли, собираясь в шапки на широких хвойных ветвях.

Снегу в лесу было поменьше и укатан он был получше. Кучер погнал лошадь еще сильнее. Видно было, что он хоть и не рад, да спуску ей не даст. А она, уже порядком уставшая, сильно хрипела при беге и изо рта у нее при каждом судорожном выдохе вырывался горячий пар, будто она и не кляча старая была, а конь дьявольский.

Вот тут-то и получилось, что своротку кучер выбрал не ту. Поодаль раздался пронзительный вой. Его тут же подхватил еще с десяток глоток.

Кучере резко осадил лошадь и перекрестился.

— Ох доктор! Не к добру это, кобылка-то моя от волков не уйдет. Может назад воротиться?

— Нужно рискнуть! Заехали мы уже далеко, возвращаться не резон, да и не отстанут серые так просто! А барин твой как же? Помрет того гляди, без моей помощи. Лучше давай пошевеливайся!

Кучера уговаривать не пришлось. Он лишь подкрутил фитиль лампы, висевшей на жерди над козлами, чтоб свет был поярче и еще больше прибавил гону лошадке.

Дорога теперь шла под горку и сани летели бодро, лошадь даже побежала рысцой. Однако казалось лесу не будет конца и краю, а волчий вой был уже совсем близко. Кучер испуганно озирался, не на хвосте-ли волки. И только кнут в его руке непрестанно гнал лошадь.

Тут-то сани на полном ходу и вылетели на открытую поляну. Дорога в этом месте круто меняла направление, так что сани на полной скорости вылетели из колеи и увязли в снегу. Лошадь же, и без того едва тянувшая, с диким пронзительным ржанием была отброшена назад. Теперь она лежала на боку и судорожно хрипела.

Кучер крепко ударился, но быстро пришел в себя. Он слез с козел, с которыми словно бы сросся за долги годы и дохромал до лошади. Горечь и раскаяние отразилось на его лице, когда он гладил ее морду. Дыхание лошади постепенно угасало. И вот, всхрипнув последний раз, она затихла навсегда. Кучер снял шапку и сунув в нее лицо, несвязно что-то прохрипел.

— Прости меня, кормилица! Ох и довел я тебя! — он отрывисто гладил ее шею.

— Издохла? — спросил доктор.

— Да, доктор — ответил кучер.

Он поднялся на ноги и бережно отстегнул сбрую лошади, скинув с нее оглобли и отбросив их в сторону.

— Что же нам теперь делать? — спросил кучер, когда закончил.

— Дай подумать… Далеко нам еще?

— Далековато — ответил кучер.

— Плохо дело. Еще и волки рядом.

— Скоро будут здесь, доктор.

— Пока не сунутся… Это еще хорошо, что ноги не поломались у лошади, а то уже бы на запах крови сбежались. Но смерть они чуют и скоро осмелеют.

— Надо за подмогой идти, доктор. Вы здесь останьтесь. Укутайтесь потеплее. Я фонарь поярче зажгу, костер разведу. А потом схожу, приведу помощь.

— Да куда же ты пойдешь? Тут ни одной живой души на три версты. Пропадешь.

— А что же делать прикажете, доктор?

— Ты пока разведи костер. А меня не тревожь. Дай подумать в тишине. Есть у меня одна мысль, да не по душе она мне.

Кучер схватил ворох соломы, в ногах под козлами, и откидав снег поблизости от саней, бросил солому туда. Затем отцепил вязанку сухих веток, привязанную к багажному коробу, срезал веревку и бросил их на сено. Трясущимися руками осторожно открыл фонарь, чтоб не сбить пламя и поджег пучок соломы. Не мешкая кучер рухнул на колени подле кострища и сунул горящую солому под ветки, с размаху едва не потушив пламя. Солома была влажной от снега, горела неохотно, больше шипела и давала много дыму. Кучер аж прослезился. Но едва огонь занялся, кучер стал дуть что есть сил, чтоб раздуть пламя. И только когда костер уже бойко потрескивал, кучер присел поблизости и украдкой стал наблюдать за доктором. Тот уже достал из саквояжа сверток, развернул перед собой и что-то над ним колдовал своими тонкими пальцами. Достоверно разобрать, что там в свертке у кучера не получилось. Этот странный предмет под холщей, пульсировал ядовито зеленым светом, словно болотный огонь, которым старики пугали малых детей за байками на ночь. Кучер вздрогнул, перекрестился и отвернулся к лесу.

