Красное и Белое

Они шагали рядом –

два мира чувств и понятий

неспособные сообщаться

ПРОЛОГ

Мне сорок лет. Мое имя… впрочем, кому какое дело до имени? Мне сорок. Этого достаточно.

Достоевский к сорока годам успел побывать приговорённым к смертной казни, отбыть срок на каторге и сочинить «Идиота». Хиты сорокалетнего Фарруха Булсара гремели на весь мир. Пушкин до сорока даже не дожил. Пётр I основал и отстроил Петербург, между делом разгромив считающихся непобедимыми шведов.

Мне сорок и ничего великого я не совершил. Ничего такого, за что любят женщины. Между тем, они меня любят. Нелогично, но факт. Оставим сей абсурд на их совести, если, конечно, таковая у них имеется.

Дважды я был женат. Но рассказ пойдёт не о жёнах, а о двух других женщинах, которые оставили глубокий след в моей памяти. Две женщины – два моих фиаско. Две противоположности, разные, как жерло пробуждающегося вулкана, источающее жар и смрад, и бескрайнее поле вызревших колосьев под тихим, голубым, ясным небом.

Режим воспоминаний включен. Свет, камера, мотор! Поехали.

Глава первая, она же предпоследняя

КРАСНОЕ

У меня екнуло сердце, потому что она все-таки вышла из вагона поезда. Я был почти уверен, что обманет, не приедет.

Вышла она очень эффектно. Высокие шпильки, короткое обтягивающее платье кричащего красного цвета, прямая осанка, яркая помада. Несмотря на то, что это была первая в жизни наша встреча, она без стеснений поцеловала меня в губы, подхватила под руку.

Первое впечатление от неё было сногсшибательным. Шикарная, безупречная женщина, которая приехала ко мне и ради меня! И тут… из неё полился трехэтажный мат.

Она костерила на все лады нашу железную дорогу, других пассажиров, с одним из которых у неё случился конфликт по дороге, проводницу. Я тоже умею завернуть крепкое словцо, но она сходу преподала мне мастер-класс! Такие громоздкие речевые конструкции, в которых на одно цензурное слово приходилось несколько матерных, в самых различных красочных падежах и склонениях, мне приходилось слышать разве что от бывших сидельцев. Но от такой женщины? В голове случился разрыв шаблонов. Первый. И, как выяснилось впоследствии, не последний.

— Уходи – сказал я ей в то утро.

— Что?!

Ее губы затряслись, в лице — ни кровинки.

— Уходи. Собери вещи и уезжай. Я больше не могу так жить!

Она резко отвернулась, встала со стула и, оставив на столе нетронутый кофе, ушла в комнату. С видом побитой собаки. Я ударил наотмашь по ее любви? Вряд ли. Скорее, по ее самолюбию…

Но это всё случится через месяц. А сейчас мы выруливаем с привокзальной парковки и едем ко мне домой, с ощущением грядущего счастья и начала новой жизни.

— Я хочу шампанского!

— Сейчас доедем до дома, возьмём, отметим твой приезд.

— Ты не понял меня. Я хочу шампанского! СЕЙЧАС!

Я остановился у первого же магазина, взял две пузатых бутылки. Она настояла, чтобы непременно две. За полчаса дороги в нашей диспозиции произошли следующие изменения: первая бутылка была пуста, а Вера пьяна до изумления.

Мы уже почти подъезжали к дому, когда она скинула туфли, отстегнула ремень безопасности и положила голые ноги мне на руль.

— Ты что делаешь?? Мы же так и разбиться можем!

— Мне все равно. Зато разобьёмся вдвоём.

Я аккуратно снял ее ноги с руля. Она приподняла одну из них, и неожиданно провела пальцами ноги по моей щеке.

