Лицо полтергейста

Я пишу всё это, чтобы хоть как-то разнообразить свою скучную и однообразную жизнь. А толкнуломеня на это случившееся вчера в нашем городе происшествие, о котором я накануне прочитал в «Капитал Хилл Таймс».

Это происшествие напомнило мне моё прошлое, мою научную деятельность. То было время,когдбыл счастливым человеком: любил, занимался интересным делом и не предполагал, что в итоге, благодаря этой самой науке, окажусь в полном одиночестве.

Начну, пожалуй, с любви — с неё-то всё и началось. Отношения с женщинами — мой второй больной вопрос. Я не могу любить, как все нормальные люди, не могу радоваться семейной жизни. Нет-нет, я здоров, всё у меня в порядке (если вы подумали об этом), просто тут всё намного сложнее…

Хотя, чего я забегаю вперёд. Начну с любви, и с того момента, когда я на себя накликал беду, изучая полтергейст.

В тот тёплый майский вечер, три года назад, мы сидели на скамейке в городском парке. Мы были знакомы всего лишь двенадцать дней, но их хватило нам для того, чтобы полюбить друг друга. На тот момент наши отношения имели чисто дружеский характер: никаких поцелуев, никакой близости. Ограничивались мимолётными встречами где-нибудь на улице или в ресторане. И всё шло хорошо, если бы не её навязчивое желание со мной переспать.

— Котик, ну давай хоть одну ночь, хотя бы полночи проведём вместе. Проверим, что будет. Если что — я убегу, — настаивала она, при этом мило улыбаясь. — Сколько можно встречаться на улице?

Ей было смешно — мне не до юмора.

— Я же говорю, Кэй, это может плохо закончиться, поверь. Человек во сне себя не контролирует, понимаешь. Иногда во сне со мной что-то происходит. Не всегда, конечно, но несколько раз такое происходило. Ты пойми правильно: в такие моменты я себя не помню. — Я погладил её голову. — А вдруг я тебя случайно…

Она ни капли не испугалась моих предостережений, потому как не раз я говорил об этом. Но она не придавала серьёзного значения моим словам.

— Ты маньяк?

— Да нет же, нет. Говорю же, во сне со мной иногда что-то происходит. Помнишь, я рассказывал, что занимался в прошлом наукой, изучал полтергейст.

— Ну так и что?

— Мои нервы, по-видимому, пошатаны. Иногда я теряю самоконтроль.

Не думаю, что она хотела понять меня: мои слова её не пугали, а смешили. Кэй ничего не хотела слушать, считая, что я чего-то стесняюсь, и требовала от меня невозможного.

Кэй мне нравилась. Мало того, я полюбил её (хотя не понимал, за что) и всем сердцем желал. Мне нравилась её незаурядная детскость в поведении, — эдакая взрослая девочка. И в тот тёплый майский вечер она, всё-таки, соблазнила меня и уговорила пойти к ней домой.

— Но прежде, Кэй, давай условимся: я немного тебе расскажу о себе. С самого начала. С того момента, когда у меня всё это началось. Может тогда тебе станет понятнее, о чём я пытаюсь тебе сказать. Ты согласна?

— О, мой котик, ну конечно же я согласна! — обрадованная Кэй захлопала в ладошки, по-детски хихикая.

Солнце медленно тонуло в листве деревьев, вечер постепенно превращался в ночь. Детей и молодых мам, стариков и старушек в парке постепенно сменяли молодые влюблённые пары. Пора было уходить и нам. На квартиру к Кэй.

— Только запомни, Кэй, если я усну, и со мной будет происходить что-то странное, ты сразу убегай. Не пытайся меня успокоить, остановить. И не зови меня, я, скорее всего тебя не услышу. Просто беги, и всё. Поняла? — объяснял я, когда мы поднимались в её квартиру.

— Не переживай ты так, милый. Как только ты мне расскажешь то, что хочешь, я тебе сделаю так, что ты каждую ночь захочешь проводить только со мной. — Кэй открыла входную дверь, мы поцеловались и вошли в её «города́».

Поначалу мы расположились в гостиной. Кэй сварила кофе и приготовила закуску.

— Угощайся, а потом расскажешь, о чём хотел. — Она подвинула ближе ко мне блюдце с нарезанным сыром. — Надеюсь, рассказ будет недолгим, а то я, сам понимаешь, нетерпеливая.

— Эх, Кэй! Ты даже не представляешь, как всё это для меня важно. — Я отпил глоток кофе, представляя себе картину, как она отвергает меня после того, о чём я ей расскажу. — Наши отношения могут прерваться после того, что ты услышишь. Но для меня это будет лучше, чем увидеть тебя … нет, я не думаю, что до этого дойдёт, но всё же, я хотел бы видеть тебя живой и невредимой.

— Ой, котик, ты говоришь такие странные вещи, что мне и впрямь не захочется ни о чём слушать. — Испугалась Кэй, но тут же на её лице появилась знакомая детская улыбка, которая как бы говорила «не стоит меня пугать, я давно уже не ребёнок, чтобы верить в вампиров».

Я закурил. Посмотрел на неё, на ту, в которую влюбился и которую ни за что на свете не хотел бы обидеть. Но тогда, когда мы пришли в её квартиру, я ещё не подозревал, что это последний наш совместный вечер.

— Я всё расскажу, Кэй, как бы тебе этого не хотелось и как бы не пугало. — Мои губы от волнения сохли, и мне приходилось их облизывать. — Лучше знай всё как есть.

Она села удобнее, поедая меня глазами.

— Началось всё с детства, когда я учился в средней школе. Именно тогда у меня зародилась мечта увидеть своими глазами тот разум, который живёт среди нас, увидеть неведомый и невидимый мир, в котором есть жизнь, обладающая разумом, во много раз превосходящий наш, и энергией, способной творить чудеса. Я жил мечтой открыть и проникнуть в то измерение, в котором живёт гуманоид, в котором существует полтергейст. Я хотел раскрыть все эти тайны и рассказать об этом человечеству.

На окончательный выбор профессии повлиял ещё и случай, который произошёл в районе, где мы жили. Одной женщине кто-то постоянно стучал в окно. Когда она подходила посмотреть, там никого не было. Такое продолжалось несколько дней, пока она не обратилась в полицию. Те обнаружили снаружи странные следы на отливе, что подтверждало слова женщины. Так и осталось загадкой: кто стучал с улицы в окно. К тому же жила она на шестнадцатом этаже. В отличие от большинства моих сверстников, я не испугался, а, наоборот, заинтересовался этим случаем и увлёкся темой аномальных явлений. Как раз в те годы научное мировое сообщество принимает решение причислить науку по изучению аномальных и паранормальных явлений к области естествознания. Открывается первый в истории научно-исследовательский институт по изучению паранормальных явлений в Чикаго.

Так, к своему совершеннолетию я определённо точно для себя решил, что моя будущая профессия — уфолог. И я им стал спустя пять лет, когда закончил институт. После окончания переехал в Детройт, в самый престижный на то время филиал института, которым руководил Роберт Дэвисон. Его место впоследствии занял я…

— О, так ты был директором института? — удивилась Кэй.

— Да, к несчастью я им был. Но произошло это позже. — Я потушил окурок в пепельнице. — Начав работу младшим научным сотрудником, я поднялся до должности руководителя филиала чикагского института по изучению аномальных и паранормальных явлений в Детройте. Естественно, я никак тогда не предполагал, что пять будущих моих исследований полтергейста повысят меня в должности, возвысят моё положение в обществе и поднимут мой авторитет в науке. Но я также никак не предполагал, что когда-нибудь возненавижу свою работу и такое ужасное явление природы, как полтергейст. То, к чему я раньше относился спокойно и с большим любопытством, позже превратилось в кошмар. Ты не представляешь, Кэй, но я стал бояться исследуемых объектов. Как какой-нибудь ребёнок боится страшилок. К своим тридцати шести годам я стал регулярно посещать кабинет невропатолога. В это трудно поверить, но все мои беды свалились на мои нервы из-за некогда любимого занятия, которое было, можно сказать, частью меня.