Костер заставил волков недовольно заскулить, но охоту полакомиться не отбил. Они то и дело кружили вокруг поляны, скуля и тявкая, но не уходили. Их горящие глаза мелькали меж деревьев, отражая свет костра.

— Эх, жалко ружъишка не нажил — причитал кучер тихо — Вот я бы им свинцовых орехов промеж глаз накидал. Чуют, что мы беззащитны. Только огонь их и держит.

Время шло, а решения не приходило. Кучер постоянно оглядывался на доктора, а тот, словно забыл о времени и не чувствовал холода, ковырялся пальцами внутри свертка.

Костер почти догорел и лишь слабые всполохи огня над головешками, обнадеживали, что время еще есть.

Голодная стая совсем осмелела и самые дерзкие кобели выбрались на поляну и теперь крутились поблизости. Кучер стал швырять в них догорающими головешками, чтоб хоть как-то выиграть время.

— Доктор, может того, сани поджечь? Глядишь до утра огня хватит. Волки совсем нахальничают, того и гляди накинутся.

— Как же барин твой? Помрет же, пока мы тут сидим — отрезал доктор.

— Хорошо, попробую еще время потянуть — ответил кучер и подошел к саням.

Отбросив шкуры вдоль жердей, он достал палку, больше похожую на посох с большим деревянным набалдашником и бросив еще соломы в огонь, чтоб костер хоть ненадолго вспыхнул, бросился на волков.

— Это все я виноват — сокрушался кучер, размахивая палкой.

Стаю кучер не разогнал, но хоть вволю размялся и немного поубавил прыти у самых наглых.

— Готово — крикнул доктор.

Кучер бегом вернулся к саням, да так и обомлел.

Доктор извлек наружу шкатулку, по виду сильно похожую на дамскую, для украшений, что выставляют в витринах ювелирных лавок. Серебристая, с прямыми ровными гранями, выдававшими искусную работу. Шкатулка была закрыта, но сквозь стенки изнутри пробивался дьявольский зеленый свет, просвечивающий сквозь металл. Незнакомые буквы на стенках и крышке ларца в согласии со светом, пробивавшимся наружу.

— Чур меня — перекрестился кучер — Что за ворожба?

— Молчи дурак! Если не хочешь здесь остаться.

Кучер, замотал головой и огляделся, огоньков, теперь уже отражавших не яркий свет костра, а мертвенное свечение от шкатулки, становилось все больше. Волки окончательно потеряли страх и только призыва вожака не хватало, чтоб голодная стая бросилась и разорвала путников на куски.

— Вроде работает — пробурчал доктор.

— Давай — крикнул он кучеру — Времени мало, будем дерзать. Я вскрою твою кобылу и немного покопаюсь. Только ты молчи и просто верь мне. Если сработает, спасемся. Если нет, то конец. А теперь расчисти мне снег у брюха!

Кучер бросился к лошади и раскидал снег руками в больших варежках.

Хватит — оттолкнул его доктор — На, будешь держать подле меня, да не вырони — сказал доктор, передав кучеру лакированный деревянный ящик.

Кучер осторожно принял его в руки.

— Встань сюда — решительно указал врач, а сам, кинув себе под ноги одну из шкур с саней, опустился на колени.

Доктор открыл крышку ящика. Внутри, на черном бархате лежали блестящие скальпели. Было много других диковинных предметов, да кучер и думать не желал, что же это может быть.

— Приступим — сказал доктор и шумно выдохнул.

Он провел скальпелем по брюху и в этом месте на шкуре появилась тонкая полоска алой крови. Волки алчно взвыли. А особо неосторожные уже кружили вокруг саней, опасливо глядя на яркий пучок света от фонаря, что кучер разжег ярче прежнего.