На город уже надвинулись сумерки, когда мы припарковались у моего подъезда. Был прекрасный, тёплый, благоуханный летний вечер. Конец мая, самая любимая пора из детства, когда, отучившись последний день учебного года, ты понимаешь, что впереди ещё всё лето, а до первого сентября – беззаботная вечность, наполненная приключениями, солнцем и, возможно, даже морем, если родители не поскупятся.

Вторая бутылка была открыта, Вера пожелала выпить ее, сидя в машине. Я понял, что отговорить пьяную женщину не получится и благоразумно помалкивал.

— Пойдём на заднее сиденье.

— Вера, пойдём лучше домой?

— Нет, я хочу целоваться с тобой в машине!

Мы пересели назад. Вера задрала платье, расстегнула мои джинсы, отодвинула пальчиком свои трусики чуть вбок и забралась на меня.

И тут… то ли от неожиданности, то ли от такого бешеного напора, то ли от отсутствия хоть какой-нибудь прелюдии, но мой организм вдруг дал сбой, наотрез отказавшись принимать участие в предстоящем действии. И тут я второй раз за день услышал от неё поток мата. На сей раз – в свой адрес. Извини, дорогой читатель, я понимаю, что тебе интересно, но цитировать не стану…

Впрочем, матерный запал быстро иссяк. Вера окончила свою многогранную тираду угрозой завтра же уехать и мы, наконец, поднялись в мою квартиру.

— Где твоя кровать?

— Вот – я толкнул дверь комнаты.

— Я устала с дороги, я прилягу.

Я вышел покурить на балкон. Пазл в голове упорно не складывался. Девочка с внешностью ангела, сквозь черты которого нет-нет, да просвечивают красные, холодные глаза демона. Кого я привёл к себе домой? Что будет дальше? Я не находил ответа, но я помню своё состояние и мысли на тот момент – было тревожно.

Я с силой вдавил окурок в пепельницу и поплёлся в комнату к своему ангелу-демону. Войдя в комнату, я остолбенел, а ноги стали вдруг ватные.

Вера лежала поверх одеяла, абсолютно нагая, закрыв глаза. На лице блудливая улыбка. Тоненькие, как спицы, ее длинные ноги были широко раздвинуты. Низ живота подрагивал в такт ее дыханию. Видимо, мой провал в машине был забыт, и она, как пилот бомбардировщика, пошла на второй круг искушения. Я видел, как набухли и напряглись ее соски, видимо, от предвкушения того, что сейчас произойдёт…

Я не помню, какая железа отвечает за выработку тестостерона в мужском организме, но доподлинно знаю, что в эти секунды она пахала как бешеная, выбрасывая все новые и новые порции этого чудного эликсира в мои вены! Я разделся с такой быстротой, как будто шмотки на мне горели… и нет, не лёг, а буквально прыгнул на неё!

Эти полные вожделения глаза, неотрывно глядящие на меня, умоляющие ещё и ещё и ещё…

Запах смешения мужского и женского пота, тот самый специфический запах любви и разврата…

Мы не спали до рассвета, иногда прерываясь, чтобы выйти на балкон, то покурить, то просто глотнуть свежего воздуха и бокал шампанского.

Она осталась жить у меня. Вот так просто – приехала и осталась. Самое время вернуться на полгода назад, и вспомнить, как все начиналось…

Свёл нас друг с другом какой-то из многочисленных сайтов знакомств. Я сразу обратил на нее внимание, несмотря на то, что анкета была представлена всего одной фотографией. Высокая, худая девушка, я бы даже сказал – чрезмерно худая. Длинные, прямые, светлые волосы, губки с сексуальной натуральной полнотой, очки на узком личике. Одним словом, милашка, каких мало.

Взаимный интерес почувствовался сразу. Но, несмотря на это, я несколько месяцев не мог добиться встречи. Вера сказала, что живет она в Подмосковье, но ее отправили в длительную командировку в Мурманск, где она сейчас и находится.

