Кракатук

Под ногами что-то неприятно и громко хрустит.

То ли кости погибших в бою солдат, то ли снег, который покрыл белым пеплом многочисленные тела в зелено-красных и белых мундирах.

Ноги проваливаются и застревают в этих сугробах, схваченные будто бы огромными ладонями снежных великанов. Идти трудно, но сбиваться с установленного темпа ни в коем случае нельзя, пока за спиной наконец-то не стихнет эта гулкая, тревожная канонада орудий и криков.

Глубокий вдох.
Легкие пронизывает сотня морозных игл, от которых в груди вдруг распускаются ледяные цветы с колючими лепестками, что жадно впиваются в разгоряченную плоть. Больно настолько, что внутри вдруг всё мгновенно замирает, превращается в один огромный, практически нестерпимый болезненный ком. Ещё чуть-чуть, совсем чуть-чуть и сил не останется вовсе — провалишься в эту бездну, замёрзнешь в этом белом плену вместе с остальными павшими воинами.

Выдох.
Изо рта так и валит пар, как у загнанной охотничьей собаки. Но с этой полупрозрачной дымкой, кажется, что уходит вся эта мерзкая, скопившаяся внутри боль, этот всепоглощающий спазм. Приятное тепло разливается по всему телу, но лишь на секунду, на мгновение, которого хватает для того, чтобы собраться с силами, сжать волю в кулак и сделать очередной решительный рывок в сторону леса.

Это единственное место, где можно укрыться.

За спиной остается широкий след от мантии и глубокие следы ног, в которых алеют пятнышки карминовой крови.

— Только продержись…ещё совсем немного…

Собственный голос звучит неестественно и незнакомо в этом тревожном гуле — охрипший, тихий, утробный, его практически и не отличить от свиста нарастающей метели. Каждое слово режет лезвием пересохшее горло. На глазах выступают слезы — не то от животного страха, не то от холода.

И хотя взгляд ясных голубых глаз устремлён в темноту леса, вся его суть обращена к той, которую он пытается спасти из последних сил.

***

— Помоги мне!

Он выглядел жалко.
Наследный принц империи явился сюда за считанные минуты, представ в весьма непрезентабельном виде: вспотевший от быстрой езды, с растрепанными золотистыми волосами и раскрасневшимися от холода щеками. На него было и больно, и смешно смотреть.

Принц прекрасно осознавал всю степень своего унижения перед такой особой, но не мог с этим ничего поделать. Ситуация была безвыходной.

— Прошу, помоги!

Некогда надменное, величественное лицо исказилось гримасой отчаяния и животного страха. Испуганные аквамариновые глаза глядели на неё из-под подрагивающих тонких ресниц, ожидая хоть какой-то реакции, хоть какого-то ответа. Времени не было, нужно было что-то предпринять прямо сейчас! Сию минуту! Как можно скорее!…

Но, кажется, Ведьме это было совершенно безразлично.
Спокойная, будто и не заинтересованная в горестях своего Принца, она сидела в кресле у окна, сложив на коленях ладони в замок. Многочисленные кольца на её тонких пальцах сверкнули во всполохах пламени, танцующего в камине.

— И что ты хочешь от меня? Эликсира бессмертия? Стихийных бедствий? — в её голосе звучали нотки издёвки.

— Хоть что-нибудь! Нам не выстоять против их армии!

На секунду в её серых глазах мелькнуло что-то потустороннее, но лицо её — бледное и красивое в мягком свете огня — оставалось неизменным. Лишь тонкие губы чуть дрогнули, расплывшись в сдержанной улыбке. Она заговорила, задумчиво уставившись куда-то и будто бы размышляя вслух:

— Тебе нужна армия, что пойдет против любого огня и ветра; что безропотно подчинится тебе…Солдаты, которые не будут чувствовать ни боли, ни страха. Ведь так?

Златовласый Принц обратился в слух, стараясь поймать каждое сказанное ею слово. Он с содроганием ожидал от неё каких-то действий, какого-то чуда, которое смогло бы спасти их королевство от кровожадной мышиной армии. Сам он был совершенно бессилен перед неприятелем, поэтому был вынужден вновь обратиться к ней за помощью, зная, что больше никто в целом мире не сможет помочь ему.

Он впервые ощутил себя одиноким и покинутым и осознал, насколько был глуп, окружив себя многочисленными лицемерами, лжецами и подхалимами, которых интересовало одно и то же — власть да золото. И только эта Ведьма из Зачарованного леса, одна из всей этой ликующей толпы продолжала быть рядом, не прося ничего взамен и несмотря ни на что.