Кучер обернулся на волков.

— Не смотри туда — крикнул ему доктор.

Кучер затрясся так, что инструменты звенели в коробке.

— Не трясись тебе говорю — крикнул доктор — Если не успеем, нам конец.

Доктор с поразительным самообладанием работал скальпелем внутри и когда он закончил, несколько артерий внутри были сшиты между собой в причудливую сеть. Доктор отстранился от тела кобылы, достал из саквояжа белое полотенце и вытер руки.

— Теперь иди туда — он указал на место с другой стороны от тела лошади. Сюда не смотри, прокляну!

Кучер, побелевший от страха, покорно встал и отошел в сторону на непослушных ногах. Будь его воля, он бы вообще дал стрекача, но страх перед кровожадными хищниками и еще больший, суеверный, перед доктором, держали его словно на привязи.

Наконец пришла очередь серебряной коробки, горящей зловещим огнем. Доктор открыл ее крышку и извлек наружу пару стеклянных пузырьков, горящих словно светляки. Он снова приник к брюху кобылы. Возился он недолго.

— Хватит — отстранился от туши доктор. В несколько торопливых стежков он сшил брюхо лошади и подошел туда где стоял кучер, держа в руках шкатулку. Кучер лишь зажмурил глаза и обхватив свою палку-палицу трясся от страха.

— Теперь самый важный этап — глухо пробурчал доктор, больше для себя.

Коротким разрезом он вскрыл затылок лошади. Небольшим молоточком сделал несколько отверстий в гладкой кости черепа, большим зубчатым ножом завершил отверстие и осторожно извлек черепную кость.

Новая волна аромата свежей крови снова заставила волков взвыть. Волки уже окружили путников плотным кольцом и осторожно, шаг за шагом сжимали его, алчно лая зубастыми пастями.

Следующей доктор извлек причудливую запонку с золотыми нитями, идущими к шкатулке. Осторожно, кучеру даже показалось, что доктор на время перестал дышать, он сунул запонку в отверстие в черепе и сразу отпрянул назад. Но ничего не случилось.

— Это не важно — снова пробурчал доктор себе под нос.

Он быстро скидал вещи в саквояж и крикнул кучеру:

— Времени нет. Седлай!

Сам он отрезал клок шкуры и плотно заткнул отверстие в черепе лошади.

— Да как же я? — промямлил кучер.

— Как хочешь, но лучше седлай!

Кучер принялся одевать оглобли и сбрую на мертвую лошадь. Дело у него не ладилось, руки тряслись от холода и мрачного предчувствия, что седлать мертвую лошадь не к добру, но страх перед скорой и мучительной смертью придал ему сноровки.

— Готов? — спросил доктор.

Кучер испугано замотал головой.

Доктор вскочил в сани и крикнул кучеру:

— Ну же! Пошевеливайся!

Последняя пряжка, в насквозь промерзших и от того непослушных руках кучера, никак не хотела застегиваться. А в ней-то все и дело. Не пристегнешь и далеко не уедешь. Да и не не каждый день седлаешь мертвую лошадь, лежащую на земле. Не мудрено, что получилось не сразу. А еще то чувство, что вгоняет в дрожь. Не-то, что предрекает неминуемую гибель от диких зверей, а то, что порождают жуткие манипуляции доктора. До того жуткие, что больше походят на ритуалы язычников-ведунов из старых легенд, нежели на труд лекаря.

Наконец тонкий ремешок проскользнул через сбрую и надежно сцепил ее.

— Готово доктор!

— Живей на козлы, дурень! — крикнул доктор — Иначе нам не несдобровать.

Кучер подскочил, в пару прыжков добрался до саней и грузно шлепнулся на свое место.

Первый волк, вожак стаи, уже подобрался вплотную и теперь вцепился в шею кобылы, проверяя — жива ли? Остальные только и ждали его призыва, чтоб ринуться к добыче и разом покончить с неосторожными путниками, решившими проехать через лес в такое темное время.