Потом ей продлили командировку. Потом ещё раз продлили, и ещё, и ещё…

В ее рассказах о своей жизни была масса противоречий. Только про мужа я слышал три версии: что он погиб в Чечне; что у неё мужа никогда не было; что она развелась несколько лет назад. От ответа на наводящие вопросы она ускользала. Если же вопросы становились слишком конкретны и настойчивы, тогда она попросту исчезала на одну – две недели.

Чем она меня так заинтересовала, что я продолжал это непонятное общение? Я не знаю. Может быть, своими тонкими стройными ножками, а, может, капризно сложёнными, слегка детскими, пухлыми губками.

В один прекрасный вечер она мне написала, что вернулась наконец из командировки. И в этот вечер я наконец понял источник всех ее противоречий.

Вера позвонила мне по видеосвязи. Она была в компании двух подруг, все изрядно навеселе, в какой-то сельской местности. Вера была с сигаретой в зубах. Я вспомнил ее слова, что она не курит и даже никогда не пробовала… Она смеялась, пританцовывала, тыкала экраном телефона своим подружкам в нос со словами: «это мой жених!»

Меня что-то беспокоило, что-то было не так, а я никак не мог понять, в чем заковыка! И вдруг дошло!

У меня за окном было уже совсем темно. А у Веры – день на дворе.

— Вера, стой! Почему у тебя так светло??

Она ахнула и нажала на отбой.

Эта женщина не умела сказать несколько правдивых слов подряд. Ей это претило, это было слишком примитивно, неинтересно. На любой, самый простой вопрос, у неё включалась фантазия. Она была прекрасным рассказчиком, и собеседник глотал выдуманные на ходу истории, не поморщившись. Она была способна выжать триллер из обычного похода в магазин за хлебом. Хотя, о чем я? За хлебом она не ходила, не ее уровень. За пивом – вполне!

Любопытно, что она часто забывала, о чем рассказывала день или неделю назад. Поэтому на один и тот же вопрос можно было получить два диаметрально противоположных ответа. Но поймать ее на вранье являлось непосильной задачей. Скорее, тебя обвинят в маразме, слабой памяти, и вообще «ты совсем не так меня понял!»

Первый и последний случай на моей памяти, когда она призналась в своём вранье – это ее видеозвонок тем поздним вечером, из белых ночей Мурманска в нашу московскую беззвездную темень. Она призналась на следующий день, что ни в какой командировке она не была, что живет в Мурманске, но собирается на днях приехать ко мне.

В последнее я уже не поверил. И когда сообщила точную дату и время – не поверил. И когда писала мне уже из поезда – не верил. И когда поезд подъезжал к Ярославскому вокзалу – всё ещё не верил. Но приехал встречать, дабы совесть была чиста.

У меня екнуло сердце, потому что она все-таки вышла из вагона поезда. Я был почти уверен, что обманет, не приедет…

Мы жили вместе.

Утром я вставал на работу. Умывался, собирался, завтракал, пил кофе. Вера в это время ещё спала, по своей привычке полностью нагишом, едва прикрывшись краем одеяла. В комнате стоял запах перегара. Я заходил, смотрел на неё спящую. Стройные худые ноги, усыпанные родинками, узкие бёдра, маленькая грудь, на которой крупные родинки темного цвета выделялись едва ли не сильнее, чем светло-розовые соски. Я наклонялся к ней, целовал, едва касаясь губами ее нежной, светлой кожи, впадинок, линий. И уползал работать.

Да, именно уползал. Никогда ещё в жизни я не спал столь мизерное количество времени, как в этот месяц. Даже во время сессий в универе мне удавалось урвать больше часов на сон. Дело в том, что Вера каждый день выпивала. Нет, не выпивала – пьянствовала. Нет, не пьянствовала – бухала!