Кстати, вот на чём хочу заостриться. Во время работы я обнаружил у себя, если можно так выразиться, некую способность, что ли, — я предвижу явления аномального характера. В особенности это касается полтергейста. Хотя, это может просто банальное совпадение.

— Мне становится интересно, котик. — Кэй закурила. — А как ты всё это предчувствовал?

— Да ничего особенного вроде… Просто снились непонятные сны, иногда со страшным сюжетом, а чаще просто абстрактные картинки, от которых я просыпался и больше не мог уснуть. Наутро, как правило, поблизости происходило какое-нибудь происшествие, связанное, в основном, с полтергейстом.

Мой первый случай произошёл, когда я учился в институте, в общежитие кампуса. С него-то и начались мои исследования. Я проснулся ночью и услышал на этаже кричащие голоса девушек. Как выяснилось, в одной из комнат произошёл полтергейст, который и напугал их. Это был безобидный эпизод. Картина типичная: взорвались лампочки освещения и разбилась посуда, которая стояла на столе. Единственное, что было новым, это странный детский смех, который слышали девушки. А для себя я отметил деталь: выпавшие из вазы на пол цветы, которые расположились в странной конфигурации — бутонами в сторону окна.

Вот так я первый раз открыл в себе предчувствие, которому тогда никакого значения не придал. Но по мере того, когда в дальнейшем происходило поблизости очередное паранормальное явление, и я неожиданно просыпался в какой-то тревоге, меня этот факт постепенно настораживал.

Прошло несколько лет, прежде чем я снова столкнулся с полтергейстом. В этот период затишья я продолжал изучать другие мировые случаи аномальных и паранормальных явлений. И понятно, ждал своего, так сказать, случая, своей встречи с полтергейстом или НЛО.

Способности мои заметили, когда я написал исследовательскую работу о загадочных явлениях, об НЛО и пришельцах. В основе научной работы лежали мои гипотезы, факты и доказательства того или иного случая. Я использовал архивные документы и фотографии, ссылки на исследовательские материалы других уфологов с мировым именем.

Примерно тогда произошёл сенсационный по тем временам случай полтергейста, жертвой которого, по иронии судьбы, стал мой коллега по работе Джек Вудберри.

— В этот раз ты тоже проснулся от кошмара? — перебила Кэй.

— Ну, не от кошмара, конечно, но сон приснился какой-то странный, хотя я его не запомнил, потому что проснулся от громкого стука в дверь своей квартиры. Стучавшего человека я узнал по голосу — это был весельчак Вудберри. Но он никогда бы не явился ночью ко мне домой без причины. Я сразу подумал: что-то произошло. Когда открыл дверь и увидел его, мне сперва показалось: он с кем-то подрался, что не было никак на него похоже. Но вид у него был именно таким, какой бывает после хорошей драки: лицо в синяках, царапинах, опухший переломанный нос, одежда порвана и выпачкана.

Каково было моё удивление, когда он рассказал мне, что дрался… с полтергейстом у себя дома, и он его чуть не покалечил. Представляешь?

— Н-ну-у-у, это, вообще-то, не удивительно, — покачала головой Кэй.

— Хм, конечно, нынче этим никого не удивишь. Теперь всем известны случаи с летальным исходом. А каково было подобное услышать лет пятнадцать назад, когда все знали, что полтергейст никогда, понимаешь, ни-ко-гда за всю историю наблюдений за ним, не причинял вреда здоровью человеку, не применял по отношению к нему физическую силу. До того случая, с Вудберри, полтергейст ограничивался, бывало, лёгкими прикосновениями, но чтобы кого-то избить, — такое произошло впервые.

Посреди ночи Джека разбудил телефон. Он снял трубку, но на другом конце провода молчали. Он тоже положил трубку и вернулся обратно в спальню. Но телефон зазвонил снова. И опять звонивший молчал. Это продолжалось ещё часа два, пока Джек не отключил телефон от сети. Как только он его отключил, кто-то позвонил в дверь. Джек спросил «кто там?», но за дверью молчали. В глазок он также никого не увидел, хотя в квартиру продолжали звонить. Джек решил, что звонивший прячется сбоку или присел, и открыл дверь, намереваясь поймать хулигана. Но к его удивлению на площадке никого не оказалось. И тут вдруг началось: кто-то невидимый втолкнул его в квартиру и стал избивать. Это продолжалось минут пять, а потом резко прекратилось — «невидимка» исчез. Вудберри сразу же поехал ко мне.

Мы приехали в его квартиру. Я осмотрел помещение. Знакомая картина мне сразу бросилась в глаза: выпавшие из вазы цветы на полу, как и в случае в общежитии, располагались на полу в знакомой мне конфигурации, бутонами к окну. Их рисунок напоминал символ «Х». Потом мы связались с телефонной станцией, проверили, кто ночью звонил Джеку. Оказалась, что в ту ночь никто не набирал его номер.

К вечеру все газеты раструбили новость: «Полтергейст избил человека!», «Невидимка хотел убить своего исследователя!»

Этот случай послужил фундаментом к моей знаменитой научной работе, благодаря которой я прославился и занял почётное место в научном мировом сообществе.

Вот так Эрл Хафф стал когда-то известен многим людям, интересующимся загадками природы. А в научных кругах стал заслуживающим внимания и уважения учёным. Как ты знаешь, Кэй, моё имя сейчас другое… Но имя Эрл Хафф — это было моё настоящее имя.

Я закурил. Кэй молча смотрела на меня, явно ничего пока ещё не понимая, и уточнила: — А тебе что, не нравилась твоё имя?

— Всё по-порядку, дорогая. Я скоро расскажу об этом. — Я набрал полные лёгкие дыма и выпустил облако под потолок, как факир огонь. — Как я уже говорил, шефом нашего института был многоуважаемый Роберт Дэвисон. Он был во всём хорош, но для должности руководителя института уфологии ну никак не подходил. Порой создавалось впечатление, что он во все эти «штучки», которыми мы здесь занимаемся, во все эти чудеса природы, не верит. По крайней мере, сомневается, что это что-то сверхъестественное. Но все его сомнения нам работать не мешали: он держал их при себе, иногда выплёскивая в виде шуток. В остальном же, Дэвисон, был порядочным и грамотным человеком.

Единственное, что меня раздражало в нём, так это его постоянное напоминание о том, что мы — люди — никогда не познаем тайну полтергейста, что мы пока очень далеки от этого, как далеки от внеземных цивилизаций.

Как-то раз мы разговорились у него в кабинете, и я незамедлил спросить его напрямую, в глаза: «Почему вы руководите институтом, если не верите во всё то, чем занимаются в нём?» — «Дорогой мой коллега, я, если заметили, ни разу не сказал, что не верю. Если во что я и не верю, так это в цель всей этой работы – познать истину. Вот во что я не верю», — ответил Дэвисон. «Быть может, есть какие-то основания утверждать бесполезность нашего труда? — поинтересовался я. — Почему бы не поделиться сомнениями с нами. Возможно, стоило бы закрыть институт, хотя я убеждён, в этом нет необходимости, как и веских причин». — «О, вам не стоит оставлять свою работу, могу вас заверить. Дело это нужное. Откровенно говоря, мне кажется, что вы единственный, кто способен открыть что-то грандиозное. Допустим, в области изучения полтергейста. Вы ведь сейчас именно этим занимаетесь?» — Я утвердительно кивнул головой, директор продолжал: «Эти открытия будут — если они вообще когда-нибудь будут — чистой случайностью. Я хочу сказать, что открытие может произойти по оплошности того разума, который движет всеми этими загадочными, с нашей точки зрения, явлениями. Этот самый разум — назовём его так — в когда-то сделает ошибку и тем самым выдаст себя вместе со своей тайной. Но если даже, предположим, вы сами доберётесь до сути всего, мистер Хафф, и познаете истину, разгадав загадку, то уверен, сделаете открытие, прежде всего, только для себя лично. С вашим рвением, с вашей настойчивостью я думаю, вы добьётесь немалых успехов. Но уверен, такое открытие станет для вас роковой ошибкой».