И тут от коробки раздался щелчок, это доктор привел ее в действие. По тонким золотым нитям, к голове лошади метнулась паря ярких зеленых молний.

Туша кобылы вздрогнула, но и только.

Доктор снова щелкнул.

— Ну же! Поднимайся!

Еще одна яркая вспышка и кобыла вздрогнула еще сильнее. Глаза ее, внезапно широко открылись и загорелись магическим зеленым светом, чего доселе за кобылой не водилось. Она с невиданной прытью вскочила на дыбы, угодив вожаку стаи копытами прямо в лоб. Тот отскочил как ошпаренный и визгливо, как старый кобель, завертелся волчком в снегу.

Кобыла с диким ржанием рванула вожжи, да так, что кучер от неожиданности повалился назад, в ноги к доктору.

— Ну же! Держи крепко! — крикнул доктор.

Кучер не отпустил вожжи, его единственную связь с лошадью, он на карачках, схватившись за облучок, но удержался и теперь управлял несущейся лошадью.

А она помчала, так, как не могла бежать в лучшие свои годы. С диким, жутким ржанием, гнала она, что есть мочи, обгоняя поземку, раскидывая копытами снег.

И вот уже конец леса, а лошадь все несет. Волчий вой уже стих далеко позади. Кучер уже не погоняет, он вцепился в облучок и трясется, не то от холода, не то от страха. Лишь с надеждой смотрит вдаль, не покажутся ли там спасительные огни поселения.

Доктор закутался в шкуры. Он крепко задумался и совсем не смотрит по сторонам. Его словно что-то тревожит и мешает радоваться спасению.

Лес прорядился, дальше обширное поле, а там и до деревни рукой подать.

И вот наконец деревня. У дома барина жгут огромный костер. Зарево от него все ближе.

Сани влетели во двор усадьбы. Кучер, что есть силы натянул вожжи, а лошадь поднялась на дыбы.

Тпруу! — крикнул кучер и лошадь замерла как вкопанная.

Доктор быстро и решительно выскочил из саней, лишь походя бросив:

— Накрой лошадь!

Кучер вздрогнул, слез с облучка и быстро накрыл лошадь попоной.

Доктор зашел в дом барина, за ним последовали и слуги.

Только когда во дворе никого не осталось, кучер позволил себе осмотреть лошадь. Та стояла неподвижно, так не стоят обычные, живые лошади. Она не била копытом от возбуждения, не фыркала, не принюхивалась к морозному воздуху. Лишь ее пустые и безжизненные глаза следили за каждым движением кучера. Уже и не было в них дьявольского зеленого света, не было искр, а все же это была не его лошадь.

Кучер откинул попону. Пар шел от лощеного тела лошади, но дыхания ее не было слышно. Кучер прикоснулся к порезу на брюхе — совсем не кровит.

Резко открылась дверь и наружу вышла служанка с деревянным подносом в руках. Кучер поспешно опустил попону, скрывая жуткие следы работы доктора.

Служанка протянула кучеру деревянный поднос с рюмкой водки и крупным ломтем хлеба.

— Доктор попросил о вас позаботиться и щедро угостить. Говорит вы с «кормилицей» спасли его от волков. Вот с кухни принесла!

Кучер молча взял с доски рюмку и выпил одним махом. Немного поморщился и поставил обратно.

— Хлебушком закуси, родной — подсказала служанка, протягивая хлеб.

Но кучер лишь отмахнулся от хлеба и помотал головой.

— Еще? — хитро подмигнула служанка.

— Давай — сухо ответил кучер.

Служанка сунула поднос кучеру в руки, а сама пошарила в складках теплых юбок и достала бутыль мутно-белой выпивки. Осторожно, стараясь не расплескать, она налила полную рюмку и протянула ее кучеру, перехватив у него поднос.

Тот разом выпил и поставил рюмку на поднос. Затем взял служанку за плечо, а другой мягко, но настойчиво, забрал бутыль. Сделал несколько больших глотков мутной жидкости прямо из горла и вытер лицо рукавом.

Служанка забрала бутыль и лишь удивленно спросила:

— Да что же там с вами приключилось?

