Под темными колоннами, в тенях горько-оранжевого огня происходит ритуал. На костяном пьедестале с высеченными полосами и нечитаемыми иероглифами ебут, подняв ступни к потолку, молодую девушку с пышными каштановыми волосами. Я участвую в этом – держу её под правую ступню.
Со мной ещё несколько человек держат бедняжку в таком положении, несколько стоит под нами на коленях вознося хвалы и читая молитвы, другие стоят в тенях и строго наблюдают. Один жарит её, разнося по каменному подвалу плотные тяжелые шлепки, стоны и придыхания. Упираясь ладонями в шершавый пласт и коленями в острое ребро пьедестала, мой удачливый собрат так и манит вбить середину его коленных чашечек в это ребро, чтобы с хрустом и треском, а также глубоким углублением.
Он брызжет слюной над головой девушки, набирает скорость и вот команда – мы тянем девушку в сторону нашего собрата, а он, напротив давиться лечь ей на грудь. Так и прижимает мы их друг к другу как можно плотнее.
Он до упора изогнул предплечья над кистями, выпирая локти в стороны. Вот бы надавить чтобы уёбок почувствовал ногтями свой взмокший покров волос на руках.
Он закончил – резко, но незаметно. А девушка, сжав губы и веки, тонко и протяжно замычала; мелко задрожала и потянула носочки с расторопными пальчиками вверх. С липким звуком они отстраняются друг от друга. Мы кладем девушку обратно на пьедестал. А ебавший её собрат всей грудью пытается отдышаться, я вижу несколько мокрых шипованных колец, надетых по всей длине его члена. В таком мельтешении теней не разглядеть ни пота, ни крови, ни спермы. Но запах гари от факелов не может перебить их запаха. Даже под моей мантией все тело вспотело, с конца ещё не до конца опавшего члена вот-вот скатится капля спермы, а в пересохшей пасти надкушенная губа поит меня кровью.