«Что?» — Я не понимал, что конкретно Дэвисон имеет в виду.

«А то, что ты попытаешься проникнуть на запретную территорию и познать чужую тайну. Видишь ли, Эрл, мы все мечтаем когда-нибудь узнать, почему, к примеру, происходит тот же полтергейст и что он из себя представляет. Но дело в том, я считаю, что эти тайны должны нам открыться сами собой. Мы не должны забегать вперёд. Всё предопределено — всему своё время. Человек и так слишком глубоко суёт свой нос туда, куда не надо и настойчиво пытается узнать то, что ему знать ещё рановато. А ведь природа этого терпеть не станет, как не будет мириться с нашей любознательностью и гуманоид».

С его мнением я был не согласен. Может быть, так оно и есть, как он предполагает, но в настоящее время, в наше цивилизованное время процветающей науки, сидеть, сложа руки, и ждать, когда кто-то объяснит, что такое полтергейст, мне казалось, как минимум, глупо и невежественно.

Дэвисон, будто угадывая мои мысли, продолжал: «В том-то и дело, Эрл, что нам не терпится заранее обо всём узнать, и желательно как можно раньше. У человека нет терпения, что его и погубит, — его серые глаза блеснули в непонятном азарте, а у меня появилось неприятное ощущение тревожности. — Вот представь себе… да ты же занимаешься полтергейстом, ты же видишь! Вспомни время, когда полтергейст был безобидным и практически не причинял физический вред человеку. Смотри, что происходит сегодня. Он начинает злиться на нас. Мы пытаемся выяснить его природу, пытаемся вмешаться в его жизнь. Да-да, я про последний случай с нашим сотрудником, с Вудберри. Он не кого-то выбрал со стороны, а именно его. Вы оба занимаетесь исследованиями в этой области. Раньше полтергейст мог напугать, облить водой, стянуть с вас спящего простынь, высыпать на вас мешок муки – вот как было раньше. А теперь, когда его пытаются утихомирить или ответить сдачей, что он делает? Вспомни подобные случаи. Он избивает. А ты не подумал о том, что полтергейст может и убить, мистер Хафф?» — Дэвисон снова посмотрел на меня пронзающим насквозь взглядом.

— Дорогой, мне всё это, конечно, это интересно, но не забывай про сигарету… — Кэй подсела ближе ко мне и поднесла пепельницу. — Ты красиво рассказываешь про свою жизнь. Но можно я уточню: ещё долго?

— Да, Кэй, я буду рассказывать ровно столько, сколько потребуется, — холодно ответил я. «Боже мой, ну что за женщина такая нетерпеливая: никакого внимания к моим предостережениям». — Ты должна всё знать, всё до конца, иначе я просто не смогу быть с тобой, пряча в себе весь этот груз.

— Хорошо, хорошо, котик, я постараюсь вытерпеть это испытание.

— Да уж, постарайся, пожалуйста. Недолго осталось. — Она прижалась ко мне плотнее и обняла, положив голову на плечо.

— Итак, когда я обернулся, выходя из кабинета, то увидел Дэвисона, откинувшегося в кресле; на указательном пальце он вращал брелок на цепочке, забавно улыбаясь.

После той беседы я стал шефа считать странным человеком: в конце концов, каждый имеет право думать по-своему. Но дело в том, что всё, о чём говорил Дэвисон, сегодня сбывается. Сбываются его пророческие слова «он может убить».

— О, святая Мария! — прошептала Кэй.

— Очередной трагический случай произошёл около двенадцати лет назад, в доме Дианы Уолш — моей будущей жены, о которой я рассказывал тебе.

Опять я проснулся посреди ночи от неприятных сновидений. Был весь мокрый, будто у меня повысилась температура. Чтобы избавиться от липкого пота, пошёл в душ. Не успел подойти к ванной комнате, как в дверь квартиры позвонили. Я поспешил открыть. На пороге стояла Диана, тогда ещё незнакомая мне девушка, она испуганно озиралась по сторонам и плакала. Сразу дала мне понять, что в её доме произошло нечто ужасное, похожее на полтергейст. И это нечто убило её двоюродную сестру и служанку. Она жила неподалёку, и, зная мой адрес, который известен был всему городу, сумела покинуть дом и обратиться ко мне.

Я вызвал полицию, и вместе с Дианой отправился на место происшествия.

В доме Уолш произошёл невиданный по силе и жестокости полтергейст. Он продолжался минут десять. Сначала он просто буянил, раскидывая вещи и выделывая невероятные фокусы, а ночью его жестокость ни с того ни с сего перешла все границы и он начал убивать. Диана рассказала мне, а позже подъехавшим полисменам и моим коллегам из института, как нечто невидимое перемещало предметы прямо сквозь стены; бросало о стены посуду, которая не билась, а «приклеивалась» к обоям, причём не только плашмя, а и ребром. Невидимка погнул вилки, ложки, в холодильнике раздавил яйца, хотя двери его не открывал, а затем он стал дотрагиваться до Дианы. На крики и шум прибежали сестра и служанка. Полтергейст принялся колошматить и их. Когда женщины попытались отбиться от него, он стал рвать на них одежду и царапать, словно у него были звериные когти. Служанка схватила швабру, чтобы отбиться от призрака, но в тот же момент оно подняло её за ноги к потолку и разорвало пополам. Потом перенёс свою агрессию на сестру: бросил её о стену, куда она вошла, как в воду, исчезнув навсегда. Всё, что от неё осталось, это правая стопа, обутая в тапочек, — конечность торчала из окровавленного пятна на обоях.

Позже обнаружилась пропажа: некоторые оторванные части одежды Дианы и шкатулка с ювелирными украшениями.

— Господи, неужели тебе приходилось всё это изучать, всё видеть своими глазами, дорогой? — Кэй крепче прижалась ко мне. — Я о подобном узнавала только из новостей.

— Да, дорогая, пришлось. Так вот, добавлю, что полтергейст оставил следы, уже знакомые мне по прошлым случаям: букеты цветов на полу, полосы от когтей на стенах и мебели и детский писклявый смех.

Этот случай шокировал не только меня, — он всколыхнул весь научный мир. Да и людей он сильно напугал. Утренние газеты разнесли по всей стране это ужасное происшествие. А на следующий день вся мировая пресса вовсю трубила:

«ПОЛТЕРГЕЙСТ ПОСЯГНУЛ НА ЖИЗНЬ ЧЕЛОВЕКА!», «В ЧИГАГО ДВА ЧЕЛОВЕКА УБИТЫ ПОЛТЕРГЕЙСТОМ!», «ПАРАНОРМАЛЬНАЯ ТВАРЬ УБИВАЕТ МЭДЖ ГАЙСОН, А ЕЁ СЕСТРУ НАВСЕГДА ЗАБИРАЕТ С СОБОЙ!!!»

Диана Уолш несколько дней находилась в шоке и постоянно просила меня не оставлять её. Я с удовольствием выполнял её просьбу, и вскоре мы поженились. Но прожили совсем недолго — через полтора года её не стало…

Кэй отпрянула и посмотрела на меня: — Её что, он тоже…

— Верно, малыш. — Я подкурил сигарету и попросил её сварить кофе.

Она молча вышла из комнаты. Когда вернулась, я более-менее успокоился. Мы выпили кофе, и я продолжил повествование:

— В дальнейшем мне не раз приходилась возвращаться к последнему случаю, сравнивая некоторые детали с другими происшествиями. Инцидент в доме Дианы на всех подействовал по-разному: кто-то верил в убийство, кто-то в инсценировку. Но меня он насторожил. Мечта, которую я вынашивал с юности, — мечта познакомиться с полтергейстом, — постепенно стала угасать.

