КУЛИЦИДАФИЛИЯ (MALUS VULGARIS)

— Не изволите ли пенетрировать мой эпидермис?
— Вау! Зелёная дорогуша, не сочти за осторожность, но группа крови-то какая у тебя?
— Так ли уж важно?
— Не хотелось бы зазря потерять целый день.
— Что ж. Давайте поиграем. Тогда, и вы не обессудьте. Будете так любезны показать вашу карту перелётов?
— Не из Лаборатории ли ты часом, красавица? Я таких тоже обслуживаю, если что.
— Да какие Лаборатории. Это частный визит.
— Не из Лаборатории, а карту перелётов требуешь. Так уж и быть. Раз хочется. Она всегда у меня под крылом.
— Не сомневаюсь.
— Секундочку.
— А то вдру-у-уг вы одна из тех африка-а-анских малярийных комаров…
— Ну что ты. Пожалуйста, держи.
— Я слышала много занятного про их хоботок. И давайте всё-таки на Вы.
— Как пожелаешь, зелёненькая ты моя. Нет, я определённо не одна из них.
— Теперь вижу. А жаль… Так, что тут у нас…
— На самом деле у меня целых шесть иголок.
— Да-да. Как и у всех самок. Так, ага, да, м-м, Culex pipiens…
— Это значит «комар обыкновенный».
— Да, я знаю, что это значит. Насмотрелась уже. Места посещений. Майотта. Хммм. Это что-то испанское?
— Нет, это один из Коморских островов.
— Итальянское, стало быть?
— Нет, я думаю, он относится к Французскому региону.
Она поморщилась. Кулекс поспешил добавить:
— … тем ни менее, на французском там говорит лишь треть населения…
— Понятно.
— В основном там живут коморцы.
— Мафия какая-то что ли?
— Они потомки арабов и негров.
— Фуй, какая вы пошлая. Значит, говорите, пили африканскую кровь?
— Я очень пошлая, дорогуша. Но нет, они не совсем африканцы, хотя остров недалеко от Мадагаскара, а это уже побережье…
— А вы бывали и на Мадагаскаре тоже? Как там с малярийными комарами?
— Не контактировала. Не знаю.
— Эта Майотка, там тропический регион?
— Так точно — с, дорогуша, тропический.
— Вы оттуда часом жёлтую лихорадку не привезли к нам?
— Ну что за недоверие. Переносчики жёлтой лихорадки обитают по большей части в центральной Африке и Южной Америке.
— Хммм. Какие познания.
— Может вам нужна не я? Похоже вы ищите африканского комара Aedes albopictus или aegypti.
— Ой-ой…
— Что такое?
— Немного нездоровится. Переела за обедом.
— Бедняжка. Как же вам помочь?
— Пройдёт. Кажется, дело в том красивом чёрно-желтом жуке, — незамедлительно из недр её желудка раздалось гулкое «хлоп».
— Ах вы шалунья, жуками балуетесь? Теперь, даже интересно — как это будет выглядеть, когда выйдет наружу. Надеюсь, нам это не помешает?
— Напротив, поможет!
— У-у-у! Вся в предвкушении! Вы только скажите, когда мне лучше отлететь в сторонку, когда вас начнёт тошнить!
— Всенепременно! Итак, продолжим. Значит, вы не перевозили африканскую кровь, не заключали бартеры с комарами тех регионов?
— Настырная какая. Вам недостаточно моей карты перелётов?
— Как насчёт лихорадки денге?
— Дорогуша, комары с денге находятся в Индии, Индонезии и на территории Юго-восточной Азии.
— Вы бывали в Азии?
— Милочка, ещё раз: у вас мой комариный паспорт перед глазами. Ау-у.
— Хочу услышать от вас.
— Пару раз пролетала.
— Отчего б не захватить с собой немного денге?
— Хоспади! Зачем народ травить?
— А что вы думаете по поводу искоренения так называемых «опасных видов»?
— Вы про эксперимент в Бразилии? Я поддерживаю.
— Значит слышали про лазутчиков искусственно выведенной мужской особи… как их…
— Aedes aegypti?
— Вы контактировали с ними?
— Зачем же? Я самка другого вида, к тому же хочу вывести здоровое потомство. Если бы я и была самкой того же вида, зачем мне вступать в контакт с таким комаром? Осталась бы с узелком мёртворождённых комариков, и до конца жизни не смогла бы вывести жизнеспособное потомство. Так в обществе не выжить.
— Да, я слышала, именно так учёные и уничтожили в Бразилии почти всю особь.
— Справедливости ради хочу пропищать, такой метод не гарантирует истребления всей популяции. Может в одном регионе. И то, крайне сложно проследить, чтобы самка спаривалась именно с лабораторно-подставными… ребятами. Они всегда могут почуять неладное. Какой-нибудь проводок, знаете ли, микрофончик где-то да вскроется. Да и негуманно это.
— Ладно. Оставим экивоки. Похоже, с вами всё в порядке. Я жажду страсти, жажду вздутия, покраснения. Так чего же вы ждёте, ну же, укусите, введите в меня свою слюну!
— Хммм.
— Не томите!
— Я бы не хотела зазря растрачивать свой антикоагулянт.
— Поясните?
— Теперь мой черёд. Всё-таки хочется уточнить вашу группу крови. Я, честно говоря, никогда такого не делала. Немного волнуюсь.
— Всё будет хорошо. Вы главное проткните меня.
— Мне же потом детишек растить. Мне важен белок… Я вам свой паспорт показала, так отчего б и вам не дать мне какую-то информацию о себе?
— Ну что вы привязались с этой кровью! …Первая, раз так интересно.
— А мне что-то подсказывает — отнюдь не пе-е-ервая.
— Ладно. Допустим, вторая отрицательная!
