Квартира

Холодная осень подобралась незаметно. Тёмные, свинцовые тучи сменили яркие лучи солнца. Ночами дожди промачивали землю, превращая её в густую грязь, попадание в которую сравнимо с попаданием в капкан. Холодный, пронизывающий ветер завывал как стая волков на луну. Его порывы давали костям понять, что такое холод. Говорят, что в такую погоду хозяин собаку не выгонит, но улицы всё равно заполнены бродячими псами, грязными, ободранными шавками. Их лежанки повсюду в городе. Какие-то глупцы их подкармливают, давая им надежду на жизнь, какие-то умалишенные берут дворняг себе домой, надеясь, что смогут их одомашнить.

Я шёл домой по своему загаженному двору. На лавке, у каруселей для детей, сидели уже привычные товарищи с пузырём. Не прошло ни одного дня, чтобы они там не сидели. У подъезда курили непонятные мне люди, хотя судя по их виду, они уже «демоны» [1], да и что они курили не очень понятно. Внутри подъезда, на втором этаже писал бухой мужик. Целил он точно в фикус бабы Зины. Я вызвал лифт. Все двери были исписаны нецензурной лексикой, характеристикой дам, проживающих здесь, росписи великих музыкантов и личностей с датами их жизни. Например: «Цой жив» или «Курт Кобейн (1967-1994)». Я зашёл в прибывший лифт. Стены его повторяли судьбу дверей. Пол был мокрый по понятным причинам. А в углах валялись шприцы, бутылки с фольгой и пивные банки. Кнопку своего этажа я всегда нажимаю локтём через плотный рукав куртки или пальто, боясь подцепить какую-нибудь заразу через порезы на пальцах. Вышел я на седьмом этаже.

Пройдя все эти семь кругов ада, я зашёл в свою квартиру. Открыв дверь, я почувствовал затхлый запах, такой привычный и тёплый. Старая советская лампочка освещала весь коридор, находясь в старом абажуре со времён 90-х. С кухни доносился звук до боли знакомого старого крана. В гостиной завис запах старой книжной пыли, тщательно сохранённой на совковых книжках. В старые окна с деревянными рамами начали биться капли дождя. Теперь это моя квартира.

Здесь раньше жила 88-летняя бабка, за которой я ухаживал. Стаж по уходу шёл мне в трудовую книжку, да к тому же она мне платила. Ничего сложного в работе моей не было. Она все делала сама. Мне просто нужно было ходить за покупками, выносить мусор и мыть полы. За мою доброту бабка и переписала на меня квартиру, ведь у неё никого не было: муж умер, дочка умерла, а внуков и не было никогда. Вчера эту бабку похоронили. Поминать пришили её немногочисленные подруги из этого же подъезда. И именно тогда, принимая соболезнования, я думал, что делать с этой квартирой. Конечно же, я решил её продать.

Квадратные жилые метры лишними быть не могут, но когда у меня уже есть квартира в приличном районе, где не настолько всё плохо, зачем брать лишнее. Поэтому сегодня моя цель – выставить на продажу это халупу. Через несколько часов должен прийти риелтор.

Уборку я начал с кухни. Старушка не сильно заботилась о состоянии своей кухни. Грязь, пыль, запёкшийся жир сопутствовали мне всю уборку. Старый гарнитур производства чехословацкого я решил разобрать по частям и выкинуть. За хлипкими пыльными окнами гавкала свора собак, которую изредка перекрикивали господа с «пузырём». Верхние шкафчики были набиты разной лабудой: крупы, чаи, сервизы чайные, старые тарелки, гора салфеток, сухофрукты с цукатами, подгнившие яблоки, сухари и заплесневелые печеньки «Топлёное молоко». Соль баба Зина, да это на её фикус писал мужик, хранила на черный день. Однажды она сказала, что когда-то мир рухнет, люди не смогут найти соли, а она будет сидеть, есть её и смеяться над обезумевшими людьми. Бред же.

Когда я наклонился за упавшей тряпкой, в дверь кто-то постучался. Я посмотрел в глазок. У входа топтался жирный мужик в длинном старом банном халате. Я сразу понял кто это и открыл.

-Здорова, Серый! – сказал я распахнув старую покосившуюся дверь всё тех же советских времён.