— Ещё бы, — согласилась Кэй, поглаживая мои руки, — после всего такого…

— На следующий год, впервые за всю историю уфологии, в Париже состоялся крупномасштабный съезд учёных-уфологов и представителей всевозможных исследовательских сообществ со всего мира. С одной стороны, это был настоящий праздник для нас — мы, наконец, впервые собрались все вместе, — но с другой, обсуждались не очень приятные моменты, связанные с паранормальными явлениями. Также во время конференции были организованы выставки фотографий, презентации книг по этой тематике, благотворительные концерты и демонстрации документальных фильмов. Посетить мероприятия могли не только специалисты, но и все желающие.

Толчком к созыву съезда послужили два крупных происшествия, всколыхнувших весь мир. Ты, Кэй, о них должна помнить, тебе в то время лет двенадцать было. Один случай произошёл в Италии, когда «летающая тарелка» потерпела крушение и рухнула на крышу жилого многоквартирного дома в Таранто, подмяв под себя десятки семей. Вторая трагедия разыгралась почти одновременно с первой, на юге Китая, в провинции Чжэцзян. Её окрестили, как «нашествие призраков»: тогда десятки человек были убиты и сотни ранены не одним, а как потом выяснили, несколькими полтергейстами, разбушевавшимися одновременно. Так это не считая остальных случаев, которые происходили в разных частях света, во время которых люди исчезали прямо на глазах своих родственников. Полтергейст каким-то образом расщеплял тело человека на молекулы, и от него оставались лишь кровавое пятно на полу и груда одежды, в которую он был одет в тот миг. Тревогу забили и медики, обеспокоенные повальными психическими расстройствами у целых групп детей после ночных происшествий, во время которых полтергейст пугал их стуками, стонами и дотрагиваниями.

В Париже проходила напряжённая работа: искали пути защиты человека от НЛО и других аномальных явлений.

Примерно на третий день моего пребывания в Париже из штатов позвонила Диана. Она была взволнована и настоятельно просила меня приехать. Рассказала, что в течение суток слышит в доме странные шорохи, похожие на те, которые она слышала в своём доме, когда бушевал полтергейст и убил сестру и служанку.

Это было предупреждение полтергейста, я сразу понял. Шорохи и постукивания — это предвестник. Несомненно, что он вскоре проявит себя. Я испугался за Диану, попросил не паниковать, а пойти ночевать к Гителсонам, нашим знакомым. В случае если полтергейст всё же застанет её дома, попросил ни в коем случае не оказывать ему никакого сопротивления. Более того, постараться не подавать вида, что испугалась его – ему как раз ведь это и нужно: напугать человека. Я наказал Диане вести себя с ним спокойно и дружелюбно, как с ребёнком. Как с ребёнком, которого она собиралась родить через четыре месяца.

В связи с этим я весь день сильно переживал, и мне было не до конференции. Через каждый час названивал домой. Всю ночь промучился от бессонницы. Уснуть удалось под утро, и то, спал недолго — проснулся от страшного сна. Приснилась Диана. Вся в крови. В платье, разорванном на животе. Она находилась в незнакомой мне комнате и кричала, звала меня на помощь. Я видел её, находился в трёх ярдах от неё, но помочь не мог, мне что-то мешало, не давало возможности двигаться и подойти к ней. А потом стал приближаться огромный белый шар, который взорвался. И я проснулся.

В этом сне я видел Диану живой последний раз.

Наутро, когда я проснулся около девяти, в моём номере раздался тот телефонный звонок, который оказался страшнее всех полтергейстов вместе взятых и страшнее самой смерти. На связи был Детройт. Дрожащий голос Джона Гителсона, хотя я ожидал услышать Диану, сообщил мне эту страшную новость: «Эрл, слышишь? Ты только держись… С Дианой несчастье… Скорее приезжай».

Я сразу же собрался и вылетел в Детройт, надеясь, что её сердце — или хотя бы сердце нашего ребёнка — ещё бьётся. Но, к сожалению, спустя полчаса после происшествия, по дороге в больницу моя жена умерла… вместе с пятимесячным ребёнком в утробе.

Джон и Бэтти Гителсоны мне обо всём подробно рассказали. Трагедия разыгралась в их доме, где Диана, по моему совету, ночевала, скрываясь от полтергейста.

— Кэй, как мне тяжело всё это вспоминать, переживать, — я погладил её волосы, — поэтому не стану описывать весь тот кошмар, который творился в доме Гителсонов, как погибла моя жена… Как она… как он её, как тряпичную куклу… представляешь, Кэй? Как куклу он поднял её за ноги и об стену… и об стену…

— Хватит, милый, хватит. Не надо больше ничего говорить, не надо. — Кэй стала осыпать меня поцелуями, нежно повторяя: — Любимый… любимый… любимый…

Её руки стали гладить всего меня, и я не знаю, что в тот момент со мной произошло, но я разомлел и поддался её чарам: стал в ответ целовать, гладить, целовать, гладить, целовать…

Помню, как безынициативно пытался сказать ей, что она ещё не до конца меня выслушала, что я не имею права, что это всё может плохо закончиться. Но она была непослушной, нетерпеливой и ненасытной, и очень сильной и настойчивой; она раздела меня.

А я раздел её.

— Любимый самый…

— Моя любимая…

* * *

Всё, что происходило в моей жизни после трагедии в доме Гителсонов, Кэй так и не узнала. Мне до сих пор кажется, что она и не очень-то уж хотела узнать. Я и себе иногда задаю вопрос: хотел ли я, чтобы Кэй обо всём узнала?

Да, Кэй была первой моей женщиной после смерти Дианы. Она очаровала меня, я влюбился в неё и желал всем нутром. Но, получается, не сдержался, поддался ей, забыв о том, что могу ей навредить.

Для меня так и остались одни из лучших минут в моей жизни, это те, когда я был с Кэй. И я не забуду её никогда.

* * *

Около часа, прямо в одежде, мы любили друг друга, прежде чем заметили это и решили раздеться. Кэй поднялась с дивана, скинула оставшееся на себе бельё и стала позировать мне, демонстрируя обнажённое, стройное тело. Она стояла передо мной, и я не мог насладиться её изяществом и совершенством.

Потом она взяла меня за руку и провела в спальню, а сама вышла, пообещав вернуться с напитками.

Я закурил, лёг на двуспальную широкую кровать и стал рассматривать потолок, находясь в какой-то прострации, на какой-то высшей точке блаженства. В голове вертелось то, о чём я не успел рассказать Кэй. Но успокаивал себя тем, что, вроде, ничего не предвещало плохого, всё шло как нельзя ровно и спокойно и никаких предпосылок для опасности не ощущалось. Потому я перестал беспокоиться насчёт безопасности Кэй.

— Милый, праздничный вечер продолжается! — торжественно объявила Кэй и вошла в спальню с подносом в руках. — Как ты себя чувствуешь, злостный обманщик? Ты ещё не перестал думать о том, что у нас плохо всё кончится, нет? — Она протянула мне бокал белого вина.

— Не спорю, начало отличное. Надеюсь, оно не закончилось. — Я сделал глоток вина, и спросил Кэй: — А ты почему не пьёшь?

— Не хочу. — Она похотливо посмотрела на меня. — Я хочу другого…

— Тогда и я не хочу. — Я поставил бокал на тумбочку.