— Так и знала. В таком случае, мне надо подумать.
— Да чего ж тут думать? Подтягивайте своё жало, я хочу почувствовать укус!
— А вы много белковой пищи едите?
— Стейки из лосося каждое утро.
— Точно? По вам и не скажешь. Вы часом не веган?
— Ну что ж вы за комариха-то такая?
— Простите мою осторожность. Выбор крови очень щепетильный вопрос, и я не хотела бы тратить время зазря, тем более на кровь, непригодную для моих будущих деток.
— Слушайте, вы нектаросос или сильная и независимая кровопийца?! Развелось тут яжматерей-чистоплюек, даже сосать не желают у приличных девушек!
— Остыньте! Чего ж вы так…
— А как иначе! Вон, хобот воротите!
— Я же отыгрываю. Шесть иголок, прошу заметить.
— Не сомневаюсь.
— А знаете… не остывайте, мне нравится. Позлитесь, попотейте, выпустите пар.
— У меня природой не задумано выпускать пар.
— Да я так, образно.
— Послушайте. У меня что-то с кровью. Повышенные тромбоциты. Мне сказали, комариная слюна поможет решить эту проблему.
— Что ж вы сразу-то не сказали. Давайте разжижать ваши кармические узлы. Нам, девочкам, надо держаться вместе.
— Мудрое решение.
— Давайте я попробую. Чувствую в вас фибры молочной кислоты. Это очень хорошо.
— Чем же хорошо?
— Привлекательно. Йогурты едите?
— Кладу на водяную лилию между рыбой и курицей!
— А сыр? Червей?
— Сметаю с лодок! Давайте. Ближе к делу.
— Да. Пахнете вы аппетитно. Покажите-ка свою ладошку?
— Не могу.
— Отчего ж? Может вы там прячете порядковый номер? Хи-хи-хи. Или лабораторный проводок?
— Моя конструкция не позволяет.
— Тогда надуйте горловой мешок, я вам по пупырышкам погадаю. Ах, chiquita bonita, epidalea calamita! Судьба благосклонна к вам. Думаю, всё будет хорошо с моими яйцами. Они будут взращены на вашей крови.
— Какие у вас короткие и пушистые усики, только сейчас заметила…
— Да. Это моя фишка. А у вас такой большой бородавчатый рот.
— Благодарствую.
— Мне потребуется около трёх минут, так что наберитесь терпения. Я давно такого не делала.
— Ах, ну давайте уже! — она зажмурилась, и сама вытянулась как комариный хоботок в сладком ожидании.
— Ох, до чего ж зябко-то! Ох. Какая кровь холодная. Готово. Только не смотрите на меня. Я стесняюсь.
— Ничего не почувствовала. Место укуса даже не красное.
— Подождите, подождите, скоро будет.
— Да вы ж ничего не сделали.
— Вы так холодны. Для меня такое непривычно.
— Ну нету же!
— Могу вручную, лапками расчесать, но за комариный петтинг извольте-с доплатить.
— Мать честная! Что это вы там себе подложили?!
— Попросила же не смотреть!
— Присвятой комар!!
— Ти-и-ише. Ну что вы так. Я же стараюсь вам понравиться.
— Не перебор ли?!
—  А вы зоолог что ли?
— С детства комарами увлекаюсь.
— Да? Странное увлечение.
— Какое есть. И всё-таки… что это такое?!
— Где? Ах, это. Как же… это вот то самое, ну которое было, как бы это сказать «в вас».
— Моя кровь?
— Она самая, дорогуша.
— Как… странно выглядит…  А ну-ка дайте разглядеть.
— Ой, не стоит. Вдруг вы её обратно потребуете? Всякое, знаете, бывает-с.
— Нет, нет, нет. Это не моя кровь… Это…
— Дорогуша, послушай, это уже совсем не весело. Какая нафиг разница что там. Это мой… пищеварительный кулёчек.
— Кулёчек?! Да у вас там воздушный шар!
— Неужто совсем не нравится? А я так долго цвет подбирала…
— Не слишком ли большой кулёчек? Особенно после трапезы хладнокровным существом.
— Придираетесь уж больно. Нца-а-ай. Всё настроение от игры испортили.
— Ты думаешь, мы тут играем?
— Думаю, мне пора. Подыскивать себе водоём, раскладывать яички… всё такое, в духе честных самок. Удачи с вашими тромбоцитами. Надеюсь, я как-то помогла.
— Честным самкам их тяжкий кулёк с кровью ты тоже помогаешь донести до места кладки яиц, самозванец?
— Как не стыдно! Что за нелепость! И как вам такое в голову пришло? Я б и не подумала! Ведь я их очень уважаю. Знаете, всё. Зелёно оставаться!
— А ну стоять! — она сорвала языком с тельца Кулекса пузатую красную лампочку, повертела её и догадалась — это какая-то ягода. Berberis vulgaris, ягода барбариса обыкновенного, словно экспонат, аккуратно помещенная в продолговатый стеклянный колпачок.
— Дешёвка. Мог хоть немного постараться? Выпирает же.
— Ну что вы де-е-елаете? Руки убра-а-ала. Это ведь символ счастья.
— Счастья? Семейного счастья! Что ты можешь о нём знать?!
— Фу, како-о-ой. Весь вайб испога-а-нила. Я самка комара обыкновенного! Не трожьте меня-я-я…
— Пустобрёх-нектаросос, а не самка!
— Да ну бросьте… не смешно уже.
— Самец!
— Клевета…
— Самец!!
— Забери свои слова обратно!
— Ты самец!!!
— Напраслина!
— А я думала всё это время, уж не слишком ли тонок твой хоботок. Да хоть налепил бы что туда.
— Да как ты смеешь! Какое хамство!
— Шесть иголок. Как же! Кожу собрался мою проколоть? Да не в жизнь!
— Да я… да я… Что ты себе позволяешь, в самом деле? Чепухистику тут развели…