Пила она страшно. Все подряд, не закусывая. Просыпалась в обед, шла в магазин, выпивала. Ждала меня с работы, накрывала ужин, наливала мне и себе. Снова выпивала. Потом мы шли в кровать, занимались любовью. Ее и без того бурная фантазия, вдобавок раскрепощённая алкоголем, выдавала такие сюжеты постельных игр, каким бы позавидовал и опытный сценарист фильмов 18+. Часам к двум ночи она отпускала меня спать, а сама вставала, одевалась, и продолжала пить.

Часы рассвета было похожи на день сурка. Я успел твёрдо выучить ее биологическое расписание. В 4-5 часов утра она падала на меня, совершенно пьяная, сбрасывала на пол одеяло, которым я безуспешно пытался укрыться и спасти свой сон, и буквально насиловала меня. Насиловала долго, упорно, ее ногти с силой впивались в мою плоть. Потом тащила курить на балкон. Мои мольбы и стоны «мне же уже скоро на работу вставать» пролетали мимо ее сознания и испарялись где-то в чёрной глубине вселенной.

Я работал все хуже, терял один килограмм веса за другим. Синяки под глазами уже начали приобретать темно-лиловый оттенок, и грозили разрастись до щёк. В моей жизни осталась одна единственная заветная мечта – выспаться! Тело молило о сне – и не получало его.

Наверное, мы смешно выглядели, когда шли вместе по улице. На выход она всегда одевалась подчёркнуто сексуально – кофточка с открытой спиной, короткая юбчонка выше колен, туфли на высоком каблуке. При ее росте и внешности, это выглядело эффектно и гарантированно валило с ног всё окружающее мужское население в возрасте от 16 до 65 лет.

Рядом с ней, за руку, плёлся я. Сонный, измученный, едва волочащий ноги. Позабывший, что такое держать спину прямо.

Пробовал ли я откровенно поговорить с Верой? Да, конечно пробовал. Мои попытки поговорить она пресекала милым хулиганством. Начинала с рассеянным видом гладить меня пальцами ноги по бедру, или же вставала, слегка наклонившись, приподнимала края халата, и в таком виде прижимала меня своей спиной к стене, совершая бёдрами круговые движения. Одним словом, всячески показывала, что разговаривать на эту тему ей неинтересно, а интересно совершенно другое.

Решение избавиться от Веры зрело во мне. Я вспоминал ещё недавние холостые одинокие деньки, как самые счастливые и солнечные моменты жизни. Дальше так продолжаться не могло. И в одно прекрасное субботнее утро я решился.

… Уходи – сказал я ей.

Она ушла. Я купил ей билет домой, в Мурманск. Впоследствии я узнал, что она уже пятнадцать лет замужем. Я не знаю, что она наплела мужу о своём месячном отсутствии. И знать не хочу.

В тот день я на радостях напился и не ложился спать до семи часов утра.

Глава вторая, она же последняя

БЕЛОЕ

Эта история случилась на восьмом году моего брака. Стыдно, но слов из песни не выкинешь.

Я бессовестно тратил своё рабочее время на общение в чате сообщества в одной соцсети. Тема вечера была озвучена одной из участниц — «опишите идеальный для вас секс».

Свинью не стоит два раза просить хрюкнуть. Я с удовольствием принялся за дело. Пальцы стучали по клавишам, выбрасывая один за другим абзацы моих фантазий в сеть.

Когда я в деталях расписывал взаимные оральные ласки, в мое повествование вклинилась Света. Я видел несколько раз ее страничку в нашей группе, но не обращал особого внимания. В чате стало по настоящему жарко! Я описывал свои действия, она отвечала своими. Чат притих, все читали только нас двоих.

Через продолжительное время и добрых нескольких тысяч слов, наша совместная импровизация закончилась описанием бурного финала. Чат аплодировал стоя. А Света написала мне в личные сообщения. Я ответил. В тот день мы болтали до поздней ночи, и не без сожаления пожелали друг другу приятных снов…

…Я стоял в очереди паспортного контроля аэропорта Борисполь. Я улетал домой, в Москву. Я знал, что вижу ее в последний раз. Она знала, что больше не увидит меня. Она плакала. Ее рот некрасиво кривился, потёки туши чёрными ломаными лучами обрамляли глаза.