Мной овладели чувства, и за гладкие бёдра я подтянул Кэй к себе — она покорно повалилась на меня…

* * *

После погрома в доме Гителсонов не доставало некоторых вещей: драгоценных ювелирных изделий и 35 тысяч долларов, которые Джек хранил в сейфе. Исчезла радиоаппаратура, и исчезли серьги Дианы, которые полтергейст сорвал с неё вместе с мочками ушей. Как-будто взамен, полтергейст оставил одну вещицу, которая оказалась ничьей: костяной брелок на цепочке, который находился в руках Дианы. Гителсон рассказал, что они все увидели туманное очертание полтергейста, напоминающее фигуру человека. Причём самое обидное то, что перед тем, как погибнуть, Диана вроде как узнала кого-то в этих туманных тёмно-фиолетовых очертаниях. Но кого — она унесла навсегда с собой. Джон сделал предположение, что он убил её именно потому, что Диана узнала его лицо. «По всей видимости, этот брелок она сорвала с него во время борьбы, и он материализовался, оказавшись в нашем измерении. Хотя это больше напоминает научно-фантастический рассказ», — рассуждал Джон. — «Но факты говорят сами за себя».

Этот брелок мне был знаком. Я его раньше где-то видел. Но у Дианы такой вещи не было точно — когда живёшь долгое вдвоём с человеком, ты начинаешь знать, какого цвета губная помада лежит в его сумочке. Только спустя год я вспомнил, у кого и когда я видел похожий брелок.

Рисунок на треугольной костяшке был выполнен неаккуратно, словно мастер в первый раз пробовал свои силы в резьбе по кости. На лицевой стороне была вырезана восьмиконечная звезда, ниже располагался глаз с наполовину прикрытым веком. На обратной стороне мастер вырезал иероглифы, которые впоследствии озадачили нас: в институте языков в них не узнали ни китайского, ни какого другого азиатского символа. Сплав, из которого была вылита цепочка с кольцом-зажимом, заинтриговала многих моих знакомых химиков: один из составов металла, из которого она была сделана, оказался неизвестного происхождения.

Этот трагический случай полтергейста, наверное, и был тем самым переломным моментом, когда я начал разочаровываться в правильности выбора своей профессии. Мало того, после гибели жены я возненавидел свою деятельность. Мои нервы ослабевали, и я всё неохотнее брался за очередные исследования этого невидимого дьявола и убийцы. Я возненавидел его, стал бояться: вдруг он позарится и на мою жизнь?!

Тот депрессивный для меня период я отлежался во Флориде, на Палм Бич, взяв трёхмесячный отпуск. Мне нужно было успокоиться и постараться забыть о случившемся (хотя до сих пор этого сделать мне так и не удалось).

Вернувшись в Детройт, я приступил к своей работе, но — уже в качестве руководителя института. Дело в том, что Дэвисона освободили от занимаемой должности, а меня, пока я был во Флориде, утвердили на его место. Не хочу показаться нескромным, но я обрадовался такому решению. Честно говоря, меня это как-то взбодрило, вернуло к жизни. Новое назначение меня устраивало ещё и тем, что я меньше стал заниматься этим чудовищем из-за многих организационных вопросов.

Вспомнил я и про брелок. Точно такой же я видел у двух человек, работающих в нашем институте — у Стивена Оберга, молодого сотрудника, парапсихолога, и у бывшего шефа, Роберта Дэвисона (он часто крутил похожий треугольный брелок на пальце). Одна деталь, или совпадение, озадачивали меня: Оберг пришёл в наш институт по протекции Дэвисона. Я, конечно, не спешил делать поспешные выводы, остерегаясь обвинять кого-то, но мне показалось странным, что такой же костяной брелок, как у моих коллег, оказался в ладони моей Дианы.

Однажды я поочерёдно пригласил в свой кабинет Дэвисона и Оберга. Оберг заверил меня, что впервые видит этот брелок. Мне ничего не оставалось, как смириться. А вот Дэвисон повёл себя несколько странно в тот момент, когда я вынул костяшку из ящика стола: он слегка испугался и машинально приложил ладонь к груди, ощупывая внутренний карман. Потом успокоился, видимо убедившись, что предмет на месте. С некоторой тревогой он посмотрел на меня, взял протянутый мной брелок, осмотрел его со всех сторон и с невозмутимым видом ответил, что когда-то, похожий на этот, у него имелся, но было это совсем-совсем давно. Куда он делся, Дэвисон понятия не имеет.

— Ты всё также ковыряешь, Эрл, тайны? Помнишь, я когда-то предупреждал тебя: природа терпеть не будет? Наверное, мы надоедаем полтергейсту своими изучениями.

Я промолчал. Дэвисон не изменился. Очередной раз я порадовался, что он больше не руководит институтом.

На происхождение брелоков я вскоре плюнул и выкинул их из памяти.

Теперь я продолжал исследование полтергейста уже не ради науки или собственного любопытства, как раньше, а ради мести. Мне не терпелось скорее найти его. Найти и убить. Я постоянно думал о нём: он убил Диану, и я не собирался успокаиваться и прощать ему это. Я знал, я чувствовал и верил, что он вернётся. И тогда я смогу отомстить.

Ждать его пришлось долго, четыре года. Но я не отчаивался, не сдавался, а терпеливо ждал. Каждый день и каждую ночь был начеку. И хотя боялся его, — всё равно ждал встречи, жаждал возмездия. Пугало единственное обстоятельство: не хотелось быть убитым первым.

Один раз, правда, я обманулся, когда проснулся ночью, перепуганный страшным сном. Думал, вот он, час расплаты настал — он где-то рядом. Прождал весь день, а из вечерних газет узнал о железнодорожной катастрофе на перегоне Детройт — Понтиак.

Как же я сетовал, что ошибся тогда, и это был не Призрак.

ПРИЗРАК — именно так его окрестили: Мичиганский Призрак. В городе все боялись его очередного проявления. Некоторые мнительные граждане попадали на больничную койку только потому, что неправильно воспринимали звук упавшей на пол книги с журнального столика в соседней комнате. А уж если выбивало пробки в электрощите, некоторые бедолаги звонили в службу спасения и, запершись в чулане, ждали помощи в кромешной темноте, вооружившись столовыми ножами.

Сравнивая все случаи детройтских полтергейстов, вырисовывался кое-какой портрет невидимки: везде и всегда это был один и тот же полтергейст, Мичиганский Призрак, со своим почерком и определённым характером. Разница выслеживалась лишь в том, что каждое последующее его действие становилось агрессивнее по отношению к человеку. В итоге, сегодня он представляет смертельную опасность. Это уже не тот полтергейст, который был раньше, когда вреда никакого не причинял. Теперь все знают, на что способен этот невидимка, какие он таит возможности и насколько опасен, не мне вам об этом рассказывать. Даже меня, его исследователя с пятнадцатилетним стажем, он заставил бояться возможной с ним встречи.

Но я неустанно строил планы его поимки и уничтожения, молил Бога, чтобы встретить его, хотя шансов таких было мало. Да и сама задача являлась не из простых: как его обнаружить? чем защититься? каким способом убить? Кто знает, а может он бессмертен! Если так, это усложнит задачу. Присутствовал ещё один нюанс: как я его увижу, если он невидим?

Обнадёживал тот факт, что Диана же увидела его, хоть какие-то очертания да рассмотрела. Я надеялся, что и мне повезёт разглядеть эту тварь.

И вот он появился.

В ту ночь я проснулся около двух часов после полуночи: приснилось, как я бегу по крышам домов, перепрыгивая с одной на другую. Но в какой-то момент не рассчитываю расстояние между домами и, не долетев, цепляюсь за водосточную трубу, которая под моим весом начинает прогибаться, ломаться, и я вместе с ней падаю с огромной высоты… Я проснулся, сел: кровь пульсировала в висках, сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди. Не успел я сообразить, что к чему, как в дверь постучали. Сначала спокойно, затем более настойчиво.

В те дни я здорово нервничал и пугался темноты до такой степени, что чаще засыпал при включённом свете. Вы поймёте меня: каково постоянно жить в ожидании этого дьявольского создания. В голове — только он. Никакие пилюли на пользу не шли. Всюду мерещилось его невидимое движение, ощущалось присутствие в квартире. Я возненавидел ночь, потому что надо было спать. А если спать, можно прозевать его появление. Мой фотоаппарат постоянно был рядом со мной, как у разбойника оружие: только появись — и его лицо будет на снимке.