— Что ТЫ себе позволяешь?! То-то мне показалось, как тихо ты крыло держишь. Пищать он мне тут пытался. Не в жизнь! Не в жизнь ты столько взмахов за секунду не сделаешь, как настоящая кровососка-несушка!
— Наподдать бы тебе как следует. Хабалка! Я могу сделать столько же взмахов. Минимум пятьсот в секунду. Тебе показать?
— Да ни в жизнь. Нет у тебя женской выносливости.
— Типичный женский шовинизм!
— Ха!
— Мне тоже есть, что сказать!
— Давай! С радостью послушаю!
— Да! Я самец! Нектаросос. Я из этих. И хоть на вечерок мне хочется забыться, примерить на себя личину самки-кровопийцы. Может, в будущем я сделаю себе операцию по увеличению хоботка. Тогда смогу и кровь пить, и даже яйца вынашивать, а может, а может даже и за африканскую самку сойду! А если нет, всё равно познаю радости материнства! Как-нибудь найду сурр…
— Да ни одна самка не отложит свои яйца рядом с таким пустобрёхом!
— А сама-то… «У меня что-то с кро-о-овью не так, тромбоци-и-и-иты».
— И что?
— А то! Это в мозгах у тебя что-то не так! Я сразу это почуял!
— Ах, как мы заговорили! Ну, поздравляю! Да! У меня кулицидафилия. Доволен?
— Кулици… о, как… Прости, я не знал. Мне очень жаль. И всё-таки это не должно вытеснять твои манеры. Не могла бы ты напомнить, в чём суть кулици…?
— Я получаю удовольствие от комариных укусов! И уже который год мечтаю об укусах малярийной, большой, наглой самки. Даже маленькой. Лишь бы Африканской.
— Да у тебя очевидно совсем с головой плохо…
— Кто бы говорил. Устроил тут игры в переодевания. Притащил новогоднюю гирлянду. Может ещё комплект Деда Мороза с ёлкой и игрушками припрятал где?
— Чокнутая.
— Веган-нектаросос!
— Я полетел отсюда.
— Никуда ты не полетишь. Уже за одну твою ягодку я могу официально задержать тебя. Своим притворством ты осквернил моральный кодекс природы.
— Отпусти.
— Я прихлопну тебя, как ты и заслуживаешь, грязный нектаросос.
— Мне больно, ты мне крылья рвёшь, прекрати…
— Как думаешь, мы имеем право уничтожать целые виды, особенно те, что нам самим вредят? Отвечать злом на зло?
— Я против геноцида…
— А говорил, поддерживаешь идею внедрения самцов из лаборатории. У меня всё записано. Может ты и сам один из них?
— Но я самый обыкновенный комар.
— Знаю, что обыкновенный. Можешь обратно свою лампочку приклеить. Может на тебя и клюнет какой-нибудь самец…
— Пожалуйста, хватит…
— …решит, что ты самочка, готовая к оплодотворению. Ты так и не понял, кто я? Думал, я просто epidalea calamita? Камышовая жаба с прибабахом?
— Ты жаба из Лаборатории? Я задержан?
— А может ты и прав. Надо вас всех поубивать. И необычных, и обычных. Тогда и жить станет спокойнее, да?
— … я сдаюсь! Чего ты хочешь?
— Таким как ты только дай повод для протестов.
— Ты же убьёшь меня…
— Думаешь, поднимется волна возмущения? Станешь мучеником? Уж больно много чести, не находишь? О тебе никто не узнает.
— Отпусти… мне больно…
— Видишь? У меня под лапой. Ага. Правильно.
— Ты…
— Я. И впрямь. Лабораторная. Только мне нет дела до моего задания. Вылавливать инфицированных комаров уже не моя забота. Патрулировать края болота? Любой на моём месте сгодится. Знаешь, что забавно? Современные самки могут отложить яйца без чьей-либо крови. Но увы, их инстинкт слишком велик.
— К чему ты… клонишь?..
— А сама не знаю. Издалека твой дурацкий маскарад ввёл меня в заблуждение. Ты подарил мне надежду на сладкий укус, а потом стало ясно, что здесь что-то не то. А что до Лаборатории, там уже работают над всякими устройствами. Представляешь, они учатся ловить частоту опасных комаров, записывать их комариный писк, а может и того хуже, начнут по этой частоте передавать особые сигналы, разрушающие организмы малярийных самок.
— … разве… это… не уменьшит болезни?
— Болезни? Да мне до них что! Да. Никаких тебе укусов, никакой крови, никаких яиц! Проклятая Лаборатория. Проклятые искусственные Бразильские особи. Столько упущенных возможностей. Кто меня тогда укусит, а?! Ты что ли? Может вас всех просто стереть и дело с концом? Никакого опыления, пищи для зверей. Можно будет спокойно вымереть. Но нельзя же так… Как думаешь, без комаров кто доберётся до самых диких мест на земле, разгромит там всё? Может, ты этого хочешь?
— Я летел своей дорогой… Это ты попросила проколоть тебе эпидермис… Я всего лишь хотел почувствовать себя желанным… нужным…
— Ты, видать, крайне плохо разбираешься в том, чью кровь предпочитают комариные самки… Неужели ты не видишь, что я жаба?
— Я думал это фантазия …игра… я просто хотел быть полезным… подзаработать…
— А я сразу заподозрила неладное! Никак понять не могла. Смотри, думаю, какой красавец, вроде и самка, а вроде и нет… наверняка у неё есть пара тузов в хоботе.
— Ты… ты пахнешь… этанолом… Ты… как гнилое яблоко…
— Этанол? Мне можно, я ведь не была на службе. Микрофон давно выключен.
— Мне больно…
— Лучше бы тебе не попадаться жабам с кулицидафилией! Ничего не можешь, жалкий самец-нектаросос, ни ужалить, ни самку оплодотворить.