— Здорова, Борисыч, — услышал я в ответ от потного лысого мужика. Я с ним познакомился пока ехал в лифте в первый раз, а потом каждый день ездил с ним по несколько раз. Мы разговорились, перекинулись информацией друг о друге. Он узнал, как отца моего зовут и себя попросил называть «Серым», а я согласился. Работает он вроде сантехником, зарабатывает мало — жена его пилит, а он бухает. – Моя там кашеварить[2] собралась. Глядь! А соли нет. Одолжишь бабкину?

-Конечно. Хоть всю забирай! – Я немного отошёл в сторону, чтобы показать мешки соли, которые я вытащил в коридор. В килограммах было около 100. – Скажешь, что за десять рублей купил.

-Мне так много не надо, хотя…потом не надо будет покупать и деньги лишний раз тратить. Давай! – Он шагнул за порог и протянул руки к мешкам, а я ему как шлёпну по пальцам. – За что?

-Я же сказал, «КУПИЛ ЗА 10 РУБЛЕЙ»! Десятку гони!

-Ладно, ладно. Чего разорался то? – Он достал из кармана своего подранного халата маленький кошелёчек с монетками и отсчитал ровно десять рублей. Отдав мне законные деньги и положив кошелёчек обратно в халат, он закинул два мешка с солью на спину и ещё один начал волочить по полу. Перейдя лестничную клетку, он открыл дверь и начал кричать своей жене, — Дорогая, смотри, сколько соли я за десять рублей купил.

-Ты зачем столько купил, скотина алкоголическая?! – разразилось из глубин квартиры. Я захлопнул дверь, чтобы не слышать дальнейших криков.

Закончив с ужасно грязной кухней, я перешёл в зал. Тут был полный беспорядок, но для меня всё лежало на своих местах, все как положила бабка. Первым делом я решил избавиться от старых книжек. Сначала я думал взять что-то себе, но из знакомого там был лишь томик «Чука и Гека». Но тут мне пришла в голову идея — продать эти книги, как соль, чтобы было меньше возни. Я нашел старые коробки, которые бабка хранила на балконе, и сложил в них все эти пыльные, издающие вонь старости, бумажные кирпичи. Получилось девять коробок. И сел я думать, куда всё это добро деть. Живу я давно, а вот извращенцев, которые коллекционируют старые советские книжки – никогда не встречал. Эврика! На девятом этаже живёт подружка бабки Зины – баба Роза. С этой мадам я был в хороших отношениях. Иногда я и ей приносил продукты и лекарства, хотя ходить и бегать она может ещё очень даже хорошо. Хотя мне всегда было смешно наблюдать то, как она передвигалась по лестнице(на девятый этаж лифт не шел, и ей приходилось спускаться по лестнице). Она как неуклюжий мишка Теди перепрыгивала с одной ноги на другую, и как бы немного покачиваясь. Она не балерина и поэтому приземлялась не на носок, а на пятку. И это шум от топающей бабки весом около центнера раздавался на весь подъезд, даже в этой квартире. Поэтому когда я слышал грохот, говорил «О, баба Роза в магазин пошла», что вызывало восторг и удивление у бабы Зины: «Как ты это понимаешь? Ты что, сын Кашпировского?». Возможно, это был своеобразный комплимент от старушки, но мне он не очень нравился.

Я постучался в квартиру бабы Розы. Она немного глуховата, поэтому мне пришлось тарабанить очень долго. А потом я вспомнил, что она ещё с ходунками, что увеличило длину моего ожидания. Чёрт! Через какое-то время, не удивлюсь, если прошло полчаса, она всё же удосужилась открыть мне дверь. Перед собой я увидел старость во плоти: полная, седая, с варикозными ногами и радикулитом; кожа свисала по всему телу, а морщины заполонили лицо.

-Митенька, это ты? – проскрежетала баба Роза.

-Да, Роза Ясленовна! – кричал я. – Я к вам книжки пришёл предложить!

-Каво? – преспрасила старуха. – Мишки? Какие мишки?

-Да нет же! Книжки, книги!

-Иги? Монгольскае что ли? Опять? – На лице старухе виднелся страх перед очередным нашествием монголов. Видя её, можно сразу понять, что она и первое помнит.