В дверь тарабанить не переставали. «Неужели это ОН?» — подумал я.

— Мистер Хафф, мистер Хафф, проснитесь же! — доносился снаружи беспокойный женский голос.

Я перевёл дыхание, встал и заметил, что спал одетым — вот склероз! Или нервы? Когда открыл дверь, в квартиру ввалилась грузная женщина средних лет в вечернем халате и домашних тапочках. Волосы взъерошены, как после сна; опухшие от слёз глаза испуганно озирались по сторонам, точнее, по стенам и шкафам, кого-то выискивая. Не надо было иметь богатое воображение, чтобы глядя на неё представить ту мерзость, которая её могла напугать. А уж мне точно не составило труда представить знакомую картину, глядя на подол её халата, большая часть которого отсутствовала, а остальная была разорвана на пять одинаковых по размеру лент.

Женщина осмотрелась, и, почувствовав себя в безопасности, с упрёками накинулась на меня:

— Когда же вы его поймаете, в конце-то концов… Всё изучаете, изучаете, а он…

— Я правильно вас понимаю, это полтергейст? — осторожно спросил я.

— Хуже…

— Так чего же мы ждём? Вы где живёте? — спохватился я. — Ведь он может убить…

— Уже.

— ???

Так, он появился. Прошло столько лет! Я всё-таки дождался.

Женщину звали Лоис Алисон. Через двадцать минут мы были в её доме. Там всё пребывало в беспорядке, как после землетрясения.

Ещё по пути к её дому я срочно вызвал полицию и группу наших специалистов. Прибыв на место первым, я начал предварительный осмотр. С первого взгляда я определил, что в доме бушевал полтергейст, причём Мичиганский Призрак. Выпавшие из вазы цветы — бутонами к окну; следы когтей на стенах и потолках; и жертвы: муж Лоис Алисон и её десятилетний сын Тони. Ей самой чудом удалось убежать из дома и спастись.

Её муж, Томас Алисон, лежал на площадке второго этажа возле лестницы, сжимая правой рукой ремешок от фотоаппарата. Его обугленная голова, с двумя чёрными отверстиями на месте глазниц, «смотрела» в потолок, на котором был выжжен иероглиф, точно такой же, как на костяном брелоке. Кстати, тот изъятый мной брелок после последнего происшествия с Дианой, каким-то таинственным образом исчез, хотя я хранил его в сейфе.

Тони, худощавый мальчишка десяти лет, сидел на полу в зелёных трусиках, оперевшись спиной о стену. Два кровавых ручейка медленно стекали из глазниц по щекам.

Лоис Алисон рассказала ужасные подробности той ночи.

Её разбудил подозрительный шорох в спальне. Она встала, включила свет и разбудила мужа. Шорох тем временем перешёл в скрежет. Когда они поднялись с кровати, комнату наполнил густой фиолетовый туман; послышался детский смех, и кто-то невидимый стал до них дотрагиваться. А потом началась карусель: по дому стали летать ковры, мебель; в общем, всё, что можно оторвать от пола, всё начало двигаться и разбиваться.

Но вся эта карусель поначалу выглядела забавно: невидимка швырял предметы так, что они пролетали мимо людей, не нанося вреда. Ничто не предвещало плохого до того момента, пока Томас не попросил жену принести ему фотоаппарат. Лоис направилась в кабинет. Полтергейст продолжал кружить и ломать мебель. Лоис оставалось пройти три-четыре шага до двери кабинета, как путь ей преградил прилетевший из холла диван. Но она не растерялась, а, перепрыгнув через спинку, открыла дверь, вбежала в кабинет и взяла со стола фотоаппарат.

В это время Томас под градом летящих в него столовых приборов пытался пробраться в прихожую, в которой находился телефон. Но разбушевавшийся невидимка не давал возможности двигаться, словно не хотел, чтобы о нём сообщали в полицию. Выждав подходящий момент, Томасу всё же удалось пробраться в прихожую и поднять трубку.

Пока он увёртывался от летящих в него предметов, Лоис вышла из кабинета и спокойно фотографировала происходящее, спрятавшись за перевёрнутым креслом. Но он заметил её — в Лоис полетела тумба. Пришлось убегать: не на шутку в воздух поднялись тяжёлые предметы.

Их сын, Тони, проснулся, услышал погром и выбежал из своей комнаты, прихватив хоккейную клюшку. Он ею замахнулся на летящее в его сторону ведро именно в тот момент, когда с другой стороны на его голову обрушился стул. Оглушённый ударом, Тони присел на пол. Через секунду его глаза лопнули, разбрызгивая кровавую вязкую жидкость по стенам и полу.

Томас крикнул жене, чтобы та выбегала на улицу, а сам выхватил из её рук фотоаппарат и побежал на второй этаж за ружьём. Лоис успела сделать шаг по направлению к выходу и увидела, как Томас, поднявшись на последнюю ступеньку, обернулся — на него летели настенные часы. Он вскинул фотоаппарат, и в момент, когда щёлкнул затвор, часы со звоном упали на лестницу буквально в двух футах от него, как будто он их остановил выстрелом (или подстрелил того, кто — невидимый — держал часы в руках!). То, что произошло следом, длилось, по словам Алисон, не дольше пяти секунд.

Огненный шар, внезапно образовавшийся над лестницей под потолком, описав круг, обрушился на её мужа — раздался хлопок, и вспышка ярко-зелёного пламени на несколько секунд ослепила глаза женщины. Когда зрение к ней вернулось, она увидела Томаса лежащего на полу второго этажа с обугленной головой.

После этого бедная женщина выбежала на улицу и поспешила ко мне за помощью.

До утра я изучал погром в её доме вместе с прибывшими коллегами, полицейскими и репортёрами. Мне не терпелось забрать фотоаппарат, в котором находились бесценные снимки, но Лоис не позволила это сделать, сославшись на то, что на плёнке есть их личные снимки, которые она не хотела бы демонстрировать посторонним. А потому пообещала, что сама проявит плёнку и предоставит мне интересующие меня кадры, если, конечно, на них обнаружится что-нибудь, связанное с трагедией. И ещё. Лоис рассказала, что накануне к ним поступали странные телефонные звонки: звонивший постоянно молчал.

Я молил господа, чтобы на снимках проявилось ЕГО ЛИЦО.

Только в полдень, когда стали съезжаться родственники и знакомые Лоис Алисон, я покинул место происшествия: всё было досконально проверено, изучено и зафиксировано. Вторую половину дня я провёл в институте. Дебаты по поводу происшедшего закончились около десяти вечера. Уставший, я приехал домой и даже не ужиная лёг спать.

Долго не мог уснуть. Трагедия в доме Алисонов потрясла меня своей жестокостью. Был убит ребёнок. Он снова появился в городе. Он рядом. Я всё бы отдал, чтобы знать, где он прячется. Последние убийства только прибавили мне смелости и усилили ненависть. Но страх оставался. Страх, который наполнял меня каким-то тяжёлым и жидким металлом, превращая натянутые до предела нервы в струны, готовые в любой момент порваться. Да, я опасался, что тоже могу стать его очередной жертвой. «Полтергейст терпеть не будет, как не будет мириться с нашей любознательностью и гуманоид», — мелькали в голове слова Дэвисона.

Начавшийся дождь быстро убаюкал меня. Засыпая, я подумал о своём «будильнике» — предчувствии. Если он появится, я проснусь. Я почувствую Его.

* * *

… Кэй уснула, обвив моё туловище тонкими руками, положив голову мне на грудь. Она мило сопела, довольная, и как младенец иногда вздрагивала во сне.

Перед тем как уснуть, я ещё раз отметил, что безумно люблю Кэй, что хочу видеть её каждый день и чтобы каждую ночь она точно так же засыпала со мной в обнимку. Господи, как мне хотелось жить такой жизнью: обычной, полноценной, счастливой жизнью, какой живут все нормальные люди. Как хотелось быть рядом с любимым человеком и иметь семью, детей. Одним словом, — жить жизнью, имеющей смысл.