Она последний раз обняла меня. Когда отпустила – моя щека была мокрой от слез. Не моих. От ее слез. Простил ли я себе это предательство? Не знаю. Наши самые строгие судьи – мы сами. Адвокат, выступающий внутри меня, ласково утешает, говоря – ты не мог поступить иначе. Но встаёт с места прокурор, и роняет короткое, но самое тяжелое на свете слово – МОГ!

Но это все случилось много позже. А сейчас… сейчас мы переписываемся. Каждое утро. И день. И вечер. И ночь. Когда только возможно.

Она прислала мне свою фотографию. Абсолютно обнаженная, стоя босиком на ковре в своей комнате, она держит руки на бёдрах и улыбается своей детской улыбкой.

По прошествии многих лет, я помню эту фотографию в мельчайших деталях.

Свете было 23 года. Она вела уроки английского языка в школе. Она купила билет до Москвы. Как она мне потом с милой непосредственностью призналась, на билет ушла примерно половина ее месячной зарплаты школьного учителя провинциального городка юго-запада Украины.

— Но почему ты мне не сказала?! Я бы купил тебе билет!

— Я хотела сделать себе подарок. Подарить себе встречу с тобой. Зачем мне эти деньги, если я не могу увидеть любимого человека?

Пролетали дни, недели, месяцы. Я тонул с головой в этих отношениях, и мне это нравилось! Мессенджеров для смартфонов в те времена ещё не было, как, собственно, не было и самих смартфонов. И лишь то, что я работал за ежедневно допоздна за ноутбуком, позволяло нам почти непрерывно общаться.

Поезда и самолеты стали нашими лучшими друзьями. Командировки по работе позволяли мне иногда сбегать из дома на несколько дней. Заселившись в очередную гостиницу, дорвавшись наконец друг до друга за долгое время разлуки, мы начинали наше живое общение с горизонтального положения. У нас появились свои привычки, свои ритуалы. Начиналось всегда одинаково – я ложился на спину, Света садилась на меня, наклонялась, целовала. Ее волосы закрывали от меня весь мир, я не чувствовал ничего, кроме влаги ее поцелуев и жара ее тела, не видел ничего, кроме ее глаз. Это было ощущением абсолютного счастья. Остановись, мгновенье, ты прекрасно!

К сожалению, за всё в этом мире приходится платить. За счастливые мгновения я расплачивался необходимостью быть лгуном и вести двойную жизнь.

Очередная моя ложь позволила нам провести целую неделю вдвоём в Крыму. Странно, Света совершенно не ревновала меня к моей жене, но в тот наш совместный отпуск на Азовском море ловила каждый мой случайный взгляд, обращённый не на неё. Она умудрилась за неделю устроить мне рекордное число ревностных скандалов. И все же, это были лучшие дни моей жизни. Мы много гуляли, купались, по вечерам мы сидели с бутылкой вина на балконе, я без конца рассказывал анекдоты, а она заливисто и заразительно смеялась. Потом мы шли в кровать, и вспоминали все наши фантазии, сочиненные экспромтом в долгих ночных переписках.

Со временем я познакомился с двумя лучшими подругами Светы. От них я узнал, что в пятничные вечера они ходят на дискотеку, танцуют, пьют шампанское, а Света…

Света по пятницам, как и в любой другой день, сидит по вечерам за компьютером, в соцсети, и ждёт моего появления онлайн…

Все чаще я стал слышать упреки от ее подруг – ты мужчина, ты должен сделать выбор.

— Мне жалко Свету. Она живет только тобой. Она не гуляет, не живет, только сидит перед монитором и ждёт тебя.

— Но что я могу поделать? Я женат, у меня дети…

— Ты любишь ее?

— Люблю!