-Книги, говорю!!! – закричал я на весь подъезд. – Книги нужны?!!

-А книжки, то? – мягко сказал она. Я немного опешил от резкой смены тона голоса. – Читать я люблю, хоть и вижу уже плохо. Ты принеси – я посмотрю на них. Дверь закрывать не буду.

Я кивнул и побежал за коробками. Получились они конечно очень тяжёлыми. Зарядка лучше, чем в дорогих спортзалах. Поднимая каждую, я всё больше понимал, что надо бросать курить и пить. Когда мне стало лень поднимать их, чтобы внести в квартиру, я начал толкать.

Затхлый воздух непроветриваемой конуры проник в мои лёгкие. Тяжёлая пыль осела в моём носу. С порога меня встретила грязь. Обувь прилипала к жирному прогнившему линолеуму. У двери стоял старый румынский шкаф, который шатался от любого порыва ветра. Двери в комнаты были со стеклянными вставками, на которых наклеены советских времён фотообои. Справа от входа шумел сливной бак унитаза, а в ванной капал кран. Я зашёл в гостиную, в которой старушка уже устроилась в старом пыльном кресле, от которого несло уриной. Рядом стоял диван-книжка с белыми кругами и маленькая тумбочка с маленькой настольной лампой. Рядышком лежал томик неизвестного мне советского писателя. Напротив кресел стоял пыльный сервант – гордость советских граждан. За стеклянными дверками стояли хрустальные и керамические сервизы. Посередине стоял старенький «пузатый» телевизор, накрытый кружевным белым платочком, сверху стоял кактус.

Я протащил коробку по облезлому паласу, лежавшему на полу. По остаткам рисунка понятно, что он узбекский.

-Как много книжек ты принёс, — потерев ладоши, сказала «книжная королева». – И всё бесплатно?

-Можете заплатить, — серьёзно сказал я, — деньги сейчас не помешают.

-Ну, заноси все книги, а потом откроешь сервант и возьмёшь с полочки столько, сколько нужно. Я ж понимаю, что Зина тебе денег не оставила. – Она шмыгнула носом, сняла очки и протёрла глаза.

Я сделал в точности, как она сказала. Сколько я взял? Несколько тысяч, скажем так. Положив деньги в карман штанов, оттряхнув руки, я спустился обратно в квартиру и закончил дела со шкафами и диваном, на котором я долго время спал. Когда я закончил, то посмотрел в окно на мусорку (вид был просто отличным). Диван и шкаф уже разобрали, и шла битва между бомжами за выкинутую старую бабкину еду.

Я зашёл в последний оплот бабкиного духа, святая святых – спальня. Здесь старушка проводила ночи в бессоннице, поэтому эта комната не была грязной. Пыль оседала как бешеная. Балкон, а именно в этой комнате он был, никогда не открывался, и дабы решить проблему с воздухом, я нарушил плотность утрамбованной газеты и открыл балконную дверь. Первым, что я почувствовал, был сигаретный дым, который в сочетании с пылью вызвал у меня неконтролируемый кашель. Я не скрываю, что раньше курил, но я бросил уже как год. Это был долгий путь, и я позволю себе о нём рассказать.

Вообще я начал курить в 23,когда вылетел с очередной работы грузчика. У меня гудели мышцы и кости, очень болела спина, и были выбиты суставы. Бывшие коллеги подсказали начать курить. Я, как неопытный курильщик, купил самые дешёвые сигареты без мундштука, хотя я тогда даже не знал, что это. Очевидно, что первые пробы заставляли меня выплёвывать лёгкие. Я не сильно удивился, когда оказалось, что боль не проходит, но бросить уже не мог. Смолил я ещё четыре года. Потом моя мама, зная о том, что я разгильдяй, предложила мне работу сиделкой, объяснила все плюсы и минусы, но наказала отказаться от курения. Спорить не стал. В моей жизни был период Великой депрессии, и даже эта работа меня устраивала. Да и к тому же, она не была для меня новой. В юношестве я ухаживал за родной бабушкой, Верой Николаевной, когда её ударил инсульт. К тяжёлой работе со стариками я был готов.