Но кучер не ответил, он лишь сморщился, снял шапку и нахлобучив ее на лицо, проревел. Затем медленно, нетвердым шагом вернулся на облучок.

Прошло довольно много времени. Из дома вышел доктор и молча сел в сани. Доктора не провожали.

— Трогай — коротко сказал доктор.

Кучер коротко обернулся, затем тряхнул вожжами и лошадь тронулась в обратный путь.

Чтоб не искушать волков, обратно поехали кружным путем. Он пусть и длиннее, да поспокойней.

Всю дорогу ехали молча. Поначалу лошадка бежала бодро, но чем ближе к деревне, тем пуще замедлялся ее шаг, пока на въезде в село, не остановилась как вкопанная.

Доктор окликнул кучера. Голос его был тихий, надтреснутый, словно бы после долгих раздумий и вынужденного молчания он с трудом вспомнил как говорить.

Затем он отбросил шкуры, которыми укрывался от непогоды и вылез из саней. Некоторое время доктор молча смотрел на кучера, словно подбирал слова, а тот лишь кротко смотрел в ответ, предчувствуя недоброе.

Наконец доктор заговорил:

— Отсюда я дойду сам. А ты расседлай лошадь, но в конюшню не води, сведи в лес, да там и оставь. В деревне об этом не болтай. Вот тебе за неудобства.

Доктор протянул кучеру несколько монет.

Тот безвольно подставил руку под монеты.

Доктор отступил на несколько шагов, затем повернулся и неторопливо пошел в сторону деревни.

— Доктор! — окликнул кучер.

Тот повернулся.

Кучер слез с козел и подошел к доктору.

— Доктор, а барин как же? Хорошо ли ему?

— Барин твой помер. Опоздали мы. Только проверил давно-ли помер, да документ выдал.

Кучер как-то неловко вздохнул, не то охнул.

— Да как же доктор? Разве не видел я как лошадь моя издохла? А сейчас на ногах. Вы могли же и барина так?

Доктор шагнул к кучеру и положил руку на плечо.

— Послушай меня. И слушай внимательно. Лошадь твоя долго не протянет. Сила ее временная. То, что я сделал, делать мне не следовало, но и выбора у нас и не было. Тебе это невдомек, но лошадь твоя мертва. Я не оживил ее. Душа ее, память ее, исчезли тогда в лесу. Бежала она лишь по памяти мышечной. Работа моя не совершенна. Я не могу отменить смерть, гниение тела и очень скоро это станет видно. Да и не хозяин ты ей более, не признает она тебя. Коли ты ей в глаза взглянешь, сам поймешь. И барин твой, не стал бы прежним и не признал в тебе кучера своего. Души бы не было у него. Не было и памяти. А без них человек, уже и не человек.

— Ох — только и ответил кучер. Затем посмотрел в глаза доктору, как возможно никогда бы больше не позволил себе. Потом отвернулся и пошел к саням.

Доктор неотрывно смотрел на кучера, пока тот не исчез в снежном мареве. На козлы кучер не сел, а молча шел рядом с санями, держа вожжи в руках.

Снег и не думал униматься. Доктор поднял ворот пальто и пошел в сторону своего дома.

Говорят, доктор после той ночи долго не задержался. Сказывают, что в срочном порядке уехал за границу. Однако такому скорому отъезду многие подивились, практика у доктора сложилась хорошая и на доходы он не жаловался. Что явилось причиной столь скорого отъезда так никто и не узнал.

Кучера после той злосчастной ночи больше не видели. Он успел зайти в пивную и опрокинуть рюмку, а сразу после пропал. Наверно замерз где-то в сугробе по пьяни. Такое в суровые зимы часто бывало. Но был один, кто за рюмку крепкой рассказывал как видел кучера скачущим верхом на лошади с горящими дьявольским светом глазами, прямиком в ад. Но по пьяни мужик и не такое рассказывает. Однако позже находились свидетели, люди отродясь спиртного в рот не бравшие, что в самую темню ночь видели как та лошадь бежала через лес, освещая свой путь зеленым светом из глаз. Да только это все бабкины сказки.