— Помогите…
— Ты знаешь, как непросто убедить комариную самку проткнуть такую как я? Они не верят мне, думают, я их съем. Просто съем? Не-е-ет. Мне нравится, как они пытаются это сделать, как мёрзнут, умирают. И знаешь, что я делаю потом? Я возвращаю то, что моё по праву. Ем их вместе со своей собственной кровью. М-м-м-м. На вкус как холодный томатный сок. Перепоночки оближешь. Эй, ты там не спи, тебе скоро в школу вставать, «дорогуша». Ты же не понимаешь… Ты, Кулекс, не превосходишь жёлтолихорадочную самочку Aedes aegypti ни в чём. Знаешь, какой объём они могут переносить? Ох, и вывел же ты меня из себя своей ягодкой! Был ты в Африке, не был — не имеет значения. Как-никак, я тебя поймала, а значит, у меня есть на то причина, правильно? А ты у нас полный комплект: комар обыкновенный? Обыкновенный. Самец? Самец. Так ещё настолько жалко имитирующий высокий стиль нетрадиционной элитарной моды африканских нектарососов, аж стыдно. Куда ты лететь собрался? Кому ты нужен? Ягодку свою хрумкать? Говоришь, стоит истреблять опасных комаров? И что потом? Мы истребим всех опасных комаров, на смену им придут новые, с ещё более устрашающими болезнями. Придут новые виды, особи… Они станут почтальонами новой супер-чумы. Никто не спасётся. Они облепят Землю как мука влажное тесто, проткнут планету миллиарды раз, заполонят ядовитой слюной и тогда-а-а-а, тогда вздуется волдырь размером с дирижабль, увеличится до луны и разорвёт континенты на части, затопит реки… моря… океаны. А я? Я взмою на кровавых волнах…
Она поджала коленки, и скрючила ноги. Что-то требовало вырваться наружу. Одновременно с этим она получила странное удовольствие. Искала его всю беседу, и, наконец, маятником оно качнулось в её сторону. Пленённое насекомое уже не слушало жабу. Раздался неприятный, выворачивающий звук.