— А мы с тобой сделаем собственных воинов, — продолжала бормотать та, и глаза её так и заблестели от азарта. -Оловянных, терракотовых, в общем, бессмертных…

Она медленно встала со своего места и осмотрелась, ища лишь ей одной известный предмет. Её высокая и статная фигура тихо и бесшумно проплыла от одного шкафчика к другому, будто бы не касаясь земли босыми ногами и даже не шурша подолом своего одеяния. Тёмно-синяя, практически чёрная как ночь мантия ползла за ней следом, сияя мелкими серебристыми искрами.

— Возможно ли это? — осторожно спросил Принц, не решаясь даже сдвинуться со своего места. Он так и застыл посреди комнаты, словно околдованный её магической аурой и этим сладким запахом лиловых цветов.

Треск поленьев, шелест листвы за окном, биение собственного сердца и звук прерывистого дыхания — всё это вдруг потонуло в её звенящем смехе. Но смеялась она не злорадным, неприятным и оглушительным хохотом, упиваясь им, как пряным вином, а как-то по-детски наивно и легко, будто бы и без особой причины, лишь потому, что вдруг стало радостно на душе.

Она подошла к нему своей кошачьей поступью, обдавая уже более отчетливым запахом цветов и озона.

Дождевая туча в солнечный майский день.

Жар её дыхания едва коснулся его уха:

— Всё возможно, мой милый принц. Не сомневайся и просто поверь.

***

Поле боя напоминает развалины какого-то замка: из снега то и дело выглядывают то терракотовые осколки и глыбы, то мелкая каменная или оловянная крошка, больше похожая на чей-то древний прах, что рассеивается по ветру.

Впрочем, так оно и есть…

Стая ворон, как чёрные призраки, уже кружат в воздухе, каркая и хлопая крыльями. Самые смелые скачут по бездыханным телам или поедают гниющую плоть крыс и мышей, впиваясь в неё острыми клювами.

Свежие серебристые лужи металла стремительно твердеют, покрываясь корочкой с мелкими, практически незаметными трещинами. Но павших солдат не так много, как может показаться: ведь даже с оторванными частями тела, совсем не чувствуя боли, они продолжают наступление, крепче сжимая в руках сабли.

Они сражаются просто потому, что в этом их цель, их единственное предназначение в отмеренной им жизни. Безымянные и одинокие — они ничем не жертвуют и ничего не теряют, вступая в самую ожесточенную схватку с неприятелем. Им не о чем сожалеть, нечего бояться, не о чем думать и мечтать. И Принц по-своему завидует им, бредя дальше по дремучему лесу…

***

— Сломай его в своей ладони, будто сердце птицы. Ядрышко закопай в земле на опушке и полей ключевой водой…А затем ступай спать. Я разбужу тебя на рассвете, и ты увидишь, что всё, что не пожелаешь, я смогу исполнить.

Он глядел на орех, зажатый узловатыми пальцами, и никак не мог поверить в то, что вот в этом хрупком плоде сосредоточена судьба их королевства. Легкий как перышко — Принц боялся уронить его и просто даже сжать чуть сильнее подушечками пальцев.

Любое неосторожное движение могло положить всему конец, поэтому он спрятал волшебный предмет в маленькую малахитовую шкатулку, что дала ему чародейка.

— Спасибо! — выпалил он, прижав это сокровище к груди, где оглушительно билось его сердце. — И знай, что можешь впредь просить меня о чем угодно, я… — он сглотнул, решительно расправив плечи, — я не откажу тебе. Я знаю, что ты сильнее и могущественнее меня, но и я могу то, чего не можешь ты.

Она даже не взглянула на него, уставившись в окно, за котором уже ничего нельзя было разглядеть. Давно наступила ночь.

В округлом разрезе её платья, на спине, кожа казалась какой-то неестественно белой, как у статуи из мрамора или как у фарфоровой статуэтки. В этой неподвижной позе, в её томном молчании было что-то тревожное и пугающее, что-то, сулившее недоброе.

— Мне ничего не нужно от тебя, — и, хоть голос её не изменился, Принц чувствовал сквозившую в этих словах печаль и тоску. Но только не мог понять, чем она вызвана и что означает. — Ступай, уже давно стемнело…

Как загипнотизированный, не помня ничего, он скрылся в дверном проёме, последний раз вдохнув грудью приятный сиреневый запах…

***

— Прости меня! Прости меня!