В ту ночь я чувствовал себя именно таким человеком: счастливым, настоящим и нужным. Если следующая ночь будет такой же благополучной и ничего не случится, думал я, то рискну жить с Кэй. Она тоже об этом мечтает. Лишь бы не началось это…

Я дремал, когда думал об этом, и не заметил, как провалился в сон…

/хаотично двигаясь, из пустого пространства на огромной скорости ко мне приближался белый шар. Что он значил, из чего состоял и что им двигало, мне не дано было понять, да и времени рассуждать не было. За считанные секунды шар достиг меня и врезался — в голове произошёл взрыв такой силы, что по сравнению атомная бомба показалась бы рождественской хлопушкой. Затем я погрузился в звенящую тишину, и весь мир, вдруг, перевернулся, преобразился в какую-то сюрреалистическую картину. Я уже не воспринимал действительность, как человек, — скорее смотрел на окружающее глазами либо гуманоида, либо сумасшедшего, совершенно не понимая ничего, что происходит вокруг меня. Я подчинён был инстинктам какого-то чужого разума, не своего, а того, кто находился теперь во мне. А потом — крик! Пронзительный крик рядом со мной. Какая-то отвратительная тварь истошно кричала мне прямо в лицо. Кричала так, будто её режут. Неописуемая маска ужаса на морде монстра заставляла меня дрожать от холода, и в тоже время крик, который эта тварь изрыгала, щекотала мне нервы, привычно успокаивая, как хмельной напиток натощак. Монстр имел четыре конечности и не был похож ни на человека, ни на животное, хотя… хотя он отдалённо мне кого-то напоминал. Существо передо мной боялось меня, и меня это радовало. Потом я начал увеличиваться, раздуваться, как воздушный шар. Появилось желание поглотить в себя весь этот крошечный мир, в котором я находился. Окровавленная тварь бросилась убегать от меня. Она бежала и оглядывалась, спотыкалась, падала, поднималась и бежала дальше, всё время о чём-то взывая… Потом — взрыв! Ещё взрыв! Кровь — взрыв — кровь… Крик!!! И противный скрип… стон и скрип… /

… скрип…

Когда я начал приходить в себя, заметил, что меня всего трясёт от страха, отчего и скрипят пружины в кровати. Сердце сдавило, как тисками. Я лежал, облитый потом, и не мог отдышаться. Кэй рядом не было, и я понял — она убежала.

И также понял, что со мной это всё-таки случилось.

* * *

Я почувствовал его, потому что подскочил в постели — чего мне только не снилось, но подобного я ещё не видел. Какое-то время я неподвижно сидел на кровати, словно замороженный, и таращил в полумрак комнаты свои испуганные глаза, пытался вспомнить, что мне снилось.

Судя по опыту, понимал, — что-то должно произойти, раз я неожиданно проснулся. Просидел некоторое время в кровати в ожидании, что мне сейчас позвонят или постучат в дверь. Я предполагал, что, скорее всего, за помощью может обратиться Лоис Алисон, так как не исключено, что он может вернуться за ней.

Время шло, но ничего не происходило. В какой-то момент мне пришло на ум: а вдруг он пришёл ко мне и сейчас притаился за шкафом, выжидая подходящий момент для нападения?

Около четырёх часов утра за окном послышались голоса. Я подумал, что это идут ко мне за помощью. Но, по-видимому, те несколько человек просто возвращались с вечеринки и, наверное, остановились попрощаться друг с другом. Спать, решил я, больше не буду. Да и вряд ли удалось бы уснуть: беспокойство не покидало меня. Переодеваясь, обнаружил, что мой пиджак сзади порван, и выругал себя за то, что не заметил этого вчера в доме Алисонов.

Голоса на улице не умолкали. Причём их количество увеличилось. Люди о чём-то беспокойно разговаривали: не спорили, не ругались, но что-то бурно обсуждали на повышенных тонах. Я заподозрил, что где-то, явно, что-то произошло. К тому же неспроста же приснился мне дурной сон. Не включая в комнате свет, чтобы не выдавать себя, я открыл фрамугу, чтобы послушать, о чём говорят внизу эти люди, и первое, что я расслышал, это слово «убийца». Позже, из множества голосов, перебивающих друг друга, мне удалось выудить кое-какую информацию: кто-то кого-то преследовал (вероятно, убийцу, о котором они говорят), но возле моего дома его потеряли. Возможно, он сейчас прячется где-то здесь. Но где? Дом большой, многоэтажный.

Я немного раздвинул жалюзи и посмотрел вниз — толпа из десяти человек бурно вела обсуждение, поглядывая на наш дом. Скорее всего, убийца где-то рядом.

Испытывая тревожность, я налил в стакан виски, сел за стол и почувствовал чьё-то присутствие в кабинете. Может это была мимолётная галлюцинация, но я отчётливо расслышал чей‒то, до невозможности знакомый голос, который мне прямо на ухо прошептал: «Берегись, Хафф! Если сделаешь глупость — ты пропал…» Мне показалось, что я слышал дыхание того, кто говорил у меня за спиной. Неужели со мной всё так плохо, и я схожу с ума?

Оживлённые голоса людей продолжали возмущаться. Через время я всё-таки понял, о чём идёт речь. Так я и думал: это полтергейст! Они говорят о полтергейсте. Кто-то преследовал его до нашего многоквартирного дома. Кто-то даже успел у него что-то оторвать, или забрать.

Господи!

Я снова посмотрел в окно… и обомлел. Среди людей находились знакомые мне лица коллег и родственников Лоис Алисон, но её самой среди них не было. Что они тут делают? — недоумевал я. — Где интересно сама Лоис? Что произошло?

Внизу появились полицейские. Слово «убита», произнесённое кем-то в толпе, резануло меня по сердцу. Неужели он убил Алисон?

В мою дверь начали настойчиво стучать — от неожиданности я аж вздрогнул. «Ну конечно, как же без мистера Хаффа, — злился я, — когда появляется он, без меня никуда». А может он здесь, в моей квартире?

Внизу появился Роберт Дэвисон (почему-то я тут же подумал о брелоке, который он вертел на указательном пальце много лет назад), и буквально все они смотрели на мои окна. Неужели он здесь?! Я кто — следующий?

В дверь продолжали стучать. Кто-то властно потребовал: «Откройте, мистер Хафф! Откройте!»

Я недоумевал, что происходит.

Только сейчас, когда начало светать, я обнаружил на письменном столе разбросанные фотографии – снимки той трагической ночи в доме Алисонов. Я смотрел на них, не понимая, как они могли появиться тут, на моём столе. Лоис пообещала мне, что когда проявит плёнку, передаст мне важные снимки, но… Но она же не могла прийти ко мне, пока я спал и оставить их на столе? Бред какой-то. Откуда они здесь? Это явно были снимки её мужа, Томаса. Это он успел перед смертью сделать кадр, сфотографировать летящие на него настенные часы. Кто-то подбросил мне эти снимки, пока я спал? Может он?

Тут я заметил, что мои руки перестали дрожать, и я больше ничего и никого не боялся — мне стало спокойно, ко всему происходящему вокруг я уже относился равнодушно.

Потом услышал, как вышибают входную дверь; затем торопливые шаги приблизились к кабинету и ворвались флики. Они принялись обыскивать помещение, заглядывая во все углы. Они начали рыться в шкафу, в ящиках, при этом на меня не обращая никакого внимания. Я был поражён и крайне возмущён их бесцеремонному проникновению в моё жилище и беспардонному поведению. Чуть не столкнув меня со стула, к рабочему столу подбежал громила в штатском и принялся со стола сгребать в свои лапы фотографии Томаса Алисона. На меня — ноль внимания.