Словно вишнёвое мороженое под лучами солнца растеклась она по земле и накрыла кровавой слизью тело комара обыкновенного. Рядом выпал большой чёрно-жёлтый жук-бомбардир, brachinus nobilis, семейства жужелиц. Едва перебирая слепленными конечностями, он сумел отползти в сторону подальше от тошнотворной реки. Мимо него проплыл крысиный хвост, чьё-то оторванное крыло и несколько лапок.

Наступила тишина. Время застыло, и бедный комар Culex pipiens тоже навсегда застыл в бордовой гуще, как в смоле.

Никто не ужаснулся сегодняшней трагичной встрече, никто не возмутился, никто не явился помянуть Кулекса. Из-за страха перед лабораторными жабами? Вряд ли. Скорее, недостаточный повод, тем более для заявления о комаризме. Прославляли ли здесь подспудно вместо общекомариных ценностей подобные идеологии? Трудно сказать. Оказался ли сей инцидент единственным? Вряд ли. Ничего вопиющего не произошло. Просто очередная жаба с четвертованным мироощущением, с трудом окончившая школу, дотянувшая экзамен до категории C, жаба с распространённым недугом и страстью повторно отвоёвывать собственную кровь, нашла способ почувствовать себя первоклассным звеном в заскорузлой пищевой цепочке.

«Схватить удовольствие за хвост в любой ситуации — талант, а находить своим талантам применение в окружающей среде — дар, ни в чём не уступающий известной глиняной хреновине, как и своду жабьего кодекса», — таковой являлась её хрупкая позиция.

Упомянутый мною недуг найдётся у многих. Среди комаров. Среди жаб. Везде. И тем ни менее, всем нам важно придать ему отчётливый облик. Возвеличить, романтизировать, ограндиозить. Не потому ли образ его столь привлекателен? Не потому ли вокруг противостояния с ним строится фабула любой сказки? Как только мы научимся писать и читать, нас обучат изобличать сей неопрятный недуг. Переодевать, разукрашивать, играться, а заодно и обезличивать, упрощать в угоду рвущейся ватаге эмоций.