Тишина и только его настойчивое, непрекращающееся бормотание.

Прости меня. Прости меня. Прости меня…

Он уже не помнит, сколько времени прошло с тех пор, как за их спинами раздалось оглушительное, победоносное «Ура!», которое разнеслось грохочущей волной по окрестностям. Последний залп орудий — знак окончательной и безоговорочной победы над полчищем грызунов.

Однако тому, кто ждал этого момента с содроганием и нетерпением, было уже всё равно.

Сейчас Принц шёл, как в бреду, убаюкивая в руках обмякшее и тощее тело Ведьмы, чувствуя, как его руки багровеют с каждой минутой. Он чувствует, как гранатовые капли на снегу становятся всё больше и крупнее, напоминая зрелые ягоды рябины.

Прости меня. Прости меня…

Она бледнее, чем обычно, почти прозрачная, словно из стекла — он видит полосы голубоватых вен, глубокие тени на осунувшемся лице, и едва может различить оттенок её некогда тёмно-серых глаз, что всегда ассоциировались у него с грозовым небом. Радужка кажется мутной, как вода, покрывающаяся льдом. Сухие губы трескаются и алеют от крови, сочащейся из мелких ран, дрожат от озноба, и ему просто невыносимо смотреть на неё.

Они ведь уже на месте, так почему ей не становится легче?

Почему?!

Её голова покоится у него на плече, и она всё ещё слышит, но как-то отдаленно и глухо, как бьется его сердце и как он часто дышит холодным воздухом. Её пальцы цепляются за плотную ткань одежды, не желая выпускать его из рук.

Принц идёт дальше, решительно, хоть и из последних сил, следуя за колокольчиками и бубенцами, развешанными на деревьях.

Прости меня. Прости.

Яркие шёлковые ленты над головой напоминают выцветшие знамёна, но чем дальше, тем их меньше. Зачарованный лес начинался здесь, но в сгущающихся сумерках он вдруг предстал каким-то непривычно мрачным и молчаливым, будто вымершим за день. Нет ни троп, ни дорог, что змеились между кустарников и деревьев; нигде нет ни птиц, ни мелкого зверья, ни силуэта какого-нибудь местного духа или других существ, которые могли бы им помочь.

Тишина в некогда оживленном и шумном месте теперь кажется какой-то зловещей и пугающей.

Сил больше нет.

Блондин падает у ближайшего древа почти без памяти. Тело какое-то тяжелое, будто налившееся свинцом, что он не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, ни пальцами. Он каменеет, затвердевает за мгновения, ощущая затылком грубую и жесткую кору ветхого векового дуба. Но не чувствует ни ветра, ни холода, ни боли, ни собственных слёз, катящихся по его щекам.

Он — оловянный солдат из собственной армии, но с оставшимися отголосками мыслей и чувств.

Ему страшно думать, что это конец, и он сильнее прижимает Ведьму к себе, боясь хоть на секунду отпустить её: вдруг она так же, как и те, другие, рассыпется у него в руках, превратится в мелкую звездную пыль и развеется на ветру? Вдруг за долю секунды от неё ничего не останется— ни терракотовый пыли, ни кусочка олова, ни цветочка из грозди сирени, ни легкого, эфемерного контура её тела?..

Блондин цепляется за неё, как за что-то дорогое и важное, хотя никогда и не знал значения этих слов, никогда не чувствовал такой жадной необходимости быть с кем-то настолько, чтобы болезненно щемило и сжималось сердце.

— Прости меня, прости меня, — тихо и уже даже неосознанно он шевелит губами, проговаривая эти слова как мантру или заклинание. Снова и снова, практически и сам не веря, что это поможет.

Даже место силы, этот Зачарованный лес, и то не смог ничем помочь.

Принц дышит ей на ладони и щеки, кутает сильнее в тёплую мантию и незаметно для себя роняет горячие слёзы на её лицо и тёмные волосы, будто бы эти солёные капли способны растопить смертоносный хлад.

— Поверь…ведь я верю, — от морозного белого её дыхания в глазах его вдруг всё плывет, искажается, как цвета на поверхности воды.

То ли кажется ему, мерещится в бреду, на грани полного беспамятства, то ли взаправду она вдруг оживает из слёз его и горячих молитв. Она смотрит на него своим пронизывающим и пристальным взглядом и тянется к его лицу, шепча алыми от крови губами:

— Я верю, и ты поверь…

Еще почитать:

Ласковая Нойрин

Свет средь Тёмных веков* — В поход

Брелок 

Хроники ленивого — Глава 2