— Тогда разводись! И забирай ее к себе!

— Я… я не могу…

— Значит, не любишь!

Но я любил. Я знаю, что любил. Выбор между счастьем и долгом – что может быть кошмарнее?

В какой-то момент, о выборе заговорила и Света. Не напирая, не насилуя мне мозг. Деликатно, как это было ей свойственно, намеками, но… Мы уже целых полтора года встречались, и я прекрасно отдавал себе отчёт, что дальше так продолжаться не может. Выбор был неизбежен. И я его сделал.

Света была слишком дорога мне, слишком близка, чтобы сказать ей об этом по телефону. Я обязан был сделать это лично, глаза в глаза. Хотя бы в этом – не струсить.

Я взял очередную «командировку», забронировал гостиницу в Киеве. Всю дорогу сочинял и репетировал в голове слова, которые я ей скажу.

Она была сама не своя в эту встречу. Любила меня с особым остервенением, жадностью, как в последний раз. Да это и был последний раз…

Даже спала она в эту ночь не так, как обычно. Просыпаясь по утрам, я обычно находил ее в самом дальнем углу кровати. В этот же раз, она крепко держала меня всю ночь, не отпускала, обвивая руками за шею и для верности закинув на меня ножку.

Проснувшись, я долго не смел разбудить ее. Ловил последние моменты соприкосновения тел, слушал ее дыхание, нежно, аккуратно, чтобы не разбудить, прижимал к себе, гладил рукой по закинутой на меня ножке, по спине, прижимался ухом к ее левой груди и слушал биение сердца.

Приближался дедлайн. Через несколько часов вылетал мой рейс до Москвы. Я разбудил ее, мы позавтракали в ресторане гостиницы, выпили ароматный, свежемолотый кофе, который на фоне предстоящего разговора показался мне на удивление отвратительным.

— Любимка, нам надо поговорить.

Света смотрела на меня затравленным взглядом:

— Не надо. Я знаю, о чем будет наш разговор. Я знаю, зачем ты прилетел. Пожалуйста, не надо…

Я все-таки что-то говорил ей. О семье, о детях, о долге. О том, что никто не знает, как сложится жизнь. О том, что, может быть, мы будем когда-нибудь вместе. Что мы обязательно ещё увидимся. И прочий бред в таком же духе.

Уже в здании аэропорта она сказала мне:

— Спасибо за красивые слова. Но я знаю, что вижу тебя в последний раз…

… Она плакала. Ее рот некрасиво кривился, потеки туши чёрными ломаными лучами обрамляли глаза.

А я улетел. Улетел в свою несчастливую семейную жизнь, выполнять свой долг отца и мужа. Отцом я остался до сих пор, а вот что касается мужа, то данное мое состояние было прекращено штампом, закрепившим развод, всего через три года после рассказанной мной истории.

Стоили ли эти три года ее слез?..

Уже после нашей финальной встречи в Киеве, Света сделала себе цветную татуировку на ягодице. Сердечко, в сердечке ленточка, а на ленточке мое имя латинскими буквами. Сделала, и прислала мне фотографию.

Все, что у меня осталось от неё, это две фотографии. Та самая, первая, с детской милой улыбкой, и последняя, с моим именем на ягодице. И ещё воспоминания. Память — о моей двойной жизни, лжи, и предательстве.

ЭПИЛОГ

Как часто мы ошибаемся.

Как сложно, безумно, нереально сложно встретить свою настоящую любовь. Встретить и сохранить ее.

Как много лишних людей в нашей жизни.

Как много настоящих, преданных нам спутников, которых мы не ценим и не замечаем.

Как часто не замечают нас самих.

Мужчине надо много женщин, чтобы забыть одну. И одна – чтобы забыть всех.

Ты беспокоишься за судьбу героя этого рассказа, мой читатель? Встретил ли он наконец ее? Очень может быть, что да.

Но это уже совсем другая история…