Ему не нужен устрашающий бордовый плащ с длинным воротом, не нужны рога, хвост или клыки. Ему не важна одежда, униформа, количество заслуг и медалей, религия, пол, гендер или цвет шкуры. Он зауряден, низмен и рутинен. Он может тлеть на углях благочестивых замыслов об освобождении угнетённых, разгораться и гаснуть от идей о чистоплюйных завоеваниях, но чаще всего — укореняется в механическом, бездумном повторении канцелярских обычаев. Он не ищет повода к долгим раздумьям, — повторять, штамповать, пролистывать, машинально подписывать — таков его дневной обряд. Вы знаете, о каком недуге идёт речь. Он сладок и зазывателен, науськивает нас из-под автозагара справедливости, он кукловод порядка и праведности, но ему неведомы и не интересны ни правда, ни порядок. Malus vulgaris. Зло обыкновенное.

Трагическая гибель Кулекса не повлекла за собой никаких болотных волнений. Они возникли гораздо позже, вместе со схожим инцидентом, где трагически погиб именно мадагаскарский комар. Он прилетел к нам в надежде на лучшую жизнь. Ни малярию, ни лихорадку денге он не вызывал. Однако на его счету имелись задержания за ограбление непереваренной крови у беременной комариной самки и много других мелких преступлений, в том числе торговля ворованной кровью. Вместо отправки комара в Лабораторию, говорят, жаба с похожим недугом съела комара.

Вести разлетелись в одночасье. Прошло полдня и уже по всему болоту жабы и комары подымали вверх ягоды барбариса в память о мадагаскарском комаре. Немногие, кто помнил про предыдущий случай, предложили ягоду как знак счастья, которого мадагаскарский комар лишился. Berberis vulgaris каким-то образом успел побывать тотемом семейного очага, имитатором женского плодородия, а окончил, как символ несправедливости ко всем комарам из тропических регионов. Кто-то находил ягоду клюквы или брусники, кто-то возвышал над собой гранатинку или смородинку. К сожалению, все они ещё не догадывались о существовании недуга. У всех над ушами жужжали такие слова, как «кулицидафилия» и «комаризм», «камышовая жаба» и «мадагаскарский комар». Это оказались очень удобные и одурманивающие слова, а их сочетания — ещё удобнее и эффективнее, по крайней мере, для распространения зла обыкновенного. Виноватых побыстрее утрамбовали по категориям, присвоили понятные всем штампы. А за ними-то сам недуг никуда не делся.

Постепенно к злосчастному месту гибели слетелись и другие комары, подпрыгнули разные жабы. Оно сделалось местом паломничества всех неравнодушных. В знак солидарности жители возлагали ягоду-барбарисинку. Иногда самцы комары приносили пыльцу, самки жертвовали каплей слюны, а жабы кончиком языка или толикой холодной крови. В итоге всё превратилось в поле, заваленное разнообразными дарами с ягодами. Кто-то даже изловчился и притащил из отдела улик Лаборатории берберис Кулекса в стеклянном колпачке.

Прошло несколько дней. Отдельные комары полетели ещё дальше: взбунтовались и принялись угонять с болота чужие кувшинки, поджигать камыш, обворовывать кладки с яйцами, вынуждая мирных комаров в страхе прятаться по домам, некоторых жаб в бессилии сложить лапы, а иных даже покинуть болото.

На месте гибели Мадагаскарского бедолаги разгневанное сообщество комаров во главе с самками из дальних регионов устроило затяжную комаркханалию. Слетелись самые опасные комары отовсюду: из Майотты и Южной Америки, с Мадагаскара и Центральной Африки, из Индии и Юго-Восточной Азии. Все будто ждали возможности вылезти из своих субтропических поясов, дабы приобщиться к общему комаробесию. Они трясли разными ягодами, кричали лозунги, кидались нерождёнными детьми, громили болото и даже надругались над парой кротов, вылезших не вовремя на поверхность. Когда ценой множества смертельных укусов и кровавых хлопков рой комаров удалось ненадолго разогнать, на месте бурных протестных спариваний обнаружились осколки стеклянного колпачка Кулекса. Растоптанные до мелких песчинок, неопознанные, безликие осколки.

Никто так и не смог понять — откуда здесь, под толщей липких барбарисовых шкурок, нектара и крови образовалась колючая, звенящая пыль.

06/2020