Я на всякий случай отошёл от стола… Странные чувства овладели мной…

— Капитан! Он где-то здесь… Вот его рожа, — воскликнул громила и протянул шерифу фотоснимки.

Меня будто не существует. Для них я, похоже, как воздух — прозрачный.

Ищейки взломали мой старый комод, который все годы находился пустым и был заперт на замок. Но они как фокусники, ей богу, умудряются извлечь из него непонятно как там оказавшиеся вещи и предметы, причём довольно знакомые мне! Это и разных расцветок обрывки материи, это и бижутерия и драгоценности и большое количество денежных купюр. Дальше было хуже: они достали оттуда клюшку и — о, Дева Мария! — серьги Дианы… вместе с мочками ушей. На дне комода лежал труп женщины. Труп почему-то не издавал никаких посторонних запахов и выглядел так, словно его только что туда положили.

— О, какая находка! Возможно, это та женщина, служанка, которая исчезла семь лет назад, — предположил капитан.

Я был не то что бы обескуражен — был зачарован происходящим. Особенно «волшебным» комодом. Один Всевышний знает, как там оказались все эти вещи!

В кабинет вошёл Роберт Дэвисон. Он был единственный человек, кто хоть как-то обратил на меня внимание. Он украдкой поглядывал на меня и покачивал головой, как бы ругая: ай-ай-ай, мол, наделал же ты глупостей, Эрл. В одной руке Дэвисон держал костяной брелок, а в другой, к моему удивлению, обрывок материи, по цвету и размерам подходящий к моему порванному пиджаку.

— Снимите отпечатки, — распорядился капитан.

Как только все процедуры криминалистов были закончены, полицейские вышли из кабинета.

Только тогда я понял, почему всё это время на меня никто не обращал внимания. Это просто потому, что я пристроился весьма оригинально, даже несколько фантастично: где-то между кухней и кабинетом — В СТЕНЕ!!! Причём мне было очень удобно там находиться, я чувствовал себя уверенно, а главное — защищённо. Было так забавно: меня никто не видел, зато я… я мог видеть все комнаты своей квартиры сквозь стены, как будто они были стеклянными.

Убедившись, что пока никто не войдёт в кабинет, ко мне подошёл Дэвисон и из кармана пиджака вынул ещё один брелок на цепочке, точно такой же, какой держал в другой руке. Он посмотрел на меня осуждающим взглядом и сказал, точнее, подумал про себя, потому как рот он не открывал, но, тем не менее, я слышал его: «Получается, Хафф, это твой брелок. Мой — при мне. Ты второй раз его теряешь, коллега. Ты был слишком любознательным, жаждал узнать всё наперёд. Но узнал лишь себя… Мичиганский Призрак». Дэвисон посмотрел на дверь, потом снова на меня: «Тебе не правильно подобрали профессию. Хочу предупредить, что теперь ты освобождён от занимаемой должности и будешь работать в другом месте…»

Дэвисон спешно покинул кабинет, на ходу бросив на пол кусок материи от моего пиджака.

Я видел, как капитан разговаривает с Дэвисоном в спальне, и расслышал слова коллеги: «Мне кажется, капитан, Хафф вообще не ночевал дома».

Вы знаете, и мне до сих пор так кажется, что я не ночевал той ночью дома. Нет, я, конечно же, уснул дома, в своей кровати, но…

Но не приснилось же мне, как я ночью пришёл к Лоис Алисон и застал её в фотолаборатории, где она печатала фотографии, сделанные её мужем перед смертью. Не приснилось же мне, как я боролся с леди, пытаясь завладеть снимками, на которых были запечатлены летящие настенные часы. Часы, которые, между прочим, летели не просто сами по себе — их на лету держал человек. Очень похожий на меня!

Фотографии я всё же отобрал у Лоис. Но не помню, чем я её зацепил случайно, что у неё (как накануне у её мужа!) сначала загорелась, а потом взорвалась голова. Вот хоть убейте, не помню.

Когда полицейские и коллеги покинули квартиру, а я остался «висеть» в стене наедине со своими мыслями, в моих глазах вдруг зарябило и всё окружающее поплыло в сторону. Меня закружило и по спиральному водопаду понесло в чёрную бездну. Несколько секунд я ничего не соображал.

А может и намного дольше…

… Очнулся я в каком-то незнакомом офисе, где сидел за широким полированным столом, в удобном деловом костюме, в окружении сотрудниц, красивых и стройных девушек.

Незнакомый парень, сидящий напротив за компьютером, обратился ко мне:

— Гэйбл, ты читал, что в Детройте полтергейст снова убил семью. — Я вздрогнул. — Погибла семья Алисонов. Это какой-то кошмар творится. В инете даже фото полтергейста напечатали. У него, оказывается, есть лицо. И довольно симпатичное. Хочешь взглянуть, кто полтергейст? — Он развернул монитор.

— Н-нет, — ответил я, но было поздно: на экране я увидел собственную физиономию.

Украдкой повернул голову влево и посмотрел на своё отражение в зеркальной стене, — и выдохнул, слава богу, на моём месте сидел не похожий на меня (на меня прошлого) мужчина.

Я облегчённо вздохнул: значит, я больше не Эрл Хафф.

* * *

Прошло почти два года, как я появился в офисе и полгода после той злополучной ночи у Кэй дома.

Что сказать, вроде всё о’кей. Понятно, что до сих пор не могу поверить, что я — полтергейст в плоти. Человеческое сознание отказывается принимать такую, с его точки зрения, аномалию. Но я стараюсь не вспоминать и не думать о прошлом. Чаще мне это удаётся, но вычеркнуть напрочь своё прошлое мне не даёт Кэй. Она, кстати, жива, но…

В ту ночь она убежала от меня. Её голую на улице поймали полицейские. Мне жаль, очень жаль, что всё так вышло. Но я же пытался ей рассказать и всё объяснить…

В ту ночь я её сильно напугал. И немножко повредил… Короче, она доживает свои дни в психиатрической клинике под Детройтом. Иногда я навещаю её. Не могу забыть те блаженные минуты, которые мы провели вместе. Да, с ней я был счастливым. Кэй осталась моей последней любовью на этой Земле. Я никогда её не забуду. Жаль, что она не узнаёт меня при встрече и ничего не помнит из прошлого. Но хоть всегда радуется моему приходу.

Что касается меня, то я всё так же работаю в бизнес‒центре, в крупной консалтинговой компании. Работа моя мне нравится, я ни на что не жалуюсь (кроме как на отсутствие любви). В свободное время посещаю киноцентры, люблю смотреть мелодрамы, читаю художественную литературу (кроме фантастики, естественно, и хоррора), посещаю музеи, концерты. От нечего делать автобиографический рассказ вот написал. Не знаю ещё, решусь ли отправить его в редакцию и напечатать… как фантастический рассказ. Продолжаю следить за новостями в науке. В особенности за теми, которые касаются паранормальных явлений.

Кстати, сегодня в газете прочитал заметку об одном происшествии (я в начале рассказа упомянул о нём). В заметке говорится, что вчера ночью в многоквартирном доме, который находится по соседству, бушевал полтергейст. Погиб мужчина.

Я бы так не заострился на этом, если бы прошлой ночью мне не приснился страшный сон, который, как раньше, разбудил меня около трёх ночи. И вот со вчерашнего дня я нахожусь в раздумьях: может это был вовсе не сон? Ну, то как я вчера ночью ходил по квартирам в соседнем доме и нажимал на кнопки звонков; а потом мужчина в тёмной пижаме хотел меня снять на камеру, — точнее, не именно меня, а французскую булку, которую я просовывал сквозь стену… И как это меня возмутило и вывело из себя.

Знаете, что? Я понял, что это у меня началось снова. И понял, как чертовски мне всё надоело. Я сегодня пытался себя ликвидировать, перед тем как сесть за пишущую машинку. Но представляете, я не нашёл ни одного способа убить себя. Мне кажется, его просто нет!

Ведь чего я только не делал с собой.

КОНЕЦ