— Добрый вечер, братья и сёстры, — начал Верховный Жрец. – Собрание от пятого июня две тысячи семьдесят четвёртого года объявляю открытым.
Толпящиеся вокруг люди в мантиях с капюшонами забурчали что-то в приветствие.
— Не буду тянуть, — продолжал Верховный Жрец. – Сегодня, как вы все помните, мы совершим жертвоприношение Владыке Тьмы. И в качестве жертвы у нас…
Он на мгновение отвернулся к шкафу у стены, а когда повернулся обратно, в руках у него был лоток с хомячком.
— …эта тварь! Она будет принесена в жертву Владыке! – Верховный Жрец заозирался. – Так, где наш стол? Сестра Анна?
— В кладовке остался…
— Так принесите! Брат Антон, брат Виктор – несите столик.
— А он какой? – спросил один из мужчин в мантиях.
— Белый такой. Стальной, покрыт эмалью. Подарок от сталепрокатного завода на тридцатилетие нашей церкви. Он, кажется, за креслом с ремнями…
— За тем креслом, которое в коричневых пятнах?
— Да, в пятнах…
— И потёках?
— И потёках.
— В таких, на ржавчину похожих, пятнах и потёках, да?
— Да, да, прямо за этим креслом! Идите же.
Когда столик был водворён в центр комнаты, Верховный Жрец опустил на него лоток с хомячком и достал из складок мантии ритуальный кинжал.
— Держи, сестра Ольга. Тебе я доверяю эту честь!
Женщина из толпы затравленно глянула на остальных и нерешительно взяла холодное оружие.
— О, Владыка! – продолжил Верховный Жрец, устремив взгляд под потолок. — Прими эту жертву в знак верности и покорности тебе! Да насытит тебя его кровь!
Сестра Ольга медленно подняла кинжал над хомячком. Лезвие ощутимо подрагивало.
— Давай же, сестра! – гремел Верховный Жрец. – Во имя Владыки!..
Но кинжал отчего-то не опускался.
— Сестра Ольга? Чего вы ждёте?
С оглушающим звоном кинжал упал на каменные плиты пола. Жрец удивлённо посмотрел на сестру Ольгу, которая склонилась над хомячком, всхлипывая.
— Не убивайте его!
— Сес-тра Оль-га! – по слогам произнёс Верховный Жрец, покраснев от злости. – Сделай то, что должна!
— Не могу, о Верховный! Он же… Он же… Посмотрите на него! Такой невинный… Жуёт себе…
Верховный Жрец посмотрел на хомячка. Тот равнодушно что-то ел.
— Ну вот опять… Так, кто ещё против жертвоприношения хомяка?
В толпе что-то забормотали.
— Нехорошо как-то… Животное-то убивать… Жалко скотину… Ладно бы крыса, а то – хомячок… — слышались приглушённые голоса.
— Нехорошо? Это почему же?
— Так ведь тоже божья тварь, за что убивать-то?..
— Чья-чья тварь? – прищурился Верховный Жрец, вперившись взглядом в одну из фигур.
Фигура нервно завозилась, но ответила:
— То есть… Создание Владыки Тьмы, я это хотел сказать…
— Можно, я заберу хомячка? – с надеждой в голосе спросила сестра Ольга.
— Забирай, свет с тобой… А, да чтоб вас всех! – Верховный Жрец подобрал кинжал и швырнул его на полку шкафа. – Сколько можно? Приносить в жертву козлов мы не хотим, жалко нам козликов… Коровы у вас сразу отпали, другой крупный скот тоже. На кошек и собак у вас рука не поднимается. Да о чём я вообще? В прошлый раз брат Сергей не смог зарезать курицу!
Брат Сергей виновато глянул на Верховного Жреца из-под капюшона и снова опустил взгляд.
— Теперь вот и хомяк – чья-то там тварь. Вроде бы мелкая скотинка, но нет! Кого же приносить нам в жертву? Мух и тараканов? Владыке Тьмы нужна кровь!
Верховный Жрец обвёл всех суровым взглядом.
— Зачем вы вообще сюда припёрлись? Никто же не заставлял вас вступать в нашу церковь! В контракте чётко была прописана обязанность совершать жертвоприношения! Вот ты, брат Василий. – Он ткнул пальцем в одну из фигур. – Зачем ты здесь?
— Дык… Это… Мы же по закону обязаны какую-то религию иметь. Федеральный закон, сами понимаете…
— А почему именно эту? Почему церковь Владыки?
— Ну… Тут это… Самое дешёвое членство и самые низкие пожертвования…
Жрец застонал и повернулся к раковине.
— Всё, я умываю руки. С такой паствой – ни во тьму, ни к свету. Я умываю ру… Не умываю? Где вода, чёрт возьми?
Верховный Жрец принялся махать руками перед ржавым краном на фотоэлементах.
— Всё ещё нет воды? Там же с утра сантехник возится!
— Не возится, — послышался голос из угла. – И давно уже.
— Вы здесь? – Жрец посмотрел на усатого мужчину с пропитым лицом, сидевшего на стуле у входа и лениво листавшего эротический журнал. – Почему вы не внизу? Почему не чините трубы?
— Я давно уже пришёл. – Сантехник потянулся и зевнул. — Не хотел прерывать вашего весёлого сборища.
— Почему. Нет. Воды?
— Ну… как сказать? – Сантехник отложил журнал и хитро глянул на Верховного Жреца. – В лимит вашей страховки ремонт никак не укладывается. Трубы прогнили – раз. Вентили не работают – два. Оборудование старое, запчасти такие сейчас найти трудно – это уже три. В общем, как понимаете, доплатить бы надо.
— Доплатить, — процедил сквозь зубы Верховный Жрец. – Опять. Вы в тот раз за починку унитаза взяли столько, что легче было новый купить.
— Пф-ф-ф. Ваше право, уважаемый. Не хотите – делайте всё сами, а я пошёл.
Сантехник встал и неспешно направился к выходу.
— Постойте… — Верховный Жрец вздохнул. – Ладно…
Повернувшись к пастве, он хотел что-то сказать, но услышал, как люди переговариваются, кивая в сторону сантехника.
— Да… Та ещё скотина…
«Это точно, скотина», — подумал Верховный Жрец… И тут его осенило.
— Брат Антон, брат Виктор, — сказал он, — отнесите столик обратно. И принесите то кресло, которое стояло рядом.
— То, что в пятнах?
— Да.
— Коричневых таких, как ржавчина?
— Его, его! Да поживее! А вы, уважаемый работник, проходите, присаживайтесь. Сейчас обсудим, сколько нужно доплатить. Мы же с вами цивилизованные люди, не варвары, всё можем решить за беседой. Вон вам и креслице удобное несут. Мягкое такое, гостевое.
— Ну вот, другой разговор… — Сантехник самодовольно усмехнулся в усы.
— Конечно, конечно… Садитесь. Удобно?
— Да ничего, только ремешки мешают…
— Мешают? А мы их вот так аккуратненько пристегнём. И вот здесь тоже. И здесь. Как вам?
— Туговато чё-то… Рукой не шевельнуть…
— Это ничего, так и быть должно. Сестра Анна, подайте мне нож. Вон он, да вон же, в шкафу валяется.
В тот вечер все ушли домой в хорошем настроении. Больше всех довольны были Верховный Жрец и сестра Ольга с выжившим хомячком.
Сам хомячок, однако, своего спасения не осознавал и потому к произошедшему остался равнодушен. Даже жевать не перестал.