Но вернёмся к нашим коровам. Взяв инструменты, которые принесённые мной сюда заблаговременно, я начал разбирать кровать старушки. Матрас был в ужасном состоянии. Новый, на моё удивление, матрас был покрыт жёлтыми кругами разных оттенков, в каких-то местах они даже наслаивались друг на друга, составляя градацию цветов от нежного к насыщенному(зачем вам это знать?). Сама же кровать тоже была нового образца и в мою голову закрадывалась идея продать её или подарить маме, но отказался, жалея будущих хозяев.

Закончив, я обнаружил неожиданную для себя вещь. На полу лежала маленькая шкатулка. Она вся была вырезана из дерева с красивым рисунком, и украшена жемчугом и камнями, за чью подлинность я не ручаюсь. Открыв, я увидел лежащие на бархатной подушке письма, фотографии, драгоценности. На фотографиях была молодая баба Зина, рядом стоял её муж, а на его плечах сидела маленькая, широко улыбающаяся, девочка. Были фотографии, где она только с дочкой, были и где она одна. Не сумев преодолеть любопытство, я начал читать письмо от её мужа:

«Дорогая Зинаида!

От всей души благодарю вас, или если позволишь, тебя за фотографию. Ты очень красива, но от этого мне становится грустно. И грустно мне от того, что волею судьбы разделяют нас километры нашего государства. Каждую ночь, засыпая, я мечтаю о том, как мы встретимся. И я готов! Пока ты читаешь эти строки, я уже на полпути к твоему дому, и скоро, выглянув в окошко, ты сможешь увидеть меня. Мне не страшны перемены и переезды, ведь главное в этой жизни любовь, а для неё нет границ. Знай, мои родители одобрили наш брак, и если твои родители примут меня, мы сыграем свадьбу и заведем детей. Главное подожди меня, Зина, любовь моя.

Навеки твой, Гена».

Даже у меня это письмо вызвало скупую мужскую слезу. Таких писем было множество, но раскрывать и их содержание уже не правильно. В этой же шкатулке лежали результаты анализов её мужа, Гены. Оказывается, эти круги оставила не старуха, а её бедный муж, у которого были проблемы с мочевым пузырём. И умер он на этой же кровати. Ниже в шкатулке лежало свидетельство о смерти деда, а потом и дочки.

Я решил сохранить эту шкатулку в память о ней. Но время шло, и приближался час, когда придёт риелтор. Я вынес доски от кровати и матрас на всё ту же мусорку и их также быстро разобрали. Отмыв полы и доделав небольшие проблемы с пылью и грязью по углам, я с тяжестью выдохнул.

В дверь кто-то усиленно стучал, игнорируя наличие звонка. Я подбежал и распахнул её. На пороге стоял высокий мужчина в чёрном пальто и дипломатом в руке. Он пренебрежительно, или мне так казалось, посмотрел на меня и шагнул в квартиру.

-День добрый, — начал мужчина. – Я Аркадий Николаевич Ринский, риелтор. Я правильно понимаю, что вы — хозяин этой квартиры, Дмитрий Борисович Сомов?

-Правильно понимаете, — ответил я. – Вы как раз вовремя.

Этот Ринский не стал разуваться или снимать пальто. Он достал из своего чемоданчика ручку и блокнот, и, проходя по комнатам, что-то усердно записывал. Его взгляд был ещё надменнее. А я, как послушная собачка, или даже цирковой лев, следовал за дрессировщиком. Вопросов он не задавал. Просто ходил, стучал по стенам, посматривал в окна, проводил пальцем по подоконникам, а потом растирая пыль между пальцами. Пройдя по всем комнатам, мы снова вышли в коридор.

-Ну, я могу вам сказать, что.., — риелтор сделал паузу, — мы сможем продать эту квартиру. Учитывая район, состояние ремонта, соседей, по которым я прошёлся, этажу, доступности и наличию детских садов или школ по близости, можно продать за девятьсот тысяч.

Я смутился. Правильно ли я услышал? Так мало?!

-Так мало!? – вскрикнул я. – Я надеялся, что минимум за миллион!

-Дорогой мой, Дмитрий Борисович, не кричите. Давайте я объясню вам, почему такая низкая цена. – Он снов достал свой блокнот. – Ну, вот смотрите. Район у вас не самый благополучный. По полицейским сводкам здесь происходит треть всех преступлений в городе. Приезжая сюда, я изрядно рисковал, но сейчас не об этом.

Далее. Ремонт в этом помещении никогда не делался со времён Хрущёва, а значит, потенциальным покупателям придётся делать не косметический, а капитальный ремонт, а это очень большие затраты. И притом с большой ценой такую квартиру с таким ремонтом никто не купит, а это расходы для вас. Значит, цену снижаем.

Далее следуют соседи. Напротив вас живут вечно орущие муж с женой, где муж явно употребляет алкоголь в особо крупных размерах. Рядом с ними живёт одинокий парень, которого давно никто не видел, вполне возможно, что он умер – это минус. Через стенку живёт группа молодых людей с очень специфическими «увлечениями». Всё это минусы.

Этаж у вас седьмой. Вроде бы удобно, когда лифт едет, но не является эталоном, как например третий или четвёртый этажи.

Инфраструктура, то есть детские сады, школы и прочие заведения, у вас отсутствуют. Ближайший садик в трехстах метрах отсюда, школа же в полукилометре.

А теперь делаем общий вывод, что итоговая цена для этой квартиры девятьсот тысяч.

-С такими фактами и не поспоришь, — расстроено сказал я. – Я пока подумаю, и если что – позвоню вам. Договорились?

-Конечно, конечно. Звоните, когда решите.

Риелтор убрал свой блокнот в дипломат, поправил свой воротник, и вышел в подъезд, не попрощавшись. Я не придал этому особое значение, но на душе стало как-то неприятно.

Закрыв дверь, мысли начали приходить в мою голову. Я сел на перевёрнутое ведро, и начал мозговой штурм. Естественно мысли были только о продаже квартиры. Мне не нравится перспектива дешёвой продажи, а значит нужно что-то придумать. Приходили мне и мысли оставить эту халупу себе, отремонтировать её, и жить припеваючи. Но мне тоже не нравился район, соседи, доступность. Риенский знал, о чём говорил. Не помню почему, я решил продолжить рыться в бабкиной шкатулке.

На самом дне я увидел маленький, аккуратный новый конверт. Относительно других он выглядел слишком чистым. На лицевой стороне я увидел строчку «Кому: Мите». Я опешил. Недолго думая, я беспощадно вскрыл конверт. Внутри лежало письмо.

«Дорогой Митя!

Если ты читаешь это письмо, значит, я уже померла, а ты нашёл шкатулку под кроватью. Просто так её не увидишь, поэтому ты, наверняка, разобрал и выкинул мою кровать. И правильно сделал. Моя душа обрадуется, если ты выкинешь всё, что было в моей квартире. А потом, если захочешь, продашь её. Ты умный, а значит так и сделаешь. Хочешь спросить, почему тебе стоит её продать? Во-первых, тебе так будет проще жить. Не спрашивай почему. Во-вторых, она тебе не нужна. В этот сарай надо вложить слишком много денег и труда. В-третьих, просто выполни посмертное желание старухи. Наверняка ты не стал заморачиваться с выбором риелтора и вызвал того, чьё имя было в газете в гостиной. Не так ли? Риенский – сын моей хорошей подруги, которая давно померла, поэтому её ты не видел. Книжки мои ты тоже продал, да? Розе? Если да – молодец. Пускай с ними мучается её сын, когда и она помрёт.

Ты давно ухаживаешь за мной, Митя, поэтому все твои шаги предсказуемы. Хоть я и старая, но мозги у меня ещё варят. Я что зря получала докторскую степень?

И последняя просьба. Присмотри за моей могилкой, а то зарастёт. Да и родственники моих «соседей» будут бурчать, что семья у меня плохая.

Ты меня плохим словом не поминай, а только хорошим.

Удачи тебе в жизни,

Твоя баба Зина»

Честно признаться, я плакал. Когда то письмо вызвало скупую каплю, то это целый водопад. Я тут же позвонил Риенскому, он вернулся и подписал со мной договор, сказав, что он знал о смене моего решения, поэтому не попрощался. Когда мы уладили все формальности, я собрался, закрыл все двери и свет. Открыв входную дверь, и выйдя одной ногой, я повернулся назад и сказал:

-Спасибо тебе, баба Зина…

Я выключил свет в коридоре, закрыл дверь и отдал ключи Риенскому.

Так и закончилась моя история в этой квартире.